КАЗАЧИЙ  НАРОД

Ген. И. Н Коноводов

Издание
Казачье-Американского Народного Союза
Нью-Йорк, Н. И., США.
1965 год.

ЧАСТЬ  I

СОДЕРЖАНИЕ:
1.          ОТ АВТОРА
2.          ПРЕДИСЛОВИЕ
3.          БИОГРАФИЯ АВТОРА
4.          ЮНОСТЬ КАЗАКА
5.          РОДИНА КАЗАЧЬЕГО НАРОДА
6.          О ДРЕВНЕМ ПРОИСХОЖДЕНИИ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА
7.          ДРЕВНИЙ ПЕРИОД
8.          БОСПОРСКОЕ ЦАРСТВО
9.          АЛАНЫ
10.        БОЛГАРЫ
11.        СРЕДНИЕ ВЕКА  (ОТ  IV СТОЛЕТИЯ) - ХАЗАРЫ
12.        ПЕЧЕНЕГИ
13.        ТОРКИ
14.        СЛАВЯНЕ
15.        МАДБЯРЫ-УГРЫ
16.        ПОЯСНЕНИЕ К ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ КАРТЕ ЭПОХИ ХАЗАРСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ ДЕРЖАВЫ
17.        РУССЫ
18.        ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУСИ
19.        ЕЩЕ О ТОМОТОРОКАНСКОМ КНЯЖЕСТВЕ
20.        ПОЛОВЦЫ-КОМАНЫ ИЛИ КУМАНЫ
21.        КАЗАЧИЙ НАРОД В ЭПОХУ ТАТАРСКОЙ ОККУПАЦИИ
22.        БРОДНИКИ
23.        ЕЩЕ О ТАТАРАХ
24.        ПЕРВЫЙ ЯРЛЫК
25.        СИЛА МОСКОВСКОГО  ГОСУДАРСТВА
26.        ВЕЛИКИЙ  ИСХОД  КАЗАЧЬЕГО НАРОДА
27.        ВОЗВРАЩЕНИЕ КАЗАКОВ НА РОДНЫЕ ПЕПЕЛИЩА
28.        ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТА ЭПОХИ МОНГОЛО-ТАТАРСКОЙ ОККУПАЦИИ С 1237 ГОДА
             КАРТА: PARTIE NERIDIONALE DE MOSCOVIE, то есть ЮЖНАЯ ЧАСТЬ МОСКОВИИ 
29.        СРЕДНЕ-АЗИАТСКИЕ КАЗАКИ
30.        ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА
31.        КОЛОНИЗАЦИЯ ЮГА
32.        ВЕЛИКИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ
33.        ОСОБЫЕ ПОДВИГИ КАЗАКОВ-МОРЕХОДОВ


ОТ АВТОРА

   Всем известно, что ни одному из историков не удалось написать Всеобщую Историю, охватывающую все народы земного шара. Попытка историка Моисея иудейского изложить Всемирную историю, оказалась лишь прообразами воображения и литературного творчества, в стиле сказки. Проникновенные писатели Давид и Соломон, а также пророки ничего с прошлой жизни народов не внесли новых откровений, ибо "Начало Начал" Вселенной "до времени" скрыто Великой тайной. Также и последующие историки, начиная с Геродота считающегося "отцом истории", Страбона и других дали исторические сведения, на основании данных предшественников прошлого: записей, сказаний, преданий, легенд, мифов, дополняя лишь фактами их времени. Таким образом, прошлое пополняется последующим, но это не значит, что их исследовательская работа-результат компиляции (переписывание чужих трудов). Нет, записанное прошлое уже вошло в природу и стало самой природой, а поэтому последователей нельзя обвинять в своеобразном эгоизме использования трудов предшественников, - они берут уже от установившейся исторической природы, как из источника природной ключевой воды. Так и я, скромный публицист, а не историк, из ряда исторических фактов, описанных большими и средними историками античных времён и современных, беру их квинтэссенцию и вырисовываю свой труд, приводя все известия и факты, обычно разрозненные, в систематическую стройность, в их хронологическом порядке от древности до современности, склоняя благодарно свою голову перед могилами, ушедших в иной мир.
   Особенно благоговейное почитание возношу великому Византийскому императору Константину Багрянородному, который точно указал древнюю страну на Кавказе наших казачьих предков, под наименованием "КАЗАКИЯ". Глубоко благодарен историкам: персидским, арабским, во главе с Масуди, немецкому Шереру, французам: Лесюру, Мишелю Девису, англичанам Флетчеру, Кляпроту и другим. Благодарен также и русским, не потерявшим свою совесть: Григорьеву, Устрялову, Соловьёву, Левшину, Рядлову. Особенно память знаменитого языковеда академика Н. Я Марра, доказавшего, что имя "Казак" определено на чистой основе "Каз" и что "Казахи" - предки Казаков, что подтверждают и современные археологи: Руденко, Тышнепаев и другие. С большим уважением отношусь к маститому археологиу профессору М. А. Миллеру, осветившему духовный мир Востока, в эпоху великого переселения народов с Востока на Запад. Не забываю почтить и своих Донцов: А. Попова, Быкадорова, Буданова. Благодарен даже тем историкам Московии, пронизанным шовинизмом и злыми чувствами крепостников, мечом, отравленным поносящих недостойными эпитетами свободолюбивый Казачий народ и тем освещающие ярко московский рабовладельческий мир, как контраст свободе Казаков. Имя их Забелин и поляк Броневский, изменивший своей родине Польше и ставший холопом Москвы.
   Не смущаюсь перед гневом теней, ушедших в иной мир деспотов: князей, царей и духовных руководителей Московской Церкви за свою гражданскую смелость их воскрешения перед духовным взором читателей и, придерживаясь объективного сочетания исторического реализма и романтики прошлого, покажу в своём труде и своих, по происхождению Казаков, предателей. Да познают потомки Казачьего народа историческую Истину и Правду.

Франция. Генерал И. Н. Коноводов
ПРЕДИСЛОВИЕ

      Ещё на скамье реального училища, изучая русскую историю, имея почти всегда пятёрки, я, однако, недоумевал: почему же в средне-учебных заведениях не преподают и Казачью историю. Долго я боролся с соблазном, но, наконец, спросил преподавателя истории москвича об этом. Он, мило улыбаясь, как первому ученику, сказал: "Да зачем это какая-то отдельная Казачья история, - ведь казаки есть русские люди, а русским людям нужна правдивая русская история величайшей Российской империи. А что казаков назвали казаками, так это по их воинскому сословию, как и у русских есть сословия: драгун, улан, гусар, гвардейцев..." Опечаленный я отошёл от этого московского "просветителя".
   Приехав на каникулы в имение своего родного деда, родившегося в 1809 году - Кавказского воина, прекрасно грамотного, много видевшего на своём веку, и он разъяснил мне, что Казачья История строго запрещена правительством, что ему приходилось встречаться с Войсковым Старшиной В. Сухоруковым, в ставке генерала Паскевича на Кавказе, что историк Сухоруков, казак с высшим образованием, написал историю Донского Войска, но её арестовали, самого Сухорукова выслали на Кавказ в армию под надзор. С Кавказа его гоняли в Финляндию, на Турецкий фронт, затем опять на Кавказ, и до тех пор гоняли, пока он и умер, вдали от родного Дона, куда въезд ему был строго воспрещён.
   После этого в мою душу вонзилась какая-то заноза; временами она затихала радостью надежд юных лет, то вновь давала чувствовать свои уколы.
   В 1904 году мне пришлось быть юнкером на традиционном торжестве, в городе ЧЕРКАССКЕ, по случаю ежегодных воспоминаний о грандиозных сражениях Казаков с Турками за обладание крепостью Азова. После великолепного парада и торжественного молебна в Соборе, собравшиеся казаки низовых станиц разместились не в самом городе, а на зелёном лугу, на берегу Дона, в раскинутых палатках и около расставленных широко столов, и Тихий Дон загулял, - старинные песни понеслись по Дону...
   На следующий день я посетил Собор. Он был открыт, молящихся ещё не было, в ожидании панихиды. Ктитор Собора показал мне достопримечательности его. Меня поразили великолепные иконы греческого старинного письма, хранящиеся в специальных застеклённых столах. Таких драгоценностей: бриллиантов, алмазов, сапфиров рубинов и других драгоценных камней, в таком громадном количестве окаймлявших эти иконы-жертвы казаков в веках, я не видел впоследствии ни в Петербурге, ни в Москве, а только в Соборе Лурда во Франции.
   Выходя из зала Собора, я увидел в притворе Собора глубокого старика, который стоял, обратившись к стене, что-то шептал и крестился. Мне это показалось странным и я, остановившись около старика, почтительно спросил: "Дорогой дедушка, что же это Вы стоите около стены одинокий и молитесь, а не в самом Соборе?" Он, как-то вздрогнув, повернул ко мне своё светлое лицо, обрамлённое белой бородой патриарха, глаза его загорелись радостным блеском, как бы перед каким-то светлым видением, обнял мою голову и ласково заговорил: "Скоро начнётся панихида по убиенным великим Атаманам и Казакам героям Азова, а вот по самому-то, из всех великих, Атаману, панихида запрещена", и он указал пальцем на низ стены, где была вделана зацементированная громадная цепь: "Вот здесь-то прикован был орёл Дона", глухо с рыданиями в голосе продолжал старик и замолк; затем он истово осенил себя крестным знамением, стал на колени и благоговейно поцеловал цепь. Меня это поразило, и какая-то дрожь пробежала по телу, мелькнула мысль: сумасшедший... Но лицо его горело таким осеянным вдохновенным взором своих чудных ласково-грустных глаз, из которых сочились слёзы, как те бриллианты, которые я только что видел на иконах, что я схватил руку старика и жалостливо спросил: "Дедушка, почему же ты плачешь, дорогой!". Он дрожащим голосом ответил: "Я целовал эту цепь, как Казачью святыню, к ней был прикован знаменитый во всей Истории Донской Атаман Степан Тимофеевич Разин, который твёрдо стоял за Свободу Казачьего народа и хотел, жертвуя собой, освободить и русский народ из рабства царей, но своими же казаками Иудами был предан, и этой казачьей гордости, апостолу святой Свободы, в Москве отрубили голову, чтобы затем превратить и свободолюбивый Казачий народ в рабов. Целуй же и ты, дорогой сынок, эту цепь - святыню и таким образом мы совершим панихиду". В каком-то лихорадочном состоянии я склонился и поцеловал цепь...
   В притвор входили стройным шагом, во главе с есаулом Н. А. Красновым - любимцем юнкеров - мои по классу товарищи, а за ними священник с хором, старые и молодые казаки, казачки, дети. Панихида началась...
   Долго носила меня судьба: по стогнам России, Польше, Румынии, Болгарии, на Карпатах, в Эстонии, Литве, на Кавказе, в 1913 году и начале 1914 г. побывал в Германии, изучая и этот трудолюбивый народ, удивительного порядка, народной дисциплины, поразительной чистоты не только в домах, но и на улицах я не видел даже случайно брошенной бумажки; чувствовалась в народной массе гордость своим благоустройством и гражданским достоинством, а также любовь к Родине до самопожертвования. Был неоднократно в Петербурге и Москве, где поразило меня яркое расслоение народа на высших надменных и низших, рабски склоняющих свои головы. И везде и всюду за мной как тень следовала цепь Атамана Разина. Она явилась в моей судьбе, как Альфа и Омега, как жизненный университет историко-филологического факультета. Во время всеобщей конской переписи я объехал почти всю Рязанскую губернию, и передо мной кошмарной пеленой расстилалась деревня, её ужасающая нищета, грязь, душевная и физическая скверна, рабство, жестокость и низость, жадность, неслыханное равнодушие брата к брату, мужика к мужику. Но на этом фоне человеческого ада, однако, выступали одинокие отдельные образы такого страдания такой праведности, такой бесконечной боли, и сквозь поруганную осквернённую человечность все же светился огонёк оправдания Добра и какой-то святости души. И те случаи смерти от голода и мороза, про которые согретые и насыщенные читали в газетах, были в деревне обычным явлением, не вызывали у многих чувства сострадания, а они ведь были живые факты, именно от голода, в самом буквальном смысле этого страшного слова. Мне приходилось видеть таких бедных старух, брошенных сыновьями на произвол судьбы, - они всю жизнь недоедавшие, давно уже сухие, тощие мумии смиренно умирали... Их было много, неблагодарной Землёй забытых людей. И когда всё это видишь: Зло сверху и горе снизу, то не только беспредельную жалость чувствуешь, но болит сердце, болит совесть...
   В пору юности, пусть наивной, но искренней, когда души людей вообще светлы, когда на прозрачных помыслах не успевают ещё осесть копоть и пыль житейской низменности, когда при условии низкого уровня эстетической культуры общественности, то порой возникает в душе требование к истории прошлого найти страду, что она дала, чем укрепила жизнь людей в их естественном стремлении хотя бы к элементарному счастью, какое наметила просветы в перспективе. И когда прочитаешь русскую историю, заполненную убийствами князей друг друга, военными грабительскими предприятиями, прославлением "великих деяний" князей и царей, главным образом проявляемых в порабощении других народов, то в этой кромешной тьме видишь только чёрные лики царей, и невольно спрашиваешь, а где же Народ?, ибо его в истории не видно абсолютно: чем он жил, радовался ли под "скипетром" или рыдал, был ли горд или апатичен, пытался ли в труде найти успокоение или был ленив, поднимался ли на высоту патриотической жертвенности или падал в духовном бессилии, понимал ли красоту свободной жизни и человеческого достоинства, пытался ли закрепить этот идеал или пассивно предоставлял право сильным увеличивать планетарное рабство, молился ли он или богохульствовал, восстал ли или рабски смирялся???
   Ответа на эти волнующие душу вопросы во всей русской истории нет. И создаётся впечатление, что этот закамуфлированный народ, как будто, совестился золотых лучей Солнца, ароматов дивных цветов, не замечал великого факта прекрасной природы, не знал личного счастья и как бы отнимал от других, но и у себя право на самих себя, на свою долю земного пиршества, когда не умеют и не смеют быть счастливыми и свободными, тогда естественно и к свободному творчеству не будут они иметь доступа, и никто из них не станет вольным творцом культуры.
   И когда вспоминаешь и своих юных друзей, близких по уму и сердцу, как они "безумно" мучительно хотели личного счастья, прекрасных черт молодого лица, женской ласки, слёз любви. Чувства радости манили их, и они украдкой заглядывались на красоту Божьего Мира, на развёртывающуюся кругом прекрасную панораму родных полей, но в определённом настроении воспитанная мысль, в атмосфере политического гнёта свыше, а также ложная совестливость, подобная ложному стыду, толкали эту чудную, пронизанную вольностью молодёжь, в тесную "российскую" казарму, требовала отречься от счастья и презреньем клеймить верхи сытых людей, променявших туманы и холод ненастья на блеск властных лучей.
   И вот эти линии света и тьмы тянутся, чередуясь на протяжении тысячелетия истории, и искры Света всё более и более гаснут...
   В творчестве каждого писателя неизбежным элементом входит естественная любовь к людям, - к тем самым людям, которые в той или иной форме составляют государство и конечную цель исторического изображения. Однако, у великих талантов эпоса и драмы, она является сокровенным корнем: они как бы стыдливо охраняют её от чужих взоров, и в своём произведении жизни похожи на природу, которая "добру и злу внимает равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева". И это, что они создали, пробуждает в нас доброе чувство. Но этот внутренний свет любви и добра к людям они зажигают как бы бессознательно, и он горит у них так, что источник его остаётся невидим.
   В произведениях же историков Московии не только фигуры озаряют светом рабовладельчества, но и прямолинейно обнаруживают откуда идут монотонные злые лучи этого страшного сияния, - то есть всякий раз откровенно и явственно показывают нам свои малоприветливые души, очарованные подарками династий. Живого человека, как земную движущую силу, в его обыденной жизни и в пылу даже сражений у этих историков трудно найти. Обрисованы лишь князья, цари, полководцы да барабанный бой с лозунгом: "гром победы раздавайся, веселися храбрый росс". А этот затурканный, загипнотизированный властью и побоями "росс", не знает даже элементарной истины: за что он умирает, оставляя жену и детей голодать. В такой исторической "литературе" нет воздуха, не чуется дыхания Космоса и перед нами на пространстве Московии, правители заботятся исключительно о собственных специфических делах захвата им не принадлежащего, заглушения национальных чувств других народов и насилия над ними, не дорожа абсолютно своей загадочной связью с Вселенной. Как ни широка сама по себе сфера человеческих страстей и страданий, но в сравнении с тем, что её окружает, она кажется мелкой, замыкаясь в своём эгоизме.
   Для того чтобы мы, люди, были свободны от этого упрёка и себялюбия, необходимо царство наших людских интересов показывать в его существе и вечной основе и приводить его в соприкосновение с другими областями Мировой жизни, идущей по пути общечеловеческого идеала. Такового метода мышления у историков Московии не найти, ибо они - крепостники - этот метод считают ересью.
   И только великий писатель немецкого происхождения Лев Толстой пытался вскрыть этот зловещий нарыв, в своих лучших произведениях: "Казаки" и "Война и Мир", но московскую рабовладельческую стихию не победил. Она остаётся несокрушимой до сегодняшнего дня. Не пронизали эту стену "тюрьмы народов" ни великий африканец Пушкин, ни шотландец Лермонтов, ни белорус Достоевский, ни украинец Гоголь.
   Стоит тюрьма, как неприступная крепость и шарахаются в испуге от неё народы Европы и Азии...
   И, вот, всё это виденное, прочитанное, подкрепляемое долгим житейским опытом, заставило меня на склоне лет, перед близким уже полётом в иной Мир, отрываясь от прекрасной Земли, поведать родным Казакам, в особенности светлой молодёжи, свой труд о "Казачьем Народе".
   Да услышит она, дорогая молодёжь, символический звон цепи Атамана Степана Разина!

Декабрь 1964 года       Генерал И. Н. Коноводов, бывший Депутат Донского Войскового
                                     Круга (Парламента) и Начальник 8-й Донской Казачьей дивизии

 
БИОГРАФИЯ АВТОРА

   Генерал Иван Никитич Коноводов родился 19 октября 1884 года, в хуторе Беленском (древний городок у подножия Донецкого кряжа, на берегу реки Северского Донца - район станицы Гундоровской). Окончил 5 классов Гундоровского училища, поступил в 4-й класс Каменского реального училища. Однако, отсутствие средств у родителей, кои расходовались на содержание старшего брата Якова в учительском институте г. Белгорода, вынудили Ивана Никитича оставить реальное училище, при переходе уже в 5-й класс и помогать отцу в хозяйстве. Однако, Иван Никитич занимался самообразованием, и каждое воскресенье, праздники Рождества Христова, Пасхи и другие просиживал за книгами. На каникулы приезжал его брат Яков и восполнял его знания, так что экзамен за 5-й класс реального училища автор выдержал экстерном. Таким же манером выдержал он и за 6-й класс, но уже через год. Для увеличения бюджета отца, Иван Никитич работал на шахтах Гундоровского района с конём, получая один рубль в день (тогда большие деньги).
   В 1904 году в станицу Каменскую прибыл Начальник Новочеркасского военного училища полковник Каледин. Он очень уважал деда Ивана Никитича за то, что он учил отца Каледина на Кавказе и помог ему выдвинуться в офицеры. И вот Каледин и уговорил деда обоих братьев отдать в его распоряжение. И братья Коноводовы стали военными.
   В 1908 году Иван Никитич вышел в 3-й Донской казачий, Ермака Тимофеевича, полк, и на втором году получил орден Св. Станислава 3-й степени.
   В 1913 и частично 1914 г.г., обладая большой зрительной памятью, был командирован в Германию для исследования границ Австрии и Германии по р. Эльбе.
   В 1914 г. вышел на войну. Командовал сотней. В 1917 г. был помощником командира полка по хозяйственной части 20 полка, который избрал его депутатом в Большой Донской Круг (Парламент). С опасностью для жизни, когда бушевали московские ("русские") рабы, выполнил поручение Донского Атамана генерала А. М. Каледина, потребовавшего 3-й Донскую дивизию на Дон. С успехом провёл Иван Никитич передовые эшелоны дивизии до ст. Усть-Медведецкой, через опасные места: Александровск-Царицын.
   В 1917 г. был Иван Никитич всенародно избран командиром Донского Гундоровского революционного полка. Слово "революционного" послужило основанием получить некоторое количество винтовок от революционного комитета ст. Каменской. В последних числах января 1918 г. Иван Никитич поднял восстание против русских коммунистов. Бои шли почти беспрерывно. Но с севера наступала армия Антонова-Овсеенко, а с запада армия прапорщика Саблина и Ворошилова. Пришлось бросить ст. Гундоровскую и полк перевести за Донец. Послана была делегация к немцам, и при их помощи весь Донецкий Округ был очищен. В мае 1918 г. И. Н. Коноводов был избран депутатом в Круг Спасения Дона, командуя одновременно своим родным полком, который за высочайшую доблесть Верховным Кругом был пожалован званием "Георгиевский". В 1918 году, в конце был назначен командиром 6-й Донской пешей бригады, а в 1919 г. начальником 8-й Донской дивизии.
   За время войны с Московскими гуннами ("русскими"), был три раза ранен и тяжело контужен всей левой частью тела. За все военные деяния был пожалован орденами: Св. Станислава 3 ст., Св. Анны 3 ст., Св. Станислава 2 ст., Св. Анны 2 ст., Св. Анны 4-й ст. за храбрость, Св. Владимира 4 ст., Св. Владимира 3 ст., на шею и Св. Станислава 1 ст. Был представлен к Св. Анны 1 ст., но было уже поздно - заграничных представлений Иван Никитич не принял и своего в чин генерал-лейтенанта производства тоже, дважды от него отказывался, при Атамане П. Н. Краснове, когда ген. И. Н. Коноводовым была выведена дивизия из окружения около Борисоглебска, тяжело раненым в грудь двумя пулями и при Атамане А. П. Богаевском на Лемносе.

ЮНОСТЬ КАЗАКА

   Многие из нас уже забыли, какой вид имели для нас люди, вещи, вся обстановка жизни на заре нашего сознания; когда младенцу, появившемуся по воле Провидения, всё окружающее его представлялось миром чудес.
   Мы ведь знали сперва один только четырёхугольник своей детской, где за сундуком было много вещей: катушки от ниток, бумажки, коробки без крышек, тряпки, крыло от гуся, которым стиралась пыль. Мама наша казалась нам какой-то интересной куклой, двигающейся по комнате; бегающая по комнате игривая чёрненькая кошка похожа была на шубу папы, если бы только у шубы были глаза и хвост. Нам казалось, что мама одевает нас, кормит, укладывает спать, и это понятно, но для чего существует папа - неизвестно. Он то надолго уходит, то приходит, что-то говорит на плохо понятном языке; от него всегда веет свежестью.
   А за окном, на улице много пап, мам, тётей, бабушек и седоватых дедов, лошадей, коров, собачек, которые крикливо что-то говорят. Для детей весь Мир обращается в сплошную детскую. Мы теперь даже представить не можем всего: кругом нас - известное, старое, примелькавшееся - дворы, лошади, повозки, коровы, собаки, люди, сады, левады с тополями, поля, хутора, станицы, города. А когда то все краски бытия были свежи, всё было новое, всё было первое. Как далеки мы ныне от первого, исчезнувшей поры милого, дорогого, незабвенного, пленительного детства! И когда мы извлекаем из обильных слоёв, накопленных за жизнь впечатлений, тогда новым светом загорается всё поблекшее, и перед нами встаёт очаровательный детский образ.
   Как эти ребята так естественны в наивности своих разговоров, в этой смене интересов, блещущих неожиданными вопросами и переходами, иногда комически серьёзными, или серьёзно щемящими душу откликами детского плача и несчастья.
   Ребёнок повинуется течению собственных мыслей, своему внутреннему миру и образует этим какой-то контраст с увещеваниями папы, мамы, бабушки - воспитателей. Детская радость и детское горе одинакова находит в наших сердцах мягкие и нежные краски для их объяснения.
   Эти маленькие существа образуют своё отдельное самобытное царство, - они живут как бы в особой нравственной части света. Мы на них уже не похожи; многого в нас они не понимают. Мы над ними возвысились своей опытной душой, своим взрослым умом, и оттого наше отношение к ним подёрнуто дымкой нежного смешливого юмора.
   Однако, населяя особую детскую республику со всей окружающей средой, они в то же время - и мы сами; они - наше прошлое, и в них растёт наше будущее.
   Мы были ими, и они станут нами. Оттого и производит такое своеобразное впечатление зрелище детей, эта республика, или, вернее, анархия малышей: они одновременно и кровно близки нам, и далеки по миросозерцанию от нас, именно эта игра на близком и далёком, создаёт забавные и чарующие эффекты детской.
   Наши дети - "кудрявые дети", это - мы. Нельзя этого не сознавать тому, кто любит детей.
   И можно ли наказать за шалость мальчика, когда он касается своей щекой волос отца, и на душе у последнего становится тепло и мягко, так мягко, как будто не одни руки, а вся душа его лежит на тёплой куртке мальчика.
   Так дети умиляюще и тепло действуют на всякого, кто смотрит на них с высоты своего взрослого роста, своей долгой жизни, обманувшей и обидевшей.
   Миниатюрные люди, впрочем, лелеют громадные замыслы. Проникнувшись Майн Ридом, они собираются в "Америку" и уже сии не Вани, не Пети, а "бледнолицые братья" или "Монтигомы-Ястребинные Когти, вожди непобедимых". М они двинулись бы в поход, добывая пропитание охотой и... грабежом, но жалко оставлять маму.
   У человеческих миниатюр нет ещё наших волнений, наших чувств то возвышенных, то пониженных, но скоро они проснутся от мечты, чтобы понять окружающую их жизнь. Ребёнок доверчив к Миру, и поэтому к нему родителям нужно относиться мягко и вдумчиво, направляя его шаги, ещё неуверенные, по пути доблестных свободолюбивых предков.
   В доме, покуда его не посетило несчастье, бегают ребятки: причёсанные, умытые, весёлые и глубоко убеждённые в том, что на этом свете всё обстоит благополучно, и так будет продолжаться без конца, стоит только по утрам и, ложась спать, молиться Богу. И бедные дети усердно молятся Ему и с благоговением входят в церковь, где Он живёт. Если там, при всём стремлении к серьёзности, их не покидают шаловливые и грешные мысли, то они в этом неповинны, их и во всяком случае свою вину искупают самым искренним раскаянием.
   На страстной неделе они идут в церковь на исповедь. Но по дороге они видят дерущихся мальчиков и им тоже хотелось бы вступить в схватку, но, вспоминая проповедь священника: "любить других, как самого себя", они сдерживают порыв воинственный и начинают считать дерущихся великими грешниками и, что их нечистые духи схватят и потащат в огонь вечный. Но, если они будут слушаться родителей и подавать нищим копейки или бублики, то Бог сжалится над ними и пустит их в рай...
   Бог пустит детей в рай не за копейки или бублики, а за то, что душа ребёнка, несмотря на свои наивные помыслы, чуткостью своей поднимается на самые высоты религиозного настроения.
   Он переживает нечто глубокое. Ему, прежде всего, бросается в глаза большое распятие, а по сторонам Его Божья Мать и Иоанн Богослов. Богородица и любимый ученик Христа молча глядят на невыносимые страдания Распятого и, мальчик чувствует, что он не может им помочь ни словом, ни делом, что он способен только на шалости и это глубоко волнует малыша и он видит, что Богоматерь и ученик Христа тоже жалкие и одинокие и нет вокруг, кто бы их утешил, и он не чувствует как по его розовым щекам струятся капли серебристых, тёплых, солоноватых слёз...
   Зато, как умиляет душу ребёнка Исповедь!
   Каждому из малышей хочется поскорее очистится от грехов и поэтому у занавески преобразовалась пробка. Всем желательно попасть первым. И вот первого, который упорно держит своё место, - второй оттягивает его за волосы, первый оборачивается к обидчику и бьёт того свечой по голове. С минуту слышится треск свечей. Но, вот,ктитор кричит: "Дети, не шумите!" Битва у "рая" стихает, лишь слышны пыхтения бывших бойцов. На исповеди многого не понимают мальчики от волнения, на вопросы священника отвечают искренне, не своим, а каким-то чужим голосом, вспоминают одинскую Богородицу и свою маму и им хочется плакать и просить прощение...
   Ужинать в этот вечер нельзя: завтра причащение, и хотя мальчик и закрывает глаза, мечтая, как бы хорошо было бы претерпеть мучения от какого либо Ирода, жить в пустыне, питаясь акридами, но перед этим хотя бы скушать один пирожок с кислой капустой...
   Но доверчивость ребёнка к жизни скоро начинает колебаться. С невыразимой печалью нужно отметить то горькое недоумение, какое испытывает ребёнок при столкновении с пошлостью и жестокостью взрослых людей, с трагизмом Судьбы. Мучительно видеть, как происходит неумолимое искажение "малых сил". Неотразимое пошлое влияние гнетёт их и искра Божья гаснет в их сердцах и они сплошь и рядом вырастают в отравленной среде и пополняют собою провинциальную толпу человечества.
   Жизнь виновата перед детьми. Она туманит эти чистые кристаллы. На них дунула жизнь, что в ней есть зловещего. И загорятся ли в их молодых сердцах прежние, ясные, искромётные огоньки? Да! Если их родители окажутся достойными своего высокого назначения1
   Мальчик, рождённый от казака, помнит ярко незабвенную сцену, когда отец, с ликующим лицом, впервые посадил его на коня. Радости, восхищению не было конца. Он цепко ухватился за гриву, когда отец стал проводить коня по двору, сперва шагом, а затем лёгкой рысцой. Ссаживая сына на землю, отец торжественно сказал: "будь казаком!" Что такое Казак? - в юной голове не укладывалось, но должно быть Казаком - это что то величественное, и мальчик бежит к седенькому дедушке, который всё видит и всё знает и тот рассказывает внуку о былом Казачьего народа.
   Вдумчивые, впечатлительные и любознательные дети, если им рассказывать родную казачью историю, как сказку, запоминают до деталей все услышанное на всю свою жизнь.
   В школе, на большой перемене, когда детвора, рассыпавшись по двору веселится разнообразными играми, какие-то дерзкие мальчишки, видя ловкость в движениях казачат и завидуя им, кричат: "Да вы, ведь, не казаки, а русские холопы!" Таких обычно окружают, тормошат, требуя ответа, "что такое холопы?". Те, обычно струсив, всё же говорят: "А вы спросите учителя и он вам скажет, а мы говорим правду". Толпа возбуждённых казачат движется к учительской. На вопрос их, учитель русского происхождения, обычно объявляет, что казаки действительно бежали от русских самовольно, украдки, а слово "холоп" - слуга - работник плохого поведения, что некоторые "холопы" были вроде разбойников. Тогда казачата кричат: "Так зачем же вы - русский, - приехали к разбойникам? Казаки работают больше русских лентяев и среди нас не было и нет разбойников!" Учитель, грозя, что за поведение он поставит тройку вместо пятёрки, уходит и затворяется в учительской, где слышен спор казачьих и русского учителей.
   После таких инциндентов, игра во дворе принимает своеобразный характер - расслоения на группы, дразнящие друг друга. Так, русские кричат на казачат: "Эй, вы - Чига востропузая (Чига - народ кавказского происхождения)", а казачата отвечают: "Эй! Лапти с подковырками и грязными дырками (лапти из древесины Липы, заменяют у русских ботинки)". Некоторые украинские дети принимали участие по стороне русских, а потому и они получали своё.
   Таким образом, в школе со смешанным населением, пробуждались национальные чувства по группам.
   На этой почве происходили в праздничные дни ожесточённые драки, и станичной администрации приходилось разбирать дела "боевых сражений", когда в результате оказывались искалеченные.
   Но, вот, наступили, наконец, тихие летние ночи. Казачата любили ту природу бесконечных родных полей и те часы, когда накануне Праздника собираются отдыхать и поле, и сады, и солнце, - отдыхать, быть может молиться. А казачата и не думают отдыхать - у них свои планы. Накануне избранный "Походный Атаман" объявил приказ казачатам хутора к вечеру собираться на выгоне, чтобы всем двинуться в поход в "ночное" - пасти утомлённых за неделю верных казаку друзей - коней. Каким чувством восторгов бились юные сердца при этих сборах: наспех в сумках клалась снедь, главным образом, хлеб, сало, пшено. Ведь вкусней полевой каши с салом, на свежем воздухе, приправленной разболтанными яйцами, нет в мире другой пищи.
   Пункт "ночного", обычно держался в большом секрете. Знал это только лишь один "Атаман", да подручный ему "есаул". Шуи и разговоры, впредь до приезда до желательного участка, строго воспрещались, чтобы кто не узнал в каком направлении пошла колонна. Обычно, даже избегали дорог. Ехали на неосёдланных конях по траве тихо, бесшумно, ориентируясь по звёздам.
   Ночью мир являет иное зрелище. Ночью мир не похож на дневной. Тогда спадает с него денная как бы одежда, и он становится глубже и таинственнее; вместе со звёздами ярче и чище загораются огоньки человеческих сердец, - ведь настоящая, самая интересная жизнь у каждого проходит под покровом тайны, хотя бы в мечтах даже, под покровом ночи. Ночью Земля принимает загадочные очертания, и все будничные предметы душа одевает в идеальные покрова. Далёкие огни в поле напоминают лагерь филистимлян; мнятся на буграх и курганах мифические великаны в панцирях, египетские колесницы, запряжённые шестёрками диких, бешеных коней. В сознании чередуются рисунки и сцены из священной истории. Сближаются, как будто, настоящее и прошлое. Одинокий огонь костра бросает свой мистический свет на далёкое, на ушедшее в былое; воскрешается памятная Миру ночь в Гефсиманском саду. Тихий-тихий, тёмно-тёмный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания Петра, трижды отрекшегося от Христа...
   Вокруг костра сидит будущая красота Казачьего народа и она слышит пение петуха в ближайшем хуторе. Бодрые, весёлые, пылкие. Ведутся рассказы, слышанные от дедов; на память приходят степные легенды, все пленительные грёзы, которыми живёт весь мир и дышит ими, все прекрасные сказки бытия. И тогда, в глубоком голубом Небе, в лунном свете, в полёте ночной птицы, летящей неизвестно куда и зачем чудилось казачатам торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни. Ведь мистика ночи охватывает всё живущее на широких полях и очаровывает как колдовство.
   И, вдруг, команда Атамана: " По коням!" Бегут казачата опрометью к стреноженным коням, ухватившись за гриву взлетают на коней. И вот мчится как ураган по полю ватага добрых молодцев, только ветер свистит в ушах, да шумит под ногами коней трава, как плещущееся море. Несутся все за Атаманом в район ближайших хуторов, где по слухам, расположены большие площади бахчей с вкусными сладкими, как мёд, арбузами и дынями.
   Приблизившись к пункту военных операций, "войско" спешивалось, обычно в лощине, оставляли коней на попечение коноводов по три коня на человека, остальные пешком рассыпались длинной по фронту лавой. Вёл их сам Атаман впереди, который строго следил за тем, чтобы "воины" собирали в торбы арбузы с тех участков бахчи, которые были пошире других - побогаче. Небольшие участки не подвергались "реквизиции", чтобы таким образом не обидеть быть может какую-либо бедную вдову. Обычно участки размежовывались линиями посаженных высоких подсолнухов, которые и давали возможность ориентировки.
   Обычно, на большом пространстве бахчей сидел старый столетний дед, помнящий царя Гороха и египецкую царицу Клеопатру, который давно уже потерял слух. Правда, у него хранился самопал турецких войн, и он даже стрелял горохом, не причиняя никому вреда. Да разве услышишь казачка, когда он подползает "на пузе", подобно кошки.
   Но, вот, послышался глуховатый крик совы, - это Атаман подаёт знак лаве отходить к коноводам с тяжёлыми торбами.
   В самосознании не только ребят, но и во всём казачьем населении эти "походы" не считались воровством или грабежом, а наоборот молодечеством и удальством.
   Ведь площади одних бахчей в Казачьей Земле, равнялись площади Бельгии и Голландии вместе взятых. Обилие арбузов и дынь, а также гарбузов (кабаков, тыкв) было колоссальное. Излишки шли на корм лошадей, коров, свиней. Продавать было некому, разве только приедет какой-либо московит ("русский") и, купив целую арбу за бесценок, отправляет арбузы в города по железной дороге.
   Только одни Кубанские казаки оказывались более рачительными: в громадных котлах за станицей варили арбузный мёд, называемый "нардек". Донцы же любили арбузы засаливать в капусте, в громадных бочках. Солёный арбуз, при веселиях на праздниках Рождества и Масленицы, когда водка лилась рекой, считался деликатесом, отрезвляющей закуской, ибо кислота, соединяясь химически с алкоголем, даёт в результате воду.
   Прибывши на стоянку ночлега, казачата принимались за утоление своей жажды от волнений при "реквизиции" и скачки. При этом один арбуз съедался всадником, другой же отдавался коню-соучастнику. При этом интересно отметить, что какая бы конная колонна малышей или взрослых, при секретных походах, своими инстинктами сливались воедино: конь и казак. Каждый казачий конь внутренне понимал, что необходимо сохранить тайну и не дать внешнему "врагу" возможности услышать подъезжающих казаков, а поэтому ни один конь не позволит себе, например, заржать, но даже пырснуть.
   Уталивши жажду, казачата ложатся в повалку на траву и чудеснейший сон охватывает их утомлённые тела. Вокруг стана выставляются на все четыре стороны часовые. И Боже спаси часовому заснуть, ибо бывали случаи нападения волка или конокрадов, обычно цыган или иногородних (московиты-"русские"). Пойманного конокрада избивали смертельно, без суда и следствия. Заснувшего часового, по суду всего майдана, секли хворостиной, причём экзекутор предупреждал, что если наказываемый позволит себе плакать, стонать или кричать от боли, то порция ударов увеличивалась. Но самое страшное моральное наказание, - оставить обвиняемого "без суда". Тогда каждый казачёнок в общественных местах, в играх с девочками имел право издеваться, глумиться над таковыми. Обычно изолированный страдал, морально мучился, худел, плохо учился. За таковым зорко наблюдал Атаман, выдерживая искус. После одного-двух месяцев бедного мальчика, превратившегося в "замухрышку", принимали в лоно радости и веселия.
   Непробудно спят ребятки. Но, вот, зычит голос Атамана: "Вставать! " Протирая заспанные глаза, умытые утренней росой, вскакивают, готовые исполнить повеление Атамана: "Стройся в две шеренги!" - слышится команда.
   Обращение на Восток, эта сплошная духовная красота, дружно подхватывает своими соловьиными голосами запевалу и звучит молитва: "Отче наш" - несётся по полю. А из-за горизонта показывается величественное чудо Солнце - прообраз Бога!
   Так воспитывалась молодая сила Казачьего народа!
   Ангел хранитель детей, ведёт их по жизни, сияющих от радости и надежды, но сам Он имеет лицо печальное и задумчивое: Он знает то, что до времени скрыто от детей.
   И новейшая история Москвы, больнее всего сделавшая именно детям, своею окровавленною колесницей переехавшая через них, трагически показала, что неисцелимой печалью своих сердец Казачий народ не искупил страданий детей, и совсем, совсем не открылась перед казачатами тихая, бодрая, радостная свободная жизнь: исторический раб Москвы стал временным господином свободных Земель Казачьего народа и лишь за то, что казаки не раз, а много раз спасали эту кровавую Москву и её одичавший народ от полной гибели.
   В приходских школах казачата усваивали "учёбу" прилежно, старательно, заботясь о том, чтобы к концу года получить похвальный лист. Интерес ребят, главным образом, сосредотачивался на том, чтобы бойко читать и красиво писать.
   Окончив приходскую школу, часть казачат переходили в двухклассное училище, состоящее из пяти классов. Но это не всем удавалось, ибо эти училища располагались в станицах; отправлять детей в далеко стоящую станицу из хутора, было для многих семейств не по силам, ибо это потребовало бы обязательства нанать пансион у станичных жителей, а экономическое состояние хуторян, по мере развития реакции царского самодержавия, шло быстрым темпом к бедственному положению: прирезок земли для хлебопашества всё уменьшался, а справлять сыновей на военную службу за собственный счёт, покупать дорого стоящих коней, обмундирование, снаряжение, как то шашку, пику, добротные блестящие сапоги для "смотра" и обыденного употребления, 2-3 смены белья, до ниток и иголок включительно, красивую фуражку и меховую папаху, - всё это поглощало и без того бедный бюджет казака. А жажда знания всё более и более охватывало казачат, и бедные дети, особенно бедных родителей, за неимением бумаги и карандашей, под руководством своих сверстников, посещающих школу, выводили пальцем буквы, лёжа на животе, по песку, а зимой по снегу. Для девочек женских школ не существовало, привилегией в этом отношении было лишь для девочек духовенства (епархиальные школы) и дворянства - закрытые институты; откуда выходили сплошь и рядом духовно извращённые красивые куклы, неспособные к практической жизни. Выйти замуж за простого казака считалось позором, хотя бы он и был состоятельным. Жизненной же задачей для простой казачки было: работать до изнеможения в поле, ибо муж на военной службе; работать дома по уходу за хозяйством: корова, свиньи, птица, огород, приготовление пищи для детей, обшивать их, обмывать, воспитывать в Духе Божества, украшать свой дом, побелить внутри и снаружи и так его представить, чтобы не было хуже других соседок, - в этом отношении было среди поголовно чистоплотных казачек, до известной степени соревнование. Не забывала казачка и свой красивый сад с сочными фруктами: сладкой вишней, сливой, яблоками и т. п. Бежит она туда: кое-что нужно исправить, то колья пошатнулись, то стена разваливается, то свиньи прорвали плетень.
   Наблюдая за казачкой, диву даёшься: когда она успевает всё это сделать: ловкая, гибкая, сильная носится она по своему царству и удивительно-весёлая и бодрая от сознания, что она принадлежит к благородному древнему казачьему роду.
   А выйдешь в поле, всё оно покрыто в разноцветных платьях казачками, и тут даже казачка, хотя и бедно, но изящно одета. Лицо она сохраняет от загара солнца, прикрывая его вуалью, смазывая лицо кремом из сметаны. Красота лица, чистота тела это - ритуал казачки.
   И вот, работала, как мужчина, сплошь и рядом одна, естественно возникают мысли о любви, о ласке и раздаётся соловьиная песнь: "Кругом, кругом я осиротела, кругом осталась сирота, всё счастье с милым улетело и не возворотится назад..." Песню подхватывает соседка, за ней другая и всё поле, на далёком пространстве, звучит аккордами прекрасных, грудных голосов, и в этих пленительных звуках душа изливает всю женскую скорбь, как молитву о даровании духовных и физических сил для самого дорогого - воспитание родных детей.
   А дети? - Рвутся к науке, а она, как клад в поле, недосягаема. Средних школ мало, а высших и совсем нет. По распоряжению царского русского Правительства открываемые гимназии, на казачий счёт, сплошь и рядом закрываются, заменяя их четырёхклассными городскими училищами в окружных станицах, а главным образом, военно-ремесленными для снабжения казаков, выходящих на службу почти поголовно, обмундированием и снаряжением. Доступ в средние и высшие учебные заведения, фактически доступны для детей казачьего дворянства, искусно созданного царским правительством для расслоения казачьего народа на богатых и на бедных, на "благородных" и "неблагородных", как именовались на правительственном русском языке эти два социальных сословия. Единый бессословный слой казачьего народа, основанный на древних демократических началах, был чисто варварскими мерами разрушен. Для казака просвещение не нужно, - он обязан защищать не свою Казачью Землю, а воевать против внешнего и внутреннего врага, силой навязанного ему рабовладельческого Московского государства и расширять его границы для широчайших размеров своими головами, для грабежа и убийства покорённых народов. Жадность к чужому Москвы неизмерима! При этом Московское Правительство всеми мерами и способами старается вытравить из молодой казачьей души врождённое ему чувство вольности и демократизма, подсовывая извращённую "русскую историю" о том, что казаки никогда не были самостоятельным народом-нацией, ничего в древности не имеющим особого с московитами, и что казаки образовались из "беглых русских холопов".
   В продолжении многих веков велась эта зловещая пропаганда "русификации", но должных результатов всё же не достигала, ибо каждый молодой казак, то ли по рассказам дедов, на основании преданий, то ли по своему атавизму - наследию прошлого, своим инстинктом чувствовал, что он и в коей мере не сходен с "русским", не только духовно, но даже физически. Ведь, чуть ли не каждый казак видел, наблюдал за жизнью и поведением русака, в особенности тогда, когда толпы, иногда в стотысячных размерах, заливали Казачью Землю идучи туда на заработки, во время покосов и уборки хлеба.
   Шли пешеходом, ехали в товарных вагонах. Грязные, нечёсаные, в дырявых одежонках (починить дырки за ленью - считалось праздным занятием).
   В вагон 3 класса железной дороги, казаку, привыкшему к свежему воздуху и телесной чистоте, было противно входить в купе, ибо там стояла такая вонь от грязных тел людей "Святой Руси", что невольно тошнило. И не зря русская литература нередко в своих повестях и рассказах, говоря о "величии русского народа", символизировала его: "здесь русский дух, здесь Русью пахнет". Проехал бы этот писатель хотя бы один раз в вагоне 3 класса, когда этот "народ" ехал на заработки, то он воочию бы убедился, что величие "духа" в вагоне таково, хоть топор вешай! Обычно, все платформы железно дорожных станций были запружены спящими, не сидящими, а именно спящими "кацапами", как их называют казаки. Странно, но этот особенный народ, был способен спать по двое суток беспросыпно, причём, на подошвах своих ботинок, а в большинстве грязных лаптей была мелом написана цифра подённой платы, за которую спящий мог был наняться на работу. Если проходящий казак-старик находил плату подходящей, то он имел право будить, в противном же случаен несходной цены разбуженный, обрушивался таким "русским матом", который только и можно во всей Европе услышать по сквернословию и даже богохульству. Взятую группу рабочих с косами казак-старик усаживал на подводу и вёз к себе домой, причём в чистый дом этих людей сразу вводить было невозможно и не потому даже, что они были грязные, а потому, что с них сыпались "вши". А обычно отводилось им помещение под сараем. Сердобольная старуха-казачка кипятила в большом котле воду и приказывала варить в нём грязные рубахи, а самим обмывать грязное тело.
   Когда рубахи высыхали на солнце и бои с вшами заканчивались, то к обеду выносились большие столы, на них ставилась в больших горшках вкусная пища, главным образом борщ с салом и мясом. Подавались и пирожки с кислой поджаренной капустой и иногда кисло-сладкий арбуз или поджаренная тыква. И нужно было удивляться тому обилию съедаемого, которое вмещалось в желудки этих людей. В этот день о каких-либо работах и разговора не было. На другой день почти тоже, - лишь показывались поля, подлежащие разработке. Каждый казак просто по-христианскому самосознанию считал, что голодный человек - плохой работник, и поэтому рабочих кормил до седьмого поту. И не было случаев чтобы москали ("русские") жаловались хуторскому атаману или станичному на плохую или недостаточную пищу.
   Плата, обычно, была один рубль в день или от десятины. По тем временам рубль был большой монетой.
   За общим обедом был и старик казак, который обычно строго приказывал перед обедом и после обеда перекреститься, что некоторым "богоносцам" не нравилось. Не исполнившим этого или не давали кушать или даже увольняли: раз православный христьянин, значит обязан быть таковым.
   Удивительнее всего то, что эти косари, ведь воочию видели, как живут казаки - перерываются в работе, в особенности в спешную пору покосов и уборки хлеба, спят не более трёх часов в сутки. Всё у казаков во дворе есть: и корова и свиньи и птицы и исправные сараи и беленькие чистые дома и в доме опрятность и одеты прилично, а ведь всё это требует энергичного труда, забот, копить деньжонку на снаряжение казака на службу, а казаку запрещено заниматься торговлей или промышленностью; в отхожие промыслы для заработка тоже запрещено, он должен думать только о военной службе, а ведь русак такой поголовной службы не нёс, и если у него и нет достаточной земли, отнятой помещиками, то ведь существуют ремёсла, отхожие заработки, даётся право торговли. Нет, возвратившись в свою "Рассею", он - русак не берёт пример с дисциплинированного, духовно-оснащённого, энергичного в тяжёлой работе казака. Не берёт примера чистоплотности в доме и вне его, а погружается в прежнюю грязную, нечистоплотную жизнь с сквернословием и жгучей злой завистью к труженику-казаку и только и слышишь его возмущённый возглас: "богатеи-казаки, отобрать бы от них землю". А, ведь, сбоку его, ведь, лежат милллионы десятин их же русских помещиков: на эту землю - запрет, а взять её, - для этого русак - трус! Да и для интенсивной, регулярной работы - ленив! Так и проходит во сне и ругани бесполезная смрадная жизнь! Если и попадает часть крестьян на военную службу, то снаряжают такового с ног до головы на казённый счёт, ни одной копейки на своё обмундирование он не расходует, кормят его на службе достаточно, и, казалось бы, служи и радуйся, что вырвался из грязной избы с тараканами и клопами, избавился от вшей, но и тут не по нему: постоянство ежедневных занятий, "словесность" мало постижимая, заучивание наизусть "присяги" - самодержавному великому нашему государю"; все военные артикулы: отдание "чести" просто и становись "во фронт", крики унтер-офицеров и фельдфебеля: "ешь, сукин сын, глазами начальство, не сморгни!" и "ест" этот очумелый "воин" глазами начальство, но желаемой дисциплины, таковой, как у казаков, нет! И бьют этого "воина", - защитника царя и отечества, по лицу, как в барабан. И начальство, в духовном смысле невежественное, абсолютно не понимает, что дисциплина создаётся не побоями, а воспитанием среды-общества, духовным приобщением лучших качеств родного народа, в среде которого воин родился и вырос. Что духовное наследие создаётся не годами, ни даже столетиями, а тысячелетиями.
   Как можно привить сознательную дисциплину: русскому мужику, которого держат тысячу лет в рабстве? Он внешне, чтобы избежать побоев, воспримет эту дисциплину, а возвратясь в свою родную мужицкую стихию мата и сквернословия, останется по-прежнему тем, каким он был до службы, если не более ещё озлоблённым.
   И поэтому каждый молодой казак, наблюдая русского мужика, проходящего по Казачьей Земле, а также внимательно всматриваясь в него в действующей армии, всем своим существом чувствовал, что русский мужик - особое существо хитроватое, порой злобное, совершенно непохожее на казаков. Но откуда и когда появился на свет Казачий народ, - это была загадка. Деды говорили, что Казачий народ древний, но где был корень, - было скрыто в глубинах веков.
   Пытливость казачьей молодёжи была большая, а Казачьей Истори не было, - она запрещалась весьма строго. Старики туманно говорили, что один казак - есаул не то Порохов, не то Порошин - времён войны казаков с Турцией за обладание крепостью Азов - написал историю об этом, но был арестован, сослан в Сибирь на каторгу, где и погиб. Другой учёный казак В. Сухоруков - времён "Отечественной войны" тоже подвергся аресту и высылке на Кавказ, а с Кавказа его гоняли по всем фронтам действующей армии до самой смерти.
   В Русской истории Иловайского, с которой казачата познакомились в пятиклассном училище, говорилось лишь "о великих деяниях" царей. В этой книжонке была воспроизведена фотография Ермака -покорителя Сибири и текст из двух страниц, в которых говорилось, что Ермак с Донскими казаками занимался разбоем на Волге, затем расскаялся, покорил Сибирь, царство Татарское и преподнёс его царю Ивану Грозному. Всё это сообщалось с явной тенденцией, что так и должны поступать все казаки: завоёвывать своими головами чужие царства в пользу "царя-батюшки". Сама фотография Ермака в этой пресловутой "истории" была какая-то карикатура человека с большой головой, вросшей в плечи, без шеи; на голове героя вместо шлема торчала плоским блином какая то железная решётка, прикрывающая только верхнюю часть головы, на подобие еврейской ермолки. Как фотография, так и текст с явной ложью о разбое Ермака производили отталкивающее впечатление от этой "истории". Но за то фотография царя Николая I-го блистала силой и надменностью, как и подобало общепризнанному жандарму Европы.
   Казачья молодёжь мучилась и стремилась познать свою родную Казачью Историю.
   Вот к этому то делу я и приступаю в своём труде "О Казачьем Народе".
   В мире нет изолированных явлений: каждое явление связано с другим. Поэтому, понять какое-либо явление или событие можно только при условии исторического подхода к нему. Без исторического подхода к общественным явлениям, а тем более древних веков, передвижения народов, невозможно существование исторической науки, а лишь это будет напоминать груды исписанной бумаги нелепейших ошибок и химер. Необходимо показывать процесс развития того или иного народа таким, каким он был и есть в действительности.
   Например, "школа" историков Московии освещала исторические факты извращённо, с точки зрения империалистических тенденций сегодняшнего дня, а не с точки зрения тех условий и событий, которые были до этого и в обстановке которых протекала историческая жизнь.
   Историческая наука должна изучать прошлое человеческого общества в неразрывной связи с проходимыми жизнями народов до современности, на различных его этапах. Многие историки делят все народы на высшие и низшие, цивилизованные и не цивилизованные, на исторические и не исторические. Началом истории человечества эти "учёные" считают появление первых государственных образований или первых памятников письменности, непридавая никакого значения преданиям народа. А в этом то предании сплошь и рядом сокрыта Истина. Погоня за фактами и объяснения их с субъективной позиции превращают исторические писания в фальсификацию истории, то есть превращение истории в "товар", который можно продать с барышом. В особенности этим страдала и страдает история Московии, с её империалистическим стремлением к захватам ей непринадлежащего.
   Соблюдение историко-хронологической последовательности в изложении исторических событий от древних веков, в жизни Казачьего народа, закрепляет в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деталей жизненных эпизодов. Только так поставленное преподавание родной истории может обеспечить для учащихся доступность, наглядность и понимание исторического материала.
   С появлением новой науки археологии и антропологии, многие тайны живущего на Земле населения от древних времён открываются. Чем дальше движется прогресс науки, тем больше человек приобретает возможностей проникнуть вглубь веков, и выяснить свой собственный эволюционный возраст. Последние данные, полученные с помощью радиоактивных элементов, указывают, что эволюция современного человека началась больше миллиона лет тому назад и что исторические писания Моисея, не лишённые литературного стиля, являются лишь, как бы, пробразом былого, как сказка.
   Метод, применённый антропологами, приведшие к такому выводу, состоял в измерении количества химического элемента "аргона" в древних орудиях из камня, какими пользовались люди. Как известно, химический элемент аргона образуется в результате радиоактивного распада другого химического элемента "калия".
   Поскольку время этого распада в природе установлено, то соответственное содержание этих двух элементов (исходного - калий, и образовавшегося из него - аргона) в орудиях из камня дало возможность высчитать возраст человека, пользовавшегося этим орудием.
   О своих открытиях в этой области, недавно сообщили профессора Калифорнийского университета Эвернден и Куртис. Они обнаружили остатки скелета непосредственного предшественника современного человека на озере Таньганика, в Африке. Открытый ими человек носит название "цинянтропус" и считается теперь самым ранним из известных прямых предков современного человека. Эжвернден и Куртис думают, что найденные ими остатки скелета принадлежат "Цинянтропусу", обитавшему в этом районе Африки, миллион семьсот пятьдесят тысяч лет тому назад. Таким образом, открытый "Цинянтропус" является теперь древнейшим представителем человеческой расы. Его открытие и определение его возраста было подготовлено трудами английских антропологов, супругов Лики, проводивших раскопки в Кении, в течении тридцати лет. Ими был открыт так называемый "Кеньяптикус" Цикери, названный так по имени фермера, показавшего супругам Лики найденную им кость древнего человека. Возраст его, тоже определённый радиоактивным методом, составляет один миллион четырнадцать тысяч лет.
   Представитель человеческой расы "Питекантропа" был открыт голландским военным хирургом Дюбуа в 1891 г. на острове Ява. Возраст его определён около полумиллиона лет назад.
   В 1935 г. был открыт в Китае "Синянтроп". Возраст его, однако, ещё не установлен.
   С помощью последних методов, теперь может быть выяснен вопрос о возрасте и происхождении различных культур. Кроме метода калия-аргона, есть и другие методы определения возраста минеральных и органических веществ, на основе измерения радиоактивности.
   Так, под влиянием космических лучей, азот переходит в изотоп углерода (Ц-14). Достигающий поверхности Земли радиоактивный углерод служит "радиоактивными часами" в органических веществах, причём им пользуются для определения относительно недавних лет истории - до 300 тысяч лет.
   Конечно, исследования в области процесса эволюции человека, ведутся не только новейшими, но и более традиционными методами антропологии (измерение черепов). Так, пользуясь сравнительным методом эволюции структуры мозга и черепной коробки, американский антрополог доктор фон Бонин установил, что "неандертальский" человек не является прямым предком человека. Жил он около ста тысяч лет тому назад. Он, очевидно, уже и вымер около ста тысяч лет тому назад, то есть появился и исчез.
   Мы видим, как прогресс современной науки делает всё более ясными многие загадки в процессе эволюции Человека. Но обидно за этих учёных, что они углублялись в тайны древности, не уясняют, казалось, простых Истин, как например какой-либо данный народ точно был определён: где он родился, где развивался, в каких географических местах жил, передвигался, какой расе принадлежал, был ли единый прародитель человека или их было множество, вследствие появления различных видов: индо-европеидных, монголоидных, индоидных, белых, чёрных, смуглых, жёлтых, коричневых представителей народов. Всё это пока окутано туманностью. В этом то тумане и приходится, рассеявши его, открывать народам, в том числе казачьему народу, свой племенной, родовой корень.
   Так, например, археолог-профессор М. А. Миллер - Донской казак, в своём труде "Дон и Приазовье в древности" говорит, что 150 000 лет тому назад на Дону жил Неандертальский человек, и жизнь эта продолжается беспрерывно до наших дней. А выше упомянутый археолог-американец Бонин утверждает, что этот "неандерталец" не был даже предком людей и вымер сто тысяч лет тому назад. Кто же из этих двух археологов прав и кто же в древности жил на Дону? А что там жили настоящие люди, - это вне всякого сомнения, о чём подтверждают раскопки археологов современности, в том числе и профессора М. Миллера, работавшего в наших казачьих краях на протяжении 40 лет.
   Не вдаваясь в дискуссию, мы пойдём от конца каменного века, то есть пять тысяч лет тому назад, на основании исторических данных, нам ставших известными.
   Прежде чем перейти к изложению истории народа, необходимо установить понятие о том, что такое История.
   Знакомясь с историями различных народов, мы видим, что говорят и излагают "исторические события" там, главным образом, с точки зрения жесточайших войн. Населяющие Землю племена и народы, по мере их количественного увеличения, огородившись естественными преградами, как звери в клетке, нападают из-за этих преград друг на друга, убивают население, грабят его достояние, воспитывают подрастающее поколение в духе воинственности, культивируя чувство патриотизма на основе убийств и грабежей. Можно ли таковую "историю" назвать историей народа? Конечно, нет! Это, в лучшем случае, роман с различного рода приключениями "народных" вождей, а в худшем - уличный репортаж. Всякий объективный полицейский протокол, по своему содержанию, стоит неизмеримо выше подобных "историй", ибо в нём точно воспроизводятся мотивы преступлений, а именно: пламенная месть, социальные, экономические, политические, патологические, религиозные и, таким образом, очерчивается та среда народа, в которой произошло преступление. В "историях" о жизни народов в его духовном, культурном аспектах найти что-либо подобное нельзя: там обычно прославляются "великие" деяния династий, а главный импульс жизни - народ - остаётся вне зрения невежественных историков, как бы на положении серой скотинки или пушечного мяса.
   Кроме того, для каждого на заре его жизни, хотя бы вкратце, необходимо быть знакомым с окружающим миром; мы уже не говорим о мире Вселенной, ибо это пока сокрыто великой Тайной о её сотворении. Но о том, на чём каждый стоит, по лицу чего он передвигается, плодами чего он пользуется, чему он обязан своей жизнью, то есть о Земле , - в "историях" ни звука.
   Что мы знаем о Земле? - Мало! Но и те знания, которыми обладает человечество, достаточно, чтобы Её любить безгранично и быть Ей благодарными, ибо как родная мать - священный сосуд порождения ребёнка, так и Земля есть мать для всего живущего на Её обширной теплой груди. История Земли ещё недостаточно изучена. Начало сотворения Её может быть исчесляемо миллиардами лет, и в течении этого долгого периода Она неуклонно выполняет свой священный долг, завещенный Высшей Силой, оборачивается вокруг собственной оси, с Запада на Восток, в течении суток, и вращаться по эллипсу вокруг Солнца, пролетая за год 300 миллионов километров в год. На первый взгляд, как будто скучное, однообразное явление. Но здесь скрыт великий смысл Зодчего. К любимое дитя, вращается вокруг своей матери - Солнца, - обогревает свою поверхность теплом - плодотворными лучами Солнца. Мы теперь только знаем, что Солнце - источник нашей земной жизни. Без солнечных тёплых лучей, в темноте, растения произрастать не могут. Без испарения воды с поверхности морей и океанов, не было бы рек и водопадов. Энергия воды, так же как и электрическая энергия, это - энергия Солнца.
   "Пища", - как говорят учёные, "только потому и является источником силы в нашем организме, что она - консерв солнечных лучей".
   Древние народы, в том числе и Казачий народ, понимали инстинктом величие Солнца, обоготворяли Его. В детской радости ожидали восход этого божества, молились космосу, молились Солнцу. И, действительно, как не молиться Ему, когда точно шелковые одежды веют в ушах, солнечные потоки, когда из-за горизонта появляется чудеснейший венец из ярких лучей и всё существо в трепетном ожидании, что вот-вот покажется вслед за венцом Сам Творец Мира! Но нет, это - только золотой диск - прообраз Его! И, кажется, побежишь навстречу и чувствуешь, как всего тебя беспредельно пронзят эти ласковые, тёплые лучи; волосы заструятся по ветру назад, будто от светлого плывущего тока...
   О, взять людям арфы, стать на колени и долго, долго восторженно петь Гимн на Восток, откуда восходит Солнце, стелющее под ноги людям свои голубовато золотистые ковры!
И в этой древнейшей молитве была искренняя, чистая, несомненно-восторженная духовная красота воздействия на человеческую смиряющуюся душу, приобщая ей чувство благодарности через Солнце-Божеству. Под влиянием этих благих чувств, как можно было древнему человеку взять камень и разбить голову ближнему своему?
   Была ли и есть ли такая же духовная красота в последующих поколениях? - Нет! Под прикрытием религии, народы всех вероисповеданий, в том числе и христианских, совершали и продолжают совершать страшные злодеяния, заменив Солнце рукотворными иконами. А поэтому, нам казакам, испытавшим многие Скорби, надлежит благоговествовать каждый ежедневный восход Солнца, как действительный, а не искусственный прообраз Божества!
   Пусть неведом и невидим для нас таинственный смысл нашей призрачной жизни, - сердце всё же верит в него и верит в значительность и реальность каждой казачьей жизни, в её борьбу за Истину и Свободу!
   Не бесследно, не даром каждый день восходит Солнце. Только врождённая привязанность к Нему, источнику живого, только неисчерпаемый запас Его, живущий в Казаке, и может объяснить почему Казачий Народ, впитавший великую Скорбь, не изнемог в своей борьбе за свою Свободу. Что раз обласкало Солнце не погибает, - оно останется бессмертным в Духе!
   И мы, пока "бедные Макары", вправе считать себя детьми Солнца, и не даром цветы, усеявшие Землю, раскрывают к вечеру свои кадильницы и дышат вверх к Небу ароматом, как дар и поклонение от лица Земли высшему идеалу - Богу за дарованное космическое Чудо.
   Если в истории Солнца не было особенных катастроф, то в истории Земли были некоторые "революционные" вспышки гнева. В трудах общества учёных "Rose Croix", существующего с 13 века, Земля описана, как состоящая из 10 слоёв-пластов: 1) пласт - минералы, 2) более жидкий состав, с тенденцией выделять газы. Земная тяжесть сдерживает давление нижнего пласта с газом, но иногда эти газы прорываются. Известны древние разрушения городов Геркуланума и Помпеи. Затем следовали взрывы: в 79 г. по Р.Х., в 203, 472, 512, 652, 982, 1026, 1158, 1500, 1631, 1737, 1794, 1822, 1855, 1872, 1885, 1891, 1906, 1927, 1963.
   Излишки ли газа или предупреждение безбожному человеку?
   А 3) пласт - пар; 4) вода; 5) - зародыши, зачатки, завязь; 6) - огонь, топка, очаг; 7) - взаимоотражатель земных сил; 8) - полоса атомов; 9) - материальное проявление или выявление земных сил; 10) - область мозга, сердца. По учению Rose Croix, Земля не есть инертное тело, а живое существо, дающее жизнь всему существующему на земле многомилллиардному населению: животным, птицам, рыбам, человеку и растениям.
   И вот, когда молодые казаки, ставши твёрдо на родной Земле, почувствуют, что они - дети этой Земли и наследники Её достояний, а не рабы других народов, под руководством своих отцов и дедов приступают к изучению своей родной истории.

РОДИНА КАЗАЧЬЕГО НАРОДА

   Северный Кавказ, Приволжье, Приазовье, Дон, Донец и как ветвь его - Днепр, а также частично - Средняя Азия, являются родиной Казачьего народа.
   На основании уже археологических исследований и реактивных анализов слоёв земной поверхности с её похоронениями и орудиями, коими пользовались живущие, на наших прадедовских землях, существовали люди, приблизительно 150. 000 лет тому назад, и жизнь эта продолжалась беспрерывно до наших дней. Первые люди жили в форме общинном, имели примитивные орудия и могли бороться с силами природы только сообща. Собирали съедобные корни, дикие плоды деревьев, яйца диких птиц, находили в дуплах деревьев мёд, ловили мелких животных, водившихся в громадных количествах в степях. Они уже умели добывать огонь посредничеством трения сухого дерева, на огне раскалывали кремень для изготовления орудий; на огне готовили пищу, хотя часто мясо и мозг ели в сыром виде, как например, современные, культурные французы едят мелко-порубленное конское мясо тоже в сыром виде, дающего силы организму. Древние люди, судя по погребениям, имели Веру в загробную жизнь: наличие в могилах красной охры, символизирующей огонь, через очищение которым была возможность переходить в Рай.
   Жизненный опыт населения рос, развивался по мере проходивших тысячелетий.
   Ледники, покрывавшие лесную полосу и север Европы, не распространялись на наши степи, и потому жизнь протекала беспрерывно. Люди строят настоящие землянки, используя для этого камень, глину, кости мамонтов, дерево, ветви и шкуры животных. Обычно круглые землянки для одной семьи. Были и большие жилища для нескольких семей.
   Восемь тысяч лет тому назад, когда последние ледники отходят далеко на север, когда положение Земли несколько изменилось по отношению к Солнцу, началось таяние льдов, климат в наших краях делаются тёплым и влажным. У человека появляется уже собака, лук и стрелы из костей и кремния, - началась охота на мелкого зверя и птицу в одиночку. Появляются впервые челноки - лодки, долблёные из целого дерева. И долбили, ведь, не железным инструментом, а камнями, - раскалённым кремнем. Возникает по озёрам и рекам рыболовство. Продвигаясь по рекам люди устанавливают связь с другими племенами по воде. Начинается гончарное производство из глины: чашки, кувшины и пр., возникает ткачество, витьё верёвок.
   За пять тысяч лет тому назад, начинают шлифовать камень и сверление его при помощи кремня. Жизнь племени приходит к феодальному строю общежития с выборными вождями; для них изготовляют навершие из декоративного камня для булавы, - символ власти. Кому или какому народу свойственны были булавы? Только Казачьему народу, ибо если и возникали мысли у других народов о создании символики для вождей, - то таковые появились только в бронзовый век и то были не булавы, как у казаков, а жезлы.
   Четыре тысячи лет тому назад, в распоряжении людей наших краёв появляются изделия из бронзы. Каменный век заканчивается. Происходит вместе с этим интересное явление в смене всего населения Северного Кавказа и всего Причерноморья и Приазовья. Этот эпизод представляется единственным не только в нашем крае, а может быть и во всей Европе, чтобы население и культура его сразу заменилась другим.
   Это стоит в связи с крупными миграционными явлениями той эпохи. Из ряда Египетских текстов, наиболее древних и памятников Передней Азии известно, что в начале четырёх тысяч лет до Р. Х., в бассейне Средиземного моря началось крупнейшее переселение народов с Запада на Восток, от берегов Атлантического моря, от гор Атласа. Египетские тексты называют эти народы: "народы моря" или "голубоглазыми варварами" или "людьми тумана". Передвигались целые племена и союзы племён со всем своим имуществом. Эти племена высаживались в Египте, но были отбиты. Высадившись же на островах архипелага и в Палестине, они заняли там ряд областей, вытеснив оттуда местное население. По имени одного из этих племён - филистимян - была названа Палестина, и из Библии мы знаем о тех бесконечных войнах, которые вели с ними Иудеи, после своего появления в Палестине.
   Появление в это время в Причерноморских степях нового населения с средиземноморской культурой и связанного с Кавказом и Ираном, явилось результатом этого великого передвижения народов. До этого времени смена прогрессирующих культур происходило без крупных ломок, путём естественного эволюционного развития, а тут в течении короткого времени произошли резкие и неожиданные перемены, включительно до антропологического племенного изменения, а между тем нет сведений о том, чтобы пришлые племена уничтожили местное население, значит, оно было или фактором ассимиляции пришлых или последние ассимилировали быстро местных. Так или иначе, а произошло бескровное смешение, давшее в результате энергичный народ, распространившийся до Волги, по Дону, Донцу, Днепру.
   Новая раса эпохи бронзы стала производить большое количество разнообразных бронзовых орудий, а также развитием в высшей степени скотоводства, с разведением не только мелкого, но и, главным образом, крупного скота, а также развитием земледелия, с появлением бронзовых серпов и зернотёрок. В общественной жизни население Северного Кавказа и ПриДонья придерживалось строгого патриархата, уважения старых и мудрых. Среди него был развит культ и обожение Солнца, - как прообраз Высшего Существа, создавшего Мир.
   Все особенности новой культуры, по-видимому, принесены были новым населением, так как в предыдущих временах, в каменный век, этого не наблюдалось.
   Бронзовые изделия степной Причерноморской полосы имеют очень своеобразный характер, чётко ограниченный этой полосой. Своеобразие этой культуры, включая сюда и культуру расписной керамики, характеризуется полной своей обособленностью, как от Средней Европе, так и, особенно, от лесной полосы на Севере.
   Эта культура называлась степной бронзой, Черноморской; русские историки пытались даже назвать её "новороссийской", чтобы таким образом притянуть её к Великороссии. Но теперь эта культура называется Северо-Кавказская. Если нанести на карту места археологических находок, предметов этой культуры, то они точно определяют границы степной полосы, нигде не переходят в лесную полосу, а тем более выше, в пределах Московии, где эти изделия появляются почти на тысячу лет позже. ("Дон и Приазовье в древности" проф. М. Миллер).
   Основным центром производства для всей степной полосы, на всём протяжении бронзового века, является Северный Кавказ с главным производительным центром на Кубани и второстепенным по р. Донцу, где и теперь на берегах речки Беленькой (Гундоровской станицы), впадающий через прорыв Донецкого кряжа в Донец, можно видеть развалины этого "завода", с застывшей лавой бронзы.
   Северо-Кавказская бронза распространяется по степной полосе до Днепра, переходит на его правый, берег и уже в более слабом выражении, доходит до Днестра. В распространении этой бронзы по степной полосе, Донской Край играл роль пути, по которому эта бронза распространялась на Запад. Поэтому здесь, особенно на Нижнем Дону, как на передаточном этапе, мы имеем северо-кавказскую бронзу в наиболее выразительном виде. К Западу же от Днепра, проявление этой бронзы слабеет и сменяется бронзой, идущей из Закарпатья, так называемой венгерской. Проявление Карпатской бронзы к Востоку от Днепра слабеет и достигает Донца лишь в крайне редких экземплярах.
   Из двух великих центров бронзовых культур - Северокавказской и Закарпатской, старшей и основной для нашего края является северокавказская.
   Изделия этой бронзы проникли в Причерноморской полосе ещё в конце каменного века и господствует в степях непрерывно, на протяжении всей эпохи бронзы до появления праскифской и скифской культур, которые также приходят в степную полосу с Северного Кавказа, и благодаря этому искусству, наши предки не уничтожаются скифами и другими переселяющимися народами, ибо они нуждались в бронзовых изделиях.
   Поселений эпохи бронзы на Дону очень было много. Остатки раннебронзовых поселений могут быть найдены в дальнейшем и в других местах, однако, теперь уже достаточно ясно, что население позжебронзового времени, во много раз превышает количество поселений более ранних. Это указывает на непрерывный и быстрый рост населения бронзовой эпохи, которое впозжебронзовое время заселяет уже все долины более крупных рек и морские побережья
   при ознакомлении с материалами археологии Донских поселений эпохи бронзы, наблюдается их разделение на две группы, отличные одна от другой. К первой группе относятся поселения верхнего и среднего Дона и Донца, до ст. Цимлянской на Дону и Митякинской и Гундоровской на Донце. Вторая группа - в низовьях Дона и на морском побережьи; на Донце вторая группа расположена на Кундрюцком песчаном массиве; на Дону - от ст. Аксайской до моря и по берегу его. Поселения из землянок только наблюдаются для первой группы, во второй же землянки почти отсутствуют, а существовали шалаши. Первые занимались главным образом земледелием, а вторые - рыболовством. Землянки позжебронзового времени двух тиров: обычные прямоугольные, глубиной 0.5 до 1.5 метров со столбиками из камня и по линии стен. Стены из камыша или хвороста, обмазанные глиной. Крыша также из камыша. Посредине - очаг, или прямо на земле или на площадке, выложенной камнем. Были и большие до 140 кв. метров, причём каждая состояла из двух помещений - более широкого, служившего жилищем для людей, и узкое - для скота. Крыши обычно были конусные. В поселениях большое количество костей, которые принадлежали более крупному рогатому скоту; в меньшем же количестве - овцам, лошадям, свиньям.
   Кости животных на нижнем Дону, приблизительно распределялись: крупного скота - 15%, овец - 35%, лошадей - 7.5%, собак - 27% и диких животных - 15.5%. Крупный рогатый скот был больших размеров, типа диких быков-туров, с золотистыми рогами, которые водились в наших степях.
   Основные формы орудий ручного труда, которые существуют и до сих пор: топор, пила, долото простое и желобчатое, гвозди, тёсла, рубанки, ножи.
   Земледелие этого времени было ручное, мотыжное, развивавшееся в долинах с глубоким и мягким чернозёмом. Как земледелие, так и высоко развитое рыболовство и скотоводство было вблизи воды, в долинах рек. Появляются и транспортные средства, в виде тяжёлых возов из двух, четырёх и даже шести колёсах, которые делались сплошными из двух или трёх кусков дерева. Найдены остатки ярма, из чего видно, что запрягались быки.
   Уже в то время символом старшинства и власти служили булавы - древний чисто казачий бытовой символ. Более широкое распространение получают навершие для булав, часто из декоративного камня, появившиеся ещё в конце каменного века.
   Булавы известны, главным образом, с Нижнего Дона и Приазовья. Кроме четырёх булав из Мариупольского могильника, известны булавы из курганных погребений у Новочеркасска, у пос. Мостовского, ст. Нижне-Чирской, возле Ростова, у пос. Хрящевского на Нижнем Донце, у ст. Голубинской на Дону и т. д.
   Бассейн верхнего и среднего Дона даёт приречные долины, благоприятные для раннего земледелия, но этот бассейн состоит из небольших рек, в которых мало рыбы.
   В нижнем же течении Дон представляет собой широкую многоводную реку с высокими берегами, ограничивающими широкую пойменную долину, не так уж пригодную для земледелия, покрытую озёрами, плавнями и водолюбивой растительностью. В этих поймах, в историческое время, водилось огромное количество дичи - всяких птиц и свиней.
   На нижнем Дону, в особенности в его дельте, водилось громаднейшее количество рыбы, и Азовское море, по исследованиям, по биологическому богатству, занимало второе место в Мире. Это соотношение природных условий на Дону сохранилось по существу и поныне, а вместе с ним - и особенности в хозяйстве казачьего населения.
   В то время, как станицы и хутора верхнего и среднего Дона, на всём протяжении своего исторического существования культивировали земледелие, население нижнего Дона и Приазовья, главным образом, занимались рыболовством, используя для земледелия лишь небольшие участки. Что же касается Северного Кавказа, то на тучных землях Кубани существовало интенсивное земледелие и скотоводство, а южнее - охота на птиц, кабанов, мамонтов, лисиц, медведей, оленей и пр.
   Знаменитый языковед и археолог, академик Н. Я. Марр, - по отцу шотландец, а по матери - грузин, родившийся в Кутаисе, писал: "факт движения народов с Юга на Северный Кавказ, свидетельствует самым расположением его. Скопление племён наблюдалось у горных проходов Кавказского хребта, имеющих историческую славу".
   В доступных проходах - ущельях, появились не только переселенцы, но были там, в качестве сторожей проходов племена, которые оберегали свою культуру от северных варваров. Книжные записи условны, ибо древнейшие сведения, записаны на языках, чуждых Кавказского Края. Например, Иосиф Флавий и Тацит, Каспийский проход (через Дербент) помещают в полосе нвнешней Военно-Грузинской дороги и Дарьялского ущелья.
   Полиний ясно представлял, что Каспийские ворота находятся у Каспийского моря, но и он упустил из вида, что проходы определялись теми народами, которые проходили через хребет: Албанский проход, Аланский проход, Хозарский проход.
   По А. Неечепа, стр. 33: "Caapi" - "Каспий" являлись народом от чистой основы "Каз-Каз", и сейчас в имени села "Kaspi - Казпи" и жел. дор. станции "Kaspi - Каспи", не есть случайное явление, а отражение большой важности и длительности исторического факта. Он свидетельствует о господстве в незапамятные времена, местности через всю Кахетию, вплоть до Каспийского моря, народа "Каз-сов", называвшихся, смотря по языку произносивших или Kas-pi или Kas`gi - Казпи или Казки. И вот этот то народ казсов или касов и является древнейшим владетелем и сторожем Кавказских ворот.
   Грузины, в лице ишавов и хевцев и хевсуров, по этим путям продвинулись и оттеснили их предшественников; а те вытеснили других. Одно беспорно, что коренной слой грузинского племени, "карт`ы" с этим названием были более позднего времени.
   Сейчас с "карт"-ами - грузинами этнографическое господство разделяют на перевалах "осетины", собственно "ироны", за которыми учёные поторопились закрепить название кавказских "аланов" и чечены-ингуши, сами себя называющие "Galga-Галга". Название "осетины" - осы им навязано соседями и нельзя их отождествлять с кавказскими аланами.
   Во всяком случае, аланы, если и имели соперников по лингвинистической палеонтологии, то только в лице более древнего тут хозяина, именно народа "Каз-ов или Каспи-Каски". Это название народа известное и древним римлянам, называвших этот народ, как "Cossaie - Коссайя".  
   Таким образом, обитатели первоначального края успевали оставлять следы своего длительного пребывания, во времена доисторические. ("К истории передвижения народов с Юга на Север Кавказа" - Н. Я. Марр).
   В труде: "Кавказские племенные названия" Н. Я. Марр писал: "Есть, и довольно часто полная замена одного названия другим, совершенно иного происхождения, результат переноса известного этнического названия на новый народ, внедрившийся в страну или область, издревле населённую иной народностью и связанною с её названием. Бывают случаи, когда в живой этнографической среде всплывают архаические названия первонаселенников, давно занесённые наслоениями позднейших наименований.
   Всё это зависит и коренится от исторических обстоятельств. Вообще, в кипучей культурно-исторической жизни народов Кавказа имели место явления чисто исторического порядка, в зависимости от миграций и иммиграций иноплеменников, от общественного строительства в данной многоплеменной среде, от выработки национального самосознания. Иногда название народности определяется историческим кругозором окружающих его народов и племён.
   Иногда пережиточный народец, в стадии прозябания, носясь по волнам скрещивающихся вокруг него или через его голову этнических течений, может получить ряд новых наименований.
   И каждый тип представлен целой гаммой сродных звуков, рядом отложений исторической жизни, иногда вскрывается дифференциация основного типа-звука, по различным наречиям и говорам. Например, этнический термин древности "Каз-ар" у армян звучал "каз-ир", а в множественном числе "каз-ир+к"; иногда даже "каз-ор-ур-ер". Другой случай: от слова "казах" - каз-хи, каз-пи. От смещения народностей; "казахи", и внедрившегося народа "Саки", получилось этническое слияние: "Cossagui - Коссаки".
   Таким образом, появившейся народ, со своим этническим именем "саки", получил как бы, наследственно по заселённой уже стране "каз-сов" этническое название первых её насельников "Казахов".
   Нужно иметь в виду, что вся территория Кавказа, разбитая теперь разноплемённостью на три района: яфетического (средиземноморского) типа, ариоеропейского и иранского и турецкого племени (карачаевцев), населена была раньше одним и тем же народом, именовавшимся одним и тем же этническим названием.
   Говоря о скоплении этнических групп на Кавказе, которые имели громадное значение для истории перерождений племенного состава населения, вне пределов, иногда далеко за пределами Кавказа, которое ещё не учтено, происходивших переселений вольных и невольных, под общим названием "рабов", академик Марр говорит: "перед нами стоит вопрос более сокровенный, более сложный и бесспорно неизмеримо большой важности: не являлась ли вся Кавказская Гео-этническая единица, вся территория Кавказа мировым источником оплодотворения племенной природы человечества?"
   на какие исторические данные намекает академик? По нашему скромному предположению, в истории нашей планеты - Земли, в какой-то исторический момент Её жизни произошло некоторое перемещение внутренней центральной тяжести, отчего и получилось изменение уровня вод океана, и таким образом совершился, в пределах Средиземного моря-Кавказа "потоп", не тот "всемирный потоп", о котором писал Моисей, что вся Земля была залита "хлябью небесной", в течении 40 дней и 40 ночей, а наводнение было постепенное, заставлявшее население одних отходить на запад, к горам Атласа, а других к горам Индии. После того, как водные стихии пришли в нормальное состояние, уходившие племена стали возвращаться в свои места, под влиянием атавизма - наследия предков.
   Н. Я. Марр продолжает: "Надо именно осторожно обращаться на Кавказе со значением отдельных народов, с их культурно-исторической жизнью, отнюдь нельзя отождествлять этническую историю основных племён, населявших страну издревле и выявлением поздней даты, хотя и засвидетельствованной письменными источниками господства иных народов. Но первоначально, племена с исторически-сложившимся бытом долинных жителей и на новом месте занимали низменные места, по равнинам, в бассейнах больших рек, а племена с хозяйственно-экономическим укладом жизни горцев или приморских, равно приозёрных обитателей заселяли горные страны или приморские, согласно их наследственно развитой Гео-этнической природы и её потребностям".
   По этому признаку мы и видим, что предки наши казаки, касоги, а также кос-ары, адыги (черкасы) имели тяготение к широким равнинам и степям Северного Кавказа и Приазовью вообще. Что же касается таких народов, как: грузины, осетины, лезгины, чеченцы, чиги-зихи, то они предпочитали горные места.

О ДРЕВНЕМ ПРОИСХОЖДЕНИИ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА

   Территория на верховьях Терека и Арагвы, в древнее время называлась "Казская", отсюда и название племени "Казсак".
   Французский историк Michel Delines? В своём труде: "La Russia" пишет: "Comme il setrouve dans la Caucase un territolre gui s`appelle les Cossagues". В переводе: "На Кавказе находится территория, которая называлась Казакия". (том VI, стр. 237).
   византийский император Константин Багрянородный, в своём историческим труде "Администрация и управление", тоже точно указывает страну "Казахия".
   Для лучшего выяснения положения Казахии, мы приводим писание венценосного автора С. И. Руденко, который в своём труде "Казаки" (антропологические очерки), изд. Академии наук СССР-Ленинград, 1927 г., сообщает:
   "Русские учёные указывали на то, что русские и западно-европейцы неправильно именуют киргизами народ, который сам себя называет "Казак" и который представляет собой этническое образование, отдельное от киргизов (собственно: киргизов), известным русским и западным европейцам под именем "каракиргизов".
   Необходимо отметить, что авторы: Левшин, Радлов, Тынышпаев считают слово "казак" собственным племенным (родовым) именем и потому признают излишним доискиваться его этимологии, как имени нарицательного. Получается, таким образом, совпадение со взглядом творца яфетидологической теории академика Н. Я. Марра, который выводит нарицательные имена из племенных названий.
   М. Танышпаев считает допустимым исправить известное ему только по средневековым арабским известиям, приведённых в трудах Кеппена и Тизенгаузена, название города в устьях дона "Азак" в "Казак". Я касаюсь этого пункта не для спора, так как название города "Азак" (Азов) является общеизвестным и бесспорно - воспоминание хотя бы крымско-татарские ярлыки, в которых встречаются: город Азов, Азовские казаки, крепость "Азак", Азакские татары, а потому что название "Asak", как турецкое слово из группы трёх диалектов, соответствует слову "ajak" из группы (j-;) диалектов и слову "адак", со значением: нога, конец, низовье, устье реки (словарь Радлова I, 205-559), в данном случае "устье реки Дона" может быть использовано в качестве сравнения, при объяснении слова "казак".
   В виду того, что бесспорная часть истории казаков, как полагает М. Тынышпаев, начинается в местностях к северу от Чёрного и Азовского морей и Кавказских гор, т. е. Как раз в районе зекающих турецких говоров эпохи Махмуда Кашгарского, то объяснение слова "казак" приобретает реальное значение. Это слово отмечено Кастреном, со значением "gezund" в переводе с немецкого "здоровый" (и за пределами турецкой семьи диалектов в языке кетском "казах". В башкирском диалекте одинаково звучит и название народа "казак" в образованное от глагольной основы "када", слово - гвоздь. В турецкой среде слово "казак" не ранее XI века, но это не ослабляет, а укрепляет издавна существующее и поныне высказываемое мнение о том, что и к турецким племенам (прибывшим позже казаков) и к украинцам и к так называемым великороссам слово "казак" и обозначаемое им социальное состояние "человека принуждённого вести жизнь искателя приключений, отделившегося от государства, племени и рода", проникли из среды коренного населения Северного Кавказа, из среды по терминологии академика Н. Я. Марра, - яфетической (занимавшей Кавказ с древних времён).
   Таким образом, мы подчёркиваем, что объяснения связываются с территорией, прилегающей к Северному Кавказу и до некоторой степени объясняют происхождение имени "казак".
   Говоря о результатах столкновения к северу от Кавказских гор, Кавказского или Яфетического мира с арио-европейской этнической (племенной) массой в древние времена, академик Н. Я. Марр сообщает про яфетические племена и народы севера: "они перевалили через Кавказский хребет, где до сего времени остаются пережитки или народности всё того же мира: чеченцы, со сродными племенами на Востоке и черкесы (они же кабардинцы или адыги), со сродными племенами на Западе, или имена родственные им народов, так например "Касхи" или "Косоги", сохранившиеся в названиях различных народов Северного Кавказа, в числе их и Казаки.
   В следующей, по времени, работе Н. Я. Марра сообщается, что яфетическое племенное имя "Касхи", являющееся, как мы только что видели, по мнению Марра, предком слова "казак", представляет одну из форм множественного числа от имени "каз", давшее с другой приставкой множественного числа яфетическое племенное имя "каспиев".
   При последнем объяснении слова "Казак", возводящем его к яфетическому племенному имени, необходимо считаться со следующими пояснениями Марра: обыкновенно этнический (племенной) термин, раз это название чужого племени, смотря по исторической роли его носителя, то обращается в социальный термин, при том - когда они, в данном народе порабощены, то слово обозначает: крестьянина, раба, бедняка, вора, грубое существо - разбойника; когда же они - носители названия для данного народа являются поработителями, то слово обозначает: свободного, дворянина, благородного и становится прилагательным".
   Академик Н. Я Марр, в своих трудах: "Избранные работы", говорят: "наука доказывает, что весь Кавказ населён был народами одного происхождения или племенами смешанными с ними; если вторгались иноплеменники, то они ассимилировались". И затем продолжает: "Можно поведать, как утончённого приёма заглушения живой речи, умерщвления народной психики, опустошения страны и уничтожения населения, искавшего опасения в эмиграции, это находило и находит поддержку в умах "блестящих бандитов".
   Ещё до Гомера "Кассаки" были известны грекам и писатели их утверждали: "За Пантикопеей (Керчь) обитают разные народы, отличающиеся особенным благочестием и никто из них не причиняет страдания, даже животным. Имущество их общее, нет у них рабов, управляются выборными".
   Из выше сообщаемых исторических трудов: Н. Я. Марра, С. И. Руденко, Левшина, Радлова и Тынишпаева ясно и ярко обозначен корень происхождения предков Казачьего народа на Северном Кавказе. Никаких усилий псевдо-историков Московии не засыпят уже этот корень и ветви его пылью и грязью, усиленно накапливаемые ими.
   Серьёзных исследований, посвящённых вопросу происхождения Казачьего народа, как самобытного явления, на протяжении почти трёх тысяч лет, политических и социальных процессов, его жизнь и духовного развития не только в литературе Московии не было, да и не могло быть по цензурным условиям рабовладельчества и шовинизма, но и в Казачьей литературе тоже этот вопрос о древности Казачьего народа проявлен был слабо.
   Между тем, история Казачьего народа представляет громадный исторический интерес не только лишь для казаков, но и для других народов, как ценный опыт разрешения самим народом вековых общечеловеческих задач построения человеческой жизни на началах Свободы и равенства, при наличии бушующего вокруг Казаков вековечного рабства: азиатских, турецких, киевских эпохи Олега и особенно Святослава, и московских до сегодняшнего дня, и поэтому мы будем вести наш труд в хронологическом порядке, с которыми народами соприкасался Казачий народ на протяжении почти четырёх тысяч лет.

ДРЕВНИЙ ПЕРИОД

   Средиземноморские племена, населившие Северный Кавказ, представляли собой тип человека современного: высокого роста, прекрасного сложения, статного, с красивым лицом, слегка смугловатого. Потомками этой расы и являются все Кавказские и Приазовские племена, с течением времени присвоившие различные наименования; наиболее устойчивое имя сохранилось за "казахами-казаками".
   Природа щедро наградила эти народы Кавказа физической и духовной красотой: "дала им стан тонкий, казачий, да ещё черны брови, но не дала тому казаку ни счастья, ни доли...".
   Нашим предкам Судьба дала один из прекрасных уголков Юго-Востока Европы: наличие трёх морей, чудные степи Дона, Кубани, Терека, свободный выход в моря, уютные гавани, леса и горы с прекрасной охотой, Кавказский хребет, как стратегический плацдарм защиты; но наши предки, на протяжении многих веков, ни на кого не нападали и между собой жили по-братски, охраняя, однако, свою независимость и Свободу, которую почитали выше своей личной жизни. Если приходили извне племена, то к ним относились по установленному культу уважения личности: "нам каждый гость дарован Богом". Когда же приходили сильные народы, то с ними входили в договорные отношения.
   Но как бы не прекрасна была родная Земля, с её природными богатствами, - она оказалась для наших предков обширной Голгофой, усеяна щедро казачьими костьми и полита потоками алой крови. И, однако, несмотря на волны человеческих масс, передвигающихся кочевых народов-варваров, наши предки устояли, - не согнули свои шеи долу, гордо смотрели в глаза врагу и пронесли свою жизнь, как Вербную свечу не потушенной. На протяжении трёх тысяч лет и до настоящего времени, Слава Им! И да послужит это величие Духа наших доблестных предков воодушевляющей патриотической силой для наших потомков духовно бессмертного Казачьего народа!
   Как уже говорилось выше, предки Кавказских народов создали производственный центр медных изделий. Для этой цели требовалась оседлая жизнь. Кто же этим жизненно-необходимым делом занимался, снабжая народонаселение по всему Кавказу и по степной полосе от Волги до Днепра? На этот вопрос, кроме местных жителей, никто не ответит правдиво, особенно историки Московии, коим важно скрыть Истину в своих империалистических вожделениях. И даже наш Донец - профессор М. Миллер, труды которого очень ценны, в описании культур переселяющихся народов иранских, азиатских, а также сводки археологических современных учёных, и тот умолчал, сказавши лишь о "Киммерийской культуре". Но, ведь, Киммерийцы пришли на Северный Кавказ только три тысячи лет тому назад, когда бронзовая культура уже была доведена до пределов своего совершенства. Когда же киммерийцам было заниматься кузнечным делом, которого они, будучи кочевниками, не знали. Ведь для фабричного производства необходим вековой опыт. А нам известно из Библии, что Киммерийцы, не успев как следует расседлать коней для отдыха, прихватив часть кассаков, ринулись в поход на Египет; перепугали всех иудейских пророков, осведомляющих свой народ, что "киммеры-гомеры, кони коих, как буря, а стрелы летят, как тучи пчёл". И, в добавок, киммерийцы владычествовали в Приазовье только 200 лет, - на смену им в VII столетии до Р. Х. Пришли скифы, иранского племени, из-за Волги и увлекли их в поход на Северный Иран и Малую Азию, где Скифы господствовали 28 лет, с чем повествует Геродот "отец истории", говоря, что, часть киммерийцев, вытесненная скифами, переселилась в Азию, а часть укрылась в горах Крыма, под именем "Тавры", давши своё имя Таврическому полуострову. Геродот также говорит о народе "Саки". Они по каким то обстоятельствам были оттеснены от южной оконечности Кавказа и продвинулись в среднюю Азию до Памира, но затем всё же водворились на Северном Кавказе, соединившись с родственным народом "Казахи". Саки - происхождения были средиземноморского, но не тюрского.
   Первое известие о жизни скифов относится к XIV веку до Р. Х., когда Египетский фараон Сезострис в своём сокрушительном движении по Малой Азии покорил скифов. О скифах в IX веке до Р. Х. Говорил знаменитый греческий поэт Гомер, в "Иллиаде", помещая их в долине р. Евфрата. В VIII веке произошло перемещение их с Запада на Восток, подальше от Египта и сильной, в ту пору, Ассирии, до р. р. Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. В VIII веке до Р. Х. Потревоженные "Саки" прибыли на Северный Кавказ, смешались с Казахами, под именем Коссаков. В 650 году до Р. Х. Скифы, обойдя Каспий с Севера, напали на Киммерийцев и продвинулись до пределов Мидии и Ассирии, но потерв здесь своих вождей, побитых предательски на пиру мидийского царя Киаксафа, отхлынули на Север, в Черноморские степи.
   Геродот описывает ритуал погребения царских скифов. Вырывалось квадратное углубление. Труп бальзамировался, покрывался воском. Провозили труп по кочевьям подвластных, чтобы они могли попрощаться с умершим. Царя погребали в склепе из балок, поверх насыпали курган до 20 метров высоты. В могиле оставляли вещи умершего и даже прекрасные вазы из золота, изящно изготовленные греческими мастерами, с изображением из жизни скифов. Хоронили также одну из любимых жён, предварительно задушив её, несколько рабов и коня. Скифы исповедывали многобожие. Особенно почитали Весту - мать Вселенной. Затем Зевса и Землю - жену его. Полубогом считали Геркулеса - якобы родоначальника царских скифов.
   Храм строился из фешин (хворост) уступами, чтобы можно было всходить на вершину. Там, по средине жертвенника, устанавливался меч - символ бога Ареса. В жертву ему было приносимы: кони, быки, овцы, а иногда и человеческая кровь, взятая от пленников.
   Геродот записал и легенду. Когда Геркулес прогонял быков Гериона, в южных степях, то встретился в пещере с девой-змеёй. У девы родилось три сына. Продолжая свой путь, Геркулес оставил сыновьям лук и пояс с золотой чащей и своё завещание: тот будет обладателем пояса и господином страны, кто сумеет натянуть лук. Сильнейшим оказался младший из трёх сыновей, по имени Скиф. От него и произошёл род Скифов.
   Скифы были прекрасными наездниками. Конь играл в их жизни громадную роль. Кроме быстрых передвижений, он был и предметом спортивных удовольствий. Выучка коня на высоком уровне: брать барьеры, препятствия, быстрые повороты и, как синтез, на скаку ложиться, чтобы поднять с земли раненого. Этот последний метод, по видимому, скифы переняли у касаков-казаков, который и остался до наших дней.
   Скифы занимались скотоводством, коневодством, охотой, рыболовством и земледелием: сеяли коноплю и выделывали ткани для одежды.
   По пути следования скифы разрушили и разграбили крепость и город Тайшебаини, крупнейший административный центр царства Урарту (Армения).
   В стенах крепости, на горе Кармир-Блур, было обнаружено археологом Б. Пиотровским много "скифских" бронзовых стрел, а также по пути завоевания до самого Египта. Такие же стрелы находятся и в наших степях. Как видим, бронзовые стрелы уже назывались не "киммерийские", а "скифские", и имя производителей предков Северного Кавказа искусственно снято, а Московские историки даже бронзовый век старались назвать "новороссийским", и в ту эпоху, когда о московитах ("русских") никто не знал и о вибрионах этого народа даже не предполагал.
   По этому поводу профессор М. Миллер пишет: "Что касается вопроса об окончании бронзового века на Дону и во всей степной полосе, то на это имеется много указаний, что эта культура продолжает существовать долгое время и в скифское время и позже". (часть 1-я).
   а в книге (ч. 2) он пишет: "Во всё время господства киммерийцев, по традиции бронзового века, все бронзовые изделия шли у ним из старокавказского производственного центра".
   После возвращения в Причерноморские степи, скифы утвердили своё господство. Но, помимо скифов, в степной и на границе лесостепной полосы жили и другие племена, особенно же потомки индоевропейцев, пришедших сюда с началом бронзового века. Геродот перечисляет их и утверждает, что они говорили на своих языках.
   Наиболее известные памятники скифской культуры - громадные царские курганы с предметами, получившими мировую известность. Погребения находились в подкурганных ямах с деревянным покрытием. Над ними находился полог, расшитый золотыми бляшками. Много оружия: панцири, наконечники стрел, дротиков, копий, мечи с рукояткой, украшенной золотом, бронзовые и серебряные бляхи конского убора, бронзовые котлы, остатки деревянной посуды, скованных золотом, глиняная посуда.
   С началом бронзового века возникает первое торговое поселение в дельте Дона, в трёх верстах севернее нынешней станицы Елисаветинской. Население занимается главным образом скотоводством и земледелием. В начале VI века до Р. Х., сюда начинают приезжать греческие купцы и развивают меновую торговлю. Население было большое. Приезжают также и вожди скифов с их ордами для торговли с греками. Поселение обносится валами и каменными стенами и делается настоящим укреплённым городом.
   Как видим, поселение сооружено местным населением, но в истории развития этого города, - это поселение не названо по имени - вольно или невольно, так же не назван и город, - всё это скрыто, но над этим стоит вывеска: "Скифская культура".
   В III столетии до Р. Х., русло Дона меняет своё направление в сторону Мёртвого Донца. Пристань города заносится илом. Постепенно, как торговый город теряет своё значение. По Дону возникает ряд поселений торгового характера. По берегу Местийского озера (Азовское море), как писал К. Птоломей, расположены поселения: Новая крепость, город Ливан, Акра, Кремны, Роща, Рыбная Ловля, Игрен и Карня, западнее устья Танаиса (Дон).
   Восточная сторона Азовского моря по р. р. Ее и Бейсугу тоже заселена. Греческие изделия в бассейне р. Танаиса (Дона) стали проникать уже с начала VII века до Р. Х.
   В исторических хрониках говорится о том, что в конце VIII столетия до Р. Х., колонии по Чёрному и Азовскому морям, основаны только греками. Это - не так. Греки пришли уже на готовое, увеличив лишь число колоний и укрепив их при помощи местного населения.
   Торговые фактории местного населенияя Северного Кавказа уже были до прихода Киммерийцев: Пандекопия, Фанагория, Тома, Георгиния, Анапа, древний Азак в устье Дона, в общем числе 19 факторий.
   Страбон также подтверждает населённость указанных местностей и говорит: "на всём этом пространстве живут меоты, иными словами он назвал жителей по имени Меотийского озера (Азовское), не объясняя этническое происхождение их. А по исследовании выше сказанного ясно, что здесь жили те же северо-кавказские народы: касоги, касары, кассаки, адегеи (черкасы).
   Геродот, посетивший Скифию, описывает в своей 4-й книге, жизнь их кочевую на повозках, не касаясь их военной организации. Этот пробел восполняет французский историк М. Лесюр (т. 1, стр. 100 - "История казаков"), говоря: "Во времена Скифии, князь де Бюат заметил, что в скифской армии была орда или племя "Коссагеров" - "kotragerrov" - Приставка "геров", - означает слово "gerte" - войско - война, и что эта орда руководствуется тактикой казаков, и вся организация их была построена по казачьему образцу.
   Этот же историк, знаток Казачьей Истории, описывая путешествие скифского царевича Анашарсиса в Грецию, говорит со слов этого царевича, что когда он прибыл в Пантекопею на палубу корабля, то богатые греки обратились к нему поменяться одеждами: их долгополыми хитонами на "казакийку" царевича и приведена картина: на палубе стоит Анашарсис в обществе греков, одетый в казачью одежду: короткая куртка,шаровары, сапоги, стянутые спереди ремнями.
   В VI столетии, на смену скифам приходят последние иранские кочевники-сарматы. Они сперва поселяются в Приволжье, занимаясь скотоводством и частично рыболовством и земледелием. Затем, усилившись количественно и качественно, за счёт местного населения касаков, касагов, они занимают и Дон, сооружая на правом высоком берегу его укреплённые поселения, уже с античной культурой. Наибольшее поселение получило название города Танаиса, блтз устья Дона. Танаис превращается в крупный торговый город, подчинённый, однако, Боспорскому царству, основанному на месте Пантикопеи (Керчь). Город Танаис возникает в III столетии до Р. Х., у пос. Недвиговки, на берегу Мёртвого Донца. Долгое время археологи не могли найти пребывания этого знаменитого города. Первым подал мысль о его местонахождении Смотритель Новочеркасского музея Х. И. Попов, подтверждённую впоследствии археологами.
   Общая площадь акрополя - города занимала 43.746 кв. метров.
   Стефан Византийский пишет: "Как говорит Александр Пилигастор: при впадении Танаиса в Меотийское озеро, основан эллинский город Танаис. Граждане города - "танаиты". Стробон: "уреки и моря находится одноимённый с рекой город Танаис, - колония эллинов, под владением Боспора, недавно разграбил его царь Полимон за неповиновение. Город был общим местом торговли для азиатских и европейских купцов, так и для плывущих морем из Боспора (Чёрное море). Одни везут рабов, шкуры и всякие предметы от кочевников, а другие: одежду, вино и всё прочее, свойственное культурному образу жизни. К танаитам и местам относятся и аспургиане, обитающие между Фанагорией и Георгинией (Черноморское побережье Таманского полуострова до города Анапы). Взятый в плен царь Полимон был убит аспургианами и город Танаис был вновь восстановлен".
   Жители нижнего Дона назывались античными историками "танаитами", по названию реки Танаис. Но, если Танаис впоследствии был назван Доном, то отсюда логически вывод, что жители его были "Донцы" и никто более другой, так как всё Приазовье называлось в древности страной "Касак", то есть "Казак".
   В городе были храмы или жертвенники Зевса, Афродиты и божества реки Танаиса.
   Свободорождённая молодёжь группировалась в религиозных братствах, в которых складывались представления о едином высшем Божестве: этим божеством являлся Зевс.
   Мы остановимся на культе обожествления реки Танаиса-Дона. Чьи сердца были полны чувствами обожествления родной реки? Греки? - так, у них был родной Боспор! И если иереи, как например, упоминаемый в истории Зенон с причтом и совершали божественное служение, то только из благодарности Богу Зевсу, что он послал грекам "золотое дно", и для снабжения Греции всем необходимым, особенно хлебом, который вывозился в громадных количествах.
   Сарматам, временно владычествовавшим, пришедшим от родной реки Ефрата, будучи остатками мидян, скорее всего вспоминали, как их деды, под командой мидийского царя Киаксара, разгромили великий город Ниневию (в районе современного Мосула - древней столицы Ассирии, в 606 году до Р. Х.). Вспоминали о своей столице Мидии-Акбатане (Хамадон). Могли ли сарматы обожествлять искренно чужую реку, случайно попавшуюся им на своём пути? Их, безусловно, тешило лишь сознание своего господства над этой чудеснейшей рекой, дающей им богатства через торговлю с внешним миром.
   Радовались, обожествляли лишь родную реку Дон, воспевали Её вдохновенными песнями, благодарили Создателя Мира за то, что они - дети этой благословенной реки, которая питает их физически и даёт силы для защиты родной святой реки, временами увеличивая широкие Её волны своими горючими слезами женщин и детей!
   Казаки! И эти чувства на протяжении трёх тысяч лет таились и таятся в сердцах великих предков и их потомков Донских казаков. Ведь сколько потоков слез и крови из родной реки влилось в Азовское и Чёрное моря, взывая к Небесам?
   Вот этой то свободной мысли, к сожалению, не оказалось у нашего Донца, профессора М. Миллера, так прекрасно изложившего сводку всех археологов о культуре проходивших народов, о своём родном Казачьем народе умолчал... и суммарно говорит: "конечно, название жителей Танаиса и связанных с ним поселений в танаисских инскрипциях и у античных историков "танаитами, является определением не этническим, а политическим. Установить же принадлежность танаитов к какому-либо определённому сарматскому племени, нет возможности: погребения встречаются всех типов. Никакая гипотеза по этому вопросу пока не может быть достаточно обоснована".
   Русский профессор В. Сичинский считает, что Танаис был населён "роксалянами" и, приводя известное изображение воина Трифона, на коне с пикой, найденное в развалинах города, даёт под ним надпись: "роксолянский конник".
   Конечно, русский профессор, роясь в истории и земле, чуждой территории, не принадлежавшей исстари Московии (так называемой "Великороссии"), не станет доискиваться Истины о древних Танаитах - предках Донцов, - он даже уклонился сказать о сарматах, а выдвинул фальшивую гипотезу, что изображение Трифона - есть изоражение роксолянского конника.
   Какова же цель этого "учёного"? Она расшифровывается тем же профессором М. Миллером (стр. 145, ч. 1): "Ещё в половине XVIII века горячий русский патриот М. Ломоносов выдвинул гипотезу о происхождении русского народа от "роксолян". Гипотезаэта была построена только на созвучии "рокс" и "рос", поэтому исторической наукой не была принята и забыта в продолжении 100 лет.
   В конце XIX века другой "русский патриот", историк Д. И. Иловайский пытался воскресить гипотезу Ломоносова, но и на этот раз "роксолянская" гипотеза не была принята.
   В недавнее время, в СССР в связи с усилившимся русским патриотизмом, усиленно насаждаемым, русский коммунистический археолог С. Толстов снова выдвинул, давно отвергнутую и забытую гипотезу.
   Конечно, в условиях СССР, выступать против любой патриотической гипотезы, как бы она не было необоснованной, совершенно невозможно. Роксолянская гипотеза всегда выдвигалась не с научной, а с политической позиции и построенной лишь на созвучии "рокс" и "рос".
   Никогда и нигде искажение истории, под влиянием политического заказа, не принимало такого крайнего и совершенно открытого характера, как в русско-коммунистической историографии, в результате чего исторические науки в коммунистической России (СССР) приобрели антинаучный характер примитивной пропаганды.
   Относительно Ломоносова и Иловайского необходимо сказать, что они то абсолютно не "русского" происхождения: первый - помор, а второй - казак. Они просто продали свои перья в пользу династии так называемых "Романовых"-Кобылы, а фактически немцев.
   Профессор М. Миллер, принимавший участие в раскопках Танаиса и издавший в своём труде даже план города, говорит: "если диагональные погребения нужно признать "роксолянскими", то мне неизвестно ни одного погребения роксолян из могильников Танаиса. Следовательно, из области Дона роксолян придётся исключать: их там не было. Диагональные погребения роксолян найдены лишь на левобережье р. Днепра".
   Таким образом, фальшивая гипотеза Ломоносова, Иловайского и Сичинского, пытавшихся роксолян пристегнуть к империализму Московии, потерпела полное поражение.
   Конец города Танаиса был трагичен: в 375 году н. э., он был разграблен, разрушен до основания ураганной ордой - гуннов, пришедших из-за Волги от Средне- Азиатских пределов. Так, Танаис, со своей историей, оседлой жизнью, обширной торговлей и высшей культурой, погиб навсегда, и наступило долгое смутное время - передвижение тюрско-монгольских орд.
   Иранские племена: киммерийцев (киммеры, гимеры, гомеры), скифов (называющих себя сколотами), сарматов - конные скотоводы, подчинили себе местное земледельческое население, но сами передвигались, боролись между собой, совершали далёкие грабительские походы и затем исчезли с исторической арены. Местные же индо-европейские и средиземноморские, яфетические племена оставались на месте и после великого переселения народов. В VI веке н. э. Создали свою культуру; к IX веку создаётся на Висле, Десне, Днепре и Днестре - славянская культура, но не "русская".
   Страбон о богатстве кочевых сарматов писал: "богатые сарматские погребения известны также на Кубани, а особенно на Дону. Таких богатых погребений нет нигде, по всей громадной области, от Аральского моря, до Днестра". Он также говорит о местном населении: "за ними (местами) следуют кочевники, живущие между Меотидою (Азовское море) и Каспийским морем. А верхние "Аорсы" (танаиты-касаки) владели обширной страной над большою частью Каспийского побережья и торговали даже индейскими и Вавилонскими изделиями, получая их от армян и персов и перевозя их на верблюдах. Благодаря богатству, они и сарматы носили золотые украшения. Сарматы ещё не имели чисто государственных образований, но они группировались в мощные союзы; во главе союзов стояли вожди. Был в общем феодальный строй и некоторое расслоение на богатых и бедных. Верхушка сарматского общества имела частную собственность и даже рабов, но в ограниченном количестве, - повидимому, демократические начала влияли в общественной жизни. Знатные роды имели знаки - тагмы. Власть вождей была ограничена господствующей верхушкой и не имела того характера диктатуры, каковая существовала у скифских царей. Большое влияние на сарматское общество имели воинственные сарматские женщины: они имели полное равенство с мужчинами, не только в обычное время, но и во время войны. Девочки наравне с мальчиками воспитывались в духе воинской доблести. С самого малолетства девочки стремились к конским состязаниям, и каждая девушки не выходила замуж до той поры, пока в её трофеях не окажется трёх голов врагов народа. Сарматские женщины, судя по современным археологическим радиоактивным анализам, отличались античной красотой и изяществом. Некоторые женщины, в своей общественной жизни, достигали до ступеней вождя народа. Так, в Новочеркасском музее хранятся украшения такого вождя-женщины.
Золотая диадема, украшенная крупными жемчугами; в центре диадемы красивый женский бюст с гранатом на голове.
Пузырёк, в форме цилиндра, из цельного агата; передняя и задняя части сделаны из золота.
Резной золотой флакон для духов; на верхней поверхности изображение барса и орла, терзающих оленя.
Украшения круглой формы из чистого золота.
Два браслета золотых, две золотых коробочки, большое количество золотых нашивных бляшек, длинная золотая пластинка с цепочкой, два золотых кубка, на одном - ручка формы оленя.
В общем, по богатству сармато-аланских погребений Дон занимает первое место.
   Под влиянием могущественной греко-римской культуры, у сарматов, особенно в аланское время, возникает письменность. Одежда у сарматов, как и у Кавказских народов, была: куртка извяленой кожи и штаны; на голове шапка из войлока; на ногах полусапожки. Воины носили чешуйчатые панцыри, перетянутые поясом; к последнему прикреплялся меч, с левой стороны, кинжал по-средине, точильный брус - с правой стороны.
   Для защиты имелся круглый щит, для боя, также как и у римской кавалерии. Имели они также тяжёлые пики, лук и аркан, как и у казаков древнего периода. Сарматы были среднего роста, плотного сложения, с маленькими кистями рук, орлиным носом, невысоким лбом и плоским затылком. В общем - тип северо-иранский, в отличие от Кавказских племён средиземноморско-яфетических. Лицо, как женщин, так и у мужчин подкрашивалось.
   Чудовищный и страшный вид сарматской знати и воинов придавали искусственные, с малолетства деформированные черепа. Всё это, по видимому, делалось с целью устрашения врагов своим свирепым видом. Деформирование черепов впоследствии привелось готам.
   По линии северного побережья Чёрного и Азовского морей, на протяжении 2.500 лет до Р. Х., происходит активное соприкосновение варварства и цивилизации, и в результате - обмен сырья от варваров и фабрикаты от античных народов. Античная торговля в Приазовье была греко-скифская от VII до II в.в. до Р. Х., и греко-римско-сарматская от I в. до Р. Х. До IV  в. после Р. Х.

БОСПОРСКОЕ ЦАРСТВО

   Профессор-востоковед В. В. Григорьев, в труде "Россия и Азия", в 1876 г. писал: "Побережье Чёрного моря, усеянное некогда цветущими греческими городами, которые давно уже обратились в безобразные кучи мусора, представляет множество материальных памятников исторических и археологических, но историческая литература о древностях мала. Не видим мы, например, чтобы выяснены были особенности греческой жизни, развивавшейся на берегах "Киммерийского Боспора" в политическом, религиозном, общественном отношениях, в искусстве.
   К каким племенам человечества принадлежало туземное население Прибоспорского Края, кто были эти знаменитые Скифы и другие им родственные народы. В какой мере было воздействие греческой цивилизации на господствовавших "варваров". Все эти вопросы абсолютно не разрешены русской исторической наукой. Полного повествования о судьбах Боспорского царства не находим ни у одного из древних писателей (потому что в своём шовинизме "русские" и не старались находить. Прим. Автора).
   Некоторые сведения за период 480 по 284 г. г. до Р. Х., доставляет один Диодор Сицилийский и сказания Страбона. Затем, с 284 г., в эпоху Митридата-Великого нет ни одной строки".
   Так русский профессор, не потерявший совесть, характеризует невежественную, с научной точки зрения, историю московитов.
   В период могущества Боспора, ему подчинялись: Кафа (Феодосия), Херсонес, а на Таманском полуострове - Фанагория, Георгиния, гавань-синдов, на берегах Азовского моря - Танаис.
   Окружавшие Боспорские владения были народы Северного Кавказа и Приазовья: меоты, танаиты, сарматы, роксоляне. Столицей Боспорского царства была Пантикапея, на месте нынешней Керчи, основанная около половины VI в. до Р. Х. Имя "Боспор" принадлежало нынешнему Керченскому проливу.
   Страбон говорит, что столицей, в его время, была на европейском берегу Пантикапея, а на Азиатском - Фанагория.
   Первыми царями были Археанитиды; им наследовал Спартак. Он был не из эллинов, а из "варваров". Затем, Селевк, Сатир, друг Афинянам, Левкой, знаменитый мудростью, добродетелями и подвигами. Он владел Феодосией, разбил флот Ираклийцев, - об этом говорит Демосфен, Страбон и Полиэн.
   Страбон, упоминая о походах Митридата против Скифов 112-94 г. г. до Р. Х., говорит о том, что он разбил предводителя Роксолян Тасия, обитавших между Доном и Днепром, с 50 000 войска, приходившего на помощь к сыну скифского царя Скилура-Паляку. Царя Полимона, разрушившего Танаис и убитого меотами, заменила на престоле жена его Пифодариса, женщина, как говорит Страбон, разумная и в делах правления искусная.
   Во время боспорского царя Сатира (484-398) афинские купцы взамен своих фабрикатов вывозили: сырьё, рабов и главным образом хлеб в больших количествах, которых хватало не только на пропитание всей Греции, но даже излишки продавались на сторону.
   Со времени войн Римского Помпея с Митридатами, Римское государство приходит в непосредственное сопрокосновение с Причерноморьем и Боспором. Помпей даёт Фарнаку-сыну Митридата-предавшего отца, титул "друга и союзника Римского престола" и сажает его на Боспорский трон, после самоубийства Митридата-Эвпатора Великого.
   Во времена Октавиана протекторат Рима на Боспорское царство устанавливается с режимом: везде римские гарнизоны; в Херсонской бухте - римский флот.
   В первой половине III столетия до Р. Х. На Черноморье надвигаются с Днепра Готы. Они разрушают Тиру и Ольвию, занимают Крым и Тамань и устанавливают своё господство. Рим выводит свои гарнизоны и флот. Происходит в общем кризис Римского рабовладельческого государства, в результате германских нападений. Боспорское царство падает. Торговля Танаиса, Фанагории, Пантикопеи уменьшается. Готы производят морские походы на берега Малой Азии.
   С конца II столетия до Р. Х. В сарматской агрессии против скифов, почти поголовно уничтоженных, начинают играть ведущую роль племенные объединения росколян, пришедших из Закавказья. Сперва они сосредоточились в степях от правого Дона до Днепра, а родственные им "языги", заняли территорию к Западу от Днепра. Скифы совершенно исчезают. Современный археолог Смирнов считает, что союз роксолян занимал область Северского Донца и отсюда роксоляне, вместе с языгами, делали далёкие грабительские набеги на Дунай и Крым.
   В середине I столетия н. э., часть роксолян передвинулась за Днепр и вместе с языгами вторглась в Мезию - владения Рима. Одетая в панцири, конница их не могла развить стремительную атаку против римских легионов, по случаю выпавшего большого снега. Роксоляне потерпели поражение, о чём повествовал римский историк Тацит.
   Во II столетии они доходили до Дакии. А в 447 г., под предводительством Одсакра, в составе других причерноморских племён, захватили Рим и владели им одиннадцать лет. Как самого Одоакра, так и часть его армии считали истинными казаками, и на основании этого велась дипломатическая переписка со Шведским Правительством об образовании самостоятельного Казачьего государства.
   Как известно, северо-иранские племена: киммерийцев, скифов, сарматов формировались в области Хорезмы (Хива и Бухара) и уже сформированными приходили в Приволжские и Причерноморские Края. Все эти племена были конные кочевники и хотя они и не разоряли в корне культуру местного населения: танаитов, меотов, косогов, косаров и вообще племён Северного Кавказа, но до известной степени ущемляли их национальное достоинство, пользовались их произведениями, созданными с начала бронзового века. Жили, так сказать, на теле тружеников, как паразиты: богатели, украшали себя золотом, греческими тканями и предметами культурной жизни, за счёт выколачиваемого хлеба, добытого потом наших многотерпеливых предков, о которых так мало говорили историки, а московиты ("русские") даже не упоминали.
   Вина лежит также и на казачьих исследователях. По примеру античных историков, наши, как бы щеголяют знаниями паразитарных передвигающихся народов, а в свою родную историю не постарались углубиться, чтобы найти в глубинах веков источники происхождения Казачьего народа.

АЛАНЫ

   Появляются в степях Подонья, Приазовья и Северного Кавказа в I столетии до Р. Х. Аланы. Это было одно из передовых прогрессивных сарматских племён. Однако, они пришли на Дон не с Востока, а с Северо-Запада, от Скандинавии, по видимому, во второй раз. Аланы считали себя племенем благородным и посколько возможно избегали смешения в браках с другими племенами. Они скифами не были, а были родственны Готам. Говорили они на германском наречии Историк Аммиан Мерцелина о них говорит: "все Аланы высокого роста, люди сильные, по цвету волос - шатены, суровость взгляда вселяет страх. О хатах они не заботятся, а также о плуге, - живут на мясе и молоке. Жилища на повозках, прикрытых шалашом. Аланы рады всякой опасности и войне: тот счастлив, кто погиб в бою. Кожа с головы убитого врага - почётный трофей. Молодёжь вырастает естественными всадниками. Побеждая соседей, включают их в свою нацию. Религиозный ритуал - воткнутый в землю меч; это - символ бога войны. В погребениях их видно экономическое равенство. Воплотив в свою сферу Аорсов (танаитов) на Дону, они делают набеги на Персов, Армян и Римлян.
   Торговые пути их лежали через Албанию (нынешний Азербайджан) и Сакасену (страна каксаков). Поэтому среди них оказались племена Касаков. Современные археологи племя "саков" рассматривают не принадлежащим скифам, а это - тип средиземноморский, без всякой монголовидности. Не нужно быть очень зорким, чтобы заметить, что Касак, Кайсак и Коссак получились из основных имён "Каз! (академик Н. Я. Марра) и "Саки" тоже древнего премени, и постепенное слияние этих имён: Касаки, Казахи в имя Казаки.
   Великое переселение народов уничтожило почти все города античного мира на Дону, в Приазовье и на Кубани волной гуннов. Аланы, по своей врождённой воинственности, дали бой Атилле, но потеряв своего вождя, понесли поражение и были сбиты со всех центров своего пребывания. Часть их отошла на Северский Донец и по правую сторону Дона, при впадении в него р. Тихой Сосны; часть отхлынула к Кавказским горам, где и ассимилировались с осетинами, давши им, однако, свой язык с примесью слов арабских и грузинских.
   Те и другие Аланы переходят к оседлой жизни. Единственная маленькая группа Алан уцелела и существовала ещё в XII веке, что видно из летописи: "Ярополк (сын Владимира Мономаха) ходи на Половецкую Землю к реце, зовемой Дон и ту взя полон много и три города взя половецкие: Галин, Сугров и Чешуев и приведе с собой Ясы (аланы) и жену полони Ясыню".
   Алане были христиане и поэтому они не оказали сопротивления Ярополку - "христианину", но этот "христианин", по врождённой всем Рюриковичам жажде наживы, всё же ограбили благородных алан и произвёл насилие над прекрасной аланкой "полонив" её.
   После X века памятники Алан вообще исчезли, как исчезли следы и сарматов, ушедших на Запад. Обычно историки утверждают, что Атилла превратил Приазовье в пустыню. Однако, известно, что он, уходя на Запад, оставил для управления своего сына Эллака.
   Отсюда, "пустыня" Атиллы и "Дикое поле" Батые - не значит отсутствие населения и перерыв в процессе исторического развития. В области Дона и Северного Кавказа жизнь продолжалась всё время и непрерывно с древних времён, о чём утверждает профессор М. Миллер, давший сводку почти всех работ археологов бывших и современных.

БОЛГАРЫ

   Греко-римские историки выводят народ болгар из племенных азиатских союзов Дальнего Востока: кутургуров, утургуров и оногуров. Они появились в наших степях в конце III и начале IV века, из-за Урала. В 482 г. Византийский император Зенон пригласил их на помощь против Готов. А в 487 году Готский император Теодорих, перед походом в Италию, встретил болгар в Мезии и разбил их. Впоследствии болгары делают нападение на Византию, кочуя своими массами между Дунаем и Доном. Большая часть болгар, под напором Хазар, переселились, под начальством Асперуха, на Дунай. Они, по договору с Византийским императором Константином IV , в 679 году переходят на правый берег Дуная и основывают государство Болгарию, со столицей в Абоба-Плиска на Дунае. А так как болгары были малочисленны и по культуре ниже славян, то они очень быстро совершенно ассимилировались среди славян, приняв и их язык.

СРЕДНИЕ ВЕКА
(от 4-го столетия)
ХАЗАРЫ

   Самое древнейшее известие о Хазарах находится в летописях грузинских "В хронике Вахтанга", где говорится, что в 2302 году по сотворению Мира, вторгнувшиеся в теснины Дербента и Дариеля, они опустошили Грузию и Армению.
   Достоверные сведения с хазарами находятся в летописях армянского историка Моисея Хоренского: "В последнее царствование Валарсака Хазарские и Безелийские народы ворвались в ворота Зурские (при Каспии), под предводительством царя Венасепа-Сургака и проникли даже за реку Куру, в 198 году н. э., но были встречены войском Валарсака и были разбиты, но в последующем сражении "у ворот" Валарсан был убит. Сын его Хозрой вторгся в землю Хазар и победил их, взяв в заложники по одному человеку со ста. В 310 г. н. э., в царствование Тиридата, хазары вторглись в Армению, но снова были отбиты.
   Стремление на Юг, из диких степей к прекрасному климату, изобилию произведений природы, образованности, было постоянством истории хазар.
   В 375 году нахлынули ужасные гунны и заставили хазар отойти к Кавказским горам. Освободившись от ига гуннов, могущество хазар начало быстро увеличиваться и владения их простирались на Юг до р. Аракса. Дальнейшее продвижение было остановлено Персидским государем Кабад-династии Сассанидов. На границе земли Ширван, он построил огромный вал с 300 башнями, а сын его Пуширван-Справедливый - крепость Дербент. Но в 626 году хазары всё же прорвались через вал в Персию и подвергли её ограблению, имея на своей стороне союз с императором Византии Гераклием.
   Но, в это время, в Аравии совершился великий переворот. Воспламенённые фанатизмом Аравитяне, готовы были, во славу своего пророка, завоевать целый мир; оружие их гремело повсюду. Хабиб-Ибн-Муслиме, полководец Османа, на берегах Ефрата разбил соединённые войска Аланов, Абхазов и Хазар, овладев Тмфлисом. Другой полководец, перейдя через Дербент, при Беленджере, атаковал хазар, но был убит и с ним погибло свыше 4 000 мусульман в 651 году н. э. После этого настают чуть ли не постоянные кровопролитные сражения, на протяжении 80 лет. Мусульмане стремились к захвату Земель и народов по ту сторону Кавказа, а хазары, защищая своё, желали захватить Армению.
   В 730 году Хазары прошли Дербент и вторглись в Азербейджан и разбили мусульман; предводитель их Джаррах был убит. Хазары опустошили Азербейджан, взяли Ардебил, и разъезды их появились в окрестностях Мосула. Но, вскоре войско халифа Гешема, пользуясь тем, что хазары распространились отдельными отрядами, стало разбивать их по частям, принудив хазар отступить поспешно.
   Гешам поселил в Дербенте 14 000 Сирийцев.
   В 764-799 г. г. хазары делали набег на Армению. Но знаменитый Гарун-Эр-Рашид заставил хазар отказаться от своей цели - захвата Армении. Так кончилась борьба двух народов Европы и Азии.
   Тогда хазары обратили своё оружие на своих соседей с Запада и Севера. В 642-668 г. г. - царствование императора греков Константина II, они изгнали с Черноморья болгар, овладели частью Тавриды, наложили дань на славян, полян, северян, радимичей и вятичей. На Днепре хазары основали город Киев, посадив наместником Кия, по имени которого и был назван город.
   Владения хазар были от Каспийского моря до берегов Днестра, и от Чёрного моря до берегов Оки и Камы до Волги. Византийские императоры всячески заискивали перед хазарами. Так, например, Юстиниан-Риногимат в 708 году женился на дочери Хакана Феофании, а в 732 году Констинтин Копроним - на дочери государя хазарского, славной в Византийских летописях Ирене.
   В 786-809 г. г., в царствование Гарун-Эр-Рашида, евреи, притесняемые в Греции, удалились к хазарам и, видя простоту этого народа, предложили свою веру. И хазары, находя её лучше собственной веры, приняли её ( историк Ибн-Эль-Эсир Джезери).
   Дикая храбрость, доселе поддерживавшаяся исламизмом, исчезла и хазары утратили свой воинственный дух и с IX столетия могущество их стало ослабевать. С Востока начали напирать дикие печенеги и другие тюркские народы, а с Северо-Запада Варяжские князья Днепровские. Набеги Печенегов заставили их в 834 году построить на берегу Дона крепость, при поддержке императора Феофила, который нарядил целый флот с материалом и послал своего шурина инженера Петрону во главе этой строительной экспедиции. Крепость была названа "Саркел".
   В 860 году часть хазар приняли христианство.
   Этническое племя хазар исторической наукой ещё не установлено, - принадлежали ли они к тюркским племенам или смешались с иранскими племенами. Что же касается другого их названия "Казар", то оно расшифровывается чисто лингвинистически , а именно: после завоевания Боспорского царства римлянами, включая и всё Приазовье, эти владения считались провинцией Кесаря-Цезаря римского, и монеты для оккупированной зоны чеканились с надписью "Кайсария". Это наименование существовало свыше 1 000 лет.
   Путешественник Вильгельм Рубрикус писал: "страна называлась "Кесария", что значит - "Цезария".
   Как сказано выше, Гунны смели со своего пути Аланов и заставили хазар, касогов, кассаков, касаров, адыгейцеы-черкасов отходить к Кавказским горам. Донским жителям отходить на Север, на левый берег Донца, вместе с частью Аланов. В Закавказье оставался резерв Казахов, в междуречье р. Аракса и р. Куры, где и до нестоящего времени существует город "Casacx" - в произношении греческом "Казах", а в твёрдом татарском: "Казак". Трёхтысячелетний период не стёр это название казачьих предков.
   Уходя из Приазовья местное население, безусловно, несло в своих сердцах идею своего царства, хотя бы и под капиталистическим режимом Боспора. Ведь царями Боспорского царства были не греки, а избранные из местного населения. Боспор просуществовал тысячу лет. Его образ запечатлелся в душах основных жителей. Многие поколения прожили там: на Дону, в Азаке, в Фанагории, в Тома (будущая Тьмуторокань), Георгии и Пантикапеи, вполне обеспеченно, трудом и зароботками, благосостояние расцветало, города и поселения были благоустроены, и всё это родное: быт, общественные порядки, приближающиеся к демократическому устройству, нажитое благосостояние пришлось бросать врагам-паразитам.
   С великой тоской и ненавистью уходили наши предки к горам, но в душе они несли чувство горения вернуться и восстановить вновь спалённые очаги.
   И действительно, как только окончилось гуннское владычество, которое освободило, между прочим, наши степи от пришлых готов, болгар и торков.
   Начинается всегосударственное возрождение, под именем "Хазарии".
   Таким образом наши предки на Северном Кавказе и Приазовье вновь стали наследниками Касарии и Боспора, создав с хазарами сильную федеративную державу.
   Хазары сами по себе, по своей малочисленности, не могли бы создать такую мощную империю, которая к VI веку являла собой полный расцвет и могущество от р.р. Камы, Волги, через Дон до Днестра включительно. Главной основой - фундаментом её строения были народы Касарии, но не хазары. И, действительно, в Хазарской федерации были различные народы, не только по религиозным возрениям, по языку и облику. Были черноволосые - признак хазар - скифского происхождения, были белолицые - признак северо-кавказцев, хотя и с чёрными волосами или шатены и таковых было большинство. Однако, царственный род в Федерации исходил от хазар. Кто был первым каганом до Сургака - неизвестно. Но роль каганов была лишь скрепляющей звенья Федерации. Каган царствовал, но не управлял. Первым правителем был выдвинут в помощь Кагану, с титулом Хана (царя) Зибель. Заместители Кагана впоследствии командовали армией, объявляли войну, заключали мир и были в действительности фактическими царями.
   Таким был и Зибель, сопровождавший со своей 40-тысячной армией императора Византии Ираклия в Персидском походе. За услугу, Ираклий возложил на голову Зибеля свою корону и обещал выдать за него свою дочь Евдокию.
   Зибель, по видимому, был из царских родов местного Кавказского племени. Мог он выйти из среди Аланов, сильных в былом своей организованностью.
   Хазарская федерация оказалась довольно прочной, ибо основой её были те племена, которые начиная с Бронзового века имели большой государственный опыт. И в неписанной Конституции этой державы, именно и чувствовалась воля местного населения. Зависимость народов державы, по отношению правительственной власти, выражалась лишь в небольшой дани и военной помощи. Во внутренние дела народов власть не вмешивалась и они пользовались полным самоуправлением. Пройдут века, до XX включительно, но казаки такого самоуправления не встретят.
   В Хазарии были: болгары чёрные и волжские, угры, племена финнов, остатки готов, греки и славяне; из последних поляне платили дань до начала X века; северяне, радимичи и вятичи тоже платили дань.
   Английский этнолог (наука о племенах) Хаворт, в статье: "Черкасы и белые Кхазары" утверждает, что Хазария зародилась на Северном Кавказе, то есть там, где вождями местных народов были Черкасы, в лице Касогов (казаки), кабардинцев, кабаров и категорически утверждает, что никто другой не мог быть первым организатором Хазарского царства, ибо имя их "Кассаки или Касоги" созвучно с именем Хазары.
   Имя Черкасов в истории настолько слилось с понятием о Касогах и Казаках, что часто в хрониках, без особого пояснения, нельзя понять о каких именно черкасах идёт разговор. Даже летописец Нестор говорит, что казаки имеют много обычаев схожих с черкасскими, а военную тактику они унаследовали вместе с именем Кассаков и Касогов.
   Имя "кассак" у Константина Багрянородного имеет определённое этническое (племенное) значение, о чём тоже говорит Хаворт и приводит выдержку из книги Френа: "О Хазарии". Ибн-Хаукан говорит, что Кхасары отличались по языку от тюрков. Ахмет-бен-Фоэлан тоже утверждает, что язык хазар иной, чем Персидский и тюрский. Арабский геграф Ибн-Эн-Этир и Шемад-ад-Дин связывают Кхасер с Грузинами и Армянами. "Кхасар по языку не схожи ни с тюрками, ни с персами, ни с русами. Их речь такая же, как у болгар. По внешнему виду они не похожи на тюрков. Одни Кхасары чёрные, такого же цвета тёмного, как Индусы, а другие светлой кожи, красивой и благородной внешности с тёмными волосами".
   Хазары вели с переменным успехом войну против арабов, на протяжении 80 лет, главным образом не потому, что их манил благородный климат Армении или богатство Юга, ибо таковыми они сами обладали в громаднейших размерах, ведя обширную торговлю, а потому, что Арабы притесняли народ страны Казахии, расположенной тогда в междуречьи р. р. Аракса и Куры, заставляя казахов уходить в горы или Грузии или Кавказа, к своим единоплеменникам.
   А вообще, правовой порядок Хазарии, строгая веротерпимость, феодало-демократический строй привлекали к Хазарии многие народы. В столице Итиль, при устье Волги, одних купцов было до 10 000 человек. Верховный Суд находился в Итиле. Право и справедливость находились в ведении сонма Семи судей: два магометанина судили по закону Пророка; два хазара-иудея руководились законами Израиля; два христианина - Евангельскими Правилами; один судья назначался для руссов (не "русских" только, прим. Автора), славян и других язычников, - он выносил приговор или по совету магометанских судей или руководствовался Законами Природы.
   В хазарии добывались: медь, серебро, золото, но благосостояние жителей основывалось, главным образом, на широкой торговле, имея в своём распоряжении водные пути: Волги, Дона, Днепра и моря: Каспийское, Азовское и Чёрное. Своей торговлей Хазария достигала наивысшего расцвета, при обилиивдобавок громадных пастбищ для многочисленного скотоводства и интенсивного земледелия на Дону и Кубани. В окрестностях богатейших городов: Беланджера, Семендера на р. Сулак и Хамлиджа тянулись пышные виноградники.
   Рыболовство тоже расцветало: осетровая икра, вяленая, солёная рыба прельщало аппетиты Запада и Востока.
   В 860 году, в столицу Итиль прибыл равноапостольный Константин Философ, именуемый в монашестве Кириллом. Он вёл беседы с магометанами, с сарацинами от Евфрата, с Хазарами, с Касогами, Кассарами, с евреями. Многие приняли христианство, в том числе и наши предки Казачьего народа, подготовленные ещё до этого времени проповедями Св. Андрея Первозванного.
   Христианство в Хазарии получило широкое распространение. О этом говорит ряд исторических свидетельств, а для крепости Саркел и археологических.
   В житии Грузинского мученика Або Тифлисского говорится, что около 780 года он ездил в столицу Итиль, которая представляла собой крупный христианский центр. Сам Або Тифлисский принял крещение в Итиле. По городам и сёлам были церкви.
   В первой половине VIII века из Византии появились евреи. Эмиграция евреев была вызвана тем, что император Лев Исаир в 723 году приказал насильно обращать в христианство магометан и иудеев, а последних, видя безуспешность христианизации, он изгнал совсем из страны. Эти евреи разместились по городам "гостеприимной страны Казаров" и, отличаясь торговыми способностями, заслужили доверие у хазарских правителей, которые постепенно стали склоняться к иудейству. Первым принял иудейство Коган Булан, и с этого момента, когда был издан закон, по которому трон должен переходить только лицам иудейской веры, правители обособились от народных масс особым ритуальным обрядом и особым миросозерцанием и это, естественно, способствовало упадку популярности кагана в Хазарской Федерации.
   Археология утверждает: "Могильники изобилуют массой монет соседних стран, ни в какой другой период своей истории население Северного Кавказа не обладало таким множеством украшений из драгоценных камней и металлов не местного производства, как в этот период. Двор кагана блистал чрезвычайной роскошью. Дворец был позолочен. Двери в салон кагана и его трон были из чистого золота.
   Вся эта роскошь вливала в правящий слой чувства беспечности и праздности, а в соседних народах - громадную зависть и рождало стремление захвата сказочных богатств.
   Вытекают ли причины падений империй вообще на основ божественных истин - быть равными в среде человечества нашей кормилицы Земли, не только в духовном, но и в материальном смысле, или же причиной этих сокрушительных падений империй является только личная жажда захвата непринадлежащего, но так или иначе, а блистательная Хазарская Федерация пала в скором времени.
   Если первоначальные зачатки Хазарии были разрушены блистательным бандитом Атиллой, то печальный Рок уже указывал Северо-Кавказцам, что в ближайшем будущем появится такой же блистательный грабитель не с Востока, а с Запада.
   Учитывая все эти обстоятельства, проснувшийся из состояния беспечности Каган, обратился к императору Теофилу с просьбой построить крепость на Дону для защиты от западных варягов. Прибыл целый византийский флот с инженером Петроною и сильная крепость Саркел была сооружена.
   Местоположение этой крепости долгое время не было известно современникам, но археологические раскопки, как сообщает профессор археолог М. А. Миллер, локализовано и развалины вскрыты, в районе хутора Попова, Цымлянской станицы, на Дону, где на костях и крови наших предков, были одни из самых лучших пород Мира виноградники, вина которых ценились выше всех вин Европы и Азии. Теперь это золотое место служит дном Цимлянского моря, как результат прорытия канала между Волгой и Доном.

ПЕЧЕНЕГИ

   В VIII веке, это тюрское племя занимало бассейн р. Чика (Урал). С севера печенегов теснили болгары, а с Востока - торки. С Юга была мощная держава Хазарская Федерация. Но так или иначе, а Печенеги вынуждены были двинуться на Запад. К этому времени Правительство Хазарии, убедившееся на кровавом опыте в войнах с Персами и Арабами, в их бесцельности, усвоило тонкую политику нейтрализации враждебных сил других народов. И когда в конце IX века Печенеги дошли до границ Хазарии, то Правитель державы, войдя в договорные отношения с Торками, которые теснили Печенегов, без особых военных столкновений, пропустил последних через владения Хазарии.
   Просидевши под особым наблюдением 30 лет на р. Донце, Печенеги стали продвигаться на Юго-Запад, в сторону р. Дуная. На Яике остались небольшие части Печенегов, о которых вспоминает историк Ибн-Фодлан в 922 году. Эти части впоследствии вошли в сонм племён, составивших Московию.
   Константин Багрянородный в своих трудах писал: "С низовьев Дуная, напротив Днестра начинается Печенегия. Область их поселений простирается до Хазар. Печенеги заходили в Крым и грабили Херсонес и Климату".
   В 915 году Печенеги подошли к Киеву "сотвориша мир с Игорем, идоша к Дунаю". В 944 году участвовали с Игорем в походе на Византия и грабили Болгарскую Землю.
   Константин Багрянородный писал: "Печенеги, когда живут в немире - грабят Русь (не "Россию", прим. Автора). Русы (не "русские"0 не могут свободно передвигаться по р. Днепру. Когда Святослав двигался на Византию, то печенеги осадили Киев, Святослав был вынужден вернуться обратно и отбить Печенегов от столицы.
   В 1034 году Печенеги, теснимые Торками, пытались захватить Киев, но были разбиты Ярославом и они "побегоша разно и не ведахуся ками бежаче, бегающе, топяху в р. Стомли, инеи же по иных рекахъ".
   В 1116 году остатки Печенегов, разгромленные на Юге Византийцами, объединились со своими врагами Торками и дали решительный бой Половцам, на берегах Дона. Два дня и две ночи шла кровавая сеча. В результате, союзники были разбиты и бежали под защиту Киевского князя и были поселены по р. р. Росаве, Роси и Суле, около Стародуба. Так закончилась историческая роль Печенегов, на протяжении 150 лет.

ТОРКИ

   Археолог Н. В. Голубовский доказал, что Огузы, Гузы Узы или Торки обозначают одно и тоже племя. Это был большой Союз в VI-XI веках. Кочевали они к Востоку от Аральского моря. В конце XI века, среди них начинает распространяться мусульманство.
   Рассматривая материалы Г. Н. Губарева, а его "книге о казаках", на стр. 95, он пишет: "В X веке, как сообщает Масуди, Торки появляются на правом берегу Дона. Местом жительства их был город Славянск, который в древности носил имя этого племени и назывался Тором".
   Как мог г. Славянск называться Тором в древности, когда сами то Торки кочевали в V и X веках восточнее Аральского моря, то есть в средневековье? Древность же считается до IV века н. э. Дальше Г. Губарев сообщает: "Что Торки или Узы были киммерийско-аланским народом, которому принадлежало и древнее имя Касаков (!)".
   По имеющимся археологическим данным Торки происхождения тюрского, ничего общего с аланами не имеющих.
   "До своего появления на Дону", - продолжает Г. Губарев, "они прошли длительный путь через Терек и Кубань к Волге, оставляя память о себе в разбросанных по степи курганах, в особом типе "торческих погребений с конём".
   Ригельман связывает появление имени казаков с приходом Торков на Донец: "начало Казаков , - говорит он, - происходит со времени 948 года, от славного победителя татаро-печенегов "Касака" и по его имени проименовалось воинство его - Казаками, о чём в Синопсисе Киевской пишет так же, что победивши татаро-печенегов Казаки остались между реками Доном и Днепром".
   Не отрицая правдивости изложения Ригельмана со времени 948 года, необходимо указать, что Касаки-Касоги встречались в истории раньше и впоследствии входили в состав Хазарской Федерации.
   Дальше Губарев пишет: "после Ригельмана историк Н. М. Карамзин также считает, что имя Казаков "древнее Батыева нашествия" и принадлежало Торкам и Берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева. Там находим и первые жилища малороссийских казаков.
   Торки и Берендеи назывались Черкасами. Казаки - тоже. Вспомнив Касогов, обитавших между Каспийским и Чёрным морями, вспомним страну "Казахию", полагаемую Константином Багрянородным в сих же местах, прибавим, что Осетины именуют Черкесов - Касаками.
   В самом деле, для имени Черкасы и Казаки, в течении столетий, тесно переплетаются друг с другом. Но вместе с тем, Черкасы с Днепра и Дона называют себя Казаками. Черкасами, в русских понятиях, они оставались вплоть до 18 века, после чего это прозвище (черкасы) перестало употребляться и закрепилось окончательно за Кавказскими Горцами".
   Что касается взаимопониманий Черкасов и Казаков, то в этом изложении Г. Губарев прав; относительно же Торков, то здесь какая то историческая неувязка. Ставить Торков в какую то родственную связь с киммеро-аланами, а также Казаками нельзя, ибо киммеры-алане иранского происхождения, а Торки - тюрского. Называть их "Тори атаки" тоже не следует, так как они к Скандинавскому богу грома и молнии "Тору" не принадлежали, так как они были мусульмане.
   Что они были на Кубани, в этом нет сомнения, но пришли они не от Терека, а от Урала и Волги на Дон. Пути передвижения Торков изложены не только геогрфически, но и хронологически археологом профессором М. А. Миллером. У хазар X век - начало движения Торков на Запад, под давлением Половцев, профессор М. Миллер сообщает: "В конце XI века среди Гузского союза начинается распространяться мусульманство. Мусульманская часть Торков стала называться Туркменами, и в дальнейшем это название перешло на всех среднеазиатских Тюрков. Передвижение Тюрков на Запад сыграло большую роль в истории Западной Европы и передней Азии. Торки двинулись двумя большими массивами: часть в обход Каспийского и Чёрного морей с Севера, а часть в обход этих морей с Юга. Последняя группа, с вождями из рода Сельджуков, завоевала Северный Иран, Закавказье и Малую Азию, где и создала обширное и могущественное государство.
   Эти южные Торки или Туркмены, получили название турков-сельджуков, в дальнейшем турков-османов, а затем просто Турок. В XV столетии эти Турки-сельджуки завоевали и весь Болканский полуостров. Масса Торков, двинувшаяся Северным путём, стремилась к тому, чтобы дойдя до Византии, разгромить её и соединиться с Торками, шедшими Южным путём. Однако, северная группа была разбита Византийцами, и соединение не произошло. В результате, северная группа Торков с течением времени рассеялась и смешалась с другими народами.
   Во всяком случае можно считать, что движение Торков на Запад имело характер грандиозного плана, что доказывает, что среди Торских вождей, уже в то время, были выдающиеся политические вожди, знавшие географию и международное положение, на основе которых они и строили свои далеко идущие планы. И эти планы могли бы осуществиться, если бы южные Торки-сельджуки завоевали Балканы не в XV, а в XII столетии, или же, если бы северной группе Торков удалось разбить Византию и соединиться с Южными".
   Во время похода князя Святослава в 865-866 г. г. на Хазарию, Торки также напали на Хазар и были отбиты лишь благодаря помощи хазарам со стороны Хорезма (Бухара), как об этом сообщает Ибн-Асир.
   В 1054 году, как сообщают Византийские источники: "огузы всем племенем, в количестве 600 000 вторглись в Византию, предав разорению её Балканские провинции. Византийцы, вместе с Печенегами, резгромили их, поселив остатки в Македонии, а часть князем Изяславом была поселена на р. Росяве.
   В 1055 и 1060 г. г. против Торков были организованы походы Киевских князей. Торческие погребения есть в бассейне р. Роси. Административным центром был город Торческ (ныне с. Торчица). Здесь торки избирали себе князей, подчинённых Киеву. Как Византийские, так и русинские торки в XIII столетии были ассимилированы местным населением.
   Считаю не лишним пояснить о некоторых действиях потомков Торков по отношению к Донским казакам, состоявшим в Хазарской Федерации. В 885 году они под командой Киевского князя Олега напали на казаков, а в 965 Торки, совместно со Святославом разгромили Хазарию и разграбили её, в том числе и наших предков, а в эпоху Петра I - го, это племя расселившееся западнее Днестра, потребовалось Правительственной власти для организации так называемых "служилых слободских полков". Вот с такими то полками бригадир Шидловский 1 июля 1708 года разбил Западный отряд Донского войска, под командой есаула Драного, чем поставил Атамана К. Булавина в тяжёлое положение. Шидловский с радостью доносил царю: ""Конклюзию учинил: Бахмут выжгли и разорили", то есть уничтожили Донской Бахмутский городок.
   В период 1709-1739 г. г., когда Украина отложилась от России, передавшись под покровительство Турции, претензии Запорожцев, поддерживаемых торскими поселенцами, были чрезвычайно велики, а именно: не только всё Азовское море, даже с Восточным её побережьем Кубани, близ г. Ачуева, но даже на всю дельту Дона, вплоть до р. Темерника. И только грамотой императрицы Елизаветы аппетиты торских поселенцев были урезаны и указаны границы Украины к западу от р. Кальмиуса.
   Екатерина II повелевала послать в г. Казань для подавления восстания Пугачёва тысячу человек "малороссийских казаков", главным образом, из Торков и писала командующему Бибикову: "в сих изстари ненависть примечена к Яицким казакам".
   Так что от родственной связи, устанавливаемой писаниями Г. Губарева, неизвестно на каких данных, Казаков и Торков, приходится уклониться.

СЛАВЯНЕ

   Вопрос о славянах по прямой линии исследования происхождения Казачьего народа, придерживаясь исторической школы, не входил в программу моего труда, ибо этот вопрос отвлекает от прямого пути. Сказать же о Славянах меня вынуждают исследования Казачьих историков: И. Ф. Быкадорова, И. П. Буданова и других. Их суждения довольно суммарны и требуют особого разъяснения. Так, например, в труде И. Ф. Быкадорова: "Донское Войско в борьбе за выход в Чёрное море", он берёт начало происхождения Казачьего народа от "Славян-Русь"? Такого племени, с таким сложным именем вообще в истории не было. Были Славяне от линии р. Днепра к Западу; были "россы" от р. Аракса, которых арабы называли "руссы"; была сомнительная "русь", якобы принесённая в IX веке Варягами.
   Если же взять во внимание довольно суммарное сказание, главным образом, Германских историков о том, что ещё до Бронзового века, то есть четыре тысячи лет тому назад, индо-европейские племена исходили от р. Инд, среди которых якобы находились и Славяне (но как они попали на Инд?- прим. Автора). Но эти все племена шли южным путём через Босфор, а если некоторая часть славян и прошла через "Кавказские ворота", то эта группа, оказавшись в орбите Северо-Кавказских народов, безусловно, была ассимилирована и потеряла своё племенное имя и общий облик. Можно допустить лишь то, что маленькая часть сохранилась в виде народов "антов", говоривших по-славянски, которые обитали в верховьях Северного Донца, но эти "анты" ни в коем случае не могли быть родоначальниками Казаков, а также и те "россы, русь и западные славяне, ибо родиной Казачьего народа от древности был Северный Кавказ.
   Просто у И. Ф. Быкадорова, ко времени издания его труда, не было достаточно исторических данных, - вот он своеобразно, без особых доказательств, и вывел казачий род от сомнительного племени "славян-русь", чтобы этим сказать, что Донские казаки не есть русские люди.
   Всякое олицетворение, прежде всего, должно быть естественно и правдиво, то есть историк не должен злоупотреблять своим правом и властью над природой людей, не должен ей навязывать то, что внутренне ей не присуще.
   В последнем подробном анализе путей развития имени "Русь", автор его А. В. Соловьёв указывает, что Е. Голубинский в "Истории русской церкви", обращает внимание на ряд географических названий Черноморского побережья, образовавшихся от корня "Ros".
   Они помечены на Итальянских картах XIV-XV в. в. Среди них: "Rosso" или "Flave Rosso", вблизи устья Дона и "Casali Rossi" к югу от Азова. Смысл первого, в переводе на русский язык, значит: "Красная речка" (а такая, действительно была - И. К.); а второе: "родовое жилище семьи Росси". Появление некоторых названий, образовавшихся в сочетании со словом "Rosso, Rossa" не должно быть основанием для указания "русов" или их города "Русии", ибоэто слово означает - красный цвет. Россия же по-итальянски "Rossia", а русский - "Rossiano".
   Кроме этого, на ошибку И. Ф. Быкадорова, тот же Г. Губарев, в своей книге "О казаках" стр. 204, пишет: "И. Ф. Быкадоров повёл наш род от каких то фантастических "руссов", будто бы живших в древности на Дону, в г. Русия. Между тем "Донские русы" и г. Русия на Дону - это предмет совершенно нереальный и никогда не существоваший, - это результат недоразумения".
   Указав на ошибку своего предшественника, Г. Губарев, говоря о Славянах, пишет: "В одну из тяжких эпох, часть Славян начала обратный отход с Запада на Северо-Восток. В VII веке они пришли на Днепр. Потом, под прикрытием лесов, достигли р. Оки и озера Ильмень. По близости к Карпатам остались: Дужбы, Волыняне и Бужане. На правом берегу Днепра осели: Поляне, Древляне и Дреговичи. Кривичи заняли верховье р. р. Западной Двины, Днепра и Волги. Северяне населяли землю Северскую: по Суле, Десне и верховье Донца. Северяне встретились с остатками Антов".
   Наложив географическое положение Славянских племён, Г. Губарев, в свою очередь, впадает в ошибку, заявляя: "Кроме русских летописных записей о природе Славян с Дуная, о том же имеется свидетельство в хронике Константинопольского Патриарха Никифора, под годом 784 у него записано: "Прошло немного времени и выходцы из Славянских племён, переселяясь со своей Земли, перешли через Эквсинское море. Их количество достигло 208 000 человек и они поселились у реки, именуемой "Артана".
   После этого Г. Губарев добавляет: "Артана - тюрского названия реки и местности, лежащей на Запад от Дона. Смысл этого слова: по другую сторону от Тана, или, иначе говоря, "За Доном".
   Такой реки и такой местности "Артана" никогда на Юге, от Волги до Днепра не существовало. Как сама река, так и пояснение её слишком не вразумительны.
   По уверению Губарева, Дунайские славяне двигались с Юго-Запада на Северо-Восток, если они прибыли "на другую сторону от Тана", то следовательно Артану нужно поместить за Доном, то есть в междуречье Дона и Волги, а между тем, в приложенной карте автором, Артана показана вдоль реки Северного Донца. При этом нужно сказать, что в VIII веке р. Дон не носила имя Тана или Танаиса, так как он был переименован Сармато-Аланами ещё во II веке до Р. Х. и назывался Доном. Тогда же были переименованы р. р. Днепр и Дунай. Нужно также сказать, что об Артане никто из всех летописцев Киевских, Новгородских, Персидских, Византийских не говорят. Ведь нельзя же допустить, что город Артан и местность Артана были совершенно этим летописцам не известны. А повествует об артане лишь один арабский историк Аль-Балхи, писавший в X веке так: "Что касается Арты, то мы не припомним, чтобы кто нибудь из иностранцев странствовал там, ибо они убивают всякого иноземца, путешествуещего по их Земле. Только они отправляются по воде и ведут торг, но ничего не рассказывают про свои дела и товары, и не допускают никого провожать их и вступать в их страну".
   Г. Губарев совершенно упускает из вида, что его воображаемая Артана находилась в границах мощной Хазарской Федеративной державы, пограничная стража которой была не только по всему Северному Донцу, но и севернее по Хопру и Мкдведице. Ведь линии городов: Тамбов, Воронеж, Курск были северной границей Хазарской державы. И как это Артанцы, отгородившись как бы железным занавесом, никого не допускали и даже смельчаков убивали. Не могла сильная держава иметь в своей среде какое-то государство, убивающее всех пытающихся заглянуть за их "занавес".
   Затем говорится: "они прибывали водой". О какой это "воде" говорится? Северный Донец во многих местах проходим вброд, следовательно, крупные водные транспорты с товарами не могут двигаться, а если и двигались лёгкие лодки, то куда они направлялись? Если по течению, то в Дон к крепости Саркел, который не особенно нуждался в Донецких товарах.
   Но Г. В Губарев не унимается. Вероятно, из чувства симпатии к славянам, он приобщает их к Казачьему Краю и красочно повествует: "К моменту переселения южных славян были страшные морозы и всё Чёрное море замёрзло, и поэтому славяне двинулись по льду".
   Если взять пункты поселения славян по Южной Фракии и Македонии, то до междуречья Донца и Дона будет приблизительно 1 500 вёрст. Идя по льду до Перекопа (избегая Днепра, из боязни быть мобилизованным) - это будет 400 вёрст. Какие должны быть запасы у людей, решавшихся не переселяться, а бежать из родной земли, ибо там были беспрерывные бои? Для себя, фураж для лошадей и скота. Какой должен быть обоз для имущества, стариков, детей, больных, обмороженных? Идя по льду, что они, а также скот, пили? Лизали лёд, а он солёный, значит - верный успех дизентерии.
   А выйдя в степь? Ведь тогда населённых пунктов в направлении колонны почти не было. Прямых дорог от Перекопа к Донцу тоже не было. В этих местах существовали сильные бураны. Даже в моей юности, в бассейне Донца, снегом покрывались казачьи курени и приходилось откапывать их и сараи для скота. До Донца ни уюта, ни приюта, ни поселений, где бы согреться 208 000 толпы не было. Лишь слышался вой жестокого ветра, да злобное завывание голодных волков. Население было лишь по р. р. Лугани, Митякине, Айдару, Каменке, Калитве - притоков Донца. Кто бы добрался до этой обетованной Земли? Только десятки. Всё же остальное было бы жертвой жестокой зимы, и путь движения несчастных славян в истории носил бы название: "Дорога Смерти!" Так погибли 30 000 Уральских казаков в 1919 году, двинувшихся от г. Уральска до Александровского укрепления. Так погибли от мороза 5 000 Донских казаков, при их походе от ст. Хомутовской в направлении ст. Торговой, всего лишь на протяжении 90 вёрст.
   А колоновожатый Г. В. Губарев двинул 208 000 славян на протяжении 1 500 вёрст в страшную стужу. Слава Богу, что этого не случилось и не пришлось петь панихиду.
   Мы обратимся для разъяснения к Болгарской истории, которая отлично знала о переселении Дунайских славян. Вот что она говорит: "В 761 году князь Винес был убит восставшими славянами. Его заместил князь Телец. Этот князь был сторонником войны с Византией и поэтому приступил к мобилизации славян Фракии и Македонии. Славяне этих провинций, недовольные постоянными войнами, происходящими на их же землях, обратились к императору Константину V с просьбой дать им место для поселения. Тот радостно согласился, ибо это уменьшало силы врага.
   В результате этих переговоров, 208 000 славян (смотри: Nicephorus Patriarches, p. 68-69, Theophanes, p. 482), в 762 году переселились с Бьалканского полуострова в прибрежной части Малой Азии и осели на предоставленной им земле в Вифинии, вдоль реки Артана, на берегу Чёрного моря. Там же был и город Артан.
   Другой историк И. П. Буданов также впал в ошибку, указывая Артану на Донце. Что в пределах Хазарской Федерации были отдельные группы славян и другие народы, в этом нет сомнения, ибо политика Хазарии была направлена для усиления престижа привлекать порабощённые народы на свою сторону, что и создала мощь державы. И все эти народы перечислены в истории Хазарской Федерации, но о Артане там нет ни звука.
   Греческий летописец Прокопий из Кессарии, описывает внешний вид тогдашних славян: "они высокого роста, огромной силы; цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый, не совсем тёмный, но все они тёмно-красные; образ жизни у них грубый, без всяких удобств; вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохи и совсем не злобны, а во всей чистоте сохраняют гуннские нравы".
   Если бы эти славяне, в таком огромном количестве, осели бы по берегам Донца, то впоследствии наложили бы своё сходство внешнего вида на население междуречья Донец-Дон. Лично я - житель Донца. Казаки этого района своим видом напоминают античный облик Северо-Кавказцев, а именно: высокого роста, широкоплечие, узкая талия, лицо белое, слегка смуглое, волосы шелковисто-чёрные, глаза чёрные или карие, походка быстрая, лёгкая, взор прямой, открытый. Рыжих, светлых, золотистых в этом районе - редкое очень явление из приходящих ремесленников Московии.
   Несколько слов о Антах Донецких. Такие искусственные "нации", составившиеся из различного рода племён, не имеющие собственного этнического племенного корня, как "Великороссия" и ей подобные, стараются приобрести за счёт этих Антов собственный корень.
   Московские историки утверждает, что "русский народ" произошёл от Антов, а Украина, в лице профессора Грушевского, наоборот, твердят, что Анты создали Украинский народ!!! А на поверку оказалось, что "Анты" вошли в сонм Германского народа.

МАДЬЯРЫ-УГРЫ

   Мадьяры-Угры финского происхождения, но сильно отуреченные, в начале IX столетия из Южного Предуралья стали продвигаться на Запад, в поисках широких степей для их скотоводства, принявшего высокие нормы. Дойдя до Дона, мадьяры соприкоснулись с сильной державой Хазарии, которая, искусная уже в дипломатии, пропустила мадьяр на правый берег Дона и скрепили с ними договор дружбы тем, что выдали знатную хазарку за их предводителя.
   Мадьяры, признав верховную власть хазар, оставались их верными союзниками до конца пребывания их в Восточной Европе.
   Мадьяры кочевали со своими стадами на огромных пространствах от Дона до р. Буга. Они были воинственным народом, и грабежи играли видную роль в их экономической жизни. Они нападали на славянские и аланские поселения. Ибн-Ласт историк писал: "мадьяры налагают на славян тяжкую дань и обращаются с ними, как с военнопленными. Пленников они отводят до пристани Карх (Керчь). Греки выходят им навстречу. Идёт торг. За пленников они получают греческую парчу, пёстрые шерстяные ковры и другие товары. Главные остановки мадьяр-угров были Дон и Бессарабия".
   Летопись о них сообщает: "в лето 6406 (898) идоша угре мимо Киев горою еже ся зовёт ныне Угорское. И придоша к Днестру, сташа вежами, бешо бо ходяше яко же и половцы. И пришедше с востока и устремишися через горы ведкиша, иже прозвашася угорскими и почаша всевати на живущая ту. Седяху бо ту вшеже словене".
   Затем угры захватили Фракию и Македонию, а затем перевалили через Карпаты, завоевали карпатских славян и смешались с ними, создав своё Королевство Венгерское, куда унесли много слов Донецких поселений: борона, борозда, коса, лопата, рожь, мак, казан, баран, чабан, нож, топор, молот, медь, серебро, золото, мечь, стрела.
   Смешавшись с аланами и славянами, они утратили финский тип и приобрели европейский облик.
 
ПОЯСНЕНИЕ К ЭТНОГРАФИЧЕСКОЙ КАРТЕ ЭПОХИ ХАЗАРСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ ДЕРЖАВЫ (ЭТНОЛОГИЯ - НАУКА О ПЛЕМЕНАХ)
  
   При рассмотрении этой карты,составленной трудами французских этнологов, под председательством профессора Делаганша и отпечатанной по распоряжению Французкого Правительства в 1832 году, видно, что весь Северо-Восток занимался следующими племенами (справа налево): Petehona - пешехонцы; южнее: Tehermissea - черемисы; остатки Bulgarie-d`orient - булгары - восточные, масса коих переселилась на Дунай; остатки Ouzes ou Torcos - Узы или Торки; остатки - Petchenegues, масса коих ушла вместе с торками на Днепр и Дунай; западнее - Mordviens - мордва; Mechtera - Мещеры; далее: Ved - Ведь; Merlena - Меря; Mouromlens - Мурома; Vlatitches - Вятичи; на крайнем Северо- Западе Carelle - Карелы. Все эти племена суть тюрско-финского происхождения, составившие впоследствии Варяжскими князьями (Рюриковичами), методом кнута и крови Московское государство, применив к нему искусственное этническое наименование "Воликороссия", не имея на то никакого исторического обоснования.
   На этой карте, даже заинтересованный исследователь не найдёт начертания этнического племени "русского народа", на имя которого Московия претендует уже сотни лет, вводя в заблуждение даже цивилизованные народы Запада. Такого народа, в его этническом племенном состоянии, никогда в истории не было.
   Значущиеся на карте, ниже Вятичей угры или мадьяры к X веку, будучи союзниками Хазарской Федерации и кочевавшие со своими стадами на громадных пространствах от Дона до Буга, нападая на Византийские владения, впоследствии, перевалив через Карпатские горы, образовали совместно с покорёнными аланами и славянами своё Королевство Венгрию.
   Южнее Угров, значительно от Днепра на Восток: Хозар - могущественная когда-то Федерация, в составе которой входили на равных началах наши Казачьи Предки, которые, как значится на карте, сперва имели жительство между Чёрным и Каспийским морями, под именем: Козаки или Кассоги (в переводе). А по мере расширения владений Хозарской державы, казаки, казаки или кассоги, (как под последним именем казаков называли соседние народы) стали переселяться из своей Кавказской страны севернее - в Приазовье, на Дон-Донец и Днепр. Такова эволюция перемещений, под влиянием исторических событий наших предков от Закавказья и Северного Кавказа на широкие Причерноморские Степи, чтобы затем в XIV-XX в. в. покинуть их, а затем вновь возвратиться.
   Одно из самых благоприятных условий для жизни Казачьих предков - это была эпоха Хазарской Федерации, где существовала, по тем временам, настоящая государственность с её законами, охраняющими жизнь и личность гражданина, были нормальные международные взаимоотношения с другими народами, процветала культура и цивилизация, укреплялось христианство среди наших предков приобщённое, главным образом, равноапостольным Кириллом, ширилась в громадных размерах внешняя торговля, высоко стояло земледелие, рыболовство, скотоводство.
   Население Хазарии благоденствовало, чтобы всё это, добытое трудами и потом, при помощи Господней, было разграблено, часть населения перебита, продано частично в рабство, города и поселения уничтожены таким же блистательным бандитом, как Атилла Гунский - Святославом Киевским язычником. И Хазария, как светлый метеор, среди кромешного жуткого насилия и рабства, потух навсегда, чтобы уступить Доброе вековому Злу, наследником коего появилась Московия, обрядившись в одеяние лицемерной христианской державы.
   Карта Хазарии ясно документально доказывает не только казаку, но и другим народам, что Казачий Народ жил, развивался, боролся за свою независимость не только в средние века, но и в древности, имея своей Родиной Северный Кавказ, претерпевая иногда великие страдания тогда, когда о Московитах не было не только ни слуху, ни духу, но даже их в вибрионах не было, ИБО МОСКВА ОБОСНОВАЛАСЬ ЛИШЬ В 1382 ГОДУ!

РУССЫ

   Когда речь заходит о "руссах" или "руси", то многие исследователи истории, как бы внедряются в непроходимый лес различных гипотез, химер и блистательных выдумок. О каких "руссах" можно вести разговор? О тех ли, о которых летописец Нестор суммарно сообщает: "От Варягов прозвашатся Русь". Но, ведь, Варяги не были "русы", а лишь сбродом вооружённых людей различных племён, среди которых и не было то племени "русь". Или говорить о "русах" азиатских, пришедших от р. Аракса, которых только арабы называли "русами", но таковых Нестор не признавал за "русь". Но азиатские "руссы" имели кличку различную: "рас, росс, рокс, роксоланы". Так или иначе, от этих то "руссов" или "русь", довольно мистические историки Московии всячески стараются взять свою преемственность, не имел своего собственного исторического племенного происхождения и возвести свой сборный из многих финских племён конгломерат на высшую ступень "великого русского народа", а между тем этнического племени такового народа никогда в истории не было.
   Не только посторонние Московии историки, но даже и те, которые считают себя русскими, становятся в тупик: где брать свою преемственность от недоказанного прошлого?
   О происхождении "русских" существуют гипотезы:
По летописцу Нестору: "От Варягов прозвашася "Русь!"
И сказал Олег: "Киев будет матерью городов русских". Но странно: Олег - норвежец - варяг, почему же должен быть Киев "русским", а не городом победителей Варяг или даже Славян, его населяющих.
"Рус" базируется на сказании, что у князя Богомила в 7 веке было 3 сына: Чех, Харев и Рус (последний по цыету русых волос), от них произошли: чехи, хорваты и русы. (но не "русские", прим. Автора).
"Русские - потомки Иофета, сына Ноя. Но почему Иофета, а не Хама или Сима? Но, ведь, сыновья Ноя были евреи, а отталкивание "русских" от евреев - яркое. Если же согласиться, что "русские" произошли от одного из сыновей Ноя, тогда надо признать их происхождение как раз от Хама, ибо черты последнего у "русских" вылазят везде и всюду, но отнюдь не от Иофета или Сима.
"Русские произошли от египтян, так как много слов общих. Они прибыли якобы по Волге и соединившись на Севере с Варягами, стали называться "Русь". По видимому, египтяне, угоревши от тёплой печки Египта, ринулись охладиться в снега Севера.
Современный историк П. Ковалевский утверждает, что "русские" стали называться по цвету русых волос.
Особенно рьяные патриоты-историки утверждают, что согласно Ассирийским клинописям было племя "Асур", а так как эти письмена читались справа налево, то и выходит Руса".
Слово "Русь" происходило якобы от племени "росс", которые жили на р. Араксе, называвшиеся ранее "Рас", "Рокс" и к первому веку переселились на Днепр", но эти россы", одни из предков теперешних украинцев и к Московии ничего общего не имели. Предками украинцев были: славяне, печенеги, готы, торки.
   Один из "русских" историков, профессор В. В. Григорьев, в своей книге: "Россия и Азия" (С.Петербург, 1876 г.) выражает ярко своё недоумение о своём произведении: " Первые времена народной жизни нашей покрыты густою мглою, в которой глаз историка может различать лишь летучие огоньки над могилами наших предков, беспрестанно переменяющие свои места (где же эти могилы? И. К.). Что представлялось ясным вчера, оказывается сегодня тёмным, как неверное и невозможное. Мы не знаем даже, когда появился, где обитал первоначально, к какому племени (расе) принадлежал тот нард или поколение, именем которого мы гордимся.
   Мы не знаем, кто такие Руссы или Русь, которых находим и на Волге и на Днепре, на Балтике и на Адриатике, на Балканах и Карпатах, между поколениями славянских, финских и скандинавских. Не знаем, что за люди были Варяги, Шведы, Датчане или Славяне Поморские.
   Не знаем основательно ни отношений Славян, Финнов, Руси и Варягов между собой, ни вообще отношений России к Южным и Западным Славянам и к Восточным соседям. Не знаем ни степени образованности наших праотцев, ни их быта общественного и семейного, ни их религии языческой, ни того, как, когда и откуда пришла религия Спасителя. Не знаем, начинать ли нам историю свою со времени Митридата, или с 9-го или с XI века по Р. Х. Короче - не знаем почти ничего положительного неоспоримого. Что доселе написано о древней истории нашей, основано на шатких началах: подует лёгкий ветерок скептицизма, и системы, построенные с большим искусством, валятся и разбиваются вдребезги.
   Мы пишем, рассуждаем, доказываем, но сами не знаем - верить ли тому, что пишем сами?
   Горько сознаться в этой истине IX и X веков нашей истории.
   Все системы строить на летописи Нестеровой? Но она уже утеряла и утратила ту достоверность и уважение, которым пользовалась.
   Системы их шаткнулись, рухнули и тьма, тяготеющая над древней Русью сгустилась ещё более , подавленные обломками, оглушённые шумом этого падения, мы не знаем теперь почти ничего о судьбах нашего отечества в первые века его жизни и сказаниях современных иноземных писателей и остаёмся блуждать в современной темноте.
   Не разработаны иноземные источники. До латинских летописцев Западной Европы едва прикоснулись; известия арабских, византийских, римских историков, путешественников стали употреблять с недавнего времени".
   Вот и чистосердечное мнение просвещённого профессора историка, не потерявшего свою совесть и не продавшего своё перо династии. И вместе с этим это мнение - смертельный приговор над всеми псевдо-историками Московии, за их исторические химеры и блистательные выдумки "великих" деяний князей и царей и ту ложь, которую они позволили написать в адрес доблестного Казачьего Народа, существовавшего за две тысячи лет до появления Московии.
   Современный "русский! Историк С. Лесной, в своей "Истории Руссов", заявляет: "Недостаточность разработки иностранных первоисточников, касающихся истории Руси, огромное латинское, греческое и на других языках наследство не переведено, между тем из этих источников мы знаем гораздо больше, чем из русских летописей. Интересные сведения мы находим у мусульманских писателей; нет свода грузинских, армянских авторов (стр. 711, т. 7)".
   Когда то историки представляли восхвалителей за деньги и почести своих правителей. Если личное угодничество сейчас не таковое, но имеются другие формы его: политические, национальные, религиозные, а между тем им верят, как учёным, хотя порой они опускаются до уровня научного мошеничества. Норманисты (Варяги) совершенно произвольно вставляли или выбрасывалои слова, заменяя буквы в словах, меняя этим смысл. Все их писания только куча никуда негодной исписанной бумаги (стр. 714, т. 7).
   Представители династий часто - ничего не значущая вывеска и только, пружины действий скрыты и народе. Мы видим яркие примеры, как Россию развивали и спасали не цари Иваны, но и Ермаки и Дежнёвы, по своей инициативе освоившие просторы Северной Азии (стр. 783, т. 7)
   С грустью можно лишь сказать : спасали и неоднократно эту "Россию" казаки, расширяли её границы и захлебнулись в собственной крови от рук кровожадной рабовладельческой Московии!


ПРОИСХОЖДЕНИЕ "РУСИ"


   Ясного, правдивого и исчерпывающего этот вопрос, казаки не найдут в трудах исписанной бумаги и полного освещения у историков Московии. Приходится прибегать к источникам посторонним Москве, не игнорируя, однако и "русских", кои не потеряли совесть.
   Историки Москвы, не имея своего исторического племенного корня происхождения, заимствуют этот корень, не имея на то исторических обоснований, за счёт среды совершенно чуждой Московии по духу, вольности, по племени, по социальному и политическому строю, а именно: от Славян (не будучи сами таковыми), самостоятельной, демократической республики Великого Новгорода.
   История Московии начинается с рассказа о том, что Новгородцы, вследствие некоторых раздоров, решили призвать для управления Варяжских князей, говоря: "Земля наша обильна, но порядка в ней нет - придите править и володеть нами". И далее: - пришли три брата: Рюрик, Синеус и Трувор. И сели: Рюрик - в Новгороде. Синеус - в Белеозере, а Трувор - в Изборске. Что эти братья-Варяги делали, как управляли народом, история "Руси" не посвящает, по видимому, определённо скрывая истину. Из труда историка Лесного: "История руссов" мы узнаём, что Новгородцы вели ожесточённые бои, под командой своего посадника Буривоя, родившегося в 770 году. Вся его жизнь прошла в борьбе с Варягами и к концу своей жизни он был вынужден оставить Новгород и бежать из его пределов. Тогда Новгородцы попросили у него своего сына Гостомысла, которому и удалось изгнать Варягов в 825 году, и править до 867 года - дата его смерти. И довольно странным кажется сообщение историков Московии, что Новгородцы, ведя почти беспрерывно войну, чуть ли не сто лет, призвали для управления своих же вековых врагов - Вагягов: Рюрика, Синеуса и Трувора. Не описано ничего о смерти двух последних молодых братьев: была ли их смерть нормальной или они были убиты. Не сказано также о методах управления Рюрика в Новгороде.
   А оказывается, что первоначально то Рюрик сел не в Новгороде, а в Ладоге в 870 году, а в Новгород попал лишь в 873 году и то с большими боями. О этом находим свидетельство академика В. Д. Грекова, который говорит: "Нестор в своей "повести" пропустил, ради прославления династии Рюриковичей, известия первоначальной Новгородской летописи Епископа Иоакима о насилиях Варягов, чинимых ими над Новгородцами, что по имени города стали называться Новгородцами "словене, кривичи и меря", также пропустил Новгородское известие о длительной борьбе Новгородцев, под предводительством Вадима Храброго, против Рюрика. Даты же походов Олега и Игоря с датами Новгородской летописи намеренно перепутал".
   Из этого какой же может быть вывод? Рюрик появился не по призванию Новгородцев, а как завоеватель свободной республики. Историки Московии также скрыли смерть Рюрика. В действительности он не умер естественной смертью, а был убит притесняемым честным племенем, севернее Новгорода, Карелами. Таким образом, все те "павлиньи перья", коими украшают московиты Рюрика, разлетелись во все стороны, как миф, оставив его голым, как грабителя. Что же касается летописи Нестора с его провозглашением, что от "Варягов прозвашася "Русь", также ничего не остаётся из тех же покаяний профессора В. В. Григорьева, приведённого выше.
   Это покаяние поддержано ещё более энергично историком Лесным, который пишет в своей "Истории руссов", на стр. 989 так: "Никогда никакого племени "Русь" в Швеции (Скандинавия) не было, что ни в языке, ни в религии, ни в законодательстве, ни в географических названиях, ни в личных именах, ни в обычаях, ни в песнях, ни в военном и морском делах, ни в чём норманы (варяги) не оставили на "Руси" следов имени, как завоевателея.
   Доказательства Норманов - блеф, мыльные пузыри, позорище русской исторической науки".

ВАРЯГИ

   О них даёт блестящую характеристику тот же профессор В. В. Григорьев, в своём труде: "Россия и Азия", так: "Ни один народ древнего или нового мира не отличался такими предприимчивостью и отважностью, как Норманы. Природа образовала этих диких детей снегов и морей суровыми и неукротимыми, а обстоятельства ещё более развили их характер, сделав Норманов хищниками и кровожадными. Привычка к походам, прелесть добычи сделали хищничество как бы врождённою их склонностью. Никто не мог сравниться с норманом беспредельною дикою отвагой, презрением смерти, яростью в боях.
   Любовь к отечеству воодушевляла Грека, слава окрыляла легионы Римлян, Аравитянами (турки) водил фанатизм. Славяне сражались за независимость, Монголы жаждали славы и крови. Норманы же воспламенялись духом удальства, разбоя и грабежа. Рождённые на угрюмых скалах и в мрачных дебрях, под снежным Небом, взлелеянные бурями и нуждой, - чего могли страшиться они? Всякая страна, богаче их собственной, привлекала этих диких воинов Севера. На лёгких лодках переплывали моря и океаны, как стаи голодной саранчи, опустошали они и богатые земли Италии и плодородную Францию и северо-восточную Московию (Россию). Тот же самый дух мы видим в Норманах, призванных Славянами и Финами, в лице Рюрика. Едва успев утвердить свою власть на Севере, они двинулись на Юг, за сокровищами Греции, и гордая Византия затрепетала перед бесстрашными хищниками.
   Не удовлетворившись этим, Норманы, под самозванным именем "Руссов", каковыми они никогда не были, совершили два тёмных похода на Восток:
Вторжение в Грузию и 2) в Персию: Chroniun Syriacum - Абуль-
Фарализи и Annalea Moslemiki - Абуль-Феды - арабские историки.
   О этих хищных набегах историки: Татищев, Болтин, Щербетов или не знали или просто умолчали, а Карамзин находит, что эти походы увеличены "рассказами".
   Эти горе-историки привыкли думать, что на Востоке, который был более культурный, чем невежественная Московия, пишут только "басни" и что Нестор (простой монах) молчал о этих походах.
   Идея о Востоке, как Европейцам, так и Московитам зиждилась на укоренившемся взгляде, что Восток - страна мечтателей, страна очарований, родина фей, добрых и злых духов, талисманов, заклинаний и фантазий и лишь потому, что восточные историки писали в живом красочном стиле. Ни истории, ни литература, ни поэзия Востока не обращали на себя внимание и единственная цель, к которой стремились было - уразумение Св. Писания, которого так до сих пор и не уразумели, создав изуверскую религию.
   Итак, происхождение слова "Русь" оказывается мифом и брать от мифа свою преемственность московитам не к лицу. Брать же свою преемственность от Варягов - то это более правдоподобно и надлежало бы и называться Варяжским народом, но не русским, ибо Варяги, начиная от Рюрика дали надлежащее воспитание покорным племенам Московии, так и не поднявшихся хотя бы на маленькую ступень свободы и равенства и пребывают на протяжении сотен лет на верху великими грабителями порабощённых народов, а на низу - рабами.
   Но что же нам, казакам, известно о "Руссах", которых история Московии ещё не признаёт за своих "радоначальников", а придерживается за "Русь" Варягов? В книге Иосифа бен-Гориона или Иоссипона: "Родословная таблица народов" говорится: "Русы живут по реке Кира (Кура), текущей в море Гурган (Каспийское).
   Китяб-Челеби, турецкий историк, пишет: "из девяти племён, как племени турецких "Русы" происходит от одного турецкого племени".
   Константин Багрянородный называет Новгород "внешняя "Розия", а не "Россия". Видимо, "русы" в какое-то время занимали там командующее положение, поэтому Варяги и прозвали Новгород "Русью", что Словенам не нравилось - "от варяг-бо прозвашася "Русь", а первее беша "Словение". Это разделение "Русь" и Новгородцев проходит до 1270 года в официальных документах: "или человек или конь русский и Новгородский".
   Это постоянное отделение Новгородцев от Русов свидетельствует, что Русы для Славян были элементом чуждым.
   После того, как Олег - заместитель Рюрика, войдя в союз с "Русами" с Востока покорил Киев и сел в нём и назвал его "матерью городов русских". Почему Киев должен быть "матерью городов русских", а не Варяжским или Славянским? Ведь, там же жили и управляли Варяги, покорив славяни сам Олег был норвежец? Разницу между "Русью" и Славянами можно констатировать из приказа Олега: "и рече Олег: исшейте парусы поволочные Руси, а Славенам крапивные".
   Американский историк Шлехтер опубликовал древний еврейский документ X века, в котором говорится, что "Хальгу" (Олег) - царь Руси - воровским образом, ночью захватил Хазарский город "Самбатос" (Киев) и ограбил его, совершенно коварным образом, прикинувшись купцами, Олег вызвал наместников Киева на южную окраину города Аскольда и Дира, и убил их.
   Киев, как известно, был основан Хазарами, при его наместнике Кие и именовался "Киява-Куяба".
   "Награбленное имущество", продолжает документ, было Хзазарами отобрано и Хазарский царь заключил с Хальгу союз, чтобы он напал на Византийского императора. Поход продолжался четыре месяца и был неудачен: Византийцы осилили Олега огнём на море. С остатками своего войска "Хальгу" - Олег возвратился и двинулся в Персию, где и пал вместе со своим станом".
   Так что прославление Московитами Олега: "твой щит на вратах Цареграда", нужно отнести к мифическому измышлению. Может быть, он и хотел прибить щит к воротам Цареграда, но вступить в эти ворота не сумел.
   "В 860 году произошло нападение Русов на Царьград", - пишет современник событий Никита - Епископ Пафлагенский, - жестокого народа Скифского племени, по имени "Россы", пришедшие от Евксинского моря (Азовского) в Сенос опустошивший на пути все страны и все монастыри".
   Ат-Табари, арабский писатель, говорит о Шахриаре - правителе Дербента, который заявлял в 644 году: "я нахожусь между двумя врагами: один - хазары, а другой - Русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними кроме здешних людей никто не умеет. Вместо того, чтобы платить им дань, будем воевать с русами сами и собственным оружием и будем удерживать их, чтобы они не вышли из собственной страны".
   Сообщение это знаменательно: оно указывает на местоположение Русов, а именно: на Север от Дербента - Хазары, а на Юге от него - Русы "враги целому миру, в особенности же арабы".
   Это подтверждает, что Русы не были Киевскими и связь их с Киевом произошло лишь с появлением авантюриста Олега.
   Из выписок Гаммера,пользовавшегося Кораном, видно, что Русы жили по р. Араксу: "народы, Аад, Тимуд Асшабир Рас (или Рос) и существующие потомки их (Коран, версет 39) "и приде их народ Ноя и Асшибир-Рас - владетели Аракса обвинили их пророка в лжи".
   Расы или Росы всегда встречаются в сказаниях Арабов, как жители р. Аракса, которая раньше называлась - Рас.
   П. Успенский, переводчик бесед Византийского Патриарха Фотия, говорит: "Русы не были ни Славянами, ни Скандинавами, а яфедитами (потомками Иафета).
   Арабский историк Маазди говорит, что обычаи Русов были сходны с индусами и, что в Хазарии были Русы и Славяне. Седьмой судья Хазарии был для Славян, Русов и других язычников. Русы и славяне разделяются на многие племена, из которых каждое имеет своего короля, и они часто воюют между собой".
   Я остановлюсь на этом подробнее потому, что у историков Московии и её общественности укоренилась, как болезненный мозоль, Идея, что Русы - это Славяне.
   Русы совершили на Восток два отдельных похода, через 30 лет один после другого.
   О первом писал Имам Абуль-Хасан-Али, известный под именем Масуди, один из славнейших историков Востока, живший в X веке, в сочинении его "Муруджуа-Загаб-уа-Маадин-уль Джавагир", то есть "Золотые луга и рудники драгоценных камней", написанного в Египте, в 943 году, где он писал: "После 910 года прошло около 500 судов Руссов. Вошед в пролив Нейтуса (Керченский пролив) к Дону, который соединяется с рекою Хазарскою (Волга)".
   Примечание: здесь историк, по видимому, имел ввиду р. Маныч, тогда судоходную, соединяющую Дон с Волгой.
   "Они там встретили гарнизон царя Хазарского, и Русы послали к царю Хазарскому просить позволения пройти через его владения и рекою Волгою спуститься в море Хазарское (Каспийское), называвшееся прежде Джорджанским, обещая за это половину добычи, и прибыли к городу Итилю (столице Хазарской Федерации).
   Предполагая, что Русы идут на Персию, враждебную Хазарии, пропуск был дан с удовольствием. Отсюда Руссы рассыпались по морю в разные стороны, выходя на берег толпами: к Жиле, Дейлему, Табаристану, Абескуму, Нефтяной Земле до самой области Азербейджанской.
   Русы везде проливали кровь, уводили женщин и детей, расхищали богатства, производили набеги и предавали всё огню и опустошению. Окрестные жители вооружались и под командой государя Ширванского (Баку) Али Бен-Эль-Гайсем вели сражение, но без результата. Русы, сделав набег, находили со своими судами убежище на островах моря. Награбив довольно добычи и пленниц, Русы отправились к устью реки Хазарской и отсюда послали часть добычи к царю Хазар.
   Бывшие же среди Хазар мусульмане узнав о том, что сделали Руссы с землями их братьев, а не Персов, образовали войско в 15 000 человек. Бой длился три дня. Русы, не имея конницы, понесли потери: было побито и потоплено до 30 000 человек. Остатки - 3 000 человек, бежали в земли Бурдасов, на левый берег Волги".
   Достоверность сказания Масуди подтверждает историк Мир-Зегир-ад-Дин Мераши.
   В это время по берегу моря жили Аланы, Лезги, Касоги-казаки.
   Историк Ибн-Эль-Эжскир Джазери, в своём сочинении: "камиль-ут-Тарих (полная летопись) писал: "В 943 году снова увидели руссов около Хазарского моря. Они поднялись вверх по р. Куру и внезапно появились перед Бердасю, столицей Аррано, взяли город, захватили 19 000 пленных, разграбили город, взяли в рабство детей и выбрали женщин, которые им нравились. Правитель Азербейджана Махомед-Ибн-Муссафир собрал 30 000 войска, но был разбит руссами, которые оставались спокойными долгое время, но излишнее употребление жирных овец и вкусных плодов, произвело между ними заразительную болезнь, жертвою которой погибла большая часть их войска. Остатки же бежали.
   По видимому, в первом походе 914 года и погиб летописный грабитель Олег. О смерти его московиты писали, что умер от укуса змеи. Но странно, что существовали Олеговы три могилы: две в Киеве и одна в Ладоге, - ищи эту змею, как ветра в поле.
   О всех этих гнусных походах Руссов Нестор говорит весьма мало.
   Поход Святослава, сына Игоря, на Хазарию, когда он, по известию Ибн-Хаукала, опустошил все страны по Оке, Дону, Волге до Семендера и гор Кавказских, когда он нанёс сильное поражение Булгарам, потряс до основания Хазарскую Федерации, - поход этот, один из главнейших. Нестор описывает в пяти строках. Какова же была причина похода - жажда мести за разгром войска Олега и грабёж? Без всякого, казалось, повода огнём и мечом опустошал народы лишь во имя врождённого инстинкта Варягов к грабежу.


КРИСТАЛЛИЗАЦИЯ КАЗАЧЬЕЙ НАРОДНОСТИ

   В предыдущем изложении о начальном периоде жизни наших предков, учёные археологи, как то знаменитый языковед Н. Я. Марр, а затем современный антрополог Руденко, археолог Танышпанов, Радлов, к той, ране их опубликованной литературе различных историков и писателей, с яркой убеждённостью в своих знаниях, доказывали о древнем происхождении наших предков, то естественно ставится вопрос: были ли Казачьи предки одним из племён миграций, пришедших из-за пределов Средиземного моря, с которых повествовали Египетские хроники и восстановивших так называемый "бронзовый век" на Кавказе, или же наши предки уже существовали там до прихода Средиземноморцев, то есть четыре тысячи лет тому назад?
   Из показаний академика Н. Я. Марра видно, что до прихода яфетических народов у Кавказских проходов через хребет существовало племя "Каз", начертание которого он делает так: "Каз"- сов", как охранителей этих проходов: Каспийский проход, Дарьяльский проход.
   В дальнейшем своём изложении он доказывает, что племя Каз-хи, Кас-пи исходит от чистой основы "Каз", и в конце концов локализует этот вопрос так: "Каз-хи" это - есть предки Казаков.
   Более ясного определения в сущности и не требуется. Мнение этого большого учёного ярко подтверждает антрополог Руденко, в своём труде: "Казаки", со ссылкой на археологов Твнышпаева, Радлова.
   На основании этих показаний, естественно вытекает вывод, что предки наши были уже на Юге Кавказа и охраняли проходы до прихода средиземноморцев. Но с другой стороны вытекает вопрос о приходе на Кавказ племени "Саки", кои по каким то причинам не попали во время на Кавказ, прошли мимо и только в X веке до Р. Х., то есть три тысячи лет тому назад, пришли от Памира, а они - тоже средиземноморской расы и сразу же объединились с племенем "Каз", то есть Казахами, значит, между этим племенами существовали какие-то родственные начала. И это двойственное племя, слившись воедино, стало называться: "Касаки". Как видим, племенные корни "Каз" и "Сак" остались в целости неизменёнными.
   Так или иначе, а на Северном Кавказе, в бронзовый век, произошло абсолютно безболезненная ассимиляция племён и народов. И только в последующие времена из единого Союза стали изменяться наименования местных жителей и к настоящему времени этих наименований чуть ли не 36: по местностям расселения, по образу жизни, по внешнему виду, по социальному строю, по родовым группам и каждое племя имело по несколько имён, иногда навязанных соседями. Таким же названиям подверглись и наши предки, но свой племенной корень "Каз" так и остался несокрушённым даже великими переселениями народов. Бурные ветры тысячелетий не смели этого родного нам имени.
   Теперь мы проследим процесс классификации Казачьей народности, так сказать, эволюционный путь Её наименования, включая мнения некоторых историков.
   Французский историк Michel Delines, в своём труде: "La Russie-Soclete francaia d`Edltion d`Art-Paris VI, стр. 237, пишет:
   "Comme il se trouve dane le Caucase un territoire, gui s`appele "Cossaguia", - в переводе значит: "На Кавказе находится одна территория, которая называется: "Косакия".
   Есть ли подтверждение этому в наших анналах? И не ошибся ли француз в названии "Косакия"?
   Существует "История о Донском Войске, сочинённая Директором училищ в Войске Донском, Колежским Советником и Кавалером Алексеем Поповым, 1812 года, в Новочеркасске", часть 1. во Харькове, в университетской типографии 1814 года.
   Так, в этой книге, на стр. 110, говорится: "выстроен Донской монастырь, и ныне существующий. Всё воинство в твёрдом уповании на молитвы и заступление Пресвятой Богоматери с великим мужеством и силою бросились на Татар, весьма жестоко и долговременно сопротивлявшихся и обратило их в бегство так, что на шестьдесят пять вёрст их поражало. Однако сколь кровопролитно и пагубно было с обеих сторон сие    сражение доказывается тем, что по окончании онаго всего по исчислению оставшегося воинства сказалось только десятая часть, то есть сорок тысяч. Здесь во второй раз усматривается, что Донское войско, после владения Россианами Тмутараканским княжеством, приметя ослабление в силах Татар через их междуусобные брани, что по всему Дону свободно можно было им проходить в Россию; служило под знаменем Российского Государя и что оно имело тогда крайний и ближний на реке Доне и Елцу городок на том самом месте, где ныне в Воронежской губернии город Задонск и монастырь. Мы усматриваем, что сие войско, издревле называлось Донскими казаками, а земли их Козакиею; ибо на Персидском языке козак значит Скифа по свидетельству Плиния (историк, И. К.), писателя первого по Р. Х. Века, Константина Порфирородного, царствовавшего в Константинополе от 775 по 797 год и Историка Абул-гази-Багидар-Хана...".
   Из этого сказания видно, что французский историк Делинес не ошибся, назвав на Кавказе территорию "Козакию", откуда впоследствии и переселились Казаки на Дон-Донец.
   О стране Козакии говорит и Константин Багрянородный, но в начертании "Казахия" - буква "к" смягчена в букву "х". я помещаю это сказание в двух переводах: английском и французком: - первый, английский, второй - французский.
"Beyond Zlchia is the country called Papagia? And beyond the country of Papagia is the country called Kasachia, And beyond Kasachia are the Gaucasian mountains, and beyond the mountains is the country of Alania"
"Au-dela de la Zlchia, on trouve le territoire de Papaghia; du-dela de Papaghia, Kasachia; au-dela de Kasachia, le mont Caucase, et au-dela du Caucase, le pays des Alains".
   Профессор Кляпрост сделал перевод на французский язык, а на русский так: "За Зихией находят территорию Папагию; за Папагией - Казахия; за Казахией - гора Кавказ; за Кавказом - страна Алан".
   Таким образом местоположение Аланов было от устья Волги на Юг, по западному берегу Каспийского моря до нынешней Осетии. Южнее Алан, вдоль хребта Кавказских гор, в сторону Чёрного моря, была страна Казаков, в верховьях Терека и Арагвы, а также и в Закавказье в междуречье Куры и Ефрата, а в углу Западного хребта Кавказских гор, вплоть до Чёрного моря, была Зихия, а севернее её Папагия.
   По поводу сказания Багрянородного существовало много комментариев, одно другое опровергающих; в особенности старались исказить местоположение Казахии историки Московии, что дало право Польскому историку Яну Потоцкому категорически заявить: "остаётся определить происхождение Казаков, о которых, я не знаю почему, так много спорят, ибо ничего уже нет более ясного: Во времена Константина Багрянородного было на Азовском море два княжества, из которых одно называлось "Казахия", другое "Алания".
   О казаках также говорит и арабский историк Масуди, но начертание его не Казах, а Кашак (по арабски) так: "в соседстве Алан находится нация "Кашак", она обитает между Кавказом и морем Рум (Чёрным). Хотя Аланы были и более могущественны, чем этот народ, однако, не могли его покорить: они сопротивлялись им посредством крепостей". Но Масуди добавляет: "Кашак" - имя Персидское и означает гордость и высокомерие, и есть прозвание народа, а не собственное имя".
   Историк Шторх перечисляет государства, в которых были Славяне: 1) Новгород и 2) Казаки.
   Историк Устрялов утверждает, что Казаки - выходцы из Кавказа.
   Тоже говорит и историк Бантыги Каменский (история Малоросии).
   Историк Жардо сообщает: "Падение Кипчакской империи, столь счастливое для России, совпадает с появлением в этих местах отрядов воинов, называвшихся вначале именем одного Кавказского народа - Черкасами, а потом Казаками или, скорее, Казаками. Этим именем они сами себя называли, так называют их и русские.
   Пришли вместе с Батыем, эти Черкасы составлялись из многих племён, в числе которых находились и Казаки, смешавшиеся без сомнения с тюрко-половцами, которые в эту пору исчезают со страниц истории. Этот народ (Казаки) обосновался на Дону".
   В книге С. Н. Сирина: "Юго-Восток России", Берлин 1922 года, стр. 8, приводится мнение профессора Академии Генерального Штаба В. И. Баскакова, уводящее генезис этой части Юго-Восточных Казаков далеко вглубь истории.
   Согласно этого взгляда "Казаки Кавказа должны считать давность своего поселения не позже других туземцев Края, к каким они и должны быть причислены".
   А туземцами Кавказа ещё в "бронзовый век" были: Казахи, Касоги, Касары, Черкасы-Адыгеи и другие.
   Историк Всеволжский говорит: "Казаки образуют в настоящее время (словарь изд. 1883 года) в России народ отдельный, как по образу жизни, их занятиям, их военной организации, так и по их одежде и нравам".
   Историк А. Бертело, чтобы яснее различить, что между Казаками и Русскими мало общего и по крови и по духу, кроме языка, утверждает: языковое единство предполагает существование одной нации, говорящей этим языком, тогда как части этой нации не повинуются одному и тому же Правительству. Но никакие нации политическая или нация языковая, достоверная или предполагаемая, не соответствует единому антропологическому типу, как теперь, так и три тысячи лет тому назад".
   Как курьёз, как посмешище для историков Московии, я помещаю выдержку из "истории" Забелина, определённого Казакофоба, который говорит, что: "при Грозном туда, на окраины с татарами (!), на опасные места, вывозились (!) (хорош государственный метод "вывозить" людей к татарам, увеличивая тем силы своих врагов) из государства казаки - лихие люди, а именно: ябедники, крамольники, составщики крамольных и бунтовых ябед, жалобниц, доносов и так далее из детей боярских (!) из холопей боярских и из иных чинов. Их наказывали торговой казною и ссылали в казаки (!), в окраинные города".
   Чтобы возвеличить русских, Забелин добавляет: "Рассыпанные по нашей Земле (!) курганные древности скрывают в себе истинную, настоящую колыбель нашей жизни (!), о чём рассказывают античные греки и писатели римских и византийских веков о нашей колыбели (?)".
   По этому поводу, для опровержения басни Забелина, скажем, что в Новгородской Земле, по р. Волхову, а особенно на Юге: в Причерноморье, Приазовье, на Дону, при Волге, на Северном Кавказе много курганов, но они абсолютно не принадлежат племенам так называемой "Великороссии" и "античные греки и писатели римского и византийского веков" про "Великороссию" и его жителей не только ничего не писали, но о ней ничего не знали, а о Танаисе (Доне), о Танаитах, о Коссаках, Косогах и Казахах, о Черкасах, о Борисфене (Днепре) не только знали и писали, но некоторые и бывали там, начиная с Геродота.
   Что же касается курганов по Волхову, то это - могилы Торков. После разгрома их на Дунае Византийцами, они прорвались за Днепр и стали распространяться на Север до Новгорода включительно. Могилы эти не только не есть мифического "великого русского народа" - никогда не существовавшего, как этническое племя, но даже и не Славянские, так как Славяне тогда трупы умерших сжигали.
   На Северо-Восток от озера Ильменя, есть озеро Лач - название не славянское, около него г. Каргополь, г. Турчасов - название тюрского корня. Самая же область "Каргополис". Есть там и река Шиленга, несомненно испорченное имя р. Силенги, впадавшей в озеро Байкал, в Сибири, откуда и принесли это имя Торки - турецкого племени (историк Катиб Челеби).
   Достоверно известно, что Иван Грозный никаких посягательств на республиканский образ управления Казаков не проявлял, а наоборот поддерживал, что видно из грамоты его к князю Ногайскому: "и только за ваши неправды и грабежи перед ними (казаками) повелеваю вас самих воевать и ваши улусы астраханским, волжским и донским казакам и над вами над самими они не такую досаду учинят, и нам уже ныне своих казаков унять не мочно".
   Грозный к Казакам, не в пример последующим царям, проявлял полное доверие и широко пользовался ими для серьёзных и ответственных поручений, формируя из них посольства и отряды.
   Так, например, в 1567 году были посланы Атаманы Иван Петров и Бурнал Ялычев исследовать Земли, лежащие на Юге, за Сибирью, и вообще Казаки в Московском государстве тогда имели такое же значение, как боярские дети. И в свете этих исторических фактов, выступление "историка" Забелина, явно провокационное, и все его олицетворения: "лихие люди, ябедники, доносчики" по ассоциации возвращаются к своему автору. Он не составляет собой определённой писательсткой личности: чужая история, чужие замыслы, внушённые ему различными авторами, у последних родились, - Забелин же эти дикие образы и идеи, к своему стыду, усыновил. У него нет такой силы претворения и воплощения, которая заставила бы читателей почувствовать хотя частицу Правды, в его зловещей Лжи. Писания его ужасают своей мертвенной надуманностью, полным отсутствием какой-либо жизни, и бездушным дуновением псевдо-исторической пошлости и как бы героизмом тупость веет от его "литературы".
   Мнения о происхождениии слова "Казак", систематическому объединению ещё никем из историков не подвергались, а поэтому приведём ряд слов блихких по созвучию, а затем уже, основываясь на исторических данных, когда эти многие слова постепенно сливались и дали единое в гармоническом звучании слово "Казак", как имя племенное, а не напицательное.
   Ковсак - из арабского - быстрый в нападении на врага.
   (Frensel Be originibus Linguas Sorabici Lib.L, 56)
   Казык - человек бездомный - слово испорченное (Анисимов: "Живая старина", стр. 430, т. III, 1894 г.)
   Козах: "Ко" - сторож; "Зах" - рубеж, - означает: охранитель - военная стража.
   "Ка-сака" - Сака - древний народ, "Ка" приставка, обозначающая превосходство.
   "Коз-ар" - Сестренжевич Богун говорит, что он нашёл в Азии происхождение имени "Казак". Сарматы произносили слово "Козар, как Козак. Козары, перемещённые в Казахию, приняли имя Казах" - Sicstrengevits de Bohobz "Rechercheb Historiguessur L`origines des Sarmats: L, 189.
   "Косог-Касог" - имя Кавказского народа, данного соседями, в эпоху Хазарского царства Казакам.
   "Казак" - имя полководца у Шахматая-Хана. (Cromer / IV. XXX. p.45)
   Катрмер - переводчик на французский язык "Империи Монголов Рашид Эддина", приводит многие выписки из манускриптов персидских и называет имя казачьих предков "Казаки".
   В жизнеописании Тимура-тамерлана написаного им же самим в 1369 году, он пишет: "усвоивши манеру сражаться по Казацки, снарядил свои войска так, чтобы я мог, как Казак, проникнуть в жительство моих врагов". Следовательно, этот большой полководец после Чингис-хана, заимствовал тактику у наших предков, а вовсе не Казаки учились у Татар, или у Московитов, которые по лживым утверждениям таких "историков", как Забелин, Броневский называют казаков "беглыми русскими холопами".
   Мнение Западных историков:
   Казаки - легко вооружённый воин; казак - хранитель границ, разведчик, пионер цивилизации. Казак - витязь, умирающий за Вольность и Веру.
   Мнение Московитов: Казак - вольный, свободный, разбойник, вор.
   Нет нужды особенно вести дискуссию с Московитами, история которых расцвечивает махровыми цветами планетарных разбоев и грабежей порабощённых народов.
   А как же относятся простые люди Московии? Образ казака в их сознании оставался возвышенным, почему народ и воспевал былинных героев, называл их Казаками, как Илью Муромца. Далее историк Соловьёв писал: "богатырь не умирал в Казаке. И наши древние богатырские песни - это песни казацкие о казаках. Любимый образ фантазии певцов - это богатырь Казак, а Илья Муромец обыкновенно называется старым казаком и прямо Донским. Казаком, Атаманом Донских казаков.
   Богатырь - казак есть герой народной исторической песни в продолжении восьми веков.
   Понятно, что появление в XVII веке богатыря-казака, какого ещё не бывало - Степане Разине - сильно отозвалось в песне: сам стар казак Илья Муромец при Разине - есаулом только и самый видный из богатырей отодвигается на второй план.
   "Как из далече, из чистого поля,
      из раздольица, из широкого
      выезжает тут старый казак,
      Стар старой казак Илья Муромец.
      То младший Ермак да Тимофеевич
      Прервал у стара Казака Ильи Муромца
      Прервал его храпы белые".
   Богатыри-Казаки, как обитатели того чистого поля - главные участники в этой "с идолищем поганым" борьбе, это самая чистая, самая поэтичная сторона их деятельности", заканчивает Соловьёв. И этим наносит страшный удар по головам шовинистов историков Московии, своей ложью уподобляющихся "идолищам поганым" - антихристианским.
   Не лишено интереса изыскание Донского Казака Г. В. Губарева: "Книга о Казаках", в которой он пишет: "До половины XIX века "русская" историография признавала за казаками право называться особым народом, и этот взгляд не подвергался дискуссиями, как установленная традиция. Но сто лет тому назад, мгновенно, и без всяких дебатов, все явления казачьего прошлого русские (!) перекроили на социальный лад (скорее всего на политический лад). Казаки уже обитали в новых границах, захваченных Россией и великодержавные интересы её потребовали теоретического "упразднения" казаков, как народа и обращения их в "беглых русских рабов".
   Причины этой неожиданной перемены ничего общего не имеющей с наукой и русские (!) не потрудились даже опровергнуть установленный прежде взгляд, - услужливо включили казаков в чужой исторический комплекс, переписали на свой счёт Казачье национальное достояние и при каждом удобном случае стараются распространить по всему свету новое ложное мнение о происхождении казаков.
   Заниматься подробным разбродом всего этого вздора нет нужды. Исторические памятники нерушимо сохранили свидетельства о прошлом нашего народа от самой глубокой древности до наших дней. Каждое правдивое слово Казачьей истории легко разоблачает хитросплетения недобросовестных учёных и восстанавливает звено за звеном непрерывную цепь Казачьего родословия. Оно тянется от нас - Казаков к Касакам, Касогам и Касарам и далее к Касахам, Касакам, выступающим из тумана тысячелетий в своём оригинальном Скифском виде.
   Казачье национальное имя показывает удивительную устойчивость: из эпохи в эпоху, на протяжении тысячелетий оно изменилось лишь весьма незначительно. Русский историограф Карамзин не без основания говорит о древности нашего имени. Это имя в Казачьем обиходе произносилось как и сегодня - Казаки!
   Однако, разные народы, которым приходилось встречаться с нашими предками - выговаривали его неодинаково. Например, у Греков самое раннее начертание было "Кассайя и Казахи4 у Китайцев - Кеса, Кюйсеу; у Тюрков - Казак, Кайсак; у Персов - Каззак; у Кабардинцев - К,эзак; у Славян - Касак, Касог, Казак, у Англичан - cossack; у Французов - Cossagues; у Испанцев - Cossagos. Различные начертания - следствие неодинакового произношения.
   Древнее территориальное имя Казачьих племён Приазовья - Меоты, в дальнейшем Кассаровцы - Казары, по царству Хазарскому. Затем - Черкасы, по стране Черкасии. Пятигорцы и Гребенцы, по урочищу в Кабарде; Северуки - по Северскому Донцу; Запорожцы по Запорогам; Донцы, Кубанцы, Терцы - по рекам и областям также назывались: Ордынские, Литовские, малорусские, перекопские, путивльские, белгородские, городецкие, рязанские, днепровские".
   Таким образом, Г. В. Губарев внедряется вглубь древнего происхождения Казачьего народа. Задолго в людских массах Северного Кавказа и бассейне Дона начались процессы взаимного выравнивания, формирования однообразного быта, верований. Они происходили непрерывно на протяжении тысячелетий совместной жизни и завершились на полях державы Томотороканской: из Касаков, Касогов, Казаров - в результате выковалось основное ядро Казачьего народа имя: Казаки!

ПОХОДЫ КИЕВСКИХ КНЯЗЕЙ НА ВОСТОК

   Если до IX века наблюдалось движение человеческих масс с Востока на Запад, то в IX веке произошло образное движение с Запада на Восток.
   Если Восточные конные кочевники, начиная со Скифов, руководствовались главным образом захватом огромных пространств степей Причерноморья для своего интенсивного скотоводства и подчинения местного населения своей власти, то Западные массы под водительством Киевских князей, главным образом, руководствовались хищнеческими врождёнными инстинктами грабежа, чему способствовали две стихии Варяжских (уже описанная мною) и стихия руссов, пришедших от р. Аракса. Это две стихии удачно объединились под водительством Норвежца Олега (прославленного московитами как "Вещего"). Эти "руссы", как уже говорилось, совершили два грабительских похода, в 914 и 944 годах. В первом походе и погиб Олег.
   После Олега Киевом правил Игорь - племянник Олега, сын Рюрика. Княжение его было неудачное. Поход на Византию окончился плачевно. Флот его был сожжён "греческим огнём". Нападать на могущественную Хазарскую державу он боялся, хотя он и обладал присущей его роду жадностью. Из-за этой жадности он и погиб. Историки Московии умалчивают о причине его смерти: Византийские же источники говорят о этом весьма подробно. Получив от Славянского племени Древлян дань, он потребовал таковую же вторично. Это вызвало возмущение. Игорь, прибывший за данью, был схвачен Древлянами, привязан к двум елям за ноги, пригнутыми вниз, затем ели были отпущены и Игорь был разорван пополам.
   После Игоря княжила Ольга-жена, довольно мудрая женщина, принявшая христианство; внешними войнами она не занималась, наводя порядок в государстве. Христианство при ней заметных успехов не имело, не удалось ей обратить в христианство и сына своего Святослава, шедшего твёрдо с народом в своём язычестве. Идея христианства была ему чужда, - его грабительским инстинктам.
   Историк С. Лесной (стр.706) даёт ему такую характеристику: "сильный телом и духом, Святослав был типичным завоевателем; действительные интересы народа для него были чужды. В борьбе, в добыче, взятой в войне, он видел цель жизни, пренебрегая интересам государства. Напрасно современные историки видят в его поступках шаги разумного, полезного государственного деятеля - Святослав был авантюристом. Дела Новгорода его вовсе не интересовали: о Киеве он прямо заявил, что ему там жить "не любо".
   Взоры этого-то авантюриста, по отзыву С. Лесного, были обращены на богатства Хазарской Федерации. Один лишь трон Кагана из чистого золота не давал ему спать спокойно и вот в 965 году он и двинул свою рать из Варягов, руссов и славян.
   Летопись о этом говорит кратко: "Иде Святослав на Козары. Слышавшие же Козары изыдоша противу с князем своим Каганом и сступишася на бои, и бысть брань, одоле Святослав Козаров, и град их Белу Вежу взя и Ясы победи и Касоги, и приведе Киеву".
   Жестокость Святослава была неимоверная не только к защитникам крепости Саркел на Дону, но и поголовному избиению хазар, взятых в плен, а остатки хозар преследовал до Кавказских гор, убивая их. Хозары рассеялись по Кавказу и Крыму, исповедуя иудейство, но без Талмуда, называясь "Караимами".
   Ограбивши столицу Итиль, Святослав разрушил древний казачий город Азак, двинулся на казачьи и аланские поселения, разграбил богатый город Семенгдевр, а также и Томоторокань и с великой добычей возвратился в Киев. Неудовлетворившись громадными богатствами Хозарии, Святослав с ещё большей жадностью бросился на грабёж Византийских провинций, имея честолюбие замыслы захватить Царьград, но отягощённый добычей, он решил возвратиться домой. На обратном пути от Дуная Печенеги, извещённые Византийцами, засели у Днепровских порогах, напали на перегруженную дружину Святослава, разгромили её и сам Святослав был убит. Летопись говорит об этом: "Нападе на ня Куря (князь Печенежский), и убиша Святослава. Ив зяша голову его и во лбе сделаша чашю, оковавши лоб его золотом и пияху в нём".
   Так закончил свою бурную жизнь один из блистательных грабителей Варяго-Руссовских князей. Награбленное золото частично пошло на оковку его черепа, из коего князь Печенегов пил вино в торжественных случаях, а остальное золото пошло прахом.
   После смерти Святослава в 980 году, в Киеве княжил его сын Владимир, объединивший под своей властью весь славянский Восток.
   Владимир был незаконорождённый сын Святослава от девушки славянки Малуши-ключницы княгини Ольги. Влияние своей матери, а в особенности брата Малуши Добрыни, человека государственного ума, было очень сильное. От отца-грабителя возмужал и развился государственный деятель. Он не увлекался грабежами других народов, а занялся устройством своего государства. Таковым же был и его предпоследний сын Мстислав, от матери "чехини" в удел этому молодому князю досталось княжество Томотороканское, в древности называвшееся "Тома", поэтому и следовало бы называть его согласно корня "Тома", а не Тьмутораканским. Во главе этого княжества стоял Косожский князь Радедя (по осетински "Иредада"). Среди осетин было предание, что когнда Мстислав прибыл с дружиной, то Радедя благородно предложил, чтобы не проливать кровь подвластных им дружин, спор о престолонаследии решить личной борьбой. В борьбе этой оказался победителем Мстислав, который и объединил все народы Северного Кавказа и создал сильную Томатороканскую державу.
    Здесь уместно поместить выдержки из "Книги о казаках" Г. Губарева: "Волею Судьбы Мстиславу пришлось быть на Востоке наследником Хазарии. Но вместе с землями к нему перешли и связанные с ними обязанности - стража Европы: он должен был держать заслон перед широко открытыми Урало-Каспийскими воротами и препятствовать новым вторжением азиатских кочевников. Такая роль, за которую никогда не брался Киев (а старался наоборот пограбить, - на Дону. Справиться с ней мог только сильный союз местного племени и народов. Держава Мстислава должна быть сильной. Кроме того, теперь, когда его многочисленные братья, уничтожая друг друга в удельных распрях, погибли все, за исключением старшего Ярослава и младшего Судислава, он считал вправе получить часть наследства отца.
   Мстислав уже имел могучую дружину из природных воинов старых и новых подданых: Казаров, Касогов, Касаков и Ясов (Танаитов, Донцов).
   В 1023 году Мстислав двинул свои войска к Днепру, летопись говорит: "поиде Мстислав на Ярослава с Козары и с Касоги".
   Ярослав в это время был в Новгороде и усмирял в Суздале языческие бунты. Мстислав подошёл к Киеву, но Киевляне его не приняли, тогда он без боя занял Чернигов.
   Ярослав собрал Новгородских и Киевских воинов, вызвал из Скандинавии отряд варягов "красавцы" Якуна и повёл войска на Чернигов".
   Летописец так описывает встречу братьев под Лиственом. "Мстислав с вечера приготовил войска, поставив Северян лицом против варягов, а сам с дружиной расположился по крыльям. И была ночь, и была тьма, молния и гром, и дождь. Мстислав говорит своей дружине: "пойдём на них". И когда сошлись северяне с варягами, варяги много потрудились избивая северян, но потом ударил Мстислав со своей дружиной и начал рубить варягов. И закипел горячий бой. При блеске молний сверкало оружие, гремела буря и шла страшная резня. Ярослав увидел, что его побеждают и бросился бежать вместе с Якуном, князем варяжским. Тут-то Якун и потерял свои золотые латы. Ярослав бежал в Новгород, а Якун за море. Мстислав же на рассвете, увидевши северян побитых и варягов Ярослава, говорил: "Кто же этому не был бы рад? Вот лежит северян, вот лежит варяг, а своя дружина цела".
   Поражение было столь жестокое, что Ярослав не решился вернуться на Юг. Но Мстислав предложил: "садись в своём Киеве, ты - старший брат, а с меня довольно и этой стороны".
   В 1026 году братья заключили договор: границей был Днепр. Заняв левый берег, Мстислав стал владельцем огромных пространств. Его держава раскинулась от Кавказских гор до верховьев Дона, Оки и Волги, на западе она упиралась в Днепр, а на востоке в приволжские степи. Томотороканцы знали, что благодаря их боевым трудам прежняя граница княжества отодвинулась на сотни километров, предоставляя для их услуг богатые и относительно спокойные места для поселений у лесных граней. Там лежали степи, богатые водами и тучные пастбища. Козары и Касаки использовали своё законное право и оседали здесь под опёкой мужественного и ласкового князя и летописцы начинают их вспоминать под именем "чёрных клобуков", людей одетых в чёрные шапки, которые и составляли главную массу подданных Томатороканского князя.
   В хетинской легенде есть повествование о его браке с "самой прекрасной девушкой аланского края, это было чудо красоты, картина, расписанная Солнцем и звали её Надо, из рода Бургалты. Не прошло и года после свадьбы, как Надо родила Мстиславу сына ". Сын Евстафий умер ещё при отце в 1033 году. Сам же Мстислав, простудившись на охоте, скончался в 1036 году.
   Храбрый князь по рождению, не был связан ни с Козарами, ни с Касаками, но он искренне любил Донцов и Кавказцев, и в дружине души не чаял. Всячески берёг воинов и не только способствовал их оседлому быту, а и возвёл их роды в положение первых людей среди северян.
   Кроме того, у Казаков имеются особые причины чтить память вождя их предков в сложении Казачьей народности. При нём завершился один из значительных этапов слияния воедино навродов, и заслуга политического объединения племён, выступивших вскоре на арену истории под общим именем Казаков".
   Днепровские князья разобрали по частям сильное политическое образование Мстислава, занимаясь лишь распрями и враждой, да убийствами друг друга и, конечно, не были в состоянии сдерживать волны Азиатов. И когда из-за Урала двинулись Половцы, то их никто уже задержать не смог.
   Некоторые историки с позиций чисто политической, утверждают, что Томоторокань была "русской". По этому поводу археолог Ю. В. Готье писал: "Нет никаких исторических известий, которые доказали бы существование вокруг Тьмуторокани "русского" населения. Знаменитый Тмутороканский камень (с надписью: "в лето 1068 Глеб князь мерил море по леду от Тмуторокани до Кърчева 10 000 и 4 000 сажен") единственный материальный памятник, свидетельствующий о "русском" (русинском - прим. Авт.) владычестве". С именем Готье археолог М. А. Миллер не согласен и утверждает, что в области Тмуторокани была колонолизация славян-русов (но не русских), другие историки даже утверждают о "Приазовской Руси" (но не россии, прим. Авт) "А ведь Готье ясно говорит не о мирной колонизации "русских" славян, а только о "русском" владычестве, то есть временном пребывании со Святославом с целью грабежа и другими, которые впоследствии возвратились на Днепр.
   О способах колонизации Московии имеются исторические пояснения. Так, например, Василий III предпринял поход против Литовцев. Он перебил и увёл с собой три части жителей из четырёх, коих после того отдал или продал татарам, а вместо их поселил столько своих русских (московитов), сколько можно было достаточным для осиления хватившихся туземцев вместе с его же гарнизоном.
   "За один только раз в 1488 г.," - говорит профессор Платонов,- "привезли из Новгорода более 7 000 людей на Москву".
   В 1568 году большая рать Ивана Грозного опустошила всю Черемисскую Землю. Летописец говорит: "Много зла учиниша Земле той, людей иссекоша, а иных в плен поведоша, а иных изожгоша, а кони их и всякую животину чего с собой нельзя имати, то всё иссекоша, а что было живота (имущество) их, то вся взяша, и повоеваша всю землю ту досталь пожгоша".
   "Колонизация" сводилась к тому, что просто захватывали соседние Земли, подчиняли, сгоняли живший в них народ, строили города и крепости, и поселяли своих крестьян, и в этих "колонизационных" движениях не было ни подъёма духа, ни риска, ни отваги, свойственным всякой колонизации.
   Как пример невежества и зверства Рюриковичей, приводим выписку из Летописи о княжеских братоубийствах и разъяснение причин этих зверских фактов:
   "В 1217 году Князь Глеб Рязанский Володимирович изучен сатаною на братоубийство, имея сподвижника брата своего Константина и с ними диавола, иже прелести их своим злоказньством вложивша има в промысел избити братию свою". Факт удивительный, но едва ли читатель согласится с мнением летописца-истолкователя: виноваты - де во всём "сатана и диавол", но ни в коем случае сами князья-братья!

ЕЩЕ О ТОМОТОРОКАНСКОМ КНЯЖЕСТВЕ

   Существует в Нью-Йоркской публичной библиотеке книга немецкого автора "Древние Азовская и Крымская известия" (Baver Gottlieb Siegtried) в русском переводе Адъюнта Императорской Академии Наук И. К. Тауберга (Изд. III, В Санктпетербурге 1782 года). В этой книге, на стр. 47, сначала говорится о разделе князем Владимиром своих уделов среди своих сыновей, согласно летописи игумена Киево-Печёркого монастыря Феодосия, сотрудника "великого" епископа Никона - строителя монастыря около города Томаторокань так:
   "Он разделил своим сынам, которых находилось не малое число, правление некоторых, а особливо отдалённых провинций. Из оных имел Мстислав свою резиденцию в Тмуторокани, который город называется ныне Темрюк. Там покорил он себе в 1021 году соседственных до Кавказских гор распространившихся Козаков и отправил их в 1023 году вместе с Козарами против своего брата великого князя Ярослава, а в 1024 году сам за ними следовал. Однакож они скоро опять помирились и по вторичном разделении Земель перенёс Мстислав престол свой в Чернигов.
   Тмуторокань есть то самое место, которое Цезарь Константин Порфирогенет Тамотарха называет и полагает против Боспора или Керчи. Ныне называется это место на картах Темрюк и лежит против крепости Тамань, к северо-восточной стороне подле Меотического (Азовского) моря. Итак жили уже во время Цезаря Константина Порфирогенета оные Козаки, которых Мстислав себе покорил в юго-восточной стороне от сея крепости до Кавказских гор. По тому может всяк разсудить, как бы Россие возможно было все оные места содержать в своём владении, и Казаков, как храбрый народ, привести под свою державу, ежели бы она всею рекою Доном и следовательно Азовом не владела. Правда, что Половцы лишили потом Россиян сея пользы и победили великого князя Всеволода в 1061 году в жестоком сражении. Однакож нахожу я, что российский князь Ростислав владел ещё в 1064 году крепостью Темрюком, и привёл опять в послушание казаков, но потом от греков, которые храбрости его боялись, ядом отравлен. От сего можно бы заключить, что Половцы уже после вторичной баталии, которая случилась в 1067 году, помянутые места также и Азов завоевали. Но другие писатели объявляют, что Темрюк принадлежал ещё в 1078 году Олегу, внуку великого князя Ярослава, и что великий князь Всеволод, по отъезде его в Константинополь, определил на его место управителем в Темрюке одного, именем Ротибора. В 1083 году, Олег возвратился из Греции (был арестован Хозарами и содержался на острове Родос) и принял опять прежнее своё владение, а в 1094 году напал он сам на Днепровских князей (Игумен Феодосий, стр. 351)".
   Олег в 1094 г., при помощи Половцев, появился под стенами Чернигова. Находившийся там его дядя Владимир Мономах уступил ему город и удалился в Переяславль.
   Олег был мстителем за поруганную честь Чернигова Киевскими князьями. Как бич Божий налетал на "русские" Земли захватчиков Днепровских князей, неся опустошение и страх. В "Слово о полку Игореве" говорится: "Ступает в злат стремён в граде Тъмуторокане, тот же звон слыша давний великий Ярослав, сын Всеволода, а Владимир по вся утра уши закладаша в Чернигове".
   От одних только сборов в поход Олега трепетали в ужасе Днепровские князья.
   С приходом Половцев и уходом окончательно руссов и Славян из Томаторокани, последняя, избавившись от паразитов Киевских, вынуждена была сотрудничать с Половцами. Конечно Томаторокань в своём политическом и торговом отношении ослабела. Жители стали переселяться за Кубань, где в предгорьях стал зарождаться Союз племён "Черкасия". Тамань и Кубань вошли в союз. Название Томаторокань сохранилось только за городом.
   В XII веке там правили князья или из Косогов-Казаков, или из Алан.
   Араб Эдризи писал: "Матарха цветуща, окружена обработанными полями, виноградниками. Князья отважны и грозны для соседних народов. В городе происходят ярмарки.

ПОЛОВЦЫ-КОМАНЫ ИЛИ КУМАНЫ

   Половцы-Команы или Куманы себя называли "Кипчаками". Они подошли к Днепру в 1055 году и заключили мир с Всеволодом Переяславским. По культуре они стояли выше Печенегов и Торков. Хан Кончак объединил их в одну державу, под личной властью. Половцы окончательно отрезали Томатороканское княжество от Киевщины и уже в 1117 году все славяно-русинское должно было покинуть торговый центр на Дону - Белую Вежу, бывшую крепость Саркел. Колонизация славяно-русинская в Подонье-Приднестровье в зачатке исчезла. Половцы были скотоводами, но грабительские походы играли в их экономике большую роль.
   Феофан-Исповедник даёт им такую характеристику: "жизнь мирная для них - несчастье, верх благополучия, когда они имеют удобный случай для войны".
   В общем, столкнулись два Мира: Тюрский и Ославянившееся Приднепровье, со своими многочисленными князьями-Рюриковичами. Но эти два Мира, разные по происхождению, были абсолютно схожи в своих грабительских действиях. И вот, на протяжении 175 лет происходят непрерывные набеги одних на других. Половцы, учитывая рознь и вражду князей, наносят им поочерёдно большие поражения до тех пор, пока жаждущие власти князья не приходят к разумному соглашению между собой и тогда Половцы несут такие же поражения.
   Некоторые князья входят даже в договорные сношения с "погаными" (считая себя чистыми), чтобы поразить своих соперников к власти.
   Летопись сообщает: "сотвориша бо ся глад велик в Земле нашей и опустели Града наши и быхом бегающие и перед враги нашими".
   В 1095 году, князь Владимир Переяславский вероломно убил Ханов Итлара и Китаня, приехавших к нему заключить мир; перебита была и дружина. Половцы ответили: напали на г. Юрьев, на р. Роси, разграбили его и сожгли. Затем напали на города Переяславль и Устье. А Хзан Боняк осадил Киев, разграбил и сжёг Киево-Печёрскую Лавру и окрестность, сам город уцелел.
   Владимир Мономах, однако, разгромил Половцев, в результате чего Хан Отрок ушёл к Грузинскому царю Давиду Строителю, выдал за него свою дочь. С ним ушло 40 000 конницы. Но вскоре он вернулся, чтобы объединить Половцев. И скоро повелись бои.
   В 1184 году объединённые князья, под командой Святослава Киевского разбили Половцев. Это дало, как претекст молодым князьям из чувства зависти, объединиться между собой, чтобы приобрести славу, под командой Игоря Новгородского и князей: его сына Владимира, брата Всеволода, племянника Святослава, князя Ярослава Черниговского, - всего шесть полков двинуть на врага. Заслон Половцев был легко разбит и князья стремительно двинулись вперёд. Половцы, не принимая боя отступали, создавая большую силу из резервов. И вот: "в поле незнаевом, среди земли Половецкие окружили полки Игоря ак борове". Два дня и две ночи шла ожесточённая сеча. К обеду на третий день "падоша стязи Игореви", так говорит летописец. Все князья были взяты в плен. Спаслись 15 воинов. И так пала рать Игоря "на реце Каяле, у Дона Великого".
   В "Слове о полку Игореве" довольно красочно описано как будто даже сама природа давала предчувствовать беду: "Солнце ему Игорю тьмою путь заступаше; нощь стонуща ему грозно птичь убуди; свист зверин веста; збися Див, кличет връху дрега, велит послушати земли незнаема".
   Некоторые историки предполагают, что река "Каяла" у Дона Великого" - это летописная "Калка" (Кальмиус), где татары Субутая разгромили Киевских князей. Но р. Калка не есть "У Дона Великого", а отдалена от него и никакой речкой не связана.
   При этом было бы странно, чтобы Игорь Новгородский шёл с войском с Севера на Юг, проделывая опасный фланговый марш по отношению к Половцам.
   Путь движения князей начинался с Владимира, это - путь по Донцу". Конные по берегу, пешие на лодках. Так оно, вероятно, и было. И войско Игоря, достигнув реки "Каменки", впадавшей в Донец, в отрогах Донецкого кряжа и густых лесах на Донцу было окружено и разбито.
   И "Слово о полку Игореве" не даром говорит, что Солнце ему Игорю тьмою путь заступиша, ибо Солнце закрывалось горами и лесом и "Див збися-кличет вверху древа". А какие же горы или лес, мешающие ориентировке по Солнцу были на реке Калке? Их там нет!
   Отсюда моё предположение, что река "Каменка", впадающая в Донец с правой стороны городка Гундорова, была в истории названа "на реце Каяле" и действительно Донец впадает в реку Дона Великого.
   О бое Игоря на Каменке мне приходилось читать старинную книгу, со старинной печатью с титлами в архиве станице Гундоровской.
   Такого страшного поражения князей, не переживали за все почти двести лет. После деятельности для Половцев открывалось блестящим для грабежей, но в 1223 году нахлынул передовой отряд Монголо-Татар.
   Летопись говорит: "Половец безбожных (а князья пожалуй не уступали в безбожии, прим. Авт.) множество избиша, а иных загнаша и те изомраша. Приидоша бо Туркмены всю страну Куманскую и придоша близ Руси".
   200 000 Половцев, во главе с ханом Котяком ушли в Венгрию и ассимилировались там. Часть перешла Дунай, часть осталась в Южных Степях под названием "Дешт-Кыпчак", не оказывая сопротивления татарам.

КАЗАЧИЙ НАРОД В ЭПОХУ ТАТАРСКОЙ ОККУПАЦИИ

   Народы Северного Кавказа, а также Приазовья, на дону после грандиозного кровопролития и грабежей, учинённых блистательным авантюристом Святославом, оставались на родных местах; каждый по своему зализывал свои раны, несколько передохнули в эпоху Мстислава, подверглись ущемлению со стороны Половцев, но в меньшей мере, чем при Днепровских князьях, которых даже и изгоняли, участвуя в отрядах половцев.
   А тем временем, на Дальнем Востоке ярко разгоралась звезда гениального монгола Темучина. Оставшись после смерти своего отца Есугея 10-тилетним сиротой, при помощи умной матери, объединил монголов, а когда возрос, то со своими монголами покорил татар под свою власть. Затем соединёнными силами двинулся против богатейшего Китая. Захватив столицу Пекин, Темучин стал обладателем громаднейших сокровищ. На эти средства он принялся организовывать свою регулярную армию и создавать свою монгольскую государственность, привлекая опытных в деле администрации, тех же Китайцев и Туркестанцев, не стесняясь большими расходами на их оплату.
   Он вошёл в договорные отношения с тогда очень культурной и богатой страной Туркестана. Вводя в свою Армию покорённые племена, он создавал не только воинскую, но и моральную дисциплину при помощи духовенства покорённых племён. Строго запретил убивать инженеров, техников и вообще спецов по различным отраслям строительства, медицыны и даже просвещения.
   Не удовлетворяясь своим диктаторским правом, Темучин в 1206 году созвал так называемый Курултай (Сенат0, состоявший из видных старейшин и мудрейших представителей завоёванных народов. Курултай этот имел громадное историческое значение: на нём зародилась могущественная Монгольская Империя. На этом же Собрании (Круге) Темучин был провозглашён "Чингис Ханом", то есть Верховным Вождём Империи.
   Закончив организацию Империи и Армии, Чингис-Хан двинул сперва разведывательный отряд, под командой полководца Субутая при царевиче Берке, в составе 30 000 конницы. Этот отряд в 1223 году появился на южном побережье Каспийского моря; там он встретил конное войско Грузинского царя Георга IV - сына царицы Тамары, которое по своей малочисленности не устояло и было отброшено на Запад. Оставив Грузию в покое, Субутай западным побережьем Каспийского моря, перейдя Дербентские ворота, вышел на Северный Кавказ. Здесь он встретился с Казаками и Горцами и предложил им договор уплаты небольшой дани. Что оставалось делать Казакам и Горцам? Память о насилиях и грабежах Святослава и иных князьях и Половцах была ещё свежа, по поэтому наши предки договор приняли, давши даже вспомогательный отряд, гонцы которого и информировали казачьи поселения по Тереку, Кубани, по Дону, Донцу, Хопру и Медведице, в пределах последних была область Казаков-Бродников.
   Переправившись через Дон, Субутай разбил Половцев и двинулся на Запад. К Киевским князьям были посланы Татарские послы с предложением мирного договора, на базе уплаты определённой дани. Киевские князья, получив к этому времени заверение Половцев, что они будут на стороне князей, не только отвергли предложение мирного договора, но всех послов перебили. Татары проявили в этом большое терпение: они вновь послали новую делегацию, во главе которой поставили Казачьего Атамана "Бродников" - Плоскиню. Успеха эта делегация также не имела. И тщеславные князья, числом шесть, двинули свои войска, не имевшие, однако, единого командования. Каждый князь мечтал о личной славе. Субутай стал отступать, но, дойдя до р. Калки, остановился, изучив достаточно беспечность противника от казачьих разъездов. На этой то р. Калке (Кальмиус), впадающей в Азовское море, всё войско князей было разгромлено. Все шесть князей попали в плен: их связали, положили на Донскую Землю, накрыли их досками и стали татары пировать, на этой "живой" эстраде, мстя таким образом за убийство своих шести послов.
   Покончив с князьями, Субутай двинулся в сторону Уральских ворот. Здесь ему пришлось принять сильный бой против Булгар. Затем он ушёл на Sjcnjr? С докладом Чингис-Хану.
   В 1237 году Чингис-Хан направил на Запад две отдельные армии: 1) под командованием Субутая в направлении Москва-Новгород и 2) под командованием Батыя, своего сына Джучи, в направлении Киев-Карпаты!
   Субутай довольно быстро справился со своей задачей: кой-кого из строптивых князей прикончил, сопротивлявшихся порубили, да и само то сопротивление не было очень сильным. Племена, главным образом, финского происхождения, были по своим свойствам мирные, к военным действиям совершенно неспособным. Это то обстоятельство и послужило тому, казалось, быстрому успеху, с каким опытные рабовладельцы Рюриковичи захватили весь Северо-Восток. Ни о каком чувстве патриотизма не могло быть и речи: менялась лишь диктатура Рюриковичей на наместников Чингис-Хана. Первое время местные жители даже приветствовали административные меры Субутая, разбившего весь Север на области. В каждой области был назначен Губернатор - Баскак. При чём этот Баскак совершенно не вмешивался во внутреннее управление областей. Лишь бы они исправно платили дань.
   Но когда сбор дани был поручен князьям, то народ заволновался, ибо эти князья, по природе своей грабители, выбивали не только дань для Татар, но таковую в том же размере и для своей широкой жизни.
   Армия Батыя была более могущественная, чем у Субутая. На Батые лежала при этом обязанность административного устройства тыла, ибо за Батыем шло до полтора миллиона монголов и татар со всем имуществом с жёнами и детьми. В общем это шёл вооружённый народ. Армия Батыя состояла из одной трити монголов и двух третей покорённых народов на равноправных началах. Весь Юго-Восток, состоящий из Казачьих и Горских поселений, за исключением Зихов Северного Кавказа, а также остатки Хазар, почти уничтоженные Святославом в 965 году, вошли членами Армии Батыя, которая освобождала раз и навсегда от зависимости Половцев и сулила некоторую самобытность мирной жизни.
   Батый двинул свои войска от Волги и Дона, не встречая нигде серьёзного сопротивления, если не считать павших духом Половцев. Подойдя к Днепру, Батый встретил сильное сопротивление Днепровских князей, опиравшихся главным образом на воинственных "руссов", торков и остатков варягов. Всё это воинство было в большинстве своём уничтожено без пощады. Все поля были покрыты разлагающимися трупами и в таком большом количестве, что их даже не успевали убирать. Вонь и смрад разносился ветром. Похоже было на то, что это как бы Божья кара пала на "Руссов" за их грабежи, насилия и пожары, учинённые ими во времена княжения Олегом и особенно Святославом в 965 году. Усердно рубили "руссов" хозары. В 1240 году г. Киев подвергся полному разгрому, а также окраинные города по Днестру. Батый не задерживаясь, двигался дальше на Запад на Балканы, Трансильванию, Польшу, имея в авангарде казаков и черкасов.
   Чингис-Хан своей стратегической целью ставил установление единого торгового пути от Тихого на Востоке океана до Атлантического на Западе, и достиг бы этого, но смерть его в походе на Тонгутов от простуды помешала его гениальному плану, и Батый от восточных границ Европы повернул, при известии о смерти Чингис-Хана, обратно, установив своё государство, под наименованием "Золотая Орда" на берегах р. Волги и рукава Ахтубы.
   Установление владычества на Востоке Европы татарами обязано их военной мощи, высокой дисциплине армии, умелой административной системы по объединению народов Юго-Востока, дотоле разрозненных Половцами. Теперь они вошли в государство "Золотой Орды" на равноправных началах. Повторилось тоже, что и было в эпоху Хозарской державы. Все народы составили с Татарами единую Федерацию.
   По этому поводу Калмыцкий учёный доктор Хара Даван пишет: "обитатели Подонья были привлечены Монголами к пограничной службе, составив таким образом, вроде служилого сословия, освобождённого от всяких податей. Эти жители Подонья - Бродники, как они тогда назывались, в административном отношении управлялись иначе, чем остальная "Русь". Само население избирало своих десятников и сотников, которые утверждались монгольским губернатором-баскаком.
   В виду доверия, которым пользовалось у Монголов население Подонья, ему дано было право избирать даже губернаторов из 3-х кандидатов, одного из которых и утверждал Хан".
   Этой премудрости даже не удосужились в "просвещённый век" 19 и 20 в. в. цари Романовы (Кобылы), назначая сверху Наказных Атаманов (от слова не "наказ", а от слова "наказание" (из числа "великороссов" (московитов), но не казаков.
   Казаки Поднепровья сохранили образ принадлежности к Христианству и традиции тоже общинного демократического строя, общины эти были: казаки Перекопские, казаки Белгородские и казаки Азовские, прибывшие на Днепр из Азова. Быстрота казаков вообще при мобилизации, большая подвижность в развёртывании строя, храбрость и особенно верность данному слову. Все эти свойства ценились татарами и они привлекали казаков к себе на службу. Так что перемена верного союзника Татарина на лицемерного Московита, что случилось в 1380 году, было роковой ошибкой.
   Русский историк Мавродин тоже говорит: "Бродники - предшественники Казаков, появились с Татарами в Молдавии, и Трансильвании и на Балканах. Но кроме того, Казаки усердно принялись за мирный труд - хлебопашество и рыболовство. Дон был переполнен рыбой до отказа. Монголы не знали этого ремесла".
   Раннее присутствие казачьих предков на Днепровском Низу, времён татарского владычества, подметил и "русский" профессор Любовский, говоря: "Зародышем Запорожской Сечи была крупная Казацкая группа, промышлявшая за Порогами, вблизи татарских кочевий, в конце XV века".
   Здесь разговор идёт о скоплении Казаков местных о "своих людях" для Татар, о "Казачьем улусе". Так его и называли Казаки сами, в преданиях о первых Запорожцах Касарского рода (но не украинского) так: "Он, Семён (глава Запорожцев), приехатчи со своими Казаками и стал жить по Очаковской стороне, при реке Днепра особливым улусом, а после оных Казаков много приумножилось".
   Польский историк К. Шейнаха пишет: "польские летописцы делят Татарскую Силу на Орды: Заволжскую, Астраханскую, Казанскую, Перекопскую и Казачью. Эти Татарские Казаки не признавали никаких царей и жили в разных местах, считаясь во всём народе отчаянными храбрецами были люди, приезжавшие в Киев со степей, с Юга или Севера, но всегда от Днепра, часть из них занимались торговлей. В Киеве для них даже существовало имя: "купец-казак". Другие в степях жили охотой и рыболовством. Ханы ставили их по положению в одном ряду с Ордынской аристократией. В сохранившихся актах они упоминаются: "царевичи (оглоны), князья и казаки".
   Происхождение Донских и Запорожских Казаков единое и при том древнее. Как Донские Казаки имели корнем происхождения от летописных Касогов-казаков, так и Запорожцы от летописных Касаров-казаков. Разницы в корне "Кас" нет, а лишь в приставках: "сги" - значит зависимые от феодально-демократического строя, "ары" - значит независимые в родовом строе - групповом.
   Те и другие Казаки были в Армии Скифов под названием "коссагеры" - приставка "геры" - значит по французски - война". Военная организация и тактика "косагеров" была принята кочевыми Скифами, в эпоху царских Скифов".
   Историк немецкий Шерер, говоря о Запорожцах, утверждает, что древнее название их было "кос-ары". И если украинский историк Скальковский говорит, что Запорожцы произошли от Черкас, то почему они не назвались Черкасами, а именно Казаками? Да потому, что их род от древних кас-аров-казаков. И затем, Запорожское Войско образовалось из Днепровских казаков, как протест против экономического расслоения Казаков на "шляхту" и простых, как следствие воздействия Польско-Литовского Княжества.
   Теперешние Черноморские Казаки - наследники Запорожского Казачьего Войска, ушедшие с Запорожья (Земли коих Екатерина II присоединила к Украине) ни в коем случае не должны считать себя Украинцами, ибо они древнего Казачьего происхождения и при том племенного, а не нарицательного. Украина не есть для них Родина, а историческая древняя Родина Северный Кавказ.
   При чём, если на полях Украины гремела Слава, то эта Слава принадлежала именно Запорожским Казакам, а не Украинцам, которые произошли от сплава: руссов, готов, печенегов, торков, варягов и славян. Таким образом, этнического племени украинского народа никогда не было, и имя это не племенное, а нарицательное, такое же как и у великороссов.
   Здесь не лишним будет дать некоторое освещение словам: Русь, Киевская Русь, Великороссия, Россия.
   Как утверждает официальная теория Московии, имя "Русь" появилось в Новгороде с приходом туда Рюрика с дружиной варягов, среди которых якобы находилось племя "Русь".
   Последующими историческими изысканиями это мнение норманистов подвергнулось большому сомнению, а историк Лесной даже категорически заявляет, что в Скандинавии никогда никакого племени "Русь" не было, это "миф", мыльные пузыри". Если Рюрик был носитель этого имени "Русь", то с его смертью форменно закомуфлированной историей Московии и даже летописью Нестора, должно исчезнуть и самое имя "Русь", тем более, что остатки дружины Рюрика под командой норвежца Олега ушла грабить Киев, где наместниками его были Аскольд и Дир (братья), поставленные Хозарами, которых Олег и убил, приговаривая: "Вы не князья, а вот сын Рюрика - Игорь". При этом для доказательства он держал этого Игоря-мальчика на руках. Здесь тоже странность: почему Игоря отстранили от Рюрика в Новгороде, ведь у него, вероятно, была мать, и передали на попечение Олегу, даже не родственнику.
   Не подставное ли это лицо Игорь, впоследствии родоначальник князей и царей? Главную роль в этой исторической туманности сыграл Олег - великий авантюрист. Как известно, Олег коварно захвативший Киев, сказал: "Киев - мать городов русских". Здесь опять темнота: передавал ли Олег Киеву преемственность от "Руси" Новгородской, которую Словене не признавали и протестовали, или он, будучи сам норвежцем, приобщил это имя от тех "руссов", пришедших от Закавказья от бассейна р. Аракса? Но этих "руссов, россов, расов" летописец Нестор не признаёт, а восхваляет династию Рюрика, утверждая: "от Варягов прозвашася Русь". Какой-то заколдованный круг, от которого веет ветер самозванщины.
   Так или иначе, а бассейн среднего Днепра принял название: "Киевская Русь" с благословения сомнительного летописца Нестора, но по его же летописи явствует, что Владимир "Святой" отправил в Цареград 6 000 варягов (которые слишком зазнались) в распоряжение Византийцев, а остальные были перебиты. А с исчезновением Варягов естественно исчезло и слово "Русь", ибо оно и зижделось только на Варягах. К этому времени наиболее агрессивным элементом выделяются "руссы"-"россы", включаются затем готы, печенеги, торки, сильно разбавляясь славянами своим превалирующим количеством.
   Следствием междуусобных войн многонародившихся князей, по существу паразитов, происходит в 1157 г. разделение империй по Днепру Игоревечей, но не Рюриковичей, - лицо в "русской" истории довольно мифическое. В Киеве великим князем остался Изяслав Мстиславич, и это государство просуществовало совершенно независимо и самостоятельно до самого прихода Монголо-Татар совместно с племенами Северного Кавказа, Дона, Донца.
   Князь Юрий Долгорукий, по разделению империи, переехал в свой удел в Суздаль, превратившийся потом уже во Владимире в великое княжество. Вот, здесь то, в Суздале-Владимире и зачалось то государство, которое впоследствии приняло название Московии, а потом Российской империи, а ныне СССР, но не в Новгороде или Киеве. Это начало подтверждается тем фактом, что Московские великие князья ездили короноваться именно во Владимир, но никогда не ездили в Новгород или Киев. А также Московские князья и цари именовались государями "Владимирскими и Московскими". Следовательно, основой-фундаментом считался г. Владимир, как родоначальник Московии-Российской империи-СССР.
   Историк Делямар говорит: "Великороссы или Московиты, основатели Русской империи, не принадлежат к семье Славян ни по этнографическому происхождению, ни по традиции их истории. Это ошибка, чтобы начинать историю этой империи в Великом Новгороде или в Киеве с момента завоевания норманом Рюриком и его наследниками в IX и X в. в. и они основательно выявляют раздельность истории Московии от истории княжества Киевского. Эти два государства существовали отдельно друг от друга в течении многих веков". Это утверждение Делямара подтверждают историки Душинский и Викнель.
   Согласно исторических данных эти два государства Московское и Киевское находились на протяжении веков в смертельной вражде между собой. Так, например, в 1169 году князь Андрей Боголюбский со своей дружиной из Боголюбова, так разграбил и даже сжёг Киев, как его не разоряли в 1240 году Монголы-Татары. Боголюбский рвал всякие связи с либерализмом Киева, подготовляя рабовладельчество Московского княжества, которое и осуществил князь Иван Калита, прозванный по своему денежному мешку "Калитой", который наполнился поголовным грабежом населения финских и тюрских племён, вошедших в рабскую орбиту Московии.
   Следовательно, начиная с Андрея Боголюбского, убитого народом в 1176 году, его последователи совершенно порвали всякие сношения с Киевом и если за последним ещё чудился миф о "Руси", то он абсолютно исчез и ни в коем случае не мог прееемственно быть перенесён на Московию. И если кто из историков называл "Московская Русь", то это было ни что иное, как грубый вымысел-самозванщина.
   Как известно, конгломерат племён Московии тюрско-финского происхождения, Петром 1-м был назван "Великороссией", а вся империя "Россия". Это понятие Пётр I вколачивал дубиной в головы порабощённых племён. Но какой или чьей логикой он руководился, не будучи образованным человеком и какими силлогизмами обосновывал имена "Великороссия" и "Россия" - известно только Аллаху.
   "Великороссия" состоит из двух имён: велико - прилагательное имя и оно по существу правдивое, так как жителей Московии было больше всего количественно, нежели других народов соседей, но имя существительное "Росс" - украденное, самозванное от "россов" Малой Азии, которых в Московии не было и они никакого отношения к ней не имели.
   Такое же измышление произошло с прилагательным именем "русский". На чём оно зиждется, где его основа, где корень его происхождения? Также ведомо только Аллаху, да выдумщикам химер - историкам Московии. Этнического племени "русского народа" никогда не было.
   Из всех правителей России оказался более правдивым Сталин. Великий деспот и непревзойдённый политик, воплотивший мечты всех величайших правителей мира. Так вот этот деятель закрыл ту ложь, каковая существовала сотни лет на просторах Восточной Европы. Сталин выбросил имена "Великороссия-Россия", а заменил вполне правдиво на "СССР" - Союз Советских Социалистических Республик". Также выбросил, как ложную химеру слово "русский народ", заменив словом "советский народ". И вся Московия радостно приняла это наименование и, забыв все убийства Сталина, наградила его титулом "Великий" и "Отец народа". И это не миф, а факт истории.
   В 1240 году войско Батыя разгромило Киевское государство, уничтоживши, главным образом, "руссов". Остался ли какой-либо от этого племени корешок или все погибли "в лузи та ще й при березi", но с этого времени совершенно логически должно исчезнуть имя "Киевская Русь", тем более, что впоследствии возродившаяся из многих племён Украинской нации, никакой "русскости" на её территории не признаёт и даже протестует.
   Таким образом, мыльные пузыри о "Руси, Великороссии и России", безнадёжно лопнули. И, казалось, великое не только стало смешным, но и позорным.

БРОДНИКИ

   Летописец Никита Акоминат говорит о Бродниках, которые занимали пространство междуречье р. Донца и Дона, а также по р. Хопру и р. Медведице, что "бродники презирают смерть" (как это похоже на казаков), что "воевода их Плоскиня целовал Крест" (значит был христианин).
   Папа Иннокентий в 1254 году говорит так, поясняя своему секретарю: "от Венгрии расположена Киевская Русь, затем - Кумания (Половцы), и восточнее Бродия впоть до Булгар на Волге".
   Летопись под 1247 годом говорит: "приидоша к нему к Святославу Ольговичу Бродницы и Половцы к нему мнози. Тут же и Бродницы были старые и воевода их Плоскиня и той окаянный целова Крест ко князю Мстиславу и обеим князям, яко их не избити, а пустити их искупе и солгав окаянный предства их связав татарам".
   Здесь напоминается факт участия Плоскини, как делегата от Татар на мирные переговоры с князьями. Делегации, как знаем, не имела успеха, а в жизни и смерти шести князей Плоскиня уже не имел власти. Татары же казнили этих князей, мстя за убийство шести татарских послов.
   Бродники вспоминаются в Ипатьевской (1147), в Воскресенской (1216) и Лаврентьевской (1233) летописях.
   Профессор Голубовский писал: "Бродники есть община, выработавшаяся из остатков Придонского оседлого населения, под влиянием исторических и этнографических условий, в которое оно было поставлено и представляющее собою прототип казачества".
   Археолог С. А. Плетнёва (М. И. А 62, стр. 178) пишет: "между Доном и Хопром городки Бродников, вероятно, это население преимущественно обитало в Донецких городках, захваченных и разорённых Печенегами ещё в IX веке и постепенно возрождённых впоследствии. Такие указания даёт археология". А затем продолжает: "из Бродников в XII и начале XIII в. в. составлялись целые отряды. Они участвовали в Липецкой (1216) и Калкинской (1223) битвах. В науке неоднократно высказывалось мнение о том, что Бродники - это предки Казаков. Казаки часто хоронили воина с конём. Похоронённый в Таганче воин с булавой был, вероятно, Кошевым одного из Броднических отрядов, положенных с атрибутом его власти - булавой".
   Профессор М. А. Миллер это высказывание дополняет тем, что булавы известны, главным образом, с Нижнего Дона ("Дон и Приазовье в древности" ч.1, стр.129").
   Для разъяснения наименования "Бродники", нужно сказать, что оно навязано другими, а главным образом, Половцами, захватитвшими весь Донской бассейн и как бы разделившие единство Казачьего Народа. Одна часть была оттеснена вновь на Северный Кавказ, а другая в бассейн р. Донца и среднего Дона до Волги, получившая своё нарицательное имя "Бродник", от глагола "бродить" или охранять "броды" рек.
   А посему скажем, что Казачий народ каким бы то не было мукам и страданиям не подвергался, на протяжении многих и многих веков, имел много названий от других народов. Называли его по месту жительства, по рекам, называли танаитами, касогами, касарами, казахами, черкасами, татарами, урусами, а шовинисты Московии даже "беглыми русскими холопами".
   Нельзя запретить любителям химер наделять чужие народы своими прозвищами. Но историческая наука, как таковая, а не псевдонаука требует определённое от народа имя. Для наших предков историческим именем от глубокой древности служило и служит имя нашего народа - КАЗАКИ! И к этому священному племенному имени Казаки возвращались постоянно, сметая со своих одежд пыль времён, пристававшая к ним в долго, а порою и скорбном пути.


ЕЩЁ О ТАТАРАХ

   Из груд исписанной бумаги историками Московии, весьма трудно отыскать объективное мышление о Татарах, их быте, веровании, просвещения, занятий. Единственно что можно понять из написанного, что это было: "Татарское иго", которое, якобы, в последующих пяти веках оставило в "русском народе" следы отсталости в культуре и духовном развитии. Так ли это?
   По имеющимся историческим данным, коими мы располагаем, нам известно, что Чингис-Хан явился для Монголов чем то, вроде Пророка. Он, однако, не держался никакого вероисповедания и был строго веротерпим, искренне уважая другие религии. Свои законы "Тунджин" или книга Запретов, он объявил на Курултае (Сенат) в 1206 году и они были обязательными для всех его преемников и почитателей, как: Ведами, Евангелие, Коран. Нарушение строго каралось.
   Хана, неисполняющего закон и хулящего другую веру, арестовывали и держали в тюрьме всю жизнь. Поэтому преемники покровительствовали всем религиям. Например, император (хан) Мангу любил слушать споры проповедников разных вер, но когда посетивший его Рубрикус начал говорить настоятельнее о своей вере, то Мангу ответил: "Все люди обожают одного и того же Бога, и всякому свобода обожать его, как угодно. Благодеяния же Божии равно на всех изливаются, заставляют каждого из них думать, будто его вера лучше других".
   Возможны ли такие высоко философские мысли были не только у современниках Мангу, князьях Московии, но даже в эпоху Алексея "Тишайшего" и зверя-патриарха Никона за сводолюбие Веры - резали, сжигали, губили, душили, ссылали на вечную каторгу в Сибирь миллионы староверов.
   О Хане Узбеке летопись говорит: "Озбяк войде в богомерскую веру Срачинскую (Воскрес. Летопись II, 281)" и дальше: "сяде царь Азбек на царство и обесерменился". Это даёт повод Карамзину иронизировать: "вот вам и Узбек Славный, в летописях Востока ревностью в вере магометанской". Так ли это?
   Узбек был женат на Христианке - дочери императора Андроника Младшего. Этот Узбек, что видно из сочинений Ибн-Батуты, покровительствовал христианам: в г. Кафе позволяет католическому монаху Ионе Валенсу обращать в христианство Ясов и другие народы по берегам Чёрного моря. И этот же Азбек выдаёт родную сестру свою Кончаку замуж за князя Георгия Даниловича Московского и позволяет сестре креститься.
   Вследствие покровительства духовным лицам всех вероисповеданий, которое было предписано исполнять Чингис-Ханом, потомки его оказывали большое уважение и духовенству Московии, ибо за хулу на веру грозила смерть.
   Где же во всех перечисленных летописях виден исступлённый фанатизм магометанских Татар, о которых так зло говорят невежественные, того времени, "русские" историки?
   В понятиях ханов Золотой Орды было, что все религии не что иное, как видоизменения поклонения одному и тому же Высочайшему существу, что каждая религия имеет свою хорошую сторону, но ни одна не соединяет всех, а поэтому умный человек может в одно и тоже время нсповедовать все веры и не держаться ни одной исключительно, и только тогда, избрав всё то, что имеется хорошего в каждой религии, может выкристаллизироваться единая общечеловеческая религия.
   Летописи московитов отрицают веротерпимость ханов, а за этими невежественными летописями идут и московские историки. Прецедентом этому служила казнь в Орде князя Романа Ольговича Рязанского. Он погиб не за то, что был христианином, а за то, что дерзко хулил веру магометанскую, а за хулу по закону Чингис-Хана - смерть. Да вдобавок известно, что Хан Мангу-Темир, при котором произошла казнь Романа, не был даже мусульманином; следовательно, он действовал вовсе не из чувства мусульманского фанатизма, а исполнял строго Закон Чингис-Хана.
   Но, по понятию московитов, умереть ругая мусульманскую веру, значило умереть за твёрдость христианства, которое и было по существу лицемерное.
   Старейший из ярлыков, даваемых ханами московскому духовенству, Мангу-Тамиров начинается так: "Бессмертного Бога силою". А Узбека: "Всевышнего и бессмертного Бога силою и величеством и милостью Его многою". Ярлыки о милостях к духовенству писались не только ханами, но и жёнами их. До нас дошли три ярлыка Ханши Тайдулы, жёны Джанебека к митрополитам: Феогносту, Алексею и Ионе.
   Не только на "Руси", но и в Европе, привыкли думать, что женщины у всех азиатских народов не только не принимают никакого участия в правлении, но не имеют даже гражданских прав. Это - ложное понятие. Всегда и у всех азиатских народов женщины иногда имели огромное влияние на правление и даже занимали престолы, как например, алунг-Гоа.
   Женщины стояли во мнении Монголов высоко и были равны мужчине. Занимала престол до совершеннолетия сына и мать Чингис-Хана - Улун. Женщины участвовали в Курултае (Сенат) в особо важных обстоятельствах: избрание нового императора или военных действий.
   Впредь до избрания нового, правительницей народов оставалась вдова умершего Хана. Например, мать Мангу и других сыновей, Сююркуктоня управляла многочисленными поколениями, доставшимся в их удел (улус) с редким благоразумием и приобрела большое уважение Батыя и других князей крови.
   Точно также было и в Китае. Постоянным правилом было то, что по кончине императора власть переходила к жене усопшего. В Персии - тоже. А на "Св. Руси" существовал веками рабский "Домострой".
   Например, Батый, а также Узбек, в торжественных аудиенциях сажали своих жён на трон и когда жена входила, то Хан вставал, брал её за руку и сажал на трон вместе с собой.
   Было или это на "Св. Руси?"
   Что же представляли собой ханские ярлыки (указы по современному)? Выражали-ли они известную культурность народа завоевателя или же их смысл и содержание были подобны действиям блистательного Гуннского бандита Атиллы или его последователю в грабежах и убийствах Святославу Киевского и до Петра I-го включительно?

ПЕРВЫЙ ЯРЛЫК

   "А се ярлык Азбека царя - Петру митрополиту всея Руси чудотворцу: Высшего и бессмертного Бога силою и волею и владычеством и милостью его многою Азбеково слово: Всем нашим князем, великим и средним и нижним, и сильным воеводам и вельможам и князьям удельным и Дорогам Славным и Польским князем высоким уставодержателям и учительным людским, повестникам и обирателям и баскакам и послом нашим и по всем нашим странам, улусам, где наша Бога бессмертного силою власть держать и слово наше владеет. Да никто не обидит на Руси соборную церковь митрополита Петра и его людей и церковных его, да никто не взимает ни стяжаний, ни людей. А знает Пётр митрополит правду и право судить и управлять люди своя и в разбое и в поличном и в татьбе и во всех делах ведает сам. Пётр митрополит един или кому прикажет. Да вся покорятся и повинуются митрополиту, вся его церковные причты по первым изначала законам их. Да не вступаются в церковное и митрополичье никто же занеже то Божие всё суть, а кто вступится, а наш ярлык и наше слово преслушает тот есть Богу повинен, и гнев на себя от него примет, а от нас казнь ему будет смертная".
   Пошло ли Московское духовенство по пути, указанному великими ханами быть соборной церкви самостоятельной, отдельной от государства и таким образом весть массы народа к духовному развитию, исполняя Божеские Законы? Нет! Духовенство оказалось чисто полицейским отделом Московской государственной власти, держать в повиновении народ силою, а не духовным увещеванием. Духовенство было своего рода жандармами в рясах.
   Чтобы не быть голословным, я приведу яркий пример служения духовенством не Богу, а мамоне, и не во времена "ига", а в более "просвещённое время" - эпохи Екатерины II, да ещё названной - "великой".
   В книге "Вокруг трона", помещена статья князя П. В. Долгорукова, в которой этот авторитетный автор писал: "Все крепостные были превращены в холопов, владельцы их стали продавать подушно. Эта продажа людей была узаконена при Анне Иоанновне. То, что терпели крестьяне и дворовые, было невообразимо. Дворянин, помещик, которому могли отрезать язык, уши, вырвать ноздри, не стеснялся разумеется с людьми. Нравственного чувства не существовало вовсе, а пример, подаваемый Правительством развращал ещё более. Долготерпение в страдании то, что в древности называлось стоицизмом, лежит в характере русского человека.
   Долгие преследования и постоянная борьба за Веру воспитала в старообрядцах чувство гражданского мужества, самообладание и здравый смысл. Они поняли, что деньги - сила и что без них нет Свободы и это сделало их трудолюбивыми, расчётливыми и воздержанными. Чтобы уметь вести споры с православием Никона, поразить его знанием Св. Писания - старообрядцы стремились быть грамотными. Наряду с этим жило невежественное православное духовенство, большая часть которого было безграмотное, не знало хорошенько даже службы; обедню служило как попало, путая и перевирая молитвы.
   Суеверное, пьяное оно не было в состоянии бороться со староверами словом и убеждением, и поэтому прибегало к полицейской силе. Архимандриты секли монахов, митрополиты пороли священников и архимандритов. Правительство не останавливалось перед ссылкой, пыткой и наказанием кнутом епископов. Это был баталион в рясах. Духовенство, особенно чёрное, владело огромными имуществами. Монастырям принадлежало более 900 000 душ.
   Если причислить сюда ещё мельницы, заливные луга, огромные леса - цифра получится громадная. Монахи жили в довольстве и изобилии: ели жирно, копили и богатели. Настоятели плавали в роскоши; некоторые носили на башмаках бриллиантовые пряжки.
   Нравы духовенства были дики. В стране, где князья, графы и даже каваллерственные дамы могли быть наказаны кнутом - духовенство было подчинено общему правилу. Не говоря о "Тайной Канцелярии" и её пытках, простой донос подвергал священника и монаха самому постыдному унижению по произволу епископа или архимандрита. Часто священника, ещё не успевшего дослужить обедню и совершить таинство Св. Причастия, тащили на конюшню и секли нещадно. Такое положение стало причиной полного развращения духовенства. Священники, диаконы и дьячки часто уходили в разбойничьи шайки.
   Священники венчали кого угодно за целковый или ведро водки, и двоежёнство и троежёнство были довольно обычным явлением. Одни взятки лишь могли оградить от произвола духовенства и правительства. Сверху давило рабство, снизу царил обман, мошенничество совмещалось с самым высоким положением.
   Жизнь помещиков была растлительная, тупая, беспросветная. Невежество было невообразимое. Осенью и зимой - охота; круглый год - водка; ни книг, ни газет.
   Мой дед раз заехал в петербургскую дачу к княгине Голициной, жене фельдмаршала, личного друга Екатерины II.
   "Ах, князь, как я рада Вам, дождь, гулять нельзя, мужа нет, я умираю от скуки и собиралась уже, для развлечения, идти на конюшню - пороть моих калмыков". Комментарии не требуются, - всё ясно откуда шло "Иго".
   Историки Московии настолько были не любознательны, что даже до сих пор не знают, где была столица хана Татарского "Сарай". Говорилось: на Волге, а где именно, ибо Волга великая река - неизвестно. Сарай был построен на левом берегу Волги, между ней и Атубой, на острове как бы.
   Самым цветущим периодом столицы Сарая было время правления "прекрасного" Узбека и его сына Джанебека, начала XIV века, когда Орда была сильна внутри и грозна вне.
   Африканский путешественник Ибн-Батута посещал Сарай лично и оставил следующие драгоценные строки: "город Сарай есть один из лучших и величайших городов. Расположен на равнине, чрезвычайно много людей; имеет прекрасные рынки и широкие улицы.
   Раз, с одним из князей здешних, отправились мы в объезд вокруг города, чтобы составить себе понятие о занимаемом им пространстве. Жилища наши находились на одной из оконечностей его. До противоположной мы добрались только после полудня. Совершив там полуденную молитву и поевши, мы возвратились опять в наше жилище не ранее, как на закате Солнца. Таким образом, проездили мы целый день и всё это по многолюдным и обустроенным местам, одних соборных мечетей, в которых моление производится только по пятницам. Жители состоят из разных наций. Есть потомки туземцев и царей, некоторые из них мусульмане из кипчака, руссы, греки-христиане. Каждая нация живёт отдельным лагерем, в которых имеются рынки. Купцы и иностранцы из Вавилона,Ирака, Египта, Сирии и других стран - живут в месте, обведённом стеною для безопасности товаров. Тут же и дворец султанский, называемый Аттукочия. Были учёные богословы, живописцы, поэты, инженеры, - сколько нигде и никогда ещё не собирались в одном месте".
   И этот цветущий город науки и искусства, как светлый метеор, подобно Хазарскому Итилю, погас от междуусобной войны претендентов на власть в 1395 году.
   Как раньше в Хозарской державе, так и в Золотой Орде, "Казакия" уже являлась постоянным пограничным войском на Юге, прикрывавшим столицу Сарай со стороны Закавказья. Казакия послужила образцом для создания и введения Донских Казаков, как особого Органа Золотой Орды, давши тип особого лёгкого конного войска. Великие ханы придавали большое значение населению Донских казаков, предоставив ему заниматься земледелием и рыболовством, с выборной властью на местах, что видно из того, что заботами Хана Берке в 1261 году для Донских казаков - ревнителей Христианской Веры, была учреждена отдельная Подонская епархия.
   Военная служба Донских казаков состояла в посылке станиц, содержание караулов по Донцу, Дону, Хопру, Медведице, охрана бродов, сопровождение судов и послов. Казаки участвовали и в походах.
   Батута перечисляя народы в Сарае, сделал ошибку. Никаких так "руссов" не было, ибо они поголовно были очищены от своего присутствия в Приазовьи и Приволжьи ещё при нашествии Половцев. Батута смешал казаков с "руссами".
   Жизнь казаков постепенно шла к цветущему благосостоянию. В степи водились золоторогие туры, табуны лошадей; в плавнях водились лоси, олени, рысь, дикие кабаны, медведи, трудолюбивые бобры, миллиарды пчёл по лесам, которые несли от цветущих полей запасы душистого мёда - и всему этому безбедному существованию по воле Рока и по политической неграмотности самих казаков, настала жуткая эпоха.
   Московские правители всегда мечтали освободиться от Татарского владычества, но сил для этого было мало, и они всячески заискивали перед Донскими и Днепровскими казаками. Что же представляла из себя в то время Московия?

СИЛА МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА

   Во время пребывания Московского государства в составе Золотой Орды, северо-восточные княжества были свободны от поставки войск (им не доверяли) и во внешних войнах они не участвовали. Княжества платили дань и давали, таким образом, средства Орде.
   Освобождение от участия во внешних войнах в продолжении двух столетий, способствовало широкому приросту населения, но привело его к вырождению в людях военно-дружинной системы и упадку военного дела. Московский южный рубеж от Волги до Днепра, проходил южнее р. Оки, всего в 120 верстах от Москвы, был не укреплён. Постоянного войска в государстве не было. На случай войны войско должно было создаваться сбором ополчения от городов, и главным образом из сельско-крестьянского населения. Поместное дворянство обязывалось выходить на войну "людным, конным и оружным" со своими рабами.
   Войско это было слабо ещё и потому, что установление крепостной зависимости, обращение крестьянского населения в собственность помещиков, согласно основных законов государства, а вовсе не следствием "татарского ига" установление рабства было главным злом и главной причиной слабости государства. Крестьянин не знал за что он должен умирать. Управление и командование было никуда негодным, не проходя военных курсов, сельско-хозяйственное и промышленное развитие государства было несостоятельным и не могло обеспечивать военной мощи, даже для военной безопасности его. Внутренняя политика шла по пути превращения населения в холопов и рабов. Рабы же ни хорошими земледельцами, ни хорошими гражданами, а тем более - воинами никогда и нигде не были.
   При таких обстоятельствах, замыслы московских правителей об освобождении от татар были просто мечтой, а чтобы эту мечту превратить в жизнь, взоры правителей обращались в сторону Казачьего народа, который, войдя в Золотую Орду на федеративных началах,приходил в состояние материального и морального благоденствия, в котором он и пребывал.
   Мечты Москвы подогревались тем обстоятельством, что в середине XIV века среди татар возникла борьба за ханский престол, что ослабило престиж ханской власти. К этому же времени Татары принимают Ислам, и в среде татарских масс стал проявляться мусульманский фанатизм и некоторая нетерпимость к христианам.
   Это тоже ослабляло ханскую власть, якобы забывшую традиции строгой веротерпимости Чингис-Хана. Этим тоже воспользовалась Москва по отношению к Казачьему народу-ревнителю и оберегателю Христианства, и желая видеть казаков как политических союзников, стала действовать на религиозные чувства Донцов, преуспевая на том, что де Москвины и Казаки имеют одну и ту же Веру.
   В те времена Казачий народ не допускал и мысли, что Вера то Московитов лицемерная-изуверская. И прошло много времени, чтобы казаки в этом убедились при царях Алексее, Петре, Екатерине, когда полились потоки казачьей крови за истинную Православную Апостольскую Веру Христианскую.
   Так или иначе, но грозный призрак Рока уже тяготел над Казачьим Народом.

ВЕЛИКИЙ ИСХОД КАЗАЧЬЕГО НАРОДА

   В 1380 году наместник Хана Золотой Орды Мамай, за неуплату дани Москвой, повёл наступление. К этому моменту уже было предварительное тайное соглашение действовать против татар совместно Москве и казакам.
   Во главе казаков появился Семён Мелик, национальность которого точно не выяснена: был ли он казак или татарин, ибо среди придворных Мамая, был видный мурза Орду-Мелик. Но Семён Мелик командовал пограничной стражей казаков со стороны Татар, которые вполне доверяли казакам, заключивши ещё при Батые федеральный договор. Что толкнуло Семёна Мелика на объединение сил Казачьих с московской дружиной князя Дмитрия? Или ущемляемая Вера христианства или предвидение некоторого почёта в Москве, при дворе князя, но союз состоялся.
   Семён Мелик, судя по обстановке сражения на Куликовом поле, был близок к штабу Мамая, ибо он отлично знал диспозицию татарских войск и, по его указаниям вообще, нерешительный князь Димитрий перешёл на левую сторону Дона и занял исходное для сражения положение, имея на правом фланге изрытую балками местность, а на левом - лес, препятствующие конному бою. Перед фронтом же была почти ровная равнина.
   Мамай, несмотря на невыгодность местности, повёл атаку в лоб, и скоро прорвал фронт Московских войск. Где был в этот момент кн. Димитрий - неизвестно; уже после сражения его нашли под кустом трясущимся от страха, во всяком случае он ранен не был.
   В этот трагический момент, когда Московская рать побежала, в перспективе быть потопленной в Дону, находящиеся на левом фланге, в лесу конницы, под общей командой Днепровского казака Боброка и конница Мелика ударили всей массой в правое крыло армии Мамая, охватывая её и с тыла. Татары дрогнули и побежали. Боброк преследовал татар на протяжении 50 вёрст. Московские историки называют как Боброка, так и Мелика "воеводами", но таких постов в Московской армии они не занимали. Мелик был убит в бою, а Боброк остался жив, заслужил большой почёт в Москве и женился на сестре кн. Дмитрия, называемого "Донским".
   Ему Донские казаки преподнесли две иконы Донской и Греьенской Богоматери, которые считались последующими в Москве князьями и царями чудотворными и, в случаях тяжёлых войн Икона Донской Богоматери шла с армией в поход.
   Мамай же, отступая вдоль Дона, за нарушение договора казаками с татарами, подверг казачьи поселения огню и грабежу. Это была первая наука нашим предкам, как невыгодно нарушать своё честное слово, которое в веках было нерушимо.
   В это время появился новый претендент на престол Золотой Орды и имеющий на то законное право, так как он был потомок Чингис-Хана, - имя его Тохтамыш. А Мамай был только наместник. В 1382 году Тохтамыш из-за Яика, с сильной "синей" ордой, состоящей из киргизов и средне-азиатских казаков, нагрянул внезапно и разбил Мамая, который бежал в Азов, где и был убит казачьей пограничной стражей, состоящей в распоряжении Генуезцев, имеющих торговую факторию в Азове, тогда ещё именовавшимся "Азак", где уже и чеканились монеты для Тохтамыша.
   В 1382 году Тохтамыш захватил Москву и сжёг её. Кн. Димитрий поспешно бежал на Север, бросив на произвол судьбы своего союзника - Казачий народ. Это был второй урок для казаков о нарушении договора. Вслед за этим появился третий претендент на престол Тимур, прозванный Тамерланом, имевший кличку "железный хромец". Это был гениальный полководец, но не принц крови, завоевавший богатый Туркестан. Сражение между Тохтамышем и Тамерланом произошло на Тереке, где Тохтамыш понёс полное поражение и стал отступать за Волгу, покинув даже столицу Сарай, которая и была разграблена Тамерланом и сожжена до тла и разрушена.
   Тохтамыш отступил, захватил с собой и большую часть Донских казаков. Появление казаков среди Киргизов, было для последних чрезвычайно лестным и благожелательным. Они сразу же усвоили быт и традиции казаков и вся Киргизская Орда стала называться: "Киргиз-Казацкой", а киргизы - "киргиз-казаками", и даже "казаками".
   Тамерлан покончив с Сараем, двинулся в направлении на Москву, дошёл до г. Ельца, но получив тревожные вести из Туркестана, бвстро пошёл в сторону своих владений. За то, что часть казаков была у Тохтамыша, Тамерлан совершенно опустошил поселения казаков на Дону. Находившиеся казаки на Северном Кавказе и черкасы, при его приближении, сожгли все пастбища. Конница Тамерлана, по случаю голода лошадей, превратилась в пехоту. И Тамерлан отдал приказ предавать огню и мечу поселения "казаков разбойников". Не пощадил он и тех, что были ещё в старых границах Казакии, в междуречьи Куры и Аракса. Но всё же не всех уничтожил и, даже теперь существует там памятник древних казаков, около озера "Севана", под названием: "Casakx" - Казакх, в виде небольшого города.
   Это был третий урок, как доверять "православию" Московских царей и вообще Московским правителям.
   После трёх разгромов, никаких городов и поселений на Дону, до самого устья, не было, а лишь свежие развалины и пепелища от них, да белые кости стариков, казачек и детей. Настала жуткая трагическая для казаков, пора долгого лихолетья, за нарушение договора с татарами.
   Поняли это казаки, но было уже поздно. Особенно жуткая сиротливая доля выпала жёнам-казачкам с детьми. Им пришлось скрываться в глухих дебрях лесов по Казачьим рекам, в оврагах, в трущобах, чтобы не стать жертвами татарских налётчиков, теперь забывших Закон Чингис-Хана.
   Казачка всегда чистая, опрятная, красивая и гордая, привлекала своим природным изяществом взоры плотоядных вонючих от конского пота татар. Завладеть казачкой-христианкой, считалось верхом блаженства. Поэтому Казачка никогда не расставалась со своим кинжалом. В борьбе с одиночным татарином неповоротливым, с короткой волчиной шеей и станом-обрубком, ловкая, сильная, гибкая казачка часто выходила победительницей. Когда конный татарин накидывал на шею аркан, она ловко его перерезала кинжалом, когдаже татарин слезал с коня и обезумевший от страсти, теряя самообладание, бросался на казачку, то она гибкая увёртывалась от рук татарина и, пользуясь его неповоротливостью, вонзала кинжал в его спину.
   Но когда же нападала шайка насильников на гордую казачку, то видя свою беспомощность, она вонзала в своё сердце кинжал. Так и рисуется этот прекрасный образ на душистых травах и пышных цветах родной Донской Земли - героиня-Казачка с кинжалом в груди...
   Протекали века. Всё к счастью стремилось, всё в Мире по несколько раз изменилось, но не изменилась лишь доля Казачки. По преданиям известно, что жуткую тоску и грусть Казачки в дебрях лесов, понимал зверь-медведь; он никогда не нападал на оставшихся стариков, казачек и детей, видя от них только добро. Он подходил к казачке, брал из её ласковых рук кусок сота мёда (благо, что его бвло много в лесах) и затем обласканный, уходил в свою берлогу. Когда же он слышал крики детей казачки, то быстро выскакивал из своего стана и бросался на татарина с опасностью для своей жизни. Также относился медведь и к "русаку", с его рогатиной.
   Итак, произошёл "великий Исход казаков" в разных направлениях. Удержались казаки в верховьях рек Хопра и Медведицы, в северной части древней области Червлённого Яра; остался в целости г. Дубок, после перенесённый на р. Волку; город Бродич - город казаков "бродников", город Урюпинск, г. Красный Яр, близь слияния р. Терсы с р. Медведицы, существовал он до начала даже XVIII века, когда после Булавинского восстания был разрушен до основания блистательным бандитом Петром I-м Диким. Не существовало на Дону поселений на протяжении XV вю, потому что между р. р. Донцом и Доном, у "переволоки" (с Волгой), получившей название "Дикого Поля", стало местом постоянных столкновений и походов Татар против Литовского государства на запад. Поэтому, казаки в Подонье вернуться не могли. В большом количестве казаки остались лишь в низовьях Дона. После ухода Тамерлана, г. Азов и торговля в нём были восстановлены Генуезцами, при помощи казаков в 1417 году. Жили казаки в Азове и на ближайших островах Дона, образуемых главным руслом, рукавом его и р. Аксаем и низовьем р. Маныча. Казаки начали называться "Азовскими Казаками". Часть казаков передвинулась в Крым и составили охрану Генуезских крепостей. Сила и значение Азовских казаков в Азове видны из восстановления разрушенных Тамерланом православных храмов, во имя Св. Николая Чудотворца и Св. Иоанна Крестителя, считавшихся покровителями Донских казаков. Сам город, как и в древние времена получил название "Азак и Казак" под этим названием и обозначался на иностранных картах конца XV и начала XVI в. в. При превращении Турцией Азова в крепость, казаки были вытеснены Турками вместе с Генуезцами, как враждебный элемент. (Справка: переименование г. Азак было совершено Половцами, во имя их хана Азуф).
   Тогда Азовские казаки ушли в низовье Днепра, а затем, по приглашению царя Василия III в 1517 году, составили охрану рубежа и городов: Ново-Северского, Путивля, Рыльска и Стародуба. По Северской области казаки стали называться "Севрюками".
   После "великого Исхода" с Дона, большая часть казаков ушла к Северо-Востоку. Часть их осталась у пос. Городец на Волге, между Московским и Казанским царствами. Другая часть двигалась дальше, обходя Московию с Востока, и оказались казаки даже в Сибири, а затем в вотчине Соловецка манастыря. Туда тянуло казаков потому, что Соловецкий монастырь был основан трудами: Зосимы-Новгородца и Савватия-Донца. Оказались казаки и в республике "Великого Новгорода".
   Московская летопись впервые, после Куликовской битвы, вспоминает казаков в 1444 году, когда князья двинули войско против хана Мустафы Казанского, то на помощь им пришли "Городецкие казаки с мордовскими лыжами".
   Историк Татищев тоже о этом говорит, но называет казаков "Мещёрскими". Историк же И. П. Буданов утверждает, что в 1444 году пришли на помощь Рязанской княгине Агриппине - сестре Ивана III казаки и с Урала на лыжах и, объединившись с мордвой, отбили татар от Рязанских уделов. Здесь казаки, уже на чужбине, возобновили своё сотрудничество с Московией. Вскоре Казаки начали включаться в московскую жизнь, на ролях коенно-служилых поселений за жалованье, будучи самостоятельными во внутренней жизни.
   Казачий историк В. Д. Сухоруков перечисляет таковых по городам: Пронск, Ряжск, Козлов, Лебедянь, Епифань, Сапожков, Михайлов, Воронеж, Елец, Ливны, Чернявск, Донсков, Чернь, Новосиль.
   В 1468 году были Казаки в Москве. Действительно в этом году, по летописи, великий князь послал "С Москвы к Галичу Руна с казаки". Значит, между 1444 и 1468 г. г. казаки договорились о службе с Московским князем. Были казаки также от Волги до Камы. Леса по Каме, Вычегде и Северной Двине притягивали их изобилием пушных зверей. Казаки там оставались долго до общего Казачьего "Сигнала": "Казаки дружно в поход собирайтесь...". Вообще-то Казаки разместились непрерывной почти полосой на северных границах "Дикого Поля". На Юг от них лежала широкая родная Степь. Она манила своего Хозяина и днём и ночью в сновидениях, оставаясь сиротой и как-бы в порывах тёплых Южных ветров слышался Её призыв и Её ароматное от цветов благоухание. И некоторые Казаки в тоске и грусти по оставленным родным могилам с опасностью для жизни, проникали вглубь "Дикого Поля", заросшего высокими травами, где в диком состоянии бродили стада скота, лошадей и всякой дичи и зверья.
   Часть казаков Приазовья оказалась в пределах Черкасии на Северном Кавказе, о чём вспоминает историк Болтин, когда по его словам, один татарский баскак пригласил из Пятигорья казаки на службу. А историк Татищев пишет о Пятигорцах "храбрых людях одного языка с "русскими", обитавших в его время на старых "Киммерийских местах". Поселения Гребенских казаков находились вблизи Пятигорья, как записал А. И. Ригельман. Часть Азовских казаков оказалась даже на р. Пруте и, по распоряжению короля Польско-Литовского Ольгарда, им было разрешено поселиться в пределах Полтавщины и Черниговщины.

ВОЗВРАЩЕНИЕ КАЗАКОВ НА РОДНЫЕ ПЕПЕЛИЩА

   Донские казаки в конце XV века посещали "Дикое Поле" и даже Подонье "для оберегания", как тогда говорилось, а также и при выполнении сторожевой разведывательной службы по охране Московского и Рязанского рубежей.
   К этому времени Золотая Орда как монолитное целое, вследствие междуусобий, распалась на три отдельных части: Казанское, Крымское и Астраханское (Ногайское) царство. Но каждое царство даже в отдельности, представляло ещё грозную силу для Московских правителей, почему они всячески старались удержать казаков у себя на службе по охране своих границ, так как часть Казаков стала спускаться в междуречье Волги и Дона и, оседать у р. Камышинки, у так называемой "Переволоки" (это самое узкое место между Доном и Волгой, по которому казаки переволакивали свои лодки).
   К этому моменту, туда же, прибыли Новгородские эмигранты, после разгрома Новгорода царём Иваном III. Эмиграция эта была невелика своей численностью, но сильна своим духом, прочно сложившейся идеологией и психологией, своим социальным устройством, абсолютно схожим с народоправством Донских казаков, людей сильной воли и характера. И поэтому эти две группы быстро объединились в единую социально-политическую силу. Существовала песня: "Как на речке да на Камышинке собирались добрые молодцы да всё Донские Казаки со Новгородцами. Они собирались и как братья обнималися и целовалися. Хлебом солью менялися".
   Этот исторический факт объединения Донцов с Новгородцами, стал известен царю Ивану III. И это привело его в бешенство, вызванное сильным опасением образования "Нового Новгорода", создания революционного очага на Дону, распространения оттуда духа вольности и "ереси" народоправства для московского и рязанского населения и царь принимает ряд репрессивных мер: сперва в отобрании имущества казаков, ходивших в Подонье, а затем и казни казаков, а также казни семейств ушедших на Дон казаков (1502 - 1505 г. г.).
   Здесь необходимо пояснение о той разнице в идеях и психологии, которые существовали в те времена у Татар и Московитов. Татары, основывая Золотую Орду, привлекали другие народы системой федеративного устройства на равноправных началах.
   Московиты же придерживались "единой неделимой" власти царя Московского и при том на рабовладельческих началах. Это было основой государства вообще, начиная ещё с Рюрика и очень подкреплённая к моменту воцарения Ивана III, в результате брака его с Византийской царевной Софией Палеолог. Вследствие же падения Константинополя (Второго Рима) и Византийской империи, под ударами Турок, была воспринята Идея о переходе преемственности от Византии к Москве, являвшейся как бы Третьим Римом, то есть новым и последним источником: Света, Правды и Мудрости, и о миссианском предназначении Москвы приобщить и все другие народы к этому Источнику "Св. Руси". Эта рабовладельческая идея не умирает в мозгах Московитов до сегодняшнего дня.
   И как не парадоксально, но эту дикую идею воспринял и Московский народ, находящийся в рабстве многие века. Нужно сказать, что в приобщении той или иной Идеи играет колоссальную роль Привычка. Это то и есть та могущественная центростремительная сила, при наличии которой так трудно проводить в жизнь светлые идеи о народоправстве, о равенстве и идти демократическим путём до обще-человеческого идеала. И поэтому, Москвичи по своей "Привычке", которая стала второй натурой, восприняли легко и свободно идею о самодержавности царской власти, о божественности её установления. "Царь, Божией милостью Помазанник".
   Потому всё то, что исходило не от Московии, а от других народов, представлялось мраком, ересью и невежеством. Москва, восприняв "Третий Рим", отгородилась прочной стеной от культурной Западной Европы.
   Славянские социальные основы: вечевое устройство, выборность власти, свобода были изжиты и выброшены, как негодная "ересь".
   Для проведения этих основ рабовладельчества, Иван III осуществил немедленно же в приобщении к "Третьему Риму" республики "Великого Новгорода".
   Знаток Новгородской старины, академик Е. Ознобишин так обрисовывает разгром Новгорода:
   "Ненависть москвичей к новгородцам заглушала в этой страсти славян свойственное им чувство великодушия и уважение к святыне. Нашествие и покорение Новгорода сопровождалось насилиями и убийствами, напоминавшие времена Батыя, которые прежде Новгород не испытывал. Москвичи, привыкшие повиноваться единоличной власти своих князей и их бояр, с ужасом глядели на новгородцев, осмелившихся критически относиться к этой власти. В то время, когда тысячи Новгородцев гибли под мечами москвичей, когда тысячи пленных, отправленных в Москву, умирали от холода и голода, когда всё имущество Новгородцев было разграблено и сожжено, а жёны и дочери изнасилованы, монастырские волости записывались на Ивана III; в это время гибели братьев славян, народ московский ликовал в неописуемом восторге (ликует он и теперь, убивая миллионы порабощённых народов, в том числе и Казаков) и сердечно был рад тому, что их строптивые князья совершенно истребили новгородцев в корень, и что их буйное самоуправление, их вече, уничтожено и, отныне, новгородцы приближаясь к особе Московского великого князя, должны будут падать ниц перед символом власти и не иначе будут себя называть, как холопами Московского цвря ( прозвали и Казаков тоже "холопами"). При гибели вече Новгородского, принимали в ней живейшее участие и старались задевать самые заветные струны Новгородского сердца".
   Обрисовку свою исторических событий, академик Ознобишин заканчивает словами: "Пора уже сознать, что объединение России сопровождалось страшною неразборчивостью средств и развращением общества".
   К сожалению нужно признать, что сознание осталось прежним и, что Московское царство Ивана и до сегодняшнего дня остаётся идеалом государственного бытия Московии.
   Как курьёз считаю не лишним добавить, что Иван III в 1471 году, собираясь в поход против Великого Новгорода, взял с собой икону Гребеневской Божьей Матери, поднесённой, как сказано уже выше, Гребенскими и Донскими Казаками князю Дмитрию Донскому, и долго молился перед нею. И действительно "молитва" была приведена к осуществлению: кроме всякого имущества граждан и церквей, было захвачено: 300 возов золота, перлов, драгоценных камней, серебра, богатейших риз, крестов.
   "Молитву" Ивана III можно в миниатюре сравнить с молитвой акулы, жадно раскрывшей пасть перед тем, как с парохода сбрасывают труп умершего, что-бы его проглотить.
   Карательные меры Ивана III по отношению к Казакам, вызвали у наших предков чувства крайнего возмущения и казаки постепенно стали уходить от пределов Московского государства. А "Третьем Риме" казакам становилось тесно и душно. При этом магнитная сила притяжения Родины-Подонья была огромна. Рассказы отцов и дедов о жизни на Тихом Дону дышали ещё ароматом свежести, а сообщения казаков, посетивших Родной Край, о том приволье и огромных природных богатствах: стад туров, коней, дичи, пушных зверей, оленей, бобров, о миллиардах пчёл, о рыбах, переполнивших Дон и Донец, и что это всё родное наследие казаков, возбуждало сильную решительность идти во чтобы то ни стало в "отцовский Дом". Казаки, осевшие у Переволоки, стали проявлять военную активность против Астраханского царства, оттесняя Ногайцев на Юг, для очищения от них выхода в Каспийское море. По всему северу "Дикого Поля" неслись сигналы: "Домой!" Возвращение казаков приняло стихийный характер. Ничто уже не в состоянии было задержать этот поход: ни казни Ивана III, ни те опасные перспективы, каковые должны были бы встретиться на их героическом пути.
   Казаки, оказавшиеся в пределах Белоруссии, не связанные никакой службой перед князьями, во главе со своим Атаманом Сары-Азманом (что значит: "белый атаман") первыми построили на Дону городок Задонск и стали постепенно спускаться по Дону. Всего "сары-азманами" было построено 7 городков до Раздоров включительно, при впадении р. Донца в Дон.
   Построены были городки: Лугань, Митякин и Гундоров на Донце. О этом сохранилась грамота Ногайского хана Юсуфа, в которой он жалуется, что Сары-Азман не даёт в Дону воду пить, а Михаил Черкашеин ворвался как буря в Азов и наложил на него Дань.
   Последним сотрудничеством Казаков с Иваном III было то, что Астраханский хан Ахмат потребовал от Москвы дань и направил войско. Иван III обратился за помощью к казакам, те согласились, так как Крымские и Астраханские татары представляли угрозу не только Москве, но являлись препятствием к прочному оседанию казаков на Дону. Казачье войско двинулось к Москве, но когда пришло, то Иван III объявил казакам, что в их помощи он не нуждается, так как заключил мир с татарами. Тогда казаки, узнав путь отхода татар, внезапно напали на них при р. Угре и разгромили их, захватив огромную добычу. Хан Ахмет бежал в Крым, где был убит.
   Иван III, заключив мир с татарами, отправил своё посольство в Крым, во главе с князьями Кубенским и Романодовским, в сопровождении воинской рати. Казаки за обман их Иваном III, напали на эту свиту, при этом князь Кубенский был убит, а Романодовский взят в плен со всей той добычей, которую везли князья в дар татарам. После этого эпизода, всякие дипломатические отношения Казаков с Москвой были прерваны.
   Возвращение Азовских казаков в низовье Дона произошло в 1546 году сразу и было согласованным и организованным, что видно из тревожного донесения Путивльского воеводы в Москву об уходе казаков "в Поле" изо всех украин", то есть об уходе их изо всех порубежных городов. Вернулись казаки в низовье Дона без всякого предупреждения и согласия Московского царя "волею своею", осели они на "Казачьем Острове", где ранее жили Азовские казаки, то есть отцы и деды, и на нагорном берегу р. Аксая, 25-30 вёрст от Азова, соединившись с казаками Сары-Азмана, на Раздольском Острове.
   Я обращаю внимание Потомков Казачьего народа на чрезвычайно важное обстоятельство тех времён, что после разрыва всяких отношений с Иваном III и вообще с Московией, этот стихийный отход от рубежей Московии Казаков с одной стороны, вызывал великий восторг и жертвенность движения к Родному Отцу - Тихому Дону, а с другой стороны вызвал страшную злобу Правительственного класса рабовладельческой Московии, и они этим воспользовались в дальнейшем.
   Вместо благодарности казакам за спасение и охрану Московии, они выдвинули гнусную теорию о том, что никакого Казачьего народа не существовало ни в древности, ни в средние века, а что Донское Войско образовалось в 1549 году из "беглых русских холопов", даже не опровергнув утверждения своих же московских историков, во главе с Карамзиным, которые утверждали, что "происхождение казаков скрыто в глубине веков, во всяком случае ранее Батыева прихода". И мы видим, как эта псевдо-история Московии полилась смрадной полной клеветы на доблестный Казачий Народ.
   Вообще то, по ходу событий Татарской оккупации, от 1240 года (разгром Киева) до 1480 года (разгром казаками Хана Ахмета Крымского и посольства Ивана III, ни о каких побегах московских крестьян на Дон, через опасное место "Дикого Поля", где проходили войска Татар, не могло быть и речи. Это сплошной вымысел псевдо-историков Москвы. Эту ложь особенно распространили горе-историки Забелин и поляк Броневский, изменивший Польше и продавший своё перо династии, на ролях истинного холопа.
   Гнусный вымысел В. Броневского, академик Ознобишин называет басней и говорит: "как это можно допустить, что в такой опасный период времени, когда на Юге проходило почти беспрерывное движение татар, перехватывающих людей для продажи в рабство, могли "русские" люди на большом расстоянии Южного рубежа сговориться, бежать в неведомую страну, найти оружие, составить дисциплинированное войско, установить строгий закон, карающий за преступление, иметь в своей среде умных грамотеев, умеющих писать князьям и царям, и создать стройную государственность Донской демократической республики.
   Бегло-холопская теория об образовании Донской республики, поддерживает и профессор Сватиков в своей книге "Россия и Дон", но в более мягких выражениях, как: "выходцев из Московской Руси" (которой никогда не существовало), которые "исконное русское начало народоправство возродили в новой жизни, в первобытных по устройству, казачьих демократиях на Дону, на Яике, Тереке и временно на Волге".
   Такое ложное утверждение о "исконном русском начале народоправства", не только удивляет, но даже возмущает читателя и сводит высшее профессорское звание к уличному хроникёрству. Где же, когда, начиная с 870 года, было народоправство в "Великороссии"? Там царил безрассудно гнёт и рабство никаких свободных учреждений, где бы раздался свободный голос народа, на протяжении столетий - не было.
   И спрашивается: для кого профессор Сватиков писал свою "историю"? Вероятно, для примитивных Сибирских чукчей, но не для Казаков. Впрочем, он опомнившись и, повидимому, испугавшись словом "демократиях", успокаивающе заявляет: "Все они (демократии), в конечном счёте, были поглощены великой (!) метрополией, освоены ею, утратили свой государственный характер и сохранились как военно-служебные организации".
   Этот профессор, по своей природе крепостник, временно прикинувшийся "демократом", заявляя так категорически о "освоении" демократий, совершенно не желает раскрыть глаза читателю о том, как были освоены окраины России. Казаки Дона боролись за свою вольность 400 лет, начиная борьбу с Иваном III и последующими царями. Также боролись Днепровские Казаки. Вели ожесточённую борьбу свободолюбивые горцы Кавказа: ведь одна только война с Шамилем велась на протяжении 40 лет. Эти вопросы в душе крепостника не возникают. Он спокоен, что "великая метрополия" освоила бунтующие народы, а лилась ли кровь и слёзы, - это вне самосознания "просвещённого" горе-историка. Также его внимание не останавливается на вопросе: кто же в этих демократиях был? Судя по его утверждению, в них были только казаки-бобыли, а жён, детей, коих было половина, его не беспокоит, для него это - "военная организация". Ведь, до такой тупости, кажется, не дошёл бы ученик 5 класса гимназии, ознакомившись с Историей. Свастиков не свободный художник слова, он делает свою историю не в лаборатории сознания, а в кузнице, помогает молотом своим строкам преднамеренно, и не льются у него звуковые волны произведения: утомляют его преднамеренные и расчитанные шаги. На каждой странице он насилует душу читателя, напоминает ему, чтобы он не забыл про Москву "метрополию" - повелительницу и Дон - "колонию", подчинённую.
   Истинный историк служит не искусственной истории, а жизни. Истинный историк отдаёт предпочтение самой "богине Красоты", а не "в зеркале её изображенью". И отмечая Казачью вольность, он как бы намекает, что она - эта вольность, воплотилась в среде "метрополии", - где по его уверению было "исконное народоправство", а о том страшном гнёте людей этой "метрополией", он не говорит ни слова.
   Посторонний жизни, Сватиков встаёт перед нами фигурой бездушной, тонко расчитанной, как бы не унизить достоинство "метрополии" перед "колонией". Сознательное, слишком сознательное, в Сватикове царит настолько, что свою окоченелость он сам замечает и, что когда историк Соловьёв говорит, что Разин отлично понимал, что Дон и Россия связывает религия, то он не выдерживает и надменно говорит: "а мы скажем, что не Дон и Россия, а метрополия и колония". Он не столько историк, сколько занимается историей. В его преднамеренном "художестве", видна система кого-то вразумить и приобщить к его теории. Над всеми способностями духа преобладает рассудок и сухое веяние последнего заглушает ростки живой святой простоты и Правды жизни. Его страницы, лишённые стихийности прошедшей жизни, не сотворены, - они точно вышли из кузницы. Он не жалеет сознательно опускаться в лоно иррационального московского быта, в тёмные недра рабского бытия; тогда зачем и для чего заглавие, да ещё с большой буквы: "Россия и Дон"?
   Чтобы не сказать о России - чем она жила и как сосала кровь порабощённых народов, но и своих "гражданин" превратившей в скотов, он говорит лишь о Доне, как его "осваивали".
   Не то, чтобы у Сватикова, как и у всякого пишущего, были отдельные неудачные страницы: нет, его недостатки - роковые, и все они вытекают из его основного порока - скрыть истину и Правду безумной жизни Московии. У него очень мало таких страниц, которые представляли бы собой художественное целое, живой монолит слово: нет, вы ясно видите зияющие провалы, заполненные деревянной рассудочностью. Порой готова уже возникнуть иллюзия историчности и художества, но какой-либо грубый и неуместный штрих опять ввергает нас в безотрадную пустыню. Когда, например, он говорит: "некоторые казачьи энтузиасты хотели бы одеть Адама в штаны с лампасами". Тогда, если ты - историк, не признаёшь древности Казачьего народа, то надень на ноги Адама московские лапти, и тогда всё будет в порядке. От этого сравнения он уклоняется и своей властью навязывает казакам то, что им внутренне не присуще, и он упорно утверждает, что казаки то, что им внутренне не присуще, и он упорно утверждает, что казаки суть - русские люди. А русских то и в природе то не было и нет. Но в одном месте он невзначай наносит себе страшное поражение, сказав: "Донские казаки - прирождённые республиканцы". Но, ведь, прирождённость рождается от той среды, где родился народ. Какая же прирождённость республиканства могла родиться в среде Московии, где существовало исконное прирождённое рабство, ставшее второй натурой.
   Сватиков, давая характеристику Разину, как бы возвышаясь над большим и великим Казаком "единственной личностью во всей российской истории", по завету великого Африканца А. Пушкина, свысока пишет: "Типичный демагог, Разин проповедовал истребление всех, кто возвышался над уровнем бездомового голутвенного люда, разграбление и делёж всего имущества, он запрещал богослужение и постройку церквей, издевался над верой и Христом, ввёл венчание вокруг куста" ("Россия и Дон", стр. 103).
   Написав эту наглую ложь, Сватиков, вероятно, был уверен, что эту клевету примут за Правду все читатели, в том числе и казаки, ибо это писание исходит от "учёного" профессора. Исследуя основательно жизнь и действия Разина, я должен заявить, что внесённая Сватиковым характеристика основана исключительно на присущем Московитам шовинизме, но не на исторических данных. Провозглашая эту клевету, Сватиков в своём упоении "величия", не подумал, как "историк", что он опустился до ступени жалкого уличного репортёра и во весь свой профессорский рост рисуется истинным демагогом, воздействуя на общественное мнение Казачьего народа, который чтит и относится к памяти бессмертного Атамана с большой душевной теплотой.
   Во всей своей деятельности С. Разин нигде не разорял мирных жителей, не делил их имущества, а уничтожал лишь бояр изменников, даже воеводу князя Львова пощадил. Над Верой и Христом он не издевался, ибо он был строго веротерпим, как и все казаки, церковь которых была отдельна от государства, а кроме того Атаман С. Разин не был "помазанником" Петром I- безбожником и глумителем над Богом и Верой.
   Если Разин, перед походом в Персию обвенчал, за отсутствием священника, своего крёстника не перед аналоем, а кустом, то в этом нельзя видеть хулу и издевательство над Христом - дело было походное. Да, ведь сам Христос разве он установил обряд венчания в его деталях? Этих указаний в Евангелии нет. Он только был главным свидетелем в Кане Галилейской соединения двух любящих молодых молодых существ и только. Брак крестника также совершился в присутствии главного свидетеля Главы Казачьего походного войска Атаман С. Разин. Сватиков, в своём заскорузлом мышлении крепостника, не понимает, что обряд венчания не есть Вера и религия. Ведь нельзя же обвинять всех граждан Франции в издевательстве над Верой и Христом, установивших обряд венчания в присутствии только мэра города, а не в церкви. Прошло уже три века после смерти С. Разина, но он по своему духовному кругозору, стоит выше головой современного профессора Сватикова.
   Программа политическая и социальная С. Разина была ясна для каждого, что идёт он истреблять бояр, дворян рабовладельцев, искоренять всякое чиноначалие, установить на "Руси" - "Казачий Присуд", чтобы всяк всякому был равен. Жители получали числовое деление на десятки, сотни, тысячи. Главным управлением должно быть Всенародное собрание (Круг), избираемый всенародным голосованием. Это уже одно административное устройство, где верховная власть предоставлялось Кругу, указывает на то, что жизнь, имущество и личность неприкосновенны. Из этого вытекает, что "грабёж и раздел имущества" Сватикова не что иное, как сплошной глупый вымысел.
   Среди его "научности", у него временами проскальзывает и светится неприязнь к казакам, найти в их глазах "сучок". Так, например, говоря о Донском Атамане Степане Ефремове, он не упускает случая кольнуть его иголкой, провозглашая: "Степан Ефремов развёлся со своей женой без вины и женился на другой". Вторгаясь в личную жизнь Атамана, он от имени заглавия труда "Россия", не сопоставляет с Атаманом руководящих лиц этой России. Например, у Ивана Грозного было 3 законных и 3 незаконных жены. Пётр I-й насильно загнал, как атеист, свою жену, благочестивую Евдокию в монастырь, а связался с полуграмотной лёгкого поведения, неизвестной дотоле девицей, которая прошла через офицерские руки, достигла до "высокого" звания любовницы Меньшикова около г. Нарвы и провозглашённая не в церкви, а на постели "императрицей". За вдохновенное почитание православной Веры царевичем Алексеем - сыном Петра, этот дикий монарх, по решению "пьяного и развратного Всепьянейшего Синода, вызвался быть палачом и в страшных муках собственноручно казнил его.
   О этих не "сучках", а "брёвнах" в глазах этих царей, Сватиков не говорит ни слова, считая их безгрешными, как "Помазаников Божиих". Не упоминает и о том, как Московское духовенство венчало за рубль или за ведро водки двоежёнцев и троежёнцев. О этом тоже Сватиков молчит, ибо духовенство "России" есть "святые отцы".
   В общем, оценивая труд Сватикова "Россия и Дон", должен сказать, что его писания лишены третьего измерения, - он не поднялся от плоскости и не достиг живой человеческой глубины. Им временами можно и заинтересоваться, когда он касается грамот и документов, изъятых из Новочеркасского музея и излагает взгляды революционных деятелей России на Казачий народ, но уважать его, а тем более любить нельзя.
   Он трудом своим не обогатил Красоты Казачьего народа. Но, если Сватикову и не чуждо некоторое историческое значение и даже величие, то это величие есть преодолённой трудом бездарности. Таковы уже изначальные условия человеческих сил, что преодолённая бездарность, - это всё таки не то, что Дар.
   Не лишены интереса некоторые летописи Московии относительно грабежей, в эпоху Ивана III.
   Одна летопись говорит: "из Великого Новгорода Иван III бесчисленного добра набрав в Москву отвезе самых перел, злата, серебра триста возов. Кроме иного богатства там набрав, не пощадя же никого там, неже церквей и роста великим властелином, иже недавне в великой неволе у татар заволжских бяша".
   Грабились православные церкви, увозились из них антиминсы, священные сосуды, кресты, колокола всё теми же московскими "помазанниками Божиими". Дальше летописец говорит: "поимал князь в Новгороде вотчины церковные и раздал детям боярским и поместье".
   Чтобы судить о духовной структуре того или иного народа, нужно знать ещё то, кто их воспитатели. Я приведу мнение о этих грабежах "просвещённого" профессора Снегирёва, который писал: "Новгородские и Псковские ценности обречены Господом Богом служить украшением Московских храмов и великокняжеских палат". Если профессор, так сказать, учитель народа, открыто пишет так бесстыдно и гнусно, то что требовать от простого мужика? Свобода грабежа узаконилась свыше. Впрочем, все эти грабежи в истории Московии торжественно провозглашаются: "воссоединением русского народа" или же "собиранием земли Русской".
   Даже сам Карамзин писал: "инородца, ужасаемые частыми набегами русских, покидали свои места". "С башкир брали за все, даже за чёрные и за серые глаза, а Вотяк бежит от русского, как мышь от кошки..." Вот так "Св. Русь"!
   Скажем немного о так называемом провозглашении Иваном III "Третьего Рима", лишь потому, что он женился на Византийской царевне, когда Константинополь пал. Что из себя представляла Софья Палеолог, в истории Московии нет сведений.
   Но, казалось, что эта царевна воспитывалась в атмосфере науки, искусства, богословия и вообще греческой культуры, царящей при Византийском дворе.
   Надевая корону на своего супруга-дикаря Ивана III, как преемника "Третьего Рима", не маленькими мозгами, только и воспринимавшими совет бояр, что нужно убивать, грабить и насиловать другие народы и все племена, вошедшие в Московское Государство и только.
   Ведь ей отлично было известно, как Византийская царевна, дочь императора Андроника младшего, вышедшая замуж за "прекрасного" Узбека, к тем моральным качествам, которыми обладал этот хан, преуспела воплотить в душу своего супруга чувства великодушия, большое уважение к христианской религии, внесла в ханский двор Византийское изящество, расширила круг учёных всех стран, писателей, поэтов, богословов.
   Также известно, что когда некоторые строптивые и дерзкие князья Московии поддержали казни за хулу мусульманскую, эти князья прибегали к защите прекрасной ханши и были спасены. А София Палеолог? Ведь она же видела, как Иван III казнил князей Новгородских, унижал их достоинство целованием его сапог и т. п. Что же она делала? Любовалась только награбленными бриллиантами и жемчугом Новгородцев???
   В свете этих фактов, нам рисуется эта царевна, как украшение постели дикаря и только, а сам дикарь Иван III самозванно надевший корону "Третьего Рима", как блистательный грабитель! И не в короне "Третьего Рима", а в клобуке циркового шута! Как иногда великое делается позорным и смешным...
   Московским князьям ещё долгие годы приходилось платить дань Татарам. И по мере того, как честолюбивые мечты, возрождённые Иваном III, возрастали, дань увеличивалась в размерах. Но чтобы снизить это честолюбие, Крымские ханы изобрели особый метод возвышения своего превосходства перед Московским князем. Получив каждый раз извещение о приближении хана к Москве, правящий Московским государством князь, должен встречать хана, во главе со своей свитой бояр с непокрытой головой. Торжественная встреча не только лишь в этом выражалась, а в том, что когда хан подъезжал на конек князю, то последний обязан был кормить коня хана овсом из шапки князя, которую благоговейно и подносил сам князь.
   Таким образом подчёркивалось, что не только хан, но даже конь хана стояли неизменно выше зазнавшегося князя. И князья раболепно выполняли этот ритуал и не пытался его смягчить ни просьбой, ни деньгами. Чувства рабства сильно сидели в душах этих рабовладельцев над порабощёнными тюрско-финскими племенами Севера, которые, видя пример, соответственно и приобщали в свои души рабские чувства.

ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТА ЭПОХИ МОНГОЛО-ТАТАРСКОЙ ОККУПАЦИИ С 1237 ГОДА
КАРТА: PARTIE NERIDIONALE DE MOSCOVIE, то есть ЮЖНАЯ ЧАСТЬ МОСКОВИИ

   Карта изготовлена (dresse) этнографом G, DE L`Isle и дополненная (Augmante) в картографическом учреждении IAN BAREND ELNE A AMSTERDAM.
   При быстром даже взгляде на эту карту, каждый Казак и Казачка сразу же убедятся, что историки Московии, на протяжении многих веков, вводили в заблуждение не только казачье общественное мнение или народов Европы и Азии, но также и своих граждан-рабов, что с уходом Черниговских князей из пределов Северного Кавказа, княжества Томотороканского, не принадлежащего им по праву, - вся Приазовская и Причерноморская степь осталась пустой и не заселённой и что кочевой народ из Средней Азии Половцы пришли на голое место. При этом, в своих писаниях, эти историки сплошь и рядом называют эти степи: "Южно-русские степи". Если эти степи "русские", то почему же они их не заселили, не колонизировали?
   Периодически эти степи были оккупированы последовательно кочевыми народами: киммерийцами, скифами (сколоты), сарматами, аланами, Хозарской Федерацией, в составе: казаков, горцев и хозар. Проходили по этим местам: булгары, готы, печенеги, торки; захватывались степи грабительскими налётами Киевских князей Олега и Святослава и, наконец, Половцами. Но как только проходил шквал человеческих масс, наследниками этих степей оставались их древние хозяева: Казаки и Горцы Кавказа. Но никогда эти степи не были "Южно-русские". И потребовалось для Москвы ещё около 700 лет, чтобы силой захватить эти прекрасные степи и Кавказ, но они не стали от того "русскими", а потом и временно "советскими".
   Нет никаких известий о том, что Половцы придя в Приазовье, уничтожали бы местное население на Дону, в лице Донских Казаков. Но, наоборот, есть исторические данные, что Половцы, при помощи казаков и черкасов, изгоняли воинские части Киевских захватчиков.
   Заняв более выгодные места по побережью морей с их торговыми факториями греков и генуезцев, Половцы, естественно, потеснили Донских казаков на Север, в сторону Переволоки и р. р. Хопра и Медведицы, оставив некоторые поселения по р. Донцу. А Черкасов потеснили в сторону Кубани. С приходом в Приазовье полководца Чингис-Хана Субутая в 1223 году, Казаки и Черкасы вошли с ним в договорные отношения и стали с ним изгонять, в свою очередь, Половцев. В 1237 году могущественная армия Батыя, совместно с Казаками и Черкасами, заставила Половцев - 200 000 бежать в Венгрии, а остальные сдались на волю победителя. Всё Приазовье и Причерноморье остались в том виде, как их оставили Половцы. Даже некоторые казачьи поселения на главном пути движения Батыя на Запад, вдоль р. Донца, остались неприкосновенными.
   Прилагаемая при этом карта, ярко иллюстрирует эпоху Татарской оккупации. Весь Восток от 60 градуса северной широты, весь бассейн Великой реки Волги, был занят войсками и прибывшими монголами с жёнами и детьми, в количестве полтора миллиона душ, в трёх главных областях: царство Казанское, царство Астраханское-Ногайское и Крымское. Особая область более многочисленного тюрско-финского племени Мордвы, которых Московские историки перекрестили в "русский народ", была выделена в особое воеводство, где управлял назначенный Батыем губернатор (баскак).
   Вся западная часть Московии от 60 градуса, осталась под особым наблюдением татарских доверенных, предоставив князьям собирать дань с их рабов, проживающих в княжествах. По карте эти княжества названы "duche" - по французски, в переводе: герцогство-княжество. И таковые были: Владимирское, Суздальское, Ярославское, Ростовское, Московское, Рязанское, Смоленское, Северское. Все они были отданы под "опеку" князей, которые выколачивали жестоко не только дань для татар, но больше всего для себя, ибо по существу, по крови все эти "князья" были чуждым элементом для финских племён: "от Варягов прозвашася Русь".
   Стон стоял на "Руси" не от татар, а от ИГА своих князей.
   "Duche de La Grande Novogorod", то есть княжество (вернее исторически - республика) Великого Новгорода оставалась самостоятельной чисто славянской единицей, ведя торговлю с Западом. Никаким князьям эта республика не подчинялась. Во время движения северной армии Субутая, он завоевав выше указанные княжества, до Новгорода не дошёл и повернул обратно потому, что непривычно сырой климат для азиатов и их лошадей, вызвал большие заболевания в людском и конском составах.
   На этой карте каждый Казак и Казачка могут убедиться, что весь бассейн Великого дона был занят Казаками и Черкасами, которые братски сотрудничали, и на карте видны надписи: "Cosagues Donaki ou Czercasses", то есть Казаки Донские или Черкасы.
   В правом углу карты, между левым берегом Дона и Волгой, значится: "Grebenskaia Cosagues то есть Гребенские казаки. Южнее: "pays de Circasie", то есть область, страна Черкасов.
   Владения Донских казаков на запад распространялись по Донцу до р. Оскола, впадающей в р. Донец с левой стороны; а по среднему Дону до городка Донецкого, что западнее течения р. Хопра.
   Весь громадный "Palatinat de Belgorod", то есть воеводство Белгорода, было татарами выведено в особую область. Во главе её стоял баскак, по назначению Хана, но при нём были выборные от местного населения. Охрана спокойствия воеводства с Востока, была возложена на Донских казаков с их Атаманом. Охрана же с Запада, поручена была Днепровским казакам и, мы в этом убеждаемся, читая надпись по левобережью Днепра: "Pay des Cosagues", то есть область Казаков, вплоть до г. Полтавы.
   Повидимому, Киевским князьям доверия со стороны Татар было мало и поэтому указанная местность, в сравнении с Казаками, очень незначительная: "Palantinat de Kiovie", то есть воеводство Киевское. Западнее области Казаков, видим надпись: "Ukraine" - Украина, которая введена в часть Польских владений, над надписью: "Partie de Pologne".
   В Южной части бассейна Днепра, мы видим надпись: "Cosagues Zaporoski", то есть казаки Запорожские.
   Раньше уже объяснялось, что Казаки пользовались у татарских властей полным доверием и жили на определённых федеральных началах, с собственными выборными учреждениями.
   Служивый состав казаков состоял в Татарской Армии со своими атаманами, а не служилые и местное казачье население занимались интенсивным земледелием, скотоводством и рыболовством. На карте по Дону видны многие населённые городки Казачьего народа.
   Таким образом, эта карта ярко опровергает писания псевдо-историков Московии, что по Дону и Приазовью была пустыня.
   Между прочим, как курьёз, в верховьях речек Айдара и Митякина, впадающих в р. Донец с левой стороны, показано пресловутое "Дикое Поле или пустынная провинция". А ниже этой надписи, на самом берегу Донца, я с величайшим духовным наслаждение читаю: "Gundorovskoi", то есть мой родной древний городок Гундоровский, стоял много веков, ожидая, чтобы я в нём родился, возрос, и написал правду о Казачьем Народе; уходя от твоих прекрасных мест, родной городок с твоими при мне ещё густыми лесами, горами Донецкого кряжа, озёрами, полными рыб, обилием угля и руды, я взял в ладонку и горсть родной Земли на кургане потомка Атамана Гундора, достал эту ладонку и горькая слеза окрапила её.
   Чем же объяснить такую долговечность этого городка? В этом районе, в прорыве Донецкого Кряжа, где протекает речка Беленькая "Belenkoi" - (видно на карте), велись в древние времена раскопки руды и было там небольшое бронзовое производство, в котором нуждались и друзья и враги. Не лишена интереса и самая то речка Беленькая. Она течёт и формируется не из отдельных ручейков, а вырывается большим потоком прямо из-под земли глубокой балки. Вода её чудодейственная, удивительной химической чистоты. Зимой вода тёплая так, что образовавшееся около начала потока озерцо, никогда не замерзает. Летом же вода очень студёная. Разгорячённые от жары и работы лошади и быки, напившись с разбегу этой студёной воды, никогда не заболевают от так называемого "опоя".
   Так вот, этот древний городок, переименованный в станицу, стоял тысячелетие, разрослась станица в 40 хуторов и 8 выселков, рождались полные отваги, доблести и долга отважные рыцари с шелковисто чёрными волосами, а рядом с ними появлялись на Божий свет гибкие, упругие, ловкие, статные, удивительной красоты и природного изящества девушка-казачка и, как соберутся гурьбой на берегах серебристого Донца и как грянет многозвучная песня: "Поехал казак во чужбину далёкую", то как будто вся окружающая природа затихает и прислушается. А грустные ноты, то забирая в высь, то снижаясь, несутся вместе с волнами родного Донца далеко, далеко на Восток! И вот пришёл конец родному городку: Гунны XX века Московиты ("русские") разрушили этот древний пункт, а жителей частью перебили, частью выслали в гиблые места. Великие русско-коммунистические достижения???

СРЕДНЕ-АЗИАТСКИЕ КАЗАКИ

   Если псевдо-историки Московии всячески стараются умалчивать и даже отрицать наличие Казачьего народа древних времён, в пределах Кавказа и Приазовья, то тем более о Казаках Средней Азии что-либо сказать, считалось запретом. Так, например, профессор Вернадский в своей книге: "Опыт истории Евразии" глухо упоминает, что пограничной стражей Туркестана были группы "вроде наших русских казаков". Спрашивается: когда они стали "ваши" да ещё и "русские"?
   Чтобы рассеять эти туманности, я приведу подробный хронологический перечень, изложенный историком И. П. Будановым, в его труде: "Дон и Москва" о том, что существовавшая и теперь существующая "Казачья Орда (стан) никогда, нигде и ни у кого, за исключением Московитов, не называлась ни Киргиз-Кайсацкой, ни тем более Кайсацкой, а всегда именовалась просто "Казацкой".
   1788 года Бухарский аталик (первый министр) пишет: "слышим мы, что у Вас, Казаков, собственно мудрецов или учёных мужей нет. Если же вы народ Казачий имеете возможность исполнить наше предложение нападать на Великороссов...".
   1740-1760 г.г. историк Левшин сообщает, что в бумагах, хранящихся в Архивах Иностранных Дел и бывшей Оренбургской канцелярии, ещё встречаются слова: "Казачья Орда и Киргиз-Казацкое войско".
   1716-1733 г. г. Швед Ренат был в плену у Калмыков (Джунгарских) в течении 17 лет и составил карту Джунгарии. На этой карте, к Западу и Северо-Западу от озера Балхаш, где находится р. Иргиз, обозначена им: "Киргиз-Казацкая орда", а от восточной половины того же озера, прямо на Север от него, лежит местность, обозначенная им просто: "Казак"
   1705 г. в географической карте, напечатанной в Амстердаме, нынешние Киргизские орды не называются иначе, как "Казачьи орды".
   1632 г. "Год Гиджары Имам-Кали-хан. Князь Ма-вара-Альнагара намеревался изгнать султанов казаков, которые владели Ташкентом и окружающей землёй". Это подтверждает историк Левшин так: "нам удалось найти несколько достоверных свидетельств о том, что около 1630 г. владел Туркестаном Казацкий хан Ишим", и 1618 г. "когда слухи об их ссорах достигли до Туркестана, Султаны Казаков поспешили взяться за оружие".
   При Московском царе Фёдоре Ивановиче Средне-Азиатские Казаки упоминаются под именем Казачьей Орды: "приеде к нему, ко государю служити царевич Казачьей Орды. По постановлению своего царства пожаловал царевича Казачие орды Бурмамета, посадил его на царство Касимовское (отошедшее от Казанского царства)".
   1584 г. в книге "Большому Чертежу" говорится: "и по обе стороны реки Зеленчика и реки Кондермака и реки Сару и песков Каракума на тех местах на 600 вёрст кочевье Казацкие Орды".
   1583 г. Мурза Карача послал нарочного к Ермаку для защищения его от Иргизских Казаков, угрожающих нападением на его владения".
   Там же именем Казаков, Средне-Азиатские казаки именуются и в Сибирских летописях: "и станут приходить в те крепости к Якову и Григорию (Строгоновым) торговые люди Бухарцы и Казацкие Орды и иных Земель с товарами". А по степи Калмыки и Мунгалы и Казачья Орда ездят на верблюдах, а кормятся скотом".
   В делах Ногайских, в Московском Архиве Иностранных Дел, под № 10, хранится перевод грамоты Ногайского князя Юсуфа к царю Ивану IV, писанной в конце XVI в. Юсуф в ней ясно говорит: "А хотел есми воевать Казацкую Орду и аз ныне кочую на реке Елеке (Илике) за Яиком".
   1570 г. "А нынеча деи мне Кучуму война с Казацким царём, и одолеет де и меня царь Казацкий (Ермак) и сядет на Сибири".
   1559 г. Дженкинсон, бывший в Бухаре в 1558-1559 г. г., сообщает: "Ташкентский владетель был тогда в войне с Казаками, народом жестоким, многолюдным, не имеющим городов и исповедывающих магометанскую религию".
   1549 г. Семён Мальцев, посланный царём Иваном IV к Ногайцам, жившим между Волгой и Яиком, доносит о нападении на их улусы Казацкой Орды царевича Шигая".
   1540 г. По свидетельству Гайдер-Рази: "после смерти Каман-хана, султаны Дешт-Кипчака, которых обозначают именем Казаков, вели войну один против другого.
   1535 г. "А Волгу есмя, государь, - писал Губин в донесении от 15. 10. 1535 г., - перевелись. Сентябрь 30 день ниже "Казацких гор".
   Персидский историк, написавший "Жизнь Шаха Аббаса", говорит во многих местах о нации Казаков.
   1532 г. Абд-эр-Рашид-хан прославился победой над Казаками, с которыми дотоле Могулы не могли с успехом померяться".
   1521 г. Василий III предписывает своему послу: "да Казацкую Орду пытати кто ныне в Казакех государь и где кочует".
   Тамерлан, в своих записках под 1369 г., упоминает о Казаках: "Казаки сделали набег на Ма-вара-Альнавар".
   1550 г. "Крымцы пограбя что можно прибежали к Вятке, а тут стоял Бехтеяр Зучин с Вятчаны, да с Казаки утаяся, и Крымцы поделав тары да повезлись, и Вятчане и Казаки побили их и потопили".
   Казаки, как видим, именуются отдельно от Вятчан - местных жителей.
   В дополнении к перечню историка И. П. Буданова, присовокупляю. Историк Левшин говорит: "большая часть русских писателей полагает, что первые казаки произошли или составились у Татар и что у них же родилось название "казак" и от них перешло ко всем отраслям, прежде бывших и ныне существующих Казаков. Мысль сию, к которой мы уже привыкли, опровергают восточные историки, утверждая, что казак составлял самостоятельный независимый народ в отдальнейших веках нашего летоисчисления. Некоторые относят их далее Р. Х.".
   "Историк Фердуси", продолжает Левшин, "живший около 1020 года, то есть за два столетия до появления Монголо-Татар на Запад, в истории Рустема, упоминает о народе Казаках. Из сочинений его и древнейших летописей Персидских, которыми он пользовался, известно, что казаки древние, подобно позднейшим, прославили своё имя набегами. И так, Татарские Казаки, почитаемые нами за первоначальных казаков, были только подражателями и название их не татарское, а занятое у другого народа. Известие сие делает толкование и перевод слова "Казак" излишним".
   Профессор Кляпрот, разделяя киргизов на восточных и западных, говорит: "в Европе дают имя "киргиз", но это - две нации, которые хотя и говорят на одном языке, но по внешности существенно отличаются один от другого, и при том казаки не принимают имя "киргиз". Западные "киргизы", которые называют сами себя казаками и отрицают имя "киргиз", занимают в настоящее время (1806 г.) местность от левого берега верхнего Иртыша до Яика; к Северу жилища их доходят до 53 градуса широты; к Югу они кончаются у гор Таргабатай - озеро Балкаш; на Западе - по линии Селестинских гор (Тян-Шано)".
   Иеромонах Иакинф говорит: "Казак есть имя народа, кочующего по степям, сопредельным с губерниями: Томской, Тобольской и Оренбургской. Китайцы называют их "Хасак"; Россияне - Киргиз-Кайсаками. Ныне (книга издана в 1829 г.) сейчас народ разделяется на две орды: восточную и западную.
   Западная Казачья орда простирается до Российской границы. Обе эти орды состоят под покровительством Китайской державы.
   Казаки, по-китайски "Хасак", есть большое владение, лежащее от Или (река, впадающая в озеро Балкаш)".
   Историк Риттер говорит: "Китайцы и Монголы называют Кассаками или Казаками тех Киргизов, которые живут в Иртышских степях. Сами же они дают себе имя "Казак". А мы, следуя общему употреблению, называем их Киргиз-Кайсаками, несмотря на то, что прозвище это находится у Казаков в презрении".
   Профессор Фирсов утверждает: "Киргиз-Кайсаков (то есть Средне-Азиатских казаков) не следует смешивать с "Кара-Киргизами (кыргызы). Имея сходство с Казаками по образу жизни, Кара-Киргизы составляют отдельный народ от Казаков и имеют особую историю".
   Историк Радлов говорит: "обыкновенно Киргизами называют те народы, которые живут в больших степях Средней Азии от Каспийского моря до горной цепи Алтая и от города Омска до Кокандского ханства. Это имя совершенно незнакомо большей части этих народов, которые с тех пор, как история говорит, не называют себя иначе, как "Казак" (Khazak)".
   Историк Левшин, изучавший Казачью Историю, категорически утверждают, что Казаки, как особый народ, существовал в Азии с древнейших времён. Но подпав владычеству Чингис-Хана, Казаки по смерти этого завоевателя, достались в удел сыну его Джучи и хотя они принадлежали Золотой Орде, но имели собственных ханов. Казачья Орда была могущественным государством, знавшим период своего расцвета и период своего упадка. Оно могло выставлять до 300 000 всадников, - армия по тем временам могущественная".
   У читателя, естественно, возникнет вопрос: откуда появились казаки в Средней Азии? Ответ прост и ясен. Я уже упоминал ранее, что племя "Саков", не проникнув своевременно через Кавказские ворота, вынуждено было, по обстоятельствам военного времени, двинуться на Восток до Памира, а затем уже, выждав благоприятный момент, прибыть на Северный Кавказ и соединиться с Казаками-Казахами. Так было и со Скифами. Вожди этого народа, первоначально называвшегося своим племенным именем "Сколоты", несмотря на их страстное желание проникнуть через Кавказ в Приазовские Степи, не могли этого совершить потому, что Египетский фараон Сезострис, в своём могущественном движении по Малой Азии, заняв Грузию, отторгл Скифов от Закавказья, и они вынуждены были двигаться на Северо-Восток до Аральского моря включительно, а затем уже через Уральские ворота и через р. Волгу появиться в Приазовье и напасть на киммерийцев, казахов и горцев.
   Такая судьба постигла и часть могущественного племенного Союза Казахов- (Казаков). Часть этого Союза успела зацепиться за Кавказские горы и создать даже страну Казахию (Казакию), о которой говорит в своём труде император Константин Багрянородный и другие историки, но оставшаяся часть в Закавказье Казахов (казаков), под воздействием человеческих волн, двинулась в Среднюю Азию, и например, средиземноморцы, оторванные от своей массы, создавшей "бронзовый век" на Кавказе, продвинулись до р. Енисея, где тоже создали бронзовое производство, о чём повествует историк И. П. Буданов.
   Так вот эта родная ветвь Казахии (Казакии) и осела в Средней Азии, меняя иногда свои границы по обстоятельствам столкновения с другими народами.
   Средне-Азиатских казаков в сфере владений СССР (коммунистической России-Московии), который по присущему своему шовинизму, не хочет назвать их казаками, а местность их Казакией, провозгласил наименование: "Казахстан", численность жителей казаков исчисляется свыше пяти миллионов душ.
   Кроме того, в Западной провинции Китайской державы, называемой "Синьзянь", проживает свыше шести миллионов казаков, которых как китайцы, так и соседние народы, в том числе и "русские", называют "Казахи".
   Эти Казахи (Казаки) в октябре месяце 1963 года подняли восстание против режима коммунистического Китая. К казакам присоединились Киргизы и Таджики. Восстание было подавлено. Вооружение восставших оказалось русско-советского образца. И тут лицемерная Москва стремится казачьими руками прикрыть свои злодеяния.
   Но наличие казаков и в таком большом количестве, это весьма отрадное явление. Не нужно быть прозорливым, чтобы не понимать веяние Времени, а иметь лишь тонкий слух, чтобы не слышать тяжёлых шагов Истории. Придёт пора, когда длинная цепочка звуков Казачьих колокольчиков пронесётся от Тихого Дона до высоких отрогов Алтая. "Есть ещё порох в пороховницах, ещё не гнётся Казачья сила".
   По широким степям Юго-Востока Европы и Средней Азии пронесётся мощный голос: "Да здравствует Казачья Свобода!"

ПРОЦЕСС ОБРАЗОВАНИЯ МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА

   Выше мной были указаны те народы и племена, с которыми Казачьему Народу приходилось сталкиваться, надолго с ними жить, сотрудничать или сражаться, а также знакомиться с их культурой, обычно рабовладельческой и неприемлемой для свободолюбивого казака. Так, велением Судьбы казакам пришлось на долгие века иметь дело с народами Московии, объединёнными в конце концов методом кнута и крови Московским государством.
   Чтобы иметь представление о этом государстве, о нравах, обычаях, о самосознании, отношении к другим соседним народам, в том числе и к казакам, мы обязаны, хотя вкратце познакомить читателей о том, как начиналось и развивалось это государство.
   Подход к понятию построения государства вообще, в его положительном смысле, строится на аксиоме, что народное самосознание творит историю государства. Можно ли применить эту аксиому к построению Московии и было ли проявлено в его созидании именно народное самосознание, а не личные стремления московских князей, помимо воли входивших в орбиту Московии племён и народов?
   Большинство объективных историков строго придерживаются того мнения, что первой основой идеализированного общественного сознания, представлялся вечевым народным порядком самостоятельной славянской республики Великого Новгорода и до некоторого подобия и Киева. Но нам известно, что Суздальские, Владимирские, а затем и Московские князья порвали всякие сношения с Киевом; Новгород разгромили до полного упадка своей независимости.
   Дальнейшее развитие истории Московии было, по мнению истинных историков, отклонением от народного идеала и нормального хода развития. Вина за такое отклонение падала на созидателей нового порядка Московских князей "собирателей", на их варварские приёмы и удушение народного самосознания.
   Историк Платонов, претендующий на объективное изложение истории "Руси" (а не Московии), полвека тому назад писал:
   "Начнём с "Низовской", а не Новгородской Земли, позднее получившей название "Замосковья".
   Под этими названиями разумелись Земли старых (!) великих княжеств: Владимирского, Московского, Ростовского, Суздальского, Нижегородского и Тверского, составлявшие коренное (!) "Великорусь", обладавшие плотным населением, сравнительно высокою хозяйственной культурой и торговлей. Всё это пространство стало заселяться русскими (!) племенами уже на глазах истории, выходцами сначала из северных, а затем и южных русских (!) княжеств".
   Объективность Платова сразу же подвергается сомнению: он только что сказал, что указанные княжества обладали плотным населением, но что это было за население - умалчивает, и к этому "плотному населению", "заселяется русскими племенами", а куда же подевалось дотоле жившее "плотное население"? Уничтожено ли, подверглось ассимиляции? - от объяснений сознательно уклоняется.
   Нам также известно, достоверно, что никаких "русских племён" на Севере не было, там жили финские племена в западной части и тюрские - в восточной, от Великого Новгорода до Урала. Большое пространство владений республик В. Новгорода и Пскова до Беломорья заселено было Славянами, а в северной части Корелами. По линии от В. Новгорода на Юг по Днепру жили племена Славян: кривичи (белоруссы), древляне, поляне, киевляне, бужане и другие; западнее их: поляки, словены, чехи, хорвыты, сербы, ословянившиеся болгары, валахи. На Юге также не было "русских племён". Всё Приазовье, часть Причерноморья было наследственное пространство Казачьего и Черкасского народов. Крым был во владении Татар.
   Откуда же появились Платоновские "русские племена"??? Это - тайна Платонова, подсказанная ему, по видимому, неизвестными призраками или чревовещателями!
   Не смущаясь этой суммарностью, Платонов продолжает: "В исходе XII века и начале XIII века великие князья Владимирские были сильнейшими во всей "Руси". Владимирский князь ( по видимому Юрий Долгая рука), по слову древнего поэта (?), был так могуществен, что смог бы "Волгу вёслы раскропити, а Дон целомы выльяти..." Летописцы с восторгом   поминают о княжеских Ростовских и Владимирских храмов, говоря, что над ними трудились "изо всех земель мастеры" и они были так "дивны и велики", как не бывали прежде и не будут впредь". Татарская власть обратила восточное Великорусье в глухую окраину. Весь край постепенно обратился в группу разобщённых "уделов", в которых сидели их владетельные князья, враждуя друг с другом и заботясь лишь о собственных "промыслах" то есть о своей наживе и усиление своего удела за счёт остальных. Остановленное было татарами колонизационное движение на западных и юго-западных русских (!) областях возобновилось и, направляясь на Север и Северо-Восток расширяло постепенно площадь русских (!) заимок за Волгою и на низовья Оки. Людской поток шёл к Белому морю и "Камню" (Уралу - вернее Рифею), это было медленное движение "пашенного" люда, примышлявшего "на диких местах инородческого Севера (прим. Автора). Туда, однако, доходили только отдельные партии; масса же застревала в Заволжьи - водоразделе между Волжскими и Поморскими реками - и была там надолго задержана инородческим сопротивлением на линии Ветлуга-Сура. Между р. р. Унжею и Ветлугою "бесперестанно жила черемиская война", и леса "Унежские" оставались непроходимыми для русского (!) пахаря и охотника. А южнее между Окою и Сурою, русскими (!) не давала основаться Мордва. Нижний Новгород надолго стал пограничным пунктом, отделявшим Волжскую Русь (!) от инородческого "Низа"...
   Всё же нужно отдать долю внимания изложению Платонова, который, не в пример прочим "историкам" шовинистам Московии, всё же слегка открывает Чёрную Завесу, скрывающую плотно историю племён Северо-Востока, когда говорит о инородческом сопротивлении, о черемисской войне, о заслоне Мордвой "русским" основаться за Нижним Новгородом.
   Из этого, хотя и суммарного писания, каждый чуткий читатель видит, что "Замосковье" было занято местным плотным населением, совершенно чуждым вторгнувшимся князьям-варягам с их грабительскими дружинами, а так как Платонов скрывает сознательно национальность этого населения, то мы вынуждены дополнить эту сознательную пустоту, а именно: Северо-Восток был заселён издревле, когда ещё о "Руси" не было ни слуху, ни духу, финскими и тюрскими племенами: корелы, ведь, меря, чухна, мурома, мордва, черемисы от Новгорода до Урала; и воображаемые Платоновым "русские племена", на это большое пространство не имели прав территориальных, а особенно этнологических. Всё было захвачено силой, грабежом и убийствами.
   Можно ещё добавить о грандиозном восстании Мордвы, под водительством Пургаса, громивший князей грабителей, а также устраиваемые ими монастыри и "русские" церкви, как очаги постепенного порабощения местных жителей.
   От этой кровавой истины "собирания" силой, "объективный" Платонов сознательно отворачивается и сознательно вводит в заблуждение всех, кто так или иначе интересуется историей Московии, с её ложно-выдуманными "русскими племенами". Сказав "А" о инородческом сопротивлении, уклонился от произношения "Б" и поэтому, Правда бежит от него. А казалось бы, что скажи Правду и Бога бойся, но он испугался Романовской немецкой династии и не рассказал просто и ясно в нескольких словах, а именно: князья Варяги с собранными ими дружинами из разного воинственного сброда, пристегнув частью и славян, захватили все финские и тюрские племена методом кнута и крови.
   Большинство историков Московии совершенно скрывают о финах и тюрках, истинных хозяевах Севера, захваченных варягами и по существу напоминают тех воров, которые тщательно прячут украденное и ни словом не обмолвятся о нём, но всё же народная молва, хотя и глухо, но напоминает, что "от трудов праведных не наживёшь палат каменных", каковыми Платонов так восторженно хвастается, что Владимирский князь был в состоянии выплескать вёслами воду Волги и шлемом - воду Дона??? Похваляться награбленным и ставить это на ступень величия, могли и могут только прирождённые и убеждённые грабители Московии.
   Чтобы понять психологию "собирателей" Московии, мы приведём характеристику, данную русским историком профессором В. В. Григорьевым, не потерявшим совести, в его книге "Россия и Азия" (С. Петербург, 1876 г.), этим "собирателям", начиная с Рюрика, давшие воспитание покорённым племенам Московии, так и неподнявшимися хотя бы на одну маленькую ступень Свободы и Равенства людей Московии. Этот историк писал:
   "Ни один народ древнего или нового мира не отличался такой предприимчивостью и отважностью, как Норманы (Варяги). Природа образовала этих диких детей снегов и морей суровыми и неукротимыми, а обстоятельства сделали их хищными и кровожадными. Привычка к походам, прелесть добычи, сделали хищничество, как бы врождённою их склонностью. Никто не смог сравниться с норманами-варягами беспредельною дикою отвагою и яростью в боях. Они воспламенялись духом удальства, разбоя и грабежа.
   Рождённые на угрюмых скалах и в мрачных дебрях под снежным Н Небом, взлелеянные бурями и нуждой, - чего могли страшиться они? Всякая страна, богаче их собственной, привлекала этих диких воинов Севера.
   На лёгких лодках переплывали моря и океаны, как стаи голодной саранчи, опустошали они и богатые земли Италии и плодородную Францию (где существовала даже молитва о спасении от варягов), а также Северо-Восточную Россию (!).
   Едва успев утвердить свою власть на Севере (Рюрик), они двинулись на Юг за сокровищами Греции и гордая Византия затрепетала перед дикими хищниками. Неудовлетворившись этим, они под самозваным именем "Руссов", каковыми сии никогда не были, совершили два хищных похода в Грузию и в Персию, о чём сообщали арабские историки Абуль-Фарадин и Абуль-Феда. Но о этих набегах историк Татищев, Болтин, Щербатов просто умолчали, а Карамзин находит, что эти походы увеличенными "рассказами", потому что летописец Нестор молчал о них".
   Психология Московитов как была, так и осталась неизменной до наших дней. Что же они могли эти варяги дать покорённым племенам? Историк Платонов пишет: "С начала XV века в стране начался заметный рост национального сознания (!) и Москва стала центром искавшей объединения народности (!). Московский князь обратился в народного вождя (!), руководившего борьбой своего племени (?)".
   Из всех этих цитат, так и пышет Неправда о "национальном сознании" (когда над головой плеть), о "народном вожде", фактически деспоте и о "своём племени" (каком? - Варяжском или финском?).
   Академик В. Д. Греков поясняет: "Нестор в своей повести пропустил, ради прославления династии Рюриковичей, известия первоначальной Новгородской летописи о насилиях Варягов, чинимых ими над Новгородцами; пропустил известия о длительной борьбе Новгородцев, под водительством Вадима Храброго против Рюрика. Сам Рюрик был убит Карелами за его притеснения".
   Впрочем, и сам Платонов, опомнившись слегка, продолжает: "Идеалом Московской власти становится прикрепление общественных сил к их повинностям - службе и тяглу. Бояре и вольные слуги должны стать не добровольными князя, живущими у него по договору, а его "холопами", поддаными, не могущими отъехать и покорными его воле. Люди тяглые должны крепко сесть на пашне и жить там, где застанет их государев "писец". Вокруг Московского великого князя образуется широкий и плотный круг боярства. Громадные пространства "чёрной земли" ушли из крестьянских рук в руки помещиков великого государя и на местах крестьянского самоуправления водворилась форма крепостного права. Сажая помещиков на крестьянские волости, великий князь указывал пределы власти помещика так: "и вам бы, крестьянам, его государя вашего, слушати и изделье всякое на него, государя, делати и платити ему всё, чем он, государь, вас изоброчит".
   Метод этот блестяще применён русскими коммунистами в СССР.
   Совершенно из этого ясно, что когда на ногах крестьян зазвенели цепи, то все те красочные слова "о народном национальном сознании, о исканиях объединения народа, о народном вожде, для слуха объективного читателя, являются просто издевательством. Но, Платонов, как борзый конь, закусив удила, рванулся вперёд, с криком: "тот национальный подъём (под палкой), который создал великорусское объединение (!), усвоил московскому государю высокое значение народного вождя (!), опиравшего на всю народную массу (!) и ведшего её не только к национальному единству, но к международному главенству (?) во всём "православии", то есть к первенствующей роли (!) среди всех прочих народностей православной греческой церкви".
   Ослеплённый "великими милостями" династии за прославление московской власти, Платонов уже не видит вокруг этой власти ни слёз народа, ни крики отчаяния жён и детей крестьян, вовлечённых в рабство, не слышит гула цепей, положивших начало для следующих поколений к созданию гимна "Боже царя храни" и восторженные крики самодержавцев: "гром победы раздавайся, - веселись же храбрый росс!".
   Платонов сознательно отворачивается от исторической Правды порабощения и, насильственной колонизации финских и тюрских народов и сознательно вводит в заблуждение всех, с его ложно выдуманным "русским народом".
   Нам известно, что вторая половина XV века отличается рядом некоторых нововведений. Вместо нескольких княжеств, дробящихся на уделы, появляется московское большое владение во главе "государя всея Руси", - титул громкий, но самозваный, никем не коронованный ни Папой, ни Римским императором, ни народной волей, а врождённой привычкой рабовладельчества "своя рука - владыка".
   Этот самозваный "государь", ведёт политику об окончательном объединении под своей властью всех захваченных, удельными князьями силой, финских племён. Он теперь: сам "царь", не хуже ордынских и "самодержец", не нуждающийся ни в какой чужеземной санкции своей власти, облитый с ног до головы кровью порабощённых племён, аз есть "помазанник Божий". Его "дипломаты" хотят быть наравне с самим Цезарем Римским и таким образом "с суконным рылом" упорно прут "в калашный ряд", будучи дикими и невежественными.
   Первым самодержцем Московии нужно считать князя Ивану Калиту. Прикупая за деньги, а вернее "примышляя" силой, деревню за деревней, волость за волостью, накапливая в своей казне золото и серебро, ожерелья и монисты, кожухи червлёные жемчужные и пояса "с каменьем драгоценным", обсчитывая ловко татар на подлежащей им дани и проявляя над "своей братией" - князьями, этот и другие "собиратели русской земли (никогда русской не бывшей), прародители последующих московских владетелей, собственно, не шли в своих политических мечтах дальше надежды, что придёт когда нибудь время и "Бог освободит их от Орды". Если бы спросить их в то время, что они намерены делать со своей Свободой от Орды, то едва ли бы они ответили какой либо политической или социальной программой, а застыли бы в своей привычной и заманчивой атмосфере, ставшей, как бы, врождённым инстинктом, а именно: ещё больше "примышлять" что плохо лежит и что можно безнаказанно урвать, копить деньгу, обманывать, производить насилия над слабыми, - с единственной целью добиться как можно больше власти и денег. Это стало традицией скупидомства, самой коренной, самой натуральной, своего рода идеологией московской княжеской семьи. Ещё сын Калиты - Симеон Гордый вполне подчёркивал отчётливо эту традицию, в своём завещании 1353 года: "а пишу вам это слово того ради, чтоб не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла". Самая необходимость борьбы с татарами намечала иные отвлечённые цели, но они едва ли отчётливо сознавались перед главным: копить деньгу, а с татарами - "Бог поможет...".
   Симеон подаёт также и другой совет: "как отец мой приказал вам жить заодно, так и я вам приказываю: лихих людей не слушайся, а если кто вас будет ссорить, слушайте отца нашего Алексея-владыку".
   При этом, Симеон понимал и проводил цель "заодно" не по традиции Киевского Юга, теперь совершенно оторванного и враждебного, то есть не единение князей-родичей, а единство власти в рукахз одного московского князя, которому удалось и так называемую "православную" церковь превратить в послушную организацию, во главе с митрополитом Алексеем, заслужившим также благоволение и у татарского хана, вылечив его жену. Практический урок "заодно" был исполнен Калитой блестяще: он перебил всех своих соперников на великокняжеский престол руками татар за выдаваемые им из золотого мешка "серебренники".
   Этот урок отчётливо и сознательно усвоил и Иван III, что видно из его письма к своей дочери Елене, вышедшей замуж за Литовского князя Александра: "передали мне, что князь великий и паны хотят Сигизмунду дать в литовском великом княжестве Киев и другие города (на которые метит сам Иван). Вот что, дочь моя: слыхал я, каково было нестроение в Литовской Земле, когда было много государей. Да и в нашей Земле ты слышала, какое настроение было при моём отце (Василии), а после отца моего каковы дела были мне с братией, и если Сигизмунд будет в Литовской земле, какая вам от того польза? Ты - дитя наше и что дело ваше начнёт делаться не как следует, а мне того жаль...".
   Ему, конечно, жаль не то, что убавится территория Литвы, а жаль, что она попадёт Сигизмунду, а не ему, для чего впоследствии он и объявил Литве войну.
   Нужно сказать, что митрополит того времени, был религиозным представителем "всея Руси" гораздо раньше, чем московский князь сделался её политическим представителем, а поэтому митрополит перенёс это звание и на того князя, возле которого он избирал свою резиденцию. Когда, например, Тверскому князю Михаилу Ярославичу удалось заручиться содействием митрополита Петра, он тотчас же, в подражание титулу митрополита, стал называть себя "великим князем всея Руси". Иван Калита угробил Михаила руками татар, перетянул к себе митрополита Петра и принял титул: "великого князя всея Руси".
   Политику самовозвеличивания Иван III также положил в основу своего бытия и гнул к этому и церковь. Иерархия того времени, как и после, вполне подчинялась целям княжеской политики, и она не вела за собой национальную Идею, а шла послушно, как орудие в руках государства, что и пригодилось Ивану III. Он объявил войну Литве, во имя защиты "православия" против "римского закона" и этой "защитой" и оправдывал все захваты у Литвы не только перед своей жертвой, но и перед всей Европой и даже перед самим Папой, ссылаясь на то, что якобы его дочь Елена, жена Литовского князя, притесняется католиками. Таким образом идея религиозного единства послужила средством для оправдания завоевательной политики московского князя. К этому моменту из Запада начинает просачиваться в Московскую некультурную программу идеологический элемент, приведший Ивана III к сознательному переодеванию из одежды удельного периода в царский мундир. Толчёк этот был продиктован ни его придворным портным и даже не собственным самосознанием, а той политической обстановкой, которая создалась в Европе. Сам Иван и его окружение были ещё в стадии варварства для того, чтобы заинтересоваться Европой, но теперь сама Европа шла навстречу Москве.
   В эту эпоху всю интеллигентную Европу занимала мысль - общего Крестового похода против Турок, за освобождение гроба Господня. Балканский полуостров весь был в XV веке в их руках. С Дуная турки грозили румынам и венграм, австрийским славянам и немцам. Претензии были на Италию. Турецкие набеги были сильны. Вождём против торжества Ислама воинственного, был глава Западного Христианства Папа. В борьбе против турок, больше всех были заинтересованы торговые республики на Черноморском побережьи Генуя и Венеция. Заинтересован был наследник Византийского императора, готовый продать свои права тому, кто дороже даст, а также Римский император германской нации Максимилиан, стремящийся наловить рыбёшки в мутной воде, на своей восточной границе.
   У всех этих "крестоносцев" было много противоречивых интересов и эгоистических побуждений, чтобы совершился Идейный Союз, но тем не менее они охотно предоставляли честь всякому другому. Таков был исторический момент, когда Европа открыла варварскую Московию. Посредниками этого открытия были не Колумбы, а подобие их - энергичные пройдохи, с тонким умом и сомнительной моралью Левантийцы - наблюдательные и проницательные. Они умели угадать, что кому нужно и торговали тем товаром, на который был спрос. В Италии они открывали кафедры поэзии и толковали Гомера и Демосфена. В Москве они сосватали великому князю Ивану III племяницу Византийского императора Зою Палеолог (в Москве принявшую имя - София). Дело было щекотливое, так как Папа считал Зою, которую он приютил у себя, ревностной католичкой, а для Ивана нужна была "православная". Два левантийца, один итальянец, другой грек уладили это дело. Итальянец (Джан-Баттиста Вольпе) взял на себя роль обмануть Папу, обещав ему, что "Россия" подчинится Св. Престолу. Грек (Юрий Траханисон) обманул Ивана, засвидетельствовав, якобы от имени Византийского кардинала Виссариона "православие" Зои и рассказал кучу небылиц о её женихах, которым она будто отказала из отвращения к латинству, а на деле она, залежавшаяся дева, от которой веяло нафталином, никому не была интересна. Но московский "варвар" воспламенился чувством величия породниться с высокой знатью, и стал мужем "византийской царевны", как упорно не переставала величать себя Зоя, не имея на то основания, так как она не была дочерью императора и внушила и это "величие" мужу-варвару, и он стал поневоле отдавать отчёт и гордиться о своих больших преимуществах в глазах Европы, войдя в семью цивилизованных государей Европы, в почётной роли "защитника христианства" против турок, впрочем не ударив пальцем о палец в этом направлении; тем не менее Венецианский Сенат в 1473 году напоминает Ивану, что в случае прекращения мужского потомства Византийских императоров, наследственные права переходят к нему, Ивану - по жене. В 1480 и 1490 г. г. появляется и сам наследник Палеолог, желавший продать свои права "Второго Рима", но скупой и расчётливый Иван туго зажал свою мошну.
   После этого, начались попытки купить у Ивана услуги против турок, ценой королевского титула. В 1484 г. Папа Сикст IV успокаивает Польского короля Казимира, что он не даст Ивану титул "всея русской нации" (in tota ruthenica nation), не спросясь у поляков. Про польские страхи узнал видный германский путешественник Николай Поппель, который и сообщил Ивану III слудующее: "ляхи очень боятся того, что если твоя милость будет королём, то тогда вся "Русская Земля", которая под королём Польским отступится от него и твоей милости будет послушна".
   К соблазнам западного государственного права о титулах короля и даже императора, Иван остался равнодушен, но идея Поппеля о "Панрусизме" глубоко запала в душу честолюбивого и без того, понукаемого "царевной" Софией, Ивана. И вот, он начинает создавать в своём воображении своё будущее величие и мечтает: "Южная Русь ведь тоже когда то "изначала" принадлежала великому князю Киевскому (варягу) и последнего можно рассматривать с полным основанием, как "первого прародителя", а его владения считать законной Московской вотчиной - своей землёй..."
   Если даже предположить, что москвичи совсем забыли про Киевский период истории, начиная с Андрея Боголюбского, который ограбил и сжёг Киев в 1167 году, то теперь император Максимилиан и Папа напомнили Ивану о этом. И в 1493 году он самовольно принимает титул: "Государя всея Руси"!
   По этому поводу историк П. Милюков пишет: "на протест Литовского зятя, державшего под собой половину этой "всея Руси", московские дипломаты отвечают уже с полной уверенностью и апломбом: "Государь наш ничего высокого не писал и никакой новости не вставил. Он от начала-первый уроженец - государь всея Руси, чем его Бог (!) подаровал от дедов и прадедов". И по мере своих мирных захватов и военных приобретений, Иван III последовательно развивает раз принятую точку зрения. Всё, отнятое у Литвы - "наша вотчина".
   "Да и не то одно - наша вотчина, что ныне за нами: и вся русская земля, Божьей волей (!), из старины от наших прародителей - наша вотчина", не забывают каждый раз прибавлять московиты. За год до смерти Ивана (1504), этот тезис развивается ещё определённее.
   "Вся русская земля - Киев и Смоленск и иные города - от наших прародителей - наша вотчина, и он - бы (король) нам русской земли всей - Киева и Смоленска и иных городов...поступился". Эта глухая ссылка на "иные города", даёт возможность постоянно расширить требования: так, в 1517 г., уже при Василии III встречаем формулу: Киев, Полоцк, Витебск и опять таки "иные города". На самого хладнокровного читателя сухих посольских донесений, этот тяжёлый размеренный шаг московского "каменного гостя" способен произвести впечатление какого-то давящего кошмара.
   Из сношений Ивана III с западно-европейскими дипломатами, стало развиваться в Москве "национальная" идеология, но она была именно подсказана итальянцами и греками, но развить национальное чувство они не смогли. Они всегда считали московитов варварами. Ближе к последним были Южные славяне, более культурные от московитов. Они то и явились самыми естественными воспитателями московского национального чувства, но так и не ушедшего от привычной варварской психологии, впоследствии искоренить которую оказалось невозможной.
   Сами же южные славяне, когда у них обнаруживалось самостоятельное культурное движение, в основе его лежала ненависть к цивилизации греков, или вернее к их национальному высокомерию, и поэтому возникла борьба за независимость от Византийского императора и религиозная борьба за независимость от Константинопольского Патриарха.
   Мечта славян была: свой собственный император и свой патриарх. Это был вековечный их идеал.
   В последний раз перед турецким завоеванием, это национальное чувство славян вспыхнуло в XIV веке, при болгарском короле Александре и сербском короле Душане. Оба мечтали - завоевать Константинополь и создать на месте Византии славянские державы. Они стали титуловать себя "царями" и "самодержцами". Патриаршество уже было в Тырново. Душан также завёл патриарха для сербов. Византийский этикет при дворах воцарился вполне.
   Для оправдания "величия" был выработан текст олицетворения царя Александра так: Всё это приключилось с старым Римом; как же новый Царьград стоит и растёт, - о, Царь, всеми царствующий, - принявши (в себя) такого светлого и светоносного царя, великого владыку и изрядного победоносца, происходящего из корня Асеня, преизящного царя болгар - Александра прекроткого и милостивого, и мнихолюбивого, нищих кормильца, великого царя болгар, чью державу да исчислят неисчислимые солнца".
   Александра начинают сближать с Александром Македонским и к нему относить древние пророчества. При нём, Господь пошлёт архистратига, который перебьёт всех врагов. Но турки пришли и взяли всё: и новый и старый Царьград. Оскорблённое национальное чувство не могло примириться с таким плачевным исходом. Отчаявшись победить своей силой силой турок, славянская интеллигенция перенесла свои надежды на венгров и на поляков. Но надежды рассеялись. Тогда ревностные патриоты обратили взгляды на таинственную и мало известную Москву: единоверный московский князь занял место национального "царя" и "самодержца". На него перенесли теперь древние пророчества, его окружили ореолом "единственного православного царя во всей Вселенной". Москву сделали новым Царьградом и "Третим Римом". И таким образом, пробудили среди рабов национальное чувство. И в конце XV и начале XVI в. в.,появляется политическая литература-халтура в Москве. Славянское и московское духовенство начинает без стеснения, титуловать князя "царём": он боговенчанный, он благородный, благоверный, великодержавный, поспешник истины, высочайший исходатай благоверия...
   На московского князя, как некогда на болгарского Александра, переносятся пророчества: "русый род", которому по греческим преданиям суждено победить Измаила и овладеть семью холмами Царьграда, превращается теперь в "русский род". Однако, дожидаться осуществления легендарных или юридических прав на Константинополь оказался для Москвы невозможным. Но отблеск Св. Софии должен был пасть на Москву и сообщить ей новый ореол и дома и заграницей. И духовенство ринулось вперёд. Если славу старого Рима и старого Царьграда сперва переносили на Тырнов, то теперь поддельную "историческую" схему без труда переносят на Москву. Митрополит Зосима объясняет: "царь Константин положил начало Константинограду, а государь и самодержец всея Руси Иван Васильевич - новый царь Константин - положил начало новому Константинограду - Москве. А инок Филофей прямо воспользовался в тех же выражениях знакомой уже нам формулой болгарского "списателя" о Александре; лишь добавил: "нынешнему православному царствию пресветлейшего и высокостольнейшего государя нашего, - единого во всей поднебесной христианам царя, нет конца, как нет конца православию на Земле. Он является единственным уцелевшим в Мире браздодержателем святых Божьих Престолов, святой Вселенской церкви".
   Под звуки этих песнопений, выдумок и химер, Иван III всё же, нахлобученную спешно "царевной" Зоей-Софией корону "Третьего Рима" по самые уши, закрывающей и глаза, сразу же надел её набекрень. По этому поводу историк Милюков писал: "Московский" царь и самодержец", по новой теории, являлся продолжателем дела царя Константина Великого. Однако же, скачок был слишком велик - от старого Константина к новому Ивану. Но для полной убедительности и наглядности, надо было эту преемственность установить историческим фактом, совершившимся в пространстве и времени. В своей реальной политике Иван выступал в качестве наследника княжества Киевского, как "своей Отчины и дедины". Он готов был принять роль и наследника Константина.
   Задача была резрешена блистательно, при помощи всё тех же пришельцев. Чтобы Византийское наследство не затемняло Киевского, лучше всего было - самого Киевского "прародителя" наделить этим византийским наследством, связать его непосредственно с великими именами древности. Из двух Киевских "прародителей" Владимиров, крепче всех оказался, - к кому роль наследника Византии могла идти лучше, как не к тому, кто носил греческое прозвище Мономах, имевший по жене родственные связи.
   Выдумывать фантастическую генеологию для оправдания национальных политических притязаний - не было новостью для славянских литераторов. Без сомнения и Иван III чувствовал уже необходимость в более пышных "исторических" связях, которые бы могли лучше поставить его на одну высоту с императором. Он делает попытку связать себя с Царьградом и Римом и при том не прямо, как легко было это сделать мужу Софии Палеолог, а именно через своих "прародителей", и его послы говорят германскому императору в 1489 году:
   "Во всех Землях известно, - надеемся и вам ведомо, что государь наш - великий государь, урождённый "изначала от своих прародителей" и что прародители его от давних лет были в приятельстве и в дружбе с прежними римскими царями, которые Рим отдали Папе, а сами царствовали в Византии".
   Легенда, наконец, принимает конкретные формы, появляется в Москве целое сказание: "Август-Кесарь, по этому сказанию, ставит "Пруса", сродника своего, на берегах Вислы; потомок этого Пруса, в четвёртом колене - Рюрик, переселяется из Прусской Земли на Русь. Четвёртый потомок Владимира Святого - Владимир Мономах". Это прозвище даёт составителю сказания повод рассказать целую историю, для которой, собственно, и придумано сказание. "Этот Владимир, по совету с князьями, боярами и вельможами, предпринимает победоносный поход "на Фракию". Тогдашний Византийский царь Константин Мономах, занятый борьбой с Персами и с латинянами, шлёт к нему послов с дарами: "с коробочкой сердоликовой, из которой Август-Кесарь Римский веселился, с ожерельем" сиречь святыми бармами" со своих плеч, с золотой цепью и иными многими дарами царскими". Послы просят "боголюбивого и благоверного князя" принять "сии честные дары" - царский жребий во славу и честь и на венчание" его сильного и самодержавного царства, уготованный ему от начала вечных лет его "родства и поколения", - чтобы церкви Божии были безмятежны и всё православие пребывало в покое под властью византийского царства и русского вольного самодержавства, чтобы русский князь "венчался" сим царским венцом, назывался боговенчанным царём и русского вольного самодержавства, и доныне великие князья Владимирские, когда ставятся на великое княжение российское венчаются тем царским венцом, что прислал греческий царь Константин-Мономах. Несмотря на всеважность этой легенды и литературного творчества, Московская власть не сразу решилась открыто воспользоваться легендой и придать официальную санкцию".
   Окончательное завершение этой легенды произошло во второй половине XVI века.
   В Московском Успенском Соборе до сих пор хранится свидетель того момента, когда официально восторжествовала ложно состряпанная националистическая программа московской государственной власти. Это - царский трон с балдахином, в форме шатровой крыши московских церквей, с дверцами на три стороны: на каждой из этих дверец изображено по четыре сцены. Тут же вырезан и текст, поясняющий смысл этих сцен: это та самая легенда о присылке Владимиру Мономаху греческим императором Константином Мономахом царских регалий.
   В 1547 году Иван Грозный, под сенью изобразительной ловко легендой, торжественно венчался на царство и принял официально царский титул. А в 1552 году был сооружён и царский трон, якобы знак преемственности Византийского царства. В 1561 году Иван Грозный добился и формального признания легенды со стороны Константинопольского Патриарха. Правда, текст грамоты патриарха не так был написан, как хотелось бы "царю", но хитроумные дьяки немного подскоблили текст и дело было сделано, и московское правительство могло "торжественно" выступать со своими претензиями перед иностранными державами. Но эти претензии не сразу получили признание. Так, например, Польский король Баторий в 1581 году советует Ивану "не твердить басен своих бахарей (дьяков) про Пруса и про Августа-Кесаря, как про своих сродников. Но Иван IV Грозный победоносно опровергает сомнения своего соперника и пишет: "коли уж Пруса на свете не было, - пусть Баторий Стефан король нам объяснит, откуда же взялась Прусская Земля". При этом Иван, уверяя себя, что он царского происхождения и гордясь этим, возбуждает сомнение о Батории: может ли он - Иван "преемственник" императора, не теряя своего "высокого" происхождения, сноситься с Баторием, как равный с равным, так как Баторий "не от государственного происхождения, а от рыцарского чина". О Шведском короле Иван ещё более низкого мнения, - "он мужичьего рода". Также он был в сомнении по поводу государя Индии: как ему отвечать на его грамоту: называть ли "братом" или нет? - и решил, что братом называть, - необходимо воздержаться: "так как неизвестно "государь ли он, или простой урядник", то есть неограниченный ли он самодержец или конституционный с ограниченной властью.
   А английской королеве он нагло писал: "мы думали, что ты на своём государстве государыня и сама владеешь, а у тебя люди владеют, - и не токмо люди, а мужики...торговые, а ты пребываешь в своём девическом чине, как есть пошлая девица".
   Также презрительно отнёсся Иван к польскому королю Сигизмунду-Августу: "ты посаженный государь, а не вотчинный, как тебя захотели паны твои, так тебе в жалованье государство и дали; ты в себе и сам неволен, как же тебе быть вольным в своём государстве?".
   Самовозвеличивание Ивану IV завершилось провозглашением полной независимости "русской" церкви от греческой и учреждение собственного патриархата (1589 г.). По этому случаю московские борзописцы воспользовались опять таки легендой-теорией о Москве, как "Третьем Риме", о превосходстве "русского" православия, о религиозном преемстве от Византии, вместе с государственным. Вся литература - халтура того времени, послужила источником для государственного документа, санкционировавшего учреждение патриархии. Правда, что на практике это не соответствовало гордым национальным претензиям, - московский патриарх оказался последним в ряду вселенских патриархов и само согласие на учреждение патриархата было вырвано у греков насильно.
   Торжество ложной теории о царственности Московии не ограничилось лишь правительственными кругами, но проникло и в среду неграмотного московского рабского населения. Когда известная легенда проникает в неграмотную массу, то закрепляется в памяти, но перепутывается в именах, событиях и датах, но общий смысл сохраняется. Какой же вид приняла легенда о приобретении московским князем царских регалий?
   Герой легенды из Царьграда отправляется в Вавилон добывать регалии для Византийских императоров. Вернувшись назад в Византию, посланец Фёдор Барма (имя которого подсказано царскими бармами) находит на месте разгром царства и веры и отсюда прямым путём доставляет регалии единому православному царю Вселенной (!) Ивану Васильевичу. Он застаёт его как раз в момент торжества православия над басурманами-татарами. "Тут было в Царьграде великое кровопролитие: рушилась вера православная, не стало царя православного. И пошёл Фёдор Барма в нашу "Руссию" подселённую и пришёл он в Казань-град и вошёл он в палаты княженецкие, в княженецкие палаты богатырские...И улегла тут порфира и корона с града Вавилона на голову грозного царя правоверного Ивана, царя Васильевича, который рушил царство Проходима (татарина) поганого князя казанского".
   Итак, история Московии создавалась на грабежах, чудовищных насилиях, неслыханных бессмысленных убийствах, и на жульнической подделке исторических фактов преемственности Москвой Византийского царства, установлено было величие царского самодержавия. "Отец Грозного Василий III предпринял поход против литовцев для водворения там "православия", взамен православия католического. Он перебил и увёл с собой три четверти жителей из четырёх, коих после того продал татарам, торгующим рабами, а вместо их поселил столько же своих московитов, сколько могло быть достаточным для осиления оставшихся туземцев вместе с его же военным гарнизоном" (говорит летописец).
   За один только раз в 1488 г., говорит историк Платонов: "привели из новгорода более 7 000 людей га Москву".
   В 1468 г. большая рать Ивана Грозного опустошила всю Черемисскую Землю. Летопись говорит: "Много зла учиниша земле той, людей иссекаша, а иных в плен поведоша, а иных изожгоша, а кони их и всякую животину чего нельзя с собой имати, това иссекоша, а что было живота (имущество) их то вся взяша; и повоевали всю Землю ту достоль пожгоша".
   Планетарные грабежы московитов Великого Новгорода, Пскова, Вятки, Твери, Рязани и Киева, сопровождались потоками крови и насилием женщин. Летопись говорит: "Иван III бесчисленного добра набрав, в Москву отвёз самых перлов, злата, серебра и камней многоцветных триста возов, кроме иного богатства; не пощади же никого тамо ниже церквей иоста великим властелином,иже недавно в великой неволе у татар заволжских бяша".
   А про Ивана IV говорится: "А церковную казну по обителем и по церквам, и иконам, и кресты, и пелены, и сосуды и книги и колокола поима с собою"...
   Из этого перечисления следует, что Литва, Черемисская Земля, славянские республики были "вотчины наших прародителей", к коим надлежало присоединить "Прусскую Землю", тоже "прародителя нашего Пруса", но...вышло иначе. Затеяв Ливонскую войну для захвата портов Балтийского моря, Иван IV вынужден был отступить с большими потерями.
   Вот таким образом шла колонизация Москвы: захватывались соседние с нею Земли, подчиняли их, а по-просту сгоняли живших на ней народы, строили города-крепости и поселяли своих крестьян Московии, как верных рабов. В этом колониальном движении не было ни подъёма духа, ни риска, ни отваги, ни мудрости, свойственной колонизации. Пример Ивана IV был всецело восторженно принят наследником царей Сталиным, история повторяется!
   Историк Платонов говорит: "В конце XV века Московская Русь (!) представляла собой крупное государство с сильной верховной властью, объединивши вокруг себя всю великорусскую (!) народность (из кого же она состояла?), великий князь, по выражению В. П. Ключевского: "шёл к демократическому полновластию...".
   Если один из "лучших" историков (Платонов-Ключевский) отождествляют тиранию с демократией, то не следует удивляться и Сталину, назвавшему грабительский народ Московии: "народной демократией".
   Из всего этого следует, что грабежи других и убийства народов московитами были и есть идеалом государственного управления рабского московского царства. Впрочем, Иван Грозный, как "помазанник Божий", воцарился, имея монархическо-демократическую программу, под влиянием одного из мудрых, того времени, попа Сильвестра, а также литературного сочинения Ивашки Пересветова, который резко подчёркивал, прежде всего, именно те бедствия низших классов, которые вызваны господством боярской партии. Он утверждал, что вельможи завладев царством, "не дают управы на сильно-бедных и беспомощным, слабому человеку невозможно ни в городе жить, ни от города хоть на версту отъехать. Поэтому, многие, чтобы избавиться от бед отдаются во двор к вельможам. А Бог не велел друг друга порабощать. Бог сотворил человека самовластным и повелел ему быть самому себе владыкой, а не рабом. Мы же берём человека в работу и записываем его навеки".
   Какой же выход? Пересветов советует: "такой сильный государь, как царь русский, должен со всего своего царства доходы брать прямо себе в казну, а из казны платить военным и гражданским чиновникам ежегодно жалованье, чем им можно прожить с людьми и с конями с году на год".
   Мысль как будто демократичная, но задняя мысль тотчас обнаруживается, когда Пересветов продолжает: "За военные заслуги царь должен награждать воинов, к себе близко припускать, жалобы их позлащать и тем сердца их утешать. Тогда и вельможи перестанут неправедным собранием богатеть, да родами считаться, да местами местничаться и тем царёво воинство ослаблять. Имея в своих руках воинство, царь уже сможет вельмож своих всячески искушать и боярами своими тешиться, как младенцами; вельможи начнут бояться царя и ни с какими злохитростями не дерзнут к нему приблизиться".
   Из этого видно, что программа Пересветова не на стороне крестьян против их владельцев, а на стороне "воинства" против "вельмож". Но, ведь, "воинство" хотя и не богатое, но всё же владельцы крестьян, и если скажется, что прямых сношений с крестьянами, минуя господ, установить нельзя, а интересы "воинства" = интересы государственные, то власть царя ни на минуту не задумывается отдать "самовластного человека, владыку самого себя", своему "воинству" в работе на веки".
   Но тем не менее, для развития этой мысли Пересветова, интерес сосредотачивается на борьбе против "вельмож" и приписанных им социальных бедствий, на кого бы они не падали. Правая рука Ивана Грозного Борис Годунов - зять царя - озаботился даже наглядным образом пропагандировать эту программу и заказал сделать и расписать Грановитую палату картинами, в которых царь изображён был то "кручинившимся" от "крамолы вельмож"; то вручающим судье праведному - меч отмщения. Тут же вдовица просит управы на обидящего вельможу. А в ранней росписи 1552 г. соседней Золотой палаты не была забыта даже "избранная рада" и поп Сильвестр - высший источник царёвой мудрости.
   То и другое направление, конечно, никакой социальной пользы не принесло, а было лишь средством борьбы за власть. Кто бы не богател от "крестьянских слёз и крови" - вельможи - конституционисты или защитники самодержавия, не могли осушить мирских слёз и убавить потоки крови, которые разлились в колоссальных размерах. Правительство в общем свело демократическую программу к совершенно иной задаче, конечно, тоже не лёгкой, так как для её осуществления понадобилась "Опричина" и крепостное право, иными словами - революция сверху, повлекшая за собой "Смутное время".
   Когда единовластию царя стали угрожать разбогатевшие князья Рюриковичи, твёрдо настаивающие на совместном управлении государством, выдвигая тезис: "царь и совет бояр", то решительный и властный Иван IV, не лишённый ума, прибегает к хитрости. Объявляет народу Москвы, что он, вследствие неповиновения бояр, не в силах управлять государством и уходит от власти в монастырь, а вместо себя коронует татарского царевича Семёна Бекбулатова. А так как в те времена Крымский хан совершал победоносные набеги на рубежы Московии и захватывал даже столицу Москву, уводя сотни тысяч пленных для торговли рабами, то москвичи переполошились и сознавая, что без единой власти царя защита государства от набегов татар невозможна, то и понеслись многочисленными толпами к монастырю, умоляя Ивана принять вновь трон, крича: "ты волен, царь-государь, в жизни и смерти каждого из нас, в чём мы даём тебе крестное целование".
   Облечённый полнотой власти народом Москвы, Иван приступает к созданию своего рода конституции самодержавия, в которой вводит новую государственную организацию, под именем: "Опричина". В состав этой организации, после тщательного подбора, принимаются люди из низшего служебного военного персонала, из полицейских, сынов-сирот, не имеющих родителей, отчаянных головорезов. Для этого сброда устанавливают преподавательские курсы, на которых читаются лекции о святости государства, во главе с царём-самодержцем, для защиты которого каждый опричник не должен жалеть своей жизни и вскрывать всех непослушных, всех изменников, бояр уничтожать беспощадно и если потребно, то не щадить даже своих отцов, матери, брата. Всё это закреплялось торжественной присягой. Доносы, шпионаж, провокации приняли в широких размерах пышный расцвет.
   Во главе "Опричины" был поставлен опытный обер-палач Малюта Скуратов, для возвеличивания которого Иван IV женил своего первого сына, впоследствии убитого самим царём, на дочери Малюты. Скуратов - "око государево", довольно политически грамотный, стал энергично проводить в жизнь государственную программу. В чём же она заключалась? Класс богатейших бояр, а также непослушных, подлежал уничтожению не только моральных, но и физически. Красная площадь Москвы не смогла сразу впитывать потоков крови. Головы бояр летели, как мыльные пузыри. Имения и имущество казнённых национализировались. Опричники с эмблемой власти: топорик для отсечения голов непослушных и метлой для чистки государства от изменников, рыскали по всем дорогам Московии и произносили тогда страшное слово: "слово и дело государево" над подозреваемым. Такого хватали, сажали в застенок, подвергали страшным мучениям, допытываясь о их соучастниках и в конце концов истязавши до потери сознания, вытягивали у жертвы признание и...голова летела с плеч...
   Сопротивляющихся бояр зарубали на месте с их жёнами, дочерей и девушек насиловали, сыновей убивали.
   Это послужило впоследствии примером к созданию "народной демократии" Сталину, загнавшим крестьян в колхозы.
   Государственная система Ивана Грозного - Скуратова это - прообраз Сталина, для его России - СССР, которая ничего нового не внесла, приняв образ управления без существенных изменений, модернизируя лишь меры устрашения и инквизиции до небывалых жестокостей. И лишь изменив название: истерически природный большевизм Ивана Грозного был назван "коммунизмом", да топорик и метла заменены эмблемой "серпа и молота". Первый символизирует резать не рожь или пшеницу, а горла, а второй - крошить черепа, мечтателям о несуществующей Свободе.
   Так как идея большевизма-коммунизма не должна захватывать одну только рассудочную и разумную жизнь человека, но человека всего, его чувства и волю, он - большевизм (коммунизм) хочет владеть всем человеком, его умом, сердцем и душой, то и большевизм Ивана Грозного-Скуратова тоже повелевал всецело человеком с его пятью чувствами. И когда потребовалось Ивану Грозному повелевать и душой верноподданных, от имени которых пытался выступить на Земском Соборе Патриарх Филипп 22 марта 1563 года, призывая царя прекратить напрасное кровопролитие и беззакония, напоминая ему о долге христианина и о том, что и цари земные могут представить перед Божьим судом, то по повелению царя патриар был заточён в Тверской Отричь-монастырь, где 23 декабря 1569 года Патриарх Филипп был задушенпосланным царём Малютой-Скуратовым самолично, не доверяя другим. После этого духовенство превратилось в полицейское тайное сословие, послушно Скуратову -выпытывать у молящихся на исповеди тайные преступления, донося опричникам. Таким образом, в системе управления Ленина-Сталина ничего нового в церковном отношении не произошло: была и есть полицейская церковь, кощунственно названная "православной" и "христианской". Лишь эта церковь украсилась тем, что патриарх Алексей Московский за то, что Сталин угробил людей слал ему благословение от имени своей церкви (Московской), за что награждался высокими орденами, наравне с чекистами Ежовым, Ягодою и прочими негодяями.
   Какая же может быть "душа" у московитов ("русских"), которые, считая себя ведущей нацией, грабят имущество порабощённых народов империи, числом 102 народности, истязают их, убивают, рассылают по Сибири и гиблым местам концлагерей, уничтожают людей, превращая оставшихся в бессловесных рабов.
   Даже весь XVIII век красовался безумными преступлениями, когда не только убивали и ссылали в Сибирь или мучили в тюрьмах, но и сажали на Кол - особенно любимое истязание московитов ("русских").
   Почти две тысячи лет тому назад, когда Христос в содружестве двух разбойников был пригвождён гвоздями за руки и ноги, то весь Мир содрогнулся тогда перед созерцанием Голгофы. Но, ведь, более мучительные переживания и страдания испытывали те несчастные, когда кол пронизывал все внутренности человека, то для носителей "христианского" государства, величаемого себя "Св. Русью", это считалось вполне нормальным и никто от этих безумных и гнусных преступлений, физически не содрагался, безусловно, не имея никаких моральных эмоций.
   О какой же душе "русского" (московского) народа и о его религиозных основах "богоносца", так назойливо болтают псевдо-историки Московии-России? В пределах этого преступного государства был и есть народ-садист! И не даром И. Сталин восторженно принял метод управления Ивана Грозного, считая его идеалом правителя для создания рабского государства, коронованного московитами ("русскими") титулом "великого" и "отца народа".
   Как же рассмартивают прошлое государства Московии так называемые "антикоммунисты" - эмигранты московиты ("русские")?
   В № 1865, 1962 г., в газете "Русская мысль", сказано: "нам оставлено в наследство: национализм без национальной исключительности, духовная культура на основе свободы личности и свободного творчества, светлое, радостное и деятельное человеколюбие и милосердие, мир всего мира и в человецех благоволение". И это не выдумка, не смешной анекдот, а факт возвеличивания Московии до грандиозных песнопений. В этом "антикоммунисты" не только догнали коммунистов, но своим бестыдством и враньём перегнали борзописцев лживой Московии-России.
   В течении двадцати лет (1565-1584), пишет историк Платонов: "Опричина" охватила половину государства и разорила все удельные гнёзда, сокрушив княжеское землевладение и разорвав связь удельных "владык" с их родовыми (!) удельными территориями. Цель Грозного была достигнута. Взамен уничтожаемых княжеских вотчин, представлявших собой крупное земельное хозяйство, вырастали мелкие поместные участки служилых людей: при этом разрушалась сложная хозяйственная культура, созданная многими поколениями хозяев-князей; гибло крестьянское самоуправление (!), жившее в крупных вотчинах; отпускались на волю боярские холопы, менявшие сытую жизнь боярского двора на голодную и бесприютную вольность. Эта реформа должна была вызвать недовольство населения. А способы проведения реформы вызывали его ещё более. Реформа сопровождалась террором. Опалы, ссылки и казни заподозренных в измене князей и иных людей, вопиющие насилие опричников над "изменниками", кровожадная злоба и распутство самого Грозного - пугали и озлобляли народ. Он видел в "опричине" непонятный и ненужный террор и не угадывал его основной политической цели, которой правительство открыто не объясняло. Правда, знать была разбита и рассеяна, но её остатки не стали лучше относиться к династии и не забыли своих владельческих преданий и претензий. Не успел Грозный закрыть глаза, как в самую минуту его кончины, Москва уже бурлит в открытом междоусобии по поводу того, быть ли вперёд "Опричине" или нет. А княжата, придавленные железною пятой тирана, уже поднимали головы и обдумывали способы своего возвращения к власти. Англичанин Дж. Флетчер (посол) находил: "что варварские поступки Грозного так потрясли всё государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что, по видимому, дело должно кончиться не иначе, как всеобщим восстанием".
   "Мало по малу", - продолжает Платонов, - "на всём пространстве служилое землевладение достигло крайнего развития и захватило в свой оборот все земли, кроме "дворцовых". При этом, тяглое население оказалось сплошь на частновладельческих землях, и гражданская свободная (!) крестьянская община исчезла. Общинное податное устройство крестьян могло сохраниться лишь там, где крупное хозяйство схватывало целиком исстаринную (!) бытовую крестьянскую волость. Опричина распространила порядок поместного владения на княжение вотчин и этим окончательно искоренило крестьянское самоуправление (!) в государственном центре".
   Платонов, будучи сам дворянином, под влиянием атавизма-наследственных черт своих предков, сам того не замечая, становится защитником княжеских вотчин, якобы содержащих "крестьянское самоуправление", вводит читателей в явное заблуждение: никакого "самоуправления" крестьян на практике не было и в помине, а было лишь общинное податное сословие, с кожи которого князья и драли доходы и чрезмерно богатели. Этому процессу "крестьянских слёз и крови" Грозный и хотел положить конец, применяя террор опричины. Задумывая реформу, он, по видимому, и намерен был довести её до конца, то есть ввести в поместное частное землевладение служилого класса и крестьянское самоуправление, но не довёд свою реформу до конца - смерть помешала!
   Нельзя допустить той однобокой мысли, что Грозный руководствовался лишь одной злобой против разжиревших чванливых князей, не создав опору для себя в народе, ибо прослойка - служилый класс - не являлся монолитной защитницей царя. Ведь всеми признано, что Грозный обладал и большим умом государственного характера. Но развивающаяся неизличимая болезнь - сифилиса - свела его в преждевременную могилу. Доказано уже историческими фактами, что носители этой болезни обладают не только жестокостью, но и большим умом, граничащим с гениальностью. Таковы последователи Грозного: Пётр I и Ленин I, имевшие у себя орден Сифилиса; сопряжённого с манией величия.
   Другой вопрос - можно ли допускать до управления государством таких маниаков, но что манией величия их было то, что они должны быть все самодержцы для планетарного создания всемирного рабства, а не духовного возрождения народов, то это - Истина, от которой всячески отвёртываются Московиты ("русские") своими ложными песнопениями о "великой" душе "русского" народа.
   Впрочем, и сам Платонов в дальнейшем не говорит о "самоуправлении", а повествует так: "трудовое население центра не желало оставаться на местах, где оно теряло личную свободу и с него возможность пользоваться и распоряжаться землёю, на которой оно сидело и трудилось. В нём, как бы, оживала вековая тяга на "новые землицы" и при первом же случае крестьянин и холоп "сходили" с боярского двора и постылой помещичьей пашни. Политическая обстановка того времени очень способствовала такому уходу. Власть закрепляла за собой завоевания Грозного. На широких пространствах, бывшего Казанского царства (по-московски "Низа"), становились города, водворялись служилые земледельцы. Это земледелие нуждалось в крестьянском труде. Выходя из старых гнёзд, с верхней Волги и с верхней Оки, холопы знали, куда им можно идти. Новые места манили к себе переселенцев своим простором, прелестью климата, богатством почвы, лесов и рек. Выходило так, что власть одними мерами, как бы, гнала угнетаемый народ из внутренних областей, а другими привлекала его на окраины".
   По этому поводу, историк Милюков на стр. 69, пишет: "по мере того, как исполнилась мечта московских публицистов и расширялись пределы государства - особенно на Восток и Юг, всё многочисленнее начинали становиться побеги от московских порядков на привольные окраины. В последнюю четверть века, эти побеги сделались массовыми и стали грозить чуть не полным обезлюдением старого государственного центра. Владельческому классу и хозяйству центра грозил полный разгром, и правительственная власть,смотревшая вначале на беглецов, как на природный материал для колонизации, в конце концов, принуждена была переменить взгляд на побеги и отожествить свои интересы с интересами хозяев - служилых людей. При этих условиях не могло быть и речи о последовательном проведении намеченной Пересветовым и принятой Грозным идеи демократической монархии, о защите самодержавной властью "автономии личности" от покушений правящего сословия на её свободу. Единственное средство, употреблённое властью для этой цели - земская реформа Грозного - не только не противополагала интересов крестьянства интересам служилых людей, но, напротив, делало служилого человека выборным представителем Земства".
   Таким образом, историк Милюков, как бы, внутренним светом озаряет Земскую реформу Грозного, которую он вследствии скоропостижной смерти, не мог осуществить. Города пустели, а особенно, когда-то, богатейшая самостоятельная славянская республика Великого Новгорода, потеряла к 1582 году 80% населения, по словам историка Н. Ф. Яницкого: "к войне (Ливонской) и к торговому параличу присоединились здесь и другие причины: по современным выражениям, край пустел, кроме войны, от царёвых податей, от помещикова насилия (московитов), от хлебного недорода, от опричины. По сложности разрушительных влияний Новгородское запустение явно превосходит прочие области государства и получает характер "ужасающего, по своим размерам, несчастья". Можно сказать, что вся Новгородская страна обратилась "в пусто".
   Часть Новгородцев бежала на Дон и была быстро ассимилирована Казачьим народом; другая часть бежала на север, к Белому морю с Зосимой во главе, который совместно с Савватием - Донским казаком и создали громаднейший Соловецкий монастырь, устройству которого удивляются современники прекрасной архитектуре и особенности верфи для спуска в Белое море кораблей. Благодаря неустанным трудам этих двух великих монахов Зосимы и Савватия и их особенной мудрости и любви к людям, искавшим свободного труда, большой торговле с Англией рыбой, мехами, оленями, строевым лесом, монастырь достиг, в непродолжительном времени, сказочных богатств. Жители благоденствовали. Селились люди разных племён, но москвичам было строго запрещено иметь там свои поселения.
   Историк Платонов делит Московские владения эпохи Грозного на: 1) Замосковье, 2) Новгородские "пятины" (что под этим словом "пятины" скрыто, он не разъясняет и по своему шовинизму не хочет назвать Великий Новгород историческим именем "Новгородской славянской", но не русской, "республикой", (прим. Автора); 3) Низ, заселённый инородческими тюрскими племенами.
   Каков же сельско-хозяйственный порядок был вводим московской властью на "Низу"?, а затем уже и на "Диком Поле"? И мы читаем у Платонова любопытный аграрный закон тех времён, как прообраз современного порядка сельско-хозяйственного устройства в Коммунистической России-СССР:
   "Волжский "Низ" был приобретён завоеванием. На "Низу" сидели инородческие племена (черемися, мордва, вотяки, башкиры), не сразу признавшие московскую власть (было большое восстание мордвы под водительством Пургаса) и требовавшие над собой бдительного надзора. Московская власть ставила свои крепости, чтобы держать в повиновении и в порядке местный беспокойный люд. В ту пору, сила и средства, какие были необходимы для военных целей, правительство звало в новые области "сходцев" из внутренних областей и этим способствовало перемещению народной массы и повальному опустошению центра. Народные силы переливались на окраины. Перед правительством естественно становилась задача использовать происходящий процесс в государственной пользе. Хозяйственный упадок центра лишал правительство доходов, надлежало получить эти доходы и службу с новых мест. На "Низу" она стремится водворить те самые виды земельных хозяйств, какие существовали в центре. Это потому, что "Низ" имел осёдлое инородческое население и на этом местном базисе можно было легко основать и поместное владение. Инородческие земли раздавали помещикам и жаловали бояр и монастырям. В соседство к туземному рабочему населению рекомендовали "приглашать" русских работников-колонистов (!). Таким образом, московская колонизация "Низа" стремилась пересадить туда старые социальные реформы".
   Иными словами: на не принадлежащей Москве земле, появлялись московские паразиты, в виде помещиков и монастырей, которые и выжимали все соки из порабощённого народа. Впрочем, Платонов и сам мягко говорит о этом так: "на основе инородческого быта и труда выростали там обычные формы московской общественности (хороша общественность с "батагом" в руке. Прим. Автора). Там же успели сказаться острые противоречия между московской властью и боярами, между московскими помещиками и крестьянами, но там зрел своего рода кризис-борьба за землю между аборигенами и пришельцами, властно хватавшими земельные богатства плодородного края".
   Таким образом, московское ("русское") понятие о колонизации сводилось к определённому захвату и грабежу среди белого дня не принадлежащих Москве богатств и порабощение местного населения.
   "Иначе было на "Диком поле", - продолжает Платонов, - "Там не было оседлого населения: оно кончалось в Калужских, Тульских и Рязанских местах, а за ними на Юг в первой половине XVI века, по слову летописца "поле бе", то есть простиралась пустыня без городов и сёл, без пашни и иных хозяйственных заимок, лишь с временными "станами" и "юртами" охотников и рыболовов. До середины XVI века в этой пустыне хозяйничали татары; их "казаки" рыскали у границ русских поселений и "искрадывали" русскую украйну разбойничьими набегами".
   Что могли татары "искрадывать" там, где по слову Платонова была - "пустыня", и что это за татарские "казаки", он не поясняет, с явным намерением скрыть исторический факт о том, что когда армия татар, под командой Батыя, вторглась в пределы Поволжья, то Казачий народ, проживающий на Дону, вступил с татарами в договорные отношения на основах федерации, начиная с 1223 года и участвовал в войне вместе с татарами против Киевских князей - Рюриковичей на р. Калке.
   Чтобы запутать читателя Платонов повторяет: "на Поле бродили татарские отряды и русские "станицы", с одинаковой наклонностью к законной и незаконной добыче".
   Мы должны опровергнуть этого "мудреца", что русских "станиц" никогда до татар и после них не существовало, а были станицы только Казачьего народа, но не "русского" - московского. Также мало убедительным можно признать и то положение, что если татары и "станицы" и пользовались незаконной добычей, то незаконность Москвы по отношению к порабощённым народам выражалась вдвойне, если не больше. Так что фиговый листок совершенно отпадает, для прикрытия "законных добыч" Москвы.
   Не защитив основательно законность Москвы, Платонов торжественно пишет: "Но в середине XVI века дело изменилось: преобладание перешло к русским "казакам", выходившим на Поле из Московского государства и Литовско-Польских украин. "Ныне, государь, казаков на Поле много - и черкасцов, и киян и твоих государевых: вышли, государь, на Поле изо всех украин", так доносил Путивльскийвоевода в 1540 году. В различных местах Поля появляются русские (!) Казачьи городки, и один из них Раздоры на Дону - служит как бы центром для бродящих по Полю казачьих "станиц", то есть организованных казачьих отрядов. Во главе станиц стоят "атаманы"; они собирают вокруг себя тысячи казаков и с ними проникают с Дона на Волгу, на Каспий, на Яик. Они ведут постоянную борьбу с татарами, грабят всех, кого застанут на полевых дорогах между Москвою, Днепром и Черноморьем; но они же охотно нанимаются на государеву службу. Казачество русское (!) сбило татар с Поля и у них Волги оба берега отняло".
   Вот так "русские" казаки-рыцари! - восторженно воскликнет русский московит, прочитавший эту торжественную тираду Платонова, но несколько призадумавшись, задаёт себе вопрос: почему же "русские казаки" такие доблестные, что "оба берега Волги отняли", появились только в 1546 году? И почему власть Московии не расплодила этих казаков ранее, терпя "татарское иго", начиная с 1240 года, то есть на протяжении 300 лет?
   Да потому, что "русских" казаков никогда в истории и природе не существовало, а были и есть Казачьи-Казаки, своего родного Казачьего Народа, жившего ещё на Северном Кавказе три тысячи лет тому назад и переселившегося постепенно на Дон и Днепр.
   Прежде, чем так лживо обосновать происхождение Казачьего Народа, якобы из беглецов Московского государства, Платонов, если бы он имел хотя бы примитивную совесть и приличие, он должен был бы опровергать историю Карамзина, коего называют московиты "отцом истории", в которой этот историк - татарского происхождения - говорит, что "история казаков скрыта в глубинах древности, во всяком случае ранее Батыева нашествия". Платонов также должен был бы опровергнуть и "Геродота русской истории" Татищева, который утверждал, что казаки были в рядах Хозарского царства, а Хозары пришли на Каспий в 230 году, а к VI веку новой эры Хозарская федерация из казаков, черкасов, мусульман была могущественной демократической империей, то есть тогда, когда не только о Москве или Руси не было ни слуху, ни духу.
   Расчитывая, по видимому, на наивных или глупцов, Платонов, однако, не смущаясь, продолжает: "не вошедшее в черту Московского государства, Поле стало, однако, русским и гостеприимно принимало в свои леса и на берега своих рек беглецов из государственного центра".
   Настал как будто для беглецов из Московского Ада на Поле - "русский" Рай! Но так ли это было по Платонову? Читаем дальше: "необыкновенный рост казачества на Поле, конечно, был учтён московским правительством. Оно знало, с какой энергией перемещалась туда трудовая масса, бежавшая из внутренних областей государства, и очень скоро решило воспользоваться колонизационным (!) движением и ввести Поле в государственный оборот. Но поступить с Полем так, как было поступлено с "Низом", не было возможности: на Поле не было Крестьян, стало быть не могло быть ни вотчин, ни поместий. Нужно было приспособиться к местным условиям и создать здесь новые социальные формы". В этой цитате довольно ярко выступает вся тенденциозная ложь Платонова, который, сам того не замечая, вскрывает свои противоречия: если на Поле не было крестьян, а по заявлению выше были казаки, то, ведь, этих казаков горе-историк считает беглецами из Московии, то есть из той же порабощённой среды крестьян. Таким образом, этот псевдо-историк пойман с поличным в своей лжи.  
   Чтобы выбрать из лабиринта лжи, Платонов просвещает: "нужды обороны требовали того, чтобы южная граница государства была обеспечена от набегов Крымских Татар. Исстари эта граница совпадала с течением рек: Угры и средней Оки (то есть 150 вёрст от Москвы). Позднее, с распространением русского (!) населения (вернее мордвы - примечание автора) за р. Оку, граница перешла на линию Тулы и была укреплена: лесными засеками, рвами, валами, острожками. Занятие Поля русским (!) казачеством вызвало мысль перенести крепости южнее, а набеги татар в 1570 году, заставили спешить.
   В Москве систематически работали над планом захвата новых пространств Поля и перекинули укреплённую границу на р. Быструю Сосну; а затем, по чернозёмной полосе между Тулою, Белгородом и Валуйками. Весь район Поля, где только что образовалось казачество, был охвачен городами-крепостями.
   За их пределами и вне их влияния остались только те казачьи "станицы", которые ютились по нижнему течению Дона и назывались поэтому "низовыми казаками". Верховое казачество составило особый вид служилого класса, под общим названием "приборных людей" атаманов и казаков служилых, пушкарей, стрельцов. Поле обратилось в пограничный военный округ, а его население, перебежавшее сюда, избыв частной зависимости на старых местах, попало в казённое ярмо на новоселье.
   Московский воевода, государевым именем укреплял юрты (земли) мелкопоместными "детями боярскими" или "служилым атаманам", обходившимся без крестьянского труда. Собранные с Поля военные люди усаживались на оседлые хозяйства и, не возвращаясь "во крестьянство", однако, возвращались к сохе и пашне.
   Так, в течение трёх-четырёх десятилетий правительство успело догнать на Поле большую часть ушедшего из государства населения, запречь его в своё служебное ярмо и на нём основать целую систему оборонительных мер против татар. Здесь не существовало крестьянской "крепости" и холопьей дворни, но крепила и кабалила государева служба, а кроме прямой службы, угнетала государева пашня. Эта государева, так называемая "десятинная" пашня имела особое значение завести на Поле пашню по недостатку хлеба в центре, щедро наделяя гарнизонных людей крупными пахотными участками. Сверх того, в каждом уезде заводилась пашня "на государя" и всё пограничное население привлекалось к обязательному земледельческому труду. Казённую "десятинную" пашню пахали на казённых лошадях, казённой снастью, без всякой платы за труд и в таком количестве десятин, которое было явно непосильно для работников. Не установив ещё на Новоселье своего хозяйства, они надрывались на чужом, плоды которого им не доставались вовсе. Казённого зерна пахари обычно не получали: оно, если не лежало в житницах, в виде мёртвого запаса, то посылалось даже на Юг для содержания служилых людей. Ропот изнурённых работников заставил в конце XVI века кое-где сократить размеры казённой пашни. Но в общем она оставалась бедствием для населения "украйны" и Поля. Система мер, с такой энергией развёрнутая Грозным и его учеником Борисом Годуновым, было попыткой найти новые источники материальных средств в тех местах, куда стихийно перемещалась трудовая масса".
   Каждый вдумчивый читатель, ознакомившись с аграрной системой царя Грозного и сравнивая её с сельско-хозяйственной системой теперешней коммунистической русской власти, должен признать эти две системы вполне тождественными в главных чертах, отличаясь лишь одна от другой незначительными деталями. И для Ленина-Сталина не стоило особого труда напрягать свои умственные способности для введения, в пределах бывшей Российской империи, методов использования сил народных масс на её огромных пространствах, - они просто воспользовались готовой программой землепользования царя Грозного - большевика (коммуниста) на троне в истинном его характерно-психологическом значении этого названия.
   Для Грозного не нужны были какие-либо научные социальные программы, вроде Маркса и Энгельса. Он сам был проповедник и творец в Московии народного коммунизма (большевизма), основываясь не на отвлечённых теориях, а на практическом познании психологии народов Московии, исторически на протяжении веков вовлечённых в орбиту безоговорочного подчинения народных масс и воплощения ими рабства, которое стало второй натурой. О каких бы то ни было индивидуальных чертах народов Московии не могло быть и речи. Если они и проявлялись в среде знатных бояр, то головы их отскакивали, по повелению царя-коммуниста, на плахе, а остальная меньшая братия тряслась от страха. Для проведения социальной своей программы, Грозный создал государственную организацию Опричину, с матерью обер-палачём Малютой-Скуратовым. Ленин-Сталин, в подражании Грозному, установили грозную государственную организацию ЧЕКА-НКВД, - око коммунистической партии. Вместо "десятинной" пашни Грозного, были введены коллективные хозяйства - "колхозы", население коих обязывалось работать на "государство" до десятого пота и, получая нищенскую плату, не имело возможности жить по-человечески. Во всяком случае на протяжении полустолетия, колхозники до сих пор не могут быть достаточно накормлены и одеты.
   Если, по системе Грозного, работающему землепашцу для личных нужд разрешалась разработка приусадебной земли, 2-3 дня в неделю, то у русских коммунистов и этого не стало. Лишь в последнее время отведены приусадебные участки в минимальных размерах, обрабатывать которые приходится по ночам и праздникам, так как дневная работа обязательна на колхозных полях каждодневно.
   Вместо казённых лошадей Грозного - коммунисты ввели тракторы, но запретив частную инициативу, результаты доходов не превышают доходов бывшего царя.
   Если материальные средства, собираемые Грозным с трудового народа, шли на укрепление границ государства и обороны их от крымских набегов, то у русских коммунистов эти средства идут на пропаганду и расширение границ за счёт покорённых народов.
   По имеющимся сведениям, двор царя Грозного не блистал какой-либо пышностью; для коммунистических царей обширный Кремль с его комфортом, становится узким, всюду строятся виллы, дачи. Все лучшие курорты в Крыму и Черноморью в их распоряжении, как и люксозные вагоны поездов для их передвижений. Имеются также прекрасные дома отдыха для особого усердия чекистов, для поправки нервной системы, после многочисленных расстрелов, что даже не разрешалось Грозным своему ученику Малюте-Скуратову. Если на пиру во дворце Грозный пил сивуху-самодельную, то коммунистических царей не удовлетворяют уже изысканные вина.
   Лица самого царя Грозного и его сановников не блещут особой упитанностью, все они сухощавы, следовательно, питание было скромное. Посмотрим же на фотографии современных русских коммунистических сановников, это разжиревшие кабаны, в особенности блещет необъятными размерами физиономия маршала Малиновского, ясно, что малый дорвался до бесплатного мяса. Да и фигура самого Хрущёва подстать маршалу. И всё это за счёт трудового народа, безвольного, приниженного исторически, проживающего в беспросветном рабстве.
   Как известно, Грозный уничтожил вотчинное богатое владение боярства, раздав их земли служилому люду, то есть поместному дворянству. По этому поводу бояре говорили: "Обидно стало, что царь зело верит писарям, а избирает их не от благородного роду, но паче от поповичей или от простого всенародства, - и то творит, ненавидячи вельмож своих и эта "обида" с одной стороны и "ненависть" с другой - были тогда явлением новым, и это была не борьба старого отжившего боярского и нового нарождающегося порядка коммунистического, а было борьбой двух политических идеалов, формированных в знаменитой переписке Грозного с князем Курбским - демократом.
   "От чего же государь и самодержец называется, как не оттого, что сам строит", писал Грозный... "Иностранные государи царствами своими не владеют; как им велят подданные их, так и владеют. Поэтому и погибли эти царства, что цари были там послушны епархам и синклитам; если царю не повинуются подвластные, никогда не прекратятся в стране междоусобные брани.
   По настоящему земля правится не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами, а Божием милосердием, всех святых молитвами, родителей наших благословением, а напоследок и нами, государями своими".
   На такую точку зрения никак не хотел стать первый русский эмигрант, князь Курбский, добровольно покинувший "неблагодарное, варварское, недостойное учёных мужей, но всё таки любимое отечество". Он вовсе не признавал, что Бог отдал в работу его предков - предкам великого князя: для него это был просто "кровопийственный род", основавший свою власть на праве сильного. Политическим идеалом опального князя было - двоевластие царя и "избранной рады". Царь должен быть главой, а его советники - членами одного тела. Впрочем, князь-публицист не ограничивался желанием, чтобы участвовали в совете члены его собственного сословия, а шёл дальше: "царь должен искать доброго, полезного совета не только у советников, но и у всенародных человек".
   "Избранная рада" сильно занимала самого Грозного перед созывом соборов. Эти соборы были лишь в интересах поместного дворянства, но они не были собранием настоящих представителей, ни выражением мнений "всей земли", какими хотели бы видеть подобные соборы демократы, типа Курбского, попа Силеверста, воеводы Адашева и др. Грозный созвал своих военных слуг-офицеров, занимавших известные посты, и потребовал от них не столько их вотума, сколько просто экспертитзы - в виде ответа на определённо поставленный вопрос о их служебной годности, в данный момент внешней и внутренней политики.
   Таким образом, оказывается, что в момент первого появления такого, по видимому, интересного учреждения - собора - историку общественного движения в тогдашней Московии, просто нечего делать: всё сводилось к диктатуре, а социальная нотка "всей земли" еле звучит в подполье.
   Этот политический опыт царя Грозного полностью усвоила и на практике применила русская коммунистическая власть, сделав лишь небольшую перестановку действующих лиц: вместо царя стала коммунистическая партия, которая по проверенному уже опыту царём созывает время от времени "соборы" - пленумы партии, от которых вовсе не требуется вотум, а лишь простая экспертиза по затронутым вопросам, а уже совету министров предоставляется всемогущая "царская" власть принять то или иное решение и по-прежнему сыто питаться мирскими слезами! И если в эпоху царя Грозного у подвластных рабов существовали: душа, тело и паспорт, то при коммунистической русской власти душа народа естественно испарилась, а осталось: тело и паспорт, - без которого двинуться из-за железного занавеса абсолютно нельзя, а также и в орбите этого занавеса паспорт, да ещё "трудовой" играет первенствующую роль для власти и трясущегося обладателя этой роковой бумажки.
   Итак, на бывших просторах Империи ничего нового под Луной нет, всё идёт своим нормальным, естественным историческим природным процессом рабовладельческой духовной структуры. Коммунизм, как натуральное явление, был и есть в природе Московии, от грабителя Рюрика до наших дней. Всякие научные теории Маркса-Энгельса лишь фиговый листок, прикрывающий только лицемерно исторический коммунизм.
   Не лишним считаю ознакомить читателей с тем, как сам Маркс относился к московским революционерам. Он был близко знаком с такими, как Бакунин, Анисимов, Сазонов, двумя Толстыми, заявлявшими себя горячими поклонниками теории Маркса, но когда обнаружилось, что Яков Толстой, бывший декабрист, состоял на службе царского правительства, в роли шпиона, то у Маркса явилось сомнение в революционной искренности московитов. Анненков и Сазонов вернулись в Россию и отказались от взглядов социализма. Бакунин повернулся против Маркса за его недостаточную революционность.
   И сам Маркс писал: "русская молодёжь воспитывается в немецких университетах и в Париже. Она гонится всегда за самыми крайностями, что даёт Запад", и продолжает: "странные встречаются между русскими эмигрантами личности: они живут заграницей, называют себя эмигрантами, говорят всегда не иначе, как под секретом, несмотря на то, что называют себя эмигрантами, боятся на каждом шагу скомпрометироваться, а потом, смотришь, возвращаются в Россию и живут там преспокойным образом".
   Вот это лицемерие и особенно боязнь, привитая веками натуре московита, верно подчеркнуты Марксом. И вся шумиха московитов, что они идейные сторонники Маркса не что иное, как лицемерие. Исторический процесс Московии идёт верно и неуклонно по раз намеченному пути коммунизма и неусыпного мессианизма захвата Земного шара. Пионерами этого мессианизма надлежит считать во первых, царя Ивана Грозного, затем царя Петра I с его завещанием захватить Европу, а в конце уже концов Ленин I с его последователями.
   Мы должны признать, что московское самодержавие было подготовлено длинным процессом, в основе которого лежала не общая идея необходимости сильного государства, а частные, своекорыстные стремления враждовавших между собой князей. Мы также признаём, что начало процесса было вполне стихийным. Но это не мешает нам не видеть ни в процессе борьбы, ни в его результате ничего случайного, а считаем, что это было проявлением внутренней иррациональной тенденции, так называемого атавизма - наследия предков рабовладельцев. Мы не отрицаем ни субъективных проявлений, ни страстей, развивавшихся в этой смутной, тяжёлой и часто трагической истории образования московского государства. Но, так как, мы ищем всё же социальную Истину и Правду, а не только нравственные поучения, то мы поневоле ищем в этом историческом процессе элементы сознательности. Носителем этого сознания являлась, конечно, не вся народная масса - так называемое "общественное самосознание", - оно было слабо. А главнейшие исторические деятели той эпохи, то есть представители власти и их советники. Роль их была незначительной.
   Но "значительность" роли современных деятелей Московии (Россия-СССР), мы объясняем следующими факторами: нормально развивающийся исторический процесс рабовладельчества, неограниченные численно народные массы, слепо повинующиеся новым владыкам, так сказать по инерции раболепия, колосальные материальные средства, громаднейшие пространства русской коммунистической империи, абсолютно, казалось бы, невозможные для завоевания, вера в коммунистическую идею, долженствующую захватить Земной Шар. Вот этот простор широкий даёт импульс новому коммунистическому дворянству достигнуть своей цели... А, вдруг, загремят пушки? Не исчезнет ли та историческая боязнь владык, под влиянием грома, и не вспыхнет ли, сдерживаемый веками гнёт, буря протеста, во имя светлого Дня Свободы и народного благоденствия?...
   Внешняя политика Грозного всегда отличалась чувством высокомерия. Да и как могла быть иначе? Потомок Римского "Августа", наследник Византийской империи должен быть выше других правителей над народами. Миф о высоком происхождении был воспринят Грозным, как исторический факт, не подлежащий сомнению. О действительном же происхождении от варяга-грабителя не могло быть и речи. И как это не странно, но Грозный дал, как бы, тон для будущего построения Московии и империи, а именно: всякий миф происхождения Московии, а в особенности "русского" народа считать за исторический факт, а во внешней политике придерживаться высокомерия и всякие захваты и грабежи других Земель, по примеру своих "прародителей" как законное право. В таком смысле и повелась так называемая "русская история".
   Величие происхождения, естественно, вызывало и чувство в неограниченных размеров государства. Это повело к тому, что Грозный для захвата портов Балтийского моря предпринял поход против Латвийских рыцарей и возникла "Ливонская война". Но так как московские войска не отличались какой-либо доблестью, за отсутствием выучки и отсутствием надлежащих полководцев, то Грозный вошёл с Донской республикой в договорные отношения. В "Истории войска Донского" А. Г. Попов, изд. 1814 г., стр. 119, кратко сказано: "В 1557 г. было послано 3 000 казаков с Атаманом Павловым в Лифляндию, где казаками были взяты Нарва (порт) и г. Юрьев (Дерпт)". В дальнейшем оказалось, что армия Грозного была абсолютно негодной и войну пришлось прекратить, развивши лишь внешнюю торговлю через Архангельск с Англией.
   Тогда взоры Грозного обратились на Восток и Юг, для захвата Казани, Астрахани и Крыма. Первоначальные боевые действия были сравнительно удачны, пока командовал войсками князь Курбский, который, при помощи шеститысячного отряда Донского Атамана Сусара Фёдорова и заместителя его Ермака Тимофеева, взял г. Казань в 1552 году. В записках Курбского сказано, что в первой линии были поставлены казаки, которые, взорвав пороховой погреб Казани, дали возможность Московским войскам вступить в город, во главе с царём. С захватом столицы Казанского царства, пало и всё царство с подвластным ему народом. Неизвестно, по каким причинам, князь Курбский - демократ по убеждению - подвергся опале царя.
   Два года спустя Грозный, при помощи Донского и Запорожского войск, овладевает г. Астраханью в 1554 году. Потеряв свою столицу, ногайцы разделились: Большой Ногай с столицей "Сарайчик" на р. Яике и Малый Ногай - кочевья к юго-западу от нижней Волги.
   А так как у казаков не было достаточно средств, а их Грозный не дал, то это и помешало казакам занять и всё Астраханское Царство. Завладение Астрахани для Московского царства было бы делом, без казаков, совершенно не осуществимым, ибо Астрахань была слишком удалена от Москвы. Между нею и Астраханью никаких городов и поселений не было. Так или иначе, а достигнутые успехи вызвали решение царя, при помощи опять таки Донцов и Запорожцев, повести военные действия против самого сильного и опасного врага - Крымского Хана.
   Крымские татары, искусные в быстрых походах, совершали часто вторжения в пределы Московии, захватывая тысячи пленных для продажи в рабство. Это одно, кроме грабежей имущества, играло немаловажную роль в экономике Крыма. На помощь крымцам всегда приходили ногайцы через р. Дон под Азовом.
   Соединённые силы Дона, Запорожья и Москвы на протяжении трёх лет, то есть в 1556-1558 г. г., вторгаются в Крым и наносят поражения туркам и татарам. Донцы и Запорожцы гетмана Вишневецкого разбивают татарскую конницу на р. Айдаре, притоке Северского Донца.
   В это же время Кубанские Черкесы, сохранившие ещё христианскую веру, отнимают у Турок г. Тамань и г. Темрюк, на Азовском побережье и казалось, что в течении следующего года с Крымом будет покончено и опасность не только вторжения татар, но даже возможность нападения Турции отпадали бы. Но этого не случилось: способные воеводы Адашев и Ржевский были отрешены, Москва устремилась идеей приобщения к "Третьему Риму", утверждением царского самодержавия, вводилась государственная организация "Опричина", разгром Великого Новгорода, бесчисленные казни высших сословий. Всё это повело к внутреннему потрясению и ослаблению государства. Также сказывалось и болезненное состояние царя от сифилиса. Всё это дало возможность Турции приступить к активным действиям, сперва против Донских казаков, которые совершали походы на суше, и на море в пределы Турецкой империи, а затем войну перенести в пределы уже самой Московии.
   Во исполение этого плана, была поставлена цель: "сбить казаков с Дона", прорыть канал между Волгой и Доном, соединить водным путём столицу империи Константинополь с городами Казанью и Астраханью, широко использовать местные богатства, а затем уже повести войну против Московии для её политического уничтожения. И, действительно, весною в 1569 году Турция посылает от Азова к Переволоке громадный флот (300) судов; кроме того сухопутьем двигается 70 000 войска, привлекает войска Крыма. Соединённые силы, в общем доводятся до 300 000 + 50 000 рабочих.
   Донские казаки, учитывая свою малочисленность и то, что походное войско Атамана Михаила Черкашенина находилось в Лифляндии, решают уклониться от боя против такой многочисленной армии, вооружённой изобильно, разрушают все свои городки по нижнему Дону, забирают свои семьи и движимое имущество и уходят частью на Северский Донец, в пределы Гундоровского юрта с его лесами, а часть на север от Переволоки. И как потревоженные пчёлы, после разбитого улья ожесточённо переходят к партизанским военным действиям.
   На севере, за Переволокой, руководство принимаетсам Ермак и Атаман Богдан Брызга - побратим Ермака. На Сев. Донце операциями руководил Атаман Сары-Азман, построивший первое укрепление Раздоры, при впадении Донца в Дон. Зная прекрасно поля военных действий, между Доном и Волгой, с их буераками, горами, лесами по речкам, броды и прочим, казаки денно и в особенности по ночам производят одновременно, но в разных местах налёты на турецкие караулы, на их обозы, захватывая провиант и боеприпасы, прорываются иногда до главной ставки турок, не дают возможности им иметь отдых по ночам. Всю степь вдоль Волги казаки сжигают, обозы турок движутся по чёрной уже Степи с привозным сеном. Конница турок постепенно превращается в пехоту, впоследствии падежа лошадей от бескормицы, начинается ощущаться голод среди войска и рабочих, появляется заболевание, а разгром части войска казаками при движении её к Астрахани, голод и мор, - заставляют турецкое командование не только прекратить работы по прорытию канала, но и к постепенному отступлению с большими потерями. Казаки, как коршуны, набросились на добычу. Путь бегства турок был усеян трупами лошадей и людей. В поражении турок приняли участие и Запорожцы. В довершении всех бед, когда флот отплыл от Азова, поднялся жестокий шторм, - много судов погибло с войском.
   Если сами турки во главе со своим командованием подверглись панике, под воздействием жесточайших казачьих атак днём и ночью, то на Хана Крымского Девлет-Гирея это паническое настроение не отразилось. Это был страшный богатырь, колоссальной физической силы, необычайной храбрости и ярости против казаков.
   Он, иногда, опережая на коне свои, даже малочисленные группы всадников, врывался в ряды казаков и работая длинной шашкой, наносил страшные потери среди казаков. Он не хотел вообще отсупать и бился с казаками.
   Атаман Брызга, дразня Деалет Гирея, что как и турки и он побежит от казаков, заставил последнего ринуться на Брызгу, а Атаман, чтобы дать возможность оторвать Девлета от его войска, стал уходить с небольшой группой. И когда уже Девлет был далеко от своих, опьянённый яростью, стал догонять эту группу, рубя казаков, то сам Брызга помчался к главной своей группе, ударил на оставшихся татар без Девлета и, те в панике помчались в направлении Крыма. Таким образом, Девлет остался один, по заранее намеченному плану Атамана Брызги. Обезумев от ярости, он гонялся за казаками и рубил их. В результате этой дикой охоты, конь под Девлетом пал и он свалился в высокой траве. Против него оказался только один казак, уцелевший от его рубки Гавриил Иванов (он же Ильин), впоследствии соратник Ермака, до самой его роковой смерти.
   У казака Ильина тоже пал конь, но он не показываясь в траве Девлету, шёл за ним, как кошка, без шума. Девлет, объятый жаждой шёл по траве, по видимому, потеряв ориентацию направления на Крым, часто спотыкался, силы истощались. Наконец, он упал над прохладным, с какой-то жижицей, ручейком. Этим воспользовался Ильин и накинул на шею аркан. Девлет не сопротивлялся. "Я тебя взял, я тебя и казню за смерть моих братьев-казаков", - сказал Ильин. Сверкнула шашка и громадная голова отвалилась от туловища.
   С точки зрения военной этики, мы должны отнестись с чувством презрения к тем войскам татарским, которые бросили своего царя одиноким среди воинственных казаков, но должны признать отвагу и доблесть этого царя-хана, который честно рубился среди чистого поля сражения и удостоить этого рыцаря, без страха и упрёка, своим собственным чувством уважения, которого он - Давлет - Гирей вполне заслуживает, как пример доблести и чести.
   Таковы законы войны!
   Итак, блестящий план Турции окончился бесславным поражением, исключительно силами казаков Дона и Запорожья, без какой-либо помощи Московского государства. Но политическое положение несколько изменилось.
   Кубанские черкасы, не получив от Москвы военной поддержки, принуждены были признать себя зависимым от Турции и стали участвовать в походах на стороне Крымских татар. А к концу 1569 года Запорожцы, уйдя из Гундоровского юрта на Сев. Донце, прервали свой союз с Москвой, ибо во очию убедились в ненадежности этой союзницы, отказавшей в предоставлении продовольствия и боевых припасов и приняли союз с Польско-Литовским государством, а позже попали в ярмо зависимости от него.
   Эти блестящие действия казаков ярко характеризуют различие духовной культуры казаков и московитов ("русских") не только в храбрости, но и в морали. Донские казаки и Запорожцы представляли не "великорусский" сброд племён, захваченных силой, как это тенденциозно расписывают историки Московии, что казаки-беглецы из Московии, а особый древний народ со своей идеологией, психологией, воинственными свойствами, военным историческим знанием военного дела, с высоким самосознанием свободы и равенства, выборной властью, то есть всем тем, что противоположно московитам ("русским").
   Некоторые неудачи Грозного всё же не охлаждают его чувств к расширению Московского горизонта. Он интересуется Востоком и после взятия Казани, он ведёт разведку не только в пределы Сибири, но и южнее её, но не доверяя своим воеводам, он направляет в Тибет и Китай 30 июня 1567 года экспедицию двух Донских Атаманов Ялычева и Петрова, а в 1572 г. неудачно посылает в Сибирь воеводу с ратными людьми.
   В "Древней росс Вифлиофик" про один из московских походов говорится так: "в лето 1572 года до Ермакова прихода в Сибирь за семь лет, от царя и великого князя Ивана Васильевича всея России, прислан был в Сибирь воевода с ратными людьми, проведать царство Сибирское и воевать царя Кучума. Но те ратные люди побиты от Кучума, царя Сибири, а оные в полон взяты, но многие от них того приходу утекоша..., а снаряд весь, и пушку и ядра и зелье порох и свинец, царь Кучум поимал себе". Разницу во всём, между московитами ("русскими") и казаками, мы в Сибири наглядно увидим из описания похода Ермака.
   Турция, после её разгрома у Переволоки в 1570 году, похода не возобновила и приняла решение применять к Москве лишь силы Крымского ханства. Как султан, так и хан прекрасно были осведомлены, что творилось в Москве, а именно: разгром республики Великого-Новгорода и Твери, о казнях Опричины, о внутреннем потрясении и слабости и решили воспользоваться этими благоприятными для них обстоятельствами. Учитывая это, Грозный направил в Царьград посольство чтобы удержать турок и татар от агрессии, но успеха не последовало, а наоборот, ускорила поход. В том же году крыские татары с ногайцами и кубанскими черкасами, во главе самого хана, не только беспрепятственно вторглись в московское государство, но захватили дажн столицу Москву и сожгли её; сожгли также и необмолоченный хлеб, и с богатой добычей и пленными вернулись в Крым.
   На следующий год поход возобновился, Москва собрала войско по р. Оке, укрепило позицию на 50 вёрст, оставив заслон против этой позиции, отряд Девлей-мурзы, обойдя позицию, зашёл в тыл и начал разбивать воевод по частям. Общий крах представлялся неминуемым несмотря на преимущество огнестрельного оружия, которого у татар не было. И мурза Деврет и турецкие эммиссары уже расписывали кто и какую часть московского государства получит. Но, вдруг, среди татар пронёсся слух, что Грозный с многочисленными шведами и Донскими казаками идёт на выручку. Это заставило хана с богатой добычей, оберегая себя, спешно оставить Московию.
   Из записок немца Генриха Шадена, состоявшего на службе у Малюты-Скуратова, на стр. 107, значится: "хотя Всемогущий Бог и наказал Русскую землю так жестоко и тяжко, что никто оного и описать не может, всё же великий князь (Иоанн IV) достиг того, что по всей державе стали: одна вера, один вес и одна мера". Можно лишь к этому добавить: а попробуй - против единой веры, веса и меры. При наличии сильной Опричины, то с головой необходимо попращаться навсегда!
   Описанные события ярко подчеркнули, что перед силами Крымских татар Московия просто беспомощна и одни только татары могут совершенно уничтожить независимость Москвы. А с другой стороны, эти события ясно указали, что силы турок и татар могут быть стражены только Казачьим народом, и потому политика Москвы должна была бы быть реальной в том, чтобы всячески посогать Казачьему народу продовольствием и боевыми припасами. Но между Москвой и Доном существовала социальная пропасть: с одной стороны за Окой была атмосфера рабства и самодержавия, а с другой - на Поле существовал республиканский образ правления с выборной властью и гражданской свободой.
   Для московских крепостников Казачья демократия представлялась как великий соблазн для их "верноподданных" и приводила бояр в состояние скрежета зубов, настаивая перед царём о уничтожении этой казачьей ереси. На этой почве между царём и боярами происходили стычки. Сам Грозный доказывал, что казаки, защищая свою Свободу, одновременно защищают и границы Московского государства. На почве этих трений происходили нежелательные явления в смысле защиты, как для Москвы, так и для развития лучшей боеспособности казаков, тем более, что в это время казаки стали возвращаться на нижний Дон от Переволоки, от Белгорода, от Гундоровского юрта на Донце, откуда ушёл гетман Вишневецкий со своими черкасами на Днепр, но группа в две тысячи его войска - Днепровских казаков, решила остаться с Донцами. Часть из них ушла на низ Дона, а часть обосновалась в 15 верстах от городка Гундора на восток, на левом берегу Донца, построив свой городок и существующий до нашего времени хутор Вишневецкий, напоминает нам о прошлом тяжёлом времени Казачьего народа, то эвакуирующегося, то вновь возвращающегося на свои пепелища к оставленным родным могилам.
   И Ногайский князь Юсуф уже слал грамоты-жалобы царю Грозному, что Атаман, зовёмый Сары-Азманом, построил по Дону несколько городков и не даёт нам пить воду из Дона".
   Грозный ответил, что казаки не "по нашей воле живут на Дону". В том же духе он сообщил и туркам и крымским татарам, что казаки не подвластны ему.

КОЛОНИЗАЦИЯ ЮГА

   Колонизация Юга в Московской литературе освещена так: "на Юг продвигался казак с оружием в руках". При чём, этот казак "непременно" рождённый от "великоросса", а за казаком неотступно следовал с плугом "великоросс"-пахарь. Получается какая-то чехарда: почему шёл первым, в опасную зону татарского владычества, именно сын "великоросса" - казак, а не сам отец "великоросс" для завоевания и приобретения Земель для своего потомства? Даже само образование Донского Войска представляется московитами, как следствие колонизационных устремлений "великорусского" народа.
   Такое понятие московитов ("русских") существует и поныне. Всё это грубая тенденциозность и измышление логически и исторически нелепая. Измышлением является и так называемая московская колонизация.
   Южный рубеж Московии в XVI веке проходил по р. Оке, в 120 верстах южнее от Москвы и были там города: Алатырь, Темишков, Коломна, Шацк (основан в 1552 г.), Ряжск, Донков, Епифань, Пронск, Михайлов, Дедилов, Новосиль, Мценск, Орёл, Ново-Северск и Путивль.
   При своих изысканиях, казачьи историки не встретили в исторических документах ничего об образовании, южнее указанных городов, хотя бы одного незначительного поселения к Югу и даже попытки совершить это.
   Между Московией и Донским Войском лежали громадные пространства свободных земель, а ближе к Волге, даже безопасных от татар, но этих земель "великорусский" народ боялся как огня: попасть в плен к крымским татарам.
   Преграждение Донским Войском Турции путей на Север и Северо-Восток; занятие Донцами р. Яика и р. Терека, г. Астрахани и нижнюю и среднюю Волгу, дали возможность Московской власти постепенно продвигать свой рабский "великоросский" народ, произшедший от смеси славян с финами и тюрками (черемисы) южнее, выше указанной линии городов, закреплять захваченные пространства крепостями. А поэтому власть Московии прибегала к помощи так называемых "служилых казаков" за жалованье, для охраны южных рубежей от крымцев. В 1586 г. были построены по Волге: Саратов, Самара, Царицын. В 1593 г. : Ливны, Елец, Воонеж, Валуйки-Оскол, а в 1598 г. Белгород.
   За Донским Войском стал продвигаться, к Южным морям, не "великоросский" народ, оказавшийся совершенно неспособным к колонизации, а само Московское государство; но своими силами и средствами не могло создать непосредственную охрану новых рубежей и образовать на них своё постоянное войско, за непригодностью населения Московии, и поэтому обратилась за помощью к казакам. В грамоте царя Фёдора (сын Грозного) с 1587 г. Пронскому воеводе сказано: "послали мы в Пронске Иван Измайлова прибирать на свою службу донских и волжских атаманов и казаков и охочих вольных людей". А какой чёрной неблагодарностью отплатила Москва казакам, будет сказано впоследствии.
   И уже 15 февраля 1592 г. царская грамота Воронежскому воеводе гласят: "Да которые казаки донские и воронежские похотят идти на Дон, на Низ, для своих просмыслов (для звериного и рыбного лова, продажи на Дон из Донкова и Воронежа отпускать не велить никакого человека".
   Отсутствие на Дону хлеба и боевых припасов ставили Дон в экономическую зависимость от Москвы. Завести пашню не бвло возможности, так как её не скроешь от злобного взгляда татар и московских чиновников, и поэтому казаки нанимались на "царскую службу". Указан и размер жалованья.
   "А как атаманы и казаки, которые посланы на р. Волгу для мурзы Казнева улуса (против ногайцев) в Астрахань съедутся и боярину и воеводам тем атаманам дать Государево жалованье - по сукну доброму да по рублю человеку, да по фунту зелья и свинца. А на корм им давать по осьмине муки человеку, да 10-ти человекам четверть круп и толокна; или сколько пригоже, смотря по житью, сколько они в Астрахани станут жити, а конным сверх того дати по четверти овса человеку. А будут они для нужды учнут просить денег и им дать по полтине человеку на нужу, а достальным денежное жалованье будет вперёд".
   "Нужа" была сама по себе очевидна, так как казакам не отпускалось мяса, а лошадям сена и не давалось на это денег.
   Характерной чертой Москвы было то, чтобы служба ей обходилась возможно дешевле, а то и просто ничего не стоила. Донское Войско нуждалось и в пополнении казачьих рядов, вследствие слабого развития семейной жизни на Дону в XVI веке и больших потерь на войне. Главное пополнение шло из Запорожья и соседних народов Кавказа. Приток крестьян из Московии был совершенно ничтожный и по психическому состоянию совершенно непригодным в постоянной военной тревоге и битвах. Если и приходили некоторые, то вскоре и убегали обратно, хотя и в крестьянскую пашенную неволю, но физически менее опасную атмосферу, чем на грозном "Тихом" Дону.
   Ослабление Донского Войска произошло от того, что часть казаков ушло на Яик и на Терек, а так же в Сибирь с Ермаком, но тем не менее Донцы продолжали войну на "супе и на море", против турок и татар. Военные действия против Азова прерывались "перемирием", когда о этом просил Азов. Традицией Дона было то, что он никогда первым не просил о "перемирии". Обычно московский посол, прибыв на Дон, сообщал в Азов о своём путешествии в Царьград и с Азовом начинались переговоры о "перемирии". За заключение перемирия, обычно полагалась уплата Дону оброка (контрибуции): котлами, солью и рыболовными снастями, по числу "замиренных городков". Но обычно это перемирие скоро переходило в "размирье".
   А в общем, горизонт Свободного Дона стал заволакиваться тёмными тучами. Ушёл в царство теней царь Грозный для бояр, но сравнительно благожелательный для казаков. Умер его дегенеративный сын. На сцену появился Борис Годунов.
   В 1592 году Турция предъявила Москве категорическое требование уступить ей мусульманские царства Казань и Астрахань. Борис Годунов, ещё бывший опун царя Фёдора, решил для установления мирных "добрых" отношений с Турцией, уничтожить Донскую республику, как единственную преграду на пути Турции от Азовского моря и обратить Дон в колонию Московского государства.
   В 1598 г. посол Москвы Нащёкин привёз грамоту Донскому Атаману Степану Ершову. Нащёкин не пожелал по обычаю идти на Казачий Круг для прочтения речи царя и передачи грамоты казакам и трижды посылал им требование о приходе их на посольский стан, что означало бы зависимость Дона от Москвы.
   Нащёкин нашёл среди казаков "доброхота" атамана верховых казаков Вышату Васильева, пытавшегося уговорить казаков идти к послу. Во время продолжительных переговоров не один день, а три дня, отдельная группа казаков пришла на посольский стан, захватив силой Васильева, били его "ослопами" (палками) перед шатром посла, а после посадили "в куль да в воду", то есть утопили за измену Донскому Войску. На 4-й день на посольский стан прибыл Атаман Веейков с 300 казаками и с категорическим вопросом: пойдёт ли посол на Круг или нет?
   Нащёкин, воспользовавшись этим случаем прочёл речь царя и вручил грамоту, что было неправомочно, так как отсутствовал Атаман Ершов. Казаки Веейкова силой взяли у посла, присланное Дону жалованье и продовольственные запасы. И только тогда разрешили послу проезд в Азов. Грамоту прочли на Круге. В ней говорилось: "отдать турецких пленных во главе с чеушей и шестью черкасскими князьями без выкупа и быть всем казакам на службе с боярским сыном Петром Хрущёвым в Раздорах "или где пригоже".
   На Кругу было решено Хрущёва на Дон не принимать и отослать его обратно в Москву, а турецких пленных без выкупа не отдавать: "а только де нам ныне их отдать без окупу, и нам тех окупов не видать и в десять лет, а в Москву нам де теми окупами не езживать". Такой ответ Круг вручил Нащёкину. Из этого ответа видно, что Москва у казаков не пользовалась особым доверием в кредит. Царское же жалованье было вообще оплатой за заключаемое с Азовом перемирие, в котором нуждалась Москва, боясь турок. Такое же жалованье Москва посылала ногайцам и крымским татарам, чтобы избежать их набегов.

ВЕЛИКИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ

   В древние времена среди Казачьего народа почти что не было принято называть того или иного казака по фамилии, а обычно, и в особенности почётных, называли по-отчеству. Под таким наименованием и слывёт в истории, легендарный богатырь Духа, Ермак. Говорили, однако, что фамилию он всё же носил - Чигин. И даже в память Ермака-Чигина, соседние народы называли Донских казаков: "чига-востропузая"... передразнивая их.
   Нужно сказать, что на Дону чуть ли не до наших дней имя христианское "Ермолай" - по уличному произносилось - "Ермак". Традицию существовавшую среди казаков, называть по имени и отчеству, в своё время, переняли даже половцы в XII веке, а от них эта традиция перешла на Киевщину, и князья Рюриковичи стали называться "по отчеству", без фамилии.
   Ермак Тимофеевич родился в станице Качалинской, о чём говорится в "Истории о Донском войске" Директором училищ в войске Донском кавалером Алексеем Поповым в 1812 году. По преданию "Ермак был природным донским казаком станицы Качалинской, в среднем течении Дона, родился в 1540 году".
   А на стр. 143 этой книги: "Ермак был среднего роста, пригожего лица, с чёрными и кудрявыми бородою и волосами, глазами весьма быстрыми, широк в плечах, крепкого сложения и имел здоровое и крепкое тело, так что удобно мог переносить стужу и жар, голод и жажду, долговременное бдение и тяжёлые труды...".
   Далее старый историк А. Г. Попов пишет: "завоевание Сибири (1581-1584) столь малым количеством людей было бы делом совершенно невозможным, если бы Донские казаки не имели счастливого дарования, с детства питаемого, путешествовать, жить, воевать, переносить все трудности на воде с такой же ловкостью, как и на суше".
   На стр. 159: "Ермак за четыре года успел покорить всех Татар, Остяков, Вогуличей, живших у рек Туры, Тоболя, Иртыша и Товды. Ермак был мудрым правителем, он всегда и везде старался ко славе христианской религии своею благосклонностью, ловкостью и снисхождением склонить грубый, дикий и жестокий народ к мирной и спокойной жизни и меч свой употреблял только против тех, кто враждебно не хотел поделиться с ним пищей и кровом".
   В записках хранителя Новочеркасского музея Х. И. Попова есть указания о том, что во времена войны царя Грозного за порты Балтийского моря в так называемой Ливонской войне, принимали участие Донские казаки двух отрядов и один под командой Атамана Василия Янова, а другой "Атамана казацкого Ермака Тимофеевича", под общим командованием Походного Атамана Михаила Черкашенина, который послал Ермака на Дон для защиты его от турок. Во время сражения под Азовом Ермак попал в плен к туркам. Существовала песня о этом, как Ермак был заключён в крепости под замком "в три пуда". Также был захвачен в плен и сын Атамана Черкашенина - Даниил, казнённый татарами. Узнав о этом Атаман Черкашенин со своим войском прибыл на Дон и как буря ворвался в Азов, взял его в 1573 году, опустошив татарские улусы в Крыму и наложил дань на Азов.
   Встревоженный падением Азова, Турецкий Султан писал Крымскому хану (Дела Крымские, кн. 14, №236):
   "Зачем ты казнил Данилку, сына Мишки Черкашенина? Теперь, казаки у меня Азов взяли. Лучших людей побрали 20 человек, да шурина моего Уссейна, кроме чёрных людей".
   Это писал владыка могущественного, в то время, государства, владения которого простирались в трёх частях света, перед кем трепетали все народы, но не Донские и не Запорожские казаки.
   По своим военным действиям на суше и на море, несмотря на малочисленность и ничтожество средств, Донские казаки представлялись такими богатырями, что сам могущественнейший султан не находил ничего лучшего, как поменьше тревожить богатыря.
   Есть а Петербурге гравюра Ермака Н. Розанова, с портрета с надписью: "Ермак Тимофеев, Донской казак, покоритель Сибири". Сто пятьдесят лет тому назад гравюра эта была издана культурным чудателем П. П. Бекетовым, который сообщил, что сделана она была с портрета, привезённого из Сибири. Есть утверждение, что портрет был сделан художником Брюннелем-немцем, бывшим в услужении у купцов Строгоновых, снабдивших Ермака в его легендарный поход. Эта гравюра послужила образцом для знаменитого скульптора Антокольского для создания прекрасного монумента-памятника: "Донцы-Ермаку", в столице Дона Новочеркасске.
   Отец "русской истории" Карамзин - сам татарского происхождения, описывает Ермака: "он был видом благороден, сановит, росту среднего, крепок мышцами, широк плечами; имел лицо приятное, слегка плоское, бороду чёрную, волосы тёмные, кудрявые, глаза светлые-быстрые, зерцало души пылкой, сильной, ума проницательного".
   После освобождения Ермака из тюрьмы Азова, он был назначен Походным Атаманом всех отрядов по охране территориальных вот нижней Волги.
   В московской "исторической" литературе, действия казаков на Волге, во второй половине XVI века представляются в виде постоянных грабежей на ней городов и судов; в таком же очертании говорится и о Ермаке, до похода в Сибирь. Уж такая духовная структура псевдо-историков Московии злая, шовинистическая - обрызгать грязью даже тех великих людей, которые принесли величайшую пользу этой же чёононеблагодарной Москве: у них нет чувства человеческого достоинства оценить несомненные исторические труды казаков, чёрная зависть к славе застилает их глаза и они не видят никого кругом, кроме себя - "великих"...
   Какова же была действительность, в те времена, на Волге? Никаких городов и других поселений между Г. Казанью и Г. Астраханью до 1586 года, как и торгового судоходства не существовало. Раз-два в год проходил караван судов, под охраной стрельцов со снабжением для гарнизона Астрахани и столько же обратно.
   Пространство к Югу от "Переволоки" (сближение Дона с Волгой) до Каспийского побережья было сферой беспрерывной упорной войны Донских казаков против Ногайцев-татар, за выход в Каспийское море. Из грамоты турецкого султана к Ногайскому хану от 1551 года видно, что казаки к этому времени уже овладел обоими берегами р. Волги. Борьба казаков Дона, стоящих на прямом пути между Москвой и Турцией, диктовалась стратегическими соображениями выхода на Каспий, до некоторой степени уходя подальше от Москвы...
   В 1579 году появился на р. Волге торговый корабль Англии, завязавший торговлю с Москвой через Архангельск, для установления торговли с Персией. Сперва этот корабль, уплативший положенную пошлину казакам - хозяевам территориальных вод, был пропущен, но когда этот же корабль на обратном пути отказался платить, ссылаясь на распоряжение царя Грозного, то казаки под командой отрядного атамана Ивана Кольцо в 1573 г., захватили его и уничтожили. Команда его и купцы были отпущены на свободу. После этого попыток установления торгового судоходства по р. Волге не делалось. Низовье Волги принадлежало Донскому Войску. В процессе войны с Ногайцами и усиления московского войска по Волге, не было в интересах казаков допустить торговое судоходство.
   Был ещё и такой случай. Тот же отряд Кольцо, охраняя переправу через Волгу, на пути из Москвы в г. Сарайчик, столицу Ногая, весной 1577 г. напал на этот город и взял его. А летом из Большого Ногая было отправлено в Москву ногайское посольство в 67 человек, гнавших 700 лошадей в подарок царю, с грамотой, содержащей жалобу на казаков. Вместе с этим посольством возвращался и московский посол Василий Пелепелицин.
   Во время переправы через Волгу этого посольства, чтобы помешать приходу его в Москву, казаки Атамана Кольцо, вместе с подошедшими с Дона казаками, оказавшимися в момент переправы в большом числе на обеих берегах реки, разгромили посольство и захватили лошадей. Разгром посольства был предрешён и Донской властью, на что указывает приход к переправе подкреплений с Дона. Дальнейшие события показали не только полную целесообразность действий Кольцо, но вне всякого сомнения и полезность и для Москвы, ибо необходимо так или иначе обезсиливать татарщину.
   Эти два эпизода - захват корабля и разгром посольства, естественных и нормальных в ходе войны с Ногаем за выход на Каспий, историки расписали, что казаки "грабили" всех и всё. Но не указали, что эти действия были полезны и для шовинистической Москвы. Царь Грозный, однако, чтобы поддержать свой престиж перед Ногаем, послал в 1578 году на Волгу, войско воеводы Мурашкина, повидимому с тайным наказом в бой с казаками не вступить. Ногайскому хану была отослана грамота с извещением: "ловить и вешать" виновных и что на Волгу придёт атаман Семён Куракин с Донскими казаками.
   В конфликте с Доном Грозный вступить не решался: это было для него невыгодным и очень опасным; поэтому Муращкин никого не "ловил" и никого не "вешал".
   Решительное нападение на ногайцев было в 1581 году. Они захватили г. Сарайчик и разрушили его до основания, а уничтожив столицу Большого Ногая, лишали ногайцев не только возможность захвата её обратно, но делали для них бессмысленной и самую борьбу за него, так как выше этой, бывшей столицы, казаки решили осесть на р. Яике (Урал) и в том же году построили первый городок, создав таким образом Яицкое Войско. На жалобу Ногайского хана, Грозный отвечал уже иным языком, объясняя действия казаков "неправдами" хана и угрожал: "направить против хана всех казаков, в том числе и городовых, а нам теперь унять казаков уже не мочно", заканчивал свою грамоту Грозный. Результатом всего этого было то, что хан Большого Ногая принёс Грозному "шерсть" - присягу о подданстве.
   Вот о этих больших событиях, проявленных казаками Ермака Тимофеевича на Волге и его помощников: Иван Кольцо, Никиты-Пана, Фёдора Барбоша, Богдана Брызги, Мещеряка и Саввы Болдыря, борзописцы Московии ничего не говорят, а только повторяют свою бессовестную ложь, что казаки Ермака и Кольцо только тем и занимались, что "грабили", а они не успели (!) будучи историческими грабителями.
   Для Ермака перспектива столкновения с Москвой рисовалась в неприглядном свете и у казаков стала проявляться тяга на свободные реки "для своей власти".
   Вслед за Яицкими потянулись казаки на Терек. Учитывая все эти настроения, Ермак созвал Казачий Круг, чтобы решить, что делать. Первое решение было идти в Персию "для своей власти", но затем, под влиянием большого "величия" Атамана Ермака, решили найти "свободную реку" в неизвестной Сибири, не втягивая таким образом свою Родину - Дон в конфликт с Москвой. Ермак "со товарищи" пропев: "ты прости, ты прощай Родимый Дон Иванович", повернули свои струги и вверх по Каме двинулись в путь-дорогу, навстречу своей судьбе. Что-то принесёт Она осиротевшим?
   О этом сохранилась старинная казачья песня:
   "Как на Волге, да на Камышенке, казаки живут люди вольные. У казаков был атаманушка - Ермаком звали - Тимофеевичем. Не зла труба вострубила им, не она громко возговорила речь - возговорил Ермак Тимофеевич: "Казаки, братцы, вы послушайте, да мне думушку попридумайте, как проходит лето тёплое, наступает зима холодная. Куда же, братцы, мы зимовать пойдём? Нам на Волге жить - всё ворами слыть; на Яик идти - переход велик; на Казань идти - грозен царь стоит, грозен царь Иван, сын Васильевич, он на нас послал рать великую, рать великую - сорок тысячей. Пойдём мы напред в Усолье ко Строгановым. Возьмём там много свинцу-пороху и запасу хлебного и поищем реку свободную для своей вольной-волюшки!".
   Летопись говорит: "Ермак обмышевился не попал на Чусовую в Сибирь, а погрепо Сильве вверх и взаморозь дошёл до урочища - Ермаково городище ноне слывёт". Это было 26 сентября 1581 года.
   С Ермаком пошло всё его походное на Волге войско, свыше 3 000 казаков. На Сылве Ермак прожил два года: собирал сведения о Сибири, составлял примерно карту возможного движения. Задержка на концессиях Строгоновых вызывалась ещё тем, чтобы экипироваться одеждой, обувью, оружием, снаряжением, запасом боевых припасов, продовольствия, постройкой новых стругов перед походом в холодную студёную неизвестность, но манящую своими просторами Сибирь, где можно зажить на свободной реке "своей властью". За это время некоторые казаки поженились, имели уже детей, и с Ермаком решили идти лишь самые отважные, пронизанные духом свободы, беззаветно верующие в Бога и своего атаманушку Ермака Тимофеевича, всего 1632 казаков.
   Что же представлял из себя этот отряд? Шовинисты Московии говорили, да и сейчас говорят: "шайка разбойников, направлявшаяся в Сибирь с целью - грабежа..." Этот отряд был резделён на 4 полка, выборных есаулов 4 человека, полковых писарей, трубача, зурначи, литаврщики, барабанщики, сотники, пятидесятники, десятники, знаменщики и 3 попа".
   Такую организацию едва-ли можно назвать "шайкой". В отряде была строгая, но справедливая дисциплина и указ: за проступление били жгутами, а кто подумает "отчитти от них и изменить, не хотя быти, а тому по Донскому указу насыпать песку в пазуху и посадя в мешок, - в воду!".
   Следилось в отряде за нравственностью и чистотой: "блуд ли нечистота в них в великом запрещении смерзка, а согрешившего, обмывши, три дня держали на цепи".
   Единое возглавление: сам Ермак, его штаб, ряд атаманов: Иван Кольцо, Богдан Брызга, Михайлов, Мещеряк - прозванный в одной летописи "великим атаманом". Чётное деление по частям, со знамёнами (помимо отрядного знамени с изображением Христа в терновом венце), религиозность, нравственность, чистота, оркестр. Всё это в общем представляло собой строевую дисциплинированную военную организацию.
   В целях преуменьшения заслуг Ермака и его Казаков, утверждают псевдо-историки Москвы, что эту экспедицию в Сибирь организовали купцы Строгоновы. Не только Строгоновы не организовали отряд, но всемерно препятствовали уходу казаков, так как присутствие их предоставляло для них большие выгоды в смысле надёжности охраны богатых промыслов и концессий.
   Готовясь к походу, Ермак имел в виду снарядиться за счёт Строгоновых, давши им расписку, и он этого потребовал через своего помощника Ивана Кольцо так же, как требовал от Вогуличей, Остяков и других народов. "А в поход Ермак на струги дружине своей у Максима взимал с пристрастием, а не вовсе в честь или взаймы, убити хотеша его разграбити и конец", - так гласила летопись.
   Кто были Строгоновы? Одни говорили, что выходцы из Золотой орды; другие, что из Новгородцев, после разгрома их князем Иваном III, но к московской знати они не были причисляемы. Знать Москвы, в своих челобитных подписывалась: "холоп твой"; простые люди: "сирота твой" или "раб твой"; Строгоновы подписывались: "сирота твой".
   В Ремизовской летописи приводятся слова грамоты Грозного Строгонову: "мужик, помни, да как ты с таким великим и полномочным соседом ссоришь". В той же летописи говорится: "Паче всех Иван Кольцо со есаулы крикнуша (на Максима): "О, мужик, не знаешь ли ты и теперь жертв" - Отворяй амбары иначе возьмём сами".
   Такое общение царя и Кольцо к Строгоновым не могло относиться к знатным, родовитым людям. Псевдо-историки утверждают также, что завоевание Сибири Ермаком - самая обыкновенная история и произошла она только благодаря огнестрельному оружию, которого у татар не было.
   Сибирь не была открыта Ермаком, - путь туда через Каму был известен ещё во времена Птоломея, да и сама Москва пыталась проникнуть туда: так Иван III посылал в Сибирь три экспедиции: в 1465, 1483 и 1499 годах, с огнестрельным оружием и всегда неудачно. Кучум громил эти экспедиции. А в 1572 году посланный Грозным воевода Лыченцев с ратными людьми, были разбиты, разбежались и оставили весь боевой припас: порох, свинец и две пушки Кучуму и, летопись говорит: "ратные люди побиты, а иные в полон взяты; немногие от них того приходу утекоша; а снаряд весь и пушки и ядра и зелье, порох и свинец царь Кучум поимал себе". В общем,христолюбивое воинство" подвело царя Грозного.
   Как сам Ермак, так и его казаки, действовали не одним только огнестрельным оружием, но сражались и холодным, проявляя высокую личную храбрость, и это отмечено самими же татарами: "собраные же вои чуваши, вогуличи, остяки и сразишася нещадно, и за руки взяшася, тако секушеся". И "на усть Ишима бой великий яко не оружием, но руками: кто кого может, и в том бою убита Ермаковых казаков пять, и одолеша басурман, а своих погребоша; и о тех пяти татары поют с плечамиснях припеваючи: "яным, яным биш козак, биш козак (воины воины, пять казаков) победиша и разориша и сия песня и словет - царицин плач".
   А самого Ермака, за его величавый образ, местным населением были созданы легенды, "именем его и до днесь божатся и клянутся"...
   Главная победа Ермака была не только в военном искусстве его и необычайной храбрости его казаков, а в том, что Ермак в своей государственной мудрости носил с собой ключ, открывающий сердца порабощённых, ханом Кучумом и его князьками, сибирских племён. Вступив в пределы Сибири, Ермак объявил всенародно "Донской присуд" (социальный казачий порядок), где всяк был бы равен всякому, чтобы сильные не притесняли слабых, чтобы рабство было уничтожено, чтобы правителей избирал бы сам народ. Это и создало на многие века, среди татарских народов, обаяние личности Великого Атамана. Такой порядок не был присущ в рабовладельческой Московии. Вот почему все четыре экспедиции в Сибирь Ивана III и Ивана IV были неудачны, терпели полное поражение лишь потому, что эти экспедиции сразу же переходили в повальный грабёж. Естественно, что татарское население, не желая переходить из рабского состояние при своём хане, к новому рабовладельцу Московии, ожесточённо изгоняло грабителей московских воевод.
   Ермак, взявши столицу Сибири - Искер, в течении семи месяцев не сообщал о этом царю Грозному. Это указывает на то, что он, безусловно, намерен был обосноваться в Сибири и устроиться на новых вольных реках, как мечтали и его казаки, - "для своей власти". Но судьба решила иное: казачья сила в многочисленных боях таяла, как Вербная свеча!
   Этой задержкой, с известием о покорении Сибири, ловко воспользовались Строгоновы и первые сообщили в Москву потрясающую воображение новость, разукрасив в этом грандиозном казачьем деле свою роль и своё згачение, как "крёстных отцов" Сибири, за что получили колоссальную от царя концессию. Впоследствии Грозный понял комедийную инсценировку Строгоновых и поэтому писал грозно Максиму Строгонову: "Мужик! Как ты с таким великим и полномочным соседом ссоришь", то есть с Ермаком.
   В учебнике русского синтаксиса есть стихотворение, неизвестного автора, положенное на музыку артистом императорских театров Степаном Власовым, казаком Тихого Дона, станицы Гундоровской:
   "За Уральским хребтом, за рекой Иртышём,
      На далёких строгах Алтая
   Стоит холм и на нём, под кедровым шатром,
      Есть могила совсем забытая...
   Много лет уже стоит и курган сторожит
      Этот кедр одинокий угрюмо.
   Заколдован курган, с ним и кедр великан,
      Что разросся так пышно красиво.
   Говорят, что под ним великан-исполин,
      И в броню и в кольчугу одетый,
   Беспокойно лежит потому, что закрыт
      По обряду отцов не отпетый.
   Триста лет, говорят, это было назад, -
      Рыбаки в Иртыше неводили,
   И в мереже одной, здесь на берег крутой,
      Вместо рыб - мертвеца притащили.
   Был в броне боевой, и в кольчуге стальной.
      Росту страшного пойманный в сети,
   И дивились ему, великану тому,
      Рыбаки простодушные эти.
   Но не зная, как быть, как покойника сбыть,
      Чтоб на грех не затеять бы дело,
   Порешили всё скрыть и скорее закрыть
      Это мёртвое страшное тело.
   И с тех пор, каждый год,
      Из могилы покойник выходит
   И всю ночь напролёт по холму взад-вперёд
      С тяжким стоном задумчиво бродит,
   Этот стон гробовой над уснувшей землёй
      По расщелинам гор раздаётся,
   Ужасая собой даже кедр вековой
      Что от стонов этих трясётся.
   Есть в народе молва, что порою слова
      Можно слышать: "к могиле склонитесь!..
   Я Донской был казак, по прозванью - Ермак,
      О покое моём помолитесь..."
   В истинной правдивой истории великий Ермак проходит тих, мудр и светел, и от лат его распространяется сияние вокруг, но сочинителям Московии хочется, чтобы Он завоёвывая "дикие" Земли, жёг и резал дикарей, грабил и захватывал колонии и, вся эта лживая литература ничего не смогла рассказать о подлинном Ермаке, покорителе Сибири. В унисон с дворянской лже-историей, трубят и русско-коммунистические "историки". Так, например, в одной брошюре: "Прошлое Казакстана (ст. 1. 279) - 1935) напечатано: "Ермак - атаман донской казачьей вольности "завоеватель Сибири" (поставлено в иронические кавычки), положивший начало грабежу Сибирских народов", и это говорит представитель русских коммунистов, запятнавших себя превентивными грабежами.
   Грабить Сибирские народы начал не Ермак, который взимал "ясак" умеренный, щадя бедных жителей. И по грабителям татарское население не складывало бы ни песен, ни легенд и их не обоготворяло.
   А начало грабежей положила Москва в 1595 г. на Сибирское царство и на Иргизское, на 94 города по пяти тысяч сороков (200 000) соболей, по 10 000 лисиц чёрных, да по 500 000 белок (Кеппен - хронологический указатель 1595 года) и Карамзин (Х. С. 198, 199). это огромное взимание количества мехов, при этом вооружённой силой, несравненно более подходит к понятию открытого дневного грабежа и насилия.
   С 1617 года началось спаивание сибирских народов водкой из царских кабаков и это продолжалось до последнего времени, вследствие чего многие из сибирских народов, крайне обеднели, другие же просто вымерли (Калачёв "Поездка").
   Среди былой дворянской шовинистической плеяды историков Москвы ("России") всё же нашёлся единственный писатель - поэт И. И. Дмитриев, который оценил Ермака в своей оде о покорении Сибири, которую он заканчивает так: "но Ты, великий человек! Пойдёшь в ряду с полубогами: из рода в род, из века в век, и Славы луч твоей затмится, когда померкнет Солнца свет, со треском Небо развалится иВремя на косу падёт...".
   И поэтому я задаю себе вопрос: а есть ли в русской коммунистической империи хотя бы один писатель, который бы оценил по достоинству жертвенный подвиг Великого Атамана и его Казаков, ставших бессмертными в истории?
   И к моему изумлению оказалось, что Есть! - писатель В. Сафонов ("Дорога на простор"). Выдержки из этой книги я и привожу из того соображения, что когда образ великого человека освещён не только казаками (свой своему поневоле - брат), но их антиподами, то облик исторической личности принимает более яркое озарение.
   В. Сафонов пишет: "Находились историки, которые выносили приговор: "да что ж, - случайная фигура, вскинутая на гребень исторической волны - обычный наймит Строгоновых"... Есть какое-то оскорбление чувства исторической справедливости в подобных толкованиях. Никогда дело великого значения не может быть сделано ничтожными или презренными руками: это знание несомненное для нас. И возможно ли, чтобы народ четыре века носился с "наймитом", подкидышем славы? Поверить в это так же трудно, как в существование прекрасного здания, утверждённого на... острие иглы!
   Да, навряд, найдётся другое имя, которое глушило бы такой густой бурьян выдумок и небылиц, какими плотно окутано имя Ермака".
   В самом первом, по времени, поминальном "Синодике", который составил в 1621 году, по свежей ещё памяти и по словам живых Ермаковых соратников, Киприан - учёный, архиепископ сибирский, там значится не христианское имя "Ермак". Здесь уместно сказать, что этот архиепископ, изучив высокую нравственную чистоту жизни Ермака, ходатайствовал перед патриархом и духовенством Москвы ("России") о провозглашении и о причислении Ермака к лику святых. Но нужно было знать это "высшее духовенство" лицемерное и пьяное, которое было далеко от христианских Истин.
   "Надо внимательно смотреть", продолжает Сафонов, "подмечать штрихи и черты и тогда перед нами выступят контуры человеческой Судьбы. Какой судьбы? Это большая судьба, - не рядовая, поражающая, и мы убедились в правоте народа - песнопевца, свидетеля и судьи, и возникнет перед нами живой образ Ермака. Особо отмечены смелость его и необычайный дар слова, способность убеждать - "величие". Был он не стар, вероятно, сорока лет. Большая жизнь, однако, была уже прожита им, что было в этой жизни? Не мало дорог избродил он на Руси. Служба при Грозном в Ливонской войне, был участником Донской обороны очень тяжёлого 1569 года, когда всё казачество поднялось на борьбу против полчищ Султана Селима и Крымского хана Девлет-Гирея, угрожавших самому существованию Юга. После этих войн, Ермак уже Атаман, а выслужить это звание трудно. В атаманстве своём он не примкнул к домовитой и покорной Москве казацкой старшине, но возглавлял бедноту на Волге. Поиски простора для себя и голытьбы - было служение Ермака. Народ - песнопевец не ошибся: то был путь и Степана Разина. Ступив на этот путь, Ермак должен был сделать не своё личное, а народное. Чем был сибирский поход в военном отношении? Ничтожность сил и поразительные результаты сделали его мифическим, даже в глазах современников. Лоскутное царство Сибири, стало сильнымпри хане Кучуме. У татар не было огнестрельного оружия, но не надо преувеличивать значение казачьих пушек с пищалями, - были они не дальнобойны и не метки; стрелы же татар не намного ближе, но пробивали доски. А с "огненным громом" татары уже сталкивались раньше, когда воевода Лыченцев, прибывший с целью наживы, после стычки с Махметкулом (племянник Кучума) бежал, бросив свои пушки. Эти, казанского производства, пушки были у Кучума.
   И перед нами выступают черты Атамана Ермака, как вождя и организатора. Дважды в Сибирском походе заколебалось казачье войско: у Тавды, возле последней дороги на покидаемую Родину и на Иртыше, когда, казалось, безумием штурмовать Кучумову твердыню, в сердце ханства. Он справился с этими колебаниями. Он верил в своё дело, знал куда вёл, и зажигал других своей верой. Он был также суров во время страшной зимовки на Сылве и поставил на страже лагеря: "Донской закон" - только в жестокой дисциплине, в предельной организованности, оставался шанс спасти войско, - дожить до весны, отсекая, казня себялюбивых и слабых, кто порвывал и губил войско. И повторил это зимой 1584-1585 г. г., когда ему удалось сберечь казаков от разложения, когда значительная часть стрельцов, пришедших с князем Болховским разбежалась и погибла, и сам князь умер. Спаянная крепкой единой волей, должна быть эта казачья рать, далеко залетевшая. Победу приписывать одной храбрости казаков не приходится, а каким полководческим приёмом Ермак добился этого?
   Железная воля полководца, поражающая врага, неожиданность тактического решения, дерзкая смелость в выполнении, находчивость, умение применить новую хитрость в каждом бою. При Акцибар-Калла, когда ничего не дал обстрел укреплений, Ермак малым войском атаковал в лоб, пустив большую половину в обход. На Тоболе, который Алышай-мурза перегородил реку, то ринулись в стругах "хворостяное войско", сделанное из хвороста, одетое в зипуны чучела, а настоящая казачья сила тем временем обошла с тыла.
   Наконец, самое дерзновенное - весной 1585 г., отчаянный тайный ночной рейд всего войска из осаждённого города, - бросок не на кольцо осаждающих, а на жизненный нерв их, на ставку вражеского военоначальника Кучума-Карачу, далеко в тылу, а сам Ермак остался с горсточкой храбрецов в беззащитном почти городе - лицом к лицу со всеми осаждёнными.
   Были и "жесточь" в битвах не на жизнь, а на смерть с военной силой ханства, не растерявшего ещё традиций Чингис-хана. Легче лёгкого было бы смять, уничтожить казаков, тем более, что жив был Кучум и воины у него были и зелёное знамя "священной войны". А казаки ездили по пяти, по десяти и расширяли свои земли, присоединяя целые княжества, величиной с доброе европейское королевство. "Сбитый с куреня" Кучум, выжигал татарские аулы за то, что они передавались казакам. Мурзы выдали Ермаку полководца Маметкула. Татары вернулись в покинутые очаги, они избрали новую жизнь, жизнь по утверждённому Ермаком Закону Свободы и равенства, с выбранными "атаманами".
   Смелым рейдом маленького отряда, в городишке Тархан-Кала, захвачен Кутугай, ханский приближённый, приехавший собирать дань. Его можно было уничтожить, выведав секреты, можно было объявить пленником-заложником и использовать это с выгодой, поставив условие хану. Всё это было в обычаях времени. Ермак поступил неслыханно: принял Кутугая с почётом, захватил его и заставил развязать язык угощением, проводил его с щедрыми дарами, без всяких условий и вовсе сбил с толку и хитрого мурзу, да и самого хана.
   Как, вероятно, хохотал суровый "батька" с атаманами-помощниками после того, как склонясь до земли, выпроводил безмерно зачванившегося, перед тем смертельно испуганного Кутугая! Было, наверно, не мало крепкого народного юмора в страстной душе казацкого вождя! Его хитрость - всегда быстрая, чуть лукавая находчивость. Махметкул заманил его прочь от воды у Бабасанских юрт, он не спохватился во время - попался. И что же Ермак: велит вырыть скопы. Когда ударили по пехоте скрытая татарская конница, казаки дали залп и "исчезли под землёй" и тотчас ещё второй залп вслед перемахнувшим коням через ров: кругом трупы лошадей и татар. В р. Серебрянке мало воды - Ермак велит перегородить её парусами, и струги пошли по "живым шлюзам...".
   Без всего этого, без таких необычайных черт похода, без выдающихся качеств вождя, голой саблей нельзя было бы взять ханство Кучума.
   Уже победителем и по отношению к побеждённым, с которыми тогда русские не чинились, Ермак вновь повторял случай с Кутунаем; принимая остяцких князей, посадил с почётом их около себя.
   Ермак рисковал головой в первых рядах своего войска под Акцибар-калле, у Бабасанских юрт, под Чувашином мысом, когда нужно было показать пример. В нём была строгая внутренняя красота.
   Драматурги прошлого столетия, в поте лица, сочиняли любовные истории Ермака. Им пришлось нелегко: летописи и предания глухо молчат о разуме князя Сибирского. Но, вот сохранилось: в последнем, беспощадном своём походе он вошёл в Тебенду. Елегай, княживший там, сам вывел Ермаку красавицу дочь, но он отверг живой дар. Мало того - обратился к казакам и пригрозил казнею тому, кто коснётся девушки или чего-либо в городе. Рыцарских романов он не читал, но крутой с другими, сам всех круче соблюдал неписанным закон казачьей службы и уважение личности женщины. В этом законе для него были: долг, честь, слава и сила казачья. Быть благородным с побеждёнными. Пленный, заласканный Кутугай; пленный, залитый предательски казачьей кровью Махметкул, с почётом отправлен в Москву. И мы видим, как умел смирять себя казачий вождь. Дойдя до города Тары, где кочевали туралинцы, он не только не принял у нищих людей скудных даров, но вовсе освободил их от "ясака", какой они платили хану.
   Пусть, как сквозь туман, сумрачным и будто высеченным из камня видится нам образ Ермака, но такой и подобные факты внезапным тёплым светом освещают этот образ. В нём была какая то неизменная основательная домовитость, и она проходила через всю его жизнь. На воинском своём пути он строил городки. Мы узнаём его, как об устроителе Края. Он разведывал богатые недра земли; заводил пашни, сеял хлеб. Сделал перекоп между Иртышом и Вагаем.
   Известно, как Грозный принял посольство Ермака, во главе с Иваном Кольцо: трезвоном всех московских колоколов и провозгласил Ермака "князем Сибирским". А когда князь Болховский вёл в Сибирь не прошенную Ермаком стрелецкую рать, в том же 1584 г. на Каму, к вотчинам Строгоновым полетела грозная грамота, в которой под страхом опалы приказывалось снарядить для плавания в Сибирь пятнадцать стругов. Так не разговаривают с теми, кто принёс первым радость и праздник всей земли.
   Эта грамота должна бы и для глухих провучать надгробным словом над слишком зажившимся, в прежней исторической литературе, мифом о Строгоновых, якобы главный участников завоевания Сибири.
   Характерный факт кичливости московских дворян. Под зиму 1584 г. князь Болхонский привёл было подмогу и самого и значительную часть стрельцов уже зарвыли в мёрзлую землю (ясно, что московиты - "русские" и казаки не с одного теста сделаны, прим. Автора). И опять один "князь Сибирский" Ермак Князь же Болховский до самой своей смерти так и не признал княжеское звание Ермака и только перед последним своим вздохом, назвал его "Тимофеевичем".
   А вокруг никого почти из прежних помощников. Иван Кольцо коварно убит князьком Карача, погибли Брызга и Михайлов, остался один Мещеряк. И думу думает Ермак: казачья сила тает, как воск...
   Знаменительный предлог, с помощью которого удалось заманить в засаду казачьего Вождя. Когда Ермак решил окончательно добить всё ускользающего от него Кучума и плыл с отрядом в 50 казаков по Иртышу, то по берегу, вдруг, показалась группа всадников, которые кричали: "бухарские купцы, которых ты ждёшь, стоят у порога твоей Земли, но Кучум заступил им дорогу". Ермак мечтал продолжить кратчайший торговый путь от Бухары, а через неё завязать сношения с Китаем. И поэтому, услышав от всадников о бухарских купцах, он двинулся дальше по Итрышу. Поднялась страшная буря, ревел ветер, ломая по берегу дубы вековые, волны Иртыша вздымались горами, лил дождь, как из ведра. Казаки прибились, наконец, к островку между Вогаем и Иртышом, усталые, измученные до крайности. Наступила тёмная ночь. Кое-как укрывшись, казаки попадали и заснули последним предсмертным сном.
   Сильна, но беспечна казачья натура, калилась долго на бранном огне, её не смутишь непогодою хмурой, она - богатырь и в бою и во сне...
   Шпионы Кучума между тем не дремали, они проследили казаков и тайной тропой прокрались на островок и стали сонных рубить. Ермак, воспрянул ото сна, отбился от нападающих уже тогда, когда его полусотня была перебита и, не видя иного выхода, бросился в воды Иртыша, чтобы не попасть в плен.
   "Ревела буря, дождь шумел, во мраке молния блистала, вдали чуть слышно гром гремел, но Ермака уже не стало...".
   Спасся только единственный молодой казак Гавриил Иванович Ильин, который будучи под командой Атамана Богдана Брызги, поймал на аркан Крымского хана Девлет Гирея и отрубил ему голову. Он то, прибежав в ставку штаба Ермака, и сообщил роковую весть Атаману Мещеряку.
   Чтобы сокрушить приспешников Кучума, поднявших свои головы после гибели Ермака, Атаман Мещеряк собрал громадное количество повозок, кое-что нагрузил на них и показывал вид, что он отступает на запад, тихонько двинулся. Это дало повод Кучуму окончательно разгромить казачьи силы и он (будучи уже слепым) поручил мурзе Карачу с громадной конницей атаковать обоз Мещеряка, а последний только этого и ждал: увидя несущуюся конницу, обоз свернулся в карре и казаки за повозками затихли. Когда конница подскакала вплотную, вдруг прогремел страшный залп из ружей и пушек. Половина конницы татар погибла. Это была и тризна в память погибшего Вождя Ермака.
   О казаке Иванове сохранился документ следующего содержания:
   "В 1623 году ермаковский казак Гавриил получил ответ от Московского царя на свою просьбу, где царь писал: "в Сибири сорок два года, а преж де того он (Гаврил Иванов) служил нам на Поле двадцать лет у Ермака в станице, и с иными атаманы, и как с Ермаком Сибирь взяли".
   Князья в ужасе сняли тело с помоста и предали земле на Бегишевском кладбище, под сосной. Для погребального пира по Ермаку закололи 30 быков и 10 баранов. Один панцырь Ермака отослали в святилище белогорского шайтана; другой взял мурза Кайдаул; кафтан достался Сейдаку, а сабля с поясом Караче.
   Волшебная сила жила во всех этих предметах погибшего атамана, не враждебная человеку, а доброжелательная ему - помощница в делах, исцеляющая болезни. Шейхи Ислама, обеспокоенные чудесами, творимыми мёртвым Ермаком, запретили поминать его имя и пригрозили смертью тем, кто укажет его могилу. Но свет стоял над ней по субботам, как бы свеча зажигалась в голове. Этот свет видели только татары, простые татары, даже для русских он был невидим (вполне естественно, ибо "русские" далеко жесточее и грабители велики, прим. автора). Ермак не был "мирской мукой", как Степан Тимофеевич Разин; его дорога не была и дорогой Емельяна Ивановича Пугачёва. В разное время они жили, в разных условиях действовали. Но не ошибся народ: народ никогда не ошибается в своих песнях в главном: в оценке великого и основного смысла в делах тех, в ком он полагает воплощённой силу и Правду свою и кого зовёт своим богатырём. Героем остался Ермак не только среди простого московского люда, но главное в татарском народе. Песни, рассказы и легенды сложились как раз те, кого Ермак покорил. Слагали ли песни те народы, которые были покорены Москвой на протяжении многих веков? Нет! История о этом глухо молчит.
   Кольчуга Ермака более 70 лет хранилась в роду мурзы Кайдаула. Летописцы сообщают, что она была исполинских размеров, в длину 2 аршина и пять четвертей в плечах; каждые пять железных колец с изумительным искусством сплетены между собой; на грудях печати царские - златые орлы, по долу и рукавов опушки медные в три вершка; спереди одно кольцо ниже пояса простреляно. Байбашин тайша давал за панцырь десять семей невольников-ясырей, 50 верблюдов, 500 лошадей, 10 быков и 1 000 овец, но Кайдаул не продал панцыря. А умирая, завещал сыну беку Малюту никому не продавать панцыря.
   В 1646 году берёзовские служилые люди отбили на "погроме воровской самояди", у самого устья Оби панцырь. Его привезли в Москву, в котором признали, что он принадлежал князю Петру Шуйскому, убитому в битве с поляками близ Орши в 1564 году и подаренным Грозным "князю Сибирскому". Если верить предположению историка Сибири Бахрушина, то значит, в Москве, в оружейной палате, хранится единственный безмолвный свидетель смерти легендарного атамана, вместе с его телом опустившегося в холодные и мутные воды Иртыша.
   В написанной К. Ф. Рылеевым песни: "Смерти Ермака" - "Ревела буря, дождь шумел, во мраке молния блистала, на ряду с известным историческим фактом смерти, допущена ура-патриотическое четверостишье: "Нам смерть не может быть страшна, своё мы дело совершали: Сибирь царю покорена, и мы не праздно в мире жили!".
   Это не вяжется с психологией Казачьего народа, на протяжении твсячелетий бывших народовольцами, рыцарями Свободы, равенства и богатства, чтобы казаки Ермака только о том лишь и думали, чтобы покорить Сибирь царю, символизирующему рабовладельчество, главе Московского рабского государства. И даже самый советский писатель Сафонов утверждает, что Ермак был символом народовластия.
Чем же отблагодарила Москва легендарного героя Ермака и его казаков? Кроме лжи, что Ермак пошёл в Сибирь для грабежа - ничем, если не считать пресловутого безликого обелиска, поставленного в глухом месте у Тобольска. В память покорения Сибири даже не нашлось во всей обширной стране Сибири какого-либо города, который носил бы имя, признанного всеми государствами земного шара одним из величайших полководцев времён и народов Ермака. Что такое открытие Колумбом Америки? Ехал на корабле, хотя временами и по бурному океану, приехал благополучно к материку, высадился, войн ни с кем не совершал и тем не менее Колумбу чуть ли не во всех городах существуют памятники. А Ермаку, открывшему и покорившему страну -Сказку по богатству недр, лесов, рек могучих, степей - нуль! Вот так "святая Русь!?!?".
   Некоторые скажут, что виноваты дворяне старой царской шовинистической Российской империи, недружелюбно относившимися к Казачьему народоправству. Но, когда рассыпалась и пала власть дворян и настала эра русско-коммунистической "народной демократии", изменилась ли обстановка по отношению к чести и достоинству Казачьего народа? Привожу описание очевидца варварских действий потомков тех московитов ("русских"), которые, будучи непригодными для завоевания Сибири, однако жадно ожидали, когда казаки очистят им путь на Восток для грабежей тамошних племён. Вот это описание: "В один ненастный день 1921 года красноармейский отряд заполнил в Новочеркасске (столица Донской Казачьей Республики, прим. автора) площадь перед Собором, где стоит памятник Ермаку. Возле памятника стояла группа военных и гражданских командиров - коммунистов, решивших произвести экзекуцию над величественным символом былой казачьей славы.
Вяжи!
   Канат обвился вокруг голени Донского богатыря. Двое красноармейцев взобрались на гранитный пьедестал и торопливо обматывали бронзовую талию безмолвного великана. Казалось символичным сопоставление величия исторического прошлого, застывшего навсегда в художественном творении из камня и бронзы, и двух копошившихся живых пигмеев, выполняющих волю тлетворного влияния безвременья. Зрелище привлекало своей необычностью всех проходивших. Толпа народа всё больше и больше сжимала красноармейцев, движимая единым чувством, присущим всякому, не потерявшему нормальный человеческий облик. Как это назвать? Варварство, вандализм или ещё хуже? Кто они, превращающие в безформенную груду одно из лучших художественных творений человеческого гения, вдохнувшего в мёртвую материю целую историческую Эпоху?
   Чем вызвал ненависть у русских коммунистов великий завоеватель Сибирского царства, какие его деяния были не в унисон с теорией Маркса-Ленина, да и какое отношение имеет казачья историческая быль к абсурдной доктрине коммунизма - строить на развалинах прошлого новый мир?
Тяни! - раздалася чья-то команда.
   Длинный ряд красноармейцев нахилился назад, ноги крепко упёрлись в камни мостовой, сотни рук напряглись в едином усилии. Тысячи глаз впились в неподвижную статую, стараясь уловить первое колебание, равносильное смерти. Канат натянулся, как струна. Ермак не дрогнул...Казалось, вид его стал ещё более суровым и величественным, как на картине знаменитого художника казака Сурикова, изображающей битву Ермака с полчищами Кучума, где, как и теперь в живой картине представлено столкновение двух грандиозных сил, двух миров, двух стихий (большевизма и Свободы).
-Раскачивай!
   Волной заколебалась линия красноармейцев и в ритм колебания поднимался и спускался канат.
-Качай!
   Раздражённо, как ударом бича, била по нервам команда экзекуторов. Удары человеческой волны становились всё интенсивнее. Толпа заколебалась от напряжения чувств и всё это людское море, казалось, разбивается о гранитный утёс памятника. Нервы всё напрягались, как канат; руки красноармейцев деревенели, ноги подгибались, а мрачная фигура бронзового великана упирается всё сильнее и сильнее.
- Отставить! - Волна качнулась ещё раз и застыла.
- Послать за тракторами, - командовал старейший из штатских.
   Мрачное осеннее небо становилось темнее от набегавших дождевых тучь, ветер рвал и метал последние листья оголённых тополей и, поднимаясь к золотым куполам Собора, только там смирял свой гнев на несуразность диких людей к светлому прошлому.
   Тягостно было на душе людей, невольно ставших свидетелями канибальских актов над историческим памятником прошлого Казачьего народа. Люди стоически приняли свою обречённость, от настоящего им нечего было ожидать доброго, такова извечная судьба побеждённых, но, глядя на происходящее, они как то невольно связывали своё будущее с вопросом: устоит ли дорогой их сердцу памятник-Казак или им суждено увидеть мёртвые осколки, из которых не возродить его былой облик, а значит, и никогда не быть Казачьей Воле на своей потоптанной врагами окровавленной Земле.
- Тракторы! Тракторы!
   Злобно скрежеща гусеницами, как будто негодуя на применение их силы не по назначению, два огромных трактора иноземной марки, раздвигая толпу, приблизились к памятнику. Рядом с канатом стан Ермака обвила железная цепь. Рванулись железные чудовища, ещё свирепее заскрежетали железные полотнища гусениц, а Ермак как стоял, так стоит и поныне. Молчаливый психологический поединок между советской властью и символом исторического великого прошлого казаков - памятником Ермаку - продолжался недолго (цепи разорвались, неся ранения близ находящимся слугам красной Москву) П. Н. Донсков).
   Большинство писателей прошлого и современного не оставили нам определённого цельного мировозрения и нам приходится самим выбирать между той радостью и той тоской и горестью, которые писатели одинаково изобразили жизнь в своих произведениях. Для разума нашего остаётся великое недоумение: и величие океанов, морей, гор и красота природы, то ликующей, то равнодушной со цветами весной и снегами зимой, мы не можем примирить всё это с грустью и слезами с немолчным беспокойством озверевшего человека.
   Если бы знать...если бы знать...вздыхают многие. Но мы не знаем. И тайна мироздания окружает нас. Роковой разрыв идеального и звериного угнетает душу. Порывы к вечному, которое лучезарно, проникающая мир Божья красота, - и плен у Смерти и ужаса; рабство у временного, пошлого и окаянного, которое так опасно для Духа!!! Через эту страшную бездну, через это роковое зияние пропасти может перекинуть мост одна только могучая Вера!
   И знаменательно то несомненное, что не те, кто стоят на берегу и видят равнодушно чужую гибель, но сами гибнущие, сами страдающие всё таки славят жизнь, считают её прекрасной, хотя и запылённой, надеются на неё и питают к ней глубокое доверие.
   Такова извечная Вера! Всё на Земле терпеливо ждёт слияния с Правдой и Милосердием. О, великое терпение Человечества! Оно верует, верует горячо и страстно, что если оно и не знало в своей жизни радостей и утомлено за свои долгие с страдальческие века, то наступит, наконец, Великий отдых Человечества! Будем верить!
   Со смертью Ермака, Казачье Дело не умерло. Могучий духом Мещеряк умел сохранить остаток войска. Он несколько отвёл его на запад, дал ему отдых, оградил его укреплениями. Татарское население уже привыкшее к мирной жизни при Ермаке, почитало также могучего богатыря не за его страшную силу, а за ласковое обращение к бедному населению, отказывалось от приказов князьков преследовать казаков Атамана Мещеряка, а сам Кучум возбуждал к себе ненависть населения за то, что он сжигал улусы за их неподчинение. Среди татар возникла междоусобие, нашлись претенденты на ханский трон; были попытки на убийство Кучума, вследствие чего он вынужден был бежать в Бухару, где он был убит.
   Гибель Ермака произвела страшное удручающее впечатление на казаков, которые, в числе свыше двух тысяч, не пошли в поход и остались в Сылве Некоторые говорили: "по нашей вине погиб Атаман, мы как трусы скрылись под бабьими юбками, погубили честь казачьих и вековую славу". И сперва десятки, а затем и сотни потянулись на Восток, к войску Мещеряка. Силы казачьи быстро росли. К ним из Северного поморья, где обосновались бежавшие после разгрома Великого Новгородом Иван III новгородцы, а также поселившиеся там Донские казаки, бежавшие после погрома Дона ханом Мамаем в 1380 году. Все эти люди, прошедшие через тяжёлую жизнь, сильные волею, закалённые в холоде Севера, прекрасные мореходы, также целыми ватагами потянулись на Восток, в сказочную богатую Сибирь, на её широкие пространства, подальше от окаянной Москвы. С ними потянулся и торговый люд, на той же новгородской и казачьей народной толпы.
   На протяжении всего лишь десяти лет, казаки подчинили огромную территорию по Оби, Иртышу и Енисею, занятую кочевыми тунгусскими и самоедскими племенами (ненцами). Самоедами они назывались не потому, что съедали один другого, а потому, что жили за собственный труд, не обращаясь за помощью других племён и не прибегали к военным действиям, - "сами себя снабжали", а не занимались людоедством.
   Царь Грозный зорко следил за развитием движения на Восток казаков-землепроходцев, ибо с уходом с Поморья Новгородцев и Казаков, с ними ввязались и агенты - купцы Англии, ведущие с Грозным интенсивную торговлю через Архангельск. И английское правительство решило перехватить путь к сказочным богатствам Сибири, откуда, начиная с посольства Ивана Кольцо шли в Москву меха соболей и различного рода пушнина. А эти меха ценились выше золота. Грозный отлично понимал, что для колонизации просторов Сибири, народ Московии совершенно непригоден и посылать туда воевод со стрельцами, значит повторить бесцельно и позорно опыты экспедиции Ивана III и его самого. Даже посылка князя Болховского для подмоги Ермаку, кроме вреда ничего не принесла, ибо сам Болховский не принимал участия в походах, его же "рать" в боях сказалась трусливой и ненадёжной, и кроме того неприспособленной к холодному климату, почему стали быстро люди умирать. В общем эта "рать" сказалась для Ермака паразитарной: съедали только хлеб. И когда приближённые советовали всёже царю послать огромную рать с воеводой, то Грозный приходил в страшнейший гнев и с раздражением говорил,что все воеводы, взятые все вместе, не стоят и одного Казачьего Атамана Мещеряка, которому он слал ласковые грамоты, в одной из них он назвал Мещеряка даже "великим атаманом", - Грозный был не только грозным, но когда надо, то и хитрым.
   При дворе Грозного был аккредитован дипломат Англии Флетчер, очень умный и проницательный человек, предвидевший, что после смерти Грозного, когда не будет сильных сдерживающих начал, в лице дегенеративного наследника Фёдора, то Московское государство будет вовлечено в анархию, о чём он и доносил своему правительству.
   С этим дипломатом Грозный любил беседовать откровенно, тот тоже отвечал ему той же откровенностью. И когда Флетчер указывал Грозному на необходимость смягчить политический режим, ссылаясь на конституцию Англии, то Грозный говорил, что русский народ, составленный из различных племён, ещё неспособен воспринять свободные учреждения государства и добавил, что прожили мы восемь веков и нужно ещё восемь, чтобы привести в порядок русский народ. "Ведь это - скот, которым управлять нужно не деревянной, а железной палкой". Это определение повторил затем и Пётр I.
   Символом власти Грозного в действительности существовала не деревянная, а железная "клюка", с сильно заострённым концом, и когда Грозный не доверяя другим, допрашивал государственного преступника, то вонзал свою "клюку" в правую ступню ноги, а после допроса, иногда взбешённый, ловко пробивал клюкой висок головы. Таким ударом он и убил своего старшего сына, дерзнувшего обвинить отца в бессмысленных жестокостях.
   Когда же Флетчер указывал на республиканский образ правления казаков Дона, Яика, Терека и Запорожья, то Грозный говорил, что казаки - особый народ, они в веках срослись со свободой, и я с ними охотно сотрудничаю и не пытаюсь воздействовать на их республиканский образ правления, ибо они, защищая свою свободу, защищают и рубежи Московского государства. Но и казакам нельзя давать слишком широкую волю, так как дай им право, они сразу же превратят государство по их законам и традициям и сказачат всех русских, что же тогда мне делать - царю? Объявить себя казачьим атаманом? - заканчивает царь, смеясь.
   В "Очерках по истории русской культуры", историка Милюкова, на стр. 97, довольно ясно указывается на беседы царя с Флетчером. Это изложено так: "Тот самый Иван Грозный, который дал национальным идеалам такую эффектную санкцию (преемственность Византийской империи), в разговоре с одним иностранцем, не находил слов достаточно резких, чтобы характеризовать низкий нравственный уровень своих подданных. А когда его собеседник с недоумением напомнил царю, что и сам он русский, то Иван решительно ответил, что он вовсе не русский, а немец, так как происходит от Пруса. Немудрено, что последовательные националисты в XVII века, порицали Ивана IV за его Западничество, вместо того, чтобы преклониться перед ним, как перед национальным героем народной легенды".
   Нужно сказать, что сам то "русский национализм", тоже искусственный. Когда наследство передаётся от первой бессознательной древней поры ко второй уже сознательной, и когда этот национальный идеал воплощается среди более или менее единого этнически племенного народа, то таковой национализм можно считать нормальным, результатом воздействия которого и возникает среди народа чувства патриотизма. Но какой же "национализм" может быть среди государства, собранного методом кнута и крови и, вдобавок, превращённого в рабское состояние, из многочисленных племён, разделяемых не только по вере, обычаям, традициям, по языку, морали, культуре, по социальному устройству, но даже физическому облику? Ведь народная память о прошлом очень живуча, и даже через многие века какой-либо черемис вспомнит, что он тюрского происхождения, мордвин - что он финского происхождения, новгородец или белорусс, что они славянского происхождения и т. д., не говоря уже о поляках, латышах, литовцах, казаках или кавказских народах. И по этому, мы знаем из многих исторических фактов о выступлениях так называемого "христолюбивого российского воинства" на внешних фронтах, на почве искусственного "национализма", под барабанный бой: "гром победы раздавайся, веселися храбрый росс", чувства "патриотизма" раздувались заманчивыми перспективами грабежа и насилия побеждённых народов.
   Вот почему, царь Грозный, как один из многих правителей России, тонко понимал, что управлять сбродом, который он сравнивал со скотом, возможно только железной дубиной и довести этот конгломерат к государственному самосознанию через "восемь ещё веков" (но, кажется, что этот срок недостаточен). Знал царь так же отлично, что народ Московии очень силён в рабстве, и абсолютно слаб в свободе. Он говорил Флетчеру, что "русский" народ ленив, лукав, грязен, жаден, своекорыстен, лжив и дай ему только свободу, то перережут горло друг другу.
   Эту психологическую черту царя Грозного, в оценке социальных вопросов Московии, прекрасно усвоили от первого основателя большевизма, современные коммунисты русские (большевики) и достойный ученик Грозного - Сталин, на своей кровавой практике, ярко доказал, что он - ученик - превзошёл даже своего учителя (убил свою жену в своём кабинете).
   Перейдём к изложению исторических фактов о том, что же делали последователи Ермака и Мещеряка в Сибири? 28 июня 1621 года казак Супонька Васильев с товарищами привели с Нижней Тунгуски, из племени буляшей атамана (заложника), который рассказал, что племя их кочует по р. Оленёк, близ большой р. Лены. Там живут "большие люди", торгуют железом и соболями. Весть о богатствах всколыхнула всех. И тогда же был отправлен на р. Оленёк отряд, во главе казака Иапнп Кокоулина; к нему присоединился отряд казака Григория Семёнова. Кокоулину был наказ: "узнать у бурятов: сколько они сильны, какой бой у них (оружие), какие угодья и земли и какой путь в землю их горней или водяной, на одном месте они живут или кочуют".
   В начале 30-х годов часть казаков Кокоулина привезла 733 соболя.
   Летом 1624 года, партия промышленников "русских" Ивана Зорина и Сидора Водянникова, пыталась проникнуть на Лену, но была уничтожена племенем шилягиров. Через 4 года такая же участь постигла ватагу торговцев Владимира Шишки.
   По видимому, метод подхода к племенам был различен между казаками и московитами ("русскими"), обычно набрасывающимися: "грабь награбленное".
   В 1632 году сотник Пётр Бекетов заложил на берегу Лены острог, сыгравший исключительно важную роль в освоении северо-востока Азии. На месте этого острога в 1686 году был построен семибашенный город Якутск.
   Якуты были самым многочисленным и культурным народом Сибири. Занятие: скотоводство, охота, кузнечное, гончарное дело; жили в деревянных юртах. Социально разделялись на богатых и бедных. Якуты были очень воинственны и сперва отказались платить ясак. Собралось войско до 700 воинов. Произошло сражение, отряду Галкина и Хабарову пришлось отступить, но к весне гарнизон усилился. Боясь мести, участники восстания пытались бежать, но Галкин поехал в улусы и уговорил якутов покончить миром. Было восстание в 1637 и 1642 годах, когда вмешивались "русские", но опять положение спасли казаки и летопись важно гласит: "Якутская земля подошла под царскую высокую руку, в вечное холопство навеки и неотступно". Какое чванство за счёт казачьих трудов и невинной крови. После якуты стали переходить в христианство, а казаки охотно жениться на якутках.
   Якутские тойоны (князьки), когда казаки стали защищать якутскую бедноту, перешли к "русской" администрации и вместе с нею помогали "русским" воеводам угнетать свой народ и покорять другие народности Восточной Сибири.
   В 1633 г. Иван Галкин послал казаков Ивана Казанца, Михаила Стадухина и Постника Иванова с товарищами. В Жиганске собрался большой отряд. Возглавил его казак Илья Перфильев, ему и принадлежит честь открытия морского пути на Оленёк и Яну. Собран был большой "ясак".
   Соучастник, сперва Перфильева, казак Иван Ребров, проложил морскую дорогу к устью р. Индигирки, одной из самых больших рек Сибири и завершился большими географическими открытиями. В челобитной царю Михаилу Ребров писал, что "преж меня на тех тяжёлых службах на Яне и Индигирке не бывал никто".
   В 1637 году был совершён первый сухопутный поход казаков на Индигирку, во главе с казаком Посником Ивановым, они перевалили Алданские горы и достигли р. р. Яны и Индигирки, подчинив тунгусское племя дамутов, помирив здесь якутов с юкагирами, враждовавших между собою. Поснику Иванову удалось морским путём добраться до устья р. Колымы.
   Ещё в 1636 году "для прииску новых землиц" прибыл на Алдан отряд казака Дмитрия Копылова. Поставив зимовье, он стал собирать "ясак" с тунгусских племён, но многие из них уже платили в Ленский острог, и на этой почве между Томскими и Енисейскими казаками происходили кулачки.
   Узнав от тунгусов о богатой соболями области "Ламы", что значит на языке тунгусов - море-океан - Копылов послал туда 32 казака во главе с Иваном Юрьевичем Москвитиным. За отрядом увязалось много промышленных и торговых людей с Алдана. Москвитин направился по р. Мае, перешёл затем на её приток Юдожу и после двухмесячного плавания перевалил через хребет Джугджур. С истоков реки Ульи казаки прошли до берега Охотского моря. Казак Иван Москвитин и его сотоварищи были первыми, достигшими Великого Тихого океана.
   На берегу океана они основали зимовье и построили суда. Походы совершали по побережью. Собирали сведения о населении, его численности, о природных богатствах. Местное население сообщило казакам о большой и славной реке Амур и достигли её устья, узнали о Шантарских островах и о Сахалине, на которых живут, по рассказам тунгусов, бородатые люди снатырки. О всём замеченным Москвитиным составил ценное описание. Особенно интересны описания его помощника Нехорошко Колобова. Касаясь рыбных и пушистых богатств края, он писал: "А те де реки собольные, зверя всякого много и рыбные, а рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбунья столько до её множество, сколько невод запустить и с рыбою никак не выволочь. А река Охота быстрая, и ту рыбу в той реке быстротою убивает и вымётывает на берег, и на берегу её лежит много, что дров".
   Поход Москвитина к Тихому океану завершил общее легендарное движение, начатое гением "князя Сибирского" Ермака. Территория - Гигант, протянувшаяся от Уральских гор с Запада на Восток на четыре тысячи вёрст, была пройдена, обследована, обстоятельно описанная казаками всего лишь за 60 лет. Вот это, действительно, славный путь настоящих колонистов, которые, воплотив метод Великого Атамана Ермака и его мудрость "Донского присуда", что всяк всякому равен почти без сражений и крови, а лишь сердечным отношением к порабощённым князьками племенам, дали возможность России приобрести страну-сказку, за что эта Россия отплатила казакам чёрной неблагодарностью, а местному населению - рабством.
   Возникает естественный вопрос: стоило ли казакам покорять огромную страну, нести великие трудности, опасности, гибели от холода, а иногда и голода во льдах и бурях? И приходится, со страшным душевным надрывом, ответить: НЕ СТОИЛО!
   Люди "русские" - скоты, как их именовал Грозный, а затем и Пётр I , недостойны оказались этого великого подарка.
   И вот, в 1638 году из Москвы на Лену поехали царские воеводы: стольник Пётр Головин, Матвей Глебов и дьяк Ефим Филатов "володеть и править". Обоз этих будущих грабителей и взяточников растянулся по всей Сибири. Воеводы двигались медленно из "страха иудейского" и прибыли в Якутск лишь через три года. Теперь, отдельные казачьи отряды, посылавшиеся на р. Лену, невольны уже были собирать "ясак" по своему усмотрению. Якутским воеводам поручалось всемерно "заботиться" об открытии новых земель и подчинения новых народов.
   Так называемая "десятинная казна" составила за 1638-1640 г. г.: 12 573 соболя, ценой 19 642 рубля (если эту цену перевести на современную, то пришлось бы приставить ещё четыре нуля, что составило бы 196 миллиардов), а за 1640 год сбор дал: 23 969 соболей, 24 377 соболиных пушков, 398 хвостов, стоимостью 28 331 рубль. Грабёжь начался... Ещё в 1633 году казак Ерофей Хабаров организовал на реке Куте, притоке Лены, большую солеварню; под Якутском начались поиски железных руд. Силами ссыльных (и таковые появились) и промышленниками возделывались пашни для снабжения хлебом казачьих гарнизонов за их же счёт, путём продажи.
   В 1643 году отряд казаков Пояркова пришёл на Амур. Страна эта, изобилующая рыбой, скотом, хлебом и овощами, а также зверями показалась сказочной. В 1650-1653 г. г. отрядом казака Ерофея Хабарова было окончательно освоено всё Приамурье.
   Ленские казаки сложились ещё до основания Якутского воеводства. В трудных походах они прошли отличную боевую школу. Они изъездили вдоль и поперёк Землю, знали "всякие водные и пешие пути", исследовали "новые реки и землицы". За службу казаку выплачивалось жалованье на год: 5 рублей, пять с половиной четверти ржи, четыре четверти овса и один и три четверти пуда соли, что не хватало одному казаку, а многие обзавелись семьями.
   Казачья служба проходила на далёких службах, в отъездах на дальние реки, в походах. Привычным было переносить холод, голод, нужду, отказывать себе в самом необходимом. Борьба с суровой природой закалила казаков, а по натуре они были смелы и мужественны. Только таким людям было под силу совершить великие дела открытия Сибири и этими подвигами должна была бы гордиться даже дикая "Русь", но этого не было ни тогда, ни теперь. Но всё же большим событием в жизни казаков было разрешено царём Михаилом подавать ему непосредственно "челобитные" (прошения) о своих "нужных службишках". Это был единственный способ получить награду или повышение в чине. Подавались челобитные даже на несправедливость воевод.
   Ещё летом в 1638 году на Лену прибыл отряд Енисейских казаков сотника Петра Бекетова. Среди рядовых чинов был Семён Иванович Дежнёв - потомок тех Донских казаков, которые после погрома хана Мамая на Дону, бежали на Беломорье, где осели на р. Пинеге. Вот оттуда то Дежнёв и появился в Земле "князя Сибирского".
   В 1640 году батурские якуты совершили набег на соседей мегинцев, уводили коней, коров и убивали людей. Потерпевшие обратились к Атаману Осипу Галкину за помощью, который был заинтересован в мире племён, ибо нарушалась задержка "ясака" - государевой дани. Галкин, зная волевого и мудрого в этих делах Дежнёва, послал его с наказом: " разделить их без порчи и без драки". Лишь в крайнем случае применить оружие. А казакам говорил: "издичи дорогою иноземцев обид и насильства не чинить, никоторого дурна не творить и к ним иноземцам напрасно не примётываться". Дежнёв с задачей прекрасно справился. Таким образом, мы видим этого казака в большой роли примирители племён и ему и в дальнейшем приходилось выступать и каждый раз его настойчивость и волевой характер, при наличии сильной обаятельной фигуры, побеждал. В особенности было трудно утихомирить восстание якутов. Удачные походы "мира" сказали большое влияние на дальнейшую судьбу Дежнёва. Его заметили и он стал получать ответственные задания.
   Дежнёв в 1641 году был назначен служить на реку Оймекон, самое холодное место Земного шара, где морозы доходили до 60 градусов по Цельсию.
   Отправляясь на Оймекон, Дежнёв подал "челобитную" царю: "оружие, одежду,обувь и хлеб казакам опять пришлось покупать за свой счёт во всяком служебном подъёме "стал нам, холопам твоим по 150 рублей". С Оймека Дежнёв прислал ясак полностью.
   17 июля 1642 года на Лену пришёл из продолжительного плавания по морю, казак Елисей Юрьевич Буза и рассказал о богатствах "новых землиц". Знаменитый мореход, кроме государственной казны, привёз 1 080 соболей, 280 соболиных спинок, 4 соболиных шубы, 9 соболиных и лисьих кафтанов, а также сведения о том, что у устья р. Нероги, впадающей в море, недалече в горе - серебрянные руды. Интерес к серебру был общий, так как на основе медных монет произошёл даже в Москве "медный бунт" населения, - трудно было таскать медь в мешках.
   О реке Нероне, однако, временно забыли, а устремились к большой реке на Востоке и о её богатствах - Колыми, куда Михаил Стадухин и Семён Дежнёв и прибыли, соединившись с отрядом казака Дмитрия Зыряна - душой этого смелого предприятия, которое дало возможность получить достоверные сведения о северо-востоке Азии, что земля, лежащая к Востоку от Лены, гигантским выступом уходит в океан, который омывает её с двух сторон. И через год Стадухин и Дежнёв, идя по течению р. Индигирки, достигая "Студёного" моря-океана и, пробравшись сквозь льды, ещё дальше на северо-восток, услышали от колымских жителей, что истоки этой реки находятся на "камне" (хребте) и что за ним течёт река Челдон (Гижига), впадающая в море. Добраться до конца этого гигантского "камня" - горного хребта стало заветной мечтой казаков Зыряна и Стадухина. Но им не суждено было побывать на самой крайней северной точке "камня". А удалось лишь казаку Семёну Дежнёву. И тогда он вырастает в величественную фигуру энергии, воли и великой цели географического открытия "мыса Дежнёва".
   Стадухину вместе с Дежнёвым также удалось открыть против устья Яны и Индигирки остров "Новой Земли".
   Казаки-мореходы ездили на судах, которые назывались "кочами". Это - деревянные однопалубные, с одной мачтой, морские корабли, хорошо приспособленные к условиям плавания. При хорошей погоде мореходы совершали на кочах далёкие рейды, пересекая бухты и моря. У них был компас, который назывался "маткой" (которая ведет и направляет). Имелся при "коче" и лот, облегчающий им плавание вдоль берегов, в местах с чрезвычайно неровным морским дном, лот указывал глубину. Делались "кочи" из сухого соснового леса, упругого и гибкого при сжатии льдами. В длину судно имело 18 метров, в ширину 4 метра, поднимало груз 2 000 пудов. Экипаж 10-15 человек. Ходили "кочи" под парусами 13 метров высоты и 8 ширины, был якорь.
   Отправляясь в поход на море, где "кручины великие и ветры страшные раздирные", казаки брали запасных 2-3 паруса и инструмент: долота, скобки, топоры, свёрла, пилы, гвозди. Лёгкий и послушный коч на волне всё же был неустойчив во время бури, требовалось страшное самообладание и отвага. Морские экспедиции между Леной, Колымой и Анадырём, на протяжении почти в 6 000 километров, то есть примерно равного пути из Европы в Америку, совершались казаками. По трудности и опасности этот морской путь нельзя сравнить с Атлантическим. Здесь царствует ледяная стихия. Лёд нагромождаясь друг на друга, каждый миг может стать роковым для судна и экипажа. Моря полны подводных мелей, скал.
   Летопись морской истории сохранила имена людей совершавших этот величественный подвиг...Их сотни.
   Наиболее прославился смелыми походами казак Иван Ребров. Его товарищ Тимофей Булдаков, один из первых водил караваны судов от устья Лены на Колыму. В 1650 году он предпринял полное героизма плавание по морю Лаптева.
   Чтобы иметь представление, что такое за люди были казаки Ермака и их последователи, приведём пример из жизни Булдакова. В 1649 году он повёз жалованье казакам из Якутска на Колыму. Лето он плыл вниз по Лене и зимовал в Жиганске, на другой год к июню дошёл до моря; к концу августа просекаясь сквозь льды, доплыл до Святого Носа, так назывался мыс между Яной и Индигиркой. В море стояли большие льды. Начались "ноче-мержы" (смерзание воды). Против устья р. Хромой пять кочей вмёрзли в лёд. Вместе со льдом их понесло в море и земля скрылась. Когда лёд стал держать человека, казаки разошлись искать Землю. Шторм сломал лёд и пять дней снова носил по морю. Люди болели цингой. Из помятых льдом кочей вынесли запасы. Решили льдами идти на Землю, но Булдаков не хотел кинуть казну, порох, свинец и медное казачье жалованье. Их тоже понесли на себе. Шли девять дней, через раздолье сделали нарты и лыжи. Так добрались до зимовья возле Индигирки, но купец Стенька Воропаев попрятал свой запас пудов 50 хлеба и выкупил весь корм у туземцев, чтобы никто не мог накормить казаков (узнаем "христолюбивую" русскую душу, - тут русский дух, тут Русью пахнет").
   Люди Булдакова просили хлеба, давая на себя кабалы, скидали с себя одежды, и Воропаев..." смилостивился: "продрал немного муки по пять рублей за пуд. За эту баснословную, по тем временам, цену можно было построить пять городских башень.
   Булдаков прожил на Индигирке до великого поста, кормясь корой и выпрошенной у туземцев юколкой - мёрзлой рыбой, но всё-таки пошёл и добрался до Колымы и выдал служилым казакам жалованье за два года. А за год до того, казак Семён Дежнёв выплыл из устья Колымы (двадцать лет служил в Сибири и выслужил в сибирских стычках девять ран). В море, за Колымой, буря понесла коч Дежнёва. Земля, тянувшаяся бесконечной грядой с Запада на Восток, от самого берега по морю и ещё дальше, внезапно оборвалась. Море повернуло на Юг, и уже не над скалами, а над волнами чертило Солнце свою низкую дугу. Красная неширокая дорожка бежала по волнам к Солнцу. Ток воды, словно невидимая река, понёс Дежнёва по тому открывающемуся морскому пути за Солнцем к Югу. Пройдя проливом, долгое время спустя (80 лет), названным - не очень справедливо - Беригновым, Дежнёв сделал великое географическое открытие: доказал, что Азия не сливается с американским материком. А в это время другой казак Ерофей Хабаров, шёл на четвёртую великую азиатскую реку Амур, места которой назвали казаки "подобно райским".
   Раньше, чем отправиться с Дежнёвым в опасное путешествие, вдоль незнакомых берегов Чукотки, казаки прошли более трёх тысяч километров по морю Лаптева и Восточно-Сибирскому, то есть примерно половину расстояния, пройденного моряками Колумба, без страшных встречь со льдами и бурями.
   В документах Дежнёва встречается целый ряд наблюдений над условиями плавания у берегов далёкого северо-востока. Намётанный глаз Дежнёва, подметил самые существенные признаки северо-восточных морей о их ледовитости, о двух океанских водных потоках и их противоборствующих течениях. Такими наблюдениями не обогатили ни Колумб, ни Васко-ди-Гама, ни даже Магеллан, который открыл Южный пролив, связывающий Атлантический океан с Тихим.
   Поход по Великому "море-окияну", от устья Колымы начался 20 июня. Три месяца Дежнёв плыл по Чукотскому и "Беригову" морям, не встречая льдов. После бури, серьёзно потрепавшей его в районе Шелагского мыса, "первого Святого Носа", Дежнёв продолжал путь.
   1 сентября суда Дежнёва достигли мыса, ныне носящего его имя. Это было самый восточный мыс Евразийского континента. Здесь обрывался гигантский кряж Чукотского хребта. В 80 километрах отсюда, через узкий пролив, разделяющий континенты, начиналась Америка и сходились воды Ледовитого и Тихого океанов. Дежнёв продолжал свой путь в направлении на Анадырь. Едва скрылся берег, налетела буря, разметавшая суда, вспоминал затем Дежнёв: "на море разнесло нас без вести". Остался один коч и бурей был выброшен на берег 10 окрября, осталось всего 24 казака. "И шли мы, - пишет Дежнёв, - всё в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны и босы и попали на Анадырь реку, рыбы добыть не смогли, лесу нет и с голоду мы, бедные, врозь разбрелись".
   На "новой реке" казаки (осталось 14) чувствовали себя полными хозяевами. Нигде - ни в верховьях, ни в низовьях - не было русских. В один весенний день 1650 года, казаки увидели упряжки собак и оленей. Перегоняя друг друга и что-то крича на ходу, к зимовым приближались люди. Это был отряд казаков Стадухина.
   В 1652 году Дежнёв, после завистливого Стадухина, с прибывшими мореходами Никитой Семёновым, Армёмом Солдатовым, Кокоулиным, Василием Бугор, поплыл вниз по Анадырю, достиг моря, где располагалась "корга" (отмель), дежнёвцы ахнули: на отмели лежали, подобно большим дровам, моржи. А клыки их и моржёвая кость ценились на вес золота. Летопись гласит: "Открытие Дежнёва и Семёнова принесло царскому двору большую прибыль и надолго удовлетворило его".
   Приближалась четвёртая годовщина пребывания казаков на Анадыре. В "государевом амбаре" скопилось не мало соболей, лисьих шкур, сотни пудов моржёвой кости. Ещё два года странствовал Дежнёв по северо-востоку, но в 1662 году его потребовали в Якутск. 20 лет прошло с тех пор, как Дежнёв выехал из Якутска. Большой, трудный, но славный путь проделал он. Дежёв привёз с собой большую "костяную казну" - 159 пудов. Это было огромное состояние.
   На Дежнёва возложили обязанность громадную "государеву казну" соболей, лисиц и прочую пушнину и кость моржа, отвезти лично в Москву. Какие порядки были, видно из того, что Дежнёву не было уплачено жалованье за 19 лет. Всего причиталось Дежнёву 128 рублей. Эта сумма была настолько значительная, что по этому случаю был составлен на "челобитную" Дежнёва "доклад" бояр. На следующий день получил Дежнёв 38 рублей 22 алтына и 3 деньги, да сукнами - две половины тёмных и вишнёвых мерою 97 аршин с четью, по цене 86 рублей 17 алтын, а за 31 пуд кости царь распорядился выдать "против его челобитья" соболей на 500 рублей.
   Было бы смешно думать, что царь оказал милость Дежнёву, выдав такую громадную сумму. Моржовая кость, добытая трудами казаков, стоила 17 340 рублей.
   Дежнёв подал ещё "челобитную" о своей долгой службе. Через 12 дней состоялось царское решение: давать жалованье 9 рублей, 7 четвертей ржи, 4 четверти овса, 2 пуда соли в год. Якутскому воеводе была направлена грамота о назначении Дежнёва атаманом.
   Ещё долгое время служил Дежнёв в Сибири. И снова был назначен везти "государеву казну". 25 декабря, проделав путешествие, продолжавшееся полтора года, Дежнёв прибыл в Москву, а в начале 1673 г. скончался в Москве этот великий казак-мореход. После него остались два сына: Любим и Афанасий.
   Во имя исторической справедливости, надлежит привести хотя и не полный список казаков-землепроходцев по Сибири, но хотя бы самых замечательных. Вот они по алфавиту:
Абакаяда Сичю - первая жена С. И. Дежнёва
Алексеев Третьяк
Анкудинов Герасим
Арбутов Иван
Артёмов Сергей
Баранов Иван Авраамович, построивший форт на Аляске
Беляша Иван
Борисов Степан
Бугор Василий, вождь восставших казаков в Якутске против воров воевод Головина и Пушкина.
Буза Елисей - десятник
Булдаков Тимофей
Бурлак Василий - пятидесятник
Бутаков Игнатий - пятидесятник
Васильев Дмитрий
Васильев Супонька - пятидесятник
Ветошка Федот
Вилюй Степан
Ворыпаев Никита
Гаврилов Второй
Галкин Иван, казачий атаман
Галкин Осип - казачий атаман
Горелов Андрей
Григорьев Лаврентий
Грицков Иван
Дежнёв Афанасий - сын С. И. Дежнёва
Дежнёв Любим - сын С. И. Дежнёва
Дежнёв Иван - племянник С. И. Дежнёва
Дежнёв Семён Иванович - казачий атаман
Дунай Константин
Ерастов Иван
Ермак Тимофеевич - Атаман Казачьих войск.
Зырян Дмитрий - руководитель морских походов
Иван Курбат - казачий сотник
Иванов Посник
Иванов Шалам - пятидесятник
Казанец Иван
Козлов Прокофий
Кокоулин Бажан
Кокоулин Павел
Колобов Нехорошка
Калуга Прокопий
Кондратьев Никита
Кольцо Иван - казачий атаман - помощник Ермака
Краснояр Прокопий
Лама Ларион
Метлик Иван
Мещеряк - Атаман Казачьих войск, после Ермака
Мокрошубов Панфил
Москвитин Иван - руководитель первого похода к побережью Охотского моря.
Мотора Семён - глава сухопутного отряда, от Нижне-Колымска до Анадыря
Немчин Роман
Никитин Аника
Никитин Устин
Осипов Артём
Пермяков Андрей
Пермяк Фома
Пермяков Яков
Перфирьев Илья - пятидесятник
Петриловский - казачий атаман
Пинега Иван
Проклов Кирил
Пулаев Иван
Ребров Иван Иванович
Рожа Елисей
Семёнов Григорий - пятидесятник
Семёнов Никита - друг С. И. Дежнёва
Серебряник Остафий
Сергеев Иван
Солдат Артемий
Сорокоумов Семён
Стадухин - казачий атаман
Стадухин Нефед
Суздальцев Кузьма
Телицин Максим
Филиппов Данила
Фофанов Григорий
Хоритонов Селиван
Хабаров Ерофей - по имени которого назван город Хабаровск
Хомяк Третьяк
Чистяков Дружино
Чикичев Фёдор
Чурка Фёдор - пятидесятник
Чюфарст Семён
шелковник Семён
Шестаков Андрей
Щукин Пётр - спутник

ОСОБЫЕ ПОДВИГИ КАЗАКОВ-МОРЕХОДОВ

   В 1679 году, один из бесстрашных казаков, сотник Иван Кобелев, с партией таких же отважных казаков, решил отыскать новую "Большую Землю", которая, по рассказам жителей на крайнем Востоке лежит за "окияном".
   Построив большие кочи, удальцы, совершив молебствие, двинулись на Восток по компасу. В океане их настигла буря и они были выброшены на один остров (Гвоздевский). У местных жителей они узнали, что на берегу "Большой Земли", в деревне Кинговой, на реке Хеувереи, живут какие-то люди, они носят бороды, поклоняются иконам и молятся по каким-то своим книгам. Казаки решили найти этих "бородачей", а сотник говорил, что это безусловно наши братья-казаки, которых занесла буря, и отряд двинулся. Прибыв к деревне Книговей, они были радостно встречены "бородачами", которые оказались потомками казаков, из экспедиции Семёна Дежнёва, когда у него бурей разнесло все кочи в разные стороны и он доносил: "изгибло 667 человек и без вести стали" в 1648 году. Таким образом была открыта большая Земля - АЛЯСКА. Сотник Кобелев с партией остался на Аляске, куда стали переселяться казаки с Чукотского полуострова и Анадыри, образовав большую станицу.
   Страну Аляску Российское Правительство продало за 19 миллионов Соединённым Штатам Америки, абсолютно забыв из этих миллионов уделить хотя бы тысячу рублей на постройку памятника сотнику Кобелеву, а преемники этого правительства за то, что казаки, мирно освоили всю богатейшую Сибирь, стараются физически уничтожить казаков, чтобы их труды присвоить самозваному "русскому народу".
Из Аляски казаки большими партиями проходили до границ даже Мексики, и на месте нынешнего города Сан-Франциско, они построили свой хутор, под названием "Добрая травка", по испански - Хибра Буена.
   В 1697 году Атаман Владимир Атласов с двумя помощниками: Лукой Морозко и Данилой Анциферовым, а с ними 60 казаков, решили поискать новую "Землицу" на Востоке.
   С большими трудностями, с обозом на оленях, они перевалили через Становой хребет и вошли в совершенно неизвестную местность для европейцев, к Панжинскому заливу, где произошло столкновение с местнымси жителями юкагарами. Сам Атласов был ранен и с ним 8 казаков. Когда раненые поправились, то Атласов рекою Тачиль на кочах добрался до Камчатки.
   В 1700 году, по распоряжению из Москвы, Атласов получил средства и в помощь прибыла сотня казаков с малыми пушками и со знаменем, и двинулся дальше, в невероятно трудных условиях, этот, как его называли "Камчатский Ермак", в три года прошёл всю Камчатку, завоевал её всю и мирно освоил её сделав подробнее описание этой большой Земле. Казаки устроили там Большереченский городок и построили церковь, куда и прибыл вскоре архиепископ Мартиан и казаки устраивали свой "Круг", молебствия и вынос Знамени.
   В 1706 году есаул Козыревский с 55 казаками с Камчатки проведал Японскую Землю, захватив два северных Курильских острова, взял с японцев "ясак", а пленных с ясаком для доказательства, отправил в Москву.
   Казаки на Камчатке жили самостоятельно, по своим казачьим обычаям, пока жадная Москва не узнала.
--------------------- ............. ------------------------
   Первыми казаками в Китай проникли Донские казаки Бурнаш Ялычев и Иван Петров, как послы царя Грозного, не доверявшего своим боярам.
   В 1642 г. казак Василий Поярков, а за ним Ерофей Хабаров в 1649 году построили по Амуру 7 городков, с главным городом Албазин, назвавши эту местность "Даурским Краем".
   В Албазин прибыл воевода с ратью. Китайцы атаковали город, и вся "рать" отдавши город, бежала во главе с воеводой. Тогда казаки снова взяли Албазин и целый год защищали геройски от непрерывных осад китайцами. По Нерчинскому договору, при царевне Софии в 1689 году, "Даурский Край" перешёл к Китаю. Всех захваченных казаков и не только не убивали, а с большими почестями отправили в Пекин и из этих, как говорили китайцы: "храбрых, как тигры, казаков", был сформирован отряд "Жёлтого Знамени", женили их на китаянках и поручили им охрану Великой Китайской Стены, давши разрешение молиться по православному и в школах изучать церковно-славянский язык для совершения церковных служб. Таким образом, Китайцы оказались более культурными и более признательными к храбрым казакам, чем грубые, жестокие московиты ("русские"), обычно за труды и подвиги отвечающие чёрной неблагодарностью.
   Казаки в северо-восточной окраине построили Успенский монастырь. А, вообще, всюду, где бы не оказались казаки в Сибири, они строили церкви, по обету Атамана Ермака, сказавшего: "искони всеводец христианский Бог наш предповеле проповедати св. Евангелие и Животворящий Крест - в концы Вселенной". Вот, почему, епископ Киприан и ходатайствовал о причислении Ермака к лику святых.
   Заканчивая Первую часть своего исторического труда "Казачий Народ", я не могу отрешиться от изложения тех глубоких духовных переживаний, которые порой охватывали моё существо. Иногда в тиши ночной, в типе глубокой, вдруг, как на яву, являлись дивные образа былого Казаков. И я понимал, что сказание моё о родном народе должно быть, как прекрасное дитя вдохновения, в её искренних и простых помыслах. Что оно должно быть написано в стиле, внутренне сочетающем объективность Истории и её Лирику; самый неприкращённый реализм и душевную романтику; глубокий восторг перед величайшими подвигами в былом, родного Казачьего народа за святую Свободу и великую Скорбь его до высот Голгофы включительно.
   Порой в своих думах и глубоких чувствованиях, вглядевшись в космическое целое, я невольно подсознанием замечал в нём такие детали и слышал такие тоны Казачьего Духа, которые для слуха менее тонкого, смыкались раньше в одно целое, и поэтому мир, казалось, исчерпанным разворачивался перед моим духовным взором иными картинами. Мы слишком субъективны в своей оценке реальности: великое и важное иногда может быть не таково в общем строе существования и наоборот, иногда мелкое значительно. Для меня ставился вопрос: почему многие народы создавали и создают рабство, а Казачий народ, на протяжении тысячелетий, жертвенно стремился к святой Свободе, ставя её выше своей личной жизни, вместе с тем не посягая на Свободу других народов, а часто и защищал их интересы.
   Мир полон событий, не тех ярких и громозвучных, которые только и выводят людей из сонного равнодушия, чувствительно задевая их. Нет, важно всё, что происходит, оттого, что всё Космично и есть голоса в Тишине. Вселенная говорит и, крикнув к её сердцу, которое бьётся везде, мы слышим её несмолкающую речь о величии Обще-человеческого Идеала. В жизни Мира полно смысла каждое движение. И если до нас доносятся сумеречные отблески сражений, крики победителей или стоны побеждённых или крик матерей около трупов детей их, то это не безразлично ни для природы, ни для души, - это - факт, мимо которого вы не пройдёте, коль скоро своим проводником по жизни вы избрали свою неусыпающуюся совесть. И когда, в порыве выспренности, Дух парит в сфере вдохновенной Интуиции, стрешившись, как бы, от земной тяжести и, оглядывая всё былое своих доблестных предков, в их конных движениях по широким степям, горам Кавказа, их атаки в защите своей Свободы, или группы кочующих, ночующих под открытым небом в балках, спасающихся от жадного врага; пылающие поселения вокруг, трупы, дым и смрад да стаи чёрных ворон, то точно видишь перед собой тот солнечный ореол, который в благословенный игре своей озаряет всю эту человеческую Муку и Скорбь, но вместе с тем сближает в великом равенстве своего Солнечного Золота, далёкое доблестное Казачье прошлое и грустное, недавно прошедшее.
   Пусть смутное настоящее не так блестяще и, как бы, закрывает чистые миры былого, но всё равно в глубинах казачьих душ, как в глубине моря, великое прошлое жило, живёт и будет жить. И даже если суетные ветры жизни для немногих и умчат блистательный образ древнего Казачьего народа, но той героической поэзии, которая была, не сотрёт в душах никакая сила!


       ЧАСТЬ II

           СОДЕРЖАНИЕ:
1.          УЧАСТИЕ КАЗАКОВ В МОСКОВСКОЙ СМУТЕ
2.          "КАЗАЧИЙ ЦАРЬ"
3.           ХАРАКТЕРИСТИКА МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ   (из книги историка Милюкова "Очерки русской культуры", стр. 103)
4.          ПРЕСТУПНАЯ ПОЛИТИКА МОСКВЫ
5.          СТРАШНАЯ БИТВА ЗА ДРЕВНИЙ ГОРОД АЗАК-АЗОВ
6.          ЗНАЧЕНИЕ АЗОВСКОГО СРАЖЕНИЯ
7.          ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ АТАМАН ДОНА СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН
8.          ДОНСКОЙ АТАМАН КОНДРОТИЙ АФАНАСЬЕВИЧ  ЬУЛАВИН
9.          ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР ДОНСКОЙ КАЗАК ЕМЕЛЬЯН ИВАНОВИЧ ПУГАЧЕВ
10.        ЭПОХА ВОЛНЕНИЙ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА В ЦАРСТВОВАНИИ ЕКАТЕРИНЫ
11.        ДОНСКОЙ АТАМАН СТЕПАН ЕФРЕМОВ
12.        ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕ-РОМАНОВЫХ НЕМЦЕВ
13.        ДОНСКОЙ АТАМАН АНДРИАН КАРПОВИЧ ДЕНИСОВ
14.        СЛАВНЕЙШИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ВАСИЛИЙ ДМИТРИЕВИЧ СУХОРУКОВ
15.        ЦАРЬ "ОСВОБОДИТЕЛЬ"
16.        РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ 1860-1870 г.г.В РОССИИ
17.        ЗАКЛЮЧЕНИЕ


УЧАСТИЕ КАЗАКОВ В МОСКОВСКОЙ СМУТЕ

            Историки Московии "Смутное время", самый тяжёлый период в жизни государства, чтобы затуманить абсолютную неспособность ведущего слоя и самого народа мыслить и действовать, сообразно требованиям эволюции самой жизни, для благоденствия народного, смуту, как таковую, стараются приписать не самому обществу Московии, а найти "стрелочника". Таковым, по их мнению, и являлись казаки, на которых и свалили всю вину. Так, например, историк Забелин, ярый казакофоб, пишет: "охотно соглашаемся, что именно казаки, если и не сочинили Смуту XVII ст., то значительно её распространили" и продолжает: "мы скажем одно, что вся эта казацкая политическая ненависть против государства выражалась по преимуществу разорением крестьянина, опустошением земли крестьянской".
            Прочитавши эту глупую цитату, читатель, вероятно, подумает, что Московским государством управляли Казаки, которые и довели до разорения крестьянина и опустошения земли. Но, ведь, государством правил неограниченный самодержец, грабили народную массу бояре, дворяне безнаказанно, и довели крестьян до того, что они стали разбегаться. Участие казаков в "Смуте" вызвано было вовсе не желанием вносить хаос в Московии, а наоборот, стараться как можно поскорее покончить эту смуту, чтобы имея спокойный тыл, вести неустанную борьбу с турками и татарами.
            Борис Годунов, воссевши на престол, был завершителем Московского самодержавия: крестьяне были прикреплены к земле и фактически стали "крещёной" собственностью владельцев поместий и вотчин, то есть поместного дворянства. Помещики стали государями и владыками крестьян, а эти последние холопами и рабами. Распространить свою власть и на Казачий народ и превратить его в рабов, вздумал зарвавшийся самодержец Борис Годунов в 1594 году. Он потребовал от казаков о заключении мира с Азовом "хотя бы вам казакам какая досада от Азова была учинена", иными словами: православный царь предоставлял полное право туркам производить над казаками самоуправство. В противном случае, Годунов угрожал: "и вам казакам от нас быти в великой опале и казни и впредь в Москву вам к нам николи не бывать, и пошлём на низ Дона к Раздорам большую свою рать и поставим крепость и вас сгоним с Дона от нас и от турецкого султана".
            Уход с Дона добровольный или силой Москвы, значило-уничтожение единственной преграды Турции на путях к захвату Москвы, и отобрания от неё единоплеменных татар Казани и Астрахани.
            Стремление Москвы-заключить мир с Турцией исходило не из государственных интересов, а из опасения Донского Войска, как великого соблазна и революционного очага для населения Московского государства, тем большего, чем сильнее закрепощалось крестьянство и расширялось на него московское иго.
            Несмотря на религиозное различие, Москва стала фактически родственна Турции, и несмотря на единство Веры, Москва стала Дону чужим и более ненавистным, чем Турция.
            После ультиматума Годунова, были совершенно прерваны всякие отношения с Москвой, но и закрыты порубежные города для торговли в них казакам. Таким образов, установлена была Годуновым экономическая блокада.
            Заигрывание с Турцией не привело к мирным отношениям и дало лишь свободу действий Крымским татарам к набегам. В 1598 году татары и азовцы напали на пределы Московии в таких размерах, что случилось бы тоже, что было в 1571 году (захват Москвы). Но Донское Войско, несмотря на разрыв сношений, послало весть в Москву, а поэтому Годунов успел собрать войско и преградить путь татарам и туркам на р. Оке, у Серпухова, отразил вторжение, в этом приняли участие и Донские казаки.
            У казаков было одно отношение к власти Москвы и другое к рабскому населению его. Отбитых у турок пленных, Дон посылал Москве, не требуя даже расходы по их прокормлению. Казаки считали священной своей обязанностью спасение и предохранение христианского люда от неволи татар и турок. Религия осуществлялась различно: в Москве к обряду и постройке церквей, а казаки, спасая христиан, жертвовали жизнями "за други своя".
            Годунов не понимал величие Казачьего духа и оценить благородную жертвенность не мог. После отражения татар, из отряда казаков, посланного на помощь Годунову, прибежал на Дон казак Нехорошко Картавый и доложил: "на Москве их товарищам нужда великая, государева жалованья не дают, а на Дон не пускают, а служат казаки на своих конях и корму им не дают, а иных в холопы отдают".
            Блокада Годунова тяжело отразилась для Дона, так как из Москвы казаки получали продовольствие и боевые припасы и вели торговлю. Угрозой же установления совместных действий с Турцией, Годунов перешёл всякие границы и вызвал против себя у Донцов враждебные действия.
            Казаки приняли участие в "Смуте" не против Московского государства, не против даже царской власти, а против лично Годунова. Защиту своей независимости казаки повели не на берегах Дона и не на рубежал Московии, а перенесли её в самую Москву.
            После прибытия послов от Лжедмитрия на Дон в 1603 году, казаки не сразу откликнулись, а были сперва посланы Войском Атаманы Андрей Корела и Михаил Межаков с десятью казаками, чтобы удостовериться в личности претендента на московский престол.
            Казачьи послы прибыли в г. Краков, приведя в изумление всю польскую знать своим изящным одеянием, красотой оружия, прекрасным тактом в беседах с гоноровыми поляками и своей особой дисциплинированностью и воспитанностью.
            Послы подметили, что Дмитрий с одной стороны убедился, видя какой честью он окружён не только поляками, но главное послами московскими, которые перед ним падают на колени, послы поверили в подлинность спасённого царевича Димитрия и Донские казаки решительно стали на его сторону, против ненавистного им Бориса Годунова, и этим решили судьбу и того и другого.
            Убеждение казаков в истинности происхождения Димитрия имело для казаков громадное значение, ибо для них открывалась возможность, что его поддержит весь народ Московии и пойдёт против Годунова. Казаки знали идеологию народа "о справедливом, крестьянском царе; о царевиче, тоже пострадавшем, который придёт, освободит от Гнёта и Ига и установит Благо и Справедливость".
            Такой царевич объявился. Он был для народа истинным и желанным, сыном того царя Грозного, который рубил неудержимо головы боярам, воеводам и дворянам, всем притеснителям православного люда. Дон свои интересы сочетал с интересами населения Московии - крестьянством, и в расчёте на Дмитрия не ошибся. Отряд в 6.000 казаков с Атаманом Смагой Чертенским выступил на помощь царевичу на сборное место, а г. Путивль.
            Борис Годунов, узнав о посылке послов в г. Краков, прислал на Дон вновь Петра Хрущова, который в 1593 году навязывали Дону в воеводы, как "знатока" Донских дел. Хрущёва арестовали и отправили в Путивль, где Хрущёв, упав на колени и со слезами на глазах, признал Дмитрия за сына Грозного.
            Сила, доблесть, несокрушимость Донского отряда была видна из того, что посланное Годуновым войско в 80.000 человек не могло, на протяжении шести месяцев, одолеть его, во главе с Атаманом Андреем Корелой, засевшего в г. Кромах. В результате этих сражений, московские войска считая Корелу "колдуном", замитинговали и перешли на сторону Димитрия, который 20 июня 1605 года торжественно въехал в Мосву, а перед тем Борис Годунов умер. Мать Димитрия, жена Грозного, инокиня Мария Нагая признала Димитрия за сына, и они на глазах народа, проливали слёзы радости от встречи. У народа не оставалось уже сомнений в истинности царевича.
            После воцарения, Димитрий отпустил Донских казаков на Дон и это было величайшей его ошибкой, повлекшей за собой не только утерю трона, но и самой жизни. Царь остался без реальной силы, без опоры своего трона. Польская свита опоры дать не могла, а создать её в народе из народа - требовалось продолжительное время.
            После воцарения Димитрия, князь Василий Шуйский, довольно отъявленный интриган, повёл тайную работу для свержения с трона Димитрия. Путём подкупа, лжи и милостивых обещаний, ему удалось поднять в Москве бунт по избиению поляков (было убито 2 000 человек), во время которого был убит и сам царь. Кто он был, до сих пор точно не доказано. Говорили, "что это монах Григорий Отрепьев, но физические признаки, по которым мать признала его: несколько укороченная правая рука и родинка на правой щеке, говорили в пользу царевича.
            После убийства Дмитрия, в сущности началась Московская смута. Это была борьба правящих сословий: бояр - дворян за сохранение социально-экономического их положения, и борьба низших сословий против них, за освобождение от рабства. Казачьи основы - выборность власти, вольность и равенство приняты были крестьянством, как готовая программа. Но воплотить в жизнь эту программу народ Московии оказался неспособным, он не был способен организоваться для вооружённой борьбы против бояр и поляков и, поэтому получился парадокс: крестьянство прибегло к помощи того же поместного дворянства, от кабалы которого хотело освободиться.
            В интересах Донских казаков было не продолжение Смуты, как утверждают Забелин, Соловьёв и Платонов, а прекращение, так как она отвлекала с Дона казачьи силы и мешала ведению Доном войны против Турции.
            На престол был избран, вернее "выкрикнут" московской чернью исключительно, а не Земским Собором, поддержанной боярами князь василий Шуйский, старший из "Рюриковичей".
            Семья Бориса Годунова той же чернью была взята из дворца на старый Борисов двор, где 10 июня были убиты вдова и сын Бориса - Фёдор, принявший было царство, а его дочь, запертая в тюрьму, подверглась боярами "в поруганную узницу".
            После смерти Димитрия, фрейлины его жены Марины, были расхвачены боярами по своим домам. Через год они уже были матерями (Иловайский см. вр. 103).
            что же представлял собой Василий Шуйский?
            "Во дни его всяка правда успе, и суд истинный не бе, и всяко любочестно пресякну; его ради кровь проливается многая; он государь несчастлив; глад и меч царёва ради несчастия; человек глуп и нечестив, пьяницы и блудник". (Платонов "Очерки смуты", стр. 168).
            как для Донских казаков, так для низшего населения Московии, избавившись от "боярского царя Бориса Годунова, царь Шуйский тоже "боярский царь" был абсолютно неприемлем, ибо со стороны его ожидались казни за поддержку Димитрия и восстание началось, с появлением другого самозванца, поддержанного Польшей. Кто он - неизвестно! В русской истории числится: "ВОР"!
            Восстание на украйне получило быстрое развитие, так как воспользовалось готовым образцом путей движения: Путивль и Кромы. В 1606 году главой восстания оказался путивльский воевода князь Григорий Шаховской. От его имени стал действовать знаменитый "большой воевода" Иван Болотников. Устроив войско, он двинулся к Кромнам, где встретил воеводу Шуйского и князя Юрия Трубецкого, и ловким маневром заставил их отступить и преследуя их, пошёл к москве, увлекая и крестьян и служилых людей, недовольных правительством. Подойдя к Москве, оказалось, что мятежная рать не имела внутреннего социального единства. Болотников стал знаменит тем, что целью восстания было не только политический переворот - свержение Шуйского, но переворот общественный - ниспровержение крепостного права.
            Подлинного текста его воззваний не сохранилось (скорее всего они скрыты). Но на языке Москвы было прямое "воровство", то есть преступление, почему и всё войско Болотникова получило имя "воров". Идя к Москве, оно на деле осуществляло программу своего вождя: "собрахуся боярские люди и крестьяне (говорит летописец), с ними же пристаху украинские посадские люди и стрельцы, и начаша по градом воеводы имати и сажати по темницам, бояр же своих домы разоряху и животы (имущество) грабяху, жён же их и детей позоряху и за себя имаху".
            Рать Болотникова подошла к Москве, ясно и определённо покушавшаяся на демократическую ломку существующего строя. Это было крупною и неожиданною новостью в развитии Московской Смуты. И когда рать подошла, то часть её, главным образом, рязанцы служилые люди, ознакомившись с программой Болотникова, не могла разделять её, ибо сами были землевладельцами и рабовладельцами, сами сидели на воеводствах по городам и были заинтересованы в укреплении за ними крестьян и холопов. И после некоторого раздумья, решили они бросить своих союзников "воров" и перешли на сторону Шуйского с покаянием.
            Социальное расслоение разрушило политический союз. Это обстоятельство дало возможность Шуйскому собрать большое войско, в июне 1607 года осадить г. Тулу - сосредоточие "воров" и разгромить их, взять в плен руководителей князей Шаховского и Телятевского и Болотникова, и с ними более опасных перевешать. Победа, казалось, полная. Весь Юг Шуйский отдал для грабежа и убийств татарам и черемисам.
            Болотников действовал без претендента на трон. Но, вот, в июне 1607 года, он - "Вор" появился в Стародубе Северском. Паны Польши и Литвы создали ему войско, а именно: Сапега, князь Роман Рожинский, Тышкевичи и другие. К этому ядру примкнули и московские; также прибыли станицы Атамана Ивана Заруцкого с Дона и Днепра. Поляк Лисовский объехал всю Московскую украйну, собирая Тульских беженцев, снабжая их провиантом и оружием. Собралось около 30 000 человек. Весною 1608 года началась война.
            Московские войска терпели поражение и "Вор" шёл победным маршем и основал главную квартиру в селе Тушино, в нескольких верстах от стен Москвы. Гетман Рожинский решил дать генеральное сражение 25 июня 1608 года, но результата не достиг. Штурм Москвы тоже не удался. Блокада Москвы тоже не удалась. Но на сцену появился молодой талантливый князь Скопин-Шуйский. С ним было 3 000 человек и страды ландскнехтов, которые были даны ему шведским королём за уступки городов от Ямы до Корелы. С этими силами Скопин стал теснить "воров", которые постепенно очистили Тушино и ушли к Волоколамску.
            В среде тушинцев был на первом месте Филарет Романов. При первом Димитрие он был поставлен митрополитом в Ростов. При Шуйском "наречён" патриархом всея Руси", но через 2-3 дня "скинут". Тушинцы взяли его в плен в Ростове и привезли к "Вору" и тот возвёл его в "патриархи!.
            Простить вероломство Шуйского он не мог и остался в Тушино. Как сам Филарет, так и вся знать около него, предпочли вступить в сношение с королём Польши Сигизмундом. Начались переговоры и 4 февраля 1610 года был заключён договор под смоленском, по которому приглашался сын короля Владислав на московский престол, с принятием православия. В Москве же к этому времени скопились большие силы с приходом Скопина. Но во время празднества и пира, жена одного из Шуйских - Дмитрия, из чёрной зависти, поднесла кубок вина Скопину с отравой и Скопин скоропостижно скончался. Весть об отравлении Шуйскими разнеслась по Москве. В  предстоящем походе против Сигизмунда, на место Скопина, был поставлен брат Василия-царя, который был "сердцем лют, но не храбр". Захваченный на походе врасплох гетманом Рожинским, был на голову разбит у с. Калушино. Московские ратные люди разбежались; шведы отошли в Новгородскую Землю. В Москве вспыхнул мятеж, который возглавил князь Василий Голицын и рязанский дворянин Прокопий Ляпунов, оба мечтавшие попасть в цари. Против Шуйского стоял и Филарет Романов. Возбуждённая толпа отправилась в Кремль, вывезла царя Василия из дворца, арестовала его братьев, а чтобы Василий не вернулся  царя Василия из дворца, арестовала его братьев, а чтобы Василий не вернулся на царство, его насильно постригли и заперли в Чудовом монастыре.
            Наступила полная анархия. Приняв командование над польским войском, гетман Жолковский подошёл к Москве и совершенно лояльно предложил Москве кандидатуру Владислава и просил Москвичей дать ответ. Высшая московская знать стояла за Владислава, а поэтому наспех собранный Собор, заключил договор с Жолковским и привели Москву к присяге царю Владиславу. Войска Жолковского прогнали войско "Вора". Он был уступчив и ласков с москвичами, снискал доверие патриарха и бояр, отправил "великих" послов к Сигизмунду во главе с Филаретом. Польское войско, как уже "дружественное", вошло в Москву. Жолковский писал Сигизмунду, что Москва не пленена и не покорена, а добровольно привелена в соглашение. Но Сигизмунд понимал дело иначе, что Московское государство у ног его и поэтому должно повелевать и стать самому Московским царём.
            Узнав о этой глупой политике короля, Жолковский подал в оставку и уехал на родину, оставив за себя Александра Гонсевского, который по приказу короля, установил в Москве диктаруру, в тисках которой бояре, по их словам: "в то время все живы не были".
            В конце 1610 года, в Московском государстве своей власти уже не было, а была иноземная диктатура. Попытке бояр о политической унии с Польшей, Сигизбунд нанёс последний удар боярству, и на смену разбитого класса, должны бы были стать общественные силы, не желавшие принимать Сигизмунда царём. Но этих сил не было, московский люд оказался неспособным к отложению поляков, хотя патриарх Гермоген, не обладающий ни умом, ни широтой кругозора, не восприимчивый, но упрямый, запретил своей пастве целовать крест Сигизмунду.
            К этому моменту второй Лжедмитрий - "Вор", был убит в Калуге. Это дало возможность повести пропаганду о восстании против поляков, но сил не было. Воеводе Рязани Прокопию Ляпунову удалось сговориться с Атаманом Иваном Заруцким и князем Д. Трубецким, возглавлявших казачье войско. К ним с Дона прибыл Донской Атаман Просовецкий, с указаниями поспешить с ликвидацией Смуты, так как это отнимает силы против турок.
            В общем был создан триумвират: Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов. Этот триумвират и явился временным правительством безголового московского государства.
            Ляпуновым был написан приговор, по которому за службу казаки должны были получить жалованье, но их атаманы не должны быть назначаемы на должности по местному управлению; что же касается крестьян, то они должны быть прикреплены к помещикам.
            Всё содержание приговора 30 июня 1611 года было направлено против казаков и крестьян, приведшее их в состояние раздражения. По видимому, Ляпунов, метивший в цари, чувствовал сильнее Трубецкого и Заруцкого, и стал рассылать приказы тайно убивать казаков, собирающих по окресностям кормы для себя и коней. Кроме того, была перехвачена грамота Ляпунова к королю Сигизмунду о том, что он готов предать казаков с условием, что Сигизмунд откажется от трона в пользу Владислава.
            К этому казачьему раздражению появился ещё факт, усиливающий гнев: 28 казаков помощником Ляпунова Плещеевым были потоплены.
            Казаки потребовали Ляпунова для дачи объяснения на Майдан, но он не явился. Это возбудило подозрение. Его позвали вторично и когда он появился, и его поведение, при объяснения, гордое и ложное, убедило казаков в его преступных замыслах. Казаки зарубили его на месте. Таким образом, созданное коллективное ополчение было разрушено Ляпуновым. Сторонники его разбежались.
            Поэтому, "воровские казачьи власти", как пишет казакофоб Платонов, "сказались в положении центрального правительства для всей страны, ездили по дорогам станицами и побивали". Кого они могли "побивать?" Крестьян? Так они были для казаков социальными союзниками. Бояр? Так они сидели в Москве с польским гарнизоном.
            Население не знало, кому подчиняться. Утратив привычную организацию боярского управления, оно не имело вождей, как Скопина и Ляпунова. Подчиняться полякам не хотело, потому что они - враги, а казакам потому что они пристрастны к "воровству", а именно "всяк всякому равен", что вызывало злобу служилого земледельческого класса. И поэтому, искали спасения в "чудесах и видениях", при этом, патриарх Гермоген, по своей тупости, призывал народ не подчиняться казакам, а мудрые правители Троице-Сергиевской Лавры игумен Дионисий и келарь Авраамий Палицин, выдержавшие страшную осаду войск Сапеги, блистательного грабителя той эпохи, наоборот призывали народ действовать против поляков в единстве с казаками, которых считали единственной силой, способной разгромить поляков.
            Заруцкий и Трубецкой оказывали всегда помощь Дионисию, который и писал грамоты Земщине и звал её на помощь подмосковному Казачьему войску, против поляков и изменников бояр, сидевших в Москве.
            Гермоген же упорно звал Земщину сперва на казаков, а затем уже на поляков, и Земщина пошла не за Троицкой братией, а за тупым и упорным рабовладельцем Гермогеном.
            К тому времени, в Нижнем Новгороде, стало организовываться дворянское ополчение, под руководством торговца Кузьмы Мнина ("убогою куплею питаяся", как он говорил хитро) и князя Дмитрия Пожарского, который получив грамоту Гермогена, писал Земщине о Казаках: "мы дурна никакого им учинить не дадим, дурна никакого ворам не дадим".
            Минин энергично собирал деньгу и кричал всюду: "заложим жён и детей", но не заложил ни свою жену и детей, а также жён и всего дворянского ополчения, а драл с посадских людей и крестьян "пятую" часть имущества, а не уплативших загонял в кабалу - рабами, применяя самые жестокие меры. Ополчение пробыло в Нижнем 2 месяца, а затем передвинулось в г. Ярославль.
            Пожарский не спешил идти под Москву. По этому поводу Платонов пишет: "В самом деле, что было ему делать под Москвой? Там - оба его врага держали друг друга в неподвижности: казачья рать не могла ни выпустить поляков из осады, ни сама безнаказанно уйти от стен Кремля и Китай-города. Придя под Москву, Пожарский рисковал, подобно Ляпунову, стать жертвою нового междоусобия, уже раз сгубившего народное (!) дело (о "народном" всего меньше беспокоились, а лишь о интересах высших классов). Оставаясь в Ярославле, он мог спокойно выжидать событий, увеличивать свою рать". Вот так патриот! Ясно, что этот трус выжидал, что казаки одни разгромят поляков. Ополчение протопталось ещё 4 месяца в Ярославле и, живя спокойно, жирно питаясь и не думало спасать отечество.
            Ополчение начало организовываться для "освобождения" отечества лишь после того, как власть государственная всецело оказалась в руках Казаков, до этого же времени оно к господству Поляков на Москве, относилось довольно равнодушно. Это Казачье первенство в государстве и возбуждало у дворян жгучую ненависть и злобу против Казаков. Но из практики Минина выяснилось, что многие не хотят вносить "пятую" часть, это свидетельствует об отсутствии чувства патриотизма самого народа. Минин отлично знал этот "патриотизм" и поэтому и принимал бесчеловечные меры.
            Медлительность Пожарского стала раздражать всех, кто понимал точно создавшуюся обстановку: и Казаки и Троицкая Лавра обращались к "рати" поторопиться, ввиду крайне опасного положения государства, но всё было тщетно. Тогда Авраамий Палицын вынужден был поехать в Ярославль, чтобы убедить ополчение поспешить на помощь государству, но возвратился оттуда в угнетённом состоянии: нашёл он там только "мятежников" (спорящих о власти); "ласкателей" (интриганов) и "трапезолюбителей" (пьянствующих), а не боголюбцев, воздвигающих гнев велик и свару между воевод и во всём воинстве".
            Вот один, самый умный общественный и духовный деятель объективно охарактеризовал "спасителей отечества", во главе с Пожарским и пресловутым Мининым. Впоследствии этого великого человека сослали в Соловецкий монастырь, где он и умер, не воспетый "отечеством".
            Первой и главной причиной Ярославской медлительности было полное отсутствие у дворянской рати подлинного энтузиазма, и это отсутствие подлинного патриотизма действительно было, несмотря на крики позднейших историков, пытавшихся всё обелить и всё неудачи приписать казакам. Рать была неспособна к жертве. Взаимная вражда вождей за власть ("мятежники"): полагало к кутежам и попойкам ("трапезолюбители").
            Историк Иловайский с грустью отмечает: "А из ратных людей в то печальное время предавались разгулу, пьянству и разврату".
            Как же историк Платонов описывает эту рать: "есть данные думать, что Ярославская рать превратилась в сильную и благоустроенную армию (!), хорошо спаянную и обученную. Её военное превосходство над казаками, к исходу лета 1612 года стало для всех очевидным".
            Всего в ополчении было 4 000 человек, что, конечно, "армией" назвать нельзя. Эта "армия" имела надежду, что казаки одолеют поляков, не всё же им казакам оставаться вне Дона, который требовал своих сынов для войны с Турцией, а когда казаки возьмут Москву, то ополчение свежими силами захватит власть, чему казаки, истощённые борьбой, препятствовать не смогли бы.
            Но обстоятельство заставило разгульную "армию" двинуться к Москве. Трубецкой и Заруцкий дали весть о движении от Смоленска к Москве гетмана Ходкевича с польским войском и запасами продовольствия и оружия для Кремлёвского гарнизона.
            В августе 1612 года произошла под Москвою встреча ополчения и Казаков. Навстречу Пожарского выехал Трубецкой и предложил присоединиться к устроенным казаками "таборам", но Пожарский гордо ответил: "отнюдь вместе с казаками не стаивать". Такое поведение дворянского ополчения, заставило казаков думать: "нет ли какого умышления над ними".
            20 августа Хоткевич показался под Москвою и обрушился на войска Пожарского, оно дрогнуло и уже часть бросилась в буераки и крапиву, но видя всё это, после некоторого колебания, казаки, в конном строю, врубились в пехоту Ходкевича и она, построив карре, стала спешно отступать.
            Видя всё это, гордыня Пожарского стала уступать обстоятельствам, и он пошёл на сближение с казаками. Было образовано временное правительство, во главе триумвирата: Трубецкой, Заруцкий, и... Пожарский. Это местоположение вождей указывает на их авторитет и силу.
            Летопись гласит: "по челобитью и по приговору всех чинов стали во единачестве и укрепились Московского государства доступность, во всём добра хотеть без всякие хитрости".
            Объединённые силы 22 октября, имея в первых рядах казаков, взяли приступом Китай-город и освободили сидевшего там юношу князя Михаила Романова, а 26-27 пал и Кремль, сдавшись на капитуляцию. Польский гарнизон проявил большой героизм, но он дошёл от голода до людоедства и сдался. Тем временем казачий отряд Межакова разбил войско самого короля Сигизмунда у города Волоколамска.
            Смута, в главных чертах, была закончена, благодаря участию для потушения её казаков.
            Главная и основная причина ненависти дворянской рати к казакам была: реакционнность этой рати и казачий демократизм, сталкивались два антипода - рабовладельчества с духом Свободы. Вот эта то, грядущего для закабалённого народа Свобода - "всяк равен всякому" - была для дворян страшнее самых Поляков, ибо в них дворяне могли бы найти сочувствие своему режиму; этот страх за своих "людишек и деревнишках" и заставило дворян подняться. Для зачумлённых же крестьян было безразлично, кто правит Московскими дворянами, поляк или швед. Вот, почему, Пожарский, один из видных претендентов в цари, после взятия Москвы, оказался без поддержки: войско его рахбежалось.
            Казаки видели, как дворяне, в этот тяжкий момент, богатели поместьями, а когда они попросили только 1 000 рублей, то Пожарский отказал со своим "Санчо-Панчо" - Мининым, а у них было 20 000 рублей.
            Аврамий Палицын свидетельствовал, что "Казаки дрались голыми", и когда он принёс в заклад и обеспечение церковные ценности, то босые и голодные казаки, по своему высоко развитому религиозному чувству, принять отказались.
            Московский ("русский") историк Забелин, по своему объясняет: "Как не были жадны и суровы на восхищение - (хищение) казаки от заклада пришли в зазор, устыдились и всё отослали обратно в монастырь". Полагаю, что сам Забелин и его дворяне от заклада не отказались бы.
            Забелин, всё же приводит интересные выдержки из книги историка Кедрова, отрицательно относящегося к Нижегородскому ополчению: "из рассуждений Кедрова выясняется, что показания летописцев неверны, пристрастны к ополчению, что события в них перепутаны. Пожарский и всё его ополчение во всё время показывали  трусость. Пожарский из трусости и по случаю обильных трапез, медлил в Ярославле, у Троицы; что его ополчение при отбое Ходкевича от Москвы, из трусости спряталось в ямах и крапивах. Затем, Пожарский является лжецом и обидчиком против князя Трубецкого, главным якобы виновником того, что между Казаками и Земцами возникла ненависть и вражда, вследствие чего Трубецкой с Казаками и не должен был помогать Нижегородцам. Не казаки, а нижегородцы играли в Смуту, не захотели стать в казачьи таборы, оставаясь в бездействии, когда Казаки храбро работали. Пожарский является настолько простоватым, что для пополнения своего разума необходимо должен был взять с собою, идя к Москве, старца Авраамия, как дальновидного политика". Мы дополним: и этому трусу и спекулянту Пожарскому поставлен памятник в Москве.
            О ничтожном значении Нижегородцев говорит и проф. Ключевский: "но скоро стало видно, что без поддержки казаков ничего не сделать, и в три месяца стоянки под Москвою без них ничего важного и не было сделано", и продолжает: "Казацкие же атаманы, а не московские воеводы отбили от Волоколамска короля Сигизмунда".
            И ещё одна запись Ключевского: "старец Палицин не помедлил и скоро пошёл в полки, где увидел Пожарского и Кузьму (Минина) и многих дворян плачущихся и сказавших, что без Казаков бороться с врагами не могут; и умоляша старца, чтобы шёл в Казачьи станы молить и просить, чтобы шли Казаки скоро и немедленно против врага".
            Воображаю, как вылезавшее из крапивы "христолюбивое воинство", трясясь от страха, умоляло старца, и как краска стыда заливала лицо Пожарского, до того гордое и тупое и презрительно заявлявшего: "нам с казаками вместе не стояти...".
            Вот этому старцу, прекрасно понимающему психологию московских преступных деятелей, а также преклоняющийся перед казачьим духом жертвенности: "голые и голодные дрались с поляками казаки" и надлежало бы поставить памятник, но Дух его едва ли бы согласился о месте памятника в окаянной Москве. Мало кому известно, что старец Палицин был сослан в Соловки и совершенно забыт шовинистической Москвой.
            Но, в 1900 году из Белого моря поселенцы в суровом климате, привычные к труду "чтобы согреться", посылали своих ребятишек в Соловецкий монастырь, чтобы научиться церковному пению и увидеть пример трудолюбия иноков, и воплотить этот дух трудолюбия, и вот, в один день очистки всех дворов, улиц верхвей, мельниц, заводов и пр., они стали очищать от травы и крапивы место у стен монастыря и отчистили от грязи какую то плиту с надписью: "Авраамий Палицин".
            Наконец в Москве был созван "Земской Собор", для избрания царя. На Соборе не было единодушия: обнаружились интриги, подкупы, злостная партийность. Собор раскололся. Трудно допустить, чтобы эти разногласия кончились бы благополучно, ибо как пишет летописец: "кийждо бо хотяше во своей мысли деяти". Всё это могло повести к междоусобной войне, много худшей, чем война с поляками.
            Во время Смуты всё переплелось изменой, предательством, злобой, отсутствием какой либо морали, и окоянством. И тут, в этом очаге скопившихся звериных страстей, сыграли Казаки решающую роль.
            На Соборе шли страстные споры о кандидатах. В разгар этих пререканий, на Собор неожиданно появилась красочно одетая фигура Донского Атамана Михаила Межакова. Решительной поступью он подошёл к столу, за которым председательствовал Пожарский и положил на стол лист исписанной бумаги. Настала мёртвая тишина, взоры всех устремлены на Атамана, одни рассматривали его статную красивую фигуру с любопытством, другие - со скрытым беспокойством.
·        Атамане, какое вы писание предложили? - с тревогой спрашивает его
Пожарский.
            Не отвечая, Межаков, лёгким, привычным движением рук, снимает саблю и резким жестом кладёт на свою бумагу на столе. А затем, зычно, громогласно крикнул:
·        О природном царе Михаиле Фёдоровиче!
            В этот миг, в открытое окно, послышался лязг шашек пятитысячного казачьего войска. Всё на Соборе замерло: ни возгласов, ни протестов... "И прочитше писание Атаманское, и бысть у всех согласен и единомыслен совет", - эпически повествует летописец.
            По этому поводу профессор Платонов писал: "избирательная компания проходила под давлением московского гарнизона, в котором преобладали казаки. Они были опасны своим многолюдством (а на стр. 213 писал, что Казачье Войско наполовину разбежалось) и дерзким сознанием своей силы. Они не слушают власти (!) "во всём Казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят". - говорит современник. "Есть рассказ, что права Михаила на трон объяснил Собору пришедшей на заседание какой-то "славного Дона Атаман", заканчивает Платонов.
            21 февраля 1613 года М. Ф. Романов был избран царём. Все иностранцы, да и многие москвичи назвали его "казачьим царём".
            На всех нынешних спорах шовинистических историков Московии (России), чувствуется раздражение и злоба от сознания ущерблённого самолюбия, что московиты не сумели спасти своё отечество без Казаков и даже избрать царя не смогли. Отсюда все нападки, и вся грязь направлены на Казачий народ, якобы углубляющий Смуту.
            Для более спокойного и беспристрастного освещения дела спасения Московского государства и для очищения этой злобной накипи, приведём исторический документ, написанный рукой самого царя Михаила Фёдоровича:
            "Написати грамоту к ним (казакам), выписать их службы, как товарищи их стояли под Москвой, там кровь проливали и их кровью очистились, и Божьей милостью, а их службою, опять государство взыскалось, а государь учинился".
            Не лишено интереса послесловие "историка" Платонова: "Казаки были силой разрушительной (для бояр и дворян  безусловно, - прим. автора). Вот почему "вся земля" стала против казаков и объявила им войну (!). В 1612 году она их победила окончательно (а кто же атаковал Кремль? - прим. автора). Из под Москвы часть казаков ушла на Дон, а затем на Каспий и завели переговоры с Персидским шахом о подданстве (!). Но раньше, чем это осуществилось, они были побиты московскими войсками (!). Другие круги казаков основались на Дону (как будто их там и не было, - прим. автора), в виде своеобразного сообщества с выборной властью. Наконец, остаток "воровских" казаков, продолжавших разбойное дело под Москвой (!) и вообще на Руси (!), были беспощадно истреблены (!). "Воровское" казачество перестало существовать".
            А кто же вёл беспрерывную войну с Турцией и Крымом во время Смуты и после неё? И этот "историк" заканчивает: "так как крепостной строй продолжался, то были побеги. Беглецы теперь шли на Дон (на пустой Дон - по Платонову) и собою "полнили реку". Комментировать эту белиберду и бесстыдную ложь просто тошно.


  "КАЗАЧИЙ ЦАРЬ"

            Участие казаков на Соборе 21 февраля 1613 года в "государевом обирании" было решающим, но не на основании каких либо депутатских прав, которые им и не могли быть предоставлены, как членам особого, а не Московского народа, и не "писание атаманское" Межакова, явившегося, как постороннее лицо, было убедительным, а казачьи шашки пятитысячного отряда, категорически потребовавшего избрания того, кто по их мнению был более подходящим для казачьих интересов, и Михаил был "выкрикнут" прежде, чем поставили вопрос: кого-мол выбирать. Но Донское Войско, как таковое, в избрании царя участия не принимало, как отдельная независимая демократическая Республика. Но оно приказало Походному Атаману Межакову подчинить себе волю Собора, что и было им блестяще выполнено.
            Однако, от этого Михаил не стал "казачьим царём", он фактически не стал и московским царём, так как был молод, не крепкого здоровья, слабохарактерен, а явился лишь ценной игрушкой в руках его отца, по существу "чёрного ворона", принявшего на себя обязанности внешних и внутренних дел. Это был человек честолюбивый, коварный, завистливый и большой интриган. Когда был поставлен вопрос на Соборе о избрании царя после смерти Фёдора Ивановича, этот тоже князь Фёдор Никитич Романов числился кандидатом и чтобы помешать избранию Бориса Годунова, он бросился на него с ножом и обвинил его в убийстве царевича Димитрия, к каковому Годунов был абсолютно непричастен. Годунов постриг его в монахи, с именем Филарет, но он не успокоился.
            Будучи в Польше, усердно поддержал кандидатуру Лжедимитрия, якобы спасшегося, а когда же Димитрия угробили, то он упорно выдвигал кандидатуру польского царевича Владислава. И когда неожиданно его сын Михаил стал царём, то он и принялся "править и володеть".
            Сам Михаил, по видимому, был благодарен Донскому Войску, и даже говорили современники, что он целовал Крест договора с казаками, но "чёрный ворон" Филарет отблагодарил чёрной неблагодарностью. Так, этот интриган заставил своего слабовольного сына подписать предательскую грамоту Турецкому султану в 1617 году следующего содержания: "И мы Вам Ахмет Султанову величеству, про тех воров, про Донских казаков, объявляем, что тут на Дону живут наших государств (!) воры беглые люди и казаки вольные, которые бегают из наших государств, заворовав от тяжбы и от разбою и от всяких смертных вин, боясь от нас смертной казни, и тут на Дону, живучи веруют, сложася, ссылаяся с запорожскими черкасы; по повелению недруга нашего Польского короля, в Смутное время с польскими и литовскими людьми и с запорожскими черкасы наши великие российские государства воевали и многие места запустошили (!) и единоплеменную (!) - (мордва, черемисов, чухны, ведь, меря) крестьянскую кровь разлили (а цари её то и пили, - прим. автора) и многую смуту те воры, называючи воров свою братью государскими детьми, учинили...по окончании польской войны, мы на тех воров пошлём рать свою и с Дону их велим сбити".
            Припоминается не анекдот, а исторический факт, когда Половцы окружили Киев, то князь, ожидая помощи Черниговского князя, говорил осаждённым (эта речь записана летописцем): "Я слышу шум под Подолом (предместье Киева), то брат наш с ратью идёт и битвою мать Русь прославляет".
            Так и Филарет до самой своей порочной смерти, так и не явился "с ратью мать Русь прославлять" на Дону, - кишка оказалась не только слабой, но и порочной предательской.
            И в тоже время Земский Собор с Михаилом посылали грамоты, полные похвал Донскому Войску. Напоминая Донцам Иван IV и службу ему, они писали: "потому ж служите и прямяти начальные службы свои и радение к царю показати. А за свою нынешнюю и прежнюю многую службу вы от всемогущего Бога милости, а от царя великое жалованье, от всяких людей Московского государства и от окрестных государств честь и слава и похвалу будете иметь...".
            В 1614 году сношения с Доном были переданы из "Разряда" в Посольский приказ. Таким образом, Москва признала Дон государством, а не общиною казачьей и установила сношения через ведомство иностранных дел. Донское Войско вело свои сношения совершенно самостоятельно: с Польшей, Венгрией, с Персией, с Азовом, с Крымом. Царское Правительство двояко относилось к этим фактам; к одним оно не протестовало, по другим даже угрожало, но бесполезно, - вольная республика ревниво охраняла свои права независимого народа.
            Постоянные морские экспедиции казаков к берегам Крыма, Анатолии, впредь до Константинополя, грозили разрывом Москвы с Крымом и Турцией, поэтому Москва грозила Дону разорением, и от имени царя коварный Филарет писал казакам, что он провозгласил анафему через Казачью Церковь, но это не подействовало, так как Церковь у казаков была отдельна от государства и духовенство не участвовало даже в Кругу.
            Тогда Филарет с царём предложили прекратить набеги на Турцию и Крым и "итти на государева недруга на польского короля землю с турскими пашами с Муртузою, да с Абазою вместе".
            Казаки Дона сразу же поняли злостное ухищрение Филарета, что пойдя против Польши, под командой Турецкого паши, казакам будет отрезан обратный приход на Дон, и поэтому они решительно отказались, послав грамоту царю: "мы от Бьожьей милости не отступники, а тебе государь, не изменники и не лакомцы, служим тебе с травы, да с воды и во всём себе в твою царскую милость отдаваем и истинную православную веру помним и крепко держим, и николи, государь во крестьянстве кровопролития, как прежде сего, и так и ныне не хотим и не желаем, и сами мимо своей крестьянской веры и мимо твоего государства в бусурманскую землю турским пашам на помощь, на литовскую землю идти не хотим; ни при каких бывших царях, мы Донские казаки; Мурат -салтанам не служили и через турскую землю не хаживали".
            Высоко развитое религиозное и национальное чувство казаков воспротивилось лже-христианским ухищрениям Филарета и царя идти с турками против христиан Литовского народа, и не только воспротивились, но и посол царя, пытавшийся воздействовать угрозой, лишился своей головы.
            Три года не давали Дону царского жалованья, свинцу, пороху и хлеба. Семь тысяч четвертей муки гнило по складам, а казаки должны охранять рубежи Москвы. Вниз по Дону разбой татар; вверх - рыбы мало, вся она за Азовом, в море. А Азов, как пробка в бутылке: не даёт проходу Донцам погулять по Чёрному морю; охота за зверем прекратилась - ушёл он за горы Кавказа; степи повыжигали татары, - корма для коней мало.
            И, вдруг, густые ливни с севера опустились над морем Хвалынским и зашумели по Волге и Дону, - надулся Дон, вода высокими волнами заливает кругом. Взыграли Донец, Чир, Хопёр, Медведица - кипят шлют могучие воды в Дон. Со стен Черкасска бьют тревожные пушки и колокола. На пристани крик купцов из Персии и Генуи; мелькают белые чалмы, красные халаты, кунь и шапки; казачки носятся по улицам, спасая своё добро. Казаки в лодках снуют, по Дону плывут сундуки, доски, бочки с рыбой - сушёной и мясом. Всюду крик: "в Раздоры"..."Греби в Монастырский". Проклинают Черкасск - свою столицу - лежащую на низине. Пойдут ливни - в воде сидят чуть ли не до крыши. Казаки в стругах кружатся, как птицы, согнанные с гнёзд.
            А казаков всё же тянет к Черкасску, - поближе к морским далям и местам родным древним городкам и Азаку-Казаку городу, о котором только и остались предания. Сам Смага Чертенский и Михаил Черкашенин - славные Атаманы - водили казаков на море. Смаги уже нет, а Михаил ещё жив, который, как буря ещё в эпоху Ивана Грозного ворвался в Азов, выручил из тюрьмы Ермака. Древний город Аказ-казак переименовали в Азов, по имени Половецкого князя Азуфа, и сам то Дон лишился древнего имени "Танаис", - при сарматах. А дождь как из ведра всё льёт и льёт. Поплыли запасы зимние и походные на сорванных плотах к Азову - неожиданный дар туркам. Атаманы: Каторжный, Старой, Татаринов бросаются: торопят казаков спасать остатки казачьего добра. Уже к вечеру, когда солнце пригрело, - крики: "Татары, татары...Джанбек налетел!..." И началась в болотах, камышах, по берегу, в степи яростная сеча с татарами. Бились саблями, вёслами, кольями, баграми.
            Могучий великан Каторжный рассекал татарина на два куска...оттеснили татар поближе к воде. Татары хватали добро казачье и купеческое; перехватывали коней; топтали копытами детей и баб; с гиком волочили пленных по земле на арканах. Но сгрудились казаки, зарубили многих; татары побежали в степь; увели многих казаков и среди них красавиц: жену Атамана Старого и невесту Татаринова, дочь славного Смаги Чертенского - Варвару. Красное, радостно-сверкавшее солнце поднялось над рекой, над молчаливыми мудрыми курганами - свидетелями славы казачьей, над всей необъятной родной Степью. Повсюду зазеленели высокие травы, волной серебрится ковыль, ярко пестреют прекрасные цветы: красные, жёлтые, белые, голубые. Как море, перед новым приливом, дышала Донская Степь, как сказка, вливая бодрость и силы сынам своим, только что пережившим вчера трагедию.
            Весёлые, задорные казачки, забыв вчерашнее горе, пёстрой толпой шли на берег Дона - стирать домотканое бельё, и пели: "Ой ты, батюшка, ты Донской Атаманушка Ермак, сын Тимофеевич. Как у нас было на море: не чёрным зачернелося, не белым забелелося, - зачернелись на море корабли турецкие, с парусами белыми полотняными". Казачата: черноволосые, шатены, беловолосые, прижитые казаками с "ясырками" разных племён и народов, целой ордой высыпали на улицы, подхватывая песню своих матерей. Была ли среди всех народов такая республика Свободы и доблести, в страшных сражениях забывать горе и петь чарующие песни? Нет!
            Крымское ханство, образовавшееся на развалинах Золотой орды, раздиралось тоже враждой за Престол.
            Джан-бек-Гирей, лишив престола, ограбив богатства Махмет-Гирея и царевича Шан-бек-Гирея, разыскивал их, чтобы вздеть их на кол.
            Все ближние аулы вышли встречать казачьих невольников из Черкасска, Раздоров и нижних юрт.
            Хан ожидал, взойдя на высокий камень. Вскоре появился военачальник Чохом-ага-бек. Прошла конница хана на белых лошадях. Каждый татарин вёл за собой несколько коней; потом шли татары с пищалями, луками; за ними заскрипели телеги с добром грабежа; прошёл верблюжий полк. В хвосте вели пленных: понурые, босые, обтрёпанные, еле тащили ноги, спотыкались, падали, но их тащили волоком, били бичами, крича: "Чок, чок..." Потом вели красавиц казачек, связанных верёвками. То были "товар" редчайший и самый дорогой. Он славился за морем: в Испании, Индии, Персии, Царьграде, в Азии. В особой палатке несли писаную красавицу Варвару Чертенскую, - Она должна стать женой хана - четыреста второй.
            А в это время из Москвы в Черкасск прибыл Атаман Старой и на Кругу читал грамоту: "мы наперёд сего писали, чтобы вы на море не ходили. А в прошлом году турский Амурат Султан прислал к нам посла своего Фому Контакузена о братской крепкой дружбе Вам писано - только вы, атаманы и казаки учнёте на море ходить и турским людям тесноту чинить (какие доброжелатели - прим. автора), сели и деревни воевать, и вам от нас великого (но глупого) государя быти в великой опале и наказании, а от отца нашего, светлейшего (!) патриарха Филарета "всея Руси" быти в вечном запрещении и отлучении (падарки султана были дороже жертвенной службы казаков - прим. автора). А вы на море ходите, суды громите и на Крымские улусы воюете, с азовцами задрались и с крымскими тоже. Вы их грабите и вместе с людьми побиваете..."
            Тут Атамана Татаринова взорвало. Со  злостью бросил на землю шапку и крикнул: "О чём мыслит царь и бояре? Джан-Гирей нас задирает. Пограбил нас басурманин; в полон взял наших казаков".
            Чтение грамоты продолжалось: "воровством и ласкательством (!) кровь неповинную проливаете. И вы есть за то злодеи и враги Креста Христова (!). А ведаете ли вы, что Турский султан Амурат и Крымский хан Джан-бек-Гирей с нами в крепкой дружбе (вот так избрали казаки царя!). Уймитесь вы от воровства. Разбойники! Злодеи!"
            Тут закричали казаки: "не любо нам, не любо! Ту грамоту чернил злодей наш - Филарет!" Тогда Атаман Старой крикнул: "веди нас Каторжный на синее море. Все пойдём, и я пойду с тобой. А ты, Татаринов, веди казаков к Джан-Гирею. Верни наших людей. Громи что силы есть Бахчисарай. Разори осиное гнездо в Чуфут-Кале. Рви, метай кругом - пришла пора...".
            Всё закружилось вихрем. "На море синее, к Азову, возьмём! Веди Татаринов!" - как яростная гроза гремели казаки...
            "Послушайте!" - крикнул Старой - любимец казаков за мудрость. Всё притихло. "Нас силой не возьмёшь, мы правду любим. На море поведёт Походный Атаман Каторжный: он лучше всех нас знает морское дело. В Крым поведёт сейчас же Атаман Татаринов. Но, прежде чем двинется Каторжный, я поеду к Запорожцам, чтобы они на море помощь дали". Казаки кричали: "Слава Атаману Старому" Седлайте казаки коней! Чините струги!" Провожать Старого собрались атаманы и старики. "Скажи Богдану, крикнул Черкашенин, что в городе Чуфу-Кале гниют казачьи кости, и слёз там наших - море. Я с его батькой родным, тёской Михаилом лихо бился плечо к плечу; его убили под Цицерой. Да и что говорить, Турки поганые так и наровят Запорожцев и нас согнать с родных Земель".
            Старой и есаул Карпов вскочили в сёдла. Кони рванулись к дороге до Чигирина. Навстречу им попадались весёлые, чубатые запорожцы, до пояса голые, загорелые; старые сидели кто на завалинках, кто лежал пластом на тёплой земле, в ладных чоботах, молодёжь в кунтушах шляхты с позолоченными пуговицами.
            На колесе арбы сидел сам Богдан. Старой и Карпов отдали низкий поклон. Лицо Богдана весёлое, загорелое, ясное, взгляд твёрдый. Увидя Старого и, приветливо улыбаясь, начал первым:
·        Знаю, что дело у нас - одно: бить турок, або татары нападают на вас?
·        Так, - улыбнулся Старой.
·        Ну, если турок бить будем, то я и головы своей не пожалею.
            Нужно сказать, что Богдан был в плену у турок в Синопе, и выручил его Сагайдачный. Беседа в Чигирине закончилась скоро и Богдан на прощанье сказал:
-Поезжай, Старой, на Дон, скажи казакам: Богдан пойдёт на море.
Сядем на струги, выйдем на Днепр, поближе к Кизикерману, тогда пришлю гонца на Дон. Саблю мою целуй, давай свою.
            И Богдан поцеловал саблю Старого, в знак дружбы и Казачьей верности.
   ----------------- ...... -------------------
            Донская Степь дышала полной грудью своего оплодотворения, как любящая, сильная и великая своими соками, мать. Сплошное море цветущих душистых трав. Серебрится ковыль. Всё буйное, здоровое, жизнерадостное. Буйных трав не заглушить ни колёсами телег, ни затоптать конскими копытами. Донская Степь питает казака и его верного друга - коня.
            Среди ковров цветистых стоят курганы, молчаливые свидетели горячих сражений. Они тянутся в Донскую Степь от Кавказских гор через Кубань. Кто покрыл необъятную Степь ими? Кто разбросал их так щедро по берегу Азовского моря? Были: скифы, сарматы, булгары, аланы, хозары захватили всё низовье Дона и всё пространство от Днепра до подножия Кавказских гор. Но исчезли нахлынувшие из Азии конные кочевники, и остались Донские и Днепровские казаки, наследниками безмолвной Степи, которая не легко выдаёт свои тысячелетние тайны.
            Дон - могучая река Степей - граница двух материков Азии и Европы. Глубок и величав синий Тихий Дон Иванович. А кругом, шумит, волнуется трава.
            В высокой траве мелькает татарский малахай Атаман Татаринов; позади чернеют островерхие шапки казаков. Все одеты в татарскую одежду. Они плывут по Степи, как по морю, - коней не видно, лишь шумит слегка ковыль, безмолствуют курганы. Появится у кургана дозорный и быстро исчезнет. Подойдя ближе к Молочным водам (севернее Крыма), заметили издали многочисленное войско Джан-бек- Гирея. Догадался Татаринов, что татары ждут ответ на их грабёж и стали в засаду. А поэтому Татаринов повернул коней, переплыл Дон и поскакал к Тамани - тесному проливу у Керчи, предполагая, что татарское войско будет долго маячить на севере, а он тем временем, переплыв пролив, погуляет в Бахчисарае на Юге.
            У пролива казаки стали плесть из камыша небольшие плотики; на них положили сёдла, порох, одежонку; привязали плотики к конским хвостам, и поплыло казачье войско со своими верными друзьями и красотой Дона могучими конями, делавшими иногда в день стовёрстный переход. Плывут кони, с ними казаки. Думки одна, как бы не промок порох, - без него в Крыму будет погибель. Но плотики с хвостами легко скользят по воде. Торчат из воды головы казаков, да правые руки, державшие уздечки; левыми руками взмахивают, как вёслами на стругах. С большими усилиями переплыли и попадали от усталости на землю. Кони отряхиваются и тоже ложатся. На время забываются, кругом тишина, лишь слабый всплеск волны пролива о берег.
            На берегу стоит, после отдыха, Атаман и смеётся:
·        Ой, вы орлы Донские! Да с вами от царёвой Правды уйдёшь...
Седлайте же коней, к Гирею в гости едем!
            Казаки гогочут, смеются тоже, услышав голос орла - Атамана; скоро двинулись в путь. Обогнули Артазалинское озеро. Малый Стамбул лежал внизу у моря. Старый дворец Салхата стоял в горах выше. Ехали по заброшенной еле видной тропе; переплыли Кучук-Карасу и Биюк-Карасу; сушились на скале, оттуда виден шумный город Карасубазар с 11-ю мечетями; выехали в Байдары. Внизу, под скалами, застыло море. Чуть поскользнись и прощай вольная страдная жизнь казака. Усталых коней поили в речках, кормили в рощах зелёных. На заре проскочили Черкес-Кермен - едут татары, татарский говор. Дворцы в садах зелёных. Мечети на горе. Копыта коней обмотали тряпками - не слыхать топота, уздечки тоже - не звякают.
            "Совой три раза крикну - кончайте стражу - выручайте меня", шёпотом передал казакам и исчез в темноте с тремя казаками и есаулом Порошиным Атаман.
            Татары молились в мечети. Во дворце сидели: сам Хан, верховный судья Чехом-ага-бек и турецкий паша Гуссейн-Делия. Они не заметили, как прокричала сова, а также малая стража, которую в потьмах прирезали. Татаринов и Порошин, как кошки перемахнули через стену дворца; сверкнули ятаганы двух часовых, но шашки казаков вонзились в татар, как молнии. Казаки вошли в залу дворца.
·        Кто ты? - с тревогой спросил Хан.
·        Я, Походный Атаман Татаринов, - сказал по татарски Атаман.
            Хан в ужасе попятился к стене. Чохом-ага присел; Гусейн-паша схватился за рукоять кинжала. Хан метнулся к нему, выхватил кинжал и кинулся на атамана, замахнулся, но Порошин схватил его за руку, тогда хан перебросил кинжал с правой руки в левую; сверкнула шашка атамана и кисть левой руки с кинжалом покатилась по полу. Хан присел, скорчившись от боли.
·        Где полоненники? - вскричал Татаринов.
·        В Чуфук-Кале, - ответил за хана судья.
·        Пощады нет тебе! Царю пишешь, на нас жалуешься, а неправды
делаешь! Пиши нам свою клятву, что ты не будешь делать набегов на царскую землю и на Донских казаков.
            Хан подписал эту клятву; поставил подпись Гуссейн-паша и сам Татаринов. Хан поставил печать. А затем, оставив хана трястись, забрал с собой, как заложников Гуссейн-пашу, великого визиря Чохом-Агу.
            А Донцы за дворцом уже разбивали казематы невольников, захватывали имущество татар, отбили двери гарема, освободили Варвару Чертенскую и других. Жёны же Старого не оказалось, - красивую Фатьму обезглавили за то,что она отказалась быть женой хана. Варвару ещё не успели обесчестить, решительно заявившую, что при попытке - разобьёт себе голову об стену.
            Всё войско тронулось на заре из Бахчисарая. Ещё светились звёзды. Луна висела над мечетями. Для пленных казаков забирали по дороге арбы, так они не могли двигаться; везли также захваченное добро. Впереди колонны Гуссейн-паша, Чохом-Ага и другие знатные татары и пожелавшие покинуть гарем красавицы, чтобы выйти замуж за казаков. Насильно женщин не брали. Сзади всех, в татарском малахае и золотом халате, ехал на вороном коне Походный Атаман Михаил Иванович Татаринов и есаул Фёдор Иванович Порошин.
    ------------------  .........  ---------------------
            Вскоре грандиозный, по тому времени, флот Запорожцев двинулся в путь. Сотни стругов, по 40 казаков в каждом, направился к турецкой крепости Казикермень. Надо было пройти посты, прорваться в море и соединиться с флотом Ивана Каторжного. У стен неприступной, как казалось крепости, Запорожцы потеряли шесть чаек и 200 казаков, две чайки загорелись, а от них и вся пристань. Запорожцы осадили крепость, взорвали башни, пробились к лиманам и, достигнув городка Аролан-Ордека, вступили в бой с турками. Одержав победу, вышли в Егорлыкский залив, оставив позади себя разрушенную крепость и догорающие на воде суда.
     --------------------   ..........  -----------------------
            Усеянный стругами Дон, готовился в морской поход с шеститысячным войском; с ним пожелал ехать старинный Атаман Михаил Черкашенин - знаток и чтец по звёздам и приметам погоды. Спешили лишь бы добраться до Азова к вечеру. Вход в Керченский пролив запирался цепями. Суда обвили пучками тростника для защиты от ружейной пальбы и шаткости на воде. Положили мачты и паруса; бочонки с пресной водой, просо, рыбу, мясо, сухари, боевые припасы и икону Николая Чудотворца.
·        Казаки родные! Вёсла на воду! - пронёсся громовой голос Атамана
Каторжного.
            На стругах запели: "Ты прости, ты прощай наш Тихий Дон Иванович..."
            По стругам было приказано, что половина войска с Походным пойдёт по правому берегу Дона, а другая со Старым - по левому. Когда струги в темноте подошли к Сергиевскому городку, неожиданно сверкнула молния. Закрапал дождь, волна хлынула потоком. В Сергиевском заранее срубили 300 дубов, сбросили в воду, на них сели казаки и поплыли авангардом, а за дубами весь флот. Дон раздвоился. Темнота кругом. Блеснула молния, показались над водой крепостные башни. Каторжный приказал: "дубки по одному пускать вниз на цепи". Прошли мгновения - услышали, что цепь заскрежетала и зазвенела.
·        Аллах! Аллах! - поднялись крики со стен Азова.
            По стенам побежали к бойницам. А дубы один за другим бьют и бьют по цепи. Звенят они. Сотни пушек выбросили каменные ядра, поднялась ружейная пальба, а дубы плывут и клюют. Остров Лютик дрожал...Дубки сожгли порох турецкий, пушки замолкли. Казаки перетянули струги через цепи и прорвались в море. Сторожевые суда турок были уничтожены. У Федосеевой косы выпили пресной воды - во рту пересохло, погрызли сухарей и рыбки и двинулись в дальний путь по Чёрному морю на соединение с Запорожцами. На утро взбунтовалось море, - стало приподнимать струги, как щепки. К вечеру стихло, не досчитались 10 стругов и 300 казаков. Дед Черкашенин следил за звёздами и давал направление флоту. Прошло две ночи, а Запорожцев нет. Настала третья. Казаки начали роптать, но на передовом струге, вдруг кто то крикнул: "Огонь на чайке", - то был огонь Запорожцев. Войска крикнули: "Днепру и Дону Слава!".
  --------------------   .............   ------------
            Над Царьградом уже бледнели звёзды и чуть-чуть золотился Восток. В Стамбуле спали безмятежно. Лишь в старом городе мерцали огоньки. Спокойная, тихая гавань "Золотого Рога" отделяли старый город от нового. Она была перегорожена цепями. В Гадате, торговом центре, ещё не просыпались. В гавани белели паруса и флаги народов всех стран. Казаки на стругах придвинулись к теснине "Золотого Рога" и сразу загородили гавань. Они причалили туда, где Византийский император Константин копьём своим начертал на земле границы города, откуда блеснул блеск его славы. Подплыли к цепям., нагрянули, нажали и на берег, как горох, высыпались всей массой. Бросились к первой башне. Впереди Атаман Каторжный. Запорожцы - подправники пошли к стенам; подкоп повели с азартом, дружно. Башня от взрыва зашаталась. Казаки полезли, как осы на мёд, к главным воротам торгового города, - взрывом сломали ворота; широкой волной, как Дон и Днепр в половодье, хлынули в город. Пушки бьют, турки мечутся по стенам. Разбили казаки двор, где держали невольников: молодые, весёлые, предназначенные уже к отправке в Алжир-Морокко; другой двор с невольницами-красавицами, "товар" для знатных людей всех народов. Добрались до темницы невольников в цепях. Здесь были: терские, донские, запорожские, астраханские казаки, поляки, московиты. Запорожцы ворвались в Стамбул. В "Золотом Роге" казаки напали на купеческие корабли. Что можно было - захватили, а в общом кинули огонь, - заполыхали корабли.
·        Жги под корень, - громозвучно раздавался голос Каторжного. Ведите
невольников к стругам. Тащите добро.
            Добрались казаки до гнезда Султана в Топп-Капуси - бросили и туда огонь.
            Полезли казаки к новым башням. Полегло много их. Атаман и Гетман соединили силы, навалились яростно на стены трёх башен. Рвы заполнились убитыми. Бились казаки осатанело, рубились в рукопашную. Стамбул горел. От огня загорелись даже деревья. Затем казаки тучей двинулись к главному Арсеналу; протянули 17 шнуров к пороховым погребам, под руководством Старого. И когда шнуры загорелись, казаки спешно побежали к стругам, наполненным уже добром и освобождёнными людьми. Казаки почернели, как негры, от пороха, дыма и пыли, - одни глаза горят, да зубы белеют, но все рады, что отомстили за разорение Черкасска, за смерть и каторгу Донцов и Запорожцев. И грянул Арсенал...
            От взрыва загудела и затряслась земля, всплеснулись волнами воды "Золотого Рога", дома рушились, небо заволоклось чёрным дымом.
            Казаки плыли по Синему морю и вдохновенно пели свои старинные песни. Двинулись свей громадой к Синопу, Трапезунду, захватили что поценное, освободили пленных. Струги переполнены. Возвращалось соединённое войско через Миусский лиман. Донцы перетянули струги в Донец, а по нему уже достигли Тихого Дона. Запорожцы свои струги и добро грузили на арбы из Чигирина.
            Так счастливо закончился поход объединённого казачьего флота Донцов и Запорожцев. При расставании сечевики и донцы братски целовались. Сыпались остроты и прибаутки по адресу турок: "Оце тобi, бабуся, i наука: не йди замiж за внука! Женись на дочца, а не на тёшi".
            Это было одно из последних выдающихся военных действий двух братских единокровных войск Донского и Запорожского.
              -----------------------  ..............  ------------------------
            Слухи о разгроме казаками Царьграда и Крыма, дошли до Москвы. Гнев "Чёрного ворона" Филарета был необычаен, до того, что он заболел какой-то загадочной болезнью и готовился подыхать. Бояре рвали и метали, настаивая перед Михаилом собирать карательное войско и самому даже "с ратью идти" для того, чтобы окончательно разгромить это Донское революционное гнездо до тла. В их умозрениях рабовладельцев не укладывалось понятие: как это так не подчиняться повелениям "великого государя всея Руси" и Земского Собора "всея земли".
            И как это не странно, но оказался единственный князь, хотя и "худородный", непринимавший никакого участия в управлении, ибо ненавидел Филарета, - это Пожарский, который прямо заявил: "Вы роете себе яму. Подождите немного и вам покажут ваши друзья турки и татары свою дружбу".
            Так или иначе, а 10 июля 1630 года, вместе с турецким послом Фомой Контакузеном был послан из Москвы к султану посол Андрей Савин, а к Донцам - воевода Иван Карамышев с грозным приказом и конвоем в 700 ратных людей, устрашить вольную Донскую республику будущей карательной экспедицией.
            Ехали послы один месяц. Дорога на Дон была опаснее прежней. Великая опала на казаков всполошила беспокойных людей: побежали от бояр "чёрные людишки"; в лесах появились разбойники, не трогавшие, однако, казаков, а их то при послах и не было. Стрельцы за дорогу завшивили, изголодались, случались нападения. Кое-как дотянулись до Воронежа. Поплыли на стругах по Дону. Навстречу им у Медведицы выехал Атаман Татаринов. Гарцует на коне по берегу, но близко не подъезжает. Карамышев написал ему письмо: "почто не встречаешь честно великих послов государя и турецкого посла?".
·        Мы не боимся, - ответил Атаман, - но нам доподлинно известен ваш
умысел - разорять наши юрты. Царь в гневе сослал нашего посла Наума Васильева и казаков в острог Белоозера.
            Воевода ответил:
-Повелеваю вам настрого сопровождать стрельцов в Черкасск, они
поведают Дону мою волю.
            И не дожидаясь ответа, поплыл вниз по Дону на 80 стругах. Остановился Карамышев между устьем р. Маныча и Черкасском, у самого Орехова Яра, и стал разузнавать у лазутчиков, не собираются ли казаки ввязаться в войну Турции с Персией, не пришли ли к Донцам Запорожцы, а также Терцы и Яицкие казаки.
            Посол Савин позвал, наконец, Татаринова на свой лично струг. Атаман появился смело, держа, однако, руку на рукоятке шашки. Савин, не поднимая головы, сказал:
·        Воевода приказал Атаману Войска и всем казакам явиться в мой стан
и выслушать царскую грамоту.
            Татаринов ответил:
·        Мы царя спасали, мы царя ставили на царство. Идти к вам на поклон
всему Войску не след, николи этого не повелось. Были послы побольше тебя, но и те ходили на Круг и читали грамоты, и ты пойдёшь и будешь читать, - закончил Татаринов, сверкнув огненными глазами.
            Татаринов быстро вскочил на коня и вихрем помчался в Черкасск. Объяснил свою беседу с послом. Черкасск загудел. Казаки бушевали. "Посла в куль, да в воду...Гляди и царь поумнеет. Зови, Атаман, послов, воеводу давай, стрельцов всех перебьём. Дон без крови, никому не отдадим. Бить воеводу до разу".
            Но, в это время, окружённый стрельцами, к часовне подъехал Савин. Дрожащим голосом он начал:
·        Казакам и Атаманам Дона должно быть ведомо, что государь изъявил
свой гнев...
            Гул голосов прервал Савина:
·        А хлеба нам не дал, из за султана поганого немилость...
·        За Царьград! - крикнул Савин, - Вы там жгли корабли...Галату город...
            Вновь потонув в гуле голос посла.
·        Поганый Султан Азовское наше море захватил. Мы к нему не лезли,
пускай сидит в Стамбуле...Знатца с Султаном мир, а на Дон идёте войной? Кармышев пришёл казнить да вешать? Ну, собачий сын, - притих? Читай нам грамоту!
            Посол совсем перепугался.
·        Долой посла...Тащите на Круг самого воеводу. Побьём послов!...
Ответ будем держать перед Богом...
            Приволокли Карамышева. Воевода встал с земли, но шапки не снял.
·        Сними шапку перед Кругом! - кричали казаки, - Ты похвалялся всех
перевешать на Дону?
·        Не похвалялся я, - ответил воевода и громко добавил: - а не велика
была бы беда!
            Толпа двинулась. Карамышев хотел что-то сказать, но только что открыл рот, как шашка близ стоящего казака со свистом опустилась на его голову. Обливавшегося кровью Карамышева потащили к Дону и с размаху кинули с крутого берега.
·        Прими Ты душу Боже раба Твоего грешного ивана: хоть и гордец он
был, но воевода храбрый, - сказал Атаман Каторжный.
            Вернувшись, стали читать грамоту. В ней назывались казаки ворами, изменниками, разбойниками. Гнев казаков не унимался, они кричали:
·        Фому проклятого в куль, да в воду, от него всё зло идёт! - и двинулись
к стругу турецкого посла. Вытащили его, выкатили с одного струга бочки с порохом. Посадили посла на одну бочку, а на другую - чауша (переводчика); привязали их верёвками, зажгли снопы сорной травы и понесли к бочкам. Еле-еле уговорил казаков уважаемый всеми Атаман Старой.
·        Ну, вези Старой посла в Азов, а царю отпишем, что с Дона не уйдём и
не очистим землю без крови...
            Описывая подробно этот эпизод казни Карамышева, необходимо остановиться на тех духовных эмоциях, каковые вообще были в душах Донских рыцарей. Свою Свободу ценили выше всех земных благ, своё казачье достоинство не преклоняли перед злостными брюхатыми боярами. Бились на смерть за свой обожествляемый Тихий Дон: за свою честь, за веру православную, за вековечную славу, и не меркла эта слава в великом самосознании, что они - казаки - роду казачьего, что они исстари от казаков ведутся, а не от беглых рабов Московии. Это было два мира, резко отделявшихся друг от друга: казачий народовольческий и московский рабовладельческий.
   ---------------------------  ..................   ----------------------
            Разгневанная до белого каления Москва, потребовала немедленно прибыть самому Донскому Атаману Каторжному. Дон ответил категорическим отказом. Потребовала Старого, - тоже отказ. Тогда потребовала Татаринова.
            Круг решил:
·        Не давать на казнь его!
            Казаки кричали:
·        Татариновых на Дону мало...один он...
            Но, вдруг, вышел на Круг орёл Донской и крикнул Кругу:
·        Седлайте коней, давайте в подмогу четыре казака, еду в Москву:
не вернусь - ставьте крест около часовни...земли побольше наносите на мою могилу...
            И стали казаки седлать коней и носить шапками землю на "могилк" - Мише...
            Станица Татаринова отъезжала в Москву. Жена Варвара в беспамятстве металась и голосила, уцепилась за стремя, её отнесли в курень. Все бабы плакали. Старики, пригнувшись к землякам, осушивали слёзы...
     ---------------------------   ..................  -------------------------
            В тот день, когда мать царя Марфа Ивановна, причастившись, постепенно умирала, она спросила царя:
-Есть ли кто с Дона?
·        Да, есть - Атаман Татаринов!
·        Позови его ко мне.
            Царю не хотелось позвать Атамана, но укоризненный взгляд матери, заставил покориться.
            Войдя в хоромы, Татаринов стал на колени перед умирающей. Старуха сказала:
·        Твои дела, Атаман, известны мне, и слава Твоя тоже известна.
Совершил ты полезное дело для Дона и государства. Я хвалю тебя и Войско твоё, - говорила царю:
·        Царь! Слышишь ли ты?
·        Всё слышу матушука!
·        Вы, - продолжала старуха, - охрана государства. Что сталось бы с
ним..., если бы вы не стояли крепко на Дону.
·        Великая государыня! - сказал Татаринов,- Давно мы сметили это, но
бояре то московские против этого...
·        Что бы Ты хотел Атаман?
·        Государыня, освободи Ты нас своей царской волей от всех утеснений
боярских; освободи казаков, томящихся в тюрьмах Москвы.
·        Царь! Освободи несчастных и обласкай Атамана. Пускай он едет
спокойно на Дон.
            Марфа Ивановна - сопровительница с царём и Филаретом, лукавая всю свою жизнь, перед смертью поняла многое и закончила земное пребывание лаской к казакам.
            Татаринов стал собираться на Дон. В Москве он узнал многое. Слухи были что не избежать войны с Польшей и даже с Турцией. Говорили, что около царя нет никого, чтобы дать совет. Он жалует бояр не по разуму, а по роду, но они неграмотны, не учёны, спесивы, бесстыдны, блудники.

  ХАРАКТЕРИСТИКА МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ   (из книги историка Милюкова "Очерки русской культуры", стр. 103)

            Первый опыт командировки русских за-границу для обучения, сделанный Годуновым, кончился полной неудачей. В Москве относились крайне осторожно к заграничным поездкам, отпускались лишь акклиматизировавшиеся иностранцы и их сыновья, а на русских был наложен запрет. Один из немногих, нарушивший этот запрет чиновник Посольского приказа Катошихин, передаёт соображения, коими руководилось правительство: "для науки и обучения в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веру и обычаи и вольность благую, начали бы свою веру отменять и приставать к другим, и о возвращении к домам своим и к сродичам бы попечения не имели и не мыслили" (вот так культура родины???!!! - прим. автора).
            Таким образом, за-границу не могли попасть как раз те, кому такое путешествие могло бы принести пользу (но вред рабовладельческой системе). Изредка появлялось в Европе русское посольство, но московские чиновники, волей правительства становившиеся импровизированными дипломатами, меньше всего были подготовлены к роли наблюдателей европейской жизни. Незнакомые с языками, кое-как вычитывавшие по тетрадке, слово за словом, свои официальные речи, они озабочены были одним: как бы не сделать лишнего шага, что было бы умалением чести государя и не подвело бы их под служебное взыскание. Они не прочь были иной раз попользоваться непривычной свободой жизни, но то, как они понимали эту свободу, вызывало отвращение в невольных свидетелях их разгула. Это было, в глазах европейских наблюдателей, даже не "варварство", а просто "скотство" и "свинство" (недаром царь Грозный говорил про русских, что это - скоты). От удовольствия европейского стиля, так же как от наслаждения путешествием - картинами природы, памятниками искусства, приобретениями культуры - отделяла их Китайская стена, созданная их собственной умственной и нравственной грубостью. Куда бы они ни являлись, они несли с собой всюду, в буквальном и в переносном смысле, свою собственную атмосферу: помещения, в которых они останавливались, приходилось проветривать (выпускать "русский дух") и чистить чуть ли не целую неделю. Их появление на улице, в парчах и в шелку красного, жёлтого или зелёного цвета, в длиннополых халатах, с высочайшими воротниками и длиннейшими рукавами, в меховых шапках азиатского покроя, собирало около них толпу зевак: не то это был маскарад, не то религиозная процессия, не то просто этнографический курьёз, вывезенный каким нибудь предприимчивым антрепренёром из заморских стран, вместе с нильскими крокодилами и африканскими львами.
            Когда в Москве поняли к концу XVII века, какое несуразное впечатление производят за-границей эти доморощенные дипломаты, всего больше хлопотавшие о том, как бы не уронить достоинство своего государя, то их стали заменять обжившимися в России иностранцами.
            Итак, поездки за-границу ничего не могли дать для усиления иноземного влияния в России".
                  -----------------------------  ...................  ------------------------
            Со всех сёл в ту пору гнали мужиков в большие города для создания войска для войны, под стенами Смоленска.
            Шли мужики и кляли на чём свет стоит, не только поляков, но больше всего бояр, самого царя Михаила, а больше всех проклинали "святейшего" патриарха Филарета.
            Татаринов только в ус усмехался и думал: "наше берёт!". Но не так то было одолеть рабскую стихию.
            Когда прибыл на Дон Татаринов и успокоил Круг, то в Москву собирался ехать Атаман Старой, для сопровождения турецкого посла Алей-агу, временно заменившего Фому Контакузена, отлёживающегося от страха тех минут, когда он сидел на бочке с порохом.
            Царь принял, хотя и холодно, но без укоризны Старого и спросил:
·        Зачем посол турецкий приехал в Москву? Как ты думаешь?
·        Подбить тебя на войну с поляками.
·        Нас казаков унять. Султан пойдёт войной на Персию. Боится Амурат,
чтобы с тыла мы не ударили. Гроза идёт с турской стороны...Когда Амурат двинется на Багдат, мы должны взять Азов!
-Ересь ты мелешь, Старой!
·        Не ересь, пойдут на это все казаки: запорожцы, булгары, сербы.
Нужно их только поднять. А как только начинается война с Польшей, то нужно ожидать, что Крымский хан, по требованию турок, начинает набеги на русские поселения. А ты, государь, грозишь нам иметь дружбу с погаными.
·        А помолчи...нет сил тебя слушать, разбойник!
            Старой немного помолчал, но снова начал:
·        В народе ходят слухи, что светлейший патриарх ведёт военное дело
и разбойное...Не к лицу это святителю - ему надлежит ведать церквами и монастырями...
            Весь внутренний гнев против Филарета,  приносившего столь много обид и крови казакам, вылился у смелого Атамана.
            Царь вскочил разгневанный, крикнул к двери. Появился мгновенно обер-палач Савва Языков.
·        Железом жечь язык атаману! Уведи его!
            А тем временем царю доносили, что татары Крыма пошли войной на русские окраины, взяли в полон много людей так, что их девать некому, - продавали за чашку проса каждого.
                         ---------------------------  ................  ----------------------------
            Не дождавшись на Дону Старого, Атаман Каторжный прислал в Москву другую станицу с извещением о большой кровавой битве с татарами на речке Быстрой, что северо-восточнее Донца. Атаман писал:
·        Побили свыше шести тысяч татар.
            В этой конной битве Каторжный применил знаменитый тактический приём "вентеря", с обходом флангов и захода в тыл. Царю не с кем было посоветоваться - Филарет подыхал. Царь крикнул палачу Языкову привести тайно Атамана Старого. Увидев его, царь отшатнулся: лицо его чёрно-синее, вспухнувшие губы, покрытые язвами - дрожали, впалые щёки с чёрными пятнами вваливаются, одежда - грязные лохмотья.
            Старой приблизился к царю т окровавленным комком языка, еле вымолвил:
·        Теперь доволен, царь! Зачем позвал?
·        Грешен перед Богом, - вырвалось у Царя. - Сейчас же поезжай на
Дон. Татары - лезут на окраины. Возьми мой кафтан, в знак моей ласки царской.
            Царь снял кафтан и накинул на плечи Атаману. Старой невольно усмехнулся, - говорить полусожжённым языком трудно. Царь протянул грамоту для Атамана Каторжного с похвалой Войску "промышлять над татарами, чинить над ними поиски, сколько Бог помощи даст, разоряйте татарские улусы, людей побивайте, жён и детей их в полон забирайте. Спасайте государство наше!..".
            Отпущено было для казаков Старого и Наума Васильева, освобождённого из тюрьмы: 476 вёдер пива, 476 вёдер мёду, 476 вёдер вина; разных заморских сукон и жалованье для войска. Царь велел приехать в Москву и Атаману Каторжному: "для царской ласки".
            Исследуя материалы по Казачьей истории, я натолкнулся в трудах знаменитого академика Н. Я. Марра, - установившегося древность Казачьего народа, где он говорит:
            "Когда социальное положение народа понижается, вызванное событиями, то этот народ называют: воры, разбойники, изменники; когда же социальный авторитет повышается, то говорят: народ этот благородный и бывает ему почёт". Так и с слабовольным царём Михаилом было: советы лицемерного интригана Филарета приносили вред государству и страдания в войнах казакам.
                    -----------------------------   ...............   -------------------------
            Окутали в тёплые одежды Старого, положили его в царский возок; к нему сел Наум Васильев, и поехали Атаманы на родной Тихий Дон.
            А тем временем, под стенами Смоленска, грянула война. Московское многочисленное войско оказалось абсолютно небоеспособное, стало разбегаться,что было на руку и его руководителям воеводам Шеину и Измайлову, - они просто продали войско польскому королю Владиславу. Шеин и Измайлов были всё же казнены, набитые карманы червонцами не помогли. Но не казнили инициатора бесславной войны "святейшего" интригана Филарета, в своё время выдвигавшего в цари Московии, того же Владислава и присягнувшего ему.
            Как и предсказывал Старой царю, сын Джан-бека Гирея-Мубарак-Гирея, с сорока тысячным войском вторгся в пределы Московского государства. Он достиг Ливен, миновал Тулу, прорвался через укреплённую линию, и Серпуховской дорогой вышел к Оке, в 120 верстах от Москвы. Проник он к Кашире и Пронску. Повсюду запылали города, деревни, сёла, дворы и церкви. На всех дорогах стоял великий плач детей и женщин. И только слухи, что на помощь Москве идут шведы, да что казаки возможно отрежут путь отхода в Крым, спасло Москву.
            Как стадо скота гнали в Крым пленных; над головами их посвистывали плети погонщиков.
            А в каменной крепости Чуфут-Кале сам Джан-бей-Гирей в страшном гневе, пытал и казнил лютой смертью послов Москвы: Косогризова, Дурова, Саковина и Голосова, вешал их голыми вверх ногами, требуя лисьих шуб; приближённые хана вершили над молодым Дуровым, с присущей азиатам страстью, противоестественный "содомский грех".
            А в это время на Дону, к созванному Атаманом Каторжным майдану, по поводу похода против войска Мубарека-Гирея, незаметно в "Московские ворота" въезжал позолоченный царский возок. Дежурный на колокольне зазвонил, пушка ударила - царь едет! На козлах сидел осанистый заправский царский возница, а кругом возка свои казаки. Возок остановился около часовни и все обомлели. Из царской кареты вышел худой, бледный Атаман Наум Васильев. Три года он, сидя в тюрьме, не был на родном Дону. Глаза слезятся, волосы, ещё у молодого Атамана, словно снегом посыпаны. Заплакал Атаман в изнеможении; к нему подбежали все атаманы и старики, целуют Наума. Казаки кричат: "Атаману Науму - СЛАВА!". Наконец, в большом волнении , Атаман сказал:
-Добра то мы привезли много, а не любви и горя ещё больше, -
войдите в карету...
            Ковры, узоры, ларец в золоте и камнях блестит, парча, сукна, а в углу, согнувшись человеческое тело в...царском одеянии...
·        Запытали Старого в Москве, - с горечью пояснил Наум.
            Атаманы бережно вынесли Старого и положили на траву. Старой рот раскрыл, что-то хотел сказать, но лишь замычал. В дороге ещё более язык распух, губы растрескались, из язв текла сукровица...
·        Вот, выбьем дурь из головы царя, - кричал Татаринов, - не без него,
ведь, это насильство делалось. При Грозном царе такого не было. Донские Казаки! Что же мы должны делать? - в гневе, покрывая шум майдана, как гром, вопрошал Каторжный...Пожили в муках-хватит...побить московских палачей...
            А распалённый майдан ревел:
·        Не станем грамоты читать - к чёрту...царский возок кинуть в Дон, -
гудела Донская вольница, будто ураган.
            Карету покатили к Дону. Старого понесли в его землянку, на попечение знаменитой московской вышивальницы Ульяны, бежавшей на Дон с казаками, от злодеев бояр.
                    ------------------------------  ...................  ---------------------------
            Прошли три года. Азовцы всё более и более наглели, нападали на казаков. Казаки отбивались, но царь по-прежнему писал:
·        Не задирайтесь и вам поведаем жить с ними в мире...
            Как-то Старой, уже выздоровевший, сидел на завалинке своего куреня, смотрел на родной Дон, только что освободившийся от льда и думал, - ведь на нём лежала обязанность вести дела внешние республики.
·        Противиться ли царю безвольному, окружёнными врагами казаков,
боярами; выйти ли из его воли, или покорно подставлять свои головы под ятаганы турок и татар...Взять Азов! - как молния прорезала мозг мысль Атамана.
            И, вдруг, вдали за городом, в степи, грянуло:
            "А попереду Дорошенко
            Веде своэ вiiiско,
            Вiйсько Запорiжьске
            Хорошенько!
            А позаду Сагайдачний,
            Що промiняв жiнку
            На тютюн та люльку
            Неудачний...."
            Ветром отнесло в сторону песню, но снова, с попутным дуновением, над степью пронеслось, как буря:
            Гей, долиною, гей,
            Широкою
            Козаки йдуть,
            Козаки йдуть..."
            Вскоре показалась колонна. Колокола зазвонили. Впереди ехал бравый, красивый, з "оселедцем" за ухом, молодой кошевой Матьяш.
            Увидев Старого, которого он знал по походу на Царьград, подбросил шашку и снова её схватил ловко на лету, он крикнул:
·        Дону - Слава!
            Его слова подхватили Запорожцы. Привставший Старой крикнул:
·        Днепру - Слава!
             Его поддержали сбежавшиеся казаки и казачки, а детвора, как мухи облепили Запорожцев, любуясь их одеждой, шашками, конной сбруей.
·        Куда Бог несёт, дорогой Матьяш? - спрашивал Старой.
·        Веду 4 000 казаков в Персию, добывать себе счастья, - война
Амурата с персами началась.
            Пока Матьяш беседовал со Старым в курене, попивая добрую "горiлку" и закусывая балыком, АтаманНаум Васильев, зная уже думку Старого о Азове, уже скакал в Монастырский городок готовить широкий обед на всё Запорожское войско.
            Обласканные Донцами, Запорожцы на отрез отказались идти в Персию и решили остаться на Дону.
                ---------------------------   ........................    ------------------------
            Намерение Атаманов - взять Азов, держалась в строгой тайне. Сам Атаман Каторжный отъехал в Москву для "царской ласки". Но в Черкасске и других городках кипела работа по подготовке к походу. Атаман Татаринов, избранный в Походные, не слезал с коня. В Монастырском принимал войска, приходившие со всех юртов и городков и спешно обучал новых: конных перескакивать через рвы, быстро спешиваться и идти в атаку в пешем строю; пеших учил взбираться с помощью лестниц и арканов на стены, рыть глубокие траншеи и подкопы.
            Казачкам приказал сушить побольше рыбы и мяса, выпекать чюреки, вялить рыбу и зашивать в мешки; портных и сапожников усердно заняться обмундированием. На удивление всем, приказал собирать татарские кафтаны, шить фески, собирать зурны, трубы.
            Туркмены, жившие восточнее Дона, обратились к Татаринову с предложением о Союзе. Он их отослал к Старому, заведывающему Посольскими Делами. Тот обласкал Туркмен, их прибыло 300 кибиток, из них был образован верблюжий полк.
            Внешней безопасностью заведывал Атаман Наум Васильев. Ему удалось захватить на море, западнее Азова, небольшой флот турок, сопровождавший дочь Азовского паши-Калаша, красавицу Довлет, предназначавшуюся в жёны Крымского хана, с 700 турками.
            Как залог для обмены на казаков, Довлет содержалась в Черкасске на особом попечении. Паша прислал из Азова задержанных казаков. Но красота её свела с ума Походного Атамана Запорожцев Матьяша. Он потребовал её себе и пригрозил, что если её не отдадут, то он уведёт Запорожцев. Ему не отдавали, он стал буйствовать в пьяном виде, стрелять. Тогда решили отослать Довлет в Астрахань для Персидского шаха.
            Узнав о этом, Матьяш поскакал в погоню, но за ним помчались Запорожцы с Паньком Стороженко, недолюбливавшие буйств Матьяша; догнали его, связали, привезли в Монастырское, наварили большой казан каши и сказали:
·        Ешь, сукин сын, не поешь - сбросим в Дон!
            И Матьяш ел, ел и с раздутым желудком свалился на землю, три дня спал, а на четвёртый день вся страсть исчезла.
            В помощь Атаману Васильеву была дана разведческая команда сапёр, во главе с знаменитым инженером Иваном Арадовым - 300 молодых казаков.
            Биграфия Ардова такова. В 1623 году, в Москву прибыла делегация Венгрии для заключения союза с Москвой против турок. С этой делегацией прибыл и Арадов. Миссия этой делегации не увенчалась успехом, по вине беспутного Филарета, для которого подарки султана были ценнее общих интересов в борьбе с могущественной тогда Турцией. И Арадов - венгерец, решил ехать на Дон, заявив, что оказывая пользу Дону, сражающемуся с турками, своими знаниями, он тем приносит помощь и своей родине Венгрии. Круг Дона радостно принял Иоганна Арадова в казаки, с переименованием Иоганна в Ивана и он стал гражданином Донской республики.
            Арадов приступил усердно к обучению 300 сапёр (среди коих был и 12-летний Степан Разин, отчаянный казачёнок), как копать зигзагообразные окопы для подхода к крепости, чтобы не страдать от картечи и пушек и ружейного огня, производить взрывы, бросать огненные фугасы, вязать фашины, взбираться по лестницам на стены, наверняка бить из ружей в мишени.
            Арадов принимал участие в морских походах на Синоп и Трапезунд. Среди казаков пользовался большим почётом. Он же составлял чертежи крепости, не с одной только огневой линией на верху стены, а с двумя по средней линии, а также постройке угловых башень, чертил подкопы из крепости для взрывов валов вокруг стен крепости (чем впоследствии и воспользовались казаки).
                -----------------------------  ...................  ---------------------------
            Черкасский большой колокол гудел тревожно, ему вторили колокола на сторожевых башнях. Казаки бежали на майдан. На площади показалась маститая фигура самого Донского Атамана Каторжного, недавно только прибывшего из Москвы со стругами, полными: товарами, вином, хлебом, порохом, свинцом, жалованьем. А из Азова прибыл турецкий посол Фома Контакузен, для отправки в Москву и просил себе казачий конвой.
            Глаза - гиганта Атамана горели злым огнём. Он подошёл к майданному столу, около которого валялись связанные арканами: яицкий есаул Иван Поленов - предатель войска - шпион царский, лазутчик Урмаметка - татарин, два турка и грек, задержанный  дозором есаула Порошина в камышах и болоте, с грамотами посла Фомы в Азов, Москву и Крым. Здесь же стояли связанные, сам посол турецкий-грек по происхождению и его чауш (переводчик) - Асан. Из войскового куреня вынесли Казачьи Регалии: пернач, бунчук, знамёна.
            При разборе дела, при опросе лазутчиков, оказалось, что Поленов написал письмо в Москву и передал это письмо Фоме, а последний посылал предупреждение в Азов и Крым, что казаки готовятся к осаде Азова. Эти то документы и были захвачены разведкой Наума Васильева.
            Казаки кричали:
·        Смерть лазутчику султана!
            Грозно подошёл Наум к послу:
·        Это тебе, Иуда, за моё сиденье в тюрьме. Бери, Фома, мою награду!
            Посол раскрыл глаза, но не успел их закрыть, как шашка взметнулась со страшным свистом и голова Фомы скатилась с плеч. Наум оттолкнул её ногой.
·        Мне, Донские Атаманы, терять уже нечего!
            Ещё раз блеснула шашка и голова чауша Асана покатилась по земле.
            Двенадцать кулей предателей несли к Дону. Впереди шествия нёс куль Фомы сам Атаман Каторжный, куль Асана нёс Старой, куль Поленова-Порошин есаул. Кули бросили в Дон, в подарок ракам.
            Возвратившись к Часовне, Каторжный молвил:
·        Ну, Михаил Иванович! Готово ли твоё походное войско? Веди его на
Азов!
            Татаринов говорил Кругу:
·        Попомните моё слово, Казаки...Медлить нельзя и опасно...бояться
нам, окромя Бога, некого...царь наложит на нас опалу за казнь посла, не станем просить пощады...в грамоте Фомы, ведь, сказано: "терпеть казаков-разбойников не можно. Сгони их, царь, на Яик реку...".
            Султан завяз в войне с Персией, не скоро выберется. А нам бы-казакам, одним крепким ударом взять Азов, ведь он был наш казачий Азак!
            Казачий гул, как гром гремел:
·        Царь нам не указ. Веди нас Атаман Татаринов.
            Казачьи струги двинулись вниз по Дону. Конница Запорожцев остановилась охраной Черкасска и Сергиевского городка, на случай набега Крымских татар. К ним присоединился и верблюжий полк.
      Дед Черкашенин не утерпел от участия в походе. Старый Атаман Черкашенин являлся как бы знаменем былой старины казачьей и казаки Дона верили в боевое счастье: раз "дедуся с нами, знать будет успех!" И сидя на передовом струге, тихо пел: "Ты прости, ты прощай наш Тихий Дон Иванович!". За Свободу Дона погибли его три сына и особенно выдающийся есаул Фёдор, при воспоминании о которых горючие слёзы старого Атамана увлажняли его глаза. Что ожидает под Азовом всех казаков? Многим, что плывут по Дону, суждено пасть смертью храбрых в жестоком кровавом бою...
            Заметив грусть старого орла, Атаман Татаринов, сидевший рядом с дедом, сказал:
·        Думу твою знаю, за плечами Москва, под нами вода Тихого Дона, с
нами войско грозное, в городках остались сироты малые с матерьми и без них, искалеченные казаки в боях, да дряхлые старики. Попасть в немилость царю - беда, быть во вражде с судтаном - беда. Не горюй, дедуся, возьмём Азов, смоем слёзы казачьи.
            И, вдруг, на стругах казаки запели:
            "Ай, загоралася во поле ковылушка,
            Да не ведомо - отчего,
            Ой да, не от тучи же, братцы, не от грома.
            А загоралася ковылушка от казачьего, братцы, ружья..."
            Под прикрытием темноты, войско Донское пошло на приступ крепости, 18 июня в 4 часа, раздался страшный взрыв большой силы под Ташкенской стеной, подготовленный великим казаком Арадовым. Стена от взрыва зашаталася, треснула, в середине образовалась брешь, саженей в десять. Но знаменитый инженер Иван Арадов погиб: его завалила стена. Этот герой жертвенно послужил Казачьему народу и его Земле, оставив после себя блестящих техников. Память о этом славном рыцаре будет вечно в Казачьей Истории.
            СЛАВА во веки ГЕРОЮ!
            Не успел затихнуть гул, как с другой стороны, под самой крайней башней, соединяющей Азовскую и Султанскую стены, раздались два громадных взрыва, Казаки бросились к провалам, на них обрушился сильный огонь двести пушек, но ядра летели сверх голов.
            Атаман Каторжный, подплыв на стругах к пристани, поджёг триста турецких лодок. Удушливый дым просмолённых лодок заволок стены крепости. Вся пристань горела. К Приреченской стене приставили сапёры лестницы, казаки полезли вверх, на них лилась горячая смола. Сапёры были в медных касках - раненые падали в ров. На стенах турки кричали:
·        Азер, Азер - Аллах, Аллах!
            Казаки снизу целились и били наверняка, со стен падали турецкие начальники в зелёных куртках, артиллеристы с фитилями, сыпались красные фески.
            Справа раздался новый взрыв, ученика Арадова - Ивана Косава, Азовской стены.
            Отряд Старого пробился под Каланчинскими башнями, взорвал больверк, обложил со всех сторон третью башню и подоспел на помощь к Каторжному.
            Глубокие рвы наполнились убитыми турками и казаками. Приставив лестницы, два Атамана взобрались на стены и заметили, что в море появились Запорожские чайки. То подошёл отряд Петра Вернигора. Рассыпались по берегу лавой, они с хода полезли на Приреченскую стену. Татаринов с большим отрядом бросился в брешь Ташкентской стены, но был отбит, бросился к Султанской - тоже неудача. Тогда, в великой ярости, налетел на Ташкентскую стену, где грудой и грозной толпой стояли янычары. Подкатили две пушки. Дали залп кусками железа, - живая стена янычар прорвалась - Татаринов с Порошиным и с казаками врубились в остальных. Прорвался. Засверкали казачьи шашки уже на стенах крепости. К Султанской стене прискакали, наконец, запоздавший Матьяш с Запорожцами и верблюжий полк туркменов Гайши и наездники Сергеля. Взорвали главные ворота с бесстрашным Атаманом Наумом Васильевым. Гайша и Матьяш пошли в атаку.
            Кругом кипела страшная сеча. Наконец, турки, видя что им грозит смерть, кинулись вон из крепости. Медный шлем Атамана Татаринова появился на Султанской стенке. Отчаянный Атаман кричал:
·        Калаш-паше могила. Крепость, братцы, за нами. Рубите всех до
единого.
            К ночи пушки турок стихли. Врываясь в казематы, казаки кончали бой. Походный Атаман скакал по площади крепости и кричал:
-Слава, вам, Донские и Запорожские казаки на вечные времена!
            Целую неделю казаки убирали трупы турок. Мёртвых казаков отвозили в Монастырский городок, там хоронили и устроили на братских могилах Часовню, которая стоит и доныне там. Было убито 1 100 казаков и много ранено. Затем казаки собрали Круг, на котором постановили:
·        Походного Атамана Михаила Ивановича Татаринова, за его дерзновение и подвиги во славу Донской Земли и за страх поганому турецкому султану и Крымскому хану, возвести в звание Атамана Великого Войска Донского и жить ему в крепости Азова.
·        Городу Азову быть вольным городом для торговли всем купцам Востока и Запада.
·        Всем казакам и их жёнам из Черкасска переехать в Азов и жить там.
·        Всему Войску крепить стены крепости по чертежам, почившего героя казака Ивана Арадова и во веки не отдавать ни хану, ни султану.
·        Атаману Алексею Старому вести постоянно мирные переговоры с народами Азии и Европы, а также с мурзами Большого Ногая свободно кочевать по Кальмиусу и Миусу, возле Азова и Астрахани.
            К крепости прибыл посол Грузии Георгий Цулубидзе, для приветствия казаков с победой. Он привёз на сорока четырёх больших подводах, в сопровождении Терских казаков: вино, порох, свинец, сукна и сласти для казачат. Казаки были расстроганы братским приветом христианской Грузии и кричали: "Грузии слава!"
            Затем начались в Азове молебствие о даровании здравия Великому Войску Донскому, панихиду по павшим орлам.
            А. И. Ригельман ("Повествование о Донских казаках", писал:
            "Казаки, взявши в 1637 году Азов, возобновили в городе бывшую древнюю церковь Иоанна Предтечи, греческого православия, которая сооружена была, а также и образ в ней писан был ещё от 637 лета.
            Победу над турками, казаки завершили весёлым пир-беседушкой. Вино лилось, песни неслись вниз по Дону, через Керченский пролив. Но общее веселье нарушил глава Запорожцев Матьяш. Своевольный, неуживчивый, честолюбивый, спропагандированный Московским послом Савиным, что Матьяш будет обласкан царём и возможно станет, гетманом, грубо и дерзко потребовал от Атамана Татаринова отдать ему половину Азова и добавил:
·        Если не отдадите, то подниму всё войско Запорожское и перебью
кого надобно.
            Панько Стороженко и Пётр Вернигора, подслушавши тайно сговор посла Савина с Матьяшем, стояли сзади его, когда он грозил Татаринову, и Парько спросил его:
·        А яку тобi половину дати? Оту, що рiчки йде, що в степ веде?
·        Оту, що до Дна веде! - ломаясь самодовольно, ответил Матьяш.
            Запорожцы схватили Матьяша и понесли с шумом на Приреченскую стену и размахавши оттуда, сбросили в Дон.
·        Ото буде, хлопцi, його половина! - бурчали обозлённые Запорожцы,
за нарушение торжественного праздника.
            Грустный звон колокола протяжно пронёсся по городу и повторился трижды в память заблудшагося казака.
·        Да простит Всемогущий Бог за его грех. А нам, братцы, Запорожцы и
Донцы, живым нужно думать о живом, а не о мёртвом! - сказал грустно Атаман Татаринов и пир оживлённо продолжился во славу Казачью!

ПРЕСТУПНАЯ ПОЛИТИКА МОСВЫ

            Донское Войско того времени, готово было кроме Азова, привести в государево имя Тамань, Темрюк и Большой Ногай, но против включения Азова в состав Московского государства. Войско готово было пойти на унию с Москвой, во имя общего дела, но частью Московии оно себя не считало, как не считало себя и частью Московского народа и не желало им быть. Казаки шли по пути создания империи на федеральных началах, толкало на этот путь и безвольного царя, но этот царь, как игрушка в руках "чёрного ворона" Филарета, придерживаясь его подлых советов, шёл по пути поглощения, захвата и грабежа всего того, что встречалось.
            Стремление и психология вольности и рабства были не соизмеримы. Так или иначе, выход в Чёрное море, после взятия Азова, раскрывал перед Москвой широкий горизонт развития колоссальной торговли, но наличие там казаков, приводило рабовладельцев бояр в исступление. А между тем, казаки считали царя защитником христианского народа и верили, что и весь то народ Московии, тоже христианский, создавший "сорок сороков" церквей. Какой был самообман! И после уже Атаман Кндратий Булавин говорил: "у московского народа много церквей, но веры нет..."
            Посланный в Москву 20 сентября Атаман Петров, на поставленный им вопрос:
-Какое отношение царя будет ко взятию Азова? - не получил
определённого ответа.
            Москва выжидала осторожно событий, и даже в грамоте своей не упоминала имени Азова, а только спрашивала о освобождённых из крепости пленных, число их 1 670 было уже прекрасно известно. Но заботы о них никакой. Пленные московиты, как военный материал абсолютно непригодные для казаков, да эти люди и не хотели оставаться на Дону, как в кипящем котле войны.
            Московская власть относилась к своим, казалось, гражданам абсолютно безразлично, не отпуская на их пропитание ни гроша, взваливая расход на них, на Донское Войско, которое и кормило несчастных во имя христианского соболезнования, само нуждаясь в хлебе.
            20 ноября в Москву прибыл Атаман Шатров, но и он не добился прямого ответа об Азове, а лишь Москва выражала заботу о том, как бы казаки привели в подданство Большой Ногай "великому государю".
            На следующий 1639 г. в феврале был послан Атаман Устинов, с захваченными языками турок и татар, которые сообщили, что Турецкий Султан повелел Крымскому хану готовиться к походу под Азов. Устинов доложил также, что "пороховую и ядерную казну" истратили, большой недостаток в хлебе, израсходованном на большое количество московитов пленных, всё время прибегающих в Азов, и что пограничные воеводы не пропускают московских торговцев с хлебом, а сами торгуют в свою пользу, а также берут чрезвычайно высокие пошлины, и когда Устинов, наконец, сказал, что Большой Ногай, после взятия Азова, выражает согласие войти в подданство, то царь "смиловался" и послал 100 пудов пороху и 150 пудов свинцу, то есть в половину меньше обычного, посылаемого ранее, а в грамоте - нравоучения, что "в случае похода татар на московские украины, чинить над ними поиски, чтобы православных христиан в плен и в расхищение не давать", но кормить то этих "православных", уже освобождённых, Москва отказывалась. Вот так православие Москвы! И опять в грамоте об Азове ни слова.
            9 марта, из новой уже столицы Дона, в Москву выехал сам Войсковой Атаман М. И. Татаринов с есаулом Шадеевым и Станицей в 22 казака. Он сообщил, что большая часть Б. Ногая уже перекочевала на левую сторону Дона и "корм им пойла давали и телегами ссужали, а поэтому сами в хлебных запасах совсем оскудели". Также Атаман жаловался на недостаток боевых припасов, а что весной ожидается поход турок и татар к Азову, что Азов объявлен казаками вольным торговым городом и торговля налаживается. Наконец, думные бояре поставили Татаринову острый вопрос:
·        Будут ли казаки отстаивать Азов?
            Атаман ответил:
·        Приговорено и утверждено крепко, чтобы против турок стоять, осаду
в Азове крепить, города не отдавать и не покидать, хотя все до единого помрут.
            А поэтому Атаман просил прислать жалованье, хлеб и боевые припасы, а также послать указ воеводам украинских городов прекратить задержку торговцев, из собственной корысти и наживы и пропускать их на Дон беспошлинно.
            Указ был послан, но он плохо исполнялся. Москва хотела, чтобы казаки удерживали Азов но страшась событий, стремилась остаться в стороне, объявив нейтралитет.
            Донское Войско взяло Азов своими головами и было вольно удерживать ли его, оставить без боя или войти в соглашение с Турцией, на выгодных началах.
            19 апреля 1638 года, Крымский хан прислал своих послов в Азов с требованием уступить его без боя.
            Донцы ответили:
·        Не токмо, что городу вашему царю не отдадим, но не дадим и одного
камня из городской стены.
            После этого пошли в разных направлениях разъезды, а 6 мая ушёл к берегам Анатолии Атаман Александр Долгов на 45 стругах, около 2 000 казаков. Вверх по Дону была объявлена мобилизация. Мотив: "чтоб свою молодецкую честь не потерять, за истинную христианскую веру стоять...".
            Внимательно и любовно исследуя свою родную Казачью Историю от древних времён до современности, мы видим, что в жизни Казачьего народа не было стремлений к захвату чужих территорий для создания за счёт их материальных ценностей, и если и были частые походы в пределы Турецкой империи, то тогда это считалось делом даже богоугодным, против фанатизма турок, кровью и железом желавших восстановить вокруг себя Ислам.
            Казаки во всех войнах России принимали всегда яркое участие, и всегда в результате оставались голыми. Что же двигало казаков на высочайшую жертвенность?  Патриотизм во имя империи, любовь к Москве? Нет, эти чувства не были импульсами, так как казаки не могли любить рабовладельческий метод управления, а всё же стремились на поля сражений охотно, как будто на свадебный пир.
            Ведь, казаков никто не гнал палками, как обычно это делалось в Московии, и тем не менее, казаки шли в бой за чуждые им интересы, в пользу исключительно жадной Москвы, и клали свои чубатые головы.
            Взять, например, так называемую "Отечественную войну" 1812 года. Для казаков она "отечественной" не была, так как казаки считали себя отдельным от России народом. Пошло на войну 82 казачьих полка, 60 из них покрыли своими костями всю Западную Европу, 22 полка вернулись на Дон, а к этому времени все лучшие  земли - 3 миллиона гектаров, были захвачены дворянами.
            Инертность, безразличие к материальным ценностям, даже глупость руководили казаками, которые шли на убой? Но нет, казаки, ведь были вольные, свободолюбивые, с высоким самосознанием своего казачьего достоинства.
            Какая же духовная сила толкала их на смерть? Для многих покажется даже непонятным, но самой движущей силой было "чтобы свою молодецкую честь не потерять, за истинную христианскую веру постоять...". Современное "культурное" общество, по духу уже отошедшее от богословских истин, скажет: "какие же были казаки-дураки!" Вместо того, чтобы завоёвывать хоромы, они жертвовали свои головы за мифическую Честь и Славу!
            Пройдут ещё века, исчезнет поклонение "Золотому Тельцу", рассеется сатанизм и перед восхищённым взором обновлённого духовного человечества, предстанет Казачий Рыцарь Чести, Свободы и Истинной Веры в Создателя всего видимого и невидимого Мира!
            Атаман Долгов вернулся из морского похода благополучно и вскоре казаки опять ушли в море, узнав о приходе свыше 50 турецких катарг. Казаки встретились с Турецким флотом у г. Тамани и, несмотря на превосходство турок, ударили и "учинился бой большой и стал дым великий". Около половины казачьих стругов было заперто в устье Кубани, тогда казаки вышли из стругов и продолжили бой, но на помощь турецкому флоту, пришли турки и черкесы (принявшие ислам) из Тамани и Темрюка. Половина казаков прорвалась и пешком дошла в Азов, а свыше 300 казаков пали в бою. Турки потеряли свыше 1 000 убитыми. Остальные струги, пустивши на дно 10 катарг турок, возвратились обратно.
            Сведения, полученные на море и от конных разъездов, захвативших пленных во главе с сыном мурзы, убедили казаков, что поход к Азову турок в 1639 году не состоялся. Мобилизация была отменена. Запорожцы ушли из Азова на помощь своим против Польши.
            Войсковым атаманом весной ещё был избран Наум Васильев; он сообщал Москве, что 30 000 ногайцев перешли в подданство царю: "а мурзы, государь, ногайские, которые под твою царскую руку пришли, в достать нас истощили: и запасы хлебные, и мёд, и вино, и быков, и баранов, и невода, и котлы, и каюки мы мурзам давали и деньги собирали, себя оскудя и их, мурз, утешали для твоего царского величества. А пленники валом валят в Азов и мы совсем исхарчились". И несмотря на это, Войску было отпущено только 6 000 рублей, а хлеба ни куска, а также боевых припасов, а узнав из доклада Атамана Каторжного, что в Крым 12 000 невольников заготовляют продовольствие для турецкой армии, совсем зажалась. Если Москва хотела добиться очищения казаками Азова и заключения "братского" союза с Турцией, не давая средств для защиты, то это вполне было бы целесообразным.
            4 января в Азов прибыло посольство от Персидского шаха с грамотой Донскому Войску. Шах предлагал Союз и помощь от 10 000 до 20 000, но казаки отказались самостоятельно решить этот вопрос, за неимением хлеба и боевых припасов, и отослало грамоту царю, который из амбиции не мог понять действия казаков.
            По случаю смерти Турецкого Султана и восшествия на престол брата Ибрагима, поход в 1640 году не состоялся. Для Азова и для Москвы это был большой выигрыш для вооружения Азова, а также дипломатических возможностей, но Москва не делала ни того, ни другого, беспутно и глупо выжидала.
            Атаман Наум Васильев, зная отлично лицемерие Москвы, писал:
            "Азов держать нечем, казаки с наготы, с босоты, и с голоду и холоду разбрелись врозь по своим городкам. Бьём городом со всеми городскими строениями и 280 пушками. А мы, государь, не городержцы. Мы бьёмся за веру христианскую неизменно, и если Азов не будет принят в царскую отчину и жалованье не будет прислано, то казаки разрушат Азов и покинут его".
            Атамана Зимовой станицы Гаврилова утешали, что запасы будут присланы, и на протест Атамана, что воеводы не пропустят, тоже сказали, что напишут указ.
            Политика Москвы привела к тому, что казаки стали фактически убеждаться в том, что им больше было выгоды, когда Азов был в руках турок. Крепость требовала наличия большого гарнизона, а этот гарнизон, будучи только едоками, не имел возможности добывать средства охотой, рыбной ловлей и торговлей.
            Угроза казаков оставить Азов, воздействовала на царя и он отдал указ снабдить Войско необходимым, но отправка задержалась под различными предлогами.
            21 марта 14 000 татар подошли к Азову. "Были бои великие пять дней, наших людей на устье Дону и на взморье на рыбной ловле побрали, а мы у них сколько Бог помощи подал, многих побили и побрали", гласила отписка царю.
            Крымский хан прислал послов для размена пленными и предлагал казакам "казну великую 40 000 червонцев".
            На последнее предложение Наум Васильев (атаман) ответил:
·        Взяли мы Азов своим умышлением, а не праведного царя
повелением, взяли своими головами и своею кровью, а головы свои складывали за истинную свою непорочную веру, за дом Св. Пророка Предтечи и Крестителя Иоанна, а на твоё тленное и гибнущее злато не прельщаемся. Будет вам, Крымскому и Турскому царям, Азов город надобен, и вы его также доставайте, как и мы доставали: своими головами и своей кровью.
            Вот и опять красной непрерывной нитью пронизывается духовная структура Казачьего народа: Честь и Вера, но не злато!
            Крымский хан добивался Азова. Тогда все силы он мог бросить на Москву прямым путём от Перекопа через Тулу. А Москва так запасы и не присылала на Дон. А весной 1641 года из Москвы тайно, от Донских казаков, через Крым были посланы в Царьград послы Лыков и Букалов для заверения нового султана в своей дружеской лояльности и что султану предоставляется свобода действия по отношению к казакам, которым царь поддержку не окажет, а будет держать строгий нейтралитет. Москва шла на явное предательство.
            11 апреля Атаман Т. Я. Лебяжья-Шея на 12 стругах "для вестей", всего 600 казаков высадились в Крыму; многих татар побили и освободили много русского полону. 7 стругов с пленными пришли в Азов, а Атаман Михаил Таран с 5-ю стругами остался на море и двинулся к Анатолийским берегам. Возвращаясь оттуда, уже не мог пробиться к Азову - куда прибыл Турецкий флот; тогда он кинулся к устью Днепра, но здесь ему преградил путь Польский полковник Душинский; он сперва брал взятки с казаков за укрытие их от турок, а затем предложил последним совместно напасть на казаков. Весь отряд был окружён и почти все 300 человек пали смертью храбрых. Спаслось лишь несколько казаков, один из них Юрий Марчёнок 15 октября добрался до Москвы и поведал о гибели отряда.
            Вот пример довольно яркий, как западное воинство смотрело на войну: сперва как исключительно нажива и до предательства христиан включительно, а затем уже набивши карман, говорить о "чести и вере".
            Последняя отписка Войска царю была послана уже тогда, когда крепость была обложена, но Атаман Беляй Лукьянов прорвался ночью. В отписке Наум Васильев писал:
            "24 июня пришли Крымский царь и многие земли и Азов обложили, запасов ваших много было обещано, но не прислано, и пить и есть почти что нечего".
            Валуйский воевода Голенищев-Кутузов также доносил, со слов захваченных татар, что турки после взятия Азова, все свои силы бросят на Москву.
            Москва послала в Царьград новое посольство Зайкова, но оно было перебито Запорожцами. Москва обезумела от ужаса и отдавала себя на милость Турции.
            Несмотря на превосходство турок и татар, на очевидное коварство и предательство Москвы, задержавшей средства для защиты Азова, славное Войско Донское решило защищать Азов. Был ведь выход: отдать за большой золотой запас, предложенный Крымом; могло Войско оставить Азов на выгодных для себя условиях. Но тогда все колоссальные силы турок и татар до 400 000 были бы брошены вперёд и тогда бытиё Московского государства было бы кончено, ибо Казанское и Астраханские царства, как единоверцы, с радостью набросились бы на своего врага - Москву.
            Донское Войско защищало не себя, оно могло свободно и на выгодных условиях, уйти вверх по Дону, но оно защищало свою непорочную светлую Честь и Веру и Славу!

СТРАШНАЯ БИТВА ЗА ДРЕВНИЙ ГОРОД АЗАК-АЗОВ

            Комендантом крепости был назначен Осип Петрович Калужанин, неимоверной силы и отваги казак. О нём сохранился рассказ, когда во время сильной бури и ливня дождя, и вздымился могучими волнами "Тихий" Дон, срывая с приколов плоты с запасами: рыбой, сухарями, мясом, то он, задерживая плоты могучими руками, забивал большие колы пудовым молотом; вокруг него кружились, как выброшенные из гнезда, птички - казачки, спасая добро казачье - общинное и, вдруг, крики: "Татары, татары!"
            Увидя красивый, пышный цветок изящных казачек, вокруг Осипа Петровича, татары бросились на этот  "товар", самый ценный для азиатов. Первым мчался мурза с высоко поднятой саблей на Атамана, а тот спокойно ожидал, не имея при себе ни револьвера, ни шашки и только, что подскакал мурза, то страшный удар большим длинным колом обрушился сперва на голову лошади, которая пала мёртвой и повалилась, а затем уже кол полосанул и мурзу; следующие за мурзой два татарина, ушли также в вечность за своим начальником; остальные просто остолбенели и когда Атаман двинулся на них, размахивая ужасным колом, то они в страхе умчались. Спасённые казачки бросились в свои землянки и выбегали оттуда с ружьями, чтобы принять участие в защите Черкасска.
            Сама крепость была заново ремонтирована, укреплена по чертежам инженера Ивана Арадова, были углублены и уширены рвы, была создана трёхярусная огневая оборона, вместо одной верхней, устроены были дополнительно башни, под землёй созданы минные галереи, слуховые проходы, за стенами крепости поставлены "избы", кои насыпались хрящём, на случай пролома стен артиллерией.
            На вооружении было 280 орудий мелкого калибра. Перед осадой, по мобилизации, подошли казаки со всех речек "Казачьего Присуда", последняя тысяча уже пробилась через турецкое обложение. Собралось в Азове до 8 000 казаков и 800 казачек, во главе с Атаманшей Варварой Татариновой, вскрывшей после взятия Азова, измену предателей - братьев Яковлевых - Михаила, которого подвесили крюком за ребро и Корнея, увильнувшего от кары, но затем, после прославившегося предательством Атамана Степана Разина. Казачий резерв был оставлен в городке на Казачьем Острове, который часто нападал на тылы осаждавших турок и татар, проявляя дерзкие партизанские налёты.
            В Азове ещё до осады, ощущался недостаток в хлебе, крупе, толокне, пшене.
            По своей территории, количеству населения, громадным средствам, по своей военной мощи, Турция была самой могущественной империей всего Земного шара.
            Силы исчислялись казаками осадной армии в 240 000 человек, по расспросам пленных. Эту численность дают и турецкие источники, из записок историка муфтия Эвлина, бывшего главным муедзином при турецком главнокомандующем пашой Гуссейн-Делия. Боевой состав был в 250 000, а 50 000 рабочих. Турецкий флот состоял из 150 галер, 150 фрегатов, 200 чаек, всего свыше 500 судов.
            Артиллерия: 120 ломовых (осадных) пушек для пролома стен с ядрами в пуд, полтора и двух пудов, мелких орудий было 700 и 32 мортир для навесного огня. Всего у турок было 850 пушек и изобилие боевых припасов.
            Эти громадные силы и средства, конечно, были двинуты не только против Азова, взятие которого паша считал, как летняя прогулка, а всю мощь ре имел намерение двинуть на Москву, чтобы с этим государством покончить раз и навсегда, установив, таким образом, могущественную Турецкую Империю, включив Казанское и Астраханское царства, о чём эти царства и просили Турецкого Султана.
            Силы же Московские хотя и многочисленные, но абсолютно непригодные для боевых действий и даже не потому, что их не обучали, а потому, что сам народ, будучи в рабстве, не пылал "патриотизмом", как и было во времена "Смуты", когда ополчение Минина и Пожарского просто разбежалось, оставив своё "отечество" спасать казакам, о чём прекрасно были осведомлены турецкие и крымские власти.
            Пехоту составляли гвардия: 20 00 янычар, 20 000 спагов, 47 000 турок, десант флота и 6 000 наёмный корпус из немцев, венгров, итальянцев и 50 000 татар.
            Во время работ по обложению, казаки сделали две вылазки. По словам Эвлина было убито 700 янычар.
            26 июня рано начался обстрел Азова. Крепость не отвечала. Стрельба стихла, это была демонстрация силы для устрашения казаков.
            Перед обедом, к главным воротам, прибыли парламентёры от главнокомандующего, от флота и от Крымского хана с многочисленной свитой в нарядных одеждах, с золотыми и серебряными украшениями. В крепость они не были допущены и казаки вели переговоры со стены.
            Турки описали убытки Турецкого Султана взятием Азова, его "рыбного двора". Ведь, султан царь царей, хранитель гроба Господня, владыка - равный Богу, что силы Турции громадны, что Московский царь отказался на отрез помогать казакам, а поэтому защита безнадёжна, и казаки без боя должны очистить крепость до рассвета, предоставляя казакам забрать всё, что они хотят и с оружием даже в руках уйти. Предлагаем казакам Союз на равных началах, обещая большие блага и честь казакам. От ответа казаков зависела судьбу не только несчастной Московии, но и Востока Европы - момент был страшный!
            От лица всего Великого Войска Донского держал ответ "толмач" - войсковой есаул Фёдор Иванович Порошин, знаменитый бытописатель "Азовского сидения". Изяществу и красоте его стиля многие удивлялись из историков Московии: "каким образом у казаков появился такой образованный человек?"
            Думали и гадали и, наконец, решили: Порошин был крепостным у князя Оболенского, но откуда же он набрался "учёности?" ломали головы "историки", так как сам Оболенский был безграмотным. Так и не добились Истины, но раз "историки" написали, так и быть тому, что Порошин - крепостной и никаких возражений быть не должно.
            Казачёнок Федя сопровождал своего израненного отца в Воронежский монастырь и там оставался семь лет, до самой смерти любимого отца-героя. В этом монастыре было несколько престарелых священников, у которых были книги священного писания. Содержание этих книг Федя знал почти наизусть. Там он и познал грамоту и преуспел так, что и учителя то его дивились. Когда Феде минуло 15 лет, он прибыл на Дон, в Черкасский городок. Там он познал и "политическую" грамоту от Атамана Черкашенина и от самих даже "дьяков" московских, бежавших на Дон.
            Вот, вкратце, ответ Ф. И. Порошина турецким парламентёрам:
·        Мы - казаки хорошо знаем турок по своим походам на суше и на
море; хорошо видим ваши силы, который мы давно уже ждём к себе в гости. А что вы не надеясь на свои силы турецкие, Султан нанял ещё иноземцев, которым и будет слава, коли возьмут Азов; таким огромадным войском взять крепость слава невелика, а вот когда казаки удержат своими малыми силами, то слава будем великая и будет принадлежать только нам казаки. А что московский царь хлеба не пришлёт, то мы и без вас знаем. Кормит нас и поит наш Свет Тихий Дон Иванович, рыбой свежей и зверями дивными; а серебро и платье цветное, и жемчуга белые, и камни дорогие, и девиц красных себе в жёны, и всякий полон, то сами выведаете, и диковинны разные и коней добрых добываем у вас. А что ваш турецкий султан пишется равен Богу, то он, по-нашему - ваш смрадный царь, равен бешеной собаке. За ту его гордость Спаситель, наш Царь небесный, скинет его с высоты в бездну. А чтобы мы шли на службу Турецкого султана, то вы нашу службу увидите под Азовом, и мы положим под ним столько турецких голов, сколько камней в его стенах, а если вы и разрушите стены Азова, то мы устроим лучше город из костей и черепов турецких.
            Мы уже видели, как турки защищали Азов, а теперь хотим поглядеть, как вы его брать будете. А встреча и угощенье вам приготовлено. Переговоры о мире, мы - казаки вести не будем, а ежели переговорщики прибудут, то их побьём до смерти.
            Ответ казаков был не только категорическим отказом, но и насмешкой и презрением у силам Турции с султаном во главе. Дерзкий ответ казаков привёл в ярость всех пашей, и главнокомандующий приказал поднимать заранее приготовленное войско, в количестве 30 000 пехоты. Понеслись по полю звуки барабанов, литавр, бубнов, рогов. Войско двинулось с многочисленными знамёнами. Турки построились в 8 рядов вокруг крепости, от Дона до Дона: "а строй их подобен был солдатскому..., платье златоглавое с кемом царским, на головах шишки и шеломы позолотные". Впереди шли янычары, спаги ( гвардия - гордость Султана) с 6 000 отрядом немецких войск. Гуссейн-Делия решил отборными силами сразу же покончить с Азовом, а затем, не теряя времени, двинуть 2000 000 войска на Москву.
            Войска подошли уже ко рву, окружающему крепость, а в Азове гробовая тишина и на стенах ни одного казака; сделали очень искусно проходы через ров, стали взбираться на стены, команда: "нар-нар!" и оркестр воодушевляли воинов и они, как осы на мёд, полезли к стенам - заполнили ров, на крепостной стене показалось уже турецкое знамя. А в крепости полная тишина, значит казаки решили сдаваться... одна из башен уже была захвачена турками, количеством около 1 000 янычар. И, вдруг, земля дрогнула. Раздался гул из всех 280 пушек, которые были заряжены "сечёным железным дробом", только ничтожная часть этого "дроба" могла пасть на землю.
            Оборона крепости, по чертежам гениального казака - инженера Ивана Арадова, бывшего венгерца, была оборудована так, что каждая пядь земли представляла опасность для врага: фланговый огонь на лезущих на стены, поражает десятки и сотни. "Победителей" башни взрыв метнул в воздух и все там погибли, как писал историк Турции Эвлин. Рукопашный бой с храбрыми янычарами шёл до 3-х часов ночи, и они не выдержали боя, пользуясь темнотой, отступили по трупам, наполнившим до отвала ров, турок. В этом самом жестоком бою турки потеряли, по словам Эвлина: "убитыми Кафинского пашу, 6 голов янычарских, 2 немецких полковника, не менее 10 000 убитыми, весь немецкий корпус, большая часть штурмовавших турок было ранено. Таким образом, гвардия турок, как моральная и физическая сила, на время перестала существовать, а без неё двигаться на Москву, оставив заслон под Азовом, было рискованно".На следующий день всё стихло. Турки откатились на три версты. К 11 часам прислали переговорщиков о заключении перемирия на трое суток для уборки трупов, с предложением 100 серебрянных талеров за каждого убитого, а за тело Кафинского паши столько золота, "сколько он по весу потянет". Опять на стене появился есаул Ф. И. Порошин, в сопровождении самого коменданта крепости О. П. Калуженина.
            В интересах казаков было, чем скорее, тем лучше, очистить всё кругом, из-за боязни эпидемии, а очистка рва для будущих боёв.
            Есаул Порошин крикнул туркам:
·        Забирайте своих бесплатно, так как мы - православные христиане
не торгуем мёртвыми телами, а казакам дороги не мёртвые турецкие головы, а живые, - приходите видаться. Вчера была первая вам игрушка, мы ещё не как следует разыгралися, то мы только ружья свои прочистили...
            Нужно, однако, отметить особенную храбрость и напряжение янычар и спагов, ведь они считались первыми воинами тогдашнего времени, но нечеловеческая выдержка казаков, их необычайное искусство в крепостном бою и изобретательность минных галлерей, победило их достойных врагов.
            Четыре дня убирали трупы. Казаки наслаждались отдыхом после похорон своих братьев. Казачки с Атаманшей Варварой, освободившись от своих бойниц, смывали и перевязывали раны воинам.
            После перемирия, турки стали возводить земляной вал с юга от Дона до Крымской стороны, высотой до 6 саженей - выше крепостной стены. Опять в крепости тишина, ни одного выстрела из пушек (наблюдалась экономия, так как коварная Москва не прислала боевых припасов), но эта тишина не только нервировала турок, но вселяла и некоторый страх, от какой-то "казачьей тайны". А в это время казаки устраивали  к валу "пролазы под стенами и через них совершали вылазки и наносили туркам поражения. Под вал было сделано 12 подкопов; и когда турки установили часть осадной артиллерии, то взорвали вал, и сделав вылазки, атаковали турок, которые в страхе побежали, на месте оставив 28 бочек пороха и за турецкий уже счёт, разрушили до основания вал, пушки, однако, были взрывом приведены в негодность.
            Четыре дня длилось затишье, казаки передохнули. На пятый день открылась кононада турок навесным огнём. Ядра с горючим веществом, после, падения внутрь крепости, продолжали гореть и двигаться "яко змеи мечутся по Азову", говорили казаки, и первое время были большим злом, но затем казаками сапёрами, учениками покойного инженера И. Арадова, нашли способ: казаки стали скрываться под землёй, устроив там убежища.
            Турки день и ночь вели работы по насыпке второго, ещё более высокого вала, и установили на нём 100 пушек. Крепостные пушки были не дальнобойные и не могли мешать устройству вала. Казаки вели подкопы, строили убежища под землёй, также следили за судами, подошедшими к Азову.
            Муфтий Эвлин писал:
            "Казаки, будучи искусными минёрами, делали мины под водой, с помощью осмолённых лодок". Тоже изобретение учеников Арадова.
            Эвлин писал также:
            "Несмотря на большую бдительность, многие неверные пробирались в крепость и обратно, бросаясь голыми в Дон, и плыли под водой на спине с камышом во рту,; оружие и провиант тащили за собой в кожаных мешках и помогали крепости".
            Установив артиллерию, турки громили крепость на протяжении 16 суток, выпуская в сутки 1 600 ядер. Бомбардировка прекращалась на время атаки штурмовых колонн, каждый раз свежими войсками, в 10 000 человек. В Азове же смены не было. Не было времени ни для сна, ни для отдыха. 800 казачек заменяли ослабевших у бойниц и готовили скудную пищу, запасов, по вине предательской Москвы, было мало.
            Всего было 12 штурмов. Там, где крепостная стена была разрушена осадной артиллерией, ставились заранее приготовленные ещё до осады "избы", которые набивались землёй и мелким щебнем.
            Последний штурм 25 тысячным войском был особенно напряжённый, в продолжении семи с половиной часов. Крепость от бомбардировки тяжёлыми снарядами была почти разрушена. 9 башень приведено в негодность, оставалось лишь четыре башни.
            По словам муфтия Эвлина: "турки прорвались до центра крепости, но "остатки неверных" скрылись под землёй поднесли огонь к минам и отправили на тот свет большинство атакующих; другие неверные били турок из бойниц, а когда турки, понеся страшные потери от мин, стали отходить, казаки выскочили из-под земли; и как свирепые звери, стали рубить отступающих".
            После этого, последнего приступа, наступило затишье. Каждая из сторон зализывала свои раны в течении трёх суток. Казаки могли выспаться и отдохнуть, и продолжать вести работу по установке "изб".
            Для турецкого главнокомандующего было ясно, что о походе на Москву, не могло быть и речи, и стоял перед ним страшный вопрос: как бы выйти с "честью" из собственного позора. И он послал просьбу султану или дать помощь свежими войсками или отложить атаку Азова до следующего года. Подкрепление было прислано и категорический приказ султана: "Паша! Возьми Азов или отдай свою голову".
            Немецкие инженеры, учитывая казачий опыт взятия Азова подкопами, остановились на этом последнем методе, и поэтому стали вести 17 подкопов. Но у казаков, уже до осады, были проложены подземные галереи по чертежам инженера И. Арадова, они только увеличили их количество, доводя их до 26. Были также устроены слуховые галереи, где дежурили особенно имеющие выдающийся слух казаки, и как только обнаруживался турецкий подкоп и его направление, казаки, как кроты, подводили под этот подкоп мину и он взрывался.
            9 августа Гуссейн-Делия доносил:
            "Людей потеряли много, а ничего не учинили и прочь отойти нельзя. С кем мы не воевали, под Багдадом многие бывали и с Польским королём и нигде не единожды и с иными великими государями везде де нашего султана слава была. А такой великой шкоды турецким людям не бывало нигде и ни от кого, как ныне под Азовом".
            Великий визирь, передавая содержание этого донесения Московскому послу, в Царьграде Лыкову, расточался похвалой в адрес царя Михаила за то, что он не даёт помощи казакам.
            Бедный, жалкий трус, этот царь, и мерзки его бояре!
            Посол сообщал в Москву:
            "И весь Царьград в великом опасении и в страхе, и ни от которой стороны такого опасения не имеют, как от Азова. И великий визир говорил, что не взяв Азова и нам де николи в покое не быть, всегда на себя ждать нибели, как де казаки умножатся и город укрепят и нам де в Царьграде не отсидеться".
            Казаки же упорно продолжали свои вылазки. Иногда притворным бегством увлекали турок к месту минированному и взрывали атакующих. В турецком стане начиналось разложение. Татарская конница стала отказываться вести атаки в пешем строю, стали отказываться и матросы, оставляя корабли без прислуги, так как половина их легла мёртвыми под Азовом. Всё громадное войско было скучено в одном месте на поле. Стояли жаркие дни. Санитарные условия были на низкой ступени. Вонь стояла кругом на 10 вёрст.
            Чтобы поднять дух войска, решено было всей коннице двинуться на "Казачий Остров", - главный резерв Донского войска, откуда по временам совершали казаки партизанские налёты на тылы турок. Но на передовой отряд татар ринулся страшный для них, великан Атаман Каторжный - глава резерва. Татары не выдержали сильной контр-атаки и обратились в бегство.
            Все силы и средства, в громадном количестве, были использованы турками и не дали никаких результатов.
            Гуссейн-Делия прислал парламентёров к стенам Азова, но казаки встретили их выстрелами. Тогда турки стали бросать со стрелами грамоты с предложением каждому казаку по одной тысяче талеров золотом за развалины Азова и разбитые камни.
            Тяжело было казакам Азова. Было убито свыше четырёх тысяч и много раненых. Боевые припасы и продовольствие было на исходе. Прорывавшиеся голые казаки с мешками, не могли дать особенное подкрепление, но это малое всё же поддерживало веру в конечную победу. Хотя тело отказывалось служить, наступало полное физическое истощение. Страшна была не смерть, а худшее для рыцаря-воина, - бессильным попасть в плен.
            На стенах казаки не показывались перед парламентёрами потому, чтобы не показать им свои исхудавшие фигуры и подгибающиеся от бессилия ноги. Но дух всё же оставался прежним, непреклонным.
            И казаки всё же послали ответ, привязав его к стреле:
            "К нам больше со своей глупой речью не ездите. Сманивать вам, нас - только время терять. Сколько вам под Азовом не стоять, а его вам, как ушей своих, не видать. Да вы, басурмане, сулите нам золотые талеры тысячами, чтобы мы вам сдали Азов. Не дорого нам ваше злато басурманское, а дорога нам наша ЧЕСТЬ КАЗАЦКАЯ. Знайте, что СЛАВУ не златом покупают, а вострой саблей добывают. Полегло ваших турецких голов многие тысячи, и не видать вам Азова до века. Нас не так то легко победить, ибо имя наше Казачье, Вечное, Вольное и Бесстрашное. А как отсидимся в Азове, то ждите нас в Царьграде, хотим посмотреть на строения султанские".
            Но, так или иначе, а страшная трагическая развязка быстро приближалась, каждый уже чувствовал веяние конца.
            25 сентября казаки решили: "если не пробьёмся на "Казачий Остров", то с оружием в руках погибнем в неравном бою". Казаки в старину были весьма верующими: всю надежду на свою победу возлагали на Промысел Божий и на Покровителя Азов-города Св. Иоанна Предтечи.
            Вот как описывал "Азовское сидение", бытописец-участник тех трагических дней, есаул Фёдор Иванович Порошин:
            "Прибежим, бедные, к своему помощнику Предтечеву Образу, перед ним расплачимся слезами своими горькими: Государь - Свет, помощник наш Предтеча Христов, Иоанн! По твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, взяли Азов-град, побили в нём всех христианских мучителей и идолослужителей. И Твой дом, Никола Чудотворец, очистили и украсили ваши чудотворные образа от своих грешных, недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед вашими образами не бывало. Али мы вас, светы, чем прогневали, что опять хоцете идти в руки бусурман? На вас мы, светы, надеялись в осаде сидели, оставя всех торарищев. А теперь от турок видим впрямь смерть свою, поморили они нас безсонием: 14 дён и 14 ноцей с ними без пристани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулись и руки наши оборонные уже не служат нам. И от истомы уста наши замертвели и очи у нас порохом выжгло от беспрестанной стрельбы, язык у нас во устах наших на бусурман закричать не ворочится. Такое наше безсилие, не можем в руках своих никакого оружия держать, почитаем себя уже за мёртвый труп. Теперь мы, бедные раставаемся с нашими чудотворными иконами и со всеми христианскими православными. Почали уже мы, Атаман и Казаки, и удалые молодцы и всё великое Донское и Запорожское свирепое войско прощатися...
            Простите нас государи-цари православные; простите нас государи патриархи Вселенские и велите помянуть наши души грешные; простите государи вси митрополиты, вси архиепископы и епископы и игумены  и вси священницы и диаконы и вси Соборы совещённые, вси монахи и затвориники, вси святые отцы и вси христиане православные, и помяните наши души грешные...
            Простите нас поля чистые, дубравы зелёные и тихие заводи; простите нас море синее и реки быстрые; прости нас Государь Отец наш Тихий Дон Иванович. Уже нам по Тебе и Итаману нашему о грозным войском не ездити, дикого зверя во чистом Поле не стреливати, в тихом Дону Ивановичу рыбы не лавливати...
            26 сентября на рассвете, с позаранку, попращавшись друг с другом, все почти перераненные, надели мертвецкие белые рубахи воедино с горстью оставшихся в живых казачек, взяли мы иконы чудотворные Предтечину да Николину, зажгли свечи в фонариках и с пением молитвы Пречистой Богородицы и пошли против бусурман на вылазку. Под иконами, в огнях свечей и большим гулом пения молитв шло Войско на смертный бой по родной Земелюшке в последний раз.
            Густой туман по долине, ели глаза запорохованные ничего уже не видят. Прошли версту, другую, на третьей послышался шум и дикие вопли:
·        Аллах, Аллах!
            Гул молитвы усиливается и слышен бег бусурман...То заступлением Небесных сил Пресвятой Богородицы и помощью святых угодников Предтечеве и Николино явно бусурман побили...И мы от бед своих, и от смертных ран, и от истомы отдохнули и замертво повалилися... частно, а другие бросились в догон за бусурманами. Вели Атаманы Наум Васильев и Алёша Старой - головы от ран перевязаны...
            Вдруг, гул конских копыт по истоптанной голой земле и крик:
·        Братцы, дайте дорогу!
            То конная помощь от Атамана Каторжного из Черкасска подоспела.
·        Слава, Тебе, Небесная Владычица! - неслось по рядам и кто от
истомы было повалился, вскакивал и бежал за конницей".
            За несколько дней до последней, чисто мистической вылазки казаков, как бы отрешившись от родной Земли и перешагнувших в иной мир своим духовным порывом, победив Смерть, у главнокомандующего Гуссейн-Делия состоялся военный совет. За подписью 300 главных начальников, было подписано решение: вследствии громадных потерь убитыми 100 000 и ранеными, а также начавшимися заболеваниями, осаду Азова снять до следующего года и спешно начать погрузку разложившегося войска. Первыми ушли Крымские татары. На последние колонны отступающие с криками "Аллах, Аллах", ударили Азовские защитники и конница от Черкасска. Всё поле покрылось трупами турок и татар, не успевших на суда.
            Атаману Науму Васильеву подали коня и он крикнул:
·        Рубите до единого, - и как вихрь бросился во главе коннницы.
            Атаман Старой не мог дальше двигаться и слёг на землю тяжело дыша. Кровавая повязка на голове свисла на бок. Казачка нежно перевязывала ему рану. Всё то, что оставалось на месте, попало в руки победителей казаков: несколько орудий, порох, свинец, продовольствие, подводы, лошади, сбруя, скот, бараки.
            С ночи на 27 сентября разбушевался западный циклон страшной силы. Буря и волны Синего моря бросали турецкие катарги, как щепки. 40 разбитых катарг было выброшено на берег. Казаки набросились на хлеб и продовольствие находившееся в них. Голодовка последнего месяца прекратилась.
            И есаул Порошин заканчивает своего рода "Иллиаду" Азова:
            "И мы остальцы, всего нас осталось одна тысяча, перераненные взяли иконы Иоанна Предтечева да Николы Чудотворца, место Азовское оставили, а сами пошли на свой Тихий Дон и там сотворили обитель Иоанна Предтечи, а Атамана своего Алёшу Старого поставили в ней игуменом".

    ЗНАЧЕНИЕ АЗОВСКОГО СРАЖЕНИЯ

            Обычно историками Московии бессмертное "Азовское сидение" на протяжении трёх с половиной месяцев, как бы по заказу свыше, сугубо замалчивается, а между тем, оно если бы на месте московского государства было иное, менее рабовладельческое, должно бы быть "русским национальным праздником", имеющим несравненно большее значение, чем Полтавская битва или Бородинское сражение, ибо эти победы были направлены лишь только против установления господства Карла XII и Наполеона, но бытию России не угрожало. Но, если бы Донскому Войску не удалось разгромить Турецкую армию у Азова, то от Московского государства ничего бы не осталось независимого самобытного, - это была бы простая провинция Турецкой империи.
            Для того, чтобы понять особенное значение "Азовского Сидения" для судьбы Московии, необходимо знать то, что Турция всегда стремилась к овладению Казанским и Астраханским царствами, как своими единоверцами.
            По словам русского же историка Ключевского, касающегося истории Азова, он пишет:
            "Когда московские послы (Лыков и Буколов) были в Константинополе и заявили Турецкому Султану протест против жестокостей турок по отношению христиан, Сербов и Болгар, то им ответили, что недавно приходили сюда послы от Казанских и Астраханских татар и башкир, которые просили султана освободить их от христианского ига и принять в своё подданство царства Казанское и Астраханское: они жаловались ему на то, что московские люди ненавидят их веру, многих из них бьют до смерти и разоряют беспрестанно. Турецкий султан, империя которого была в полном расцвете своего могущества, внял мольбе и снарядил огромную, по тем временам, армию, снабдил её всеми тогдашними новейшими изобретениями и отправил её на освобождение татар и башкир.
            "Эти царства, - как говорит и немецкий историк Флетчер, - были древними владениями Восточных татар и Турция стремилась овладеть ими давно. В 1569 г. она пыталась было прорыть канал между Волгой и Доном, чтобы связать Царьград с Астраханью прямым водным путём, но Донское Войско разгромило эту армию. Для второго завоевания требовалось только взять Азов и затем прямым путём двигаться на Москву. Взяв Азов, Турция, вне всякого сомнения, овладело бы Казанским и Астраханским царствами, что было для неё очень легко, ибо народы этих царств татары и башкиры, были крайне раздражены рабовладельческим методом Московии и оказали бы Турции всемерную поддержку своими силами, а народ татары превосходили далеко над московитами своими боевыми качествами, а Москва к тому времени была уже истощена войной со Шведами и Поляками.
            А овладев Казанским и Астраханским царствами, Турция стала бы грозно между Московией и богатой Сибирью, где народы, подпав под управление московских воевод-воров, грабителей непосильного "ясака", спаивания водкой из царских кабаков, также восстали бы против Москвы и бытию её - Московии был бы поставлен конец. Вместе с этим, вопрос коснулся бы и религии всех тех племён, из коих образовалось Московское государство, среди которых московиты распространяли "христианство" жестокими мерами, были даже восстания.
            Историк Ключевский, например, пишет:
            "Сохранилось предание, записанное в XVII веке, что часть языческого населения (мурома, ведь, мери) Ростовской земли, убегая от русского крещения, выселялась в пределы Болгарского царства".
            Об отрицательном отношении татар к русским говорит и Флетчер:
            "Эти свойства - неверность в слове, делает их презренным в глазах всех соседей, особенно Татар,которые считают себя гораздо честнее и справедливее Русских, и ненависть к образу правления и поступкам Русских было до сих пор главною причиною язычества Татар и их отвращения от христианской веры".
            Но на пути победоносного марша к Москве, стояла крепость Азов, усовершенствованная Казаками так, что подобной, по боеспособности, не было ни в Турции, ни в государствах Европы. Разгрызть этот маленький орешек оказалось не под силу могущественной армии в 250 000 человек.
            Вот почему для каждого честного государства победа у Азова 1641 года, должна была бы чествоваться как национальный праздник. Казачий народ празднует это событие 14 октября каждого года. А Московия упорно молчит, что Казаки спасли её от неминуемой гибели и даже не сочла нужным поблагодарить за своё спасение, а наоборот, своих потомков натравливает на свободный Казачий народ, для его уничтожения.
            Видный чиновник Посольского приказа (министерство иностранных дел) тех времён Котошихин, бежавший за-границу, в своей книге прямо подтверждает роль Донских казаков:
            "И только б не они - донские казаки, то не укрепились бы и не были б в подданстве за Московским царём Казанское и Астраханское царства, а городами и землями во владетельстве".
            И что же казаки слышат от московских изолгавшихся историков вместо благодарности? Казаки - воры и разбойники и про Азов молчок, ибо ожесточённую осаду выдержали казаки, а не московиты, а их 80 000 армия под Смоленском позорно разбежалась, вот и возник шовинизм.
            Это - два антипода, два мировозрения: Московский рабский и Казачий свободный. Абсолютно различная психология, у первых главный двигательный силой был и есть лозунг: "грабь - награбленное", у вторых - Честь и Слава!
            И мы, исследуя "Азовское Сидение" видим, что в целях ограждения этих высоких духовных ценностей, как Честь и Слава, на первое предложение Крымского Хана освободить Азов за 40 000 золотых талеров, отвечают отказом; на предложение Турок уплаты по 100 серебрянных талеров за каждый труп (а их было 10 000), а за труп Кафинского Паши столько золота, сколько по весу потянет этот труп, казаки благодарно отвечают, что берите их бесплатно, что "мы мёртвыми не торгуем") едва ли бы московиты воздержались от этой заманчивой торговли).
            Когда же главнокомандующий Турецкой армией предложил уже обессиленным казакам по одной тысяче талеров золотом, оставить разбитые уже камни крепости, то казаки храня свою Честь и Славу, отвечают, что нам не важно ваше злато бусурманские, а вот когда мы отсидимся, то ждите нас в Царьграде. Это отвечает комендант крепости О. П. Калуженин. А воеводы Московии Шеин и Измайлов просто продали за 80 000 и войско у Смоленска.
            Имея в своём распоряжении такую огромную золотую казну, Казаки даже не удержавшись на Дону, могли бы преспокойно уйти на реку Аму-Дарью и создать там своё государство, но это было бы изменой "батюшке Тихому Дону Ивановичу". А за измену - казнь!
            А 3 000 казаков, брошенных "христолюбивым" воинством "Св. Руси" в Смоленске, не желая сдаться в плен полякам, бились до изнеможения и остальные вошли в пороховой погреб и взорвали его, погибнув до одного. Чем объяснить этот подвиг? Ведь казакам была возможность предложить полякам те же условия, какие были предъявлены воеводами Шеиным и Измайловым, то есть продать право на освобождение Смоленска. Высокая духовная традиция Казачьего народа твёрдо твердила: умри, но не посрами Казачью Славу!
            Когда же читаешь о последней вылазке казаков утром 26 сентября, то чувство гордости и любви к незабвенным бессмертным нашим предкам охватывает до физического трепета наше существо, и как бы интуитивно присутствуешь там и видишь какое-то чисто мистическое шествие людей, обречённых на Смерть. Исхудавшие лица, как у бледных мертвецов, одеты все в мертвецкие белые рубахи, свет горящих свечей в фонариках освещает всех, горят глаза каким то уже неземным светом, в них отражается непреклонный порыв последней Жертвы. Ветер от моря бьёт по волосам и бородам. Пышные волосы казачек вьются назад. Мощный гул всего войска молитвы: "Взбранной Воеводы Победительнице".
            Душа всех стремится к своей Защитнице Пречистой Богородице. С каждой верстой      гул усиливается. Казаки уже чувствуют, как какая то сила несёт их вперёд, вперёд. При свете свечей сверкают шашки наголо. Услышав гул и в предсветном тумане увидев это необычное движение, никогда невиданное, турки, объятые ужасом суеверия, в страшном беспрядке бегут к морю, к судам, а  за ними, как какая то карающая небесная сила конницы рубит без остатка. "Аллах, Аллах!" - слвшится по кровавой Степи. Последние колонны достигнув берега, бросаются в море, чтобы доплыть до судов, но поднявшийся шторм выбрасывает на берег не только трупы, но и самые катарги с хлебом для казаков.
            Покончив свои действия на берегу моря, Атаман Наум Васильев приказал на захваченных стругах свозить весь провиант и боевые припасы в Азов, а на подводах собирать мертвецки спящих нзнурённых казаков.
            Спали три дня, а 10 октября стали считать раны, товарищей считать. Служили молебен в честь Пресвятой Богородицы и помощников Предтечеву и Николину. Коленопреклонённо служили панихиду по Казакам и Казачкам, омываясь горючими слезами, а когда до слуха казаков достигли слова священника: "о блаженном успении Атамана Михаила и Варвары...", - послышались громкие рыдания.
            В последнем, самом страшном приступе, по счёту двенадцатом, погиб знаменитый Атаман Михаил Иванович Татаринов и его незабвенная жена Варвара (атаманша всех казачек). Когда турки засели уже в захваченной ими одной башне, то Атаман вместе с есаулом Порошиным, неизменным его другом, были около этой башни, руководя действиями минёров для взрыва турок в башне, и как только взрыв покончил с ними, Атаман бросился на встречу бегущим янычарам, ворвавшимся в центр крепости и врубился в толпу. За ним, как Божия гроза, летела и Атаманша Варвара с оголённой шашкой на помощь мужу. Действовала она шашкой не хуже казаков, участвуя ещё девушкой в походах со своим родным отцом Атаманом Смагой Чертенским.
·        Держись, Миша! - громко крикнула она, а Миша рубил янычар и в
своём порыве, прорубился слишком вперёд. Воспользовавшись этим, один янычар нанёс сильный удар по голове Атамана и он упал на землю, обливаясь кровью. Смертельный свист шашки Варвары рассёк голову этого янычара и Атаманша, чтобы оградить раненого мужа, стала неистово рубить наседающих.
            Но тут произошло некоторое замешательство. Турки и татары, видя Варвару - необыкновенной красоты, старались выбить лишь шашку из её рук и захватить её целиком в плен. Такой дивной красавицы они редко видели. Глаза их горели страстью. Это замешательство и повлекло за собой победу казаков, но гибель самой Атаманши.
            На помощь Атаману, во главе с казаками спешил есаул Ф. И. Порошин. Это был не только талантливый писатель, но в шашечном бою он не находил себе равных. Он быстро порубил турок, что были около Варвары и уже был впереди её, но какой-то янычар, сабля у которого была выбита из рук, выхватил пистоль и не целясь выстрелил. Пуля пронеслась мимо Порошина, захватив лишь волосы есаула и вонзилась...в висок украшения всего Азова Атаманши Варвары. Она медленно стала опускаться на колени и, наконец, упала около тёплого ещё, обожаемого мужа.
            Казалось бы, что когда войско теряет своего вождя, то Дух сопротивления падает. Эта, почти военная аксиома, не была Истиной для казаков. Месть за Атамана удвоила энергию казаков, во главе с есаулом они погнали турок и татар, как стадо баранов, рассекая им головы.
            Помер от ран силач-комендант крепости Осип Калужанин, оставив после себя сына Родиона. Тяжело раненого Алексея Старого отвезли в Черкасск, где готовился он стать игуменом.
            Годы, разновременно полученные им раны на суше и на море, знаменитого мореходца и рубаки Ивана Дмитриевича Каторжного, приковали его уже к постели.
            И из всей этой блестящей, жертвенной, радеющей только о Свободе своего родного Казачьего народа группы, остался один Атаман Наум Васильев, которому и пришлось испить всю горечь страдания своего народа не только от турок и татар, но не в меньшей степени от лицемерных "христиан" Москвы, во главе с трусом царём Михаилом.
            Атаман Наум Васильев совместно с есаулом войсковым Ф. И. Порошиным поехали в Москву, чтобы договориться относительно Азова. Вновь ли его оборудовать или разрушить его до основания.
            Вопрос о принятии от казаков Азова, был поставлен на обсуждение специально собранного Земского Собора, который признал невозможным начинать войну из-за него с Турцией. Однако, если бы...казаки оставили крепость за собой, то...
            На что Атаман спросил:
·        А кто же будет снабжать Азов продовольствием и боевыми
припасами? Вы не только не дали в нужный момент, но воеводы пограничные не пропустили к нам и торговцев из-за своей корысти.
            Однако, на Соборе слышались голоса и о принятии Азова, но с тем, чтобы на помощь Донцам были посланы вооружённые и снабжённые за счёт царя "ратные люди". А сидеть им - предлагали Никита Беклемишев и Тимофей Желябужский, в Азове заодно с казаками "под атаманским началом", а государевым воеводам в Азове быть нельзя...потому, что казаки - люди самовольные".
            Оба члена Собора были правы от посылки, не в меру честолюбивых воевод, ибо рабовладельческое право пошло бы в разрез с республиканским строем Дона.
            С большой горечью слушали эти "думы" московских трусов Атаман Наум Васильев и временами тосковал, что не лёг костьми вместе с друзьями в Азове. Вся его долгая жизнь в боях, походах, в защите христианства, в тревоге за свой любимый Казачий народ, пролетала в его воспоминаниях и жгло душу: подлость, коварство и предательство Москвы. Тряхнуть Москвой уже не было сил - безлюдие, гибель в сражениях сковывали орлиные решения.
            С тоской Атаман прибыл на Дон. Есаула Порошин задержали под каким то предлогом в министерстве иностранных дел, как знатока татарских и турецких дел, и этот знаменитый бытописец так и не вернулся на Тихий Дон. По отъезду Атамана, его по распоряжению царя, арестовали и сослали "на вечные времена в Сибирь".
            В бумагах Посольского приказа найдена справка: "Федьку Порошина" за воровские писания "сослать в Сибирь".
            Для рабовладельцев большой художник Слова - сын вольного Тихого Дона - был политический и социальный благ. Так воеводы Сибири и сгноили в тюрьме этого великого Казачьего самородка.
            А тем временем царь Михаил наряжал новых послов с богатыми подарками к Турецкому султану Ибрагиму, с заявлением своих братских чувств до гроба и сообщением, что он "воров казаков изгонит силой не токмо с Азова, но и с Дона и униженно просил согласия "брата" Ибрагима, чтобы он в своих грамотах именовал Московского царя "падишахом", то есть признал бы его равным себе.
            Можно себе вообразить с каким удовольствием хохотал гомерически султан, читая грамоту этого определённого труса.
            В свете исторических фактов фигура этого неудачливого царя по своей тупости, глупости и трусости представляется как не бездарная, а просто как ни для чего негодная личность - определённое ничтожество. Да и в кого ему было родиться? Отец - истинный интриган, а мать всю жизнь лгала Богу, приняв чин игуменьи, врала людям, попавшим в тюрьму по воле её "святейшего" патриарха Филарета, снабжая таковых книжечками священного писания.
            Припоминается исторический факт, когда закованного Атамана Наума Васильева везли на дрогах в тюрьму Белогорья, то эта Марфа Ивановна, в роскошной царской карете, догнала возок атамана и старалась вручить ему Евангение, то возмущённый "колодник" в гневе сказал:
·        Я, матушка, - православный христианин; знаю Евангение почти
наизусть, то отвезите эту книгу патриарху Филарету, чтобы он опомнился от своего злолюбия.
            Донские казаки учитывая, что истощёнными силами они не могут уже владеть Азовом, и держать там большой гарнизон, который, ведь, необходимо содержать: кормить, одевать, снабжать боевыми припасами, решили разрушить его до основания: все камни стен и башень перевезли в Черкасск, из них построили обитель Иоанна Предтечи и Собор. Так и было сделано.
            Смотрел на эту работу казаков престарелый Атаман И. Д. Каторжный, сидя на заваленке своего куреня. Радовался наступившему спокойствию, сокрушался, что силы не восстановливаются, чтобы помочь казакам и вспоминая свои морские походы, тосковал по ним. Морская стихия тянула его неумолкаемую душе и хотелось ему ещё хоть раз перед смертью "погулять" по Синему морю. Благо, что проход по Керченскому проливу теперь пока свободен. Сила ли воли продиктовала организму, но старый орёл стал расправлять свои могучие крылья. Атаман стал появляться перед казаками на их работах, помогал им советом и делом, подавая на постройки большие камни и как то, беседуя с Войсковым, он сказал: "А крикни ка Наумушка клич: собирайтесь ка добры молодцы с Иваном Дмитриевичем погулять по Синему морю".
            Охотников собралось до 1 000 казаков. Все знали И. Д. Каторжного, как знаменитого мореходца. Закипела работа по подготовке стругов.
            Поход оказался удачным к берегам Анатолийским. Разрушили Трапезунд-Синоп и с богатой добычей возвратились домой. Перед рассветом заметили турецкие корабли рыскающих по морю казаков. Каторжный пустил к ним дозорные струги, а резерв стал строить так, чтобы поставить турецкий флот (парусный) против ветра и против солнца, уже восшедшего на горизонте.
            Турецкие корабли, разъединённые в поисках, увидели казачью флотилию и бросились один за другим на казаков. Каторжный построил свой "вентерь" и по знаку казачьи струги стремительно по ветру, ринулись на передовой корабль, окружили его,  стреляя из ружей по матросам. Смельчаки, ухватившись баграми, по лестницам лезли, как пчёлы на мёд, на палубу, и - шашками, пистолями, топорами добивали матросов, а внизу казаки рубили дыры в трюм, вода стала врываться во внутрь. С палубы в струг летело всякое добро: зипуны, продовольствие, оружие, прочее. С первым кораблём было покончено, он стал тонуть вместе с ранеными.
            "Вентерь" стругов окружил уже ещё два корабля и также взяли их на "абордаж". Остальные три корабля, увидя поражение своих товаритщей, повернули обратно и пользуясь уже попутным ветром, быстро стали уходить.
            Так закончил свою лебединую песнь старейший и главнейший Атаман Дона Иван Дмитриевич Вахрамеев, прозванный "Каторжным", как специалист разгрома турецких "катаргов".
            В дополнении к изложению истории "Азовского сидения", надлежит сделать некоторые выводы, а они так и просятся на бумагу, а именно: какие силы руководили казаками в столь яростной защите камней Азова? Было ли это результатом только присущей доблести, храбрости, или потенциальная силы сказалась в материальных только расчётах, а может главным импульсом было религиозные воззрения и вековечная Честь и Слава?
            Сперва мы видим, при свете исторических фактов, каковы были взаимоотношения между Москвой и Доном. Между этими антиподами зияла громадная чёрная пропасть.
            С Северной стороны так и дышало: лицемерие, кровопускание без доблести, жажда величия без подвига, христианство без Веры, стремление к Славе за чужой счёт, предательство без покаяния, и беспросветное дикое рабство.
            С Южной - Донской, горела неугасимая свеча Свободы, чести, великой жертвы и неувядаемой в веках Славы.
            Те или иные духовные качества приобщаются по наследству. Рождённый рабом или приученный в веках к рабству, не скоро может воплотить святое чувство свободы, для этого нужно переродиться на протяжении веков в их эволюционном процессе, когда кровь свободного человека вольётся в рабскую и освежит её руду, придавши алый цвет. Раба можно приучить постепенно только просвещённой силой, действующей регулярно и неуклонно, как это ясно определил царь Грозный, в своей беседе с англичанином Флетчером, назвавши русский народ - скотом, и решительно отказался, сказав, что он сам не русского происхождения, а немец.
            Духовного самосознания Казачьего народа выковывалось не сразу, а целыми тремя тысячелетиями, когда предки наши, согласно утверждению знаменитого академика и археолога Н. Я. Марра, под именем народа "Каз", защищали с Юга проходы Кавказского хребта от вторгающихся средиземноморских и яфетических племён и народов, в период до "бронзового века" , и принимали от них новую культуру, приобщая им в свою очередь чувства Свободы и Братства. Проживали предки на Северном Кавказе, в "Казской стране", при верховьях Терека и Агавы. Народ "Каз" в X веке до Р. Хз. Объединился с родственным племенем "САК". Произошла ассимиляция. Имя "Сак" утеряло своё полное коренное значение, утратив букву "С" и присоединившись к корню "Каз", дало "Каз-ак".
            Таков был эволюционный процесс. Соседние народы называли Казаков: Касаки, Косоги, Казахи, Косары, но сами казаки называли себя Казаками, о чём и существует этнологическая карта эпохи Хазарской могущественной Федерации, в которой между Чёрным и Каспийскими морями, значится: Kassagues-Kossogues, то есть Казаки-Косоги. В книге С. И. Сирин: "Юго-Восток России", Берлин 1922 г., стр. 8, приводится мнение профессора Академии генерального штаба В. И. Баскакова, уводящее генезис части "Юго-Восточного казачества" очень далеко в глубь истории. Согласно этого взгляда, Казаки Кавказа, должны считать давность своего поселения не позже других туземцев края, к каким они и должны быть причислены.
            На протяжении многих веков проходили по Юго-Восточному коридору многие народы, лучшие свойства коих и приобщались Казачьему народу, как то: храбрость, доблесть, гражданское мужество, уважение личности, равноправие женщин (влияние сартов), глубокая Вера в Творца Мира, а также Вера в бессмертие Духа. Пребывание человека на Земле наши предки считали временным.
            Многие философы подтверждали эту Истину. Да и действительно: что такое человек? - Прах! К чему он стремится на протяжении своей жизни, в поте лица своего добывая хлеб? Какой смысл его жизни, когда над его головой висит топор? Ведь это же форменная бессмыслица - жить, работать, не покладая рук, претерпевать страдания лишь для того, чтобы тело его явилось лакомством червей в земле?!?!
            Вопрос о жизни и смерти не сходил со страниц истории человечества от самой его колыбели до наших дней. Исстрадалось человечество в поисках своего истинного назначения. Изнывала душа от тоски. Печаль, отчаяние широкой волной разливались по страждущей земле. Не было у человека опоры в жизни. Терзали сомнения и недоумения. Многие умы не могли ничего придумать лучшего, как только сосредоточиться на земной обстановке с её материальными благами. Между тем, как живая душа не мирилась с перспективой Смерти, и древний человек, в том числе и Казачий народ, инстинктом, своей духовной интуицией осязал как бы другую "новую Землю", другое "новое Небо", и чувствовал себя во Вселенной, как носитель своего духовного, а не только физического происхождения и своё особое назначение. Свободный Дух не хотел признать себя временным - смертным; он искал простора в будущем.
            "Ведь душа сродна простому, естественному, неразрушимому Божественному, как и сам Творец Мира", - говорил философ Платон.
            "Ведь Дух, как свободная деятельность вне времени и пространства, не может прекратиться", - говорил Аристотель.
            И мы наблюдаем, что занимаясь изысканиями истории Человечества, древняя научная религиозная философия, вопреки диалектическому материализму сифилитика Ленина, в лице лучших своих представителей, ответила ищущему Истину человеку, что он по Духу - существо бессмертное. Эту Истину подтвердил своей жизней, смертью и воскресением Бого-Человек - Христос. Вот в этом то и Смысл и назначение человека в Вере, что отныне смерть не властна над Миром.
            Одинокий, среди многих людей, вдохновенный поэт проходит по дороге своего земного бытия, перед его взором: "сквозь туман кремнистый путь блестит" и он сознаёт, что путь этот проходит в тумане сомнений, блужданий, несбыточных надежд на личное счастье, что путь этот не усеян цветами, а камнями преткновения - кремния.
            Охваченный тоской и душевной болью, что не нашёл то, что искал в своей временной жизни, поэт горестно вопрошает: "жду ль чего, жалею ли о чём?" И безнадёжно грустно отвечает: "уж не жду от жизни ничего я, - и не жаль мне прошлого ничуть". Жизнь прошла в долгих печалях и смиреньи жалоб. А впереди ровная пустынная даль: на равнине ни одной живой души, а там... на горизонте... темно и страшно! При созерцании этой страшной неведомой перспективы, он в утомлении устало шепчет: "я б хотел забыться и заснуть". Безнадёжный конец жизни!
            Но, вдруг, как молния, озаряется мысль поэта, и он своей поэтической интуицией прорезывает горизонт и торжественно говорит: "но не тем холодным сном могилы, я хотел на веки так уснуть, чтоб в груди дрожали жизни силы, чтоб дыша вздымалась тихо грудь!".
            Смысл жизни найден в вечном дрожании сил, Дух несокрушим: он будет в веках бессмертным!
            Сердце человека обречено на то, чтобы болеть и разрываться. Оно не только, по слову Гейне, не имеет голоса в зловещем Совете Природы, но даже и вне стихии, в своих человеческих делах, бьётся больше, ибо жизнь представляет собой обильный выбор всякого несчастья и нелепостей. И вдохновенный поэт Михаил-шотландский (Лермонтов), но не русский, когда его тело, простреленное в грудь шпионом Николая I, летело в ущелье (дуэль происходила на краю пропасти), почувствовал в последний миг восторг, когда его свободный Дух реял уже над высотами Кавказских гор и уносился к сонму поэтов Вселенной до... времени, до... перевоплощения...
            Мы также видим, как эта Вера в бессмертие, проявляется в деталях жизни знаменитых защитников Азова. Славой в жизни они олицетворяют своё бессмертие!
            Повеление Круга новой столицы Азова: всем Казачкам из Черкасска ехать на жительство в крепость. И сразу же широкие волны Тихого Дона запестрели стругами, украшены они персидскими коврами и лентами. Казачки одеты в лучшие платья, на головах венки из всех многочисленных цветов, что дала родная ароматная Степь. На переднем струге знамя Дона, под широкой пеленой его стоит, подобно богине Дианы, Атаманша Варвара. Локоны чёрного шёлка обрамляют прекрасное лицо и шевелятся весёлым ветерком, на слегка открытой красивой груди, сверкая в лучах солнца висит большой золотой крест, усеянный рубинами, подобным розам, как символ двух начал крови на святыне Креста. Вдали видны зубчатые стены крепости, усеянные орлами казаками. Атаманша уже видит среди них статную величественную фигуру своего родного Атамана.
            Плывут струги, волны плещут о правый крутой берег, весело подпрыгивает из воды всякая рыбёшка. Ширь, благодатное Солнце. Чудное пение казачек о Ермаке несётся по волнам. Но все эти казачки, которые плывут за Атаманшей, отлично знают, что не на весёлый пир они едут, а на бранный подвиг, чтобы совместно с мужьями, братьями и отцами защищать Свободу, во имя бессмертной Славы!
            А ребятишки-казачата, опередив флот Атаманши на конях-охлопью (без сёдел), подобно саранче, уже влетают с гиком, изображая атаку в настежь открытые крепостные ворота. В их маленьких сердцах, пылает уже чувство восторженности перед великой миссией защиты Свободы родного Дона, и они готовы идти бесстрашно на жертву, как Агнцы на заклание. Какой у них порыв! Как они искренни и интимны к Смерти, за свой отцовский Дом!
            И, вдруг, грянули орудия крепости, приветствуя красу Дона - Казачек и их детей.
            Все казачки стоят на стругах, аплодируют и со слезами радости кричат: "Орлам Азовцам - СЛАВА!".
            Меняются картины. Вокруг крепости груды тел убитых турок, татар и двух полков немецкого корпуса, в общей численности 10 000. гуссейн-Делия паша предлагает казакам, через парламентёров 100 серебрянных талеров за каждый труп, а за тело Кафинского паши столько золота, сколько он по весу потянет. Казаки, утомлённые боем спят в крепости, лишь у бойниц стен и башень на страже с ружьями в руках стоят казачки.
            На стене появляется войсковой есаул Порошин (он же и толмач - прекрасно говорящий на турецком языке) и гордо отвечает: "Казаки - народ православный христианский мёртвыми не торгует, злато ваше бусурманское нам не нужно, нас поит и кормит Тихий Дон. Берите трупы бесплатно, нам мёртвые головы не дороги, а дороги головы живые бусурманские. Султан ваш не равен Богу, а бешеная собака, зачем он лезет в наш древний город Азак. Победить нас трудно, мы носим имя Казачье, Вековечное, Бесстрашное. Если разрушите стены, то мы вашей силы не боимся, укрепим их вашими черепами. Нам дорога наша Честь и Слава!".
            Картина вновь меняется. 16 суток подряд громят стены Азова 400 орудий, выпускал 1 600 снарядов. Стены на половину разрушены. Гул орудий прекращается на время атак пехоты. Последний штурм ведётся 25 000 пехоты. Опять горы трупов вокруг крепости. Захвачено уже 4 башни, но "победители" летят в воздух от взрыва мин. Врывается колонна янычар в центр крепости. Яростной контр-атакой встречает её сам великий Атаман, а с ним и неразлучная Варвара.
            Уже прорубил улицу Атаман и в азарте не замечает, что сбоку его ещё не зарубленные и, вдруг, удар по голове и залитый кровью падает Атаман, но врубается в левую колонну Атаманша. Высокая, статная, богиня красоты. На голове её красивый медный шлем, но забрало открыто. Лицо пылает гневом, из голубых, как небо, очей, искрятся лучи вспыхнувшего огня. На груди неизменный Крест, в сиянии заходящего солнца рубины на Кресте отсвечивают кровавым блеском. Голова убийцы Атамана раскалывается на двое от удара Атаманши. И с душевной болью мы видим, как божественное лицо её бледнеет, из виска течёт драгоценная алая кровь. Тихо, тихо опускается Атаманша на колени, отдавая последний поклон родной Земле. И также тихо валится навзнич, мёртвой хваткой зажав шашку в руке. И так эта поза с открытыми прекрасными глазами, обращёнными к Небу, как бы символизирует с одной стороны окровавленную Землю, а с другой чистое голубое приветливое Небо, куда и парит бессмертный Дух красоты Дона Атаманши Варвары, проявившей высочайший подвиг за Честь и Славу Казачьего народа.
            На божественном лице застывает счастливая улыбка исполенного долга. Такая Атаманша достойна причислению Казачьей Церковью к сонму Святых.
            А мы - свидетели великой Казачьей Трагедии, в результате которой покрыта вся родная Казачья Степь сплошной красотой "жертвы вечерней", должны рассекать мрак вековых ночей, ночей сомнений, призраков, блужданий, и открыто посмотреть на себя, на свою жизнь, вдаль от родных могил и спросил: достойны ли мы быть потомками непобедимых орлов Азова?
            Мы, почти поголовно, бросили на произвол Судьбы своих дорогих матерей, жён, невест, дочерей на истязание мерзавцам Москвы (России). И всё это милые: Вари, Маши, Тани, Паши, Нюси в неизбывной тоске и грусти обращают по ночам (днём нельзя) заплаканные взоры к сияющим звёздам...Какие думы охватывают нас сытых, обогретых за-границей? Чьё сердце не содрогается великой скорбью о оставленных Казачках на Кресте? Чья душа не затрепещет перед Голгофой сплошного ужаса и крови, созданных окаянной Москвой?
            Скорбь неотразима. Она всегда права. И когда печаль, томная или тяжкая,  наше сердце, она непременно откроется для неё, и она обнимет нас и заговорит, и от её прикосновения зарождаются слёзы.
            И когда я, на склоне уже моих лет, перед могилой, в долгие осенние ночи, когда особенно болезненно ноют мои старые раны, иногда слышу и читаю, от некоторых: "я - русский казак!", то меня охватывает дрожью священный гнев. Если этот "русский казак", потеряв волю, как кролик под воздействием гипноза удава, то этого трусишку ещё можно спасти общественным казачьим мнением, влив в душонку теплоту и бодрость, но когда таковой казак забыл свою казачью метрику, как бездомный пёс с облезлым хвостом ползёт на брюхе, чтобы своим иссохнувшимся языком от трусости лизнуть кровавый, грязный лапоть московита ("русского") - насильника наших казачек, то злоба и чувства отвращения и презрения бурлят в старой моей груди. 
            Да разразится жестокий свист бича Христа и полосонёт этот бич по спине без хребта ползучего пса-предателя своего же окровавленного Казачьего народа.
       --------------------------------   .......................  -----------------------
            Говорят, что в мире не было и нет чудес. А чудо было на заре 26 сентября 1641 года. В темноте, предрассветного осеннего тумана потонула крепость Азов и всё окружающее Поле. Но слышится какой-то шорох. Из под стен, из под земли галерей показалось какое-то белое видение: одно, два, три, десятки, - точно мертвецы из гробов. Слышен шёпот, а быть может это - ветерок, но как будто тихие шаги. Строятся видения в ряды, на них белые мертвецкие рубахи. И стены как будто оживают: спускаются видения на землю. Мёртвая тишина кругом, как будто перед бурей и царит перед крепостью какая-то непонятная, страшная жуть-тайна... Уныло крикнула сова: "сплю, сплю, сплю"...
·        Зажигай! - подалась команда.
            По всему фронту вспыхнули свечи в фонарях. Если бы, при вспыхнувших свечах, не были заметны искры из раскрытых глаз, в коих горела решимость победить или умереть, то весь строй показался бы строем мертвецов худых и бледных.
            Залитая кровью и слезами крепость на протяжении трёх с половиной месяцев, достигшая пределов человеческого несчастья от ран, голода, бедствий, гибели двух третей защитников, во главе с вихрем Атаманом и его божественной Варварой, всё же не сдавалась. И последние орлы, почти что все перераненные, горя чувством святой Свободы и своей неувядаемой Славой, как залог бессмертия, выстроились на последний смертный бой.
            Впереди Атаман Наум Васильев с булавой, слева  - его Атаман Алёша Старой с иконой Иоанна Предтечи, ещё левее - войсковой есаул Фёдор Порошин со знаменем Дона.
            Зазвенел в тишине звонкий голос есаула: "Ты прости, ты прощай Тихий Дон Иванович; уж по тебе по грозному Войску не ездити...". Тысяча голосов подхватила священный Гимн. И понеслась могучая песнь по широкой родной Степи. Войско двинулось на Смерть! Крепость опустела. Одна верста, другая - никого. Гул голосов подхватывает молитву Царице Неба и Земли: "Взбранной воеводе Победительнице". Крепнут голоса: гремит октава и басы, звонко несутся в небо подголоски. И, вдруг, уже вблизи крики: "Аллах, Аллах!"
·        Шашки вон! - гремит голос Атамана Наума.
            В озарении свечей, в белых мертвецких рубахах с искрящимися обнажёнными шашками, двигалось страшное, никогда невиданное войско. В ужасе и смятении суеверные воины Магомета, бросились бежать, а вслед уже неслась конница, посланная на помощь Атаманом Каторжным. Это были последние колонны турок, уходящих к морю на суда, многочисленной разложившейся Армии. На помощь казакам пришла морская стихия. Гул и рёв страшного западного циклона покрыл стоны, крики, лязг шашек. Так и рёв страшного западного циклона покрыл стоны, крики, лязг шашек. Так и не удалось последним колоннам добраться до судов: все поголовно остались на Казачьей Земле. Разразившийся шторм выбрасывал на берег катарги (суда) с продовольствием, а также трупы.
            Все эти сцепления событий почти что в одни и теже часы: движение "мёртвого" строя, бегство турок, помощь конницы, шторм на море, - не было ли это истинным Чудом?!
            И Казачий народ в воздаяние Славы Пресвятой Богородицы, каждый год 14 октября, в день Покрова своей Божественной Заступницы и совершает свой религиозно-национальный праздник.
            Когда в изысканиях Казачьей Истории докапываешься до Истины, так засорённой лживой Москвой, её "историками", то Казачий народ рискует не только как доблестный и храбрый, но глубоко верующий в истинное предназначение человека, в нём чувствуется большая совесть, которая не застывала в веках ни от какого мороза и которого ничем нельзя было усыпить. Мороза, холода и голода в изобилии послала ему Судьба; но под снежной пеленой жизни сохранил он сердечную теплоту и уважение к страждущему человеку, вовлечённому в рабство.
            Все потомки благодарно помнят громадные подвиги Казачьего народа в борьбе за Свободу, но в этой борьбе нет и тени какого то хвастовства, похвальбы, рисовки, была простота-красота и духовная сила, неустрашимость перед Злом. Эта высокая человечность была неоценимой заслугой и имя Казачьего народа, как благородно-беспокойного искателя Правды на Земле, навсегда будет  занесено в историю, а "Азовское Сидение", по своей нечеловеческой духовной силе - вписано золотыми буквами и будет проникать в сердца не только потомкам, но также желанным Гостем в чужие сердца других народов, за исключением рабской Московии-России-СССР.
            Некоторое касательство с бессмертным сражением за Азов, имеют и ложные писания "русского историка" Платонова. В своей истории: "Смутное время", он утверждает, что Московское войско уничтожило "воровское казачество", а так как крепостной строй был в государстве, то "холопы" убегали от помещиков на Дон и пополнили реку". Если эту ложь принять за Правду, то выходит, что как штурм, так и блестящую осаду Азова выдержали не казаки (уничтоженные якобы воображаемым Московским войском), а русские "холопы". Когда же, где же эти "холопы" научились от 1614 года владеть огнестрельным оружием, которого они у помещиков и не держали даже в руках. Когда же они и где же нашли 280 орудий и сразу же познали их управление, где же нашли они порох и ядра? Когда же они постигли высокое искусство ведения минной войны, какого по своей изобретательности даже не имелось в просвещённой Европе? Одни эти вопросы опровергают провокационный вымысел и ложь шовиниста московского "историка" профессора Платонова. Почему же этих блестящих воинов и сапёров не оставили в Москве, предоставив им лучшие условия, чем холопам у помещиков, а стали нанимать иностранных специалистов?
            Возьмём не холопов, а настоящее ополчение Минина и Пожарского. Почему же эти горе "вожди" с ратью пришли и "битвою мать Русь не прославили", а разбежались "по буеракам и крапивам" под Москвой, как свидетельствовал просвещённый келарь Троице-Сергиевской Лавры Авраамий Палицын?
            Почему 80 000 Московского войска под Смоленском, разбежалось под натиском небольшого отряда короля Сигизмунда, а оставшиеся после яростного сражения за свою Честь и Славу 300 казаков, не желая сдаться в плен, взорвали себя в пороховом погребе?
            Да потому, что существовал независимый Казачий Вековечный, Бесстрашный народ (слова есаула Порошина), он то и выдержал осаду Азова. А рабы-холопы Московии разбежались и от Москвы и от Смоленска. Раб никогда хорошим воином не был, а также и хорошим земледельцем. Это - Истина!
            И на ложные писания "историка" Платонова, просто приходится с отвращением плюнуть.

ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ АТАМАН ДОНА СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН

            Родился (эта "единственная поэтическая личность пво всей русской истории". Как С. Разина характеризует великий поэт-африканец А. С. Пушкин) в г. Черкасске, в семье видного войскового старшины Тимофея Разина, переселившегося из верхних станиц.
            "Имя Степана Разина стяжала к себе к XX веку огромное количество ПЕСЕНЬ (до 60 сюжетов) на Дону, Поволжье, Уралу, Сибири. Нет другого человека в дореволюционной истории, в которой так пристально вглядывался бы народ, с тайной любовью и так широко раскрывал бы мощную личность "батюшки-Атамана-гордость казака", пишут даже русско-коммунистические историки.
            Это была действительно мощная творческая натура. Уже с самого малолетства, он принимает самое энергичное участие в тревожной, полной военными действиями атмосфере родного ему Казачьего народа. Ему дело до всего: то он мчится малышом по полю на дикой лошади, без седла, приучая её к дисциплине, то будучи в разведческой команде, летает с ватагой юнцов по курганам, зорко наблюдая за татарами, то пробирается к крепости Азова, высматривая что там делается, то видим его в канцелярии войскового есаула Порошина, преподающего ему грамоту, то видим его на песке на берегу Дона, старательно выводящего буквы листа, красиво исписанного есаулом пальцем на песке (за отсутствием бумаги), то зорко следит он за посольством турецкого посла Фомы Контакузена и выслеживает татарина ночью с тайным письмом посла в Азов, предупреждавшего турок о возможной осаде казаками крепости, в результате чего посол лишается головы, то сидит Степан в курене инженера Ивана Арадрва и изучает его чертежи крепостной обороны, то в отряде сапёр Арадова старательно вяжет фашины, яростно роет окопы, взлетает вверх по лестнице или метко стреляет в цель.
            Особенно удовольствием его также служит общение его с пленными турками, персами, греками, татарами. Он старается понять и изучить их языки. Для него они - люди несчастные, и он носит им куски хлеба, собранные у казачек. Вот такова "Академия Наук" будущего Атамана.
            Любя беззаветно своего отца-героя, много раз раненого в походах на суше и на море, чтобы исцелить его от недугов, он страстно молится и совершает паломничество в далёкий северный Соловецкий монастырь и там молится перед мощами Зосимы и Савватия, создателей монастыря.
            Проходя по всей рабской Московии, он видел рядом с роскошью такую зловещую нищету, пороки и жестокость сильных к слабым, что его до глубины души возмущало то бесчувствие и безразличие крестьян, рабочих и дворовых, что они не смели поднять восстания против "кроводёров".
      На одной из улиц Москвы он натолкнулся на поразительную сцену: среди улицы стоял стражник с лопатой, а у ног его закопанная, по самое горло, красивая голова женщины.
·        Это что за живодёрство? - вскричал Степан, и выхватил из рук
стражника лопату, стал быстро откапывать несчастную.
            Стражник, пытавшийся  с криком: "Это колдунья!", помешать Степану, получил такой удар а скулу, что покатился по земле, воя от боли и бессознательного состояния. Было уже темно. Выхватив женщину из ямы, он быстро увлёк её в переулок и они скрылись.
            Впоследствии, когда Степана Разина привезли в Москву на казнь, эта женщина, беззаветно полюбившая его за своё спасение и свою красоту, приносила подачки для него. Она была известная Москве, как гадалка. И, наконец, она за большой подкуп добралась с прошением до самого царя, умоляя оставить Разина жить, хотя и на поселении. Её арестовали, мучили, и, отрезав груди, отпустили в её дом.
            Особенно неизгладимое чувство презрения и злобы, к порядкам Москвы, осталось в революционной душе Степана до самой его смерти - казнь его родного брата Ивана.
            Была война Москвы с Польшей за богатую Малороссию. Царь Алексей обратился за помощью к Донской республике. Было снаряжено войско в 4 000 казаков. Походным Атаманом был избран старший брат Степан - Иван Тимофеевич. Это войско оказало большую услугу московскому ополчению, которое не было в состоянии противостоять перед польским войском.
            А так как эта война затянулась и не давала надежд на победу одного или другого, то решили покончить дело миром.
            В селе Андрусове в 1667 году, собрались послы: Польши, Германии, Турции, Крыма. От Москвы посольство возглавлял воевода князь Юрий Долгоруков. Походный Атаман также предъявил своё право на участие в мирных переговорах. Он вежливо обратился по этому вопросу к воеводе о Праве Дона, в лице Походного Атамана, его поддержали поляки. Долгоруков отказал в Праве казаков и, вызвав Атамана, заявил, что так как Походное войско стоит под знаменем царя Московского, то казаки и не имеют права на какие либо дипломатические переговоры. На это Атаман с достоинством заявил, что Войско Казаков издревлестояло и стоит под знаменем независимого и самостоятельного Дона и, если он - Атаман и подчиняется временно воеводе, то только в оперативном военном отношении, но не в политическом и, что он обязан быть в курсе переговоров о мире с другими послами. Долгоруков грубо и резко отказал вновь в праве присутствия даже на заседаниях послов. Тогда Атаман заявил, что так как война кончилась, то ему здесь делать нечего и он должен с войском идти на Дон. Долгоруков крикнул: "Никуда вы не пойдёте, без моего разрешения!". На это Атаман сдержанно сказал: "Я вам, князь, не слуга, чтобы вы мной и моим войском распоряжались". Взбешённый князь крикнул: "Вы и ваше войско - мои рабы!". Иван Тимофеевич вышел. Бывшая с ним делегация, присутствовавшая при этой сцене, прибыв к Походному войску, объяснила казакам, как их Долгоруков отблагодарил за их верную службу чёрной неблагодарностью.
            Как буря заревели казаки: "Седлать! На Дон! Довольно нам умирать за живодёров! И войско двинулось. Отойдя вёрст тридцать, войско остановилось на ночлег. Тем временем Долгоруков снарядил всю конницу и артиллерию и приказал догнать казаков и с боем взять в плен Атамана. Ночью походное войско было окружено. Казаки приготовились к бою. Атаман сознавал, что в результате ожесточённого сражения, с противником в пять раз сильнейшим, погибнет много казаков, уговорил войско покончить дело миром, что он поедет к Долгорукову сам один и уладит конфликт.
            Прибыв в ставку воеводы, под сильным конвоем, Атаман был закован в цепи и отправлен в Москву "на правёж", где в тюрьме подвергся страшным истязаниям, после чего на Красной площади отрубили ему голову, в присутствии самого царя и духовенства, торжествующих свою "победу" над казачьей вольностью.
                        Личность Атамана Ивана Тимофеевича Разина рисуется для казачьих поколений, как великая жертва, погибшая "за други своя", бесстрашно пошедшая, как рыцарь, без страха и упрёка на Казачью Голгофу, устраиваемую веками проклятой Москвой, с их царями и их наследниками без корон, и пошлыми духовенством.
            Эта страшная казнь любимого брата, глубоко врезалась в душу вольнолюбивого Степана и он жалел, что однажды, во время боёв с поляками, эскадрон польский прорвался к кургану, где стоял с небольшой свитой Долгоруков, и он был бы взят в плен, но Степан с 20 казаками, находившимися в засаде в перелеске, как буря атаковал поляков во фланг и таким образом спас этого негодяя.
            Всё это взятое, продуманное явилось для самосознания Степана, что рано или поздно, но судьба Свободного Дона будет таковая же, как и "Малороссии", которая на его же глазах, была разделена на две части, правобережная отошла к Польше, а левобережная к Москве. Всё это происходило при царе Алексее.
            Воцарение этого царя принесло Донской самостоятельной республике ещё большие невзгоды, нежели при отце его Михаиле. Сам по себе Алексей не представлял собой чего либо яркого, ум его ограниченный, вялый, воля слаба, политические и социальные воззрения его покоились на прежних основах "Третьего Рима" и "божественной" царской власти. Эпохи этого незадачливого царя была - укрепление самодержавия и крепостнического строя в государстве.
            Если при Михаиле, он был связан некоторыми обязанностями ограничительного характера, когда он опирается на представительный орган Земского Собора и связан был поневоле сотрудничать с Донскими казаками, его закрепившими на троне, то при Алексее, Земской Собор сходит на нет и идёт процесс централизации на местах, процесс искоренения какого либо самоуправления и замена его властью воевод, опирающихся на военную силу стрельцов, обученных иностранными инструкторами.
            При Алексее, главой так называемой "православной русской церкви", появляется на сцене мордвин-патриарх Никон. Человек волевой, жестокий, страшной физической силы, как медведь, убивавший своим кулаком на смерть не подчинявшихся епископов. Он принялся за исправление духовных книг, при помощи грека Арсения - еврейского происхождения, будучи сам невежественным в вопросах богословия.
            Раскол в Вере 1666-1667 г. г., повёл к жесточайшим религиозным преследованиям. Преследовалось не разномыслие в Вере, обрядовые различия были не столь велики, но сама мысль о непослушании,неподчинении "божественной" власти, приводили в жгучую ярость и бешенство правящий класс крепостников.
            Не говоря уже о народах Московии, преследование было направлено на вольный веротерпимый Дон. Тысячи казаков, ревнителей древней апостольской веры, были также жертвами палачей московских патриархов, митрополитов, епископов и всего этого белого и чёрного духовенства, превратившегося целиком и "чёрных воронов". Правительство широко пошло на помощь полицейскому духовенству: сжигало живьём, бросали в Каменные ямы, тюрьмы, сажали на кол, вырывали ноздри (особенно любимое занятие предков нынешних русских чекистов), резали носы, уши - легко, свободно, играючись, ссылали на вечную каторгу в Сибирь. Московская "церква" столько сгноила по тюрьмам, голодом поморила, столько скорпионами забила, столько жизней разбила, погубила, что если бы вся кровь и слёзы в борьбе за Веру, сразу выступили на Землю, то образовалась бы бушующая река, которая волнами потопила бы жестокую кровавую "церкву" Москвы вместе с её "чёрным вороном".
            Казаки стойко защищали свою древнюю Веру. И когда тосковала казачья душа по красоте былого, по светлой радости Духа древней вольной жизни, то шли на Гнолгофу в эти кошмарные времена, перед коими абсолютно бледнеет Испанская инквизиция или Варфоломеевская ночь королевы Медичи.
            Религиозные эмигранты из Московии, широкой волной ринулись на "Тихий" вольный Дон. К этой эмиграции прибавилась масса из "Малороссии" с 1667 г. украинских и Запорожских казаков, после Андрусовского мира. Постепенно назревал тяжёлый экономический кризис на Дону.
            Дон не был в состоянии прокормить новых пришельцев. Они могли бы начать жить земледелием, но казаки не занимались таковым за отсутствием рабочих рук, так как каждый казак в любой момент днём и ночью мог быть призван конно и оружно для отражения могущественных турок и татар. А когда эти "рабочие руки" появились, то вкоренившаяся издревле традиция не допускала нарушения права равенства иметь при себе, как бы, второстепенный сорт людей, а поэтому казаки той эпохи, в земледелии видели закрепощение личности человека, подобно Московии.
            Использовать эту новоприбывшую силу для военных действий тоже не представляется возможности, ибо разрушивши Азов, по беспутному велению царя Михаила и вновь восстановленного турками, казаки без надлежащей сильной артиллерии не в состоянии были взять его обратно, будучи сами обескровленными, а Москва категорически отказалась снабжать Дон военными припасами. Воспитать же новоприбывших военному искусству не было времени и средств для их вооружения.
            Кроме того, среди казаков постепенно назревало экономическое расслоение на богатых и бедных. Богатая "войсковая старшина", развращённая подарками Москвы, стала  держать её сторону. Назревал тяжёлый социально-моральный кризис. В 1667 году доносили в Москву: "во многие Донские города пришли с Украины боярские люди и крестьяне с жёнами и детьми и от того на Дону голод большой".
            Всё это вместе взятое требовало какого-то определённого выхода из создавшегося положения. Разрешение этой жгучей проблемы Судьба возложила на голову Войскового старшины Степана Разина. Это был выдающийся казак по уму, воле, энергии и политическим воззрениям, также он блистал доблестью и военным искусством. Будучи глубоким демократом, он не пошёл по пути "войсковой старшины", наживающей богатства на подарках Москвы и рабского труда новоприходцев, а возглавил весь бедный народ на Дону: будь то казаки Донские, Днепровские (Запорожцы) или староверы из Московии.
            Таким образом, на Дону возникло двоевластие. Богатеи притихли,, выступить против Разина боялись, ибо за ним была слава среди казаков, как искусного в боях, а также со времени 1660 года, когда ему, как послу от Дона, удалось заключить мирный братский договор с пришедшими с Востока Калмыками, во главе с ханом Аюком, которых Разин вовлёк в военный союз против Ногайских татар.
            Разин, учитывая серьёзность экономического кризиса, непосредственно от себя, помимо Донского Атамана Корнея Яковлева, отправил в Москву "станицу" с грамотой царю, написанную своеручно:
            "На Дону казакам учала скудность большая. На Чёрное море проходить им не мочно, ученены от турецких людей сильные крепости, а от Москвы нет помощи, а потому мы идём без ведома войскового атамана на Волгу, а затем на Каспийское море".
            А до этого Москва грозно требовала арестовать бежавших на Дон староверов и сдавать их пограничным воеводам. Самосознание Казачьего народа о правах политического убежища от древних ещё времён, было высоко и лозунг: "С Дона выдачи нет" - звучал твёрдо.
            Защита слабых и притесняемых была также интенсивная. Так, например, когда Донской Атаман И. Д. Каторжный был проездом в 1646 году в Воронеже, то есть на чужой для Дона территории, то Воронежский воевода доносил в Москву: "Когда на слободу, где проживали казаки, стали приходить приказные за беглыми, Каторжный угрожал побивать их до смерти из пищалей, а приехавший с погонной царской грамотой дворянин Даниил Мясной, потребовал у Катаржного выдачи беглых, то Каторжный ударя ево Мясного в душу, твой, государь, наказ, каков ему дан от тебя из Посольского приказа, у нево Данилы вырвал и заткнул к себе за голенище и хотел Данилу убить. А уезжая, Каторжный беглых людей не отдал и говорил: хотя де приедет беглых людей вынемать сам воевода и мы ему отсечём ухи да пошлём в Москву. А одного из погонщиков за беглым атаманом велел бить солопы (палки)".
            Это было при Каторжном, действиттельно Божией Милостью Атамане, когда же Донской трон занял Корнелий Яковлев, своей интригой сваливший Атамана Лаврентьева - защитника страроверов, то Москва открыла карты и потребовала не только выдавать беглых из Московии, но выдать даже Атамана Лаврентьева.
            Собирали Круг три раза и всё отказывали в выдаче, но когда стал атаманом Яковлев, идейный сторонник Москвы, то он собрав Круг с соответствующими крикунами, после грозного ультиматума Москвы, Атаман Лаврентьев был выдан, хотя и на этом Круге слышались голоса: "Зачем посылать Атамана в Москву, там и так мяса много". Дон был обессилен, на границе его стоял уже отряд московского войска, всякий момент готовый вторгнуться в пределы Донской республики. На этот отряд и опирался Корнелий Яковлев, подкупленный Москвой, что впоследствии подтвердилось.
            Атамана Лаврентьева привезли в Москву. В тюрьме истязали его и на Красной площади всенародно, в присутствии ничтожного царя и духовенства, палач отрубил ему голову. Правящая клика торжествовала, на Дон уже посылались чиновники, которые хватали беглых.
            Тем временем, Разин со своим войском плыл по Хвалынскому морю, с намерением поселить избыток беглых в Персии. Достигнув южного берега Каспийского моря, он послал к шаху Персии своё посольство с просьбой отвести для Войска земли для его поселения.
            Две недели дожидался Разин ответа из Тегерана, но его не было, а прибежал один из его посольства казак и доложил, что почти всех послов казнили, так как среди них оказался один предатель-московин, который уверил шаха, что Разин прибыл к берегам Персии не для поселения, а для разведки и грабежа.
            Узнав о печальной участи своего посольства, взбешённый Атаман двинул свой флот в юго-восточную часть моря, к берегам, где были расположены богатейшие виллы шаха и персидской знати. Находящиеся там войска для охраны, были разгромлены и богатства вилл было секвестировано в отместку за убийство послов. Пожаров и убийств жителей учинено не было.
            Высланный шахом большой флот, состоящий из кораблей, был атакован стругами Разина и уничтожен, все ценности флота, во главе с персидской княжной и её братом, попали в распоряжение Походного Атамана.
            Возвратившись из Персидского похода в Астрахань и, узнавши какой произвол чинится московскими чиновниками, по отношению к независимости Дона и ловли беглых, Разин заявил:
            "У казаков того не повелось, чтобы беглых людей выдавать. Я увижусь и расчитаюсь с Астраханским воеводой Прозоровским. Он - дурак и трус. Хочет обращаться со мной, как с холопом, но я - прирождённый вольный казак".
            Жители Астрахани, обращённые Разиным в казаков, совершенно искренне составили приговор:
            "Атаманы и все казаки: Донские, Астраханские, Терские и Гребенские, пушкари и затинщики, и посадские люди и гостинного двора торговые люди написали между собой, что жить в Астрахани в любви и совете, и никого межь себя не побивать и выводить бояр изменников".
            Воевода Прозоровский, оказавший военное сопротивление, был лично Разиным сброшен со второго этажа дома и разбился о камни.
            Профессор Сватиков ("Россия и Дон", стр. 103), как бы возвышаясь над большим Атаманом, признанным великим поэтом А. С. Пушкиным, как "единственной поэтической личности во всей русской истории", пишет свысока:
            "Типичный демагог Разин проповедовал истребление всех, кто возвышался над уровнем бездомного голутвенного люда, разграбление и делёж всего имущества, он запрещал богослужение и постройку церквей, издевался над верою и Христом, ввёл венчание вокруг куста".
            Исследуя основательно жизнь и деятельность Атамана С. Разина, я должен сказать, что высосанная из пальца Сватиковым характеристика основана не на исторических данных, а лишь на присущей московитам лжи. Провозглашая эту ложь, Сватиков не подумал, как "историк", что он представляется во весь свой профессиональный рост именно демагогом, для воздействия на общественное мнение Казачьего народа, который с большой душевной теплотой относился к памяти бессмертного Атамана.
            Во всей своей деятельности, Разин нигде не разорял мирных жителей, не делал их имущество, а уничтожал лишь бояр "изменников", даже воеводу князя Львова пощадил.
            Над Верой и Христом он не издевался, а был лишь веротерпим ко всем религиям, как и все казаки древности.
            Если он перед походом в Персию, обвенчал своего крестника вокруг ракиты, с произношением соответствовавших изречений, за отсутствием священника в тот момент, то он, как глава войска, имел право заместить священника в срочном порядке.
            Разин триста лет тому назад, был головой выше "просвещённого профессора", который, ведь, теперь не станет обвинять в издевательстве весь французский народ (как и многие другие народы) за то, что венчаются в присутствии светского человека в городском управлении? Да, ведь, обряд венчания не есть Вера, а лишь обряд, чего Сватиков сознательно не понимает.
            Сватиков, подыскивая "факты" якобы издевательств над Верой и Христом казаков, не забывает даже, для усиления своей провокации сказать, как наказной атаман Дона Степан Ефремов "развёлся с женой без вины, и женился на другой".
            Но ни словом не говорит о том, как московское духовенство за взятки или ведро водки, венчало не только двоеженцев, но даже троеженцев (см. страницу о духовенстве князя Долгорукова в эпоху Екатерины II).
            Сватиков не обмолвился ни полсловом о том, как Пётр I загнав силой свою жену Евдокию в монастырь за её религиозность, женился не в церкви, а на постели, с любовницей князя Меньшикова, Екатериной и провозгласил её императрицей.
            Не сказал Сватиков и о том, что царь Иван Грозный имел 7 жён законных и незаконных. Но величие царей и их "безгрешность" для Сватикова достойны канона.
            Спасая свою шкуру, от "великого русского народа" в 1917 году, Сватиков получил политическое убежище на Вольном Дону. Ему была предоставлена казённая квартира, жалованье по званию профессора, кушал он сдобный казачий хлеб, пил самое лучшее в мире Цимлянское вино, перед ним радушно были открыты все архивы и Новочеркасский музей. За всё это ему вменялось написать историю Казачьего народа, но он сразу же потерял метрику этого народа, и ни одним словом не обмолвившись о древности его и даже игнорируя утверждения "отца Русской истории" Карамзина, заявлявшего, что "происхождение казаков скрыто в веках древности", во всяком случае "ранее Батыева нашествия (1223 г.)", а также сказания "Геродота русской истории" Татищева, что казаки были в Федерации Хазарской империи от III до X века.
            Сватиков начинает историю казаков с 1549 года, якобы из "выходцев русских московских пределов", то есть продолжает ложь "историка" беглого поляка Броневского и ему подобных, что казаки - "беглые русские холопы".
            Напялив на себя маску "демократа", импонирующую казачьему самосознанию, но оставаясь в душе крепостником, он искусной рукой ведёт историю "Россия и Дон", где так и выпирает величие самодержавной Москвы, правильность её государственной мысли и действий, а наряду с этим "анархичность" Казачьего народа Дона. Он ни на одну минуту не забывает свою роль "Троянского коня" защиты интересов Москвы и, рассыпая на страницах своей лукавой истории, эпитеты: "тихий вольный Дон, вольная республика, самостоятельное государство", усыпляя у казаков чувства подозрения, чуть ли ни на каждой странице, ударяет, как тараном: Москва - метрополия, а Дон "из русских выходцев" - колония Москвы. И этот пресловутый "колониализм, насильно навязанный к абсолютно не присущий казачьей древней природе, в конце концов отталкивает читателя, как от назойливой мухи и создаётся недоверие к "историку", и вся его система, построенная на песке, рушится в дребезги.
            И когда историк Соловьёв говорит, что Разин понимал, что "церковь на Дону является одной из важных связей Дона с Россией", то Сватиков не выдерживает этого противоположения и раздражённо говорит: "а мы скажем: колонии с метрополией". Эта надменность и снижение Дона на ступень какого-то зависимого батрака, вскрывает духовную сущность автора-крепостника и совершенно губит его произведение.
            Сознательное, слишком сознательное в Сватикове царит настолько, что свою окоченелость и сам заявляет в споре с Соловьёвым. Своей истории он точно ведёт приходо-расходную книгу и не столько он историк, сколько занимается историей. В его преднамеренном "художестве", видна система, над всеми способностями духа преобладает рассудок "втереть очки", и сухое веяние последнего заглушает ростки живой святой простоты и Правды жизни. Его страницы, лишённые стихийности прошедшей жизни, не сотворены, они точно вышли из грубой кузницы. Он не желает сознательно опускаться в лоно иррационального московского быта, в тёмные недра рабского бытия; тогда зачем же и заглавие "Россия и Дон", чтобы не сказать о России о том, чем она жила и как сосала кровь не только порабощённых народов, но и своих граждан превратила в скотов.
            Сватиков не свободный художник Слова, не льются у него звуковые волны произведения и утомляют его преднамеренные насилия читателя не забывать про Москву метрополию-повелительницу и Дон-колонию-подчинённую. Истинный историк служит не искусственной истории, а жизни и отдаёт предпочтение "богине Красоты, а не в зеркале её изображению".
            И отмечая казачью вольность, он намекает, что эта "вольность" изошла из метрополии её источника, а о том, страшном гнёте людей этого "источника" не говорит ни слова. Посторонний жизни и Правды Сватиков, встаёт перед нами фигурой бездушной, тонко расчитанной, как бы не унизить достоинство Москвы-метрополии.
            Не то, чтобы у него, как и у всякого другого пишущего, были отдельные неудачные строки, нет, его недостатки - роковые, и все они вытекают из его основного порока - скрыть Истину о безумной жизни Москвы. У него нет художественного целого, живого монолита. Слово: нет, вы ясно видите зияющие поры и провалы, заполненные деревянной рассудочностью. Порой готова уже возникнуть иллюзия историчности, но какой либо грубый и неуместный штрих опять ввергает нас в безотрадную пустыню, когда он, например, говорит: "некоторые казачьи энтузиасты хотели бы одеть Адама в штаны с лампасами". Если ты, историк, не признаёшь древности Казачьего народа, то надень на ноги Адама московские лапти и будет всё в порядке, но от этого справедливого сравнения он уклоняется.
            Истинный историк не должен злоупотреблять своим правом и властью над природой, не должен ей навязывать силой то, что ей внутренне не присуще.
            Соблюл ли Сватиков это правило? Нет! Он утверждает, что казаки есть русские люди, да ещё плохого сорта - беглецы. Но при этом он сам того не заметил, в одном месте несёт громадное поражение от самого же себя, заявив, что Донские казаки - прирождённые республиканцы. Но ведь прирождённость происходит от корня. Какая же "прирождённость республиканства" могла родиться в рабской среде Московии, из которого, по его уверению, казаки вышли?
       -------------------------------  ...........................  -----------------------
            Когда С. Разин прибыл на Дон, то в это время там был посол царя Алексея Евдокимов и воевода Иван Хвостов. Они грозно требовали переписи всех казаков и выдачи староверов. Возмущённый наглостью этих послов, на майдане, он грозно спросил у них:
·        Зачем вы на вольном Дону?
·        Для переписи казаков!
·        А, шпионы и каты! - вскричал Степан.
            Сверкнула шашка и голова посла покатилась по земле, за нею погналась голова и воеводы.
            И когда Разин появился на Кругу по этому поводу, то на упрёки Атамана Яковлева за убийство послов, Разин крикнул:
·        Ты владеешь своим войском, а я владею своим, и если ты будешь
чинить противное, то над тобой учиню такое же смертное убийство.
            Круг весь замер на время, но назревал тайный злой умысел продажной войсковой старшины над жизнью Разина.
            Политическая программа его была ясна для каждого, что идёт он истреблять бояр, дворян, приказных, искоренять всякое чиноначалие и власть воевод, установить на Руси "Казачий присуд", чтобы всяк всякому был равен. И, действительно, жители тех городов, которые он занимал, получали числовое деление по-казачьи: на тысячи, сотни, должны управляться всенародным собранием (Кругом), которое избирало бы атаманов, есаулов, сотников, десятников. Уже одно это административное устройство, где верховная власть предоставлялась Кругу, указывает на то, что жизнь, имущество и личная неприкосновенность, - являлись приоритетом для казаков. Из всего этого вытекает, что "грабёж и раздел имущества" Сватикова, - сплошной глупый вымысел.
            По этому поводу Сватиков грустно пишет: "мы не имеем возможности, даже вкратце, пересказать фактическую сторону грандиозного восстания, которое было поднято на Юго-Востоке России. Не находя себе выхода на Чёрное море,остановленное в движении по Каспию на берега Персии, "голутвенное" казачество обрушилось внутрь государства и потрясло его до основания. Движение это было колоссальное. Оно было явлением более всероссийским, нежели Донским".
            Опять Сватиков передёргивает факты. Народ Московии, воспитанный веками в рабстве и воплотивший чувство рабства в привычку, которая стала натурой этого духовно несчастного народа, абсолютно не был способен на жертвенный революционный подвиг. Этот народ-раб шёл за казаками до тех пор, пока освобождалась его деревня, он вешал на воротах своего помещика и гражданская роль этого раба на этом и кончалась, рабы разбегались по домам: "пусть де казаки сами спасают Св. Русь". А казачьи ряды редели без жертвенной помощи "спасаемых", перспектива казалась для обескровленных казаков проблематичной.
            Московское государство остро почувствовало колоссальную опасность социальной и политической программы Разина. Разрушить самодержавное царство, создать грандиозную Казачью республику, опрокинуть старое общество, целиком зиждущееся на неравенстве, было ужасом правящих верхов.
            А Разин захватил уже всю Волгу, главные города: Астрахань, Царицын, Саратов, Самару, осадил Симбмрск. Местность Нижнего Новгорода была уже оказачена.
            И со вздохом облегчения Сватиков (стр. 104) пишет: "поражение, нанесённое Барятинским Разину под Симбирском, одним ударом решило судьбу Москвы с судьбу Дона. Карта Разина была бита, а за его "анархические" выступления пришлось расплачиваться Дону".
            Как воздержался этот "историк" от нахлынувшего на него чувства рабовладельческого энтузиазма и удержавшегося от восторженного крика: "да здравствует не анархическая, богоспасаемая, живодёрная, самодержавная Москва!"
            Окончательного поражения у Симбирска Барятинский не нанёс войску Разина, он даже отошёл назад от занимаемой позиции на ночь, боясь своего разгрома, но сам Разин почти что смертельно был ранен в голову московским офицером и был бы и зарублен, но находившийся около Разина поп Самуил спас его, раздробивший прикладом не только шлем, но и голову офицера.
            Совершенно беспомощного, без сознания, священник и заместитель Разина отвезли его на Волгу и повезли на Дон. Оставшееся без вождя войско потеряло Дух.
            Длва месяца Разин был без сознания, находясь в своей резиденции на острове Дона в Кагальнике, охраняемый отрядом Атамана Наумова. И когда пришёл в сознание (череп был прорублен и в трещине был виден вздымавшийся мозг) и узнал из доклада Наумова, что он, спасая своего друга, оставил войско, то взбешённый Разин схватил со стены шашку и так размахнулся, чтобы зарубить своего "спасителя", во время отскочившего, что шашка вонзилась в стол, и её с трудом пришлось освобождать, и крикнул: "ты спас меня, но погубил казачье дело - предал войско", и снова спал в беспамятство. Всё тело его дрожало от жара.
            Корнелий Яковлев со злоумышлениками встрепенулся, но напасть на раненого льва ещё боялись, зная что его охраняет преданный ему Атаман Наумов.
            Сам Разин подал повод для своего жизненного конца. Желая покончить с продажной старшиной, он написал Корнелию письмо, как к своему крёстному отцу, приглашая его со свитой приехать на праздник, а тем временем отправил свою охрану по другому пути с приказом захватить город Черкасск.
            Когда Яковлев прибыл, вино полилось, чтобы опоить Корнелия, но, вдруг, произошёл страшный взрыв порохового погреба совершённый казаком Прохором - тайным шпионом Яковлева, которому Разин доверял, будучи с ним сверстником и находившимся с ним при взятии Саратова, Самары и в бою у Симбирска.
            Отряд, посланный на Черкасск, услышав гул взрыва, поворотил назад, но было поздно: шайка Яковлева накинула аркан на Разина, связала его, привязала на лошади и поскакали сдавать его в полон (за деньги).
            Так и закончилась дивная жизнь самого знаменитого Атамана Свободного Дона. Казнь его в Москве не описываю, - это уже известно всему миру.
            Войсковой Атаман Корнелий Яковлев, по происхождению черкес, был подкуплен Москвой. За выдачу Степана Разина он получил сверх обычного жалованья, деньгами, сукнами, камкой, тафтою, ему "пожаловали 40 соболей и 30 рублей (не малая по тому времени ценность) "Иудиных сребреников", серебряный позолоченный ковш самого царя, а при отпуске на Дон, ещё пару соболей и 10 рублей и сто червонных золотых, из доходов Новгородского приказа. Получал он и тайные потом подарки, о которых в делах остались следы: "да Корнилу Яковлевы сверх той дачи тайно пару соболей и 15 рублей".
            И хроника говорит: "Продали Дон за соболя...", - повторяли казаки.
-------------------------------  .......................  -----------------------------
            Историки Московии обрисовывают царя Алексея, как одного из добрых правителей и даже наделили его титулом: "Тишайший", но о том, что во время его правления пролито было безвинной крови вдвое больше, чем при царе Иване Грозном, историки молчат. Но, ведь, Грозный руководился идеей разгрома разбогатевших бояр и перешёл хотя одну ступеньку социальной лестницы.
            У Алексея же, в пустой его голове было совершенно пусто, он только и мнил, что он - "помазанник Божий" и только. Никакие социальные вопросы его не интересовали и он не стоял, не ходил, а просто лежал как кукла, облечённая в порфиру.
            Историк Милюков в "Очерках русской культуры" (стр. 136), писал:
            "Остроумный историк Московской Руси наглядно изобразил нам историческую роль царя Алексея в позе человека, занесшего ногу вперёд, да так и застывшего в нерешительности. Но нерешительность "тишайшего" была ещё значительнее, чем можно было бы заключить из этой позы. Он вообще не любил никаких поз. Он никуда не шёл и даже не стоял; он просто спокойно возлежал на груде обломков старого и нового, не разбирая, откуда что идёт, и подобрав под себя, что было помягче, за него всё устраивали другие, не без содействия крепких московских тюрем, а о будущем он не думал.
            И когда упрямый вождь староверов Аввакум, от имени святой старины грозно звал царя на страшный суд с собой и заклинал его стряхнуть с себя мирское забытие, то он невольно взволновался, но когда Аввакума сожгли живьём в колодах, то он сразу же успокоился. Когда же молодой мечтатель, сын его любимца Ордын-Нащокина (министр иностранных дел) бежал на вольный простор мысли и жизни, за-границу, от вымотавшего душу московского болота, а сам Нащокин ушёл в монастырь, тогда должно было бы хотя на минуту придти в голову, что мирное соседство с страшной действительностью не вечно. Но, дорожа больше всего своим покоем, "тишайший" следовал своему правилу: "нельзя чтобы не поскорбеть и не прослезиться, и прослезиться надобно, да в меру, чтобы Бога наипаче не прогневать". С этим режимом, в котором само горе обращалось на пользу, как своего рода гигиена души, Алексей сводил свои счёты с настоящим, надеясь на крепкие тюрьмы".
            Обожествляя покой, он однако много молился всенародно, держал посты, часто говел и причащался, но вместе с тем болел сладострастием и будучи импотентом, мучил свою молодую вторую красивую жену Наталью и она поневоле утешалась исповедью патриарха Никона, здоровенного молодого мордвина и когда появившийся на свет сын её Пётр, явил собою копию Никона по лицу, росту, силе, то "тишайший" решился на единственный в своей жизни шаг реальности: конфисковал все богатейшие владения Никона и сослал его в монастырь на вечное заключение, объяснив, что он это сделал за слишком жестокое гонение Никона на староверов.
            Человека с показной религиозностью, обыкновенно называют "ханжой". Но под маской келейности выступают у таковых черты змеиного жала. Таким по своей деятельности и великому кровопусканию самых честных тружеников и истинных ревнителей православной Веры рисуется нам этот лицемерный "Тишайший".
    ---------------------------------  ..........................  ---------------------------
            Колоссальное восстание Атамана Степана Разина совместно с Поволжским населением, должно было бы напомнить царю, что для московского государства пришёл момент для социальной реформы. Но причины возникновения восстания казались пустой голове царя, не в государственной системе тяжёлого рабовладельчества, а лишь в той социальной заразе вольности, которая царила на свободном Дону.
            Чтобы пресечь эту вольность, царь посылает стольника полковника Косогова с отрядом в 1 000 человек. Этот посол, прибыв на Дон, объявил казакам  на Круге: "царское милостивое жалованье, деньги, хлеб и пушечные запасы".
            Косогов говорил, что Атаман Яковлев и Михаил Самаренинов, будучи на Москве великому государю в верных своих службах пред Св. Евангелием обещали, и также бы и они казаки на Дону веру учинили государю".
            Не легко казакам было согласиться на это требование, которое они отвергали на протяжении чуть ли не двух веков "на другой, третий и четвёртый Круги казаки говорили, что они не прочь служить государю, но без крестного целования". Но, наконец, перед перспективой войны с Москвой, казаки Дона 29 августа 1671 г. "веру учинили, Св. Евангелие целовали".
            Главные статьи чиновной книги касались, чтобы обезопасить Москву от самозванцев и от восстаний, от попыток свержения династии и замены её другой (русской или иностранной), от  сношений с поляками, Литвой, немцами или других Земель царей, королей или принцев иноземных на царство не призывать и не желать; на здравие государя и всей его царской фамилии не посягать; с врагами государя сражаться; беглых крестьян на Дон сдавать пограничным воеводам, от организаций, подобных Разинскому на Дону, отказаться.
            При этом, однако, присяга казаков не коснулась внутренних распорядков республики, прав народного собрания, прав граждан в свободных выборах. Главный удар присяга наносила на право политического убежища и сношений с иностранными державами.
            Присягою 1671 года, заканчивался период свободного развития Донского народоправства и начался период долгой борьбы - сперва за Донскую государственность, а затем за автономию.
       -----------------------------------  ............................  --------------------------
            После смерти неудачливого царя, который не умел ни ходить, ни стоять с поднятой одной ногой, настала, как будто, иная атмосфера, под влиянием Запада: подъём религиозного сознания, развитием литературы и искусства, в богословской науке, в школьном деле - открылась Академия.
            Всё это относится к реформе просвещённой Регентши царевны Софии. Обновились даже формы быта.
            Скоро явился и реформатор-князь В. В. Голицын, любимец Софии. Реформатор имел широкую программу, лично им изложенную французскому послу Невиллю. В программе значилось и устройство регулярной армии и постоянные международные отношения Московии с заграницей, и полная свобода совести и веры, и заграничное воспитание детей, и замена натурального хозяйства денежным и даже освобождение крестьян с землёй. Голицын хотел заселить окраины, оживить торговлю и пути сообщения в Сибири, нищих превратить в богатых, дикарей Московии в людей, из скотского их состояния.
            Попытка реформы практически проводилась трудно. Поднять весь тяжёлый, веками накапливаемый рабовладельческий груз, требовалось времени, а в распоряжении Софии и Голицына оказались только семь лет. Но эти семь лет описаны современником князем Куракиным так: "никогда такого мудрого правления в российском государстве не было".
            На сцену появился Пётр Дикий, который арестовал Софию и запрятал её за решётку на вечные времена, и стал рвать и метать.
            В то время, как Голицын окружил себя книгами, картами и сведующими людьми, Пётр с азартом предавался спорту, а книгу допускал в минимальных размерах, как необходимое зло. Голицын ездил в немецкую слободу для серьёзных политических бесед с солидным Гордоном: Пётр и слышать не хотел о какой то политике, а тем более русский, он бежал от неё, как от чумы. В слободу привёз его кузен Голицына, пьяница Борис, не для поучительных бесед, а для балов и попоек, которые с тех пор и потянулись непрерывно, под руководством Лефорта "дебошана французского".
            Пока Голицын мечтал о довольстве народном, Пётр заботился о личной безопасности, укрепляя силу Преображенского и Семёновского полков. И когда он этого добился, то он обнаружил полное пренебрежение к общественному мнению и всячески издевался над ним, свалив все дела народные и общественные на плечи, преданного ему обер-палача князя-кесаря Ромодановского и на его Тайную Канцелярию.
            Пётр мечтал только о флоте, пушках и всемирной славе, имея для этого определённо примитивный ум, абсолютно не понимая, что сила государства не в пушках только, а в народном благоденствии.


     ДОНСКОЙ АТАМАН   КОНДРАТИЙ АФАНАСЬЕВИЧ БУЛАВИН

            Вышел на историческую сцену на рубеже усиления Московского государства и упадка былой духовной мощи доблестной Донской республики.
            К. А. Булавин  происходил из видной на Дону войсковой старшины. По своему уму и политическому самосознанию он был ярым поклонником свободной независимой Донской республики, был истинным демократом. Лозунг казаков: "равенство и братство" был для него священным.
            По этим признакам он приближался к свойствам Степана Разина, но не с таким, однако, диапазоном стратегической широты. Он был избран на пост станичного Атамана городка Бахмута.
            В эти времена, по-прежнему, крепостные и староверы продолжали бежать на вольный Дон от живодёров воевод и помещиков.
            Пётр I, как сто лет тому назад, воспринял идею Бориса Годунова - уничтожить преграду к южным морям, в лице Донской респуюдики. Столкновение было неминуемо, и Пётр принял меры взорвать вольную республику изнутри.
            В 1703 году Пётр послал на Дон двух стольников Пушкина и Кологривова для переписи казаков сторожилов и "новоприходцев". Это было вторжение в Донскую республику.
            Пока московская власть, путём указов, пыталась вмешаться во внутреннюю жизнь, агенты Московии вторгались на Донскую территорию, хватали людей без разбору, при содействии богатой войсковой старшины и отсылали в Москву. Майор Шинкарёв даже стал разорять Богучарский казачий городок, а жителей высылать в распоряжение пограничных воевод.
            Таким образом, Донская и Московская колонизация встретились лицом к лицу. На Западе Дона завязалась борьба, по внушению Петра, между Донцами и "слободскими казаками", из людей торского происхождения. Полковник Изюмского полка Шидловский, подкрепляя новых поселенцев - украинцев слободскими торками, стал теснить Донцов и разорять городки по речкам: Бахмуту, Красной и Жеребцу и занял казачьи солеварни Бахмута. Атаман Булавин вёл неустанную борьбу с слободскими торками за соляные угодья.
            Присланного в июне 1706 года от Административного Приказа Москвы дьяка Гончарова с отрядом, он арестовал и отослал в Москву. Он поступил, в данном случае, как патриот Дона. В 1707 году Пётр принял решительные меры. Был послан на Дон полковник князь Юрий Долгоруков с отрядом. И столкновение разразилось. Карательная экспедиция Долгорукова взволновала весь Дон. Но Атаман Войска Лукьян Максимов - сторонник Москвы, послал в помощь Долгорукову Ефрема Петрова с четырьмя старшинами - предателями. Долгоруков не хотел разбираться кто и когда пришёл на Дон, он хватал, бил, разорял без пощады. В восьми только городках по р. Айдару, он схватил свыше 3 000 казаков.
            Булавин, защищавший вольность "Казачьего Присуду" - Закон Дона, немедленно стал действовать. Склонив на свою сторону Донецкие городки: Гундоров, Лугань, Митякин и Белую Каоитву, он устроил Съезд на Хопре, на котором было решено начать восстание.
            В ночь на 9 октября 1707 года, в Шульгинском городке, на р. Айдаре, князь Долгоруков и весь его отряд регулярных войск был окружён и поголовно перерублен. Преступный Ефрем Петров с старшинами успел ускакать. На выручку Долгорукову прибыли никовые казаки во главе с самим войсковым атаманом Максимовым и разбили Булавина у городка Закотнова, на р. Айдаре. Булавин бежал к Запорожским казакам и звал их на помощь. Кошевой не соглашался с этим, но был скинут Радой с атаманства. Заместитель Сирко разрешил набирать охочих казаков, но пойти явно на Московию он может лишь тогда, когда Булавин призовёт Белгородскую и Ногайскую орду и горские народы черкес.
            В начале 1708 года Булавин разослал свои грамоты:
            "Стоять им со всяким радением за Дом Пресвятой Богородицы и за истинную Веру христианскую, за свои души и головы: сын за отца, брат за брата, друг за друга и умирать за одно; начальным добрым людям и всяким "чёрным" людям всем также стоять вкупе с казаками и не опасаться обид. А которым худым людям и князем и бояром и прибыльщикам и немцам, за их злое дело отнюдь бы не молчать и не слушать ради того, что они вводят всех в Еллинскую веру от истинной веры христианской отвратили своими знаменьями и чудесен прелестные. А по которым городам, по тюрьмам есть заключённые люди, и тех выпустить тотчас без задержания".
            Центром Булавина был Пристанский городок на Хопре. Против Булавина был двинут из Азова так называемый Азовский казачий полк полковника Васильева, из служилых на жалованьи казаков. Они вместе с атаманом Лукьяном Максимовым, встретили Булавина 7 апреля 1708 года выше Паншина городка, на р. Лисковатке. Казаки, верховых казаков из отряда Максимов, потребовали "пересылки с ворами" (вступить в переговоры). Когда старшина Ефрем Петров собрал Войско в Круг и докладывал о своих переговорах с Булавиным, верховые казаки замитинговали, а Булавин внезапно атаковал Максимова и разгромил на голову. Васильев еле убежал в Азов, а Максимов с Петровым в Черкасск.
            Тогда 26 городков по Хопру, 16 - по Бузулуку, 12 - по Сев. Донцу с Гундоровцами во главе, восстали и присоединились к Булавину. В Тамбовском и Козловском уездах жители деревень уже выбирали атаманов и есаулов, по закону "Казачьего Присуда" и вешали на воротах своих помещиков.
            28 апреля Булавин с 15 000 казаков подошёл к Черкасску. 1 мая Атаман Максимов и 4 старшины были выданы Булавину, который собрал Круг для суда над изменниками Донской республики. 6 мая Максимову и шести старшинам, в присутствии Круга, отрубили головы, а идейного московского поборника Ефрема Петрова повесили.
            Булавин, избранный Донским Войсковым Атаманом, послал Петру грамоту, определяя обиды от старшин:
            "И которое его великого государя, присылается к нам, войску годовое денежное жалованье и хлеб, также и за Астраханскую службу двадцать тысяч рублей, также и в нынешнем 1708 году присланные десять тысяч рублей и того жалованья нам они, старшины, в дуван (делёж) ничего не давали. Да они неправые старшины против указов новопришлым людям без войскового ведома письма давали и многие взятки брали и работой их изнуряли".
            Грамота пыталась оправдать убийство Долгорукова:
            "Убил не один Кондратий Булавин, а с ведома общего нашего со всех рек войскового совета за деяния вопреки указа царского".
            Итак, Круг сменил негодных старшин, но Дон не промышлял о сепаратизме. Булавин говорил Правду, он хотел только сохранить автономию Дона и просил царя:
            "Полководцев не ходить на Дон, если же пойдут и насильно поступят с Доном и в том воля великого государя, мы Войском Донским реку Дон со всеми запольными реками уступим и на иную реку пойдём".
            Булавин также писал главе староверов на Кубани Савелию Пафомовичу:
            "А есть ли царь не станет жаловать, как жаловали отцов наших, дедов и прадедов или станет нам на реке какие утеснения чинить и мы Войском от него отложимся, и будем милости просить у Вышнего Творца нашего Владыки, а также у Турского царя, чтобы Турский царь нас от себя не отрынул. А буде у Вас Савелий Пафомович на нашей стороне какие люди московские или украинские из Азова или из Троицкого и Вам бы пожаловать про се письмо отнюдь им не явить и не сказывать, только ведать милость ваша про себя с Ханом Пашею, да с Сарталом мурзою и с иными многими мурзами. А по совету с Пашёю, мурзами будет милость паша и сие письмо угодно будет и вы извольте будя мощно описав с сего письма список и оставив оставить у себя в Ачюеве, а подлинное письмо наше пошлите своему Салтану в Царьград. Письмо писано. Войсковой Атаман Кондратий Булавин и всё Войско Донское у Тебя Турского Салтана милости прося и челом бьют. А нашему государю в мирном состоянии разорил и ныне разоряет".
            Вместо того, чтобы непосредственно связаться с Турецким Султаном, послав своих уполномоченных из Черкасска, Булавин просит мало значущегося Савелия Пахомовича быть передатчиком простого письма. И после этого он чего то выжидает, у него нет уже той энергии, какова была при начале восстания. Ведь обстановка была ясна, что Пётр не откажется разгромить Донскую республику.
            Правда, что на призыв Булавина Запорожцы не отозвались, чтобы при Екатерине быть почти что уничтоженными на две трети, а остаткам бежать на Дунай и впоследствии на Кубань.
            Но это не значило, что нужно сидеть самому в Черкасске, только с сотней казаков и ждать. Ждать без конца донесений от отрядов, которые он разослал по всему фронту.
            Стратегическая обстановка была такова и она диктовала Булавину немедленно сосредоточить все силы в своих руках и взять штурмом крепость Азов, уже находящуюся в распоряжении московского воеводы Толстого и имея эту крепость в своих руках, как опору, действовать по обстоятельствам. Он же оставлял враждебную крепость в своём тылу, рассылая мелкие отряды на север. Правда корпус Атамана Игната Некрасова успешно разбивает царские войска по Волге. Достиг даже до Саратова по пути, которым шёл когда то Степан Разин.
            Но Пётр, видя угрозу его левого фланга, лично отправляется к хану калмыков Аюку и просит у него помощи, предлагая ему, что будет отобрано у казаков Дона, а также у Кубанских жителей: ногайцев, горцев, староверов разделить по полам. Аюк с радостью согласился, забыв торжественный договор, им же подписанный в 1666 году, от имени Калмыцкого народа и послом от народа Дона Степаном Разиным. Аюк выделил в распоряжение Петра 20 000 конницы.
            А тем временем, за это продолжительное время, бригадир Шидловский, во главе "слободских казаков" 1 июля разбил отряд Атамана Драного и 1 500 Запорожцев в Бахмуте, и радостно сообщил царю: "конклюзию (разгром) учинил: Бахмут разорил и выжег".
            И только тогда Булавин решил вопрос, что необходимо взять Азов. Но вместо того, чтобы войско повести лично, он посылает пехоту под командой Хохлача, а конницу повёл казак Красильников. Походного Атамана для этого войска, чтобы его объединить не оказалось.
            Штурм Азова не был предварительно обсуждён этими двумя начальниками и начался без единодушного решения, вследствии чего  атака была отбита. Толстой с гарнизоном даже выступил из крепости и отогнал войско спорщиков Хохлача и Красильникова.
            А Булавин сидел в войсковом курене. Черкасские казаки, узнав о поражении под Азовом, избрали войсковым атаманом, не имея на то законного права, старшину Илью Зерщикова, действующего искусно на два фронта, и 11 июля осадили курень Булавина, уничтожив конвойную сотню. И Булавин, видя свою гибель и сознав свою ошибку, не поняв во время стратегическую обстановку, застрелился на глазах своей дочери, прекрасной Галины, которая в тот момент, когда в разбитой тараном двери показался Зерщиков, то она выстрелила в него, но промахнулась. Тогда она крикнула: "За вольность Дона и казачки умеют умирать!" и  вонзила свой кинжал в чистое своё казачье сердце.
            Века протекли, всё к счастью стремилось, всё в мире по несколько раз изменилось, но не изменилась Доля Казачек на Кресте! Алая кровь их неоценённая взывает к Небу!
            Корпус Некрасова, узнав о гибели Булавина, стал отходить с боями на Кубань, где он основал три станицы: Собелей, Кара Игнат и Контиге на Тамани, под покровительством Крымского хана. А затем, Некрасов с 26 000 казаков нашёл убежище в Турции. Это взволновало Петра Дикого и он вёл переговоры с Турцией о выдаче Некрасовцев, и объявил войну Турции в 1711 году. Он ставил в вину султану политическое убежище Некрасовцев.
            Но Судьбе было благоугодно встретиться знаменитому Атаману Некрасову с Петром.
            Особенно страдали от побегов крепостных помещики. От них неслись вопли не только требовать рабов с Дона, но о том, чтобы не пускать казаков на "Св. Русь". Ничего им не продавать, а что принесут казаки брать и не отдавать. Помещики Московии подали коллективную жалобу: "Бегают от нас люди и крестьяне с жёнами и детьми на Дон, на Хопёр, на Медведицу беспрестанно; многие сёла и деревни опустошили; дома, животы, лошадей и всякую рухлядь без нас, как мы бываем на службах, грабят, остальные людей и крестьян наших подговаривают жён и детей наших в избах и хоромах заваливать колодами, детей наших режут и побивают до смерти и в воду, ругаясь, сажают. Теперь мы от этого побегу разорены без остатка".
            Царь внял просьбам помещиков и вместо того, чтобы улучшить жизнь крестьян, отправил на Дон князя В. Долгорукова, брата убитого казаками Булавина и дал ему письменное напутствие: "Как казни вершить". "Ходить по тем городкам, которые пристают к воровству и оные жечь без остатку, людей рубить, заводчиков - на колёса и колья сажать, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанию к воровству, ибо сия сарынь, кроме жесточи, не может унята быть. А когда пойдёшь из Черкасского то по Дону лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу: надлежит опустошить по Хопру сверху Пристанский; по Бузулуку, по Донцу, сверху по Лугани, по Медведице - всё; по Айдару - всё; по Деркулу - всё; по Калитвам и другим задонным ркам - всё; по Дону, до Паньшина городка - всё".
            Если к этому "всё", к пожарам, растерзанной, до тла разграбленной половины Донской республики, прибавить 10 000 повешенных казаков и на плотах посланных вниз по течению Дона, а бедных детишек сирот, бегущих по берегу с криком и плачем: "Папаня, папаня!" - Преображенцы (московиты - "русские") нанизывали на штыки и сбрасывали в Дон, да прибавить ещё один миллион десятин казачьей земли, отторгнутой к Екатеринославской, Воронежской, Тамбовской и Саратовской губерниям, то перед нами во весь рост выступает зловещая фигура садиста сифилитика Петра I Дикого, значащегося в лживой русской истории, как "преобразователя России", с титулом "великого".
            О действиях "христолюбивого" войска Петра I в союзе с калмыками, есть описание современного профессора Н. Палемова: "Очерк Калмыцкого народа за время пребывания его в пределах России") Астрахань, 1922 г., Краеведение СССР, Т. 1 - 1924 г.).
            Читаем: "Когда по указу Петра I, граф Апраксин повёл свои войска на Кубань, Аюк-хан Калмыцкого народа, поспешил присоединить к нему своих 20 000 воинов. Движение таких громадных сил навело панику на Кубанских татар и горских народов и они постепенно стали отходить в горы. Узнав о этом Апраксин дал калмыцким войскам "волю" идти на Кубанцев вперёд, которые сколько их было по обеим берегам Кубани, найти могли, всех перерубить, а жён и детей в полон забрать. Сколько поживились калмыки, видно из донесений гр. Апраксина: в бою пало татар и горцев 11 640, в Кубани потоплено до 5 000, в плен взято мужчин 7 000, женщин и детей 21 400. захвачено скота: верблюдов - 2 000, лошадей 39 300, рогатого скота 190 000, овец - 227 000.
            Вся эта добыча перешла в руки "победителей", как дань за их верную службу России. Другую службу хан Аюк оказал, когда мятежное движение, захватившее широкий район по Волге и Дону, грозило серьёзными затруднениями русской окраинной власти, оспждённый полчищами Донских казаков Булавина и Некрасова, город Саратов спасся от сожжения и разгрома благодаря своевременной помощи калмыков, и, наконец, когда в 1709 г. казаки Булавина перекинулись на Дон".
            Доискиваясь, однако, цели какую преследовал хан Аюк, помогая русским регулярным войскам расправляться с Донцами, следует иметь в виду, что князь Хованский вынужден был отдать калмыкам не только всё достояние "бунтовщиков", но даже жён и детей.
            В 1705 г. деятельность калмыков ограничилась лишь грабежом Астраханских слобод, иными словами, что в обоих случаях калмыки искали возможность безнаказанно поживиться за счёт Донских и Кубанских людей, а ограбив их, получали ещё сверх того и благодарность "за службу русскому царю".
            Сам граф Апраксин утаил для себя богатейшую ризу, стоимостью в сто тысяч рублей, из ограбленного монастыря (Борцевского).
            Удивляться царям и их вельможам не приходится: это - их право на преступление узаконено с самого начала проклятой "Св. Руси".
            Если в царствование Петра I Дикого методом государственного управления было: насилие над личностью, закрепощение крестьянства, использование духовенства в системе сыска и шпионажа, крутые полицейские меры, грабёж и массовые убийства Казачьего народа, за его республиканский строй, расширение границ империи, за счёт порабощённых народов, то естественно напрашивается само собой сопоставление прошлого и настоящего, изменились ли методы управления Московии-России-СССР к лучшему - человеческому? Категорический ответ: НЕТ!
            В жизни народа чисто этнически или состава из нескольких народов, превращённых в нацию, изолированных явлений, совершенно обособленных, не бывает, всё ведёт начало от прошлой жизни в своём историческом процессе в лучшую или в худшую сторону. В структуре современного русского-коммунистического государства СССР - ничего нового не произошло: всё зиждется на старых дрожжах - рабстве.
            Научная теория Маркса с её "равенством и братством" прошла мимо народа Московии ("русского"). Также существует империализм для приобщения к владычеству Московии-России-СССР иных народов, в более обширном размере.
            Коммунизм - это сущность духовной структуры Московии-СССР, принявший свой расцвет от Предтечи коммунизма царя Ивана IV Грозного, он через такого же коммуниста - безбожника на троне Петра I Дикого докатился, как снежный ком, до высшего осуществления рабства при Владимире Ленине-Ульянове.
            Чем отличается империализм Ивана IV Грозного и Петра I Дикого от современных диктаторов?
            Ещё большим захватом Земель и народов, не только бывшей империи, но и Европы.
            Чем отличаются казни и пожары, устраиваемые Петром I Диким на Казачьей Земле?
            Они кажутся детской забавой перед страшными пожарами, грабежами, миллионными убийствами, совершёнными тоже великим сифилитиком В. Лениным и зверем Иосифом Сталиным-Джугашвили с его помощниками-чекистами Кагановичем, Андреем Власовым и подобной им нечестью чекистов.
            Пётр I приказал, чтобы в челобитных подписывались полным именем (Иван, Пётр), а не полуименем (Ивашка, Петрушка) и чтобы не подписывались "холопами", а вместо этого употребляли бы слово "раб", и этим словом стали подписываться все, начиная с историков Татищева (сына) и князя Щербатова. При русско-коммунистической власти не нужно этой подписи, ибо все там рабы.
            Французский философ Вольтеп, в своём "Философском словаре", по поводу слова "раб", писал: "Г-н Перри-англичанин - говорит, что московиты легко продаются и готовы носить всякое звание. Я - Вольтер хорошо знаю причину этого: это то, что их свобода ничего не стоит".
            Флетчер - англичанин посол при Иване IV Грозном, писал о Московии:
            "Образ правления у них очень похож на турецкий, которому они стараются подражать. Правление у них чисто тираническое: все его действия клонятся к пользе и выгоде одного царя и сверх того самым явно-варварским образом и оба класса и дворяне и простые люди, в отношении к своему имуществу, суть ничто иное, как хранители царских доходов, потому что всё нажитое ими рано или поздно переходит в царские сундуки.
            Простой народ считается там не лучше рабов, которые должны повиноваться, а не издавать законы, и не имеют права ничего знать о делах общественных. Но унижение и рабство так явны и так резки, что надобно удивляться, как дворянство и народ могли им подчиняться, имея ещё некоторые средства, чтобы избежать их, или же от них освободиться. Это безнадёжное состояние вещей внутри государства заставляет народ большею частью желать вторжения какой либо внешней державы, которое одно только может его избавить от тяжёлого ига такого тиранического правления. Это - не правовое государство, причём, в сознании самого народа не было даже символа "независимости".
                                                                                        ------------------------------------   ........................  ---------------------------
            Пётр I , объявляя войну Турции, всячески стал "ласковым к казакам. Прислал удвоенное жалованье и хлеб. При взятии Азова мешал сильный турецкий флот, снабжающий крепость всем необходимым.
            Затея Петра построить флот у Воронежа, с треском провалилась, большие корабли не могли пройти в гирлах Дона. Тогда казаки - издревле опытные мореходы, на своём Донском флоте из будар, прорвались в Азовское море, численностью в 5 000 воинов с Атаманом Поздеевым во главе и в присутствии самого Петра и голландского адмирала Крюйса, разгромили турецкий флот и таким образом Азов был взят.
            Эта победа окрылила Петра и он намерен был разгромить и Турок и продвинуть свою империю за Дунай.
            Встреча турок и московитов произошла на р. Пруте. Сперва удача была на стороне Петра, турки стали отступать, возможно, что с заранее подготовленным тактическим маневром, но вслед за этим, когда Пётр рванулся вперёд, засадная казачья конница Атамана Некрасова, усиленная спагами, переправившись через Прут, на рассвете атаковала фланг и тыл Петра и московская армия была окружена. Сам Пётр попал в плен.
            В данном случае Атаману Некрасову сама судьба посылала голову палача Петра I Дикого, но (глупое в данном случае) у казаков чувство великодушия к поверженному в прах врагу, сдержало острую шашку Атамана. Турецкий паша, войдя в ставку Петра, где оставалась его жена Екатерина, поразился её красотой и пал к её ногам.
            Опытная в делах свободной любви "императрица", бывшая любовница офицеров и Меньшикова, ещё около Нарвы, так очаровала азиата Пашу своим чувственным пылом, что он потерял голову, всю ночь писал договор, по которому Пётр должен был возвратить Азов, разрушить все крепости по Дону, должен быть уничтожен славный Казачий флот и урезывалась территория Дона вплоть до Черкасска, ростовская и Таганрогская Земля отходила к Туркам. Расписавшись окончательно на "императрице", Паша освободил Петра, жалкого и опозоренного, мечтавшего о мировой славе, выше даже Александра Македонского, о котором он выразился: "Александр создал г. Дербент, а я его взял".
            Турецкий султан, узнав об освобождении Петра I из плена, прислал паше шелковый пояс с приказом повеситься на нём.
            О этом событии позорного похода Петра I на Прут, историки Московии почти что не говорят, ограничиваясь лишь выражением: "неудачный поход".
            Если поход и был неудачным и позорным для Петра, то для "императрицы" он был удачным, так как она своим прекрасным телом спасла не в меру зарвавшегося мужа игрока, которого историки и титуловали: "великий". К этому хору восхвалителей не присоединился лишь великий писатель, немецкого происхождения, Лев Толстой, презрительно назвавший Петра I в своём произведении "Божественное и человеческое", так: "На троне пьяный сифилитик".
            Среди тревожной обстановки детства Петра, в нём выработалась замечательное умение притворяться, которому не раз удивлялись иностранцы, а вместе с тем и непобедимое недоверие в искренности его окружающих. За всё время его жизни, у него было только два лица, к которым он относился с доверием. Это - обер-палач Ромодановский и "французский дебош" Лефорт. Даже таким старым слугам, как Меншиков и Апраксин, он всецело не доверял, сказавши им: "Что умри он, и они не прочь будут бросить завоёванные провинции и Петербург и оставить на произвол судьбы флот, который стоил ему много труда, крови и денег.
            Особенно повлияла на него измена в дружбе с Монсом, в доме которого он и начал свою пьяную карьеру и от дочери коего он получил высший орден Сифилиса.
            Его почти ежедневные попойки, по выражению дипломата Фокеродта, приводившие в такой ужас иностранных дипломатов и, не прекращающиеся со времени первого выезда в Немецкую Слободу, до последнего месяца жизни, представлялись важным орудием государственной машины, как способ узнавать тайные мысли опьяневших собеседников. Привычка стравливать, при этом ближайших сотрудников, друг против друга, изобильно награждающих плевками и пощёчинами, когда они выводили на свежую воду взаимные грехи, казались могущественным средством "государственного контроля". И поклонники его из этой примитивности выводили суждение о Петре, как носителе сверхестественной мудрости и называли его "земным богом" (Фокеродт)".
            Датский посол Юль, однако, наталкивается на такие мелочи, которые никак нельзя уложить в систему государственной мудрости. Он видит, как царь по целым дням, запирается у себя в Преображенской избе, от всех государственных дел и точит на своём станке так усердно, как будто работает за деньги для своего пропитания или ловит его на бесконечных попойках, чтобы поговорить о важных делах, для которых не назначено никаких определённых дней, или находит его самолично сортирующего рекрутов кто годен, кто нет. Как будто у царя нет других дел, а в России дел гражданских, военных, церковных уйма и он ведает всем один без помощи других.
            Более посвящённый, чем Юль, Фокеродт, знал, что об улучшении внутреннего государственного строя, Пётр почти не заботился, лишь бы у флота и армии было довольно денег, леса, рекрут, матросов, провианта и амуниции. А между тем, флот был никуда не годен:
·        Во всём флоте не было человека, знакомого с фарватерами.
·        Суда были построены из ели, непригодной для морского плавания.
·        Управление карбасами было поручено крестьянам и солдатам,
едва умевшими грести одним веслом.
            Этот флот едва справился с погодой и кончил бы свою затею катастрофой, но шведский флот опоздал на два дня и высаженная пехота тем временем успела взять Выборг.
            Ни русская современность, ни личный психический склад, ни условия воспитания, не любовь к книге, не могли создать у Петра I привычки государственно мыслить.
            А поэтому, о какой либо социальной реформе и не могло быть и речи. Его примитивный ум направлен лишь на мечту о славе своей перед Западом, и все силы он направляет по этому руслу: военное искусство, потешные огни, пушечную стрельбу, кораблестроение, салюты и фейерверки. А что гибли миллионы людей в боях, от холода, голода и народная масса превратилась в ободранных нищих, - это абсолютно не тревожило "реформатора и преобразователя России".
            Желая доказать подданным необходимость войны в памфлете, написанном Шафировым, Пётр упоминает, что "в войне мы получили больше Славы, паче же безопаство; могу сказать, что никто так не боялся как нас, за что Господу сил да будет ныне слава".
            И это говорит убеждённый атеист-безбожник!!!
            При этом нужно сказать, что никто на Россию тогда и не думал нападать.
            Но стремление к "славе", к чему нибудь обязывало не только во внешней, но и во внутренней политике? Пётр не раз говорил иностранцам: Корбу, Юлю, Фокердоту, что его миссия была и есть - превратить "скотов в людей". Но в своих обращениях к подданным он лицемерит и выражается мягче - превратить "детей во взрослых".
            Не воспитанный сам, он уже просто потому не может быть воспитателем и педагогом своего народа, что не имеет представления ни о задачах, ни о приёмах педагогики. Мы это видели на отношении первых петровских школ к учащимся. Своих детей Пётр I трактовал как взрослых, и дело сводится совсем не к воспитанию, а к самообучению, к усвоению известных технических приёмов. Но чего он, наверное, и не подозревал вовсе - это то, что настоящая культура, с её условными и обязательными формами житейского общения, с её уважением к чужой личности, сделала бы его собственные приёмы насаждения "своей" культуры совершенно неприемлемыми и невозможными.
            Таким образом, в своих реформационных задачах, в самых даже крайностях и увлечениях европеизмом - Пётр остался и во внешней политике человеком своего времени и примитивного общества. Он мог научить только тому, чему научился сам, а познал он очень немногое. Ввести можно было только внешность культуры." ("Очерки русской культуры" историк Милюков). 
            По этому поводу, дипломат Юль делает заметку: "хотя по внешности они и отёсаны немного и одеты во французские платья, тем не менее внутри их сидит прежний мужик". Тот же Юль, чтобы показать наглядно чего не хватало этой новонасаждённой культуре, рассказывает о пребывании ещё не венчанной Екатерины в Торне в 1711 году.
            "Я был пополудня в церкви и пел со остальной паствой, вдруг появилась супруга царя со свитой. Вне отделений для молящихся стояло много русских гвардейских офицеров: сын говорили, кричали, шумели, точно в трактире. Когда священник, войдя на кафедру, начал говорить проповедь, женщины соскучившись вышли из отделений и стали обходить церковь, осматривая её убранство и громко болтая...Так как проповедь продолжалась, то царица послала сказать пастору, чтобы он кончил проповедь. По окончании царица, услыхавшая от кого то, будто в этой церкви похоронена Пресвятая Дева Мария, послала просить, чтобы останки (Божией Матери) были выкопаны и переданы ей для перенесения в Россию".
            Чтобы охватить реформу в её целом, предварительно её обдумать, распланировать и осуществлять в известной последовательности, для этого у Петра было слишком мало знаний, в главное - слишком неподходящая натура, она была непосредственна, которая не понимала более глубоких и тонких сторон европейской культуры. Задерживающие центры работают ещё слишком слабо в этом мозговом аппарате и это повергает Петра в состояние внутреннего беспокойства. Известная болезнь Петра ещё усиливает эту импульсивность, эту быстроту переходов от настроения к поступку и от настроения к настроению.
            "В январе 1710 года, весёлый и радостный он празднует в Москве триумфальным шествием Полтавскую победу. Вдруг, он оставил своё место в процессии и во весь опор проскакал мимо кареты канцлера". "Лицо его, - продолжает Юбль, - было чрезвычайно бледно, искажено и уродливо. Он делал страшные гримасы и движения головой, ртом, руками, плечами, кистями рук и ступнями. Мы вышли из кареты и увидели, как царь, подъехал к одному простому солдату, нёсшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его обнажённым мечом и  осыпать ударами, быть может за то, что тот шёл не так, как хотел царь. Затем царь остановил свою лошадь, но всё время продолжал делать гримасы, вертел головой, кривил рот, заводил глаза, подёргивал руками и плечами и дрыгал взад и вперёд ногами. Никто не смел подойти к нему, так как видели, что царь сердит и чем то раздосадован".
            Вот за такие то переходы от весёлости, пьянки и кутежей до чрезвычайных жестокостей и надлежало бы наименовать Петра, сплошь и рядом невменяемого, не "великим", а "Диким".
            У него было полное отсутствие интереса к государственным делам, а была большая склонность к разгулу, не знавшего ни удержу, ни меры, доводившая пьяную компанию до невероятных пределов цинизма, грубости и страшной жестокости, однако, в смысле обеспечения себя от попыток убийства со стороны, он оказался практически, воспользовавшись умным и деловым советом гетмана "Малороссии" Самойловича, который писал: "Не надо держать в Москве много ратных людей, лучше разослать их по пограничным местностям для постройки крепостей, а в Москве держать один-два полка надёжных людей, которых привлечь к себе милостями".
            За эти советы, которым нельзя отказать ни в уме, ни в знании дела, Самойлович впоследствии был выслан в Соловки, а Пётр обеспечив себя гвардией Преображенского и Семёновского полков, делал, что взбредёт в его сплошь и рядом пьяную голову. Вот почему никакие надругательства Петра над тем, что только что считалось святым и неприкосновенным, не могло вызвать сколько нибудь сильного внутреннего сопротивления в окружающей среде.
            Пётр, как будто, нарошно переходил от одной циничной выдумки к другой, ещё более циничной, ещё более оскорбительной для чужого достоинства и совести, умышленно и систематически насиловал все вкусы, все убеждения и не испытывал даже удивления, как известный римский император Нерон или Калигула, что он всё может.
            Преображенский застенок наводил безумный страх, где "реформатор" развивал своё искусство сам и учил примером палачей, как нужно отрубить голову, чтоб она не осталась связанной какими либо сухожилиями с туловищем. Одним ударом так, чтобы она отскочила и катилась как шар от эшафота. В особенности он возвеличил свою практику палача в казни взбунтовавшихся стрельцов, под начальством полковника Цыклера и дворянина Саковнина - брата боярыни Морозовой.
            Движение стрельцов было довольно сильное в защите крестьянских прав и веры христианской по старому обряду, над которой цинично глумился Пётр I. По видимому, разврат патриарха Никона - его крёстного отца, и пожалуй и физического отца, дал ему "тдню" издеваться над церковью. Так, он возведя патриархом пьяного богослова-украинца Прокоповича, поручил ему "преобразовать" Московскую Церкву и создать "Саященный Синод", который он и называл "Всешутейнвй и Всепьянейший". Этот "Синод" являлся для Петра отрадным местом для его попоек и сквернословил по адресу православия вообще. Пьяная кампания издевалась над памятью Пресвятой Богородицы, признавая Её случайной "Христородицей". Сам Пётр появлялся в собрание Синода обычно с штофом водки, сделанным на подобие Евангелия. Патриах благословлял паству молящихся трикирием со свечами, вкладываемыми в отверстия на подобие детородных членов мужчины и женщины. В конце концов патриарха обвенчали на уличной девке и "патриаршество" на варварской "Са. Руси" исчезло. Возвратившись лишь в XX веке, среди таких же, как Пётр и Прокопович оголтелых русских коммунистов.
            Духовенство при Петре I не имело у народа ни любви и никакого уважения абсолютно, а головы староверов, по раз уже принятой "традиции", установленной Никоном, при царе Алексее "тишайшем", летели с плахи в изобилии.
            Не меньшим удовольствием для Петра было и то, что находясь в Преображенском застенке, приказывал на вбитые колья насаживать отрубленные головы, сплошь и рядом жертв его самодержавия, и как только показывалась на колу новая голова, он поднимал большой бокал водки и с удовольствием выпивал, в знак ли своей победы или чтобы потопить мятущуюся совесть в крови и водке. Все эти дела "тайного" застенка были явны и описывая их историк Соловьёв восклицает: "Какой же он царь!".
            Казалось бы, если когда либо можно было ожидать, что старая вера сделается знамением широкого политического и социального протеста, то это именно в описываемое время. Не даром же иностранные резиденты при Петре, так напряжённо ждали, что не сегодня - завтра, в России разразится что-нибудь такое, что положит конец всей этой адской кровавой стряпне. Не даром и в самой России, в кругах, сгруппировавшихся около царевича Алексея, из года в год возрастало нетерпеливое, нервное предчувствие развязки, казалось, что вот-вот потерпит царевич 2-3 года в монастыре или заграницей, а там и можно будет кликнуть клич "от архиереев - священникам, от священников - прихожанам". Царевич за свою неясную мечту не то о смерти отца, не то о бунте - поплатился жизней.
            Религиозный протест, действительно, превратился в общенациональный, но социальным и политическим не сделался. Раскол действовал не активно, а пассивно, не наступательно, а оборонительно, а именно: самоубийство, самосожжение, мученичество за Веру, а не борьба за её торжество. На Севере преследования вызывают эпидемию самосожжений, на Западной границе, - бегство в Польшу и Швецию, на Юге, - на Дон. "Светлая Россия потемнела, а мрачный Дон воссиял и преподобными отцами наполнился" ("Очерк русской культуры", стр. 174, историк Милюков).
            На это нужно сказать, что никогда "Светлой" Россия не была, а Великий Дон всегда духовно был светел, а относительно "преподобных отцов", то они явились лишь лишними нахлебниками и никакой пользы для защиты независимости Дона, в эпоху Атамана К. Булавина, не сделали, а ещё более ухудшили своей неспособностью к социальному протесту. Всё самосознание было пронизано рабством. Можно ли было назвать народ Московии обществом с её "общественным мнением?". Например, изредка появлялось в Европе "русское" посольство. Все делегаты были озабочены лишь тем, как бы не сделать лишнего шага, который умалил бы честь государя и подвёл бы их под служебное взыскание. Они не прочь были иной раз попользоваться непривычной свободой жизни. Но так, как сами они понимали эту свободу, вызывало отвращение в невольных свидетелях их разгула. Это было, в глазах европейских наблюдателей, даже не варварство, а просто "скотство" и "свинство".
            От настоящей культуры картин природы, памятников искусства отделяла их "Китайская стена", созданная их умственной и нравственной грубостью. Помещения, где они останавливались, приходилось проветривать и чистить чуть ли не целую неделю.
            Датский посол Юль говорит: "На русских надо влиять: лестью, водкой, взятками и страхом; все же другие средства, вроде справедливости, права на них не действуют".
            Берхгольц рассказывает: "Нам, иностранным резидентам, вселялся страх и ужас посещать увеселения царя по торжественным случаям, когда человек шесть гвардейцев вносили на носилках большое ведро с самой простой сивухой, запах которой слышен был за сто шагов. За гренадёрами шли майоры гвардии, которые приглашали всех, без исключения, пить из большого ковша за здоровье их "полковника" - царя. Отказаться было невозможно, так как царь приказывает подавать это "вино" из любви к гвардии, и сам царь говорил, что среди гвардейцев нет ни одного, которому он не поручил бы свою жизнь".
            На пирах, от многих опьянённых, Пётр выведывал тайны против него и тогда он в особой комнате своего дворца, сажал около себя генерала-фискала Мякитина и на вопрос последнего "отсекать ли ветви, или рубить самый корень", отвечал: "Искореняй всё", и перед дворцом показывались на кольях головы, вид которых доставлял царю неизъяснимое удовольствие и бокал водки он пил при этом, как самый лучший нектар.
            Фокердот - немец говорил: "Горьким опытом мы убеждаемся, что такие слова, как: честь, достоинство, общественное мнение, долг для русских пустые звуки, они смеются над тем, кто готов добиваться идейных благ ценой "реального ущерба" и поэтому они не признают никаких обязательств, раз последние вопреки их интересам. Никакими убеждениями нельзя их заставить поверить, что чужое мнение может определить их поступки, хорошая репутация нужна даже с точки зрения личной выгоды. Они действуют, как купец, который фальсифицирует товар, не думая, что за то у него никто не купит подделку".
            Эти наблюдения подтверждали и француз Корб и Юль, а всем этим послам Пётр I неоднократно заявлял, что миссия его есть - превратить "скотов в людей". Такое же определение своим подданным давал и царь Иван IV Грозный.
            Но чего Пётр, наверное, и не подозревал, что настоящая культура с её условными и обязательными формами житейского общества, с её уважением к чужой личности и морали, совсем неподходяща к его "реформам" бесшабашного пьянства, рубки голов, издевательства над Верой, жестоких насилий и отвратного рабства.
            И Корб говорит: "Хотя по внешности они и отёсаны немного и одеты во французское платье, тем не менее внутри их сидит прежний мужик".
            Изменилось ли лицо Московии (России-СССР) по сей день? Новые дворяне одеты ещё прекраснее французов с разноцветными галстуками из шёлка, причёске их даже позавидуют французы, но внутренний мир пропорционально своим цинизмом, садизмом достиг совершенства, и Дух Петра I теперь спокоен за "работу" своих преемников.
            Князь Куракин - современник Петра, в одно слово с жертвами Преображенского застенка, утверждает: "Что с первых годов петровского царствования началось неправое правление от судей и мздоимство великое и кража государственная и доныне продолжается (1727 г.) с умножением, и вывести сию язву трудно".
            Так как карьера возводимых чинов обычно кончалась опалой, то каждый и старался красть про чёрный день!
            Касаясь вопроса о военном деле, то тут Пётр оказался полнейшим профаном и остался учеником самым непонятливым до конца своей страшной гнилой жизни.
            Не говоря уже о Нарвском поражении, сам Пётр говорил, что это было "младенческое играние". Но когда та же ошибка, по вине лично Петра, повторилась на Пруте позором и, когда уже в предпоследний год жизни, совершил он бесплодный поход на Дербент, то всякий скажет: какой же это стратег?
            А увлечение флотом? В Воронеже весь погнил. В Таганроге уничтожен. На Неве нельзя было пройти по фарватеру. Стали строить в Кронштадте, где могут выйти корабли только при восточном ветре, а половина года - лёд.
            Перенесли верфи в Регерник, близь Ревеля. Все леса Лифляндии и Эстляндии вырублены для ящиков, которые нагружали камнями для помостов морского дна. Буря при Петре и Екатерине разнесла эту затею.
            А флот так и не мог ни разу демонстрировать, а лишь маленькие галеры, свободно пробиравшиеся между шхерами. А миллионы средств и людей гибли бессмысленно.
            А Петрбург на болотах? Построил ряд зданий на Петербургской стороне. Приказ - разваливай! Строит на Васильевском - низменном острове. Прорыты канавы, что-бы показать Западу, что у нас - Венеция, но эта жалкая "Венеция" замёрзла! Строит в Кронштадте. Построили дома, но никто в них не жил и они развалились...Опять в Петербург...и он повстал на миллионных костях.
            Умный Фокеродт говорит: "За все труды и расходы" Россия обогащается лишь иностранной остротой: "В других странах время создаёт руины, а русские строят их нарочно. Ничего не было бы легче построить самый красивейший город в Европе, если бы следовать архитектуре и разработанному плану, но дело было поставлено Петром так, как он делал вообще не с начала, а с конца".
            Восстание стрельцов было стихийно и плохо организовано, как протест социальный. Пётр не понимал его внутренний смысл и видел в нём лишь династическую интригу. Он не хочет знать, что весь народ его зовёт "антихристом", что стрельцы уже мало интересуются царевной Софьей, а готовят престол его законному сыну, конец его самодурству, страшным жестокостям и рабству. И всё то бешенство, на которое он только способен, поднимается разом со дна его безумной души. Начинается страшная бойня.
            Царевич Алексей был тем идейным центром, в котором соединялась народная оппозиция с аристократической.
            "Мне только здорова была бы чернь. Я старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле; буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом; кораблей держать не буду, войско только для обороны, а войны иметь ни с кем не хочу, буду довольствоваться старыми владениями. Наше государство так велико, что расширять его нет надобности, нужно его только заселить погуще, на нас никто не нападает, да и положение России таково, что чужеземное вторжение ей не страшно. Для обороны достаточно старой военной организации, а миллион людей, которых стоили войны и постройка Петербурга, умнее было бы оставить дома за сохой, где недостаток их слишком тяжело чувствуется".
            Программа царевича Алексея простая, ясная для каждого и вместе с тем жизненная для нечёсанной "Руси" - Московии. Вместе с этим она ярко рисует и светлый лик умного царевича.
            Но горе в том было, что в числе своих друзей прекрасный юноша считал таких негодяев, как князь Василий Долгоруков, известный своей кровавой экспедицией на Дону и князь Яков Долгоруков, к которым царевич перед своим бегством заграницу, говорил: "Пожалуйста меня не оставьте!". И получил заверение: "Всегда рады!".
            И, действительно, не оставили и радостно подписали смертный приговор царевичу, совместно со "Всепьянейшим Синодом" и Проебраженской канцелярией "как врагу трона и народа".
            Обманным образом негодяи Преображенской канцелярии и "Всепьянейшего Синода", возвратили царевича в Петербург из заграницы, якобы к умирающему отцу, засадили его в крепость и устроили гнусный "народный" суд. Обвинителем был сам пьяный Пётр I. Он вызвался быть и палачём своего родного сына, но не по "казённому" традиционному ритуалу отрубить голову или посадить на кол, а по более звериноизвращённому. Царевича, сняв с него царскую одежду, положили связанным голым на голый каменный пол и настала дикая картина. Громадная фигура со страшной плетью с свинцовым наконечником, появляется в руках венценосного палача, рабски врученная князем Яковом Долгоруковым.
            Пётр I, как зверь, тихо подходит к жертве: "Вот, тебе, изменник государству!". Со зловещим свистом, разрезая воздух, удар плети разрывает грудь. Поток алой крови течёт по телу и, вдруг, мученик громким голосом восклицает: "Ты пролил царскую кровь, будь же ты трижды проклят, потомство твоё исчезнет на веки!". Охваченный яростью и бешенством Пётр с налившимися кровью глазами, с каким то звериным рычанием начинает наносить смертельные удары. Куски мяса разлетаются в стороны, кости рёбер лопаются, внутренности вываливаются...
            И в таком ужасном зверином виде Пётр I торжественно и обожествённо воспринят современными русскими коммунистами, как и всеми русскими, как истинный и достойный почитания Правитель рабского государства.
            Покончивши по дикому с сыном, Пётр I Дикий приказывает изуродованные останки прекрасного царевича выбросить на свалку в неизвестном месте, чтобы к могиле мученика не могли приходить тайные почитатели.
            Но гнев и ярость, однако, не остывают в окаянной душе этого сифилитика. Он ищет новую жертву. Ему доносят фискалы, что запертая им под решётку царица Евдокия - мать мученика Алексея, сказала на исповеди про Петра: "Это не мой царь, мой - Выше" и что исповедывал её, вопреки распоряжению, епископ Досифей. Жертва нашлась и появился новый мученик.
            Епископа Досифея отдали под суд "Всепьянейшему Синоду", который спросил Длосифея: "Правду ли говорила царица против Петра?". Он ответил: "Послушайте Вы, как говорит про царя народ, и тогда Вы не будете обвинять царицу-мученицу!".
            За эту "дерзость", Пётр Дикий приказал епископа бросить на колёса и сам любовался и слушал как дивную музыку, когда кости мученика с треском лопались на колёсах. А царица Евдокия, внезапно "скончалась"... Молва гласила: Задушили!
            В истории Московии был единственный свет на протяжении многих веков, когда слишком мимолётный блеск поэтической молнии на одно мгновение вырвался в лице царевича Алексея и осветил красивую божественную линию попытки борьбы за свободу личности, но тем безнадёжнее сейчас же наступила привычная тьма рабства. И чуть, чуть, как дыхание умирающего на мгновение, как бы остановило страшный поток, а затем он с рёвом начал продолжать исторический и по своему "нормальный" процесс превращения людей в зверей, с их насилиями, пожарами, предательством и миллионами безвинных жертв.
            Апостолом Зла, после царя Ивана IV Грозного, был царь Пётр I Дикий!

ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР ДОНСКОЙ КАЗАК ЕМЕЛЬЯН ИВАНОВИЧ ПУГАЧЁВ

            Прошло почти два века с той трагической поры, когда на широких пространствах, окаймляющих полноводные реки Урала и Волги с их притоками, разыгрались страшные бури народного движения, под водительством Донского казака Емельяна Ивановича Пугачёва.
            Имя этого вождя народных масс, не забыто народами, несмотря на то, что "русская" история всячески старается предать его забвению и даже очернить лик борца за волю порабощённых Москвой народов.
            И это понятно: для общественности Московии монархического толка, Пугачёв даже мёртвый страшен, как зловещий призрак крушения трона, а передовая прогрессивная интеллигенция умалчивает о этой интересной исторической личности, не желая потерять своего кредо "политических двигателей" подъярёмного народа, якобы только этой интеллигенции удалось расшатать трон дворян и помещиков. Но расшатав, эти жалкие "передовики", оказались настолько дряблыми и бесхребетными, что моментально разбежались от крика пьяного матроса в Учредительном Собрании.
            И мы констатируем, что на протяжении веков общественность Московии, не в силах была выдвинуть из своей среды, хотя бы одного, яркого общепризнанного народного героя, типа С. Разина, К. Булавина, И. Некрасова, героев Азова, Атаманов: Каторжного, Старого, Татаринова, Васильева и наконец Е. Пугачёва.
            Также нужно признать, как аксиому, что интеллигенция Московии, так много постаравшаяся излить чувств зависти и даже злобы, в своём бессилии, по отношению к свободному Казачьему народу, без помощи казаков - носителей вековой Свободы, оказалась полнейшим политическим банкротом, и все её жалкие потуги не привели к Свободе, а лишь к общему Равенству...рабов!
            И как бы не хотелось этой петушиной интеллигенции затушевать, даже загрязнить, но имя "Казак" было и есть обаятельно во всеобщей Истории, и былую духовную красоту Казачьего народа не удастся чернильным душам вычеркнуть славу Его.
            Жизнь и действия Е. Пугачёва очень поучительны, как пример, как нужно проводить в жизнь идею национального освобождения от гнёта, не только диктаторов, но и от гниющего болота устаревших социальных форм бытия.
            Действия Е. Пугачёва правдиво описаны великим африканским поэтом А. С. Пушкиным, который будучи сам ярким борцом за Волю народов, пламенея своей арабской кровью, тонко понимал великие взмахи революционности Степана Разина и Емельяна Пугачёва. Они для него не разбойники и бунтари, а его духовные сподвижники и истинные народные герои. В своей "Истории Пугачёвского бунта", он не мог излить того духовного восхищения перед образами этих героев - душила царская цензура, но всё же поэт бросил в лицо "русскому обществу" знаменательную цитату: "Степан Разин - единственная поэтическая личность во всей русской истории". А его роман: "Капитанская дочка" - есть полное оправдание великой идеи свободы Емельяна Пугачёва.
            Как С. Разин, так и Е. Пугачёв знали не одну лишь мысль и власть, одну, но пламенную страсть и эта страсть была - Свобода! Они боролись в тяжёлых условиях рабства за Свободу, как за величайший Идеал. Когда этот идеал не померкнет в человеческой душе, то носителя этого идеала можно назвать Человеком!
            Е. И. Пугачёв родился в станице Зимовейской (впоследствии переименованной Екатериной II "в честь" её любовника в Потёмкинскую). Участвовал он во всех войнах так называемой "Семилетней войны", которая велась императрицей Елизаветой Петровной против немцев Фридриха Великого, а затем участвовал в войнах против Турции. За проявленную храбрость был произведён в офицеры - хорунжим.
            В 1769 году он по болезни был отпущен на Дон. Порядки на родной Земле его возмутили. Войсковая старшина правила по диктаторски. Лучшие земельные участки были захвачены этой старшиной. Народоправство считалось только на бумаге. Жалобы казаков оставались без последствий. Пугачёв вступил в борьбу против всесильной старшины, которая заселяла бегущими крестьянами из Украинской земли и богатела.
            О "бунтаре" Пугачёве старшина донесла войсковому атаману, с просьбой арестовать его и отослать вновь на фронт. И тогда Пугачёв решил бежать. И дух его мятежный как бы шептал напутствие: "изгнанием из страны родной хвались повсюду, как Свободой!".
            Е. И. Пугачёв появился среди Яицких казаков. Зародилось Яицкое Войско от Дона. Казаки из Каспийского моря поднялись вверх по р. Яику (Уралу) и образовали Яицкий городок. Мирно жили с татарами и башкирами, женились на татарках. Собираясь в поход, оставляли жён и детей. Нарушил эту "традицию" Атаман Гугня, ему жаль стало красавицы жены. И впоследствии Уральцы пили за здоровье Атаманши Гугнихи.
            При воцарении царя Михаила, Яицкие казаки получили грамоту "набираться на житьё вольными людьми".
            При Атамане Нечай, Яицкие казаки пытались завоевать Хиву, но их постигла неудача. Жизнь восстановилась семейная и гражданская на основах народоправства. Измена, трусость, воровство жестоко преследовались. Обычный приговор: "в куль, да в воду!".
            Жизнь казаков постепенно ухудшалась: богатейшая старшина теснила бедноту. В 1762 году произошли раздоры между Атаманом Меркуловым и Войсковым Старшиной Логиновым - вожаком народной партии, которая притеснялась в правах рыбной ловли.
            Петербургские резиденты генералы Потапов и Черепов прибегли к силе оружия и ужасам казней. Казаки возмутились: сожгли свой город и двинулись в Киргизские степи, но были жестоко усмирены полковником Захаровым. Пётр I назначил атаманом Петра Тамбовцева. В правление Екатерины II казаки тайно посылали депутацию, но она была схвачена графом Чернышёвым и расстреляна, и было решено военной коллегией составить из казаков гусарские эскадроны и повелеть брить бороды.
            В 1771 году мятеж обнаружился во всей своей силе.
            Калмыки, между Волгой и яиком, верно служили царю, но царские пристава, пользуясь их простотой, угнетали их. Жалобы этого народа не доходили до высшего начальства, а если и доходили, то вместо облегчения, усиливался террор. И вот, 30 000 кибиток калмыков двинулись к прежнему отечеству - Китаю.. приказано было казакам догнать калмыков, но казаки категорически отказались исполнить приказ.
            13 января 1771 года, казаки собрались на площади, взяли из церкви иконы и под предводительством казака Кирпичникова, двинулись к дому гвардии капитана Дурново, находящегося там по делам следственной комиссии, с требованием выдачи жалованья, отмены нарушения прав рыбной ловли, прекращения казней.
            А в это время, генерал Траубенберг пошёл с войском и пушками на встречу казакам, которые пылая презрением и злобой на своих петербургских кровососов, бросились стихийной волной на пушки. Разгромили регулярное войско, генерал Траубенберг был убит, а Дурново был ранен, атаман Тамбовцев - доброхот царей был торжественно повешен.
            Из Москвы был послан генерал Фрейман с войском и артиллерией. 3-4 июня произошло сражение. Казаки, не имея артиллерии, были разбиты и, переправившись через р. Чаган, стали отступать к Каспийскому морю. В тюрьмах не хватало мест. Прежнее казачье самоуправление было уничтожено. 140 "мятежников" расстреляно, остальных отдали в солдаты. Казачье население приведено к присяге. Восстановился временно наружный порядок, но спокойствия не было.
            "Тоже ещё будет", - говорили казаки, - "Тряхнём Москвой". Не доставало лишь Вождя, и он, вдруг, появился.
            Исследуя "Историю Пугачёвского бунта", великого поэта бывшей империи, но не чисто "русского" гражданина рабской России, от которой он всячески открещивался, мы как бы интуитивно чувствуем, что он быть может не достаточно осветил многострунную натуру Вождя, как будто пламенный поэт испытывал горчайшую муку невыразимости, которой он временами мучился. Не потому, что он не имел, как будто, достаточной эрудиции в чёткой и художественной обрисовке своего героя Пугачёва.
            Нет, он был, как бы, в тенетах пошлой грубой, невежественной атмосферы, не только недальновидной критики, за исключением Белинского, но главным образом, крепостнической цензуры. И тем не менее, полагаю, что в той, далёкой теперь, туманности чарующего образа борца за общечеловеческую Свободу и питалось больше всего вдохновение поэта.
            Реальная страсть, которая выливалась полно в битвах и сражениях гениального вождя народных масс, хотя и показана в полноте, но духовные эмоции затронуты слабо (опять цензура) и эти то маленькие колокольчики и их тихий звук и проникают в душу читателя, без них история только битвы, представляла бы только полицейский протокол событий.
            Для пытливого ума, сухая история о лицах больших и малых, о их узких интересах, о власти или подчинении, о жестокостях стремящихся к власти, о кровавых бойнях, не даёт душе пищу для глубоких исканий. Таковая история настолько скучна и лишена хотя бы единой гаммы вдохновенья, что порой, читая её тощие и бледные строки, хочется дремать. Если бы история касалась глубин народной толщи, если бы она освещала душу народа, его страдания, стремления, надежды, его "верую" и его божественный глагол, а не жалких, а иногда пошлых правителей, этих подколодных змей с их войнами и интригами, то таковая история была бы глубоко научной и жизненно необходимой.
            Из древней истории, с оттенком некоторой мифологии, ещё можно делать некоторые выводы; из новой истории не можно вывести какой либо нравственный анализ: народы воевали, будем же и мы - жалкие потомки убивать и душить друг друга...
            И как будто "Альфа и Омега" истории - отражает единственное начало и конец легенды о том, что Каин убил Авеля и в кровавый след Каина пошло жалкое человечество.
            А. С. Пушкин, мастерски обходя цензурные рогатки, сумел, однако, показать глубины народных страданий, вблизи своего героя, воплотившего собой идеал народных упований, и перед нашими глазами Пугачёв твёрдыми шагами с огненным сердцем, проходит как живой. При первой же встрече с Яицким казаком Пьяновым, Пугачёв услышал: "Войску живётся худо: мы разорены от старшин и воевод, и все наши привиллегии нарушены".
            Находясь ещё на Таловом умёте 16 сентября 1773 года, он объявлял казакам: "Я вам даю своё обещание жаловать ваше войско, как Донское по 12 рублей жалованья и по 12 четвертей хлеба; жалую вас рекою Яиком и всеми протоками, рыбными ловлями, землёю и угодьями, сенными покосами безданно, беспошлинно; распространю соль на все четыре стороны, вези, кто куда хочет, и буду вас жаловать свинцом и порохом. Знаю, что вы всем обижены, лишили вас привилегиями и истребляют вашу вольность. Я вас не оставлю, а вы мне за то послужите верно и Правдою!".
            5 октября Пугачёв расположил своё трёхтысячное войско на "Казачьих Лугах", в пяти верстах от г. Оренбурга, поставив свои батареи на паперти Загородной церкви. Штаб расположился в Загородном губернаторском доме.
            Чтобы вызвать какие-либо противодействия со стороны укреплённого города с его трёхтысячным гарнизоном и семидесятью орудиями, решено было предместье сжечь. Когда оно запылало, то из ворот выступило полторы тысячи гарнизона с майором Наумовым, с целью разогнать поджигателей, но артиллерией Пугачёва этот отряд был сбит и отошёл к городу.
            В самом Оренбурге настроение было пессимистическое: мнение военного совета, во главе с губернатором Рейндорпом почти было единогласным - пассивная оборона. И только один статский советник Милюков настаивал о необходимости: "Идти против бунтовщиков, пока они ещё не усилились".
            8 октября Пугачёв реквизировал Монетный двор, в трёх верстах от Оренбурга, это был как бы сигнал перейти укреплению к активной обороне. 12 октября майор Наумов вывел своё войско. Сражение завязалось между пехотными частями с обеих сторон, и когда пехота опытного Пугачёва, по заранее обдуманному плану, стала отходить, то конница Пугачёва, в двух колоннах охватила фланги Наумова и взяла пехоту в шашки, при поддержке артиллерии, которая оказалась более превосходной и умелой, чем у Наумова, который, видя возможность полного поражения, построил пехоту в каре и, захватывая раненых, спешно отступил в город, оставив на поле боя 270 человек убитых.
            Пугачёв не намерен был взять Оренбург приступом, за отсутствием достаточных сил. "Не стану тратить людей, а выморю город мором", - говорил он казакам, посылая "возмутительные" письма жителям.
            Жители города начали голодать, и офицерские жёны и дочери кричали со стен: "Господа казаки! Пора вам одуматься!" И, наконец, чтобы уменьшить рты голодающих, всех женщин вывели за город и направили к Пугачёву.
            В это время осадой заведовал первый по чину, казак Белобородов. Он выслушал женскую делегацию и, не причиняя ей никаких обид, сказал: "Возвращайтесь обратно и приведите своих мужей, и я вас тогда приму и прикажу кормить вас".
            Пугачёв, выслушав доклад Белобородова, возмущённо произнёс: "Какой же подлый трус этот Рейндорт, вместо того, чтобы во главе своего войска выступать и дать мне честный и открытый бой, он гнусно спрятался за бедных женщин, чтобы спасти свою негодную шкуру!".
            С 14 октября наступили морозы. Военные операции с двух сторон почти прекратились. Действовали лишь отдельные отряды в окрестностях Оренбурга. К Пугачёву прибывали пополнения в огромных размерах. Насчитывалось до 25 000 добровольцев, но вся эта масса была почти безоружна, плохо одета, не подготовлена для боевых операций против регулярных войск. Наступал момент быстрой организации армии. Пугачёв созвал военный совет, в котором приняли участие, главным образом, казаки, а затем башкирцы, черемисы, калмыки и крестьяне.
            Пушкин, характеризуя Пугачёва, писал, что он не был самовластен, а придерживался казачьего народоправства, образовывая "майдан". На этом майдане был избран Походный Атаман Белобородов, казак грамотный, обладающий большой силой воли, военно-подготовленный, прошедший много лет подготовку в российской армии, в артиллерии. Кадровый офицер Сотник-оренбуржец Падуров был назначен Начальником Штаба. В распоряжении Штаба были опытные казаки: Зарубин, Перфильев - гвардейский офицер, Овчинников - артиллерист, Шигаев, Лысов, Чумаков, Хлопуша. Последний был назначен инспектором артиллерии, и с этой ролью он справился прекрасно, заняв с отрядом Уральские заводы, где отливали пушки и ядра, плавили свинец и производили порох.
            Из числа штабных, Пугачёв рассылал послов к Киргиз-Кайсоцкому хану, к башкирам, калмыкам и другим народностям: татарам, черемисам, мордве. Были созданы курсы пропагандистов, под общим руководством Падурова и Перфильева.
            Всё войско Походный Атамане, произведённый в полковники, разделил на полки пятисотенного состава, ввёл воинскую дисциплину, жестоко карая дезертиров.
            С этой силой Пугачёв взял бы Оренбург, что, как будто, и требовала тактика. Но вопреки ей, восставала стратегия с чисто политической и экономической точек зрения. Со всех огромных пространств Приуралья неслись мольбы порабощённого дворянством народа - освобождать его. Также содержать 25 000-ю армию не было возможности в одном месте, а подвоз с других губерний затруднялся плохими дорогами, заваленными снегом, да они и не были свободны, так как с Запада шли войска от Москвы и Казани.
            Вот почему Пугачёв посылая по разным направлениям сильные отряды для поднятия духа порабощённых, для продовольствия за счёт дворянских имений, для обмундирования, снаряжения, вооружения ружьями, шашками.
            Пугачёв завёл мастерские для починки обуви, одежды, для производства верёвок, которые требовались для будущего ожерелья дворянам, сооружены были кузницы и шорная мастерская.
            А тем временем, от Казани двинулось войско генерала Керна, с задачей отрезать Уральские заводы, снабжающие Пугачёва орудиями. Навстречу Керну выступил сам инспектор артиллерии полковник Хлопуша с башкирцами. Произошёл бой и, конечно, Хлопуша не устоял бы, несмотря на его отчаянную храбрость, против регулярного войска, но Пугачёв, узнав от своих разъездов об опасной обстановке для храброго Хлопуши, напал на Керна с тыла и войско почти поголовно было уничтожено.
            По другому направлению, на помощь Оренбургу, шёл отряд в 6 000 человек генерала Чернышёва. Против него повёл войско сам Начальник Штаба Падуров. Он выслал два оборванных переодетых казака навстречу Чернышёву, с предложением провести прямой дорогой в Оренбург. Проводники, ругая на чём свет стоит Пугачёва, исполнили прекрасно роль "проводников, заведя в балку, где Падуров окружил отряд. Часть его была перебита, а часть сдалась. Генерал был повешен. На предложение 38 офицерам служить во имя народа, они отказались и также поднялись в высь на верёвках".
            Главный штаб перешёл в село Берда. По ближайшим направлениям все дворяне, в своих богатых поместьях, были перевешаны. Однако, Пугачёвым строго было запрещено что-нибудь брать у крестьян.
            Не лишено большого интереса качества военного искусства Пугачёва использовать всё то, что способствовало бы успеху. На случай внезапного нападения регулярных войск на беззащитную Берду, не имеющую укреплений, Пугачёв приказал собирать снег, складывать его стеной, поливать его водой и в течении одной недели вся Берда была обнесена такой толстой стеной льда, что её не могли пробить ни пули, ни ядра, а влезть на них стало слишком скользко.
            14 ноября из Оренбурга была произведена сильная вылазка против Берды, но войско гарнизона, потерпев жестокое поражение, бежало обратно. А из-за Аолги неслись вопли и просьбы от крестьянского люда. Для поднятия духа, Пугачёв послал два самых сильных отряда, под командой опытных военоначальников Белобородова и Хлопуши, которые быстро передвигаясь, громили крепости, освобождая сёла, деревни между губерниями Уфимской и Казанской. Дворянство в панике бежало с востока. Бежало также духовенство, поборники новой веры. Губернии: Казанская, Нижегородская, Астраханская были полны мятежниками, под влиянием пропагандистов штаба Пугачёва. Киргизы стали производить набеги на "русские" сёла. Закубанские народы шевелились, возбуждаемые Турцией. Глубокие снега покрыли дороги, заводы были разграблены и выжжены крестьянами.
            Положение Российской империи было ужасное. Не было достойного полководца для усмирения восстания, а отозвать Суворова, ведущего войну с Турцией, означало бы совершенно потерять свой престиж военный и политический в глазах западных держав. Чтобы предотвратить выступление Польши "императрица" вынуждена была убаюкивать своим телом Польского короля, влюблённого в неё. Екатерина II даже готова была сама стать во главе войска против "безграмотного" казака Пугачёва.
            Виновник этого ужасного всеобщего смятения, привлекал к себе общее внимание не только европейской России, но и всего Запада. Повелитель демократических умов Запада, великий француз Вольтер писал, что движение Пугачёва не бунт, а истинное народное движение для уничтожения крепостного права.
            Екатерина, с чувством раздражения, отвечала Вольтеру, что газеты Запада вводят его в заблуждение, что она согласна с идеей Вольтера и постарается применить её в России.
            Ясно, что это было самым лицемерным обманом философа.
            Екатерина выпустила "манифест", что Пугачёв вор и разбойник. За поимку его обещала 10 000 рублей золотом. Дёшево ценила царица голову знаменитого революционера.
            Она трепетала от одной мысли, как бы казаки и народы Востока, в составе армии Пугачёва, не вошли в сношения с Доном, где ещё были светлые воспоминания о славном удалом Атамане Степане Тимофеевиче Разине, о котором казаки пели: "По над Доном, по над Тихим, думу думает Иван: где ты Стенька, где ты Разин, где наш славный Атаман?".
            И мы, среди записей А. С. Пушкина, как духовный отзвук тоски казака Ивана о свободе, находим строфу: "Так буйную вольность законы теснят, так вольное племя под властью тоскует...".
            Чтобы пресечь возможность сношений Пугачёва, через своих послов, с Доном, были приняты меры: пожизненного Атамана Дона Степана Ефремова, слишком уж самоуверенного и вызывающего своими независимыми действиями, по отношению к центральному правительству и к самой Екатерине, отозвать в Петербург, а вместо него назначить подхалима Екатерины Семёна Сулина. Также было повелено жену Пугачёва - Софию с мальчиком и двумя девочками, "оказывая ей мягкосердечие" отправить в Казань для уличения Пугачёва-самозванца. А перед этим жена Пугачёва, очутившись в бедственном положении, продала свой дом и он был перевезён в другую станицу. Там было повелено "свыше", этот дом перевезти обратно на прежнее место и поставить его как он был прежде, и в присутствии сонма духовенства, состоящего из русских священников, а таковые были почти поголовно тайными агентами полиции, жителей станицы, и от Донского правительства старшины Туроверова, этот дом сжечь, место "как проклятое" предать анафеме на вечное запустение. Палачи сожгли дом, пепел развеяли по ветру.
            Нужно сказать, что в те времена, полные пороков и насилий господствующего класса, которому охотно шло на помощь духовенство, воплощая в народную массу дух "смирения", провозглашение анафемы и проклятие, священником, якобы имеющим благодать Господа Бога, сильно воздействовала на самосознание не только рабов Московии, но даже на вольных казаков.
            Войсковое начальство, в холопском усердии, хотело даже всю станицу перевести на другое урочище, подальше от "проклятого места", но Екатерина не согласилась "на столь убыточное доказательство усердия", как она писала Сулину и только переименовала станицу Зимовойскую - родину Пугачёва, назвав её "Потёмкинской", в честь своего любовника князя Потёмкина.
            А. Пушкин с гордостью отмечал высокий интеллектуальный уровень Пугачёва, но в условиях цензуры самого Николая I, он эти качества приурочивал "к русскому человеку", так: "Взгляните на крестьянина, есть ли в нём тень рабского уничижения в его поступи и речи (!). О смелости (!) и смышлённости и говорить нечего, проворство и ловкость удивительные". А в романе "Капитанская дочка" Пушкин уже смело говорит, что Пугачёв являл собой "воплощение неиссякаемой творческой энергии и высоких интеллектуальных качеств: ясный ум, свободолюбие, великодушие, и справедливость к раскаявшимся, бесстрашие, находчивость и широта натуры".
            Захваченный Пугачёвым в Белогорской крепости офицер Гринёв, так описывает Пугачёва: "сметливость Пугачёва и тонкость чутья поразительные; наружность его показалась мне замечательной: он был лет сорока, росту среднего, худощав, широкоплеч, но в талии узок, в чёрной бороде клином показывалась проседь, живые большие глаза так и бегали, лицо было чисто, слегка смуглое, имело выражение довольно приятное. Пугачёв смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с удивительным выражением насмешливости. Наконец, он засмеялся, и с такой непритворной весёлостью, что и я, глядя на него, стал смеяться сам не зная чему".
            Если Пугачёв располагал к себе классового врага, приятно воздействуя на его психику, то как он обаятельно влиял на униженных, бичуемых, ограбляемых помещиками, а диким начальством - на казаков, башкир, киргизов, чувашей, калмыков, мордву, а также крестьян Московии.
            Все действия Пугачёва одухотворены его волей к победе и высоким сознанием правоты его исторической миссии. Он уверенно ждал своего часа!!!
            Генерал Бибиков так  описывает Пугачёва: "Он ничто иное, как чучело, которым играют воры - яицкие казаки, не Пугачёв важен, а важно общее негодование".
            А. Пушкин писал, после бегства его из Казани: "Пугачёв бежал, но бегство его было настоящим нашествием, никогда успехи его не были ужасные, никогда мятеж не свирепствовал с такой силой. Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции".
            Правдивая душа поэта не может мириться с тем насилием высших властей. Но как это выразить в "истории", цензор которой сам Николай I - жандарм Европы?! И Пушкин, из его гнетущего состояния, мастерски выходит, приведя реестр надворного советника Буткевича о понесённых убытках, предъявленный дворовым человеком самому Пугачёву.
            Обер-секретарь Пугачёва читает: "Кобыл 65 и два человека дворовых; Спасителя образ в ризе и сена 38 стогов; Казанская Богоматерь и три пары суконных онуч...
·        Это что ещё, - вскричал Пугачёв, сверкнув огненными глазами.
·        Глупый старик! Их обобрали, экая беда! Да ты должен, старый хрыч,
вечно Бога молить за меня за то, что ты вместе с барином не висишь на верёвке".
            Этот реестр удивительный исторический документ не потому, что он ироничен и смешон, но в нём теснятся тени: своекорыстия, мелочность, жадность правящего класса, приобретавшего богатства за счёт мужика, насилуя его не только физически, но образами Спасителя и Казанской Богоматери. Но этот реестр - есть духовный облик всей социально-политической сущности дикого рабовладельческого барства, против которого и двинул народные массы гениальный казак Тихого Дона Е. И. Пугачёв.
            1 января 1774 года, указом Екатерины II был назначен командующим восточным фронтом генерал Бибиков, который и прибыл в Казань. Сбежавшиеся с Востока дворяне организовали 3 конных отряда. Туда же подтягивались регулярные войска.
            19 февраля Пугачёв пытался взять приступом Оренбург, но сделанный подкоп, был завален обрушившейся колокольней. В туже ночь Пугачёв получил донесение о приближении князя Голицына, напал на передовые его части, но был отражён и отошёл к крепости Татищево и стал её укреплять. Произошло ужасное сражение. Корпус Голицина сперва понёс большие потери, но имея за собой в четыре раза превосходящие силы, продолжал энергичную атаку. Пугачёв потерял 1 300 убитыми и 3 000 пленными. Другие отряды были, как уже говорилось, в командировках. Хлопуша поскакал в Карголе, чтобы спасти свою жену и детей. Но татары связали его и 1 июня 1774 года, "этот славный каторжник", как писал Пушкин, был привезён в Оренбург и ему отсекли голову.
            24 февраля утром Пугачёв прибыл в Сантовскую, зажёг её, пошёл к Сокмарскому городку, но был разбит отрядом Бибикова. Пугачёв бежал на Уральские заводы. Под Магнитной крепостью он был ранен в руку.
            24 мая, имея уже в своём распоряжении отряд Атамана Белобородова в 10 000 и 30 пушек, распорядился дать сражение, которое длилось 4 часа. Сам Пугачёв лежал, страдая от ран, но видя, что отряд слабеет, сел на коня, бросаясь всюду в опасные места, но войско дрогнуло, и не смотря на то, что Пугачёву удалось восстановить порядок  он стал отступать.
            Однако и изнурённые войска генерала Михельсона, не были уже в состоянии его преследовать.
            18 июня Пугачёв появился перед Осою, на р. Каме и взял приступом крепость.
            25 июня переправился через Каму, захватив винокуренные заводы Ижевский и Воткинский
            10 июля, в 20 верстах от Казани, Пугачёв напал на отряд полковника Толстого и разгромил его, при этом Толстой был убит. И Пугачёв появился перед стенами Казани. На виду у всех казанцев, Пугачёв ездил вокруг города, осматривал его укрепления. Через два дня были погружены возы с сеном и под прикрытием их, пехота с пушками бросилась в атаку и быстрым налётом сбила защитников, и город был взят. Местная чернь подожгла несколько строений и город запылал. Пугачёв вынужден был отойти на долину. Туда же прибыл и корпус генерала Михельсона. Загорелся ожесточённый бой, но противники,однако, не имели ни победы, ни поражения и отошли на ранее занятые позиции, оставив тысячи убитых на поле боя.
            Здесь, Пугачёв объявил манифест идти на Москву, но Судьба решила иначе. Вообще движения Пугачёва были настолько быстры и непредвиденные, неутомимые, что не было возможности его лично преследовать, ибо отдельные отряды действовали в разных направлениях и у каждого был свой "Пугачёв".
            Пушкин говорит, что "редкий из тогдашних начальников был в состоянии управиться с Пугачёвым. Но когда в частных сражениях в поле и захватах приступом многих крепостей, он терял лучших людей, да ещё с войском наполовину невооружённым и когда появился энергичный Михельсон с регулярным войском, вооружённым до зубов, то во втором сражении и нанёс поражение походному войску. Атаман Белобородов был схвачен и отвезён в Москву, где был казнён по всем правилам московского искусства, через четвертование и с обязательным присутствием духовенства.
            Все ждали гибели Пугачёва.
            И, вдруг, 18 июля Пугачёв собрал остатки Походного Атамана в 500 воинов, переправился через Волгу у Кокшайска. Вся западная сторона Волги передалась на его сторону. Крестьяне взбунтовались. Иноверцы и новокрещенцы стали убивать священников, уже не боясь их "анафемы", как царских шпионов. Воеводы и дворяне стали бежать из своих поместий. Не было такого имения, где бы на воротах усадьбы не висел бы помещик.
            Пугачёв, в своём манифесте, объявил вольность, право на землю, отпущение повинностей, безденежную раздачу соли, и....истребление дворянского рода.
            20 июля он переправился через р. Суру, под Курмышем. Дворяне бежали. Крестьяне встретили его с хлебом-солью.
            27 июля был взят с боем г. Саранск. Духовенство и купечество встретило его с иконами. В ласковой речи, он настаивал твёрдо держаться старой веры, защищать свою свободную жизнь, пользоваться землёй общиной, искоренять паразитов - дворян. 300 дворян было повешено. Такая же картина последовала в г. Пензе. Воевода Всеволжский с 12 дворянами заперся в доме, его подожгли и они все, за все свои гнусности, сгорели.
            После этого, Пугачёв двинулся на г. Саратов. К стенам города подъехал сам Пугачёв и в горячей речи обратился к народу и гарнизону стать всем за всеобщее народное благо. 300 артиллеристов выхватили фитили из пушек, а тем временем с другой стороны уже входили в город пугачёвцы. Дворяне все были перевешаны.
            9 августа Пугачёв выступил из Саратова, куда за ним прибыл и неугомонный Михельсон; его Пугачёв знал ещё по семилетней войне, когда он вместе с казаками ворвался в Берлин.
            Пугачёв следовал по течению Волги. Здешние иностранцы составили гусарский полк, но долго не размышляя, передались Пугачёву. За этим полком последовали и Волжские казаки. У Пугачёва опять уже было около 20 000 воинов, наполовину, однако, безоружные. Отдельные отряды наводнили Нижне-Новгородскую, Воронежскую и Астраханскую губернии и всюду барские ворота украшались повешенными помещиками.
            15 августа, у р. Камышенки - историческом пункте, где Донцы братски встречали вольных сынов республики Великого Новгорода, бежавших от казней царя Ивана IV Грозного, произошёл бой с отрядом князя Дундукова и Дербетова. Калмыки, под напором конницы Пугачёва, под его же командой, быстро разбежались, находящиеся с ними казаки, были отрезаны, прижаты к Волге и сдались.
            На другой день пала Дубовка и Пугачёв двинулся на Царицын. На встречу ему вышел отряд Донских казаков, численностью в 1 500 человек, который не приняв боя, перешёл на сторону своего же Донца Пугачёва.
            22 августа Михельсон вступил в Царицын. Пугачёв поспешно отходил по берегу Волги, оказывая помещикам своё внимание. Так на вопрос одному из них: "Кто ты?", он ответил: "Я - астроном Ловиц!". Пугачёв распорядился: "Ну ка, ребята, повесьте его, повыше - ближе к звёздам!". Даже видя кругом опасность, Пугачёв не терял чувство юмора.
            25 августа Михельсон настиг Пугачёва в 150 верстах от Царицына, перерезав отход к Югу. Несмотря на безвыходное положение, Пугачёв во главе своих утомлённых беспрерывными боями, плохо вооружённых воинов, гордо принял бой. Потеряв свыше 4 000 убитыми и много ранеными, войско дрогнуло.
            Видя безнадёжность положения, Пугачёв с небольшой группой переправился на лодке через Волгу и вглубился в бесконечные песчаные незаселённые степи. К этому времени в Царицын прибыл полководец Суворов, так как Екатерина II, в виду тягчайшего положения, созданного грандиозным восстанием, вынуждена была заключить мир с Турцией и назначить Суворова заняться полицейской службой, так не гармонирующей с его высоким званием полководца. Но он, не смутившись, принял командование и двинулся по заволжским степям. В одном перелеске он натолкнулся ночью на пугачёвцев, которые обстреляли штаб, убив адъютанта Суворова капитана Максимовича.
            14 сентября, в каком-то шалаше, сидел в задумчивости Вождь восстания. Маленькая группа его сподвижников поговаривала о его предании властям, чтобы таким образом заслужить себе пощаду. Пугачёв отлично понимал их план. Его прозорливый ум, а также самосознание подсказывали ему, что святую Идею восстановления Свободы в рабской России, он уже воплотить в жизнь не в состоянии, то он, обращаясь к казакам, грустно сказал: "Я давно уже видел вашу измену", и подозвав к себе своего любимца, казака Творогова, протянул к нему обе руки и твёрдо, как команду, произнёс: "Вяжи!".
            Казаки посадили его на коня и повезли его к Яицкому городку,послав уведомить коменданта. Казак Харчев и сержант Бардовский выехали на встречу, приняли Пугачёва, посадили его в колодку и привезли в город, к гвардии капитану Маврину, которому Емельян Пугачёв заявил: "Богу было угодно наказать Россию через моё окаянство".
            Прибыл вслед за этим и Суворов, который с большим любопытством расспрашивал Пугачёва о его военных действиях.
Два гениальных полководца встретились, один в славе империализма и удушения Свободы Польского народа, а другой в ореоле славы народных, придушенных гнётом, масс.
            В Симбирске привезли Пугачёва прямо на двор к графу Панину, принявшего командование над войсками. Панин стоял на крыльце со свитой.
-Кто ты таков? - спросил граф.
·        Емельян Иванович Пугачёв! - ответил пленник.
·        Как же ты смел, вор, назваться государем? - продолжал Панин.
·        Я не ворон, - возразил Пугачёв, играя словами и изъсняясь
иносказательно, - я - воронёнок, а ворон то ещё летает...
            За эту дерзость Панин ударил Пугачёва по лицу до крови и вырвал клок бороды у беззащитного, со связанными руками.
-Плохо же ты, Панин, помнишь старую хлеб-соль, - усмехнулся
Пугачёв, - когда я тебя спас от неминуемого плена в семилетнюю войну, от конницы Зейдлица, давши тебе своего коня!
            Пушкин приводит народное сказание о беседе Пугачёва с его тюремщиком: "судил тут граф Панин "вора" Пугачёва, - "Скажи, скажи Пугаченька, Емельян Иванович, много ли перевешал князей и боярей?" - "Перевешал вашей братии семьсот семь тысяч, спасибо тебе, Панин, что ты не попался: я бы чину тебе прибавил, спину то поправил, за твою то бы услугу повыше подвесил".
            Пушкин явился первым собирателем и истолкователем устных документов народного творчества о Пугачёве, памятью о котором продолжает жить почти два века не только казаки Поволжья и Приуралья, но и крестьянство Московии. Он был воплощением их идеалов о Свободе и не в устном, а в живом действии и конкретной исторической борьбе за Свободу униженного человека.
            Пушкин утверждает: "эта подчёркиваемая властями "безграмотность" Пугачёва, нисколько не мешала ему в его воззваниях к народу находить именно те слова, образы и формулировки, соперничать с которыми никак не могли ни правительственные манифесты, ни публикации высокообразованного начальства. Первое его воззвание к Яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия, понятого и волнующего души казаков.
            Являясь среди народа, Пугачёв говорил просто, понятно, воодушевлённо и ласково, и в каких бы местах он не появлялся, будучи бессребренником, всегда бросал в толпу бедных пригоршнями деньги, из мешка, который за ним носил его обер-секретарь".
            По поводу "Истории Пугачёвского бунта" А. С. Пушкина, возникла полемика, в которой принял горячее участие министр просвещения Уваров. В адрес этого "просветителя", великий поэт писал: "Он кричит о моей книге, как о возмутительном сочинении. Уваров - подлец!".
            До самой Москвы Пугачёва сопровождал Суворов, который охранял его днём и ночью, унижая своё достоинство до простого конвоира-тюремщика. Во всю дорогу до Москвы, Пугачёв был спокоен и даже весел, подтрунивая над Суворовым и говорил ему, смеясь: "Вот ты кукарекаешь славно, как крестьянский петух, славно ты и водишь крестьян в бой и они гибнут сотнями тысяч, а вот ты так и не догадался спросить их за что же они гибнут?"
·        За матушку Россию они умирают, - отвечал полководец.
·        Да ведь, крестьяне то вовсе не родные дети этой матушке, а
рабы? - возразил Пугачёв, - их то и нужно освободить, - добавил он.".
            В таких мирных беседах продолжалось путешествие двух полководцев, и уже перед самой Москвой, Пугачёв обращаясь к Суворову говорил:
·        Вот везёшь ты меня на казнь, я её не боюсь и приму спокойно.
Видел не раз тебя в боях, как ты смело против врага ходил. А вот то смелости то у тебя не станет сказать прямо в глаза царицы - освободи, дескать, народ от неволи?
            Суворов ответил:
-Скажу!
            На этом беседа кончилась. Послышался звон колоколов. В Москве Пугачёап посадили в монетном дворе, где с утра до ночи, в течении двух месяцев любопытные могли его видеть прикованного к стене и ещё страшного в своём бессилии.
            Рассказывают, что многие женщины падали в обморок от его огненного взора и грозного голоса.
            10 января 1775 года сани, с поставленным на них, амвоном двинулись от монетного двора по Московской улице, в сопровождении вооружённых войск к месту казни. На амвоне сидел Е. И. Пугачёв, напротив него - духовник-священник (и тут не обошлось без "пастыря", способствующего рабству народа).
            Пугачёв кланялся на обе стороны, громко говоря: "Прости народ православный, отпусти с миром...в чём я согрубил перед тобой - прости!".
            Свидетель казни, поэт Дмитриев, писал: "На высоте лобного места увидел я с отвращением в первый раз исполнителей казни. Они с засученными рукавами, в красных рубахах, пили вино...
            Вдруг, в толпе раздался крик: "Везут, везут!" Пугачёв с непокрытой головой кланялся. Я не заметил в чертах его лица ничего свирепого. Он был совершенно спокоен, лицо даже приятное, одухотворённое. Поднявшись на лобное место также спокойно положил голову на плаху, и моментально сверкнул топор и голова показалась над толпой...".
            Пушкин пишет: "Так кончилось восстание, начатое горстью непослушных казаков, усилившихся по непростительному нерадению начальства и поколебавшее государство от Сибири до Москвы и от Кубани до Муромских лесов".
            Екатерина II, желая истребить воспоминание об ужасной эпохе, уничтожила древнее название реки Яик, назвав её - Уралом, а Яицких казаков переименовала в Уральские. Но того зла, причиной которого было восстание, то есть рабства, она не догадалась уничтожить.
            А. С. Пушкин всё же выслали в Псковскую губернию.
            В феврале 1826 года на А. С. Пушкина был донос III отделению (жандармы), чиновника Модзалевского: "Прибывшие на сих днях из Псковской губернии достойные вероятия особы (!) удостоверили, что известный по вольно-думным и развратным стихотворениям титулярный советник Александр Пушкин по получению горестного для всей России известия о кончине императора Александра Павловича, он, Пушкин, изрыгнул адские слова: "Наконец, не стало тирана, да и оставшийся род его не долго в живых останется". Слова пророческие. Не стало тирана, но стали новые. Не стало великого поэта, убитого международным авантюристом, по наущению окружения Николая I.
            Не стало также героя Пушкина, - гениального казака Пугачёва. Их не стало на грешной Земле, но Дух их останется бессмертным, навевая великие мысли о Свободе и рано или поздно, воздействует на современный Мир и воплотится в самосознание бедного терзаемого думами человечества.

ЭПОХА ВОЛНЕНИЙ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА В ЦАРСТВОВАНИЕ ЕКАТЕРИНЫ

            Самосознание правительственной власти Петербурга, было в сущности таким же, как и при царях Иване III и Иване IV, воспринявших идею о самодержавности царской власти, о божественном её установлении "царь Божьей милостью - помазаник Божий", и поэтому основой правления Екатерины II, несмотря на то, что она была немка и жена немца Петра III- Гольдшинского, тоже восприняла "обожествление и помазание Божие" для управления над порабощённым народом. Как от Москвы, так и от Петербурга двигались стихийные волны жесткого рабовладельчества.
            Усилению царской власти и её кровавому правлению, в сильной степени способствовало продажное необузданное дворянство и такое же духовенство. Религия обратилась в мощное средство и орудие государственной власти, духовенства давало религиозное обоснование и оправдание всем мерам власти, включительно до грабежей народов и жестоких насилий. Что же оно представляло во времена блистательной крепостницы Екатерины II?
            Чтобы не быть голословным, приведём свидетельство князя П. В. Долгорукова, потомка тех, кои принесли так много страданий Казачьему народу, в эпоху Петра I Дикого. По видимому, этот князь осознал грехи своих предков, и в книге: "Вокруг трона" даёт характеристику одной из зол царственного правления:
            Все крепостные были превращены в холопов, владельцы стали продавать их по-душно. Эта продажа людей была узаконена при Анне Иоановне. То, что терпели крестьяне и дворовые было невообразимо. Дворянин и помещик, которому могли отрезать язык, уши и вырвать ноздри, не стеснялся со своими людьми. Нравственное чувство не существовало вовсе, а пример, подаваемый правительством, развращал ещё больше.
            Долготерпение в страдании то, что в древности называлось стоицизмом, лежит в характере русского человека. Долгие преследования и постоянная борьба за Веру, воспитали у старообрядцев чувство гражданского мужества, самообладание и здравый смысл. Они поняли, что деньги - Сила и что без них нет Свободы, и это сделало их трудолюбивыми, расчётливыми и воздержанными. Чтобы уметь вести споры с православием Никона, поразить его знаниями Св. Писания, старообрядцы стремились быть грамотными. Наряду с этим, жило невежественное православное духовенство, большая часть которого было безграмотно, не знало хорошенько даже службы: обедню служило, как попало, путая и перевирая молитвы. Суеверное, пьяное оно не было в состоянии бороться с староверами словом и убеждением и поэтому прибегало к силе. Архимандриты секли монахов, митрополиты пороли священников и архимандритов. Правительство не останавливалось перед ссылкой, пыткой и наказанием кнутом епископов. Это были батальоны в рясах. Духовенство, особенно чёрное, владело огромными имуществами. Монастырям принадлежало более 900 000 душ рабов. Если причислить сюда ещё мельницы, заливные луга, огромные леса - цифра получится громадная. Монахи жили в довольстве и изобилии, ели жирно, копили и богатели, настоятели плавали в роскоши, некоторые носили на башмаках бриллиантовые пряжки. Нравы духовенства были дики. В стране, где князья, графы и даже кавалерственные дамы могли быть наказаны кнутом - духовенство было подчинено общему правилу. Не говоря о "Тайной канцелярии" и её пытках, простой донос подвергал священника и монаха самому постыдному унижению по произволу епископа или архимандрита. Часто священника, ещё не успевшего дослужить обедню и совершить таинство Св. Причастия, тащили на конюшню и секли нещадно. Такое положение стало причинять полного развращения духовенства. Священники, диаконы и дьячки часто уходили в разбойничьи шайки.
            Священники венчали кого угодно за целковый или ведро водки, и двоежёнство и троежёнство были довольно обычным явлением. Одни лишь взятки могли оградить от произвола духовенства и правительства. Сверху давило рабство, снизу царил обман; мошенничество совмещалось с самым высоким положением.
            Жизнь помещиков была растительная, тупая, беспросветное невежество невообразимое. Осенью и зимой - охота; круглый год - водка, ни книг, ни газет. "Мой дед раз заехал на Петербургскую дачу к княгине Голициной, жене фельдмаршала, личного друга Екатерины II.
-Ах, князь, как я рада Вам, дождь, гулять нельзя, мужа нет, я умираю
от скуки и собиралась уже, для развлечения, идти на конюшню пороть моих калмыков.
            Граф Гендриков, двоюродный брат императрицы Елизаветы Петровны, выехал на охоту. Борзые его собаки загрызли несколько крестьянских овец. Крестьяне, обозлившись убили двух собак. Граф велел немедленно зажёг деревню со всех сторон и на следующий день прислал несколько сот рабочих, они срыли остатки деревни и перепахали землю.
            Была подана жалоба губернатору, он отправил её в Петербург. Императрица, при свидании с Гендриковым, погрозила ему пальцем и сказала: "Эй, Генрих, не пали!". Тем дело и кончилось. Крестьяне, оставшись без угла и кола, ушли в разбойничью шайку".
            Некоторые религии угасают и кое-кто порывает с церковью, но религия иррационально остаётся в душе каждого человека, в особенности тогда, когда его покроет горе. Люди, по воле Божией, приходят и уходят в царство Теней своим духом, как резерв для создания будущих поколений (учение Будды и Христа), но Человечество пребывает и остаётся. Люди давно истребили бы друг друга, будучи жертвами своего собственного безумия, если бы религиозный идеал человечества не захватывал бы их в тот самый период жизни, когда они устремлялись навстречу собственной гибели.
            Казачий народ был всегда религиозным. И религия светится всегда в душе каждого казака в обыденной жизни, в бою ли за Правду или отходом в вечность.
            Казак иррационально чувствует Тайну собственного происхождения от создания Мира и он, ощущая это, как бы несёт в себе образ Божий. Всё лучшее в нём: душевная теплота, любовь, дружба, верность в слове, стойкость и мужество в страданиях - результат присутствия в Казаке высшего образа Божия. Всё же зло, вражда, ненависть в области частных отношений людей, гнёт, рабство, ужасы войны, грабежи являются для Казака свидетельством отрыва, забвения человеком Бога, отказ от выполнения своего назначения на кормилице Земле, как помощника Бога для её украшения.
            Как при царях Иванах чинились насилия, убийства и грабежи Великого Новгорода, как при Петре I Диком на Тихом Дону дым пожаров высился к небу, а плоты с повешенными казаками плыли вниз по течению, так и "венценосной" распутице Екатерине II Казачий народ лишился своей автономии независимого управления.
            Правительство Екатерины II очень умно использовало рознь Донских и Запорожских казаков в их пограничных претензиях. К этим событиям приурочивалась довольно колкая эпиграмма, по случаю переписки Екатерины с Вольтером и Дидро, которые верили ей:
            "Мадам! При вас на диво порядок зацвете, - писал ей учтиво Вольтер и Дидро, - лишь надобно народу, которому вы - мать, скорее дать Свободу, скорей Свободу дать".
            Она ответила:
            "Господа! Вы мне доставили блаженство вашим приветствием".
            И эта лицемерка поступила обратно. Так, например, правый берег р. Дона от Темрюка на Запад, равно, как и часть побережья Азовского моря, до устья р. Миуса были во владении Донских казаков, но здесь встретились в 1737 году с передовыми отрядами "слободских" казаков.
            Запорожское Войско от 1709 по 1739 г. г. жило в пределах так называемой "Барьерной земли", в подданстве Турецкого султана. За это время Запорожцы, как подданные Турции и под её защитой, безвозбранно ловили рыбу в Азовском море не только на северном его побережьи, но и на Кубанском, близ г. Ачуева.
            Вернувшись обратно из Турции, Запорожцы по прежней вольности, заняли те же места, вопреки прав Донских казаков и не только эти места, но стали свои претензии предъявлять на всю дельту Дона, вплоть до Темрюка и на всё Кубанское побережье. Претензии эти были совершенно необоснованны. Захватнический пример Москвы оказался заразительным, создавая чувства империализма и у вольных когда-то братьев Запорожцев. Спор этот был ликвидирован ещё Елизаветой Петровной, обаятельно относившейся к Казакам вообще, как ни один из Московских царей или цариц. Граница была установлена между Доном и Запорожьем по реке Кальмиусу.
            1775 год был роковым для казачьих автономий и особенно для Запорожской. Она была единственной из Казачьих республик Юга и Юго-Востока, сохранившей наиболее ясное политическое самосознание и понимание своих исторических прав, за это с ней - Запорожской Сечью - и расправилась Екатерина II, более решительно.
            Излагая историю возникновения Сечи, Екатерина II писала, что это - "Часть малороссийских казаков, учреждённая, как военная стража, составила из себя мало по-мало совсем особливое и намерению самого Творца в размножению рода человеческого противоборствующее политическое сонмище. Не мог и не может быть полезен отечеству юродивый состав членов Сечи, погружённых в разбойничество, праздность, гнуснейшее пьянство и презрительное невежество, распространение своевольных их претензий до Земель издревле принадлежащему Нашему (!) Войску Донскому (всё с большой буквы), непоколебимому в верности (!), делая и оным Донским казакам запрещение пользоваться оными землями, которые уже долговременно в их обладании состоят".
            По мнению Екатерины II: "заводя собственное хлебопашество расторгают Запорожцы тем самое основание зависимости их от Престола и помышляют составить из себя посреди отечества (!) область под собственным своим неистовым управлением, в надежде, что склонность к развратной жизни (а сама то?) и к грабежу будет при внутреннем изобилии беспрестанно умножать их число. Событие сего злодейского умысла (независимость) была бы предосудительно и в рассуждении безопасности смежных жилищ и неминуемой убыли в людех из числа наших подданных, да и торговли с Портой Оттоманской не могли бы достигнуть совершенства при существовании вредных скопищ Запорожских казаков на торговых путях Турции с Россией".
            Даже Екатерина обвиняла Запорожцев в государственной измене:
            "Запорожцы умышляли передаться Туркам, а поэтому, перед Богом, пред Империей своею (!), перед самым вообще человечеством (!) решила разрушить Сечь Запорожскую и имя казаков от оной заимствованное".
            По этому поводу, профессор Сватиков, в своей книге: "Россия и Дон", к этому добавляет: "Нельзя не согласиться с Екатериной в том, что существование автономных окраинных Казачьих республик рядом с централистической империей, должно было искренне представляться ей политическим уродством.
            Разнообразие окраинных автономий суждено было смениться единообразием губернаторского управления".
            Но кто дал право Екатерине II и её адвокату Сватикову, распоряжаться землями Москве и Петербургу издревле не принадлежащими, наследником коих от древности был Казачий народ? Если же эти земли захвачены силой, то ведь сила не есть Право. Отсюда полный простор: хватай смежные земли: Финляндию, Швецию, Норвегию, Данию, Польшу, Австрию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Турцию, во имя завещания Петра I Дикого, то есть победить всю Европу.
            Так или иначе, а 4 июня 1775 года, генерал Теккели с 40 000 пехоты и 20 000 конницы князя Волконского, возвращаясь "мирно" с Турецкого фронта окружили Запорожскую Сечь и началась форменная мясорубка. Бежавших во все стороны Запорожцев, преследовали на протяжении 200 вёрст и беспощадно рубили.
            Только 5 000 спасшихся обосновались на Дунае, под покровительством Турции, а затем переселились на Кубань, составивши Черноморское войско.
            Расправившись с Запорожской Сечью, Екатерина, на основании доклада Потёмкина, 15 февраля 1776 года, положила конец автономии Войска Донского.
            Указ гласил: "К восстановлению в пределах Войска Донского желаемого благоденствия (!), учредить отныне для правления всех Земских дел, Войсковое Гражданское Правительство на генеральном во всём государстве установлении с соблюдением данных оному Войску привилегий и состоять оному под управлением князя Потёмкина".
            Одиозная привилегия Донцов состояла в том, что казаки должны были нести военную службу 30 лет с собственным снаряжением, обмундированием, вооружением с двух-конь. Таким образом, эти "привилегии" были не что иное, как тяжёлый гнёт.
            Вот такова была "милость матушки". Народовластие Дона исчезло. Настало беспардонное хаотическое управление старшин, производство грабящих земельные участки Дона, заселяя их пришлыми рабами. Власть Дона вручалась наказному атаману, назначаемому верховной властью за особые заслуги, но во вред интересам Казачьего народа.
            Тогда же, пресмыкавшимся у развратного трона, такой же развратной царицы, было пожаловано дворянство, оно то и погубило независимый Тихий Дон!
            Все эти рабовладельческие реформы повели к возмущению. Так, три полка: Поздеева, Луковкина и Кошкина, взявши полковые знамёна, без своих полковников и старшин, двинулись с Кавказской линии на Дон. Явились неожиданно в Черкасск и потребовали у любимца Екатерины атамана Иловайского отчёт, за что он отдаёт их на поселение на Кавказе?
            Иловайскому пришлось распустить восставшие полки по домам и спешно ехать в Петербург. Ему удалось уговорить Екатерину не настаивать на повелении о переселении. Казаки Белгорохов и Сухоруков, ходатаи от трёх полков, были арестованы в Петербурге. Суд постановил: Белгорохова и Сухорукова наказать на Дону в крепости Св. Димитрия "в присутствии делегатов от их родных станиц, кнутом, положить клеймы на лоб и отослать в г. Нарчинск на вечную каторгу". Что было и исполнено.
            "Остальных, оставшихся на Дону, большую дерзость и разврат учинивших, подвергнуть к прогнанию сквозь строй прутьями или наказать к "Кругу" публично плетьми и послать без очереди в полки на службу".
             Так рабовладельцы расправлялись с вольными сынами Дона, в присутствии холуйской продажной старшины, предающих своих же братьев казаков за звание "дворянства".
            Самую крепость - место казней и истязаний, Петербургская власть наименовала: "Святого Димитрия". Какое лицемерие и кощунство!
            Всё же вопрос о переселении казаков на Кавказскую линию не был центральной властью снят, а это дело предоставлено было разрешить Войсковому Правительству. Были разосланы чиновники по станицам для разъяснений с грамотами, в которых говорилось, что императрица "снисходя к древнему казачьему обряду" простила ослушников её воли, за исключением не раскаявшихся зачинщиков зла наказанных по суду и что самим станицам предоставлено право назначить число казаков для переселения".
            Чтобы уменьшить число переселяемых (а их требовалось 3 000) Войсковое Правительство предназначило 800 семей из малороссиян, принятых в казаки.
            Несмотря на деликатный подход к решению переселенческой проблемы, самая сущность требования, показалась казакам грубым нарушением исконного их права: вольные граждане Дона должны были покинуть родной край и родные могилы и превратиться в невольных колонистов, непринадлежавших им земель. И поэтому ряд станиц не приняли войсковых грамот и отказались производить наряд для переселения. Станицы: Есауловская, Кобылянская, Верхняя и Нижняя Чирская, Пятиизбянская отрешили от должности своих Атаманов и Старшин, выбрали новых, дали клятву не выдавать друг друга и стали укреплять станицы, послали предложение другим станицам стоять за одно.
            Восставшие станицы заявили, что "они о переселении и слышать не хотят: земли свои они заслужили кровью и кровью же защищать их будут. Что же нас гонят на Кавказ, чтобы мы своими головами стали завоёвывать его? Пусть царица гонит туда своих крестьян, да дворян, если ей уж мало земли".
            На весну станицы собирались идти на Черкасск, забрать все регалии и выбрать нового Войскового Атамана вместо Иловайского. Дух Булавина пронёсся по Дону. Черкасск стал спешно укрепляться. Искры "бунта" перебросились на все Хоперские, Бузулуцкие и Медведицкие станицы.
            Екатерина II, по примеру Петра I Дикого, двинула на Дон регулярные войска. Пять полков и четыре батальона пехоты, два эскадрона драгун с четырьмя орудиями под командой князя Щербатова, батальон пехоты из Таганрога, одну тысячу казаков генерала Мартынова и три тысячи чугуевских казаков под командой М. И. Платова, опозорившего своё имя для усмирения своих же родных Донцов.
            После упорного боя Есауловская станица была занята, а затем и другие. Было заковано 48 старшин, поддерживавших восстание и 298 казаков, как "главных бунтовщиков", 1645 были наказаны плетьми. Но этого было мало. Екатерина учредила следственную комиссию князя Щербатова. И стали хватать всех подозреваемых в сепаратизме.
            По доносу Кавказского губернатора Гудовича, схватили полкового есаула Ивана Рубцова, как главного виновника, били палачи его плетьми, дали 250 ударов, на 251 ударе мученик скончался. 13 казаков Рубцова тоже были биты нещадно кнутом, вырезали им ноздри (любимое занятие московитов - палачей), положили раскалённым клеймом знаки и отправили в Сибирь. 146 казаков были биты "кошками". Из каждой станицы были выделены, по жребию, каждый десятый и сосланы в Сибирь. Священник Федотов и дьякон Донсков были лишены сана и сосланы.
            И как будто всё стихло. Сопротивление жёстко подавлено. Но в казачьи полки, стоящие в Крыму, дошли слухи, что на Дону разоряют их семейства, жгут дома, а детей берут в солдаты. Казаки стали уходить на Дон большими партиями. Князь Щербатов подверг наказаниям 5 000 казакам. Во все станицы были назначены атаманы с двумя помощниками, выборное начало кончилось.
            Часть регулярных войск была расставлена по станицам, в порядке карательном. Солдаты стали производить насилия над женщинами, показывая истинное лицо "Св. Руси!".
            Из донских "чёрных героев", на крови казачьей, выдвинулись: генерал Иловайский сделал блестящую карьеру - правил Доном до самой смерти 22 года. Платов получил чин генерала, Луковкин - чин полковника и бессменную должность судьи Войсковой канцелярии.

ДОНСКОЙ АТАМАН СТЕПАН ЕФРЕМОВ

            На Яике события шли, расширяясь в 1660-1770 годах, вышедши из пределов маленькой казачьей республики и приняли грандиозные размеры настолько, что потрясли основы государства Московии, но не образумели развратных правителей, во главе с распутной немкой Екатериной II.
            На Дону события разразились в 1772 году и главным действующим лицом оказался сам Донской Атаман Степан Ефремов. Он был сын известного Донского Атамана Данилы Ефремова, участника в семилетней войне против Фридриха Великого, и до этого в войне Петра I Дикого со Шведским королём Карлом XII. Историки Московии приписывают победу над шведами под Полтавой Петру. Это не так. Пётр, как полководец и стратег был никуда не годен. Он, от силы мог командовать батальоном, что он и делал в сражениях, иногда мешая Меньшикову.
            Известно, что во время Полтавского боя у Карла был недостаток в боевых припасах. Снарядов было только на 4 орудия. А главные боевые припасы и продовольствие были при втором вспомогательном корпусе. Вот на этот то корпус и напал Походный Атаман Дона Данило Ефремов с Донскими казаками и разгромил его, взяв даже в плен командира корпуса генерала Геленгаута.
            Сражение произошло у с. Лесной; в этом сражении принял участие и Семеновский пехотный полк.
            Вот такова истина Полтавского боя, во время которого русские войска не могли сразу сбить с позиции шведов и только брошенная на их правый фланг из перелеска, конница Донских калмыков, способствовала расстройству шведов, на которых повлияло также то, что Карл был ранен и его возили на носилках. Вот почему, во время триумфального шествия по случаю победы, и бесился как сумасшедший Пётр I и рубил своего же солдата, несшего шведское знамя потому, что оно взято но им, а казаками.
            Когда Данило Ефремов устарел, то он должность Донского Атамана передал, с разрешения Екатерины, своему сыну Степану.
            Послушаем, что говорит о нём профессор Сватиков, явный сторонник Московии: "Ефремов был не выборным атаманом, а получил звание по наследству, милостью верховной власти. Сам он подавлял (!) не только остатки народоправства, в лице Круга, но и аристократическое правление Совета старшины. Ставши самодержцем (!) - (это при Круге то?), он вступил в борьбу с царским самодержавием, не во имя народных прав, а во имя своего самодержавия, своей личной независимости от всероссийской власти. Это была борьба сатрапа, а не народа". Из всей этой писанины так и выглядывают белые нитки неприязни.
            На кого же Ефремов мог опираться в стремлении "сатрапа", если он "подавлял не только народоправство, но и Совет старшин, а наёмных войск у него не было, да при том под боком у него стояли крепости Св. Димитрия и Азов, враждебные ему, занятие гарнизонами регулярных войск.
            Несколько одумавшись, Сватиков продолжает: "Но Степан Ефремов сумел использовать автономические стремления казачества и желание его отстоять личную свободу от попыток введения на Дону "регулярства" и от закрепощения (это делает "сатрап"?).
            Это выступление его в защиту казачества, едва не повело к восстанию Дона против России и создало ему славу "мученика" за свободу Дона, не только среди современников, но и среди позднейших донских историков. На самом же деле Степан Ефремов далеко не заслуживает этой славы".
            Чтобы унизить эту "славу", Сватиков продолжает:
            "Атаман Ефремов в 1762 г. 28 июня приняли участие в дворцовом перевороте, возведшем Екатерину на престол и за это ему была пожалована сабля в серебряной оправе с именем императрицы; одарены были и казаки Ефремова деньгами и медалями, и выступать против Екатерины, обласкавшей его щедростями, являлось бы просто нелепостью".
            Вот тут то выступает ярко психология московита, что за деньги, за подаренную саблю можно купить честь и достоинство главы Казачьего народа, чтобы он был не отцом и даже не отчимом, а просто катом своего народа, в угоду жадным правителям-рабовладельцам.
            Атаман Ефремов был по своему уму, не ниже Сватикова, и он отлично понимал, что вступая в борьбу с самодержавием, он рискует головой, значит, он руководился не личным, а общим интересом народа Дона, и выступал лишь против режима самодуров Петербурга, что видно из его действий: он восстановил дружеские отношения с кабардинскими князьями Кавказа, а также с Кумыцким князем Тимуром, с вождём татар  Джаван-Мамбет-беем. В 1769 г. Ефремов, собравши войско, вскоре распустил его и не выступил против Крымских татар, жалея казачьи головы. А в 1770-1771 г. г. не выслал казаков во Вторую армию любовнику Екатерины Потёмкину.
            О всех этих "злостных" деяниях старшины, Сидор Кирсанов и Юдин - холуи Екатерины донесли в Петербург.
            Военная коллегия послала на Дон комиссара генерала Черепова, того самого,который был шесть лет тому назад, командирован на Яик, для разбора спора между старшиной и войсковой партией и, окруживши Войсковой Круг драгунами, приказал стрелять по казакам "за неповиновение". Этот предательский расстрел в спину участников Круга на Яике, был сочтён в Петербурге за проявление твёрдой власти и за особое умение вести разговор с народными собраниями окраинных республик.
            Черепову было приказано зорко следить за действиями Атамана, чтобы тот исполнял требования Потёмкина немедленно. Атаман неоднократно просил об отозвании Петербургских комиссаров, и не добившись, грозил: "Как уберусь в горы и таких дел России натрясу, что она будет век помнить, стоит только Джан-Махмет-беку сказать одно слово, так ни одной души на Дону не останется".
            Когда было на Дону получено повеление на песеление в Азовскую и Таганрогскую крепость, Ефремов собрал Круг и обещал освободить казаков от переселения.
            Военная коллегия вызвала Атамана под предлогом необходимости личных переговоров о безопасности границ, но он, поняв в чём дело, не поехал на дважды повторные указы. На новое требование Черепова, он ответил, что не ему - Черепову - поручено командовать Доном.
            1 октября 1772 года, на Покров Пресвятой Богородицы, собрался обычный Войсковой Круг. На нём был прочитан указ об отозвании Атамана Ефремова в Петербург и не велено никаких ордеров от него исполнять, а слушать Черепова. Казаки закричали: "По Войсковому Атаману стрелять не будем. Генерала же за командира почитать не будем. Генерал хочет нас "в регулярство" писать и реку разделять".
            Толпа бросилась к дому Черепова и кричала:
            Ты хочешь нас писать в солдаты, но мы все помрём, а до того себя не допустим".
            Черепов, пытавшийся бежать к Дону, а затем рекою, под прикрытием пушек крепости "Св. Димитрия", был схвачен казаками и избит. По старому обычаю его хотели было "в куль да в воду", а потом поволокли его к Атаману на расправу. Ефремов с большой свитой выехал навстречу и принимая избитого представителя центральной власти, с усмешкой сказал: "Это, тебе, Войско Донское, а не Яицкое". Но объявив войну комиссару всероссийской власти, Атаман не поехал в Черкасск, а отправился в свой хутор "Зелёный Двор". И это была его роковая ошибка.
            В ночь на 9 октября отряд драгун из крепости окружил хутор, арестовал Атамана и увёз его в крепость. К утру старшина Василий Иловайский с 300 казаками подскакал к формосту и потребовал выдать Атамана, угрожая: "Всем Войском"., но было уже поздно: "С волками жить, нужно по-волчьи выть!".
            Военный суд в Петербурге приговорил Атамана Ефремова к смертной казни через повешение. В вину было поставлено: неисполнение требований главнокомандующих армиями, ослушание шести указов, возмущение казаков против Черепова и то, что публично пред старшинами с дерзостью и угрозами, забыв подданство к Ея Императорскому Величеству должности, выговаривал непристойные слова". Главное обвинение и заключалось в этих "непристойных делах". Как они буквально произносились, но сказано в приговоре (в смысле цензуры), но, по видимому, Атаман по-казачьи назвал "матушку" именно тем словом, соответствующим уличному, вполне определяющемуся её развратного, почти публичного поведения, с той только разницей, что уличные девки своим телом зарабатывают кусок хлеба, а "императрица" имела для телесных утех целый штат здоровых, красивых паразитов, вроде, как бы, конюшенного ведомства, которых она щедро награждала княжескими, графскими и генеральскими званиями, в зависимости от их полового усердия. Раздавались громадные поместья. Вся почти земля Украины пошла по рукам этих глистов.
            Кроме чинов и поместий, были и дорогие подарки: сабли, перстни и одеяния. Так, например, Григорию Орлову она подарила мундир, стоимостью в миллион рублей.
            Чтобы избавиться от мужа Петра Гольштинского, Екатерина приказала силачу Алексею Орлову задушить его.
            Тот прекрасно справился с этой миссией, чтобы загладить свою вину перед венценосной Месалиной, выражающуюся в том, что во время дикого пьянства во дворце и безобразной драки, он - Алексей, выбил глаз "вице-императору" Потёмкину, любовнику распущенной немки, на утехи которой шли народные деньги, добываемые тяжёлым трудом, кровью и потом.
            Но самое "главное обвинение" приговора Степана Ефремова не было обнародовано о том, что он "осмелился в союзе с горцами и татарами, угрожать провозглашением независимости Дона против России".
            14 марта 1773 года смертная казнь была заменена вечной ссылкой в г. Перново. Однако, умер он в Таганроге в молодых ещё летах, одновременно с казней Е. И. Пугачёва, по видимому, его прикончили палачи Екатерины II.
            А в Черкасске осталась красавица жена Меланья, про которую весь Дон вспоминал: "Наготовили всего, как на Маланьину свадьбу".
            После ареста мужа, она самостоятельно правила Доном в течении шести месяцев и не подчинялась комиссару Екатерины, предателю Черепову, который был вскоре отозван.
            На место Ефремова, был назначен Атаманом Василий Машлыкша, и тогда Атаманша Меланья постриглась в монахини и вступила в Ефремовский монастырь, оказывая до самой смерти помощь несчастным казакам, казачкам и сиротам. И память о этой любимой казаками Атаманше останется в потомках светлым образом.
            Екатерина II дала права Потёмкину назначать и сменять Донских Атаманов по своему усмотрению. Относительно гибели автономий Донской и Запорожской уже было сказано выше. Что же касается автономии Яика, то там произошло следующее. На Яик был послан главой следственной комиссии капитан-поручик С. Маврин. Он начал с того, что собрал Войсковой Круг объяснил, что царица в целях искоренения "всякие неправды положила в сердце своём сделать новое Уложение, призвала избранных из вас на объяснение каждой надобности". Таким образом, восстановление Мавриным Круга способствовало тому, что казаки Яика пошли на примирение с Петербургом, нежели жестокие усмирения.
            В секретной записке Екатерине Маврин обстоятельно обрисовал причины восстания угнетением рядовых казаков старшинами и так писал:
            "Управляющие народом власти; желая себя обогатить, не только общественную сумму расхищали, но и вновь, под видом народных, общих нужд, неумеренные и необыкновенные на народ поборы налагали. Лихоимство же и бедным притеснение, тех властей обыкновенно было упражнено, для того, что их власть, не имея никаких законов, так безизвестно, что не токмо народ, но и сам начальник границ её не знает. Следствием чего было необузданный произвол казачьей аристократии. Сие всё народ терпел, покуда ум властей народную глупость затмевал обманом, но затем у народной партии нашлись вожди, которые попытались защитить рядовое казачество сперва путём обращения к центральной власти (делегаты были расстреляны графом Чернышёвым), а потом и восстаний".
            Конечно, Маврин в записке не мог указать, что продажная старшина была поддержана центральной властью, во главе с Чернышёвым.
            Записка Маврина всё же подействовала, и комендантское правление было упразднено, а во главе Войска были поставлены Войсковой Атаман и Войсковая канцелярия, и как будто стала звучать песня: "За Уралом, за рекой казаки гуляют...".
            По поводу дел Дона, Потёмкин писал: "Много времени я начальствую над оным войском и испытал я неудовольствия от тамошнего правления, которое не соответствует положению в Государстве и всё подвержено неограниченной власти Атамана".
            Но он не понимал, что неограниченная власть на Дону появилась, когда упразднили традицию выбора Атамана "всенародною душой", а стали назначать из Петербурга душителей Казачьего народа.
            На основании доклада своего любовника Екатерина и уничтожила автономию Дона и народовластие исчезло. Но Потёмкин сообщил Екатерине (ещё до смерти Ефремова) : "Что идея автономии жива на Дону и многие из старшин обольщают других возвращением Степана Ефремова к прежней его должности". Это то, по видимому, и ускорило "смерть" замученного Атамана, который в Пернове сидел в кандалах 2 года.
            Всё же произшедшие волнения на Дону в полках и по станицам, с выступлением даже многих старшин и подлая, но хитрая Екатерина почувствовала необходимость "милости". И вот она вынула из архива старую грамоту и написала вторую, в которой она "жаловала 26 мая 1793 г. землями на владение войском Донским со старинным заголовком: "В верхние и нижние юрты, атаманам и казакам с приложением карты границ Дона.
            За этой грамотой была Кругом избрана делегация, которая и получила эту грамоту - фальшивку на владение казаками своей же землёй, которая и так была их с VI века, когда и России то не было, из рук самой "императрицы" и целый воз "хлеб-соли".
            К границе Дона, укороченной Петром I Диким на один миллион десятин, к Казанскому перевозу был выслан "почётный" караул для встречи даров "помазаницы Божией". В Черкасске палили из пушек. Собрали Круг, читали эту комедийную грамоту, разослали "хлеб-соль" по станицам, как социальную отраву казаков. "Дорого обошёлся Дону хлеб Екатерины и солона оказалась казачеству соль царицы", - восклицает даже Сватиков.
            В национальном вопросе Екатерина была великой комедийной патриоткой. В это время в Петербурге проживал историк Штриттор, который совершенно объективно писал, что "Московское государство произошло из сплава народностей финского и тюрского происхождения", так что когда  обер-палач Шишковский доставил эту историю для цензуры Екатерине, то она гневно начертала:
            "Как "великий русский народ" произошёл от финов? - Это ложь! - Этим вся Россия была бы оскандалена!". И долго не думая, приказала этому историку забыть свою историю в...тюрьме.
            По этому поводу, профессор Ламанский жалуется:
            "С одной стороны не позволяют в России исследователю принимать то, что весьма само собой вероятно и даже необходимо, хотя письменно и не засвидетельствовано. С другой стороны поддерживают в нём мысль ограничиваться одними отечественными источниками, например летописями, тогда как они недостаточны. Исследователь в наше время ни на один миг не должен забывать, что есть факты двоякого рода: явные и тайные и часто последние гораздо важнее".
            В исследовании происхождения народа, прежде всего, следует определить его физический тип, то есть к какой рассе и к какому племени он принадлежит. Это один из наиболее объективных методов, прибегая к антропологии: цвет колен, глаз, волос, черты лица, череп. Придавать особое значение языку не приходится, он меняется часто в исторических обстоятельствах.
            Даже Карамзин писал: "Если народ, оставаясь в одном и том же месте, не изменяет ни своего духовного облика, ни свойств своей природы, то у него есть своё собственное название, которое проходит через века неизменным, чужестранцы дают им прозвища, но они забываются и только имена национальные сохраняются".
            Наряду с физическим типом, имеет значение глубокое подсознание самого народа, представляющее собой как бы архив всей прошлой жизни в веках. Эти переживания всплывают у народа и отдельного человека, независимо от его сознания, всякий раз, когда народ переживает трудные обстоятельства своей жизни. Также имеют значения: сказания, былины, легенды, традиции, песни, обычаи, речь и акцент. Как художнику к его творческой интуиции необходимы все краски для воспроизведения картины, так и для историка нужны все методы, источники, факты. Также необходимо чутьё, такт, сильное жизненное историческое воображение и высшая напряжённость интуиции, как бы рассматривающего с высот всё, находящееся на земное. Напряжение интуиции даётся немногим, а только любимцам Апполона и они видят духовным взором как бы ясновидением прошлое и из обрывков истории создают своим творчеством прошлое, как бы, живую жизнь.
            Великий поэт Тарас Шевченко, для которого братская христианская любовь между людьми была Идеалом всей его жизни, касаясь порядков общественных и церковных, времён Екатерины, писал: "гибнет слава, негде деться, места нет на свете; некрещёными казачьи вырастают дети, не повенчанные пары - без попа хоронят, вера куплена жидами, вон из церкви гонят: как те вороны на поле с ляхами станицей, налетают униаты: некому вступиться..."
            Это историческое свидетельство от лица народного Баяна, даёт яркую картину жестокого бесправия сверху и рабского унижения снизу и до некоторой степени, как бы, усиливает свидетельство потомка былой власти князя Долгорукова в его показаниях о развращении Московской церкви, описанного выше.
            Так называемый "Св. Синод", учреждённый пьяным сифилитиком Петром I, расслоил церковников: вверху стояли митрополиты, епископы, купающиеся в роскоши и житейских благах, внизу были невежественные, тёмные, пьяные попы. В духовном смысле православной церкви в Московии не существовало, а лишь числилась на бумаге и то как придаток к тайной полицейской власти. И неужели в этой тёмной атмосфере недоверия, не было ни одного, кто бы чтил апостольскую церковь с её Божественным Основоположником Христом? - зададут, вероятно, вопрос читатели.
            Да, такой, пылающий верой, заступник чистоты Церкви был! Это - Митрополит Ростовский Арсений-мученик. Это был высокообразованный духовный пастырь, окончивший две академии: во Львове и 8 лет учился в Киеве. Оратор Божьей Милостью. Ему пришлось пройти тяжёлый путь по Российским Стогнам, по монастырям, побывал во флоте, в Сибири даже, был под судом, но в конце его светлая личность воссияла в эпоху императрицы Елизаветы Петровны, этой единственно обаятельной правительнице из всех бывших и последующих царей и цариц. Она почитала величие души Арсения и из Сибири он был переведён на пост Митрополита Ростовского, с пребыванием в Петербурге, где императрица предполагала возвести его в Патриарха, но внезапная смерть её помешала свершиться этому событию.
            К власти пришла великая интригантка Екатерина II, которая в первую очередь постаралась избавиться от каких бы то не было претендентов на трон. Был убит в Шлиссельбургской крепости Иван V - Антонович, утопил Григорий Орлов дочь Елизаветы - княжну Тараканову (До сих пор не выяснено, почему граф Разумовский, хотя и некоронованный, но муж Елизаветы по церковному браку и сама Елизавета скрывали в тайне свою родную дочь!?).
            В порядке "чистки" претендентов, самого императора Петра III, по приказу Екатерины, задушил Алексей Орлов, получивший за эту блестящую операцию графское достоинство.
            Став единой самодержавицей и "помазаницей Божией", Екатерина дала полную себе волю "володеть и править" над рабским народом. Заливши кровью самостоятельные республики Казачьего народа на Дону и Запорожью, она принялась за Церковь. Имея большую потребность в деньгах на свои прихоти, она решила отобрать земли и поместья монастырских владений. Всего монастырей было 1 000. она приказала оставить только 200, и то в руках послушных власти митрополитов, а остальные 800 поступили в её полное распоряжение. При чём, по "штатам" одну треть доходов она "обрекла" в пользу государства, а две трети исключительно в её кассу, из которой она и жаловала своих любовников за "усердие", при этом были эти паразиты постоянные и были временные, последним она платила за несколько сеансов 500 рублей. На одни только шпильки для парикмахера она тратила 15 000 рублей, как пишет о этом историк Ключевский. Отобранные же монастырские земли в Московии и Украине, Екатерина раздала своим любовникам и вельможам, как удостоверяет о этом профессор П. Знаменский.
            Вот против всех этих гнусных деяний и восстал Митрополит Арсений. Всех помещиков и дворян, кои были в Ростовской губернии, и кто притеснял крестьян, он отлучил от церкви, а одного, полковника, завлёк в свою епархию и приказал пороть плетьми.
            На всех, способствующих притеснению Церкви и отобранию церковных имуществ, он произносил во время церковных служб Анафему. Молящийся народ так и понимал, что Анафема произносилась в первую очередь против царицы. Кроме того, он писал большие доклады об изъятии Церкви от светской власти. Народная молва о заступнике православия ширилась по России. Большинство народа считало Митрополита Арсения святым.
            Эта "революционная" деятельность святителя, привела Екатерину в величайший гнев. Она считала, что главой Церкви в России должно быть только она. А поэтому, не долго думая, она отдала под суд Св. Синода "ослушника" Митрополита. Был послан в Ростов следователь капитан Дурново, который развязно пытался ворваться в Алтарь для производства обыска, но Арсений так на него закричал, что он не имеет права попирать Святая Святых, установленное Христом, и Дурново опомнился, но всё же арестовал Митрополита Арсения и повёз его экстренным маршем в Москву на "Суд Питата".
            Суд был составлен из членов Св. Синода из шести митрополитов, во главе митрополита Сеченова, явного агента Екатерины. Прибыла в Москву и сама "помазаница" и первым долгом написала записку генерал-прокурору Глебову: "Сегодня ночью привезли Враля (Брехуна), которого требуется исповедати".
            Для "исповеди" прибыл страшный обер-палач Шишковский, Орлов и Глебов. Митрополита били, на "исповеди" присутствовала и сама Екатерина, которой мученик смело говорил правду в глаза.
            Главной виной Митрополиту было поставлено оскорбление "Её императорского Величества" через критику её управления. Суд решил, на основании "Апостольского правила # 84", в котором сказано: "Если кто принесёт досаду царю или князю не по правде - пусть понесёт кару", лишить Митрополита его сана, оставив его простым монахом и отослать в вечную ссылку в Карельский монастырь, под именем "Андрей Враль" (Ничего умнее царица не выдумала, хотя князь Вяземский говорил, что назвать нужно "Андрей Бродячий").
            Как ни старались бывшие чекисты провести "Суд Пилата" тайно, но перед Судом, на площади, уже было полно народа, некоторые плакали, а большинство было безразлично, так как к казням и комедийным судам уже привыкли.
            В Карельском монастыре поместили Митрополита Арсения под строжайшим надзором. Он должен был рубить дрова, топить печи, выносить сор, чистить помещения. Но вскоре все узнали Истину, и Митрополит стал править церковную службу. Строгая стража полюбила мученика за его ласковость, простоту и смирение и уже Сама выполняла обязанности его, согласно инструкции Екатерины.
            Один монашек монастыря Лебедев, в чаянии высоких милостей от "матушки", послал донос, что бывший митрополит Арсений ведёт в монастыре политическую агитацию и клевещет на царицу Екатерину.
            Достаточно этого нелепого доноса, как Екатерина потребовала доставить в Москву Митрополита Арсения на вторичный суд, которому она и  предварительно написала приговор:
            "Лишить монашества, одеть в мужицкую одежду, переименовать в Андрея Враля, выслать в безвыходное пребывание в тюрьме г. Ревеля, ни давать ни пера, ни бумаги, ни береста, никому к нему не допускать, сторожами должны быть не знающие русского языка".
            В страшный холод 1768 года, везли мученика через Москву. Возок остановили около Головинского сада. Екатерина, движимая патологическим любопытством зверя, заранее прибыла в Москву, и когда Арсений сидел на лавочке, около сада, она подошла и стала наслаждаться своим извращённым чувством над побеждённым "врагом".
            Мученик был сильно утомлён простудой и дорогой, но когда он поднял голову и, увидя мучительницу, он сперва зажмурился. Екатерина долго наблюдала нагло за ним. Тогда Арсений сказал ей:
            "И ты задушишься так, как ты задушила своего мужа".
            Екатерина не могла выдержать огненного взгляда и его пророчества, вскрикнула и убежала.
            Митрополит Арсений обладал большой силой ясновидения. Так, во время первого суда, когда глава суда Сеченов хотел снять с головы белый клобук, то сам Арсений снял его и сказал Сеченову:
            "Твой язык был для меня острее меча и он задушит тебя и ты помрёшь". Так и сбылось: Сеченова разбил паралич, язык вывалился и он помер.
            Другому судье Амвросию он пророчил:
            "Ты ножом будешь заколот", и так стало: во время бунта в Москве его закололи.
            Третьему судье Афанасию Волконскому было сказано:
            "Язык твой был как у Ария и поэтому и помрёшь как Арий".
            Четвёртому сказал:
            "Ты забыл каким должен быть Архиерей. Твой соперник твоей любовницы, задушит тебя".
            Пятому архимандриту Мисаилу он прорёк:
            "Ты спёк свой хлеб скоро, приготовленный для меня, за это ты и спечёшься сам в печи".
            Все пророчества сбылись.
            Какой же конец был злой немки Екатерины II безбожной?
            Бог терпел её 33 года. 6 сентября 1796 года она с утра была весела. Понежилась с Платоном Зубовым. Выпустила его. Позвала секретаря и пошла в уборную и не вернулась. Секретарь стал кричать в двери уборной: "Ваше Величество!" - Ни звука. Придворный Зотов ножом открыл замок. Стал отворять дверь, но она не поддавалась. Из уборной слышался сильный хрип задыхавшейся царицы, своим телом захлопнувши дверь. С большим усилием Зотов отворил дверь и с помощью постельника перенесли хрипящее тело на постель.
            Лицо царицы было страшное, оно беспрестанно менялось в цвете, то становилось тёмное, то наливалось чёрной кровью и делалось багряным.
            В соседней комнате собрались ближние, кто то из них тихо сказал о пророчестве "Андрея Враля", что царица сгинет скверною смертью. От злоупотреблений половыми наслаждениями, она внутренне гнила и от неё шёл удушливый запах падали. Лекарь Роджерсон торжественно произнёс:
            "Часы Её Величества закончились".
            Так, без исповеди, без причастия сгинула страшной смертью та, что ограбила Церковь Божию и народную казну.
            Но перед смертью, она ещё раз отомстила Митрополиту Арсению. Узнав, что в Ревеле вскрыли Истину и что народ стал собираться перед маленьким окошком тюрьмы, где сидел мученик, Екатерина отдала последний приказ: замуровать абсолютно двери и окошко и убить Арсения голодом".
            Перед самой смертью, он стал кричать, что желает исповедаться. Комендант разрешил отворить дверь и впустить священника, и когда тот вошёл, то увидел видение мученика в полном одеянии архирейском. Этот священник выскочил в коридор крича коменданту, что там не мужик, а архирей. Но, когда вошёл туда комендант, а за ним священник, то видение исчезло...
            Митрополит Арсений исповедовался, причастился и в тот же день мирно скончался, оставив по себе большую память в народе, как святого Заступника Православия.


ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕ-РОМАНОВЫХ НЕМЦЕВ

            В 1796 году вступил на престол сын Екатерины II - Павел I. Кто его отец - скрыто тайной. Если он сын Петра III Гольштинского, то естественно он - "Петрович", но так как сама Екатерина имела много любовников всех наций, за исключением негров, то, вероятно, она сама не могла определить от какого "неизвестного солдата" произошёл Павел. Что Пётр III был задушен Алексеем Орловым, - это было известно Павлу, и он естественно, считал себя сыном задушенного, по повелению Екатерины, должен был ненавидеть свою мать, однако, питать нежные чувства к Петру III у него не было тоже оснований, так как этот "император" был пьяница и развратник и жил отдельно от Екатерины".
            Но Павла с малолетства злило царящее во дворце пьянство, разгул и разврат и каждый из чередующихся любовников-временщиков, своей наглостью возмущали молодую душу. Он рос в отравленной пошлостью и развратом атмосфере и, безусловно, мечтал, вступив на престол, очистить дворец от всех паразитов. Но так как мать упорно держалась за власть и абсолютно не хотела передать трон Павлу, которому уже было 28 лет, то его это упорство и всё повышающийся разврат матери бесило и Павел стал злым человеком.
            Однако, семьянином он был примерным, имея трёх сыновей: Александра, Константина и Николая. Екатерина, зная отлично, что Павел её не только ненавидит, а даже презирает, имела намерение лишить его наследства и сделать завещание в пользу Александра, оставаясь при нём в качестве регентши.
            И когда Павлу доложили, что мать внезапно скончалась, то он пошёл в её спальню, посмотрел на страшный труп и "на челе его высоком не отразилось ничего", и он повелительно сказал: "Убрать поскорее" и вышел.
            Первым его "государственным" жестом было то, что он приказал разрыть могилу Потёмкина и труп выбросить в яму нечистот, а затем начался разгон всех паразитов - всё окружение Екатерины. Некоторых сослал в Сибирь, других поставил в строй. Заниматься экзерциями военными он любил, принимая немецкий шаблон муштры, при этом вместо замечаний он нещадно бил не только солдат, но и офицеров своей палкой, особенно доставалось откормленным при Екатерине паразитам.
            Так как казна государственная была пуста, то он уменьшил штаты дворца и других учреждений. Распущенная и развратная Петербургская знать была шокирована и недовольна новшествами Павла. Все распоряжения и законы, выпущенные Потёмкиным отменялись. Это коснулось и Земли Донских казаков.
            Если Екатерина, по совету Потёмкина, уничтожила автономные привилегии Дона, то Павел писал:
            "Утверждая совершенно и без изъятия все прежние постановления Войска Донского, намерен я сохранить их в целости для продолжения того правления, коим Войско Донское было всегда на пользу Государя и Отечества. Что же касается до вкравшихся злоупотреблений и сделанных перемен князем Потёмкиным, то вам надлежит первые искоренить, а Мне последних не апробовать, яко клонящихся всегда к истреблению общественного порядка вещей".
            В то время Атаманом Дона был Иловайский, но он умер в Москве во время коронационных торжеств. Вместо него Павел назначил Донским атаманом Донского казака графа Ф. П. Денисова, соратника Суворова. О этом графе что-либо в российской истории трудно найти, поэтому я вкратце сообщу казакам о главном его подвиге, во главе с походным войском во время похода Суворова через Альпы, для восстановления порядка в Италии, где революционная французская армия, во главе с маршалом Массена свергала королевский режим.
            Суворов совместно с генералом Денисовым решил внезапно появиться в Италии, в таком пункте, где их никто не ожидал ни Массена, ни итальянцы. И, вот, ими был выбран совершенно непроходимый путь через ущелье, внизу которого бурлила река. И когда "российское христолюбивое войско" взобралось на вершину Альпийских гор, и увидело пропасть, то сразу же замитинговало и категорически отказалось исполнить приказ Суворова. Тогда Суворов, несмотря на снег, разделся и приказал вырыть для себя могилу. Суворов был хороший полководец, но вместе с тем и хороший актёр, хитро действующий на психологию солдат: то он кукурекует по петушиному, то вместо мундира, появляется перед войском в холщовой крестьянской рубахе, подпоясанный учкуром, то присаживается к солдатам и ест с ними кашу, вытаскивая из-за голенища деревянную ложку, то веселит солдат анекдотами или рассказами о военных действиях всех народов.
            Атаман Ф. П. Денисов отлично знал все трюки фельдмаршала-петуха, которого и колом не загнали бы в могилу, подошёл к нему и сказал:
            "А ну ка, Александр Васильевич, одевайся ка ты, а то простудишься и идём к пропасти и ты посмотришь, что делают мои орлы-Донцы...".
            Когда два генерала подошли к пропасти, то увидели такую картину: к громадным камням были привязаны канаты, а по ним скользили казаки с высокими кольями вниз в пропасть, глубиной в 36 метров; по дну пропасти бушевала рука, через которую переплывали в ледяной воде казаки, но чтобы их не сносило течение, они держались за верёвки, тоже привязанные к скалам. Постепенно на другом бережку сосредоточилась группа бесстрашных Донцов; из них некоторые, как кошки, держа в зубах или вокруг поясов, верёвку, карабкались по почти отвесной противоположной стене. Некоторые срывались и летели вниз. Ниже стоящие, упавшего в воду старались схватить, но когда не удавалось спасти, уже окровавленного от ушибов по скале, уносило бурным течением, казаки шептали: "Царство небесное родному Донцу Ивану Павловичу или Семёну Григорьевичу", - и продолжали своё героическое дело.
            Смотреть вниз на это зрелище было жутко...и вот, наконец, два казака, а за ними хорунжий Сазонов, появились на вершине противоположного берега с верёвками в зубах. А по верёвкам уже быстро поднимались и другие казаки. Протянув ряд канатов через пропасть, стали по ним протаскивать доски, брёвна. Работа сапёр по устройству переправы шла быстро. Так был сооружён исторический "Чёртов Мост". Около этого места и сейчас стоит памятник Суворову. Но о тех героях казаках, погибших в бурной реке и достигших противоположного берега, на памятнике...НИ СЛОВА!
            И даже военная русская история не сочла нужным сказать о "Каких то казачках"...Им важно воспеть только так называемых "русских" и полководца Суворова, хотя он и скандинавского происхождения, но верный слуга царей рабовладельцев не только Московии, но и враг Польши, потопив в крови её независимость.
            Есть картина перехода через Альпы. С горы скатываются по снегу солдаты, в руках держат ружья со штыками. Тут же скатившееся орудие с лошадью. Выше этих солдат, видна колонна со знаменем, а выше всего сам Суворов на коне, с непокрытой головой, в правой руке шапка и он держит речь: "Любезные друзья мои...Мы русские, с нами Бог! Восстановим по-прежнему (!) веру в Бога Милостивого! Очистим беззаконие (?). Везде фронт...Равняться по передним...Неприятель от вас дрожит...Вы русские! Чудо-богатыри...Во языцех оружию Российскому вековечная Слава, Слава, Слава!".
            О том, какая вера в Бога была у правителей России, достаточно освещено в предыдущем изложении. Какая законность в России существовала, тоже известно этим "чудо-богатырям", когда помещики насиловали дочерей и меняли братьев на борзых собак.
            И вот, эта варварская армия пришла в прекрасную Италию, чтобы "очистить беззаконие", стремление западных народов к Свободе и установление свободных учреждений, а Суворов пришёл "восстановить веру в Бога" и российскую законность - рабство. Что неприятель "дрожит", то это была правда в том, что как только появилась эта "освободительная российская армия", то у неё сразу же вспыхнул великий патриотизм и слава - грабить и насиловать.
            Появившись в тылу армии маршала Массена, "чудо-богатыри" набросились на обозы и интендантство. Хватали всё "по-хозяйски", голодные и наполовину босые. Массен, опытный полководец, искусным маневром, не давая сражения, отходил к границе Франции, а затем перегруппировавшись, дал Суворову бой.
            Вся армия, бросая оружие, раненых, орудия, в страшной панике бросилась назад. Сам Суворов едва не попал в плен, ускакав на лошади со своим вестовым, казаком Прошкой. Но в этот трагический момент, конный корпус Донского походного войска, во главе с генералом Денисовым, пользуясь пересечённой местностью, вышел на левый фланг маршала Массены и грозной атакой врубился в пехоту противника. Было взято 2 000 пленных и 8 орудий. Атака Массены заглохнулась, но он ловко свернул армию в карре и отступил. А в это время "христолюбивое воинство" со своею "Славой" неслось, перегоняя друг друга. И в этот момент Суворова не покинуло актёрство: скача, вместе с солдатами, он кричал: "Заманывай, заманывай в ловушку!", и когда он, обкернувшись увидел, что Донцы Денисова врубились в левый фланг противника, то Суворов крикнул: "Ура! Мы - русские...с нами Бог!". Если бы не было Походного войска генерала Денисова, то едва ли бы Бог помог унести благополучно свои ноги "чистильщикам беззакония" из пределов Италии.
            Вот этот то "поход через Альпы" и доставил Суворову славу и по указу императора Павла, ему были оказаны царские почести, а про генерала Денисова забыли и отправили его на "покой" на Дон, лишь впоследствии имя его приурочили к одному из Донских полков: "7-й Донской казачий, графа Денисова, полк с лавровой посеребрённой лентой на папахах.
            Но Денисов от должности Войскового Атамана отказался и попросил Павла назначить вместо него, зятя его с передачей ему и графского достоинства, и Атаманом на Дону появился "граф Орлов-Денисов", бывший флигель адъютант при императоре. Это был ловкий царедворец, который Донским казакам кроме вреда, ничего не принёс.
            Орлов вполне оправдал пословицу: "Что дарует царь, тго не даст псарь". Указ Павла о даровании автономии он, конечно, обнародовал, что доставило удовлетворение казачьей массе, но через некоторое время, чтобы не укрепилось народоправство, он разослал по станицам свои постановления: "Тех, кто будет критиковать мои постановления, не выходя со сбора, наказать на страх другим плетью". Таким образом, свободное голосование на станичных сборах было сведено к нулю. Сбор был обязан выполнять лишь повеление атамана-диктатора.
            Особенное зло было проявлено при Орлове тем обстоятельством, что Донская старшина, наконец, получила жаждущее право дворянства. Таким образом, казачья старшина одворянившись, создало сословие законных рабовладельцев. Донские же крестьяне из "малороссиян", были закрепощены при казачьих дворянах. И если до того, некоторые старшины производили злоупотребления не только к крестьянам, но и к казакам станиц, отхватывая у них земельные участки, то теперь появилось целое сословие паразитов, сплочённое жаждой наживы и почти безнаказанное за преступления, имея опору в лице Орлова и Войсковой Канцелярии, сплошь занятной дворянами.
            Какие взаимоотношения новых дворян и рядовой казачьей массы, довольно обстоятельно описал академик Паллас, будучи на Дону в 1793 году. Он записал: "Преимущества и отличия, слишком легко пожалованные с недавнего времени старшинам, сделали их высокомерными и надменными...Они основывают поселения, наполненные бродягами, привлекаемыми приманкой добычи на прекрасных землях. Они изыскивают все средства для угнетения бедного казачества, которое несёт на себе тяжесть воинской службы, от коей богатые избавляются путём наёмки. Казаки не получают того, что им причитается. Рождающееся отсюда неудовольствие, которое старшины рассматривают, как неповиновение и мятеж, служат для последних предлогом для ещё большего сильного угнетения казачества.
            Благодаря этому, народ этот, по природе своей добрый, доставляющий России великолепные лёгкие войска, несмотря на свою свободную конституцию, находится во всё более возрастающем порабощении со стороны аристократии, своих вождей и высказывает всё более отвращение к службе, в то время, как богатые и знатные живут в самой сладострастной лености и полнейшей распущенности нравов". (Pallas "Secondvoyage" Paris 1811, p. 217-218).
            Такое социальное положение, на когда-то свободном Дону, было очень полезно для самодержавия, которое, опираясь на дворян, да ещё как бы бесплатных полицейских, проводило свои намерения использовать во всей мере Силы Казачьего народа на Дону, в смысле ограждения империи от внешних врагов, а с внутренними усердно справлялось продажное дворянство.
            После разгрома Запорожья и закрепощения крестьян-украинцев, последние спасаясь от крепостного права, стали бежать с Украины на свободный Дон.
            Правительство Павла зорко следило за Доном, ибо ему мерещились тени Степана Разина и Емельяна Пугачёва. Так был заподозрен близкий к Павлу полковник гвардии Евграф Осипович Грузинов. Он подвергся опале и сослан на Дон под присмотр дворянской Войсковой Канцелярии. Ему было поставлено в вину мечты о завоевании турецкого Стамбула и восстановления независимости Дона. Он был проникнут этой идеей и говорил: "Почему я должен быть подданным императору? Все Донские казаки независимы от царского престола и не обязались пред ним вечною присягой, а только временной службой, так как казаки не подвластны царю, а потому и не подданные ему. Вступился было за отечество Пугач, но пропал. Я не так, как Пугач, но ещё лучше сделаю: как возьмусь за меч, то вся Россия затрясётся".
            В этой угрозе, конечно, не было ничего нового, это отзвук славного, но и трагического прошлого Степана Тимофеевича и Емельяна Ивановича - "тряхнувших Москвой", Булавина, Степана Ефремова. Но от слов нужно было переходить к делу воплощения в жизнь своих мечтаний. Но размахнуться то Евграфу Осиповичу и не удалось, ибо кругом его были верные холуи царя - Донские дворяне, расплодившиеся как клопы-паразиты на теле Казачьего народа.
            Войсковая Канцелярия действовала чрезвычайно поспешно и холуйски угодливо. Е. О. Грузинов был отдан под суд - судей неправедных, да ещё во главе Прокурора Правительства - не казака, и приговорён к наказанию кнутом нещадно. Приговор был утверждён в форме указа Сенату:
            "Исключённого из службы полковника Грузинова за измену против нас и государства повелеваем, лиша чинов и дворянства, наказать нещадно кнутом, а имение его отписать в казну".
            5 сентября 1800 года, на Черкасском майдане, Грузинов "по лишению чинов и дворянства, был наказан кнутом и при том так нещадно, что после оной изверг Грузинов через два часа лишился жизни", как сообщала во всеобщее сведение гнусная Войсковая Канцелярия дворян.
            Дяде Грузинова Войсковому старшине Афанасьеву и трём казакам: Касьмину, Попову и Колесникову отрубили головы за..."недонесение". Брата Петра Грузинова - поручика гвардии, били кнутом, вырвали ноздри, положили знаки на лицо и отправили в Сибирь. Правители Дона - гнусные дворяне, превращались в обер-палачей "помазанника Божия" - царя.
            Историк Сватиков в книге "Россия и Дон", писал: "Нельзя не отметить безумного акта Павла I в отношении Войска: знаменитого "похода на Индию", в который он послал всё мужское население Войска "с-двуконь" без плана, маршрутов, карт и провианта. Весть о смерти Павла и приказ о возвращении, застигли Донцов в верховьях р. Иргиза".
            Мнение Сватикова о "безумном плане" похода на Индию, базировался, по видимому, не на собственных исторических изысканиях, а он просто принял безоговорочно утверждение Петербургской клики, мало чему научившейся, и пустозвонной, что всё, что предполагал и делал Павел, было безумно, чтобы таким образом предстать перед обществом и Западом в чистых ризах за своё кровавое преступление - убийство царя Павла.
            Если бы Сватиков был объективен, то он в своих писаниях обязан был бы ярко подчеркнуть, что безумным актом был поход Петра I Дикого, который огнём и мечом покорил независимую республику Казачьего народа на Дону. Сватиков обязан был бы предать анафеме венценосную распутницу Екатерину за её кровавое уничтожение Запорожской республики.
            Но вместо этих порицаний, Сватиков излагает свою историю, а не историю Казачьего народа, слащавыми ручейками своих страниц, стараясь внушить читателям, что Москва есть "искони" метрополия, а казачьи республики - колонии, из переселившихся туда московитов, а поэтому и методы, хотя порой и кровавые, управления метрополии, являются законными по отношению якобы ушедших московских людей и создавших "колонии". Какой обман в XX веке!
            Лично я план Павла I похода на Индию, признаю вполне здравым для ослабления могущества Англии, захватившей богатую страну в свои цепкие руки, высасывая из неё все блага жизни. Но горе было в том, что для осуществления этого плана не оказалось надлежащих гениальных исполнителей. Сам Павел был вовсе не безумен, а стоял выше того общества, которое его окружало, в конец развращённое его "мамашей" Екатериной. Движение в светских кругах к власти, роскоши и разгулу, хотя и было ещё в зародыше, но уже десяток-другой высокопоставленных аферистов, хотя и осторожно, но выступали и Павел следил с брезгливым вниманием за этой внутренней нездоровой перестройкой власти правительства, сверху безнаказанной, а внизу бесчеловечной по отношению к крестьянам и Павел уже знал, что от этих господ чего либо серьёзного, мудрого ожидать ему нечего.
            Непомерное легкомыслие, полное отсутствие знаний или хотя бы интереса к знаниям, презрение ко всему научному, пренебрежение к литературе и искусству. Занятие большинства дворян состояло в заглазном владении их огромными имениями и разгуле и пьянству, за исключением немногих.
            Отсюда начало тому "снобизму" чисто российскому, приторному, деланному с неуловимым налётом наглости и лёгшему в основу самого воспитания всего юношества на протяжении всех лже-Романовых владык и появление в конце концов так называемой "Золотой молодёжи", которую один из умных людей назвал "хамством сверху". Она и привела к собственной гибели этой "золотой", к полному духовному уродству империи.
            Павел, будучи сам составною частью этого круга, решил порвать с этой порочностью, распространяя кругом себя меры наказания: увольнение от должностей, разжалования, ссылки в Сибирь и тому подобное, но те методы "вразумления", коими пользовались царь Иван IV Грозный и Пётр I Дикий, когда головы провинившихся летели с плахи, как мыльные пузыри, уже применять было невозможно. Павел был связан духовно с лучшими людьми Запада.
            В то время существовал так называемый "Мальтийский орден" общества выдающихся людей всех наций, как бы, цвет человечества по уму, дарованию, знаниям, великим духовным подъёмом руководить упорно, неуклонно людьми земного шара, выводя их из примитивности к высшему сознанию своего богоподобного назначения на свободной земле свободным, а не рабом.
            Это общество не было тем "массонством", которое в начале XIX века, восприняв некоторое влияние от "мальтийцев" - разъединилось по государствам и стало, как бы, партийными организациями, этих отдельных государств, потеряв таким образом общий духовный ореол единой мировой организации.
            Мальтийский орден, одним из высших члеков которого был Павел, зорко следил за развитием евродов Земного Шара и всеми мерами старался, чтобы между государствами сохранился закон известного равновесия, не давая возможности сильным материально давить слабых. Но в эти времена Англия достигла, не в пример прочим, величайшего материального могущества, она была единственной владычицей морей и океанов, постепенно захватывая мировые порты и колонизируя народы Африки, Азии и даже Европы. Отсюда вытекало решение ослабить это могущество. Но как?
            Большие люди Мальтийского ордена, беседуя с Павлом, указывали ему на созревающее нарушение закона равновесия мирового характера, также осведомляли его, что на ряду с Англией, вырисовывается большая сила Немецкого народа, у которого есть то, что нет у других: упорная, почти звериная любовь к своей родине, которой нет в России, и готовность на всё, ради её будущего. Им тесно в Германии, они задыхаются в своей территории, и выход у них один, - сдвинуться на новые земли, а Россия всех ближе. Остановить их может или договор или сила. Равных им по работе, упорству нет. Патриотизм у них железный и безжалостный. Чтобы остановить эту грозу, надо или открыто с ими идти и разделить с ними господство над миром или собраться с силой и ударить. Они говорят: "у вас земли непочатый край, одни вы не справитесь. Вам уже привита ещё от Варягов наша культура и вы перемешаны с нашей кровью в особенности в верхах и по этому мы и вырабатываем план колонизации России. И это упорство среди студентов, мужиков, рабочих, буржуазии, профессоров, учителей и императоров".
            И чтобы уравновесить нарушенное уже мировое равновесие, мальтийцы рекомендовали Павлу иметь союз с Францией, но вместе с тем говорили, что Россия интересует их сильно потому, что по их мнению, в ней лелеит ключ для будущих событий мирового значения, главным образом потому, что её пространства грандиозны, вызывающие зависть других народов, но что построение России велось и ведётся не опытными руками, без надлежащей государственности, без закона, который определял бы права и обязанности граждан, а лишь чередующимися указами власти, опирающейся на силу. А власть уклоняется от основных законов строительства, которое требует сильный фундамент, состоящий из сильного народа на своей свободной коренной земле, а не на захваченной силой других землях.
            Безвольный народ не может создать силу государства, а будет стремиться избавиться от опеки не мудрого правительства, развращённого предыдущим правлением.
            Таким образом, для Павла вполне ярко вырисовывалась программу будущего:
·        Ослабление Англии.
·        Союз с Францией.
·        Мирные взаимоотношения с Германией, предоставив ей
небольшие концессии.
·        Самое главное и требующее громадных духовных сил -
наделение крестьян землёй.
            Вся эта программа-мечта вынашивалась в душе Павла и выжидала своего благожелательного осуществления и он шёл на это, но он был абсолютно одинок. Программа эта была против развратного окружения и была в сущности смертным приговором для мечтающего Павла, даже собственный сын Александр, под влиянием своего воспитателя графа Панина, был против "новшеств".
            Составился заговор штатских и военных, во главе с Паниным и Бенигсеном и Павел зверски был убит в своей спальне.
            Скажу о походе на Индию. Павел назначил Походным Атаманом Донских 80 полков генерала Матвея Ивановича Платова, безусловно с искрой бога Марса, но всем уже известно, что носители истинной храбрости, каковыми и был, они думают и мечтают только о битвах и желаемых результатах, но все такие храбрецы обычно никуда негодные организаторы.
            Вызванный во дворец Платов, на вопрос царя: "Знаешь ли ты дорогу к Индии?", ответил: "Так точно, Ваше Величество!". И этим ответом просто обманул царя. Правительство было против похода. Я полагаю, что при свидании Павел дал Платому и соответствующие средства для совершения похода, а это в сущности и было главное.
            Появившись на Дону, Платов не озаботился даже о том, чтобы собрать образованных казаков, окончивших университет, во главе с историком В. Сухоруковым, чтобы изучить возможные пути следования, по имеющейся в Военной же части Войсковой Канцелярии географической карте.
            Сам он, в смысле географических познаний, был просто невежественным, а показать своё невежество было снижением своего достоинства признанного героя и в сущности свелось к трагикомедии. Платов скомандовал: "По коням!" и 80 полков двинулись. Но о том, что будут есть эти кони и их всадники, он, по видимому, совершенно не думал, вероятно, уверенный в том, что "свет не без добрых людей", и куда он ведёт красоту Дона тоже не думал, полагаясь на то, что "язык до Киева доведёт" и до Индии тоже выручит тот же примитивный, лишённый знаний, язык.
            И мы видим, забытые уже картины времён Батыя, как величественные конные массы 80-ти казачьих полков, переправившись через Волгу, вглубились в обширные пространства сплошных песков, лишённых народонаселения и достаточных кормов для лошадей. Что было захвачено с собой - было съедено. А что же дальше? "Да Бог не без милости, казак - не без счастья!", - успокаивал герой. А этого героя за этот только путь нужно было бы наказать плетью, как он наказывал простых казаков за необоснованно важные проступки. Если взял это направление в обход не только Каспийского моря, но и Аральского с Севера, то имея у себя "Указ Российского императора", содействовать походу, то в голову этого, превратившегося в Дон-Кихота, Платова должно же было проникнуть решение ещё до выступления, мобилизовать имеющийся флот на северных берегах Каспийского моря для подвоза продовольствия, а главное сушёной рыбы, от которой ломились склады, в городе Гурьев, при устье Урала. Этого не было сделано. "Вперёд, родные Донцы!" только и раздавалось спереди, а у этих "родных" от бескормицы падали кони, от голодания казаки болели цингой, терпели от холода, умирали, но всё же шли, шли без ропота. Что же их влекло, что давало силы, какая им рисовалась чарующая перспектива?
            Казаки только спрашивали: "Есть ли в Индии большая река? И Платов, сам того не зная, не моргнувши глазом, отвечал: "Есть да ещё побольше Дона!". Вот эту то "новую реку", вот эту то "новую землицу" для "своей власти", по примеру Ермака и жаждали Донцы, которым до отвращения осточертела рабовладельческая власть Москвы и Петербурга и стала презренна жадная власть продажного Донского дворянства. Чем не дальше от этих паразитов - тем лучше. "Хоть к чёрту на рога, но дальше от окаянных властей", - шептали меж собой казаки.
            Направление самого пути было вовсе не на Индию, а на Китай, через Киргизские степи. Ясно, что невежда в географии Платов, - запутался. По "распроссу" местных жителей, надлежало, обогнув Аральское море, повернуть на Юг, пройти Туркестан, Афганистан, а затем уже и Индия.
            Но как примут эти страны: Хива, Бухара, Туркестан, Афганистан? Никто не мог разъяснить беспутному Платову. А казаки всё умирали, кони падали... Кое-как добрались до р. Иргиз. Напились на тощак водички. Расположились станом. Кое-что принесли киргизы, а также в особенности Казахи - древняя ветвь древнего Казачьего народа от Кавказских гор. И, вдруг, увидели скачущих с Запада казаков с белыми значками.
            "Повелеваю походному войску повернуть назад на Дон - Александр I".
            Сколько погубил казаков, сколько измучились остальные по вине самоуверенного, но безграмотного географически и исторически Платова. Если он не изучал исторических походов полководца татар Сугедая, а особенно Тамерлана, который трижды прошёл через Кавказские ворота, то по этому пути, прихватив Терцев, и надлежало бы идти и Платову, имея в виду, что Персия не оказала бы никакого препятствия, главным образом, потому, что казаки Донские были историческими врагами Турции, а Турция была всегдашним врагом Персии.
            Идя по восточной границе Персии на юг, уже была бы близко и южная граница Индии, непосредственно минуя и Туркестан и Афганистан, прямо к реке Инд.
            Ещё важно и то обстоятельство, что Англия, заняв флотом Персидский залив, высасывала соки из самой Персии. В Индии, разгромив небольшие гарнизоны Англии по Югу, восстановить дружеский, по примеру Ермака, протекторат над независимой, но уязвлённой паразитарной Англией, Индией, Казачьей конной армией было бы легко. И вопрос: Пошли бы обратно с берегов громадной реки Инда и близ лежащего моря Донцы, опять под власть обер-палачей Петербурга и продавшимся ему рабски презренным дворянам? Лично я, зная Дух Казачьего народа, глубоко сомневаюсь. Они остались бы на "новой землице", избавившись бы от немногочисленных при войске дворянчиков и постепенно восстановили бы своё мудрое народоправство, свой древний Казачий "Присуд" - всяк равен всякому, постепенно перевозя оставшихся жён и детей с Дона. Настала бы новая эра для Казачьего народа, куда бы потянулись по зову крови и древник Казахи.
            Я люблю Платова за его безусловную храбрость, снисходительно отношусь к его тоже историческому пьянству по пословице: "Быль молодцу не в укор", но за его безмозглую гибель многих казаков, этой исторической красоты, неповторяемой ни одним народом, а также за нерассуждающую его рабскую привязанность к гнилому трону, любить Платова и прикрывать его явные грехи только храбростью, нельзя.
            Мы все казаки, осуждая всех, кто делал зло Казачьему народу на протяжении его истории, должны исходить только из интересов самого народа  и не останавливаться перед осуждением и своих казаков, делающих тоже зло народу, отбрасывая в сторону пословицу "свой своему поневоле друг". Только тогда восторжествует Правда!
            Судьбе было благоугодно поставить царя Павла на грани двух эпох развития России. Та эпоха яркого радикального самодержавия с рубкой голов, созданная царями Иваном IV Грозным и Петром I Диким отходила на время, как бы, в вечность. Эта эпоха постепенного привития варварской стране некоторого подобия законности, была понятна всему народу, что для управления народом, необходимо временами "людоедство". Эта эпоха, с приходом к власти немки женщины стала заменяться иной окраской лицемерной "оттепелью", привитии иных чужеземных влияний, что высшей задачей человека считают наслаждение и что человек создан Богом для того, чтобы пользоваться мирскими удовольствиями и таким образом Евангелие Христа, они превращают в евангелие наслаждения; бывшую же простоту жизни они считают варварством. Путеводительница этой новой линии жизни вдохнула в душу высшего сословия: своеволие, праздность, жажду наживы за счёт порабощённого народа, разгул и разврат.
            И таким образом, весь тот фундамент, который ещё держался при Иване Грозном и Петре Диком постепенно выветривался, укрепить его путём предоставления крестьянству земли в личное его пользование уже было некому. И государственный дом стал строиться не только на зыбкой почве, но просто на болоте. И мы видим, как при последующих Лжн-Романовых-немцах, этот Дом колебался по вине развращённого высшего класса и наконец к 1917 году рухнуло в...болото!
            Павел попытался было искоренить пороки общества, но пал жертвой. Пытался он также улучшить положение Казачьего народа на Дону. До него дошли слухи большого ропота простой казачьей массы о том, что в эпоху усмирения восстаний Емельяна Ивановича Пугачёва, все эти "усмирители": Платов, Иловайские, Кутейниковы и прочая войсковая старшина, заняв на Дону первые места, развили громадную, колоссальную деятельность по захвату войсковых земель и заселению их крепостными соседних губерний. Екатерина оставила эту хищную старшину в полнейшем покое.
            Во время атаманства Платова, дворянством было захвачено не только войсковых земель, но даже и станичных, самых лучших, свыше трёх миллионов десятин.
            В 1800 году Павел послал для ревизии генерала Кноринга. О этом писал военный инженер француз де-Романо, тоже командированный Павлом для поднятия уровня столицы Дона Черкасска, ежегодно заливаемого наводнениями, так: "Навстречу посланному Павлом Кноррингу, выходили толпы казаков с прошениями. Изверившийся в дворянах простой казак искал защиты в царе. Кнорринг был встречен казаками, как если бы он был спасителем казачьей нации".
            Все благие начинания Павла, в том же году восшедшим на престол Александром I, соучастником гнусного убийства своего отца, были аннулированы, к радости и удовлетворению жадных дворян.
            В эпоху "лежащего" царя Алексея, в Московии жил один из высокообразованных людей Запада, великий славянин Крижанич, оставивший после себя выдающиеся труды советов, как возродить эту "Св. Русь". Он писал:
            "Спроси всех королей на свете, как они понимают свои обязанности и ты много найдёшь таких, которые не смогут объяснить отчётливо, зачем Бог создал на свет королей и зачем дал им власть над народами. Мнят короли, что не они созданы ради королевства и народов, а королевства для них. Они мнят, что их дело только господствовать, повелевать и пользоваться удовольствиями, а не промышлять день и ночь о народном благе. В действительности, каково бы ни было происхождение власти, она ограничена или Божьей волей или волей народа. Эти две цепи связывают короля и напоминают о его долге. Кто не заботится ни о страхе Божием, ни о сраме людском, ни о славе грядущих времён, тот есть настоящий полный тиран. Для короля тиранство - такой же позор, как для воина трусость, для женщины неверность, для дворянина ложь и для богача - кража.
            Наипершая причина силы государства - множество народа. Слабость государства: дурные законы и тиранство, тяжёлые поборы, плохо развитое земледелие, ремёсла и торговля. Богат народ - богат и король; бедный народ - беден и король. Всякий приписан к своему делу и не может оставаться праздным. Только для именитых бояр сделано исключение: после трёхлетней непрерывной службы при дворе или в войске, боярин освобождается до самой смерти от придворной службы и не обязан ни приезжать ко двору, ни даже жить в Москве, если не будет вызван специально".
            Разве могли вразуметь эти пожелания цари лже-романовы и всё их развращённое окружение?
            Решение Павла заключить оборонительный союз с Францией, тоже было аннулировано, что повело впоследствии к войне 1812-1813 г. г. и разгрому России в Крымскую войну при Николае I.
            Александр I, по примеру Екатерины, ввёл такой же этикет при дворе: пышность, роскошь и удовольствия жизни. Про Индию было забыто. По совету окружения Александр спешно послал указ Платову возвратиться на Дон, так как царившая банда убийц Павла бвла в страхе, что уход главных сил Дона повлечёт за собой агрессию Турции на беззащитный Юг.
            Предначертание Павла, по совету Мальтийского ордена, было известно императору Франции Наполеону, тоже члену ордена и он напомнил о этом Александру, предлагая братский союз Франции и России. Во исполнение этого, эти два императора съехались на свидание в г. Тильзите на р. Немане и подписали временный договор, в котором значилось непременным условием всячески содействовать ослаблению могущества Англии, нарушавшей закон равновесия.
            После этого "братского" свидания, что же делает лицемерный Александр I ? Он посылает своего доверенного в Америку и предлагает одному из видных генералов генерального штаба Франции Моро, прибыть на службу в Российскую Армию. Этот генерал Моро был главой заговора на жизнь Наполеона. Впоследствии этот генерал, обласканный Александром, служил в армии, содействовал всячески ослаблению престижа Наполеона и был убит в сражении у Аустерлица
            Чем же ознаменовалось царствование Александра на Дону? Казаки добивались от каждого нового монарха подтверждение своих исторических прав.
            30 августа 1811 года, только на одиннадцатом году Александр удостоил Дон "грамотой": "На Дону, в нижние и верхние юрты нашим (!) атаманам и казакам, войсковому атаману генералу Платову, правительству Войска Донского и всему оному знаменитому войску, нам вернолюбезному (!) в довершение Всемилостивейшего благоволения (!) своего к Донскому Войску. Мы подтверждаем все права (!) и преимущества, в Бозе почивающими (в том числе убитого Павла, прим. автора) Высокими Предками Нашими ему дарованные (!), утверждая Императорским словом (!) нашим ненарушимость настоящего образа его служения, толикого славою покрытого, неприкосновенность всей окружности его служения, толикого славою покрытого, неприкосновенность всей окружности его владений (!), со всеми выгодами и угодьями. Грамотою 27 мая 1793 года утверждённою и кровью отцов его приобретённую".
            Грамота блещет лицемерием. Автономия Дона, возрождённая Павлом, была аннулирована. Земли "кровью отцов приобетённые", как то Приазовье и отторгнутые Петром I Диким: Бахмутский уезд, Богучарский, Ново-Хопёрский, Царицинский не были возвращены. А 27 августа 1810 года, было повеление таково:
            "Войско Донское, в воспоминание высокомонарших милостей (!), ему дарованных, продолжало делать по древним своим обычаям церемонию единожды в год, в день св. Александра Невского (!) составлением воинского Круга с выносом регалий и вычетом в оном Круге Высочайших грамот - привилегий (!) Войска, за отличную службу оному дарованных".
            Это "повеление" ни что иное, как грубое издевательство над великим достоинством Казачьего народа. Какое отношение имени любимца татар Александра Невского к празднеству казаков 10 октября по случаю разгрома Турецкой армии под Азовом, в честь Пресвятой Богородицы и ставить прислужника татар Александра Невского выше Богоматери лишь за то, что он, при помощи татарских войск, порабощал финские племена, было просто кощунством. А снижение древнего Круга до какого то "воинского круга", лишённого абсолютно народовластия, было грубое оскорбление.
            В 1812 году Дон был подчинён "по монаршей милости" военному министру. Чтобы иметь представление о положении дел на Дону, приведём воспоминания инженера-француза В. А. де-Романо:
            "У казаков Войсковой Атаман имеет все преимущества. Он - военный и гражданский правитель. Резиденция его почти в 2 000 верстах от метрополии. На подобном расстоянии деспотизм развивается, голос Истины подавляется или отклоняется от должного пути так, чтобы он не достиг цели. Недовольство казаков атаманом не могло достигнуть трона (да и трон то порочен - ком. Автора). Атаман мог послать на военную службу вне очереди, отнять землю. Бедные рядовые казаки, составляющие истинную основу этой нации, выпрашивали оружие и снаряжение по станице, не имея ничего этого, в то время, как всё имущество, скот, земли были поглощены весьма ограниченным числом старшин. В массе Казачий народ подавлен нуждою, в которой он находится, в то время, как несколько десятков богачей всё поглотили и присвоили себе крестьян, лучшие земли, самые выгодные берега рек и притоков, одним словом, все возможности и всю власть. Полная невозможность довести до трона о недовольстве казачьей массы: этому способствуют отдалённость края от имперской столицы и боязнь всесильного атамана, который мог сделать каждого Донца несчастным на всю его жизнь, даже людей из лучших фамилий.
            Несмотря на все затруднения, чтобы уведомить Государя о недовольстве этой нации, горечь продолжает нарастать, чтобы проявиться в удобном случае, каковым явился бы приезд ревизора, всегда ожидаемого. Голос казаков должен был дойти до царя, иначе аозможен взрыв, который разрушит то, что кажется наиболее непоколебимым".
            Просвещённый де-Романо недостаточно, однако, исследовал верхи того трона и если бы и возник "взрыв", то тот же царь прислал бы регулярные войска для подавления случившегося возмущения. А покровительствующее Платовым дворянство усиленно покупало на Урюпинской ярмарке крестьян по 160 рублей "за штуку" и заселяло их на захваченных землях.
            Сенатор Ркнич доносил Александру: "Помещики Рязанской и Тамбовской губерний, забыв священный долг свой и правила чести, отправляли на Урюпинскую ярмарку крестьян и крестьянок, часто в оковах, где и продавали их по одиночке Донским казакам (чиновникам), ибо они одни имели право покупать людей, продавали вместе с товаром, подобно бессловесным скотам: прибыток постыдной сей торговли столь сильно погасил в сердцах помещиков всякое чувство человеколюбия, что дети, лишаясь отцов и матерей, влекутся на жертву покупщиков, а последние остаются стенящими у прежних помещиков".
            "За такой торг, нетерпимый в благоустроенном (!) государстве", писал Александр, помещику Головину "объявить высочайший выговор в присутствии дворянства" и только!
            Да, собственно, какое дело царственному "помазаннику Божьему", немецкого происхождения, до каких то потных, вонючих крестьян-мужиков, коих должно резать или стричь, наследство их из рода в род - ярмо с гремушками и бич", как писал Пушкин. Тогда, как кругом, во дворце пышность, роспись, балы, рауты, яства, вина, цветы, бриллианты, музыка, порхают полные прелести и очарования фрейлены, во главе солнечной красотой молоденькой обаятельной Нарышкиной, прелести которой так услаждают тело венценосного развратника. Другое дело, если бы на ярмарках продавали немцев, то Александр по зову крови, как немец, возвысил бы свой царственный голос и даже заговорил бы о "культуре и цивилизации", а разбирать дела с каких то немытых мужиках - это дело не царя, а урядников.
            При Александре началась эра, воплощённая его "бабушкой", когда под видом начинающегося равноправия и свободы любви, были сорваны с женщины все поэтические покровы невинности и стыда и широким грубым жестом, швырнули современную даму и барышню, надушенную, обнажённую или раздражающе полуодетую на постель, обрекши их отдаваться за туалеты, за бриллианты, за весёлую жизнь.
            О самоуправстве на Дону Платова, рассказывает виднейший из Донских генералов А. К. Денисов:
            "В 1805-1806 г. г. Платов, уезжая в Петербург, назначил его "начальствующим над Войском Донским наказным атаманом, вопреки его протестам. Пришлось в 1807 г. просить высочайшего разрешения уйти в действующую армию, чтобы избавить от "наказного атаманства".      Проект инженера де-Романо о повышении уровня Черкасска не встретил поддержки в Платове. Он решил перенести столицу на высокий голый бугор на Куричьей балке, обуреваемой со всех сторон сильными ветрами, но поближе от своего имения. Тогда как логика сама указывала перенести столицу Дона в станицу Аксайскую, на слиянии Дона с Аксаем и на торговом прямом тракте, соединяющем Москву с Кавказом через Ростов.
            В 1805 году на бугре возник чахлый во всех отношениях Новочеркасск. Жители города не призывались на Войсковой Круг и таким образом воспоминание о былом Казачьем народоправстве теряло свой обаятельный образ.
            Борьба с расколом при Александре продолжалась: "Ослушников с Дона высылали в Финляндскую и Олонецкую губернии, дети от них отбирались и мальчиков отправляли в гарнизонные школы, а девочек - в монастыри. Священники староверы лишались священства; есаул Котельников был лишён чина, а за его порицание священников - никоновцев предан суду и сидел 4 года в тюрьме, а затем заточен в Шлиссельбургскую крепость, вместе с замужней дочерью, а затем в Соловецкий монастырь, где сошёл с ума от тюремной жизни и умер. Это был образованный офицер, оставивший после себя труды по статистическим описаниям.
            Экономическое положение Казачьего народа резко ухудшилось. Снаряжение за собственный счёт на военную службу отягощало бюджет казака. Население Дона вследствие войн на всех фронтах, сильно уменьшилось.
            Участие в так называемой "Отечественной войне", совсем обескровило Казачий народ на Дону. С Платовым ушло 82 полка, из них 60 полков погибло на полях сражений, а возвратившиеся 22 полка перераненные, ослабевшие застали на Тихом Дону плач и смятение, лучшие земли были разграблены дворянами, которые не шли на военную слкжбу, напоминая за себя бедных казаков.
            Война между Францией и Россией возникла исключительно по вине Александра. Он нарушил Тильзитский договор; заранее продал Англии кровь русской "серой скотины" для продолжения роскошной жизни Петербурга, спровоцировал против Франции родственный ему по крови Немецкий народ, а также Австрийский народ, что заставило Наполеона занять своими войсками эти государства: Германию и Австро-Венгрию. На стороне Франции осталась лишь верной Польша, хотя и управляемая великим князем Константином, который был против авантюр Александра. Попытка Наполеона склонить Александра на путь, предначертанный Мальтийским орденом и постараться ослабить Англию, так как она причиняла большой вред Франции, ни к чему не привела. Звеня английским золотом, Александр возмечтал о всемирной славе. Наполеон вовсе не мечтал завоёвывать Россию, но решил наказать лицемера и предателя Александра, и Европейская война началась.
            О героических подвигах Донского походного войска, во главе с Платовым, в русской шовинистической истории умалчивается, как будто казаков в войне не было. Громадную роль Казачьей армии выполнила прикрытием всей русской армии, начиная от берегов р. Немана у города Ковно, способствуя соединению 1-й армии Барклая де Толли и 2-й армии князя Багратиона. Впервые силу казаков Наполеон почувствовал у местечка Мир, где Платов, применив древний рассыпной строй, так называемый "вентерь", с обхватом флангов противника и одновременным ударом с фронта.  Под Миром была разгромлена конница поляков и конная дивизия маршала Мюрата, с захватом знамени и пушек. Русские армии всё время отступали, давая лишь арьергардные бои. Платов, спасая арьергарду, мотался по всему фронту; наконец, видя неспособность руководить армиями Барклай-де-Толли, наговорил ему дерзости и с горя запил, и был отрешён от командования Казачьей армией. Уезжая с фронта, он по дороге встретил князя Кутузова, который ехал принимать должность главнокомандующего. Увидя Платова, князь крикнул: "Куда ты едешь Матвей Иванович?  - В отставку. - грустно ответил Платов. - За что же тебя отрешили? - За пьянство! - Ну, садись со мной в коляску, пьян да умён, два угодья в нём! Поедем исправлять ошибки Барклая".
            Кутузов дал гениальное сражение Наполеону на полях Бородино. Войска, воодушевлённые приездом Кутузова, оказали серьёзное сопротивление, но все редуты были разгромлены французами. Дело обороны клонилось к катастрофе и окончательного разгрома русской армии. Но в этот трагический момент, Платов, стоя на правом фланге, применив пересечённую местность, скрытно ударил на левый фланг Наполеона с обхватом тыла. Казаки, увидя обозы, ринулись на них. Клубы пыли, крики понеслись по полю. Наполеон, был в то время на левом фланге и, увидя несущуюся казачью конницу, со своим штабом ускакал к середине своей армии, отдав приказ прекратить дальнейшее наступление. Наступила ночь. С утра Наполеон предполагал начать снова атаку, но Бородинские позиции оказались пустыми. Кутузов узнав о больших потерях, под покровом ночи, приказал спешно отступать к Москве.
            Как же ура-патриоты описывают эти жуткие моменты последних Бородинских схваток? Во первых, они совершенно умалчивают о атаке Платова на левый фланг Наполеона и на обозы, где попал даже в плен к казакам повар Наполеона и некоторые чины интендантства. Умалчивают и о том, что Наполеон приказал остановить наступление до следующего утра. И рисуют для прославления "христолюбивого воинства" так: "когда редут генерала Раевского был разрушен и взят маршалом Коленкуром, то, видя трагическое положение, начальник штаба генерал Ермолов остановил отступающих солдат, крикнул им: "Вперёд!" и стал бросать в толпу солдат пригоршней георгиевские кресты; солдаты воодушевившись ринулись в штыки и отбросили Коленкура".
            Где, когда, во всех армиях Мира, начальники штабов во время штыковых атак, таскали за собой мешки орденов, чтобы их пригоршнями бросать в толпу солдат. Это просто высосанный из пальца ложный вымысел, обычно "клюква" похвальбы, недостойная серьёзного внимания.
            Русские коммунисты, следуя примеру своих предков, московских лжецов историков, в учебнике истории СССР, предназначенной для их молодёжи, будущих граждан, говорят о Донских казаках, что они в войну 1812 года, выставили только 7 000 казаков и дали ещё 150 человек партизан, больше о них ничего не сказано. Но Платову, Казачьему вождю, прославившемуся на весь Мир, места в учебнике СССР не оказалось. Перечислены лишь герои: Кутузов, Барклай, Багратион, Давыдов, Дохтуров, Раевский и партизаны: Фигнер, Сеславин и даже старостиха Василиса Кожина. А о казаках спасших совершенно разгромленную армию Кутузова при Бородино, оставшуюся без снарядов и орудий, потому что они были захвачены французами 25 и 26 августа, абсолютно умалчивается, сказывается историческая казакофобия "великороссов".
            Каково же количество воинов дала вся страна Россия? 300 000, из них участвовало в сражении при Бородино 112 000. А сколько же участвовало Казаков в этом сражении? - 45 000, - это от одной лишь "губернии". Такой колоссальный процент - ясный показатель величайшей напряжённости сил Дона.
            А во имя чего? Чтобы от Правителей России получить чёрную неблагодарность! Перейдём к цифрам. Казаки генерала Платова за компанию 1812 года взяли трофеев: 10 генералов, более 1 000 офицеров, 90 000 солдат, 546 пушек, 30 знамён, свыше 60 пудов серебра (пожертвовано Казанскому Собору в Петербурге), 11 пудов пожертвовано Донскому монастырю Платовым, а для Донского Собора - нуль !
            Проводить дискуссию с "великоросскими" шовинистами бесполезно, а поэтому приведём мнение самой же тогдашней власти: - выдержка из письма царя:
            "8. 1. 1813 г. Граф Сатвей Иванович! Вы собственным Вашим лицом и вообще всё Донское воинство многоучаствуете в славе истребления врагов и в спасении от них отечества. Заслуги Ваши и подвиги подначальственных Вами казачьих войск пребудут незабвенны (!). Имя их сделалось страшно неприятелю. Александр.".
            Письмо главнокомандующего Барклая де Толли к генералу М. И. Платову:
            "Милостивый Государь мой, в сие достопамятное время не было ни одного случая, где бы герои Длонские не блеснули и подвигами военными и подвигами патриотическими; не было битвы, где бы они не восторжествовали; не было трудов, которых бы не преодолели; не было нужд, коих бы они не перенесли, и почитая лестным в память потомства, что я имел честь быть свидетелем достославной службы их на пользу своего и чужих народов. Брюссель 24. 6. 1814 г. граф Барклай де-Толли".
            Граф Бенкендорф писал: "Когда изучают кампанию 1812-1814 г. г., то беспристрастная справедливость заставляет признать, что беспрерывные услуги, оказанные Казаками, много превосходят то, что могли ждать от них. Вследствие трёхлетних сражений и злоупотреблений (подчёркнуто автором письма), о которых было уже отмечено, самое большое 12 000 из этих воинов увидело свою родину, это были остатки от 82 полков".
            Интересно отметить и то обстоятельство, что для собственной охраны Александра было поручено Донским казакам охранять, в лице лейб-казачьего полка, - "великороссам" сам царь не доверял.
            Переводчик-француз докладной записки графа Бенкендорфа на имя Александра, изданной на французском языке, под названием: "DesCosaguesetdeleurutilistealaguerre" (Казаки и их использование в войне): "пытались внушить презрение к Казакам, но тем не менее принуждены были признать, что Казаки мощно содействовали разрушению самой грозной и самой опытной в войне Армии. Достаточно только прочитать военные сводки за 1812, 1813 и 1814 г. г., якобы убедиться в этом, даже не считаясь с тем, что сводки эти часть правды замалчивали. Я всегда испытывал желание", - пишет Бенкендорф, - "отдать справедливость, которую это неоценимое войско заслуживает. Великоросское же офицерство распространяло про Казаков слухи, что они способны только к грабежу и к преследованию неприятеля и что они даже рождены без храбрости (!). Эти офицеры достойны презрения, как "декламаторы".
            Разрушение армии Наполеона производилось главным образом Казаками, так как русская армия шла только следом, не вступая в бой с французами.
            Начальник Штаба Наполеона, генерал Моран говорит, что "Казаки для защиты России сделали больше, чем вся её армия". (Приходится пожалеть).
            Эжто подтвердил и сам великий полководец Наполеон, сказавши:
            "Дайте мне Казаков и я завоюю весь Мир".
            И от этого, безусловно, ничего бы Мир не потерял, ибо Наполеон был сыном революционной Франции с идеей возродить народы к просвещению и искоренинию рабства. Судьбе было благоугодно, чтобы этот "Мир" погубил гениального человека, а вручил продажным развращённым пешкам гасителям свободы народов Запада и Востока.
            В библиотеке в Париже, во Франции, существует книга, написанная виднейшим французским кавалерийским генералом де Брак. Этот доблестный генерал писал:
            "Упоминая о Казаках, я указывал вам на них, как на совершенный образец. Я снова подтверждаю то, что было сказано мною раньше. Некоторые офицеры, не участвовавшие в войне или участвовавшие в ней на аванпостах, считают своей обязанностью презрительно отзываться об этой кавалерии, - не верьте им! Несправедливость к своему противнику есть всегда дурная и ложная политика, и лучший способ для обогащения себя боевыми знаниями заключается не в злословии, а в наблюдении. Спросите мнение, составленное о Казаках нашими военными знаменитостями, каковыми являются маршалы: Моран, Ляллеманг, Понсол, Кольберг, Ламарк. Спросите наших неустрашимых командиров: д,Омения, Фарио, спросите настоящего боевого офицера, и они скажут вам, что лёгкие кавалеристы, подобно казакам, окружают свою армию бдителей и непроницвемой сетью и, защищая её, вместе с тем утомляют неприятеля, постоянно нанося удары и лишь редко сами подвергаются им.
            Ла-Валетт писал: "Казаки были оружием, которое делало войну чрезвычайно опасной, в особенности для офицеров, назначенных на рекогносцировки.
            Многие из них и преимущественно офицеры генерального штаба, предпочитали доставлять свои рапорты, основывая их на показаниях крестьян, чем подвергаться вдали нападениям казаков. Таким образом, император уже не мог знать Истины.
            Вы видите, что гений императора парализуется деятельностью Казаков.
            Генерал Морат говорит: "Но эти конные народы, не знающие ни правильных подразделений на части, ни равнения, не знают вообще столь высоко ценимого порядка и стройности. Они (Казаки) ездят, прижав колени к лошади, ногами упираются в стремя, как опору при рубке так, что они могут наклонять корпус вперёд для нанесения удара и отшатываться назад для избежания последнего. Лошади их, приученные так, что могут с места броситься в карьер и сразу же остановиться на карьере, усугубляя их ловкость и как бы составляют с ними одно целое. Люди эти казаки постоянно бодрствуют, двигаются с замечательной быстротой, имеют ограниченные потребности, а в их умах зарождаются одни лишь воинственные мысли.
            Казаки, нашествие которых обозначалось страшными опустошениями и которые, быть может, в скором времени изменят участь многих народов".
            Погубили эту красоту цари, их развратное окружение и казачье дворянство.
            Генерал де-Брак продолжает: "Движение великой французской армии было замедлено Казаками; отрезав её от всякой помощи, они беспрестанно с остервенением нападали на её фланги, подобно рассверепевшим пчёлам, бесчисленные уколы коих замучивают и обессиливают льва.
            Какое чудное зрелище представляла наша европейская кавалерия, раскинувшая свои линии на берегах Немана, блистающая сталью и золотом на солнечных лучах июньского солнца и сияющая пылом и храбростью! Какое горькое воспоминание оставили по себе те бесполезные, истощавшие её маневрирования, которые она употребляла против Казаков, прежде презираемых, но сделавших для спасения России (а для своей гибели) больше, чем вся армия этой империи. Ежедневно  на горизонте, растянув свою линию на громадном пространстве, а их ловкие наездники смело подскакивали чуть ли не к самым нашим шеренгам; мы строились, шли на эту линию, но когда уже совсем подходили к ней, она исчезала, и на горизонте снова виднелись одни лишь берёзы да сосны, но час спустя, когда лошадям уже дан был корм, атаки Казаков начинались снова. И таким образом, самая лучшая, самая храбрая кавалерия наша была замучена и изнурена людьми, которых они не считали недостойным для себя противником, не которые между ием одни могли спасти государство, нашедшее в них истинную опору и единственных освободителей. К довершению нашего огорчения нужно прибавить, что наша кавалерия была многочисленнее Казачьей, она была поддержана самой лёгкой и доблестной артиллерией, составлявшей ужаснейшее из когда либо существовавших орудий смерти, кроме того, следует заметить, что её начальник - образец храбрости - поддерживает каждое своё движение самой неустрашимой пехотой. И, несмотря на это, Казаки возвратились, покрытые Славой, с богатой добычей на плодородные берега Дона, между тем, как поля России были усеяны трупами и оружием наших воинов, столь доблестных, неустрашимых и столь преданных славе нашего отечества; вот что значит организация, вот в чём заключается тайна побед Чингис-Хана и Казаков! Генерал де-Брак.".
            Когда читаешь кристально-прозрачные строки благородного и доблестного "врага", то невольно проникаешься к нему чувством братского уважения, и в свете его рыцарского благородства душа проникается человеческой любовью к окровавленной прекрасной Франции - светочу великих идеалов, и вместе с тем растёт чувство негодования и презрения к "великорусскому" офицерству за его гнусную ложь в адрес красоты Дона Казачьему народу.
            Конечно, просвещённый генерал де-Брак всё же не углубился в изыскание Истины о том, что двадцать два полка из 82-х возвратились без всякой богатой добычи потому, что генерал Платов передал её жадному Петербургу и что Казаки возвратились на свои самые худшие участки земли, а лучшие были расхищены дворянами, и что за великие подвиги лицемерный царь Александр лишил Казаков Дона прав древнего самоуправления, прислав своих комиссаров расхищать вместе с дворянами Казачье добро.
            А если и бились казаки с достойными французами, то только, чтобы не помрачить свою древнюю Славу. Казачья слава была идеалом всей трёхтысячелетней жизни Казачьего народа, который не создавал себе богатых дворцов, музеев, предметов искусств и прочего, но честь и славу ставили выше всего.
            Кто же остался в выигрыше из этой мировой бойни?
            В громадном выигрыше оказалась, не пролив ни единой капли крови, богатая владычица морей Англия, кровью казачьей, проданной за золото Александром, достигшей апогея могущества.
            А выиграли ли что либо Казаки из этой войны? Нет, они только проиграли, погубив массу своего Казачьего народа с Дона.
            А царь Александр I, набив карманы английским золотом, живёт в своё удовольствие, забыв совершенно о нуждах своего народа. Красота Нарышкиной и других дам, после недолгой разлуки, ещё более обольстительнее стала, пиры, танцы, музыка, вино, разврат...пока не наступит скорая мифическая смерть в Таганроге.
            До некоторой степени, по окончании войны с Наполеоном, достаточно повеселился и граф М. И. Платов. "Благодарная" лицемерная Англия пригласила его , воина всемирной славы, быть гостем великой Англии. Поехал Платов вместе с неразлучным во время всех походов урядником Землянухиным, а этот казак действительно герой-богатырь, никогда не разлучался со своей пикой, на коей было немало зазубрин от шашечных ударов французских кавалеристов.
            Так и стоял Землянухин на палубе английского корабля со своей пикой, время от времени, потягивая виски, из подносимых стаканов дежурным по кораблю.
            Высадившимся на берег нашим героям была подана королевская карета, запряжённая цугом белыми лошадьми. Карета была крытая. Внутрь уселись Платов с Премьер-министром, а для Землянухина, который обязан быть неотлучно от "Матвея Ивановича", как он величал вслух генерала, с пикой, являлось затруднительным, но сметливый урядник вышел быстро из положения: наклонив пику в открытые дверцы, он проткнул пикой верх кареты и важно уселся сзади высоких господ. Английская публика, собравшаяся на берегу, разразилась громом рукоплесканий и криками: "О`кей Казак!".
            Были торжественные обеды, ликования многочисленных толп народа, беседы с высокими людьми Лондона. На одном из пиров, подпив "маленько" Землянухин, сочным баритоном, знаток пения, затянул: "Поехал казак во чужбину далёкую, на своём верном коне вороном". Англичане в восторге пришли в такой азарт, что рукоплесканиям и овациям не было конца. В общем казуня не ударила лицом в грязь, а стала выше толпы.
            Провожали гостей многочисленные толпы народа. Героям были подарены две коляски на рессорах, запряжённых прекрасными лошадьми. В коляску к Платову села, влюбившаяся в него одна "лэди", а к Землянухину - другая. И так наши герои, не спеша ехали по всей Европе, попивая заморские вина, но больше их тянуло к...водке; в расходах не скупились, получивши от Английского казначейства "на чай" за пролитую алую кровь Казачьего народа.
            Платов привёз, к своему стыду, "лэди" в столицу Дона Новочеркасск, омрачив патриархальный образ жизни народа. Землянухин тоже привёз свою "кралю" в станицу, но жена, увидев "срамоту" мужа и позор своих детей, не растерялась, схватила кочергу и с криком: "Вон из моего куреня, шкура барабанная", выгнала её за ворота. Пытавшийся Землянухин защитить "несчастную", получил такой удар Палагеи Филипповны кочергой по голове, что сразу выскочила шишка в гусиное яйцо величиною и, похмелье разом исчезло, страсть утихла и он почувствовал, что в станице не исчез "Донской Присуд".
            Впрочем, Дон простил Землянухину его неверность супружеского обета за его храбрость и за его любовь к своей пике. Эта пика для назидания военным поколениям, хранилась на видном месте в Новочеркасском военном училище. Многое Дон простил и Атаману Платову, способствующему всемирной Славе Казачьего народа, но расхищением народной, густо политой Казачьей кровью земли, простить не мог ни при жизни, ни после смерти. Обогащать и без того разжиревших дворян, в то время, как народная масса, доведённая военной службой за собственный счёт до крайней бедности, было просто преступлением.
            Всем, не только казачьим офицерам, но и неказачьим, за исключением "великороссов"-шовинистов, при изучении войны 1812 года, ярко бросается в глаза то обстоятельство, что князь Кутузов, отступив от Бородино, абсолютно не стал защищать Москву и даже запретил оставлять в ней какие-либо воинские части. А повернув от Москвы на Юг, в течении долгого времени не проявлял никаких военных действий, жестоко осуждая горе-патриотов пьяного градоначальника Растопчина за его гнусный приказ сжечь Москву.
            Больше того, когда ему досаждал Платов атаковывать Наполеона около Москвы, Кутузов оставил его не у дел и отослал его на отдых на Дон. А когда Наполеон двинулся на Запад, то Кутузов не спеша, двигался вслед, не давши ни одного сражения до самого Вильно. Чем это объяснить такое, казалось преступное бездействие, тем более, что неслись повсюду слухи об "измене" Кутузова?
            Князь Кутузов был одним из просвещённых людей того времени, он был видным членом тайного Мальтийского ордена, таковым же членом был и Наполеон. И они оба ясно понимали, что для политического закона равновесия, нарушенного богатой Англией, надлежал прочный союз Франции с Россией, и договор Наполеона с Александром в Тильзите, Кутузов приветствовал.
            Когда же Александра охватила мания величия стать победителем гениального полководца и заслужить перед толпой всемирную Славу, то он провакационно развязал войну, продавшись Англии, то Кутузов безуспешно пытался отвратить эту преступную авантюру. И когда армия стояла в бездействии,прикрывая Южные дороги на Тулу и Калугу, то в переписке с Александром, Кутузов вновь напоминал, что разгром Франции приведёт к ещё большему могуществу Англии и что это отразится гибельными последствиями для самой России, ибо поставив на колени Францию, гордый Альбион все свои сильные денежные средства направит на полное обессиливание России, подкупая Польшу, Венгрию, Турцию и Кавказ. Это предвидение Кутузова вполне оправдалось, когда русские войска в Крымскую войну были разгромлены союзниками во главе с Францией при Николае I. И по этому Кутузов советовал Александру не идти на поводу Англии, а предложив Наполеону отходить без боёв до Ковно, заключить почётный мир, то есть вернуться к эпохе Тильзита.
            На этот благой Совет, Александр ответил чрезвычайно глупым мальчишески задорным манифестом о том, что он, "Самодержец Всероссийский, царь Польский и великий князь Финляндский и прочее и прочее отпустит бороду, отступит даже с армией в Сибирь, но не заключит мир с Наполеоном".
            Таким образом, для русской армии была поставлена альтернатива: или идти в Сибирь за царской бородой или бесплодно, претерпевая жестокие морозы, превратиться в царскую парикмахерскую.
            Наполеон, безусловно, знал о мыслях Кутузова и решил спешно идти к западным границам России, надеясь на мир для дальнейшего обессиливания предательской Англии.
            Александр принял командование над армией. С генералом Орловым-Денисовым он прислал Платову инструкцию "денно и ночно преследовать раненого льва Наполеона".
            В г. Вильно  произошло свидание Александра с Кутузовым, при котором зазнавшийся Александр оскорбил умнейшего фельдмаршала. Хроника говорила, что Кутузов якобы, простудившись, - умер в Вильно, но та же хроника указывала на присутствие у постели простудившегося обер-медика царя...
            Уже, будучи в Париже, Александр понял свою роковую ошибку, продавшись Англии, после своих бесед с мальтийцами, членом которых был также Александр, и по этому он приказал всё захваченное оружие вернуть Франции и никакой контрибуции на французский народ не налагать. Мрак души охватил Александра. Тень убитого с его соучастия отца Павла, тень оскорблённого им Кутузова, умирающая его жена от скорби за его распутство, всё это наложило свою печать на его красивое лицо. Последний его жест был поехать на воды в Таганрог и утешить там находящуюся жену, чтобы мифически исчезнуть со страниц истории.

ДОНСКОЙ АТАМАН АНДРИАН КАРПОВИЧ ДЕНИСОВ

            Генерал-лейтенант А. К. Денисов - соратник походов Суворова, являл собой полную противоположность неугомонному и порой несправедливому Платову. Поскольку последний старался подвести Дон под обще-имперскую политику и её законы гражданского управления, Денисов по своему образованию, уму, демократическому самосознанию и любви к историческому прошлому своего Казачьего народа, стоял несравненно выше Платова.
            Он болел душой при созерцании постепенного ухудшения положения Дона. И когда 70 000 казаков с Платовым ушли к Ковно, то он, чтобы утешить народ, стал объезжать грустные, осиротелые станицы и как он в своих записках писал: "дабы в оных поселить хотя бы некоторое утешение, потому что оставшиеся - сущие старики, жёны и дети - наполняли воздух стенанием и плачем".
            В 1818 году граф М. И. Платов умер. На место него Александр I назначил А. К. Денисова Атаманом Дона.
            Перед Денисовым стояла жгучая не терпящая проволочки задача создания твёрдой правовой организации, восстановления расхищенной земельной собственности народной земли дворянами, с которыми у казачьей массы стали отношения обострённые.
            Нужно было размежевать земли казачьих станиц с населённым крепостным крестьянством, упорядочить наряды на службу. Каждый начальник делал по своему. Некоторые старались вводить даже армейские построения и обмундирование, возникал армейский "цук" на вытяжку, поворот на 180, узкие мундиры. Казаки роптали, что их учат "не по древнему"... Имея всё это ввиду, Денисов послал доклад о создании Комитета из 4-х членов, для выработки правовых законных норм.
            Александр дал своё согласие, но прислал на Дон своего генерал-адъютанта Чернышёва и в помощь ему гражданского чиновника статского советника Болгарского. И действительно Чернышёв громил донских дворян и доносил царю, что "Донской народ (он называл казаков народом) угнетён беззакониями всякого рода и что этот народ полагает всю свою надежду только на нас" (то есть на Чернышёва и Болгарского).
            И в то время, как Чернышёв выступал в роли защитника рядовых казаков, член Государственного Совета генерал-адъютант Васильчиков писал:
            "Несогласие, ныне между донскими дворянами и казаками существующее, по мнению моему, полезно для правительства; например, как единодушие в войске, столь многочисленном, необразованном (!) и отдалённом от должного (!) наблюдения, может иметь невыгодные последствия...".
            Среди Казачьего народа создалось расслоение социальное в смысле землепользования и сословное на дворян и простых, некогда единого целого. Самодержавие, умело пользуясь этой рознью, парализовало стремление к единству, которое могло бы стать опасным для рабовладельческой России. Даже казакофом поляк Броневский, в своей "Истории Донского Войска", назвал дворян "даровыми полицейместерами".
            Учреждение Комитета Атаманом А. К. Денисовым, вызвало страшное негодование всего донского дворянства, которое начало искать поводов к уничтожению Атамана Денисова. Повод нашли. Так как войсковая казна, после опеки её дворянством во главе с Платовым, оказалось пустой, то чтобы её пополнить, Атаман Денисов сдал на откуп винную монополию, существовавшую от 1775 до 1800 годов и понеслись грязные доносы в Петербург на честнейшего и чистейшего душой А атамана А. К. Денисова, со стороны гнусных дворян. По поводу этих доносов, царь писал: "Уверен в том, что Вы, как начальник в Войске, не позволите распускать неправильных толков людям неблагонамеренным внушениям об истинной цели занятия Комитета, Вами учреждённого и мною утверждённого".
            М Александр продолжал: "Я не могу не поставить Вам на вид множество жалоб об постоянном управлении Войска Донского, доходящих к Правительству от крестьян, поселённых на войсковых землях. Жалобы сии, вероятно, происходят от жесткого обращения с ними помещиков и непомерного их изнурения работами. Я надеюсь, что Вы искорените это зло и займётесь в Комитете рассмотрением оного".
            Какое же, однако, лицемерие царя: он же учредил дворянство, он же дал право этому дворянству покупать крепостных по 160 рублей "за штуку", он же разрешил поселять этих крепостных на похищенных войсковых землях. А Денисову, не имевшему прав разогнать эту дворянскую банду или даже лишить их дворянского сословия, глава государства указывает "искоренить зло", то есть превратить злодеев в ангелов. Атаман произвёл следствие и донёс, "что крестьяне не изобилуют хлебом, но бедности нет, и что крестьяне впали в бедность от ленности и пьянства: на господ же они работают только три дня".
            Получив рескрипт от Александра о доносах и крестьянах, Атаман А. К. Денисов, по видимому, чтобы покрыть всю лицемерность правительства, разослал копии этого рескрипта по станицам, как и полагалось это по древним обычаям. И восстание крестьян, поверивших, что о них беспокоится сам "царь-батюшка", поднялось почти во всех местах их расселения по дворянским имениям
            Чернышёв ввёл регулярные войска в пределы Дона и жестоко подавил восстание, ему чрезвычайно усердно оказывали помощь донские дворяне.
            В своём последнем рескрипте, на имя Атамана А. К. Денисова этот "Маккиавели" обвинил Атамана: "Огласка в непристойном виде Указа моего от 10 декабря 1819 года, было главною причиною столь необычного развития духа неповиновения и своевольства между помещиками и крестьянами и слабости мер против сего зла падают на Вашу ответственность, а также Вашу борьбу в Комитете за простое казачество".
            Итак, для Петербурга нашёлся "козёл отпущения".
            Уволенный от должности А. К. Денисов был отдан под надзор полиции, имущество его было описано в казну и сам он еде был отпущен на некоторое время в свой хутор и в 1837 г. тщетно ходатайствовал о прекращении его "дела".
            А, ведь, всю свою жизнь, Денисов, командуя дивизией в составе войска Суворова, провёл для величия России и как эта развратная власть лже-романовых отплатила ему чёрной неблагодарностью!
           
      
СЛАВНЕЙШИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ВАСИЛИЙ ДМИТРИЕВИЧ СУХОРУКОВ

            В. Д. Сухоруков родился в семье зажиточного старшины. Это был один из высокообразованейших и талантливых донцов своего времени. Окончил блестяще Московский университет, он по правилам военной службы той эпохи, вступил в ряды, был произведён в офицеры. Будучи сотником в "Отечественную войну", он был ранен и на излечение оставлен в Германии, где прослушал в тогдашнем знаменитом Гейдельбергском университете, давшем много знаменитых людей, полный курс. Всё творчество известных мировых людей было ему известно. Пришлось побывать ему и в революционной Франции, и сравнить жизнь Запада с немытой Россией.
            Прибыв на Дон, В. Д. Сухоруков был привлечён в 1819 году Донским Атаманом А. К. Денисовым, духовным защитником Казачьего народа, к делу всестороннего описания "Земли Войска Донского". Им было составлено: "Статистическое описание Всевеликого Войска Донского" с 1821 по 1827 г. г. . Он работал над "Историей Земли Донской", основанной на первоисточниках. До него была написана история Дона директором народных училищ Донской области Алексеем Поповым в 1812 году, который назвал, преемственно от древних времён пребывание Казачьего народа в пределах Северного Кавказа, территорию Дона "Казакией".
            Для написания истории, В. Д. Сухоруков использовал дела: турецкие, Крымские, ногайские, персидские, малороссийские, Донского музея и архивов Москвы, помощниками его были молодые офицеры: Кучеров, Кушнарёв, Попов и другие, совершившие объезд архивов, Астрахани, Царицина, Дубовки, Ростова, Ново-Хопёрска.
            Когда эта святая казачья молодёжь, окончившая университет, собрала материалы, то читая их, перед ними открылся неверомый мир были казачьей красоты вольности, свободы, независимой Казачьей республики, о которой в памяти Донцов оставались лишь предания.
            1825 год был овеян революционным выступлением в первый раз в рабской России "декабристов" - главным образом иностранного происхождения, которые узнали о республиканском прошлом Дона от В. Д. Сухорукова.
            После того, как правительство "благословенного" угробило, обаятельного Донского Атамана А. К. Денисова, В. Д. Сухоруков работая при его заместителе А. В. Иловайском, для которого он составил записку на имя царя Николая I следующего содержания: "Осмеливаюсь повторить, что Донскому Комитету, приступая к сочинению закона, необходимо надлежало иметь в виду полный свод постановлений и обычаев, ибо тогда только он ясно мог бы видеть, что именно в существуеющем порядке вещей нужно дополнить, изменить, или вовсе уничтожить, сообразно духу и нравов народа. Но он с первою его ошибкой соединил другую, а именно: об обычаях, имевших на Дону силу закона, он не сделал даже вопроса и вовсе не имел их ввиду. Единственно от сего произошли погрешности, допущенные в правилах о станичном правлении и об управлении калмыками, ибо оные основаны доныне исключительно на обычаях, освящённых временем. Не сохранить их - значит потрясти права и привилегии Донских обитателей, наиболее сего неминуемо ожидать надлежит от допущенных изменений в станичном управлении. А поэтому, приготовленное положение для Донского Края ещё рассмотреть с большим вниманием, членам, избранным всем войсковым обществом".
            Иловайский в записке Сухорукова обвинял также генерала Чернышёва, председателя "Комитета" в неисполнении высочайшей воли и это было начало конца Иловайского. Записка его, особенно после жестокого разгрома Николаем I декабристов, звучала особенно сильно. Царь передал эту записку Чернышёву для отзыва.
            И вот что писал зазнавшийся Чернышёв, к стыду сказать казачьего происхождения, и он писал: "Атаман, осуждая состав и порядок занятий Комитета, бывший, по словам его, главною причиной недостатков в самом порядке положения, и испрашивая дозволения пересмотреть оный на Дону, явно присвояет небывалое в России право избрания доверенных членов общества или народных представителей, которые бы, составляя для себя законы, находились в непосредственном отношении к Государственному Совету; себе же лично присваивает наименование "правительствующего".
            В государстве, где всякий закон и всякое начальство проистекает от единой самодержавной власти Государя, подобные присвоения и даже самые мысли об оных, не должны быть терпимы, наипаче в лице начальника военной (!) области, где безмолвное (!) повиновение есть существенная основа (!) всех действий. Доселе, в России ни одна область не имела права (!) избирать представителей. Нигде (!) и ни в какое время (!) не было допускаемо у нас право избрания представителей, как бы сами для себя составляли законы и находились в непосредственных сношениях с государственным советом".
            "Между донскими чиновниками", - продолжал Чернышёв, - "особенно зажиточными и имевшими власть, кои с некоторого времени подстрекаются суждениями обучавшихся в университетах всегда замечались мечтательные мысли насчёт самостоятельности их отчизны, но сие частное и чуждое (!) для общества, заблуждение должно было исчезнуть. Если же сам начальник начинает говорить в сём духе, то мнение его делается опасным и не может быть допущено и со временем превратилось бы в вольнодумные".
            7 июня 1827 года Иловайский был уволен. Назначено следствие, во главе графа Гурьева и жандармского полковника Шамина.
            По решению суда Иловайский, Шумков, Егоров уволены со службы, а Баладин лишён чинов. Это была расправа Чернышёва, за что он удостоился графского достоинства. После этого предстояло расправиться с "обучающимися в университетах".
            Правительство не доискалось о связи Донского кружка с декабристами, но Чернышёв был уверен, что источник о автономии Дона исходил от В. Д. Сухорукова.
            В январе 1827 года от В. Д. Сухорукова потребовали представить опись всех находящихся у него актов, а также чистосердечно и откровенно объяснить не было ли когда нибудь с актов, относящихся до привилегий Дона выдано кому либо копий по службе.
            В феврале 1827 года, наказной атаман Андрианов предписал, под страхом строжайшей ответственности, сдать все дела и бумаги.
            27 июля В. Д. Сухоруков сдал все акты, материалы, беловые и черновые тетради, составленной уже статистики и Истории и все без исключения записки. Немедленно, вслед за тем, он был отправлен на службу в отдельный Кавказский корпус. Через три года его послали в Финляндию, на три года, после чего он с трудом был выпущен на льготу с 1836 по 1839 г. г., а затем снова на Кавказ и лишь через год, по расстроенному здоровью, вышел в отставку.
            Чернышёв, до самой смерти Донского историка, зорко следил через своих шпионов, из донских дворянчиков, не давая ему долго пробыть в одном месте и получить какую либо службу при штабах, кроме строевой (авось в сражениях и погибнет политический враг).
            Историю В. Д. Сухорукова передали на пересоставление поляку Броневскому, изменившему своей родине Польше и продавшему своё перо историка рабовладельческой лже-романовской династии и этот лжец так "пересоставил" историю, что от неё несло гнилью и пошлостью: в этой "Истории Войска Донского", он вывел Казачий народ на Дону из... "беглых русских холопов!" И этот "труд" - истинная халтура, была перепечатана и преподнесена графу Чернышёву, Николаю I и наследнику Александру, за что удостоился великих милостей, орденов и поместье с "великорусскими" рабами.
            К сожалению о этом замечательном казаке в исторических изысканиях Донцов, нет объёмных биографических данных, а каждый читатель, ведь, кроме "учёности" своего героя, старается заглянуть в его святая святых, окунуться в глубины его души.
            А посему, я вношу маленькую частицу о жизни нашего бессмертного историка из тех рассказов, которые я слышал от своего родного деда Андриана Петровича Коноводова.
            Вот этот пересказ:
            "Одно время Василий Дмитриевич Сухоруков командовал нашей сотней, в которой я был вахмистром. Мы знали о нём, что он по повелению царя Николая I - "ссыльный" как бы "по волчьему билету", знали и причину ссылки, - это написанная им История о вольности Дона. И по этому, мы льнули к нему, окружали его душевной теплотой, охраняли в сражениях с черкесами и старались создать для него душевный покой своей сыновьей и братской любовью. Мы замечали неоднократно, что он тоскует и когда не было военных действий, то он скучал, грустно напевая им же написанную песенку:
            "Ай! Загорелася во поле ковыль травушка,
            Да не знаю, братцы, отчего?
            Ай! Да не от тучи, братцы, не от грома,
            А от казачьего ружья..."
            Обычно он выходил из палатки, садился на стул и подолгу любовался на красоты долин и гор Кавказа. Иногда брал карандаш и лист бумаги, зарисовывал пейзаж, а иногда, вдруг, не окончив начатой картины, вскакивал, обращал взоры на Север, вздрагивал и часами ходил вокруг стоянки сотни.
            Что бродило в его душе? Как глубины моря не видны, так и глубины души необъятны для постороннего глаза. Мучило ли его сердце затаённая места, рисовались ли ему прелестные картины родной ароматной Степи, болела ли его скорбная душа о людях, которые не понимают друг друга, убивают, проливают кровь, как и эта бесконечная преступная война рабов против свободолюбивых детей прелестного Кавказа?
            Когда я, как вахмистр сотни (других офицеров не было) замечал, что родной командир охвачен грустью и тоской, то подходил к нему и говорил: "Два казачёнка вызывают Вас В. Д. На бой!". Он, вдруг, как бы перерождался: грусть покидала его одухотворённое лицо, глаза принимали цвет вспыхнувшей зари, в зрачках появлялась затаённая усмешка.
            В. Д. Сухоруков был прекрасный фехтовальщик. Он шёл в палатку, брал кизиловую палочку и выходил в одной рубашке с засученными рукавами, как полубог на "битву".
            Он был высок, строен, с узкой талией, широкой грудью, лёгкий в движениях, как барс; лицо чистое, слегка смуглое; нос с горбинкой, волосы черноватого шёлка, слегка вьющиеся, немного уже посеребрённые, носил он и красивый казачий чуб; а глаза? - какие-то бархатные с поволокой, с какой-то как бы женской ласковостью, окаймлённые длинными ресницами. Глянешь на эти глаза - и оторваться не хочется, так бы и смотрел и пил бы из них и ласку и глубину...грусти!
            "На бой скорее!" - кричали задорные казачата, и начинался бой - потеха. Приняв надлежащую позу на слегка согнутых ногах, вытянув правую руку с палочкой, он выжидал двух "врагов", тоже вооружённых палочками. Соперники подходили тоже на подобии молодых барсов, стараясь нанести удар сильному барсу. А он вперив взор в их глаза, как будто читал в них решение куда взмахнуть палочку, по голове или бокам и отражал удары молниеносно, то отскакивая назад, то вновь наступая на своих ногах, как пружинах, иногда выбивая палочки из рук "врага".
            Очень редко получал Василий Дмитриевич "шишку", но казачата часто, но эти "шишки", на голове или плечах, они носили с гордостью, как ордена чести в открытом бою с командиром.
            Этим делом не кончилось: разгорячённые виденным, другие казачата кричали: "Давай настоящий бой!" И тогда сотня в пешем строю или клином, разделившись на две партии, вступали в настоящее сражение. В особенности представляло замечательное зрелище конного боя, где требовалось не только фехтовальное искусство, но выучка коня в налётах, поворотах, заездах; нападать сзади запрещалось: благородные бойцы должны "рубиться" с открытым забралом!
            Взволнованный В. Д. обскакивал "сражение", указывая промахи иных, хвалил выдающихся, поддерживал упавших духом и, удовлетворённый, с отрадой в душе, командовал: "По коновязям! - дать корм коням!".
            Отдохнувши, после обеда, слышалась команда: "Казаки лихие, воины Донские - на песок!".
            Шли казаки пешим строем в двух шеренгах: одни неграмотные, другие полуграмотные, и на песке располагались. Первой группой, самой трудной занимался сам командир. Лежащие на песке выводили палочками буквы алфавита (бумаги и карандашей в русской армии не полагалось - считая это легкомыслием). Второй группой руководил я - вахмистр и казаки чертили под диктовку. "Академия на пузе", - часто говорил наш любимый командир, но через год в сотне уже не было ни одного безграмотного казака. Других занятий: маршировки, отдание чести, вытяжки, "ешь глазами начальство", как практиковалось в русской пехоте, с мордобойством, как в барабан, - у нас не было. Выезжали иногда конно, изучали рассыпные строи, лаву, вентерь, - и только. Казаки на занятия шли охотно, бодро, с подъёмом и были рады, когда командир был радостен и весел. Любили джигитовку, выделывая выкрутасы на седле, хватали с земли платки, папахи, моментально соскакивали с коня перед барьером, делали толчок и взвивались на седло в воздушном полёте коня.
            Не раз, не два в боях случалось, что храбрые уздеки налетали на стан сотни. Василий Дмитриевич вскакивал лёгким прыжком на коня и с места в карьер нёсся навстречу врагам. Сотня, как оглашенная, летела за ним и лишь иногда нагоняла его (конь был резвый), чтобы охранить его. А он, как орёл, спокойный и восторженный нёсся бурей навстречу смерти, и несколько раз я видел, как у первого несущегося на него горца, он или отводил удар шашкой или выбивал оружие из его рук, а без шашки горец уже слаб и по инерции коня попадался к нам в плен. Но я никогда не видел, чтобы В. Д. Рубил горца.
·        Зачем рубить благородного горца, который нам никогда зла не
причинил и борется за свою святую Свободу! - отвечал, обычно, по дружески он, мне своему вахмистру.
            Иногда мне приходилось, опередив линию сотни, гнаться за командиром и спасать его от окружения. Только мой конь крылатый, из собственного табуна, мог догнать командирского. Обычно я схватывал за уздечку и останавливал коня, который был так приучен, что с места брал в карьер и также на карьере останавливался, иногда на карьере ложился даже для принятия раненого казака.
            Раненых черкесов, обычно, перевязав, командир отсылал в мирные аулы, особенно храбрым раненым отдавал захваченных коней, утешая их дружески добрым словом.
            Черкесский язык он знал прекрасно, так как его мать была черкешенка. Знал он татарский, французский и немецкий язык.
            "Земля слухом полнится!".
            Горцы, узнав о благородстве нашего командира, уже не нападали на нас, а на свой священный праздник "байрам", приглашали нас и мы охотно ездили к "врагу". Возможно ли было казаку ездить в гости, на праздник Пасхи к "христианам" русским, времён Петра I Дикого? Да, возможно: или лишиться головы или стать на веки крепостным!
            Было у горцев народно-военное веселье: стрельба, борьба, джигитовка, пляски, песни. Наш командир отличался стрельбой на скаку в цель и взятием на коне высоких барьеров, а я своей джигитовкой перед барьером и пролазить под брюхом коня на скаку или прыжком через горящий костёр.
            "Якши, казак, якши! - кричали горцы и их жёны и дети. А после сцен - пирушка. "Чихирь" лился рекой, неслись грустные песни черкешенок; некоторые из них любовались изящной фигурой Василия Дмитриевича и его неотразимо пленяющим лицом. На одном из таких веселий В. Д. Сосватал мне черноокую Зару. Долго упрямился отец, но его уговорили, что же станет с Зарой, когда придут русские солдаты? Я привёл своего завидного коня, как "выкуп" за невесту. Радости горца не было конца, когда он получил в свои руки донского скакуна, а ведь конь для горца дороже жизни, он гладил его по шее, обнимал, целовал и уже не молодой, вдруг, вскочил в седло и как выпущенная стрела, исчез вдали. Долго он не возвращался, но прибыл с блаженным лицом, бдагодарил "зятя". Что думал горец-джигит во время бешеной скачки? Чужая душа-потёмки"
            Иногда Василий Дмитриевич говорил: "Не женитесь, казаки на русачках, - погибнет, погибнет Казачий род, а женитесь на дочерях свободных народов, но не рабских, как делали это наши древние предки. Русачка всегда будет тянуть казака за чуб за...Рас...се...ю, растягивал слово иронически он Россию.
            Действительно, он был провидец. Когда вспыхнула "бескоровная", то некоторые казаки верхних округов Дона, женившиеся на русачках или слобожанках, поселённых дворянами крепостных на расхищенных казачьих землях, не стали проливать "братской русской крови" и оказались в коннице корпуса Будённого, способствующего разгрому Донской армии. Правда, эти казаки после "победы" были или расстреляны, или сосланы в Сибирь, но Дон они отдали на грабёж, насилия и уничтожение родных же казаков.
            Был ещё и такой случай, - рассказывал дедушка, - о котором когда вспоминаю после многих десятков лет, - то дрожь пробегает по телу.
            Согласно приказа князя Еристова (начальник отряда) сотня наша должна было осветить всю местность на правом фланге отдельного отряда, продвинувшись по возможности вёрст на двадцать на юг к горам. Сотня - 150 казаков - прихватив одну пушку, двинулась на рассвете. Во встречавшихся аулах военных не было, оставались старики, женщины и дети. Они в страхе прижимали руки к сердцу, в знак покорности. Больно было смотреть на их лица и разорённые брошенные хозяйства . Прошли мы уже 22 версты - никого. И только что готовились, после отдыха, повернуть назад, как дозорные донесли, что с гор движется конница, человек свыше ста. Мы стояли на открытой долине и, держа лошадей в поводу, подкармливали их травой. И действительно, часа через полтора, конница показалась, идя развёрнутым фронтом шагом.
            На пригорке, впереди сотни, стоял наш командир, рассматривая противника в бинокль, около него пасся его верный конь, который ходил за ним следом. Горцы приближались, знака нам от командира садиться на коней не последовало. Не доходя до нас, приблизительно полторы версты, они остановились. Слышался какой то шум, затем от фронта отделился один всадник. От конской сбруи и оружия его искрились солнечные огоньки. Проскакав на половину расстояние между нашими и своими фронтами, он остановился, выхватил шашку и, держа её перед собой в позе, как бы, "на караул", - замер.
            Ясно было, что он ожидает охотника на поединок. Я услышал голоса казака Симонова - красавца и Недикова - удальца: "Я!", "Я!" - и, вдруг, я опешил. Наш командир вскочил в седло с шашкой на голо и помчался навстречу к горцу. Тот тоже рванулся. Расстояние между ними быстро таяло. Вот, вот - роковой удар. Невольно я вскрикнул: "Господи!", - и закрыл глаза. И когда открыл, то увидел, что наш командир стоял на месте, повернув лишь коня в нашу сторону, а горец бешено проскакал мимо.
            Сказалось, что когда горец совсем приблизился, пытаясь нанести вперёд удар, то привычный конь командир, от толчка левой ноги, отпрыгнул в сторону и горец проскакал мимо, не сумев повернуть корпус налево в седле и нанести горизонтальный удар, как привычно это делали казаки. Быстро догнать горца и рубануть его сзади, не позволяла этика благородного командира. Тем временем горец, сделав вольт, снова понёсся на командира. Я было рванулся, чтобы прекратить состязание, но командир дал знак не двигаться с места. Вновь настал жуткий момент смертельной схватки. Командир стоял на месте, спокойный, как скала. Горец нёсся на него карьером. Как и в первый раз, конь от толчка правой ноги, отскочил влево. Горец пытался рубануть, повернувшись корпусом направо и, вдруг, сверкнула шашка командира; послышался лязг по шашке горца, в протянутой рукой горизонтально и она покатилась по земле. Ошеломлённый горец оказался безоружным.
            Василий Дмитриевич крикнул ему на чистейшем языке черкесов: "Подними шашку и поезжай с Богом к своим". На что тот, прикладывая руку к сердцу, крикнул: "Ты храбрый джигит и благородный, возьми эту шашку себе на память, она была в руках моего деда Ахмет-бека, славного на весь Кавказ. Я недостоин теперь держать эту шашку в своей слабой руке".
            Противники разъехались. Конница горцев кричала: "Якши, казак, якши!", а наша сотня гремела: "Слава командиру!".
            Голубь мира тихо пролетел между фронтами. Подскакав к командиру, я с горяча говорил ему: "В следующий раз я, от имени сотни, запрещу Вам играть со смертью!".
·        Не дай Бог, когда скатилась бы Ваша голова с могучих плечь?
·        Так что же? - прервал меня Василий Дмитриевич.
·        Да это был бы для меня вечный позор, что, как вахмистр, не полетел
на горца, как трус, а предал своего командира.
            Василий Дмитриевич, как то, нежно посмотрел на меня, а затем, устремив взор к небу, грустно ответил:
-Я знаю свою судьбу, дорогой Андриан Петрович, меня ни пули, ни
шашка не возьмут до самой смерти, а я умру от болезни и тоски...
            Горло моё схватила какая то спазма...
·        А теперь, Петрович, пиши донесение:
            "Князю Еристову. Сотня обследовала все аулы и местность, согласно Ваших указаний. Никаких войск обнаружено не было. На 21-й версте к горам, встретилась конница черкесов, которая, не приняв нашей атаки, быстро скрылась в горах.
            Вы, как то, жаловались мне, что Ваши драгуны никак не могут достать в бою старинную черкесскую шашку. Моя сотня преподносит Вашему Сиятельству эту шашку. Она - настоящая "Гурда", Дамасского булата, да и насечка чудная из злата, принадлежала известному Ахмет-беку. Носите эту шашку и не забывайте доблестных казаков - сынов, когда-то, вольного Тихого Дона.".
            Князь Еристов принадлежал к древнему роду Грузинских князей и тонко понимал свободную казачью душу и любил казаков. Несколько раз он приезжал в расположение сотни. Был всегда весел и приветлив. Радовался, когда казаки в конном строю производили фехтование, не бывалое в других сотнях и эскадронах, событие - искусство на "палочках" и говорил нашему командиру: "Вот это настоящая выучка кавалерии, а Ваши маневры рассыпанным строем и Ваш мсторический "вентерь" - прекрасны.". Благодарил сотню и никогда не забывал угостить нас "чаркой водки".
            Несколько раз он представлял нашего командира к чинам и орденам, но всякий раз сидящий в Петербурге "чёрный ворон" Чернышёв не утверждал представления.
            Настал мой отпуск, и я с молодой женой Зарой, которую я перекрестил в Матрону Ивановну, поехал на Тихий Дон, в свою родную Гундоровскую станицу. Когда же я возвратился, то застал свою сотню горестной и печальной: любимого командира Василия Дмитриевича потребовали к графу Паскевичу, командующему войсками на должность офицера генерального штаба, для описания сводок военных действий и реляций. Паскевич был в восторге иметь у себя блестящего знатока описаний в литературном стиле.
            Как то, из штаба князя Еристова, мне приказано было немедленно явиться. Когда я пошёл в палатку, то застал князя на коленях, истово молящегося. Помолившись, он встал и с доброй улыбкой, спросил меня:
·        Хочешь увидеть своего командира?
            Я радостно гаркнул:
·        Так точно, Ваше Сиятельство!
            Так вот, возьми этот секретный пакет и мчись к графу Паскевичу. Там увидишь и командира своего любимца.
            Когда дежурный при ставке доложил, вышел Василий Дмитриевич, обрадовался, обнял меня. А когда я взглянул на его одухотворённое лицо, то вспышки радости сменялись быстро а его прекрасных глазах грустью. Он мне рассказал, что Паскевич получил грозное предписание за неисполнение его указаний, держать Сухорукова только на строевых должностях, но ни в коем случае при штабах, и немедленно отправить его на три года в Финляндию.
·        А теперь, родной Андриан Петрович, скачи к своей сотне, храни её,
передай моё ей благословение и...здесь в горле его что-то замялось, - скачи, но не оглядывайся, чтобы лишний раз не мучить себя.
            Мы расцеловались на...веки. Я понёсся от ставки, как угорелый, но не вытерпел и обернулся. На крыльце стояла дорогая фигура, освещённая лучами заходящего солнца: яркая, изящная, солнечная...
            В груди моей бушевала буря ненависти, презрения к власти Петербурга, проклятие к своей вынужденной присяге и бесконечное терзание за мучимого самого лучшего Казака на свете, а из глаз невольно капали на гриву моего крылатого коня горячие слёзы, который как бы чуя мою боль душевную, нёсся стрелой, чтобы в свисте ветра рассеять жгучую тоску без исходную.
            Всё мне опротивело...Грабежи, насилия русских солдат над доблестным Черкасским народом, так родственным по Духу и Адату нам казакам, жестокость русских офицеров, бьющих по лицу своих солдат, как в барабан, подхалимство наших донских дворянчиков.
            Будучи хорошо грамотным, окончив Варшавскую школу урядников и с достатком средств, я мог бы составить себе карьеру офицером. Но повидав зло, творимое начальством, не хотел никаких чинов и орденов.
            Прослужив 20 лет, я на 10 остальных нанял охотника казака, и поехал к своей ненаглядной Матрёне Ивановне.
            После узнал, что Василий Дмитриевич, по расстроенному здоровью, был отпущен в отставку и, как сам предсказывал, умер.".
            18 августа 1846 года, в день преподобного Иоанна Многострадального, яркая, благоуханная Донская свеча, подобно Вербной, догорела...А великие его труды по истории Казачьего народа были раскрадены "великорусскими" лживыми историками.
            Исходя из рассказа моего деда, я делаю вывод, что В. Д. Сухоруков, как и другие казаки, воспринимал на свою грудь эту живую наковальню, от века принимающую на себя удары тяжёлого московского молота, для которого свобода людей было зло.
            Но Василий Дмитриевич Сухоруков понимал также, что в груди "великоросского" народа, на протяжении веков, была красная отрава мака-цветка зла. И это зло не могло быть вынесено куда нибудь наружу, ибо оно растёт в собственной душе московита, оттого и нельзя вырвать его и избыть красное.
            И когда вокруг казаков совершалось что нибудь злое и несправедливое, что это болезненным эхом отзовётся в душе нашего блистательного историка и казака, и вызовет его осуждение и его посильное вмешательство. Он был, как бы, неписанной Казачьей Конституцией. По самой своей духовной натуре он был заступником и защитником и, будучи выше головой всего "русского", поднимал в защиту казаков свой голос. Он умел различать невинных от разбойников, и эти "великаны"-казнокрады и демагоги существовали для него реально. Его обаятельная сила коренилась в том, что на каждую отдельную несправедливость, которых он много встречал на своём жизненном пути, он обрушивался, во вред себе, с такой убеждённостью, словно в ней сосредотачивалось всё мировое зло и от победы которой, как бы, зависела дальнейшая судьба человечества.
            Все, даже гордецы своим невежеством "русские", чувствовали в нём большую совесть, которая не застывает ни от которого мороза и которую ничем нельзя усыпить.
            Мороза и холода, а также гонений от полицейской "николаевщины", в изобилии посылали ему судьбу, но под снежной пеленой жизни В. Д. Сухоруков сохранил до самой своей смерти сердечную любовь к страждущим людям потому, что душу его не покидали пленительные картины цветов, широкой ковыльной родной Казачьей Степи с её грустными песнями и голубым небом. Всё это жило в его обильной душе и не рассеивалось, как дымное марево иллюзий.
            И этот психологический пейзаж с его ласковостью и уютностью родной Степи, навсегда спас его от роковых действий ожесточённой невзгоды и непогоды жандармского режима. И шёл он по жизни по широким и просёлочным дорогам, по людным и пустынным местам, перекрещивая их по всем направлениям и крутизнам всех фронтов Кавказа, Грузии, Турции, Польши, Германии, Финляндии и всюду замечал бедных путников, обиженные души, печальное разнообразие русского исторического рабства, но рабом не стал и закончил жизнь свою изгнанником вдали от любимого Дона!
            И вот передо мною, вызванный из глубин Вселенной, бессмертный наш славнейший Казак: "Яркий, изящный, солнечный и грустный, с бархатными, как бы, женскими глазами", а за ним мнится такая же яркая фигура великого певца М. Ю. Лермонтова, так же предсказавшего свою смерть. Ему ещё больше сжимала грудь и грусть и тоска и окружающая грязь развращённой столицы. Перед ним не было той родной картины пленительного пейзажа, который жил в душе В. Д. Сухорукова. Он был сыном шотландца, служившего офицером в русской армии и родная по крови страна Шотландия, рисовалась ему только далёким непонятным миром, отрезанным от европейского континента водами Ламашна.
            Русская природа была воспринята не с обычным пылом юной души, а жители её вызывали порой чувства озлобленности и невольно рождалось стремление перехода в иной мир Вселенной. Он также был гоним до смерти жандармом Николаем I и, покидая пределы своей "второй родины по отцу", писал:
            "Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ. Быть может, за хребтом Кавказа укроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей".
            Не укрылся: шпионом Николая I Мартыноваым был убит.
            И Лермонтов писал: "Изгнаньем из страны родной, хвались повсюду, как свободой, высокой мыслью и душой ты рано одарён природой; ты видел зло и перед злом ты гордым не поник челом. Ты пел о вольности, когда тиран гремел, грозили казни; боясьо лишь вечного суда и чуждой на земле боязни, ты пел, и в этом есть краю один, кто понял песнь твою".
            Как Сухоруков, так и Лермонтов достаточно насмотрелись на полицейский строй лже-Романовской династии, когда чиновники, стоящие на низших ступенях бюрократической лестницы, каким страшным бичом для народа были эти грабители, кровопийцы, мздоимцы, мучившие население, видевшие в народе только источник своих преступных доходов, изощрявшихся в гнусных проделках, мошеничествах, вымогательствах и отвратительно нагло хваставшие ими. Глубоким сочувствием народу проникнуты были эти два выдающихся рыцарей "Николаевщины". Они знали разницу между трудом рабским, беспросветным, отупляющим и трудом свободным, творческим, сознательным, вдохновляющимся, служащим великим прогрессивным целям. А по этому анализируя "Николаевщину", они приходили к выводам, что империя идёт хотя и на тормозах, но к обречённости и возможному хаосу.
            Они войну против свободолюбивых народов Кавказа, никакого зла России не сделавших, считали по своей жестокости и превентивным грабежам, великим преступлением, имея в своём распоряжении одну шестую часть Земного Шара, прихватывать ещё Кавказ. Жадность Лже-Романовых не было пределов, и никакого оправдания. Если бы эти захваты шли на благо народа, то ещё был бы какой то экономический смысл. Но этот народ не только не благоденствовал, но был низведён на степень рабочего скота. О духовных переживаниях народов Кавказа, Лермонтов, устами его героя в повести "Измаил-бека", говорил:
            "Но что могло заставить их (черкесов) покинуть прах отцов своих и добровольное изгнание искать среди пустынь чужих? Гнев Магомета? Прорицанье? О, нет! Примчалась как то весть, что к ним подходит враг опасный, неумолимый и ужасный, что всё громам его подвластно, что сил его нельзя счесть, черкес удалой в битве правой, умеет умереть со Славой, и у жены его младой спаситель есть - кинжал двойной; и страх насильства и могилы не мог бы из родных степей их удалить, но позор цепей несли к ним вражеские силы! Мила черкесу тишина, мила родная сторона, но вольность, вольность для героя милой отчизны и покоя.
            В насмешку русским и в укор, оставим мы утёсы гор; пусть на тебя, Бешту суровый, попробуют надеть оковы, так думал каждый: и Бешту теперь их мысли понимает, на русских злобно он взирает, иль облаками одевает вершин кудрявых красоту.
                                                                                    --------------------------------  .........................  ------------------------
            Куда черкес направил путь? Где отдохнёт младая грудь и усмирится дум волненье? Черкес не хочет отдохнуть, ужели отдыхает мщенье? Аул, где детство он провёл, мечети, кровы мирных сёл, - всё уничтожил русский раб, нет, нет, не будет он так слаб, пока из белых их костей, векам грядущим в поученье, он не воздвигнет мавзолей, и так отмстит за униженье любимой родине своей. Я знаю вас, он шепчет, знаю, и вы узнаете меня; давно уж вас я презираю, но вашу кровь пролить желаю я только с нынешнего дня".
            Николай I, отлично изучил историю царей Ивана IV Грозного и Петра I Дикого и был убеждён, что только методом этих двух извергов можно будет управлять огромной империей, удерживая племена и народы в состоянии рабства. Народ же Германии с её просвещением, когда там выходили из рядов народа великие философы, учёные, поэты, он считал неприемлемым для России и поэтому был враг всем "мечтателям" о вольности и преследовал их. В. Д. Сухорукова он довёл до физического изнурения, а Лермонтова он убил рукой своего шпиона Мартынова, и когда узнал о этом, то гнусно произнёс: "Собаке - собачья смерть!" Но он не знал, что участь его самого тоже под тенью Немезиды...
            Он не только преследовал просвещение в России, но заключив так называемый "Священный Союз" с императорами Германии и Австро-Венгрии, потопил в крови Свободу Польши и Венгрии, заслужив этим "почётный "титул" жандарма Европы".
            Он скакал, подобно Петру I Дикому, по Европейской России, насаждая жандармский метод управления; когда же возвращался в сознание своей мощи и "величия", то погружался в физический разврат.  Смольный институт "благородных девиц", был как бы негласным гаремом. Он часто посещал его и выбирал жертву. И развращённые мамаши, изнасилованных невинных девиц, считали их не как жертв заклания, а воплотивших "святость" от "помазаника Божьяго". И эти "освящённые" делали большую карьеру для себя то фрейлинами, то выходя за знатных вельмож замуж. А познав сладость свободной любви, теряли скромность, стыдливость и полуобнажённые увеличивали толпу "высшего общества", которое в разврате стремилось к будущей пропасти.
            Николай I совратил также красавицу, жену Пушкина, а чтобы муж не мешал, убил великого поэта - потомка Эфиопа Ибрагима, рукой наёмника Дантеса.
            Но, вот, вспыхнула "Крымская война", предвидимая Мальтийским орденом, Наполеоном и Кутузовым. Русская армия была разгромлена, и Николаю I пришлось уйти из Мира "собачьей" смертью: не то от разрыва сердца, не то от отравления, без исповеди в грехах и причастия.
            Что же происходило на Дону, когда Сухоруков и Лермонтов переживали душевную драму на Кавказе?
            Николай трижды появлялся в Новочеркасске и выступал на Кругу со своими лицемерными похвалами и "дарованными" милостями Донской земли, ему или его в "Бозе почивших монархов" непринадлежащей. Привозил наследник Александр II, назначив его "атаманом всех Казачьих Войск".
            Не лишено интереса выявление в следующем словоблудии: "Преклоним с умилением сердечное благодарение Вашему Императорскому Величеству за толикие щедроты и милости к Войску Донскому, милости по истине неизречённые и все доныне бывшие превосходящие".
            Самая же "высочайшая" милость царя-жандарма, выразилась в том, что срок полевой службы был назначен для офицеров 25 лет, а для казаков - 30 лет.
            По этому поводу В. Д. Сухоруков грустно говорил моему деду, что безропотная служба казаков только и спасает Казачьий народ от превращения его в крестьянство и рабство, по примеру Московии и что после покорения настанет очередь правительству Петербурга уничтожить окончательно не только вольность нашего народа, но даже искоренить и мысль о Свободе.
            Дай Бог, чтобы мои мысли были далеки от жизни родного народа, но нашим внукам придётся или бежать на Аму-Дарью, как говорил когда то Донской Атаман Иван Дмитриевич Каторжный или в Персию, или отдаться на произвол Судьбы.
            Гнусная политика Петербурга втянула, благодаря донским дворянам, в войну против народов Кавказа, которые когда-то, ещё до Р. Х. составляли с черкесами единое племя. Сенаторы Николая I разъезжали по станицам Дона, пропагандируя о будущих "милостях" и глава сенаторов Болгарский писал донесение: "Смотря на казаков в домашнем их бытии, мы видели сто тысяч кротких и послушных агницев. По собственным словам стариков их, не было примера, чтобы донские казаки когда нибудь столько были взысканы милостями государей, дабы в местах своих жилищ видеть доверенных государя лиц, и потому везде нас принимали как ангелов (!), посланных с неба (!), и выслушивали о полной уверенности в справедливости всего нами сказанного".
            И бедные обманутые казаки лили братскую кровь черкесов, а дворянчики даже составили пошлую песенку: "Гремит слава трубой, мы дралися за Лабой, по горам твоим, Кавказ, разнеслась слава об нас!".
            Английский путешественник того времени, посетивший Дон, писал скорбя о гибели демократической конституции: "Донской казак в родном своём Краю будет тем же, что сегодня в 1844 год представляют из себя московиты. Стойкое и радостное довольство вольных поколений исчезает, и мы увидим казака согбенным под игом всех этих притеснительных учреждений, которые составляют удел "русского рабства" и действительно формально вольный казак стал военно-крепостным российского государства, слугой самодержавной власти, охранителей социального строя рабской "Руси".
            В 1830 году, известная поэтесса Растопчина, проезжая на Кавказ, написала стихотворение "К Дону, начинающееся словами:
            "Ты ль это Дон? Какой ничтожный,
            Как мелок, как спокоен ты!"
            В. Д. Сухоруков, бывший в ссылке на Кавказе, откликнулся стихами "Ответ Дона", в которых напоминал о бурном и свободном прошлом Донского народа. Стихи эти были встречены донской молодёжью с небывалым восторгом. Мысль об автономии не умирала.
            В 1847 году в Новочеркасске, перед этой молодёжью, выступил донец писатель Нестор Кукольник (псевдоним писателя):
            "Здорово Дон седой! Здорово Дон унылый! Как родина моя ты стал мне свят и мил. Я полюбил Тебя со всей Казачьей силой, печали все Твои в душе своей принял. Казачья была страшна когда то сила: Донскими лодками ты пенил Чёрный Понт, и кланялись Тебе Азов и Трапезент...
            Но ты разбогател и зависть страх сменила...Всплесни же, старый Дон, могучею волной, благоволенье дай казачества обломкам. Ведь Ты пред смертью - твой час последний бьёт, и Твой свершается предел, его никто же не прейдёт..."
            На эти стихи Кукольника ответил длинным стихотворением (которого мне не удалось разыскать) полковник гвардейского генерального штаба Иван Васильевич Турчанинов, один из выдающихся Донцов. Он протестовал в своих стихах против подавления Донской Свободы императорской Россией. Эти стихи заучивались и переписывались. Режим "Николаевщины" был противен демократическому самосознанию И. В. Турчанинова и он, воспользовавшись командировкой во Францию, служил во французской армии, а затем эмигрировал в США, где во время междуусобной войны, спровоцированной Англией, командовал отдельным отрядом в армии генерала Гранта. Был другом Президента А. Линкольна.
            Америка похоронила великого героя и в благодарность ему, на военном кладбище в штате Чикаго, где и был поставлен хороший памятник. Там же похоронена, около его могилы и жена генерала И. В. Турчанинова.
            Поставила ли немытая Россия лже-романовской династии памятники:
·        Князю Сибирскому Ермаку, давшему колоссальные богатства
Сибири?
·        Атаману Межакову, спасшему "Св. Русь" от страшной
междуусобной войны "Смутного времени"?
·        Графу М. И. Платову, кровью Донских казаков спасшему
от полного поражения русской при Бородино и разгромившего окончательно великую армию гениального полководца Наполеона?
·        Знаменитому мореходу Семёну Дежнёву и т. д. и т. д.
            Один из писателей, иронизируя над московитами, писал: "Человек - неблагодарное животное: он ставит памятники тем, кто его истребляет (цари и вельможи) и не ставит их тем, кто ему - человеку - верно служит, то есть лошади и собаке. Ведь в вилянии собачьего хвоста, больше выразительности и воспитанности, чем во всей человеческой вежливости".
            В эпоху Николая I, например, был поставлен памятник графу Муравьёву в Вильно, вошедшему в историю с титулом "Муравьёв-вешатель".
            На южном склоне Военно-Грузинской дороги на Кавказе, недалеко от Мцхете есть "Камень генерала Ермолова", придавивший независимость просвещённой тогда Грузии.
            Есть памятник в Петербурге и Петру I Дикому, в виде Медного всадника, как бы несущегося со скалы вдаль и в высь, к светлому простору. Но талантливый художник изобразил в этой фигуре свой личный Идеал свободного культурного полёта, но совершил при этом великий грех перед богом Апполоном, вдохновителем творчества, художник исказил при этом жизненную историческую Истину. Он должен был бы нарисовать Петра таким, каким он был перед лицом Истории, а именно: великан ростом, одетым в красную рубаху, высокие сапоги, с развевающимися по ветру волосами, с лицом диким, глазами, наполненными кровью, со злыми конвульсиями красного пьяного рта, с большой секирой в руках, рубящим головы своим же стрельцам, то есть настоящим Палачам!
            И ещё ирония: "Если бы на Земле не было собак, то у человека давно бы выветривались чувства долга и чести".
            В утешении тени Николая I можно лишь сказать, что червь допускается и к императорской могиле и стремление его к всемирной славе по всем дорогам не привели не в Рим, а к яме, насыщенной червями.
            Но вместе с этим нужно сказать, что жизнь и трагические судьбы Казачьего народа привели к тягостному размышлению, что в благородном порыве его, он дал так много для расширения ненасытной Московии. А что же за это получил? - Минус Ноль! Такова Истина и Правда! Так было, так и есть! Психологическая природа московитов в своих глубинах, увы, неизменна...Закон, пренебрегаемый царём, не будет храним и народом!
            В 1848 году в Париже, была выпущена интересная прокламация к Донским казакам, следующего содержания:
            "Храбрый народ, Казаки Донские! Теперь, как вольная Франция поздравляет все народы Мира, во имя Свободы и братской христианской Любви, мы из столицы Франции, обращаем к Вам наш голос: долго Ваше Имя означало орды которые тиранство и деспотизм метали на Свободу и образование других народов. Что же Вы выиграли от этой борьбы? Ваши свободы и права, купленные самой чистейшей Кровью Вашей, не устояли против нападений то лести, то насилия и деспотизм, чтобы придти к цели своей, употребляют столько предосторожностей, сколько и хитрости. Куда не может броситься, как тигр, там скользит, как змея терпеливо, чтобы не испугать преждевременно своей добычи.
            Царь-Немец, Гольштейн Готори, а не славянин из родины Романовых, не даёт ли Ваших храбрых полков немцам? Какому то Граббе, Бенкендорфу, Зассу, Фрейтагу, как бы собак к охоте на Народы, которые Вам никакого зла не сделали и которые будут Вам друзья лучше, нежели Москали. Тогда, как немцы получают богатство, достоинства и честь, ценою Вашей Крови, царь гонит Вашу веру старообрядцев и ссылает в дальние Края Ваших братьев. И Ваши Платовы, Власовы, Сысоевы, Орловы, Грековы, Иловайские и прочие, как подданные, как низшие у подлых немцев и у самих же москалей. Довольно Вам этой жизни низкой и срамотной! Храбрый народ проснись на зов народов Запада.
            Казаки Донские! Подайте одну руку родным братьям Вашим Черкесам и Полякам, которые так храбро сражаются за свою Свободу. Зовите к себе всех Казаков и тогда сделаетесь Государством сильным, которое будет владеть Землями и морями и благоденствовать во Славе. Против царя-тирана, даруйте свободу самим же москалям; освобождайте Веру от гонений на старообрядцев, Веру Ваших отцов. Эти дела, достойные военной славы Вашей, соединят Вас с народами Запада и света, которые желают всем вольности братской, любви и счастья.
            К оружию, к войне Дона, Урала, сражайтесь, как вольные люди и получайте Мир, Свободу и счастье навсегда.
            Да благословит Вас Бог так, как он благославляет всех, кто устанавливает царство Его на земле, в царство Его - братская христианская любовь между людьми".
            Приводя эту прокламацию, историк Сватиков писал: "Политический смысл прокламации указывает не на французское, а на польское воззвание. Авторы его слыхали о потере донцами их вольностей, знали имена наиболее славных (!) дворянских фамилий на Дону и пытались уязвить национальную (!) гордость донцов, указывая на подчинение казачества немцам".
            Сватиков, по своему происхождению, тоже москаль, не сумел подняться на ступень объективного мышления и смешал духовные эмоции казаков, разъединившихся на два лагеря: дворян и простых, и он говоря о "славных" и о "гордости", имел в виду только дворян, близких Москве. Указанные имена дворян для казачьей массы вовсе не являлись "славными", ибо они были, как на подбор "усмирители" сперва Уральцев с Е. И. Пугачёвым, а затем и Донцов. Эти же лица, обласканные распутной немкой Екатериной, расхищали безнаказанно самые лучшие земли на Дону. Славное имя, из всех атаманов, было лишь имя А. К. Денисова, защищавшего интересы казачьей обедневшей массы.
            "Национальная гордость" этой массы, прокламация тоже не могла уязвить, так как она точно, справедливо обрисовывала психологическое духовное состояние казаков, подпавших под гнёт немцев царей сверху и своих же дворян снизу. А положение казаков, как характеризовал мой дед, в те времена таково:
"СЛАВА ТО КАЗАЧЬЯ, ДА ЖИЗНЬ ТО СОБАЧЬЯ!"
 
ЦАРЬ "ОСВОБОДИТЕЛЬ"

            Рисуется он "великоросской" (так называемой "русской") общественности на подобие Ангела, слетевшего с Неба. Эпоха "великих реформ" обрисована небывалыми перлами высокой "культуры", просвещением, огнями широчайшего "света". На самом же деле это был не свет, а лишь болотные огоньки.
            Улучшения быта крестьян Московии абсолютно не произошло: если крестьянин работал на помещика три дня, то он всё же был до некоторой степени сыт, работая на себя 3 дня. Получив же пресловутое "освобождение", он не мог применить свой труд для своего благоденствия, так как "обожествлённый освободитель" царь, не дал ему земли, оставив её в полное распоряжение помещикам.
            Положение Донского народа тоже ухудшилось. Черты автономии были уничтожены. Войсковой Круг не возродился в новой жизни. Экономическое положение казаков, истощённых Крымской и Турецкой войнами за собственный счёт, резко ухудшилось. От прав и преимуществ не осталось ничего, а лишь слова пресловутых грамот. Казаки превратились в военно-крепостное сословие. Для вычитания грамот собирался Круг, главным образом, дворян. Для грамот был сделан громадный серебряный ларец-сундучок из серебра, захваченного у французов в 1812 году. Этот сундучок был подобен роскошному гробу, в котором покоились останки Донской вольности. А "войсковая хлеб-соль" после Круга, была трапезой после панихиды по дорогим умершим покойникам бывшей Свободы.
            О тогдашних настроениях, в 1862 году, писал казак А. Леонов:
            "Казак - слово магическое! Казак - это, прежде всего, синоним свободы, братства, равенства, и уже потом, удальства, молодечества, а московское государство, где царили произвол, приказы, воеводы, правежи, тюрьмы, пытки, Сибирь". И он требовал, чтобы при реформах на Дону, было принято его вольное прошлое.
            "Церемония Круга", - писал он, - "ещё существует, но это - тень старины. Мы выносим войсковые регалии, грамоты, знамёна перед церковью. Читаем грамоты, потом молебствие и Круг кончается. О интересах казаков ни слова".
            В день трёсотлетия Донского Войска, "Освободитель" извлёк в манифесте "монаршию милость", чтобы уничтожить  историческое имя Края. "Мы повелеваем: "Землю Войска Донского" переименовать в "область Войска Донского".
            Реформы на Дону этой эпохи, характерны уничтожением выборного начала. Старый демократический уклад был потрясён законом 1870 года. Старинное право всех участвовать на станичных Сборах - было отнято.
            Донские Казачьи полки были включены в русские дивизии четвёртыми. Оружие на Дону у казаков было отобрано.
            В марте 1861 года, был опубликован манифест от 19 февраля об освобождении крестьян, вызвавший бурю радости среди крестьян, но земли им не дали.
            Вследствие ухода крестьян из поместий дворян, последние обратились к власти о понесённых ими убытках и, "Освободитель" приказал уплатить им эти убытки из войсковых сумм, чтобы таким образом придти на помощь донским рабовладельцам, лишившихся своих рабов. Донское дворянство было освобождено от военной службы, а простые казаки стали крепостным военным сословием.
            Для частного конозаводства, по распоряжению "Освободителя", было отведено около миллиона десятин в Задонской Земле, для снабжения, лошадьми русской армии, за плату ТРИ КОПЕЙКИ ЗА ДЕСЯТИНУ В КАЗНУ...ДОНА, КАК "МИЛОСТЬ" ЦАРЯ! А на собственной казачьей Земле появился новый класс собственников, крупных помещиков. Для казаков из конозаводства лошадей не продавали абсолютно.
            Таковы, в общих чертах, были "монаршие милости" царя-поработителя Донской вольности.
            Что же касается свободолюбивых народов Кавказа, то война против них велась крайне жестокими мерами. В манифесте "Царь-Освободитель" изрёк: "или выселить черкесов из Кавказа или уничтожить".
            Сухопутным путём бежало в Турцию около миллиона человек, а около пятисот тысяч погибло при плавании через Чёрное море на мелких лодках и дубах.
            Как у Донцов и вообще у казаков, так и у Черкесов, чувств сожаления о "Освободителе", по случаю его убийства, никаких не было: "собаке - собачья смерть", - говорили черкесы, да и многие простые казаки.

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ 1860 - 1870 г. г. В РОССИИ

            Это движение создавалось на идеализации борьбы Донской Республики за свою Свободу.
            Донские казаки Степан Разин и Емельян Пугачёв для "великоросского" народничества были революционным лозунгом, способным двинуть народные массы. И самый Тихий Дон, вольный Край был как символ упований и надежд.
            Один из видных народовольцев Н. П. Огарёв - друг Герцена, писал:
            "Самое казацкое племя произвело на меня благотворное впечатление. В нём было что-то более свободное, не было запуганных лиц. Тут чувствовался кряж народа посамостоятельнее. Степной человек любит волю, границы ему чужды и противны. В степи человек неуловим; его нельзя придушить, как прижатого к стенке. Он отхлынет в пространство, а если уж когда сам нахлынет, то вся степь дрогнет от Астрахани до верховья, и по северным лесам гул пойдёт, - качнётся и московский колокол".
            В 1854 году Герцен писал: "Когда к двенадцати миллионам рабов присоединятся Казаки, глубоко обиженные потерей своих прав и вольностей, да раскольники да сверх того часть дворянства (!) - будет о чём подумать жителям Зимнего Дворца. Прислушайтесь! Сор всех сторон огромной родины нашей: с Дона и Урала, с Волги и Днепра растёт стон, поднимается ропот; это начальный рёв морской волны, которая закипает, чреватая бурями".
            Бакунин-анархист, также говорил на Конгрессе Лиги Мира и Свободы о народном восстании, обрисовывая "Степана Разина, первого и самого страшного революционера в России".
            Другие революционеры, как Михайлов, Мечников, Нечаев идеализировали Республику Дона и Казачьих Вождей Степана Разина и Пугачёва, которые дали им программу действий.
            Из Петербурга на Дон приехали народовольцы Плеханов и Михайлов. Волнения были в станицах: Луганской, Гундоровской, Еланской, Урюпинской, Усть-Медведицкой, Казанской и Распопинской. В Донецком Округе волновался пришедший с войны 3-й Орлова полк. Плеханов писал: "Ни в одной части населения России нельзя встретить более осмысленного и более сильного недовольства существующим порядком вещей".
            В листке "Народной воли" вспоминали XVII и XVIII века, "Когда вольное казачество Дона и Урала подняли на Руси смуту и народ присоединился к ним". Но тут же добавлял: "И в наше время не отыскать на Руси уголка, где бы нашли себе приют эти вольные добрые молодцы, эти суровые выразители и поборники народных стремлений".
            Таким образом, революционеры всех мастей оказались бесхребетными, абсолютно неспособными двинуть народные массы и, идеализируя Казачьих Вождей, не постарались создать хотя бы одного подобного.
            Чувство рабства было родное историческое не только в душах крестьян, но и в душах интеллигенции, и они мечтали и в России и заграницей, что восстанут вновь Казаки, дадут им свободу, но что управлять возрождённой Россией будут они - "великороссы", а не казаки, - слишком глубоко сидел в самосознании этой гнилой интеллигенции рабовладельческий исторический инстинкт.
            В г. Новочеркасске был либеральный кружок: Л. А. Донецкий, В. Ф. Фёдоров, Н. Н. Рудов, Л. Л. Карасёв, Х. И. Попов, Тимощенко, Савельев. Активным были студент технологического института И. И. Басов, а также студент Харьковского института А. А. Емельянов, ставший известным всей России, благодаря своему столкновению с Петербургским градоначальником Трёповым. За казнь его мстила известная Вера Засулич. Также были известны П. И. Мозговой и агроном Василий Зубрилов.
            "Донское Землячество" было основано М. Р. Поповым, заточённым впоследствии в Шлиссельбургской крепости.
            Не лишено громадного интереса "милости" царя "Освободителя", вернее поработителя, по отношению к казакам Ставропольской Области. На этой большой территории в 47 000 квадратных вёрст, были станицы казаков Кубанского Казачьего Войска: Александровская, Бешнагирская, Калиновская, Круглолесская, Михайловская, Саблинская, Северная, Надёжинская, Сергиевская, Спицевская, Старо-Марьевская и Татарская - всего 12 станиц.
            Эти казачьи станицы рескриптом Александра II, от 31 декабря 1869 года, были переименованы в сёла, а казаки расказачены и обращены в "гражданское ведомство", в крестьян Ставрополькой губернии.
            Из переселённых казаков на Черноморское побережье, был образован Шансугский казачий батальон, разместившийся станицами на месте бывших военных укреплений: Геленджикского, Береговая, Булканская (ныне село Архип-Осиповка), Блованская и т. д.
            30 декабря 1870 года Шансугский батальон был расформирован, составляющие его 12 станиц, были обращены в сёла, а казаки в крестьян.
            В 1896 году была образована Черноморская губерния, состоящая из трёх уездов: Новороссийского, Туапсинского и Сочинского, выделенных из Кубанской Области. Казаков переименовали в крестьян. Такая же заботливость имперской власти была распространена на Азовских казаков между Мариуполем и Бердянском.
            Кроме того, было послано 3 000 казаков Уральцев на р. Аму-Дарью, чтобы восстанеовить там московские порядки, по мере кровавых завоеваний Хивы и Бухары. Эти казаки так и не видели, больше ничего, после родного Урала, а постепенно смешались с древней ветвью Казачьего народа - казахами.
            Социальное положение России при царях Александре II и Александре III и мотивы убийства первого и попытки ликвидации второго, довольно прозрачно обрисованы существовавшим тогда за границей "Исполнительным Комитетом Народной Воли", во главе Льва Тихомирова, уроженца Кубанской Области. Эти "народовольцы", по существу своей духовной дряблости, отсутствию жертвенности на подвиг, не избавившиеся от присущей "великоросской нации" рабской чувствительности, были не истинные революционеры, а скорее всего "мечтателями" при том ещё не искренними. Крича о свободе народа, они не вели за собой народ, чтобы показать ему - замученному, яркий пример социальной борьбы, а натравливали на жертву других, оставаясь "невинными" из прекрасного далека.
            Вот что они писали: "Славному Казачеству Войска Донского, Уральского, Оренбургского, Кубанского, Терского, Астраханского и Сибирского...(Но распространить это "объявление", по своей трусости, так и не смогли). Датировано "объявление" было 3 сентября 1881 года и гласило:
            "Атаманы молодцы, доблестные защитники Народа Русского! (Одно уже это наименование "защитниками" многомиллионного народа, указывает на негодность к жертве этого народа и его адвокатов).
            Сотни лет уже прошло, как своими великими подвигами заслужили вы себе бессмертную славу, сотни лет уже гремит она по всему миру, и с почётом вспоминает казака весь Русский Народ (конечно, по своей психологии, казак с маленькой буквы, а русский с большой, - прим. автора).
            Велики и вправду заслуги казачества (опять таки с малой буквы). С незапамятных времён вы защищали вольность народную от всех врагов. Вы полили своей кровью каждый аршин войсковых земель, обороняя отечество от бесчисленных орд турецких, татарских, черкесских (!) и иных. Ваши сабли и пики побывали и в Стамбуле и в Хиве. Сотни тысяч ваших храбрых товарищей сложили головы на святом деле защиты отечества. Но заслуга казацкая не в одном бою с басурманами. Ещё выше та защита, которую ваши деды и прадеды подавали народу (какому?) против всех его внутренних притеснителей. Вольное казачество было колыбелью русской (!) свободы (защищать которую так называемые "русские" не только не умели, но и не хотели - прим. автора). На казачьих землях испокон веков все были равны, все были свободны, все по-братски пользовались пашней, степью и рыбной ловлей. Вы подавали всему народу (какому?) пример, как следует жить вольному человеку. И далеко расходилась молва о славном житье казацком. Слышали о нём обездоленные, угнетённые крестьяне и бежали к вам от непосильных податей, от притеснения начальства и помещиков. Ваши деды и прадеды всех принимали, никого не выдавали, они освобождали раба, делали мужика вольными (а как же отблагодарили эти рабы за их освобождение? Они стали уничтожать Казачий народ, чтобы стать над ним господином и рабовладельцем, - прим. автора). И опять расходилась повсюду молва о казачестве; радовался православный (!) народ, что есть у него защитники и думал он о том, как бы всем сделаться казаками (казаками не "делаются", а родятся, - прим. автора), как бы хорошо тогда жить на Руси (бездеятельные мечтатели, - прим. автора).
            Всюду деды и прадеды, слыша о всех притеснениях русскому народу от начальства и помещиков, не хотели оставить его без помощи. Много раз славное войско казацкое подымалось на Москву, чтобы освободить народ русский и сделать его вольными казаками. Ваши прадеды ходили воевать против царя Бориса за то, что он закрепостил крестьян.
            Знаменитый атаман Степан Разин, со своими храбрыми донцами также ходил на Москву, разбивая царских воевод и обращая всех крестьян в казачество. Донской же казак Емельян Пугачёв, с удалыми уральцами подымался выручать русский народ (на несчастье не только Казачьему народу, но всему Миру, - прим. автора), и так тряхнул Москвой, что она потом сто лет помнила (но горе в том, что "великоросс"-то оказался непригодным для святой Свободы, привыкнув быть рабом). И когда царское притеснение забиралось к самим казакам, то всегда находились у вас отважные воители Булавин и Некрасов, которые умели показать, что с казаками шутить нельзя. (А кто же шёл против Булавина-Некрасова? Ведь не турки-бусурманы, а те же "великороссы" и вместо того, чтобы примкнуть к Булавину и перейти на его сторону, эти "жаждущие свободы", грабили казачьи городки, числом 44, сжигали дома, угоняли скот, насиловали казачек, вешали казаков и на плотах пускали по Дону и даже детей-сирот нанизывали на штыки и сбрасывали в Дон. В общем поработали от души и заслужили похвалу от "батюшки-царя" тем, что он сам лично стал рубить головы стрельцам).
            "В этом самая великая заслуга казачества", - продолжают расписывать "народовольцы", - "что оно давало пример вольности всей России, и всегда за права свои и народные стояло дружно, не щадя жизни. За то и прославились, - стали казаки героями для всего народа. Знает русский народ, что пока живо казачество - не пропадёт и он.
            Атаманы! Ныне и мы к вам обращаемся, призываем вас на великое дело. Покажите, что ещё жив старый казацкий дух, что умеет подняться казачья сабля за  правду за народные вольности. Крестьянство обнищало, вся земля расхищена помещиками, полиция грабит народ, правительство ни о чём не заботится. Видя всеобщее бедствие, мы - социалисты, решили вступиться за народ, назначили особый Исполнительный Комитет, который и обратился к царю Александру II объясняя, что на Руси теперь стало хуже, чем при крепостном праве, чтобы вся земля была передана народу, фабрики рабочим артелям, созвать выборных депутатов от народа: от крестьян, рабочих, казаков и прочих, без них не издавать законов и вести войны. Однако, царь Александр II объявил нас злодеями и стал вешать целыми десятками, велел читать по всем церквам, что земли мужикам не будет, назначил больше урядников и полиции, от которых никому жить нельзя. Тогда Исполнительный Комитет убедившись, что царь думает только о своей, а не о народной пользе, за всё его жестокости присудил к смерти и казнил 1 марта.
            После того, как вступил на престол Александр III, к нему обратились с письмом вспомнить, что царь должен жить не для своего удовольствия, а - для общественной пользы, но он объявил, что будет царствовать по старому, - земли мужикам не даст и с выборными советоваться не желает.
            "Да падёт же на его голову вся кровь, которая из-за этого должна пролиться в Русской земле. Рассуждать нечего, а нужно собрать все силы, поднять восстание и низвергнуть правительство. На место его созовём Земский Собор и установит правительство и порядок".
            "Атаманы молодцы! На какую же сторону вы станете? За царя или за Народную Волю? Испокон веков вы были народными защитниками. Неужели теперь из за царских милостей пойдёте против народа?"
            Благородное Казачество! Воины силы, ваши вольности не в царях, а в народе. Вольность противна царю. Цари не трогали вас потому, что боялись. Они знали, что стоит казачеству подняться, как за ним двигается весь русский народ (???). Вспомните, атаманы, свою старую славу. Вы не царские слуги, а народные витязи. Идите же выручать вместе с нами русскую землю от неволи и тогда будет вам наградою земля и воля и вечная слава в потомстве".
            Последние заключительные слова уже похожи на грамоты царей, которые "дарили2 казакам Земли, им не принадлежащие. Какие бы последствия приняли обстоятельства, если бы эти "объявления" были распространены" народовольцами, но этого не случилось, отдельные листки в самом мизерном количестве попали лишь к отдельным казакам-студентам - членам "народной воли".
            Революционное движение народовольцев было слабо. Не оказалось ни одного соответствующего этому делу вождя. Во всём чувствовалось мягкотелость и бесхребетность; даже, присудив Александра III к смертной казни, привести в исполнение этот приговор не сумели, и при крушении царского поезда - вся семья царя и он сам остались невредимы. Всего по политическим делам на Дону было привлечено 2 238 человек, из них 18 были казаки.
            Членам "народной воли" были: есаул А. А. Николаев, хорунжий 7-го Донского полка Матвей Фомин, Ефрем Петровский, А. И. Александрин, сотник Василий Чернов, осуждённые на каторжные работы за изготовление бомб.
            В подготовке покушения на Александра III, которое должно было состояться 1 марта 1887 года, были арестованы: студент-юрист, казак станицы Потёмкинской Василий Денисович Генералов на Невском проспекте с бомбой в руках, а также кубанец Пахомий Андрюшкин - студент. Оба они были казнены в Шлиссельбургской крепости, студент же Орест Говорухин, казак станицы Усть-Хоперской, бежал за границу.
            Были арестованы на Дону: учитель Гр. И. Шапошников, Ал. Гаврилович Нардеков и Виталий П. Земляницин, станицы Ново-Николаевской, за распространение листовок.
            А между тем, Дон глухо волновался. Постиг необычайный неурожай хлебов, вспыхнула чума на скот и холера. Казаки роптали по поводу обмежевания станичных лесов, издревле принадлежащих станицам.
            2 апреля 1879 года произошёл большой бунт рабочих в Ростове, с избиением полиции. В 1881-1883 г. г. были еврейские погромы со стороны "великороссов", разграбивших много домов и лавок. Находившиеся в Ростове шесть русских рот не могли справиться с беспорядками и из Новочеркасска было вызвано три сотни казаков.
            По этому поводу, Александр III на докладе министра внутренних дел Толстова пометил: "Весьма печально, но этому конца я не предвижу. Слишком эти жиды опротивели русским и пока они будут эксплуатировать христиан, эта ненависть не уменьшится".
            Однако, в станицах Дона существовали евреи, торговавшие сельско-хозяйственными машинами, среди чистого казачьего населения никаких недоразумений не было.
            Положение казаков всё ухудшалось размером земельных паёв, увеличение расходов по снаряжению на службу, уничтожение земства и станичного самоуправления, закрепощение казаков государством, закрытие гимназий, а вместо них открытие ремесленных школ; милитаризация всего населения: в школах вводилась военная дисциплина с занятиями военных артикулов, отдание чести, становясь во фронт и тому подобное.
            В особенности памятен был наказной Атаман Святополк-Мирский, гонитель на просвещение, получивший титул от казаков: "Святополк-Окаянный".
            Настроение казаков по станицам было таково, что царь командировал самого начальника главного управления Казачьих Войск для успокоения. Для разъяснения нужд были потребованы депутаты от Дона, Кубани, Терека, Урала, Оренбурга с постоянным нахождением их при главном управлении Казачьих Войск. Но это был суррогат представительства, так как в депутаты выбирались только дворяне. На местах происходили бунты по станицам, в особенности в Кривянской станице, разогнавших сторонников данного наказного атамана.
            Сама жизнь грозно диктовала иные задачи, которые надлежало разрешить всероссийской власти, а именно: политическо-административные и социально-экономические. Весь предыдущий период, начиная с Екатерины, политический строй прогнивал.  Надлежало создавать всероссийское представительство "на тормозах" - эволюционным порядком. Трудность заключалась в том, что на верху были рабовладельцы, а внизу - рабы, соединить эти психологические разновидности - потребовалось бы наличие большого реформатора, но такового не было и найти его не представлялось возможным.
            Единственный жизненно приемлемой социальной структурой был строй Казачьего народа, но по отношению к нему высший класс, при поддержке казачьего дворянства, относился враждебно; крестьянство же заражено было чувством зависти, так как оно не имело таких земельных угодий, как у казаков, а отнять у помещиков - не имело сил и храбрости.
            Дон, Кубань, Терек, Урал были такие области в государстве российском, которые имели свои бытовые и исторические особенности, с которыми необходимо было считаться верховной власти, чтобы не вызвать восстаний. Среди казаков намечались линии самоуправления, автономии и объединения Дона, Кубани, Терека и Кавказа в единое политическое целое, с федерацией с Московией, Украиной, Белоруссией и Сибирью. Особенно ярко выливалось стремление казаков раскрепощение их от устарелой формы службы государства, да ещё за собственный казачий счёт. Также было жизненно необходимым упорядочить крестьянский вопрос и рабочий. Крестьяне требовали таких же наделов, как и у казаков, но нести поголовно военную службу наравне с казаками отказывались, предпочитая систему военной службы всего крестьянства на Севере и за казённый счёт.
            Надежда Казачьего Народа на вступившего в управление государством Николая II постепенно потухла. На ряд ходатайств о подтверждении исторических прав казаков было глухое молчание. Общая политика Николая II проводилась в охранении того бесправного положения, в котором поставлены были казаки в "Бозе почившими" лже Романовской династии. Казаки усиленно охранялись от всего, что могло бы поставить их в лучшее экономическое, а тем более в политическое положение. От казачьей автономии не осталось даже маленького следа. А поэтому, все регалии, "высочайшие" грамоты, как не имеющие уже никакого внутреннего содержания, были 6 сентября 1901 года перенесены из Войсковой канцелярии на хранение в Донской Музей. Для историка Донского права, этот акт должен иметь историческое значение в том, что всё эти бумажки в "Бозе почивших", абсолютно утратили какое-либо духовное значение и представляли уже мало ценный музейной редкостью материал.
            Присутствие особых депутатов при Управлении Казачьих Войск в Петербурге, было уничтожено, как анахронизм, ибо нужные сведения требовались с мест. Шло время, как будто строгое, мерное и безвозвратное, но грянул внезапно гром - позорная война с Японией, вызванная авантюристами с адмиралом Алексеевым во главе, при захвате ими концессий на р. Ялу, и пошла жизнь кувырком: кое-где вспыхивали бунты, помаленьку горели помещичьи усадьбы.
            Безвольный царь, окружённый бестолковой и разнузданной знатью, вынужден был обратиться за помощью к Донскому Войску утихомирить разбушевавшуюся стихию и наконец прислал пресловутую "грамоту", бездарную бессодержательную и даже пошлую. Она гласила:
            "С первых же времён своего существования, свыше трёхсот лет (предыдущие века проглотила утка) славное войско донское начало верное своё служение Царям и Отечеству (с большой, а донское с малой, буквы). Неустанно преследуя светлую цель развития зарождавшегося тогда грозного могущества Государства Российского, оно с тех пор неизменно беззаветною самоотверженностью своей и беспредельною преданностью всех своих сынов Престолу и России, став оплотом на рубежах государства, богатырской грудью охраняло и содействовало расширению его пределов (для своей лично гибели, - прим. автора).
            В годину тяжких испытаний, неисповедимыми судьбами Промысла Всевышнего (какое лицемерие!), Царству Русскому (!) ниспосланных все донские казаки всегда с одинаковой любовью (!) и храбростью, становясь в ряды защитников чести (!) и достоинства (!) Российской Державы, стяжали себе, постоянно присущим им духом воинской доблести и многочисленными подвигами, бессмертную славу и благодарность (!) Отечества. И в ныне минувшую войну с Японией, а особливо в наступившие тяжкие дни смуты, донские казаки, свято исполняя заветы своих предков (!), верою и правдою служить Царю (от которого кроме горя ничего не видели,- прим. автора), явили пример всем верным сынам Отечества. За столь самоотверженную, неутомимую и верную службу объявляем близких сердцу Нашему (!) доблестному войску особое монаршее благоволение и подтверждаем все права, дарованные ему в Бозе почившим (!) высокими предками Нашими (хорошо дарить им не принадлежащее), утверждая императорским словом, как ненарушимость настоящего образа служения и неприкосновенность всех его угодий и владений, приобретённых трудами, заслугами и кровью предков, и утверждённых за войском высочайшими грамотами (Справка: было отторгнуто Петром I Диким один миллион десятин: лже романовыми расхищено, начиная с Екатерины до Александра "Освободителя" - 3 800 000 десятин самой лучшей земли). Мы твёрдо уверены, что любезные и верные Нам сыны Дона, следуя и впредь славному преданию отцов, сохранят за собою высокое звание преданных слуг и охранителей Престола и отечества".
            Обычное слово "защитников родины" испарилось, заменив пошлым словом "слуг".
            Между тем обеднение этих "слуг" дошло до того, что казаки стали превращаться в пролетариат, не имея возможности справляться на службу за собственный счёт, и поэтому военный министр Куропаткин писал: "Если не будут приняты меры, то казачество Дона скоро окажется не в силах выполнить лежащих на нём военных обязанностях. Надо беречь Донскую область и не нарушать Донского казачества, так как в случае войны она даёт 75 000 конную армию".
            В результате этого доклада, мысль о Земстве на Дону было оставлена и занялись насаждением станичного коннозаводства, с уплатой каждому казаку, выходящему на службу, на коня 100 рублей. С развитием же рабочего движения в Ростове и Таганроге, было спешно создано "Розыскное отделение", а так же отделение жандармов, а о казачьем самоуправлении уже не было и речи.
            Питейный доход станиц был отобран в войсковую казну, а эти средства шли на общегосударственные надобности. Правительство так зажало в клещи народное образование, что грамотных было в 1901 году 36%.
            Вместо арендной платы за частное коннозаводство для нужд русской армии по три копейки за десятину, была "монаршая милость" повысить аренду и платить 67 копеек!!! Издевательство продолжалось.
            Нужно сказать, что одновременно с этим шла работа всех политических партий по устройству "Новой России" и большинство партий соглашались и идею Казачьего народа образовать Юго-Восточный Союз: Дон, Кубань, Терек, Кавказ.
            В 1903 году появились кружки в Ростове, Таганроге, Новочеркасске "Южно-русской группы учащейся молодёжи"; группы "Свободного Слова". Появились прокламации "Казацкая Воля" с историческим обзором роли казаков, и указание, что самодержавие похитило всети для подавления Освободительного Казачьего Движения. Казаки призывались "тряхнуть Москвой".
            В 1905 году был организован "Областной Казачий Союз". Цель: раскрепощение Казачьего народа от несносной службы, борьба против неволи, принуждения, неправды и бесправия. Требовали волю, независимость, свободу личности. И разъяснилось, что славная и почётная роль казаков состоит в борьбе за лучшие формы государственности против самовластия и произвола, в борьбе за свободу и право не только свои, но и всех угнетённых. Тут именно славные заветы старины гармонически сочетаются о завоевании человеческой мысли в новые времена. Эта борьба будет упорной. И чем не скорее казаки поймут свои интересы и значение, тем скорее оно повернёт шансы на победу в пользу народа и скорее проложит путь к народному счастью.
            В 1906 году, во время 1-й Государственной Думы, станичные приговоры требовали самоуправления, восстановление Круга и выбор должностных лиц, возвращение расхищенных земель, обязательное обучение детей, нормализация военной службы. Эти требования станиц произвели сильное волнение в правительственных кругах.
            Попытка правительства русского приурочить казаков к полицейской службе, во вред освободительному движению, в скором времени вызвало неудовольствие, митинги и самовольный уход из полков. Так две сотни 3-го Донского полка бросили ряды. Весь целиком 2-й Лабинский полк ушёл из Грузии, вслед ушёл Урупский полк, произошли волнения кубанских пластунов в Новороссийске. Появление казаков на митинге в Ростове, вызвало общий восторг. Рабочие потребовали в честь казаков исполнить рабочий гимн. Произошли волнения казаков 1-го Донского полка в Москве. Волновался 5-й полк. Сотни, 3-го Ермака Тимофеевича, полка была отдана под суд за восстание в г. Вильно в 1906 году.
            При попытке, один из полков 4-й дивизии был отправлен на усмирение крестьян Тверской губернии, то этот полк стал стрелять не по крестьянам, а по полиции. В Бахмуте казаки стали сражаться с драгунами, пытавшимися разогнать митинг. 31-й полк заявил, что ему позорно выполнять полицейскую службу. 1-й Сводный полк писал: "Молим уволить нас от полицейской службы, которая противна нашей совести и оскорбляет достоинство Дона".
            Одновременно шло сильное брожение в станицах.
                                                                             -----------------------------  ........................  -------------------------------
            Что же происходило в то время на Западе? Там зрело столкновение двух начал: национального и интернационального - капиталистического. Сперва, как мы увидим, верх брало национальное начало. Его подъём выражался в форму заносчивого империализма, а именно: бросить народы и союзы народов друг против друга за первенство влияния. Во всём этом самое трудное было - роль России, в силу её огромных пространств и с народом неусидчивым, беспокойным, не преданном своей государственности.
            Всё указывало на то, что Англия, достигнув верха своего могущества, будет вести роль подстрекателя против Германии, морское влияние, которое беспокоило Англию и вместе с тем провоцировать Россию своими кредитами против Германии. Это ей удалось, при посредстве интернациональных капиталов.
            Как же вела себя Германия, с наиболее упорным в труде и порядке немецким народом? Не довольствуясь высотой своих мировых достижений в культурном, политическом, экономическом и социальном отношении, народ этот мнил себя народом повелителем и поэтому он стремился и будет стремиться к захвату жизненных пространств, вследствие недостатка земли для своей колониальной политики, в строну западных пределов России. Это - вековечный план Германии.
            К этой эпохе возникал воинственный социализм. Произошёл слишком стремительный успех промышленной техники, которая стала порождать быстрый рост городских масс. Технический прогресс, принимаемый людьми за главный признак цивилизации, далеко перегнал прогресс духовный, что не соответствовало уровню развития народов, отрывая неподготовленные массы от натурального привычного хозяйства. Получилось преждевременное скопление людских масс в центрах. Создалось, как бы, обожествление технического прогресса с социализмом во главе. Это стало, как бы, религией и рабочий народ стал мечтать о суверенных правах над всем строем жизни.
            Учение Маркса, в котором был только материал, побуждающий к мирной перестройке отдельных несправедливостей, стало самоцелью, к которой пошли средства революционных насилий. Технического прогресса уже нельзя было вернуть вспять и остаётся единственный путь - это дать социализму изжить себя, дойдя до крайних бессмысленных по жестокости форм управления.
            В выступлении социализма первейшую роль пришлось сыграть невежественной России, именно ей, этой стране фантастов, мечтателей, безумцев, с её тупомудрой интеллигенцией и самым отсталым в Европе народом-рабом, дана судьба стать опытным полем социализма и вместе с тем могилой её выдумок, химер и ужасной бойни народных масс. Ценой этой жертвы будет преподано поучительное зрелище, вероятное, распадение страны по национальностям, полное её разорение, духовное одичание и падение нравственности.
            Все эти возможности, однако, скрыты во мраке будущего. Может быть вмешательство других зреющих сил для освобождения от безумной власти, пробуждение рабского народа и революция изнутри. Одновременно с будущим благополучием, увянет кроме социализма и парламентаризм с десятками враждующих партий.
            Каково же было общество тех годов в России? В ту пору вошло в обычай упрощённость. Рыцарские начала были забыты, а в моде был тон вольности и развязного дерзновения: мужчины нагло, как кокоток оглядывали женщин и девушек, и начинали "подход" сразу намёками, остротами, анекдотами, откровенно говорящими о "цели". В этом видели "шик". Но всё же шло время, как будто строгое, мерное, без возврата, поглощая жизнь отдельных людей и мировые события. И только единый Творец Вселенной знал, куда уносятся миры в этом потоке.
            Россия жила ленивой жизнею. Кое-как обработанная земля давала сотни миллионов пудов к вывозу и на этом вывозе строилась вся путанная, глупая русская политика. Правящие круги безразлично к нуждам деревни и ненавидящие её, в июне справлялись прошли ли дожди и если да, то со чванством поднимали головы. О каких либо духовных началах они не интересовались, даже были безразличны и поражениям русской армии Японией. В деревне же говорили мужики: "Чудное дело, и с чего это государь разрешил на чужих землях воевать, когда своей земли некуда девать, ведь не для крестьян же он делает захваты чужого".
            Для подтверждения мыслей мужиков, 26 февраля 1904 года, был выпущен манифест о вящем укреплении общины о неоотчуждаемости наделов и ограничений крестьянских прав. Что же представляла собой эта пресловутая "община"? Она выдумана была для лёгкости управления немцами Гахатгаузеном и тупомудрыми славянофилами. Там, например, подсчитывалось число жителей села, назначалась пошлина с каждого в казну. Никто из села не имел права уходить, ибо за каждого ушедшего обязаны были платить пошлину остающиеся, и поэтому каждый мужик зорко следил не ушёл ли сосед. Это было даровое полицейское ОКО и поэтому сиди каждый на одной десятине земли и грызи эту землю; держать скот нельзя - нет выгона для пастбища и у кого нет хлеба - верёвка для шеи найдётся...Бедность, грязь физическая и духовная, ненависть друг к другу, зависть, зло окутывали деревню. Слепое правительство не хотело понимать, что отворачиваясь от грязной деревни, рано или поздно и общество и власть выроют себе могилу. Всё шло к развалу.
            После убийства министра внутренних дел Плеве, Петербург представлял собой любопытное зрелище общественного распада. Запасного министра не нашлось, а назначенный Святополк-Мирский, бывший гусар и его помощники были полными ничтожествами.
            В правящем классе не было исторических традиций, всё шло по ранее заведённому рабовладельческому методу: "Делай, что прикажет начальник, а против государя не делай". Каждый "начальник" мордобой - символизировал государя...
            Но, вот, в Москве открылся так называемый "Шиповский Съезд", из именитых званий и имён, по существу самозваный; мужику туда доступ был запрещён. К этому съезду были привлечены целая масса отборной интеллигенции, так сказать "соль земли". Десятка два знати, столько же земцев, радикалов и представителей общества, поддерживаемых пограничными революционными газетами, на средства московских купеческих тузов.
            Всё же странно, что состав съезда был русский и русско-подданный, без тех именно "евреев", которым обычно приписывались желания свергнуть русскую власть. Не было и иностранцев, которым было бы выгодно это свержение. Но на вековой строй России, на её историю замахнулись именно русские - "соль земли". И это было не только обывательский заговор пустых и жаждущих власти людей, но показатель чего то более грозного надвигающегося, как буря, явление, под прикрытием князей и камердинеров глупых и наивных. Как будто какой-то Дух руководил стихией "Все свободны", - таков был лозунг съезда; так что никаких социалистов и революционеров и не потребовалось, да их и не было, - всё вершилось словами "знать". Слышались крики: свобода совести, оргия произвола, приказный тупик, сдвиги самосознания, заря и весна свободы, бряцание цепей политических заключённых, полицейские застенки и прочее, так и сыпались из уст предводителей дворянства, камергеров, графов, как горох из грохота. Против этих очумелых господ выступил адвокат Нардовский, крещёный еврей и говорил: "Я либеральный сторонник сожительства власти с народом, на основании закона и права. Но общество, требующее сразу таких свобод, о которых ещё не снится самым цивилизованным народам, само делает прыжок в пропасть и толкает туда и власть и народ". Его прервали крики: "Не пугайте...мы не дети...во всём мире так...мы не хуже Европы...давать, так давать...".
            Адвокат продолжал: "Со стороны юридической правды, это будет призыв к ниспровержению строя и к революции; со стороны исторической, это будет документ, что русское общество не доросло до понимания своей государственности и посягает одним ударом свести тысячелетнюю историю на нет и причинить стране неисчислимые бедствия". Речь была покрыта невообразимым негодованием, и он ушёл. "Не угасим стяг свободы", - кричали ему вслед. Присутствующие на съезде светские дамы из Петербурга и Москвы, кричали: "Время уже уходить этому "полковнику" вместе с Алисой Гессенской...
            Выступил ещё один общественник: "Вы задумали развал России. Ваши пункты протокола просто невежественны. Ваше общество талантами не блещет, - попросите таковых с улицы. Раз уже вы решили подписать акт о замене правительства, презираете долг и присягу, то долой ваши мундиры, отличия, чины, ордена, звания, дающие вам защиту и внешний облик благородства, чтобы не порочить русское общество, поднять страну к хаосу". "Вон, долой, не нравится уходи..." - неслись крики.
            О всём этом информировал, видных людей станицы Гундоровской, артист императорских театров Власов Степан, имеющий возможность, как артист и как Донской дворянин, бывать везде. Он описывал, что вожаки съезда, по окончании отправились одни к "Яру", другие в "Эрмитаж", "вспрыснуть победу". Известный адвокат Маклаков кричал: "Завтра мы будем в Питере, где ключ к свободе. Я вижу просветлённое лицо народа, того оскорблённого и униженного народа, который скоро гордо поднимет голову (!). Мы даём великое дело. Сознавая долг перед страной, мы во главе с "солью земли" (!) - Земством, вырвем ключ к праву и свободе у ветхой падающей власти и высоко водрузим знамя правды и вольности...".
            Пьяный Предводитель дворянства Гурьев лез целоваться; другой толкал к оратору пьяненькую певичку; в граф Нельдин расстёгивал корсет у пышной немки. Француженка пела сальную шансоньетку. Послышались крики: "Марсельезу...марсельезу"...заорали её...дико, шумно...визжали женщины, звон посуды и звонки...
            "Вот так "соль земли" восстанавливала в Москве знамя свободы: в разврате и разгуле", - писал Степан Власов.
            "Пользуясь тем, что поезд был бесплатный, я поехал с этой "солью" в Петербург. Для съезда были отведены помещения министерства внутренних дел. Заниматься серьёзными делами было некогда, всех тянуло к "вольности" ресторанов и на рауты великосветских дам, княгинь, графинь и прочее. На одном из раутов у княгини Грайской, при сведениях о начавшихся смутах и пожаров, полупьяная публика орала: "Солнце свободы взошло"..."Ну, а как же Ваши помещичьи усадьбы окажутся при свете этого солнца свободы?" - крикнул я. Мне ответил один из камергеров: "Наши усадьбы - наша собственность, если это не поймут крестьяне, мы пошлём для усмирения казаков...".
            "Ну, а если и казаки, носители вековой свободы, откажутся усмирять бунтующих?" - спросил я. "Ну, тогда пошлём против казаков - драгун" - резко крикнул другой камергер.
            На следующий день я отправился на аудиенцию к министру внутренних дел Святополк-Мирскому. Тот, на моё предупреждение, что если казаков будут употреблять как полицейскую силу против крестьян, то казаки откажутся от этой позорной службы, министр горделиво заявил, что: "У нас есть силы унять и тех и других, нарушающих порядок подчинённости".
            "Но, Вы, Ваше Превосходительство, этим толкнёте народ к революции?".
            "Ну до этого ещё не дойдёт! А что же Вы, как дворянин, предлагаете?" - спросил меня министр.
            Я ответил: "Если правительство не даст землю крестьянам в личную собственность, которую он будет защищать от внешних врагов, а врагов у России много, то революции не избежать...".
            "А всё же Вы, казак смелый, езё никто мне таких речей не произносил. Смотрите, как бы Вам не попасть под подозрение2, - закончил министр.
            "Итак, дорогие Гундоровцы, на всякие приказания усмирять крестьян, отвечайте: "Против внешнего врага мы пойдём охотно, но быть полицейскими не хотим". Ваш Степан Власов".
                                                                                --------------------------------------  ...................................  -------------------------
            Престол был окружён посредственностями, людьми малого образования и опыта, англо и германофилами с министром Двора Фредериксом во главе, который знал свою роль на пользу Рейху. Остальные - мелочные, легкомысленные карьеристы. Это были не защитники родины, а распущенная дворня, которая не боится своего хозяина. Никто из них и не думал наделять крестьян землёй и ни один из них не сказал правду государю.
            Октябрь 1905 года был очень напряжённый. Митинговали заводы и фабрики; не прекращалась железнодорожная забастовка; в разных губерниях горели усадьбы. Политические убийства следовали одно за другим. Но революция всё же не удалась. Радикальное сановничество, перепуганное попом Гапоном, открещивалось даже от слова "конституция". Деятели недавних самозваных "съездов" разбежались, как крысы по по норам, трепеща за свои усадьбы и фабрики. Максимы Горькие были уже не в моде и Саввы Морозовы перестали давать им деньги.
            На свет появился "второй ум" и вторая рука - Государственная Дума, которая могла бы, казалось, много дать России, но она занялась не делом, а лишь атакой на царскую власть и без того уже бессильную. Дума отразила собой не деловитость и несерьёзность общества. У неё не было знаний, трудоспособности и почти полное отсутствие того, что во всём мире называлось "чувством патриотизма". Пустой пафос, личные счёты, тупое доктринёрство, бездарная партийная мелочность, страсть к болтовне и спору и полное отсутствие творчества. Политическая мельница жужжала колёсами болтовни на холостом ходу. Назревала новая революция.
                                                                                ------------------------------------  ...............................  -----------------------------
            Вся Европа зорко следила за сильным брожением в России и аппетиты на её богатства всё более  и более разгорались. Все тайные силы были брошены на то, чтобы костёр разгорался бы сильнее для того лишь, чтобы взять в свои цепкие руки обессиленную империю. Особенно сильны в были германофилы.
            Многие ещё не знают о той главной причине, под влиянием которой беспомощность России вступила в войну против вооружённой до зубов Германии, мечтающей о колонизации Юго-Востока России.
            2 июля 1912 года в Берлине открылся абсолютно тайный Съезд так называемого "Треста Сырья", финансированного Германией и Америкой и предназначенного для экономического подъёма (!) России путём правильной эксплуатации природных богатств. Предполагаемый "Трест" брал на себя задачи развития во всей Азиатской России. Сфера влияния Германии - Юго-Восток Империи в её четырёх областях: Украина, Казачьи Земли, Кавказ, Туркестан. Свободная поверхность и недра указанных районов уступаются на концессионных правах германскому синдикату на срок 100 лет, с правом перевода на места установленного числа колонистов.
            Сфера влияния американцев - Дальний Восток, Амурская и Приморская области, Сахалин, Китайская и Манжурская железные дороги, Сучанские и Ленские прииски. Независимость торговой деятельности "Треста" гарантируется особым договором со стороны русского правительства и займам в Германии и Америке.
            Согласованные действия "Треста" будут направлены на установление представительного образа правления в России и соответствующих реформ культурного хозяйства её.
            На этом секретном Тресте был только сенатор Тамарин - не уполномоченный даже государем. Он всецело принадлежал к сонму комиссионеров могущественных банков и поэтому он благоговейно рабски принимал этот, в сущности пока, скрытый ультиматум Запада, как милость его для России. Кто же состоял в списке лиц, готовых субсидировать Трест? Ротшильд, Морган, Мендельсон, Кун-Леба, Крупп, Шкода, Шнайер, Вольф, граф Бернедорф, Гинсбург, Уайд, Борух, Шиф и Базиль Захаров.
           
                                                                                 -------------------------------------  ............................  -------------------------------
            К этому моменту Россия, хотя и лениво, но шагнула вперёд. К общему удивлению появился один умный человек - министр Столыпин, который начал решительно осуществлять земельную и правовую крестьянскую реформу. Он выставил лозунг личной крестьянской земельной собственности, не считаясь ни с воплями радикалов, всячески стоявших за сохранение пресловутой "общины", как прообраза "социализма", ни с протестами их неожиданных союзников из крайних правых, видевших в общине "исконное" русское начало.
            Против Столыпина поднялась травля на всех фронтах. На зверский налёт на его дачу с убийством многих, он ответил полевым судом, но он всё же пал от руки некоего Багрова (иудейской национальности) в Киевском театре.
            Каковы же силы диктовали Багрову убить Столыпина?
            С одной стороны реформа, которую крестьянство встретило радостно, убивала стремление социалистов создать революцию, так как крестьянин получив землю, не станет в ряды. В с другой стороны, если крестьянство станет собственником своей свободной земли, то Россия станет непобедима, так как мужик будет охотно сражаться не за помещичью землю, а за свою собственную. Это, безусловно, поняли те, кто создавал "Трест Сырья", и поэтому эти силы и стали разрабатывать план будущей и скорой войны.
            Реформа Столыпина угасла. Государственная Дума положительно выдыхалась, варясь в собственном соку и в своём многословии. О войне она не думала и о роковых результатах её тоже. Причинами войн объяснялись мелкие и ничтожные факты, и только немногие чуяли интуицией какую-то иную правду, за которой скрывалось выполнение чьего-то давнего, холодного и расчитанного замысла и актом кем-то умело поставленной человеческой трагедии. Кто-то, стоящий за кулисами, повелел поднять занавес...Было совсем, как на сцене. Только вместо искусственного занавеса - потоки крови и слёз были не сценические, а настоящие. Итак, грянула война, совершенно не нужная для России.
            По внешности Ставка была нарядна, но если поглубже покопаться в этом муравейнике, то бросалось в глаза, что штабные были против строевых; гвардейцы против армейцев; старые против молодых; петербуржцы против провинциалов, левые против правых. Все усердно подсиживали друг друга.
            В смысле снабжения. На одной станции стоят 18 вагонов дохнущих быков, а на другой станции в сотню вёрст, не знает, что делать с 30 вагонами сена. Из Одессы телеграфируют, что там от бескормицы пало три тысячи голов скота. Из Риги кричат, что туда привезли 3 поезда снарядов 12-ти дюймовых, а эти поезда по наряду должны быть на Южном фронте. Один влиятельный генерал Долгоруков экстренным поездом выехали в Варшаву, и для этих восьми часов на всех узлах закрыты пути для товарных поездов и так далее.
            Кругом шло недовольство, шёпот, шум и бесконечные доносы, так родственные "русским", и сквозь всего, словно позёмка, метущая понизу ползла гнусная клевета, героем коей был конокрад сибирский Гришка Распутин.
            Командиром 20-го Донского казачьего полка был полковник генерального штаба А. М. Назаров (в будущем Донской Атаман). Это был выдающийся воин. Он не шёл по штабам, а выполнял строевую службу. Сперва в Персии, а затем на Западе. Был он высокообразованный, учёный математик. Он чертил проекты для конструкции аэропланов. С одним из этих проектов я лично был командирован в Ставку. На площади было много солдат и офицеров. Вдруг, бесшумно подкатился царский автомобиль. Государь вышел и он был близко от меня. Что мне бросилось в глаза - это сильно усталое лицо. Он шёл неуверенно, будто стесняясь перед глазами солдат; часто отдавал честь. Это не был властелин величайшей империи, а бедный простой человек, согбенный историей, и всёже в этом невысоком усталом человеке чувствовалась совесть, обманутая окружающей его развратной и предательской знатью. Как-то внутреннее чувство подсказывало мне, что это обречённый, несчастный человек.
            Во всём круге событий, вызвавших великую войну, почти всё было доступно наперёд подсчётам проникновенного ума, и Судьба как бы отказалась вмешиваться в человеческие дела. Разгром Германии уже был предрешён. Начало 1916 года не предвещало ничего хорошего для России. Дума надела на себя тогу Судьбы. Отступление армии ставилось лишь в вину государю, но о безобразиях тыла упорно молчалось. Тысячи шакалов войны, дезертиров и трусов прятались за Думой, которая упорно громила только недалёкого царя.
            Вот выдержки из письма депутата Огарёва: "Меня берёт просто отчаяние. В людях Думы я не вижу ни настоящих убеждений, ни подлинного желания работать, ни охота вглядеться в нужды народа. Мы не представители народа, а представители громких фраз и даже не своих, а графоманов партийных. Ни одного серьёзного дарования! Окурки мыслей, скандалы, ругань, сплетни, беспросветный кутёж, сделки, наём и вместо дела - разрушение...Рыжая фигура Родзянко появляется всюду. Это адвокат улицы.
            Вспоминаю слова Толстого: "Русский самоуверен потому, что ничего не знает и знать не хочет и не верит, чтобы можно что-нибудь знать. Нам - русским, хлеба не надо: мы друг друга едим и от того сыты бываем. В кулуарах вечно у всех на языках: Распутин, Протопопов, Симонович, Рубинштейн. Этих пауков приплетают к царской семье. Во всём этом есть что-то гнусное по низости и подлости, и всё это вьётся вокруг, очевидного немецкого агента пьяницы Распутина.
            Любой мужицкий сход честнее Думы. И светские салоны и княжеские дворы и Дума превратилась в одну обширную лакейскую. Законодательство, война, управление - всё забыто во имя травли царя..."
            В марте 1917 года, после тайного оговора Думских болтунов и командующих армиями, за исключением генералов А. М. Каледина и хана Нахичеванского, царь Николай II, получив в свои собственные руки коллективный ультиматум из рук Гучкова, отрёкся от престола за себя и за сына Алексея.
            Анализируя всё прошлое, должен сказать, что жест государя был благороден. В сознании, что принявшие от него власть, также окажутся благородными, хотя бы по отношению к своему Отечеству. Но оказалось, что все эти думские болтуны не только не были благородны, но явились в роли подлых предателей, не только царя, но и всей империи, ввергнув её в потоки крови и слёз. И в свете этих фактов гнусное убийство царя и его безвинных детей перед Судьёй Мира, снимает с последнего монарха все его вольные и невольные грехи.
            Нужно подчеркнуть особо, что Мартовская революция "сверху", благодаря согласию царя, была действительно первым в России светлым и прекрасным лучом Свободы.
            Что же сделали с этой свободой, озарённые этим лучом Думские болтуны и вся радикальная тупомудрая интеллигенция? Луч света так их ошеломил, что от головокружения они потеряли разум, впрочем, его у них то и не было.
            Было сформировано Временное Правительство. Во главе его поставили определённого труса, без всякого гражданского мужества, женственного истерика сексуально извращённого индивида Александра Фёдоровича Керенского. Все его отвратные качества были известны "творцам новой эры", но его оставили во главе и даже вручили ему пост Верховного Главнокомандующего, в военном деле абсолютно ничего не понимающего, как теперь в некоторых демократических странах Министры Обороны - без всякого понятия в военном деле и только обнижают и умаляют достоинство почтенных и боевых генералов.
            Все знали, что Керенский определённый паяц для провинциального цирка. Но оказывалось, что таковой, для того исторического момента, был нужен. Кто-то "дёргал за верёвочку", - паяц плясал, выкрикивал пошлые революционные триады, метался из стороны в сторону, усвоил даже жест Наполеона закладывать правую руку за борт френча, появляясь на фронте перед солдатами, вызывая своей дёргающейся истерической фигуркой смех у последних.
            Кто же "дёргал эту верёвочку?" До сих пор все исследователи традикомедии той эпохи, все плевки направляли на эту фигурку скомороха Керенского, но, ведь, этим даже, как будто, признавали за ним некоторую значимость исторического момента, как будто вся Судьба будущей России была в руках этого болтуна и, как будто, около него не было сдерживающих начал.
            Всмотримся же пристальней в его окружение. И на первый взгляд вырисовывается, однако, за спиной Керенского жуткая, сильная, скрытая, умная и хитрая фигура Александра Ивановича Гучкова. Он то и "дёргал" незаметно "верёвочку" и явился пред лицом России главным предателем её со всеми народностями империи. Он был главный виновник развала Армии. Кому это нужно было? Только Германии! Если в адрес Ленина брошен упрёк, что он за деньги Германии привёз для России пломбированный вагон взрывчатого материала, в лице коммунистов, то вполне вероятно, что Гучков давно его опередил тихо, незаметно, скрытно явился главным агентом немецкого генерального штаба.
            Что же он делает для выполнения поставленной ему задачи? Будучи военным министром, он отдаёт приказ № 1 по Армии:
·        Снять с офицеров, чиновников, унтер-офицеров ПОГОНЫ.
            Гучков отлично знал, что мундир героя украшает, чем не красивее форма, тем носитель её старается быть достойным этой красоты и тонус боеспособности такого воина повышается, чтобы не замарать честь мундира. Этот символ почитания мундира введён ещё от глубокой древности. Даже в семьях простых мужиков, которым война приносила только несчастье, находились фотографии какого-либо члена семьи в военном мундире, да и у самого предателя Гучкова, вероятно, были деды тоже военные.
            Блестящий парад воинской части всегда вызывал у гражданской публики восторг, а сами то парадирующие перед взорами народных масс, как бы, перерождались горели блеском глаза, грудь ширилась во всю, мускулатура ног напрягалась, стройность движения и равнение принимали изумительную правильно линию. Молодёжь шла перед народом, а не только лишь перед начальником, как на экзамене, чтобы вселить и воплотить в народную массу уверенность, что проходящий парад будет таким же прекрасным, стройным, жертвенным и в сражениях для защиты своей Земли и Родины.
            Без мундира солдат и офицер ничто иное, как полуглупый придурковатый пастух, таких же глупых овец.
            Приказ № 1 Гучкова, был первым и страшным ударом и великим оскорблением Армии, и она сразу же зашаталась...
            Гучков, видя что его приказ произвёл колоссальное разрушительное действие на Армию, как настоящий палач, наносит второй удар своей жертве. Согласно # 2, того же приказа, было приказано по Армии на командные должности не назначать, а избирать ротных, батальонных, полковых и прочих командиров. Вот тут и пошла потеха! Как и в пустобреховую Думу выскакивали "оратели", а не деловые люди, так и в Армии случилось, поднялся неистовый гвалт. Для солдат малокультурных стало ясно, что военный министр не доверяет офицерам, а только верит "народу", а именно им - солдатам. Сразу же получилось раздвоение среди единой воинской части, а именно офицеры-кровопийцы и солдаты-ангелы.
            # 3 приказа Гучкова, был последним аккордом предательства Армии, ибо введены были Комитеты: ротные, полковые, дивизионные, корпусные и армейские. Штабная служба сразу же замерла. Высший начальник приказывает наступать, а Комитет, куда попали "оратели" и шкурники до денщиков включительно, приказывает отступать...
            Государственная Дума с "барабаном улицы" Родзянко, как его величали, находила распоряжение военного министра Гучкова чрезвычайно похвальным и достойным примером для сынов "отечества", которое уже рушилось в болото. Дураки! С ушами из сапожного материала веселились по вертепам, пьянствовали и не слышали народного шума потому, что он не заставлял пока лопаться их барабанным перепонкам.
            После предательского приказа Гучкова, солдаты поняли, что власти нет. Стали постепенно убивать офицеров, крича: "А, золотопогонники, кровопийцы! Теперь власть наша". Сотни тысяч погибло офицеров на фронте, часть из них шкурники из штабных, бежали в Петроград, где поднялась вакханалия пьянства, разгула и разврата, совместно с обществом и высшей знатью.
            Сотни тысяч солдат двинулось с фронта, чтобы успеть захватить землю. Убеждённые же дезертиры и бывшие сидельцы тюрем, избрали самое заманчивое занятие по дороге к своим сёлам, безнаказанно грабить и убивать.
            От своего станичника, полковника генерального штаба Рытикова я получил письмо из Петрограда: "На улицах столицы шествия с сотнями каких то знамён. Масса солдатни. Повсюду грязь, театры, рестораны, кабаки всё полно и пьяно. Ты знаешь, я не поклонник кутежей, но зашёл к Донону. Общий зал был заполнен высшей знатью. Дамы в роскошных платьях с оголёнными спинами и бюстами. Проходя мимо одного стола, слышу голос красивой дамы: "Ах, как я ненавижу эту пресловутую родину: мужики в лаптях, мужики босые, носы красные, холод, грязь. Я не была уже в имении 20 лет. Настоящая жизнь - это Ривьера, Ницца, Канны, Италия. Вот там то и может быть настоящая любовь". Склонявшийся к её плечу генерал, пожирает её глазами...
            Все столики заняты блестящей публикой: гвардейцы, интенданты, князья, княгини, бывшие свитские, камергеры, думцы с Родзянко во главе и дамы., дамы в бриллиантах. Всё ещё приветствуют революцию, прославляют истерика Керенского. Пробки шампанского летят в потолок...В общем "пир во время чумы"...Проходя дальше, в район отдельных апартаментов, слышу: "Гасан (хозяин Донона - татарин) давай женщин, побольше женщин", - шум, визг певичек...танцы...
            В Петербурге десятки тысяч офицеров. Всё ошалело сегодняшним днём, о завтрашнем не думает никто. После предательского приказа Гучкова, только безумцы могут мечтать о войне. Всё кончено...Ты, может быть, спросишь: что же дальше? Дальше - Яма...На фронт я не поеду, - там делать нечего, а еду в станицу Каменскую прощаться с умирающим отцом и останусь там, может быть пригожусь Атаману Каледину. Ты, там, в 3-й дивизии видный офицер, начитанный, побывавший в мирное время за границей, говори офицерам и казакам, что чем ни скорее они уйдут на Дон, тем лучше, чтобы не заразиться разваливающимся фронтом. Россия идёт к пропасти. Нужно спасать Дон. С балкона дома Кшесинской, прибывший с почётом из Швейцарии, глава большевиков Ленин, долбит толпе: "Они вам обещают кое-что, а я дам вам всё, - грабь награбленное...Он, пожалуй, умнее всех и идёт прямо своим предательским путём, зная психику несчастного великоросса, падкого на грабёжь, представители которого абсолютно неспособны создать свою государственность. А скажи им, что они дураки - обидятся. Итак, дорогой Иван Никитич, пока про Бог увидеться на родном Дону". (П. Рытиков впоследствии был начальником Северного фронта, произведён в генералы и умер в Сербии).
            В дальнейшем изложении я буду лишь напоминать схематически драматические события, как материал - канва для будущего казачьего драматурга и его сцентического творчества.
            Произошло так называемое "Московское Совещание", с главными актёрами: А. Керенским, генералом Корниловым и генералом А. Калединым. Последний от имени всех двенадцати Казачьих Войск категорически заявил, что необходимо пока не разразится стихия тысячных убийств, грабежей и насилий разбушевавшейся распущенной солдатни, немедленно принять меры для водворения порядка, стремясь сохранить единство империи на федеративных началах всех народов, входящих в состав империи, придав федерации демократический строй; Казачьи Области будут настаивать на своих древних автономных началах, не нарушая целости империи. Крестьянам дать землю в личное пользование.
            Керенский, напичканный суфлёром Гучковым, вскочил на трибуну и крикнул: "Значит применить террор и подвергнуть многих солдат, страдальцев окопной жизни, смертной казни?".
·        Да! - возразил Каледин, - но только после следствия и суда...
            Керенский, пылая негодованием, резко крикнул:
·        Я не позволю пролития даже единой капли крови!...
            Раздались оглушительные овации. Надрывались больше всего истеричные курсистки, попавшие впоследствии "страдальцам окопной жизни", в качестве постельной принадлежности.
            Выступление "верховного главнокомандующего на час" генерала Л. Корнилова, с точки зрения офицерской этики и казачьего достоинства (он был сибирский казак), просто нелепо: он, под шум оваций толпы и улицы, крикнул: "Только через мой труп Николай II может вернуться к престолу!". Бедный генерал, ничего не сделавший для укрепления дисциплины, в разрушенной Гучковым Армии, он, вдруг, испугался живого трупа царя. Он вместо этого, отдал бы под суд Гучкова, да вспомнил бы свою присягу царя. А его арест бывшей царицы, да ещё с малыми детьми, совершенно беззащитными, уронил всякое его казачье достоинство. Эти деликатные поступки, не его было дело компетенций, пусть бы беспокоились о этом члены Временного Правительства.
            Тем временем Ленин сформировал из дезертиров, черни, уголовных преступников "Комитеты рабочих и солдатских депутатов", наблюдая разложение среди правящего класса, сделал попытку захватить правительственные учреждения в Петербурге. Стоявшие в столице два Донских казачьих полка № 1 и № 4, легко подавили восстание. Ленин бежал в Финляндию. Всё как бы утихло. Но недремлющий Гучков дёрнул в последний раз "верёвочку": из Зимнего Дворца выскочил паяц Керенский, крича: "Я не позволю проливать братскую кровь и узурпировать казаками народную власть! Это идёт контр-революция от Донского Атамана Каледина-мятежника..."
            Тут Гучков подсунул паяцу приказ о мобилизации двух военных округов: Московского и Казанского. И всё покатилось в пропасть. Запылали помещичьи усадьбы. Грабежи, безумные убийства приняли всеобщий стихийный характер. Зверски обезумевший "великоросский" народ-раб резал, кромсал, сжигал культурные ценности. Грандиозные пожары и дым окутав всю европейскую часть "Великороссии", застилал на тысячах вёрст горизонт; даже потемнело Небо.
            В этом диком хаосе уже не жаль было человеческих существ, но колящим ужасом поражался слух от мычания беспомощных плодовых коров, которым "русские" садисты вырезывали вымя. Ржали болезненно плодовые жеребцы с перерезанными у них сухожилиями. "Жги, бей, режь!...Ни нам и никому!...", - кричала дикая орда "великорусского" мужика, воспетого славянофилами, как "богоносца", который показал неслышанное во всей всемирной истории бешенство. Алтари церквей загораживались человеческим калом "богоносцев". Около некоторых церквей валялись трупы священников, детородные члены коих были вырезаны и положены на алтарь... Лицемерная полицейская церковь Московии за свои тайные доносы получала сторицей...достойную плату!
            Когда искусной рукой Гучкова и Ко, поле действий очистилось от правительственных болтунов, разбегавшихся во все стороны с полными карманами, Ленину уже не было даже надобности организовывать крупные отряды, он выжидал ещё несколько дней, и когда узнал, что командующий конным корпусом генерал Крымов убит заговорщиками Зимнего Дворца, от Ленина отрядил лишь роту матросов с пьяным "вождём" Железняком, от крика которого разбежались, как крысы, депутаты созданного наспех жалкого "Учредительного Собрания", ещё раз подтвердившего абсолютную неспособность "великороссов" создать свою государственность. Для этого всегда требовался диктатор во главе рабов.
            Воспользовавшись суматохой, Керенский не спал и не дремал: быстро сбрил с лица скопца жиденькую волосистость, подчеркнул на лбу карандашом морщинки, одел женское платье кухарки Зимнего Дворца и задним ходом скрылся...
            Знакомясь с деяниями королей, вождей, цезарей, императоров всемирной истории, были случаи убийства, казней, бегства в иные страны, но такого позорного поступка, когда глава великой Империи, обнимающей 1/6 суши Земного Шара, бежал в женской юбке, в истори всех народов не было!!! И куда же он бежал, спасая свою позорную шкуру? В классическую страну Казачьего народа, древний символ которого был: "С Дона выдачи нет!" И под чью же защиту? Под защиту благородного, носителя великой совести и Мученика её Атамана А. М. Каледина, против которого этот паяц-трус мобилизовал два военных округа. Однако, благородный Атаман не принял эту мразь, приказав лишь своему помощнику М. П. Богаевскому выслушать этого труса и направить его туда, куда влечёт его неведомая сила...Так кончилась бесславно Мартовская революция.
            Наступила чёрная контр-революция, под флагом власти пролетариата. Здесь я позволю себе ввести некоторую символику, которая поможет понять дальнейшие драматические события.
            На широкой, еле освещённой сцене, бесконтрольный Правитель великой империи Ленин ходит взад и вперёд. Вдруг, из глубины сцены тихо движется фигура старца в царском одеянии с железной клюкой в правой руке. Подойдя к Ленину, он говорит: "Вот эта клюка была символом моей власти. Я ею убил даже своего родного сына, попытавшегося приостановить уничтожение боярского класса, мешавшего мне восстановить единую власть над русским народом. Я передаю Тебе эту клюку, убивай ею тех, кто попытается поднять хотя бы голос о вольности народа...им можно только управлять, как скотом железом и плахой, всю землю отдай крестьянам, пускай пашут, а урожай в пользу государства...".
            Оставив в руке Ленина клюку, тень царя Грозного растворилась в воздухе. И вновь видение: из другого угла выросла гигантская фигура в одеянии шкипера. В руках его были плеть и секира.
            "Вот плеть, которою я, Пётр Великий, убил своего сына за страстное желание его приобщить мне комедийное христианское православие. Никакого Бога нет и вера в него - сущий обман тёмного народа. А вот стальная секира, которой я собственноручно рубил головы всем, кто не хотел подчиниться моей воле ввести в рамки железной дисциплины единую неограниченную власть для создания исключительно материальной культуры. Руби беспощадно всех, кто ищет вольности, а превращай весь русский народ в единое рабочее стало. Армия и флот должны быть сильны для захвата западных государств, как писал в своём завещании, но вклинился в династию немцев, от Екатерины и Петра Гольштинского и завещание не исполнено", - сказав последнее слово, тень быстро исчезла.
            На азиатском лице Ленина пробежала довольная улыбка и думал он: "Преемником великих царей Судьба указала на меня. А какой светлый ум у царя Грозного, за три века назад, он прекрасно разработал земельный вопрос. Рабочий люд легко будет прикован к заводам и надзор за ним тоже лёгкий; но крестьянство на громаднейших пространствах ведь это иная стихия, требующая проявления инициативы и самодеятельности земледельца. Но, ведь, у Грозного то была "государева пашня", обрабатывали её бесплатно крестьяне. А какая оглушительная сенсация декрета будет:
            "Крестьяне! Вся земля империи переходит в Ваше распоряжение! Работайте на благо государства...".
            А какой широкий размах у Петра Великого! Захват Европы...Зерно, по плану Грозного и революционная Армия по указанию Петра, какой триумф! И поклонятся все народы...Москве! Задумчиво ходит.
            На сцене появляется Троцкий. Фигура Мефистофеля с козлиной бородкой. Он говорит:
·        Необходимо открыть шлюзы для очистки Петербурга от
болотного хлама. Нужных людей, как специалистов, поставить на работу, из всего преступного люда составить боевые отряды для укрепления власти. Прекратить в городе грабёжь дворцов - ценности пригодятся...Да, кстати, там ждёт первая делегация, состоящая из цвета великосветских дам...
·        Как дам?
·        А, вот, увидишь.
            На сцене появляются дамы, разодетые в шёлк, с бриллиантами на оголённых шеях. Выстроившись в ряд, они делают перед Лениным глубокий, придворный реверанс, напоминающий приёмы "короля солнце" Людовика XIV.
            Впереди всех стоит княгиня Гурская тупая, но поразительно красивая и смелая.
·        Ваше Сиятельство! Наши мужья, как обычно стары и по причине
пьянства негодны. Мы требуем нормальной жизни для семейства и для любви...
-Народная власть стоит за нормальную свободную Любовь. И принцип
власти: каждому по способности и каждому по потребности...
            Звонок. Зрительный зал быстро наполняектся матросами гвардейского экипажа и солдатами гвардейских полков. Все молодые, красивые, рослые. Идёт от них гогот, как от жеребцов на конюшне.
            Троцкий шепчет Ленину:
-Имей в виду, что светские дамы Петербурга развратили правящее
сословие, а история всех народов говорит, что если верхи развращены, то государство рушится..., а поэтому окажи дамам своё доверие и преподай гвардейцам указание, как себя вести в новой их семейной обстановке.
            Ленин, обращаясь к дамам, ласково говорит:
·        Дорогие дамы! Вот в Ваше распоряжение цвет народа! Выбирайте!
А вы, дорогие товарищи,объединившись с этими красивыми дамами, направляйтесь в их барские дома. Любите своих подруг и одновременно охраняйте ценности дворцов и домов от грабителей.
            Второе действие. На сцену появляется генерал Брусилов в сопровождении всех бывших командующих армиями. Ленин пожимает ему руку. Брусилов докладывает:
·        95% офицеров генерального штаба и гвардейских полков в Вашем
распоряжении, Владимир Ильич!
·        Спасибо! - Садитесь товарищи генералы. Академию генерального
штаба привести в нормальное состояние по старому образцу, введя в неё лишь дополнение в расчёте на Мировую Революцию. В Академию будет введён политический комиссар. Военные училища открыть вновь. Контингентом юнкеров должны быть дети пролетариата. Нам необходимо создать сильную боеспособную Красную Армию. Боевой наш фронт сперва будет направлен на Юг. Нам нужен Донецкий уголь, Терская нефть, Кубанская пшеница. Лошади Донецкого коннозаводства и скот Юго-Востока и Украины. На вас, товарищ генерал Сытин, возлагается серьёзная задача: вести непрерывную разведку в сторону Казачьих областей. Чисто политические задания вы будете получать от меня через товарища Троцкого и его помощника Антонова-Овсеенко, который уже находится в Воронеже. С соответственным штатом пропагандистов, его задача сорганизовывать боевые группы из крестьян Донской области, но пока удерживать их от военных действий, так как казаки фронтовики находятся в спящем состоянии нейтралитета. Никаких насильственных реквизиций, а особенно сдерживать поползновения красноармейцев на честь гордых казачек. Там уж был случай, когда проходившие эшелоны из Луганска с корпусом Саблина и Ворошилова в направлении ст. Лихой и далее - на Царицин, и одна рота попыталась реквизнуть и прокатиться по казачкам, то она была ночью вся перерублена казаками станицы Гундоровской.
            У Атамана Каледина войск нет, но это не значит, что необходимо двигать наши части для захвата Новочеркасска. Его нужно взять руками только казаков, признавших нашу народную власть. Поспешим - людей насмешим и завяжется затяжная война. Сбежавшие на Дон генералы Алексеев, Деникин, Драгомиров, Марков, Романовский и другие нам не так то страшны, они даже нам помогут тем, что они по своему туполобию будут настаивать на том, чтобы казачьи государственные образования подчинялись им для восстановления старого режима, а казачья масса настроена демократически - стоит за свою древнюю автономию и готова пойти на федерацию с народами империи. Вот эту рознь политических и социальных вожделений между случайных "союзников" и необходимо нам поддерживать. Благоприятные симптомы для этого то, что остатки казачьего дворянства, вследствие потери ими громадных земельных владений, будут тянуть руку Деникина и против казачьей массы. Вот пока всё. Идите и не лицемерно работайте на пользу советского народа. Если работа будет хороша - будето в почёте, но имейте в виду, что если будет замечен саботаж, то рука народной власти для проявления жестокости не дрогнет...
            На сцене опять двое.
            Троцкий говорит:
-Народы России, после упразднения царской власти, почувствовали
некоторое веяние гражданских свобод, если эту "оттепель" будем проводить и мы, то наша задача будет чрезвычайно трудна,и не только о мировой революции, но даже проведение социализма и коммунизма в одной нашей стране, не придётся и мечтать. Нужно эту дурь о вольности выжечь калёным железом и вновь, путём террора и насилий, привести всё население в рабское состояние, вселить ему истерический страх и довести его до пределов состояния психики времён царя Грозного и Великого Петра.
·        Да, ты Лев - прав! Завтра мы выпустим декрет. И всю эту
разнузданную массу дезертиров, убийц, каторжан двинем на всероссийский грабёж. Иного выхода нет. Я уверен, что эта голытьба, залитая с головы до ног кровью буржуев, сольётся в могучие боевые дружины, кровь их скрепит. И они сделают в конечном счёте великий подвиг закрепления нашей власти.
            Третье действие. На сцене полностью весь "пломбированный вагон", присланный немцами коммунистов: Троцкий, Бухарин, Рыков, Радек, Луначарский и другие во главе с Лениным. Весь зрительный зал наполнен до отказа. На первых скамьях и в ложах "краса и гордость революции" - матросы и сияющий празднично пролетариат, у некоторых свёрнуты скулы и синяки на лицах. Многие переряжены в одежду буржуев. Стоит шум, гомон, сальные выкрики.
            Встаёт Ленин, делает знак рукой, наступает тишина.
-Товарищи! Настал момент для вас счастливый. Все те страдания, голод,
холод, кои вы перетерпели от кровопийцев-буржуев, должны прекратиться. Если они обещали вам кое-что, я вам дам всё: дома, одежду, сытую пищу, деньги для удовольствий. Всё, что возвышается перед пролетариатом должно быть уничтожено в стране; жизньи имущество буржуев даются в полное ваше распоряжение; всё буржуями награбленное должно быть ваше. Составляйте боевые бригады, вооружайтесь до зубов, режьте и убивайте врагов народа, проявите жестокую пролетарскую власть, искореняте под корень всех заговорщиков, диверсантов, шпионов буржуазных стран. Создавайте в местах наибольних скоплений, в городах, революционные трибуналы, где должен быть суд пролетарски справедливый и главное скорый - всех заподозренных к стенке. Завести также Чрезвычайные Комиссии для раскрытия заговоров против народной власти, применяя при этом все инквизиционные методы всех времён и народов. Чекист должен быть твёрд, решителен, неумолим. Он - страж революции, он - гордость народа. Вся земля страны передаётся в распоряжение крестьян. Пашите, сейте, зерно храните в общественных амбарах, под руководством комиссара и Комитета бедноты.
            Все фабрики и заводы передаются в распоряжение рабочих под руководством заводских комитетов. В общем вся власть комитетам на местах!
                        Занавес опускается...И страну окутал мрак.
                                                                               ---------------------------------  ....................................  --------------------------
            Изучая всеобщую историю народов Земного Шара, мы должны придти к выводу о беспрестанно движущихся и изменяющихся процессах жизни. Человечество не находилось и не будет находиться в одном каком-либо застывшем раз навсегда состоянии, хотя бы это состояние и было бы идеалом жизни. Это было бы застоем, равносильным смерти, а человечество может умереть только со смертью Земного Шара, на котором мы живём. При постоянном движении человечества вперёд и при наличии величайших открытий и изобретений, в самосознании людей должен возникнуть смелый вопрос, а не смогут ли люди при своём быстром интеллектуальном развитии в течении тысячелетий, предвидеть тот катастрофический момент в жизни Земли, о котором когда-то вещал Апостол Пётр, что Земля сгорит, и переселиться до наступления его на другие планеты? По силе своих знаний и предвидений, а также нравственному совершенствованию люди постепенно будут приближаться к божеству. А ведь давно сказано, что невозможно для человека, то возможно Богу, веяние которого и внедряется в ум человека, приобщая ему великие знания.
            Но как же быть с коммунистами ("большевиками"), которые со своей безумной идеей мировой революции, стараются перебить тех, кто более всего нравственно совершенствуется? Ведь они не допустят свободного переселения на другие планеты, без их разрешения.
            Идейных коммунистов, людей фантастически преданных делу коммунизма мало. Ловкие проходимцы и первостепенные прохвосты, прикрываясь как щитом, неприкосновенным именем "коммунист", твердили и твердят, во имя коммунизма, всевозможные безобразия и возмутительные насилия, избегая ролей, где приходилось бы жертвовать личными интересами и жизнею.
            Главари коммунизма, уклонились от естественного жизненного закона эволюции - постепенного развития, и слились с преступным элементом и подонками народа, предрасположенного лишь к гражданским преступлениям и к ненасытной алчномсти к наживе. Истинных коммунистов повторяю мало.
            Работою приспособляющейся мысли их, коммунистический СССР (бывшая Россия) был превращён в милитаристическое самодержавие - бюрократическое государство, с явно буржуазными капиталистическими тенденциями в области экономической политики. Коммунизм оказался полным народным банкротством, превратившись в типичную восточную, азиатскую былых времён, деспотию, с методами русско-московского самодержавия Ивана Грозного.
Если бы главари не производили бы кровавые насилия, то вся их фразеология: "Контр-революционный дух, мелко-буржуазная стихия, мещанско-анархический элемент и прочее и прочее, то они бы напоминали учёных скворцов или попугаев, в головах которых засели заученные слова, которыми они и оперируют в словоизвержении, пытаясь осветить такие живые и режущие ум и сердца факты, как голод, нищета "на бескровном фронте", восстание белогвардейцев.
            До сих по, за 50 лет, коммунисты не разрешили жуткого вопроса разницы между рабочим и земледельцем. Рабочий привязан к заводу, а земледельца на громаднейшем пространстве привязать трудно. Земледелец по натуре собственник, а собственность создавалась веками и вытравить это чувство трудно. Аракчеевские поселения, в виде колхозов, противны хозяину-земледельцу.
            Все виды частной собственности русские коммунисты свалили в общую кучу и предоставили сжечь её тёмной, жадной и разнузданной массе. В результате - ужасные последствия: уничтожили не частную собственность, а общечеловеческую культуру, и всё это служит ярким показателем русско-коммунистического бессилия и недомыслия, обедневши страну и культуру, нельзя сводить на нет развитие личного начала, инициативы и самодеятельности. Приходится обширной стране покупать зерно от "гнилого Запада".
            Нельзя переделать натуру человека. Даже взять рабочего с его личной собственностью. Он обыкновенно тянется к своей ложке, которой он привык есть, к своему топору или лопате, к своему виду труда, к своим приёмам, к своей постели, к своей одежде, он не тянется к "коллективному сапогу". Посягните на эти привычки, лишите свободы человека иметь "своё", и он превратится в пешку, в безвольное существо, потеряет предрасположение к инициативе, творчеству, потеряет голову. Такому рабу - цена не высокая. При таких рабах мечтать о культурных завоеваниях не приходится. Допустим, что русские коммунисты или их преемники, разумеется, не бежавшие из каторги или тюрьмы разбойники, создают "рай", где не будет нужды в пище, одежде, ни в жилище, ни в пресыщении ума и эстетических потребностях, то такое райское житьё превратило бы человека в безличное и бессодержательное существо, даже глупее свиньи в болоте.
            Русские коммунисты не дали в области социалистического распределения ничего нового, а ещё хуже старого и повторяют зады - самовластия деспотов, которые кричат с кровопийцами буржуями и сулят миру справедливейшие порядки, царство правды и материального благополучия, а на деле обращаются в сверх-буржуев, набивая свои желудки коммунистическими "пайками", держа в чёрном теле голодающих рабов. Оказывается существуют пайки: гражданский, чрезвычайный, ударный, военный, коммунистический, комиссарский, кремлёвский и ленинский. При этом применяются точно в жизни, обычные приёмы империалистов, неограниченность "верховной" власти, подавление всех свобод, угнетение личности и общества, военные насилия с присущей жестокостью; в этом отношении они перегнали самодержавие царей.
            Русский коммунизм, это - не пролетарское движение, а лишь тюрьма народов, о чём уже говорит западно-европейский пролетариат, "шило в мешке не утаишь".
            Какое же творчество русского коммунизма в военном смысле? Готовясь к войне за мировое владычество, они строят армию. Но это не народное движение и не революционное, а военная экспедиция московитов - "великороссов".
            Относительно же страхов будущего, для разбоя московитами ("русскими") коммунистами в мировом масштабе, то этот специфический русский коммунизм, исторически воплотившийся в рабскую душу московитов ("русских") от времени царя Ивана IV Грозного, не имеет под собой точку опоры потому, что он вытекает не из основ действительной экономической жизни, проведшей длительный исторический путь эволюции (последовательного развития), как это следовало бы по учению Карла Маркса, а из эфемерных выдумок и лжи. Он отрицает демократические начала, как высшие нормы человеческой жизни, предпочитая им необузданную военную диктатуру, бесконтрольную власть, произвол и террор. Ему чужды идеалы обычной, веками сложившейся нравственности, он заменяет их скрытую подпольную пропаганду, ложью и широким шпионажем. Он экономически бессилен, так как кроме разрушительных факторов старых экономических форм, ничего нового не дал, расходуя все те ценности империи, которые он узурпировал у частных лиц, начиная с императорских сбережений. Он оказался катастрофически регрессивным и уступает свои "социалистические" позиции капиталистическим формам и операциям и уже просит у Запада кредиты...Он не имеет ничего общего ни с социализмом, ни с либеральными течениями жизни, а превратился в гнетущий аппарат самодержавной деспотии.
            Все эти отрицательные качества московских ("русских") коммунистов, поскольку они были скрыты "железным занавесом", до некоторой степени не были заметны пролетариату Запада. Но теперь, когда из "рая" бегут уже многие на Запад, а из Запада посещают этот "рай" социалисты, то вся ложь Москвы (СССР) уже вскрыта, и не далёк тот момент, когда этот зверино-бандитский ("русский") коммунизм исчезнет на веки.
                                                                           --------------------------------------  ..............................  --------------------------
            О возникшей войне между оголтелыми московитами ("русскими") и Казачьим народом, начиная с 1917 по 1920 г. г., я не буду распространяться, так как это не входит в программу моего труда потому, что эта эпоха достаточно освещена Казачьей исторической литературой, я только коснусь лишь политических и социальных причин возникновения этой войны.
            Самодержавие не сумело, да и не хотело в своё время сохранить былое самоуправление и автономию различным областям империи. Временное Правительства женственного шута А. Ф. Керенского и Гучкова также не понимало значения автономии областей. А Государственная Дума партийных болтунов приходила в ужас от слова даже "федерация" и смотрели все эти партии на это, как на раскол, на измену "единой неделимой России". И поэтому, громы и молнии метались пустыми громовержцами против самостоятельного Дона, против свободолюбивой Кубани и Терека, против обособившейся Грузии и так далее. Особенно рвали и метали правые партии. Особенно возмущала их Кубанью.
            Как это, "какая то Кубань" осмелилась составить свою Конституцию, иметь свой Парламент (Раду), наладить свои экономические и финансовые дела. Значит, она враждебно России? - кричали рабовладельцы - "великороссы". А поэтому её надо завоёвывать...
            А между тем, Кубанские казаки считали, как им внушили московские агитаторы, что хозяином России должно явиться Всероссийское Учредительное Собрание ("Учредиловка"). Но "власть" определила, что Кубань - сепаратное образование. Что Дон объявил себя самостоятельным государством, кричали меньше, а бельмом явилась особенно Кубань.
            А между тем, при сложившихся исторических условиях, не было и не могло быть иного пути. Можно было, при здравом уме, идти в будущем строительстве, от частей к целому государству, а не от целого, какового уже не было, по вине сперва болтунов, а затем негодяев, к частям.
            Естественно, что с первых же дней революции, каждая область, имея в прошлом независимость или автономию, потянулась к своей самостоятельной жизни. Это было здоровье, чисто органическое Казачье Движение. Нужно было крепко соорганизоваться областями, чтобы из крепких областей создать ещё более крепкое целое. И вот, благодаря тупоумию одних и предательству других, Временного Правительства и болтливой Думы, хозяевами положения стали русские коммунисты. Если бы во время успели соорганизоваться Казаки и Юго-Восточный Союз Дона, Кубани, Терека и Горных и Степных Народов Кавказа, то нынешняя картина была бы иной. К этому Союзу потянулась бы и Украина, если у её руководителей не оказались бы мозги забитые империализмом. Федеративная мысль казаков распространилась бы в сторону Туркестана и Средней Азии. Тогда смысл этой федерации понимали очень немногие казаки. А теперь согласны с этим уже многие.
            Было большим преступлением проводить нелепую систему объединения всех тех государственных образований, кои вырисовывались в 1918 году с помощью грубой силы и завоеваний, как это делают русские коммунисты и, как это делали тупые "освободители" Деникин со своим "Особым Совещанием" и Врангель.
            Как известно, Деникин повёл войну, не имея достаточных сил, против народов Кавказа. Методы карательных отрядов в Ставропольской губернии привели до того, что население этой губернии, когда-то бывшие казаки, перешли на сторону русских. Агрессивные меры против Украины, понизили возможность её бороться против русских коммунистов.
            Казаки Дона, Кубани, Терека и Астрахани, сильные своими демократическими установлениями, освещёнными древней историей, неприязненно относились к грубым мерам так называемой "добровольческой" армии, почти бессильной, но крикливой за несуществующую уже "единою неделимую Россию".
            Вся эта, ничтожная духовно группа генералов с Антоном Деникиным во главе, предавши своего царя, решила покончить и с демократическими началами Казачьих Краёв. План их выразился сперва в том, что они привели в действие все свои гнусности против Донского Атамана генерала П. Н. Краснова, прекрасного организатора Донской самостоятельной Армии и энергичного проводника идеи создания Юго-Восточного Союза Казачьих Краёв с Кавказом. В свою преступную игру они сумели втянуть союзное командование Франции и Англии тем, что интересы этих государств возможны только при наличии "единой неделимой России". А если П. Н. Краснов образует отдельное государственное образование, то надежды на барыши в пользу союзников будут проблематичны. Союзное командование, узнав ещё от Деникина, что Атаман П. Н. Краснов сторонник Германии, отказалось снабжать Донскую Армию боеприпасами. Атаман П. Н. Краснов вынужден был покинуть свой пост Атамана, что сильно отразилось на моральном самосознании Донских казаков, так как они Главу Тихого Дона любили, за исключением остатков дворянских поколений, так как согласно "Основным Законам" Всевеликого Войска Донского, основанном на началах народоправства, все сословия упразднялись и захваченные дворянами раньше земли, переходили в распоряжение Государства Дона.
            На место П. Н. Краснова, под воздействием депутатов Круга дворянских последышей, был избран свитский генерал А. П. Богаевский, человек определённо двуличный - сторонник А . Деникина и его идеи "единой неделимой России", с полным подчинением Дона, по усмотрению этой "неделимой".
            Произведя этот удар по целостному при П. Н. Краснове сильному организму Дона и раздвоив его на противоположные друг другу части, А. Деникин и Ко подняли свои преступные головы и стали готовить второй удар по демократии Кубани. Был гнусно убит в спину в Ростове на Дону, во время Конференции трёх союзных Казачьих Края - Дона, Кубани и Терека, Председатель Кубанского Парламента (Рады) Николай Степанович Рябовол. Повешен, выдающийся казачий патриот, Член Рады, Священник Алексей Иванович Кулабухов, разогнан, при содействии Кубанского дегенерата генерала Вячеслава Григорьевича Науменко, Парламент (Рада, по плану генерала П. Врангеля), 12 самых видных депутатов Рады были арестованы и высланы за границу. По всей Кубани пошли карательные отряды, как в завоёванной земле.             
            Боевые Кубанские воинские части на Северном фронте, узнав о этих преступных деяниях банды русских генералов с Антоном Деникиным во главе, бросил фронт и пошли на Кубань, чтобы защитить свои станицы от грабительских отрядов белого русского коммуниста генерала А. Деникина.
            Положение Казачьего народа оказалось критическим: с Севера били звероподобные русские коммунисты, а с тыла била "белая" банда, уже белых русских коммунистов. В таких условиях вести войну на два фронта, было немыслимо. Подчиняться же тупому диктатору русскому А. Деникину, было противно для казачьего исторического достоинства. Даже царям, казаки, вести себя на поводу, проявляли отпор, а уж белому коммунисту, от своего московского народа, генералу и подавно.
            Весь Юг был захвачен русскими коммунистами, благодаря громадному содействию беглых русских генералов, во главе с генералом А. И. Деникиным. Полагаю, что за эту помощь, русское коммунистическое правительство должно бы воздать почести генералу Антону Деникину, пожаловав ему хоть посмертно званием маршала, хотя за всё это поспешила Англия пожаловать Деникину звание Лорда и много своих орденов.
            Впрочем, уезжая от берегов Крыма, на английском броненосце, Деникин не унывал, так как предвидя крах, все награбленные казачьи ценности: уголь, пшеница, нефть, донские скакуны, скот были отправлены на кораблях Черноморского флота заграницу для продажи. Последние его слова на борту броненосца, в сторону потопленной в крови и слезах Европейской России, были:
            "ПУСТЬ БУДЕТ РОССИЯ СОВЕТСКАЯ (читай: КОММУНИСТИЧЕСКАЯ, - прим. автора), НО ЕДИНАЯ И НЕДЕЛИМАЯ".
            Ушли преступные соратники генерала А. И. Деникина в Царство теней, подох и он сам - главный авантюрист. В Свободной Америке (США) поставлен ему богатый мавзолей за средства, награбленные в стране КАЗАКОВ-КАЗАКИИ. Но, нет нигде не только мавзолеев, но даже надгробных плит тем КАЗАКАМ - ГЕРОЯМ, которые положили душу свою за Родную Казачью Степь и её Святую Свободу. Крепко спят бойцы в безвестных могилах. Они живут лишь в песнях народа и в полузабытых сказаниях. Душа старых песнопений вселяется в молодые сердца сильных духом тех сынов и внуков, кто способен брызгать своей алой кровью и кто не тратит на обманчивую мечту своих слёз. У обрызганных святой кровью бедных очагах, куда заползали герои зализывать свои раны, вновь родятся новые Казаки. Ведь пелась для них колыбельная песнь родной Матери. Живые рассказы её о виденных мучениях, о героях дедах и отцах воспитают отвагу сквозь бури и грозы. Иные ушли далеко, далеко, в другие, счастливые или казавшиеся такими, страны, и принесут оттуда, как божественный огонь знания, силу, отвагу на пользу Своего Родного Казачьего народа. Они не найдут родных могил, но сама Мать-Природа укажет им где спят незабытые герои.
            Велик славен Создатель Мира, благославляя Мать-Природу. В потёмках поднялись цветы, припали к надгробию умерших, точно положили на них розовые головки и...спят. Опять вместе с теми, к кому пробиваются, в мистическую подземную тюрьму, цепкие корни...Смотришь на них, и...чудится, как будто мёртвые смотрят незримыми очами этих цветов и дышат их ароматными лепестками. Ничто, дышавшее ароматом Земли и осеянное лучами Солнца, не пропадёт. Из вечности прошлого, в вечность будущего, продолжается неизменно жизнь, не прерываясь никогда, и бессмертный Дух героев через закон перевоплощения, вновь появится в обновлённых телах на Родной Земле!
            Где картины, которые бы, в красках художника и образов поэта, передали бы подвиг родных Казаков своим потомкам? Одна лишь песня - это Ковчег Завета, - где народ хранит свои святыни, поёт в них в бедных куренях или на ковыльной Степи. Но этого достаточно, чтобы в груди подымалась бы угаром жажда подвига, и эти родные песни вдохновляют не только молодых, но старых и слабых, при родных звуках, вдруг, чувствует себя сильным и говорит о родных предках, простых сердцем, пылавших когда-то огнём отваги, гордые своей честью, славой и жертвой за свободу Казачьего народа. И великие сердца предков, как бы, бьются под слоями кормилицы Земли. Даже сама Природа украсила пышными цветами их могилы, и как у этих могил Природа ожидает Причастников для таковой же священной борьбы с торжествующим Хамом рабства и угнетения.
            И поэт торжественно говорит: "Живи, покуда кровь играет в жилах, станешь стариться - нарви цветов, растущих на могилах, и ими Сердце обнови!".
            Лучшие люди Мира говорили, что молчаливые могилы говорят громче живых, в них скрыта мудрость веков; которая напоминает о красоте деяний наших славных предков, о их жертве за свой Порог и Угол. Бывали смерти, за которые восторженные души радостно отдавали целые годы борьбы, вместо спокойной, покорной и поэтому бесславной жизни.
            И тысячи тысяч завидовали тем героям, которые жизнь свою положили за прекрасную Казачью Степь и за не скрывающееся Солнце Свободы и рассказывали о них тем, кто будет жить после нас, нашим внукам и правнукам и воздавать славу Казачьему Народу. Не будем же петь у могил за упокой, а думать о живых и бодрых. Не будем предаваться тоске и грусти. Но, ведь, в казачьей грусти струны души поют о подвиге. И достаточно лишь казачьему поэту сказать: "Не слыхать там больше песен заунывных, песен заунывных про степных орлов, песен нам знакомых о делах былинных, о делах всех славных, вольных казаков. Но гутарят больше о делах станичных старики охотно на майдане там, и распял Казачку на Кресте публично, из Москвы прибывший неизвестный ХАМ!"
            Как рука сжимается в мощный кулак и готов уже вспыхнуть громкий крик: "Сполох, родные Казаки! Но, нет под рукой Казачьей Силы, рассеяна она по всему Земному Шару...Что же за причины? Какие бури и ветры рассыпали листья когда-то мощного Казачьего Дуба? Единого и не расколотого? Ведь какая грозная сила казачья была у Азова! Самая могущественная Турецкая Армия пала перед стенами, уже почти разрушенной, крепости. Да, были тогда Атаманы-Орлы несокрушимой воли и Казаки бесстрашные в боях. Не стало Атаманов: предали Казачью Славу беспутной немки, государственной проститутке, Екатерине II за пошлое дворянство и за разрешение грабить лучшие участки Казачьей Земли!
            Вот за этот грех и расселил нас Господь по странам Мира. Было и будет Истина: когда верхи общества развращены духовно, то рушится государство и гибнет народ. Так рушились грандиозные империи: Чингис-Хана, Римская, Византийская. Рушилось государство в веках и Иудейское...и народ его рассеян тоже по всему Земному Шару. Таким образом, Судьба Евреев и Казаков аналогична. Но разница в том, что евреи, оказавшись в рассеянии, вспоминали старые традиции и свой народный Закон. И мы видим, что под воздействием этой старины, дух евреев не угас, а наоборот повысился и представляет такую мощную силу, что воздействует на многие государства не только в экономическом смысле, но и политико-социальном. Для евреев даже рассеяние, как бы даже выгоднее, чтобы проводить некоторые мероприятия по отдельным странам. Никакие им бомбы не страшны, ибо они прикрыты другими народами, а всех народов не перебьёшь, если Земля останется целой.
            Казаки же, забыв своё древнее единство, увенчанное вековечной Славой, расслоились. Заразой этой расслойки, как я уже сказал, было продажное дворянство, на путях подавления Казачьей Самобытности и рабского служения Москве. Быть дворянином Москвы - позор! Быть же дворянином Казачьего народа и не щадить себя, жертвуя за благоденствие народа жизнь - почёт!
            Лично я, пишущий оные строки, по закону Российской Империи, имею право на потомственное дворянство, но на кой чёрт оно мне, когда стонет истязаемый Москвой родной мой Казачий Народ. Дворянская зараза ещё не испарилась в Казачьем Зарубежье и иногда некий, потеряв совесть, заявляет, что он "русский казак", иначе говоря, что он московский раб. Такое позорное самооплевание может выдумать только ненормальный.
            РОДНЫЕ КАЗАКИ! Выбросьте из головы подобные заблуждения, оставьте тёмные дорожки и пошлые закоулки, переходите на Светлый Казачий Шлях блистательной Старины наших предков в единстве и любви друг к другу. Судьба рассеяла нас не зря, она ждёт раскаяния и жертвы за свой окровавленный народ и ждёт от нас апостольской пропаганды. Для каждого теперь ясно, что если ты будем едины, то будем спасены.
            В данный момент мы, по своей малочисленности, если и не сможем совершить многого, то малое обеспечено тем, что против мирового зла коммунизма, работают уже многие государства и в их общий концерт, тон Казачьего Единства за рубежом, будет услышан. Цементирующим фактом для нашего единства должна послужить истинная правдивая Казачья История, многие которой ещё не знают, но она уже есть, которая приоткрывает завесу тьмы веков на древнее существование Казачьего Народа четыре тысячи лет тому назад. Долгая, трудная была дорога наших предков, но они всё же, при своей мудрости и жертве, довели своих потомков до настоящих смутных лет, всегда следуя по пути КАЗАЧЬЕГО НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ. Это наименование суть не сегодняшних вымыслов, а это наша - древность. И казаки - патриоты на верном пути, преемственно восприняв это название, выражая его кратко: "К. Н. О. Д.".
            Также преемственно взято наименование: "Верховный Круг", как продолжение того Верховного Круга, который был создан на Родной Земле сынами Дона, Кубани, Терека, Астрахани в январе 1920 года.
            Каждые три года происходят выборы в Верховный Круг. Идите на него все весело, бодро, с поднятой Головой. Проявите свои знания, жертвенность и любовь к страждущему родному народу. Образуйте мощное Казачье Представительство и только тогда голос Казаков будет услышан народами Земного Шара. Это единственный правильный путь восстановить Казачью Честь, поколебленную разными "вождишками" и сохранить былое Казачье достоинство.
            Да поможет Вам Творец Мира!

Франция. 1965 год.       Генерал И. Н. Коноводов


ЗАКЛЮЧЕНИЕ

            Вдумываясь в результаты войны 1917 - 1920 г. г., между "Великороссией" и Казачьим Народом, приходится задать себе вопрос:
            Почему Казачий народ потерпел поражение, до физического уничтожения включительно одних и лишения вековечной свободы других? Ведь вся его четырёхтысячелетняя история ярко подчёркивает, что он выходил с честью из самых сложных, иногда непреоборимых, обстоятельств на исторической сцене, иногда путём оружия, а порой политическими договорами с сильнейшим противником. Ведь не так давно прошумели страшные сражения Казаков в 1569 году, когда могущественная Турецкая Армия решила сбить Казаков с Дона, прорыть канал между р. р. Волгой и Доном, соединив Царьград с магометанскими царствами Казанью и Астраханью, одним водным путём и разрушить Московское государство. Казаки разбили Турок.
            Перед всей тогдашней Европой пролетела, как светлый метеор, также победа Казаков у Азова в 1641 году, равной которой не было в истории всех времён и народов, когда громадная армия Турок была разгромлена у стен этой крепости...
            И, вдруг, в 1920 году тот же, казалось, несокрушимый Крестоносец Свободы - Казак, потерпел поражение от вековечного "великоросского" раба??? Есть о чём задуматься!
            Каковы же были причины, повлекшие за собой Казачью Трагедию? Правда, пришлось сражаться против 80 миллионов "великоросского" народа, который при нормальном течении жизни, до войны 1914 года, но смог бы победить казаков, как не победил до конца Петра I Дикий. Что же случилось?
            В соотношении "великороссов" и казаков, руководители русской коммунистической власти сумели разбудить вековечное рабство на "миг" не идеей коммунизма, как такового, а иллюзией раба стать вдруг "господином" и лозунг: "Грабь награбленное", сыграл могучую роль в победе над Казаками.
            "Великоросы", воспитанные в веках Рюрикавичами-Варягами на грабежах и насилиях  побеждённых народов, с энтузиазмом восприняло клич свободы грабежа и стихийно двинулись к...будущему своему господству, уничтожая всё на своём пути, подобно диким Гуннам 375 года. Правда, что эти энтузиасты после "победы", попасть вновь в тоже рабство, в котором они пребывали ранее, но задачу русско-коммунистических руководителей выполнили, во вред себе, однако.
            Это одна из причин поражения Казаков в стихийном движении северных рабов на благодатный свободный Юг.
            Вторая причина, довольно роковая, это - расслоение Казаков на богатых и бедных, на дворян и простых.
            Казачье дворянское сословие все свои богатые привилегии сохраняло при наличии поощрения верховной российской власти и встретило Казачьи самостоятельные государственные образования, с кислой миной недружелюбия, относясь даже отрицательно к Юго-Восточному Союзу Дона, Кубани, Терека и Кавказских народов и, поэтому поддерживало авантюру беглых "русских" генералов во главе с Деникиным, в чаянии, что всё перемелется и мельница российская будет работать на их пользу.
            Это расслоение социального порядка, при наличии в Казачьей Армии офицеров - дворян, естественно отражалось на снижении боевого Духа народных Казачьих масс.
            А третья и даже главная причина, это - политическое младенчество Казачьего народа, не знавшего своей древней истинной Истории, которая на ряду веков запрещалась центральной властью, в целях руссификации покорённых народов.
            Если бы казаки знали свою правдивую Историю, а не извращение ЕЁ лжеисториками Московии ("России"), именно ту, которая существовала за три тысячи лет, когда о "Руси", о "великороссии", о Московии и прочем не было и в помине, то одно лишь сознание своего первородства, своего Казачьего древнего достоинства, своей Чести и Славы, двигало бы Казаков на жертвенный подвиг на путях своих доблестных предков - любимцев Свободы, Равенства и Братства.
            И вот мы видим, как некоторые Казаки ( И. Ф. Быкадоров, И. П. Буданов, А. К. Ленивов) начинают заниматься усиленно исследованиями древней Казачьей Истории.
            Моей лично заветной мечтой тоже было найти корень Казачьей Истории родного народа. Но, как трудно в современности эту мечту превратить в жизнь, когда в борьбе за кусок хлеба, приходится проходить по стогнам заграничного мира в изыскании средств для осуществления Святой мечты. А тут ещё, как на грех, препятствуют не только чужие, но казалось и свои же казаки, из ряда тех, кто претендует на "власть" и руководство над Казачьим Зарубежьем, и всякое начинание казака-патриота эти "вожди" почитают, как соперничество своей "власти" и стараются снижать авторитет такого смельчака, убивая этим и надежду на материальную помощь казачьей массы.
            В таком положении находился и я долгое время "хождения по мукам". Но, наконец, три года назад, Председатель Казачье-Американского Народного Союза (КАНС) Г. Л. Ерёменко написал мне в довольно категорической форме: "Не обращайте внимания на то, что говорят о Вас провокаторы, а пишите Казачью Историю. Союз возьмёт на себя обязанность издать Ваш труд". Эту мысль поддержал Верховный Атаман КНОДа в Зарубежьи Н. Н. Каледин. Но самый жертвенный труд печатания и издания взял на свои плечи, большой труженик - редактор журнала "Казачья Жизнь" Ф. Г. Бигдай.
            И если мой труд, под названием "КАЗАЧИЙ НАРОД", найдёт в душах Казаков и Казачек и их потомков тёплый душевный отклик, то я этим обязан вышеупомянутым патриотам, и имена их неразрывно будут проходить наряду с моим трудом в сердцах наших потомков. Да будет слава им!

КОНЕЦ



Франция       Генерал И. Н. Коноводов
(Наверх)
 
ГЛАВНАЯ