Существует несколько версий о происхождении названия Щербиновского куреня в Запорожском войске. Мы не станем разбирать все версии, а обратимся из них лишь к двум наиболее вероятным. Согласно первой, Щербиновский курень получил свое наименование от кошевого атамана Запорожской Сечи Ивана Щербины, жившего в 60-е годы XVII столетия, когда казацкую Украину раздирала война за "Богданово наследие" и борьба между собой сторонников Москвы, Речи Посполитой и Турции. Вот, что о нем пишет знаменитый русский и украинский историк Дмитрий Эварницкий (Яворницкий):

"... В Запорожье в то время был кошевым атаманом Иван Щербина. В начале месяца ноября он написал письмо Ивану Брюховецкому и отправил его к гетману через товарищей Сушковского, Гулака, Мартына и Ромашку. В этом письме Щербина прежде всего извещал гетмана о взятии запорожцами "мечом" несколько человек ушкал и об отправке двух из них гетману в качестве языков, потом просил доставить в Сичь смолы, железа и полотна для сооружения речных стругов, для чего у многих уже и дерево заготовлено и что все единомысленно дожидают, чтобы по истечении зимы, приняться за сооружение судов, далее кошевой просил гетмана, ввиду отсутствия в войсковой казне пороха и ввиду замыслов неприятеля достать "вечную столицу" запорожскую, прислать на зиму в Сичь запас пороху; кроме того, просил прислать в сичевую Покровскую церковь триодь постную, апостол и кадильницу, потому что церковь сичевая сгорела и из нее ничего не успели выхватить, отчего ни теперь, ни в предстоящий великий пост не по чем будет и службу править; на особом листочке Иван Щербина, через своего приятеля и товарища, просил еще гетмана, если возможно, "привезти с "той стороны" Днепра жену кошевого, за что обещал служить гетману за его милость. "Письмо писано ноября 8 дня 1664 года, с Коша на Волынке".

Гетман, получивши письмо кошевого Щербины, немедленно послал в Сичь несколько кусков полотна на паруса..." (1).

По другой не менее вероятной версии, название куреня произошло от старой деревни Щербиновка Золотоношского повета (уезда) Полтавской губернии, из которой в XVII-XVIII вв. и набирались казаки на службу в Щербиновский курень Запорожского войска (хутор Щербинин Кобеляцкого повета был основан гораздо позже, нежели золотоношская Щербиновка). В середине XIX столетия это село значилось, как наполовину помещичье и наполовину казачье, иными словами, население делилось на две части - крепостных помещичьих крестьян и вольных малороссийских казаков Полтавской губернии. Из "Устного рассказа бывшего запорожца, жителя Екатеринославской губернии и уезда, села Михайловки, Никиты Леонтьевича Коржа", изданного Эварницким, явствует, что курени Низового войска назывались исключительно в честь наименований местечек и сел казацкой Украины. Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть данное свидетельство. Отметим лишь, что, перечисляя все курени по порядку, бывший запорожец помещает Щербиновский курень на седьмое место (2).

Между тем, нынешний шахтерский город Дзержинск Донецкой области Украины, расположенный в 52 км от областного центра и в 7 км от железнодорожной станции Фенольная, когда-то именовался поселком Щербиновка, а еще раньше Щербиновским хутором, основанным на берегу речки Кривого Торца. Хутор был назван, по мнению некоторых донецких краеведов, в честь заставы казака Щербины из местечка Богуслав Правобережной Украины, который здесь доблестно дрался и погиб в бою с татарами. Со своей стороны, мы вправе предположить, что донецкая Щербиновка возникла на месте вероятного зимовника Щербиновского куреня, подобно тому, как село Добровеличковка Кировоградской области появилось на месте становища Величковского куреня Низового войска. К тому же, территория Донеччины в ту пору входила в состав Кальмиусской паланки Запорожской Сечи. Наше предположение подтверждает и то, что последним полковником Кальмиусской паланки был Петр Велегура, в недавнем прошлом -казак Щербиновского куреня Новой Сечи (см. Архив Коша Новой Запорожской Сечи: Опись дел 1713-1776. Киев, 1994. С. 80, 145, 155; а также - Архив Коша Новой Запорожской Сечи. Корпус документов. 1734-1775. Т. 1. Киев, 1998. С. 122). Впервые Велегура упоминается в документах вышеназванного архива в 1754 году. Главой паланки он становится в 1772 году и проявляет свой крутой и решительный характер по отношению к российским регулярным воинским командам, малороссийским и донским казакам, посягавшим на Вольности Войска Запорожского. Известность щербиновский казак и полковник Велегура снискал себе изгнанием донских казаков и русских рыботорговцев с левого берега Кальмиуса, восстановив прежнюю границу Войска Запорожского по реке Миусу и развернув там свою паланку. Благодаря действиям Велегуры, запорожцы вновь овладели Семеновской, Кривой и иными косами Азовского моря, а равно и степным пространством в верховьях рек Кальмиус, Еланчики и Крынка. Кроме того, полковник запретил рубку леса малороссийским и слободским жителям в Кальмиусской паланке. Молва о "необузданном" щербиновце дошла до самой Екатерины II и ее фаворита Потемкина, сулившего наказать своенравного запорожца. Во время разгрома Запорожской Сечи в 1775 году последнего Кальмиусского полковника схватили донские казаки и закованного в кандалы препроводили в Москву к Потемкину. Дальнейшая судьба Петра Велегуры неизвестна. Его сын войсковой старшина и поручик Русской армии Матвей Велегура служил в Войске верных казаков черноморских в Приднестровье и в составе Минского куреня прибыл на Кубань, где умер до марта 1794 года, оставив по себе вдову Параскеву (35 лет) и четырех сыновей, от которых произошли все староминские Велегуры.

Добавим, что свои собственные зимовники имели в 60-е годы XVIII века атаман Щербиновского куреня Иван Глоба (позднее войсковой писарь; только одних овец у писаря Глобы было 14 000) и казак Щербиновского куреня Пидпильный. Сказать, какой из Пидпильных владел зимовником сложно, ибо в "Реестре Новой Сечи" от 1756 года мы находим троих казаков с такой фамилией, а именно - Ивана Пидпильного (№ 29), Васыля Пидпильныка (№ 87) и Васыля Пидпильного (№ 129).

Здесь необходимо отметить, что, по архивным данным, на которые ссылаются многие казачьи историки ( в том числе и украинский исследователь первой трети XX века В. Греков), население Войска Запорожского, принявшего в 1762 году присягу на верность новой Императрице Екатерине II, состояло из 13 427 холостых запорожцев и 2 312 запорожцев, имевших семьи на зимовниках. Кроме того, в запорожских степях располагалось 150 сел с численностью превышающей 150 тысяч душ вольных крестьян, трудившихся на войско. Всего на территории "Вольностей Запорожских" проживало около 200 тысяч человек. Хотя семьи многих запорожцев могли проживать в Малороссии (Полтавщина и Черниговщина), значась среди малороссийского казачества. Так, с практически полной достоверностью можно утверждать, что старинный род Щербиновского куреня Бардак происходит из Решетиловского повета Полтавской губернии.

Из книги Эварницкого следует, что "в 1747 году одеяние и имущество козака Щербиновского куреня Артема Дужки составляли - жупан маковый, с шнурком серебряным ценою в 6 рублей 50 к., жупан синий - в 4 рубля, каптан блакитный - в 3 рубля, пояс покутелевый зеленый в 2 рубля, пояс зеленый добрый - в 2 рубля 50 к., сорочка - в 30 к., шапка в 1 рубль, чоботы сапьяновые красные - в 1 рубль и 40 к., штаны - в 25 к., байбарак, убранне синего сукна - 2 рубля и 50 к., две кульбаки - 2 рубля 50 к., свита белая - 65 к., бурка - 50 к., рушница "повина" - 5 рублей, полог - 90 к., свинец - 30 к., порох - 25 к., два потника - 40 к., шесть сальников (без цены)..." (3).

Что ж, облачение рядового щербиновского казака тогда не уступало и даже превосходило по количеству вещей и амуниции форму одежды с оружием отдельных, порой небедных, категорий польской шляхты, состоявшей на службе у Речи Посполитой. О вещевом довольствии представителей куренной старшины говорить и вовсе не приходится.

Судя по всему, в похожей экипировке и пришли, по прошествии сорока пяти лет, щербиновцы вместе с остальным Войском верных казаков черноморсих на Кавказ.

К сожалению, история донесла нам лишь некоторые имена и фамилии казаков, принадлежавших с конца XVII и до середины XVIII века к Щербиновскому куреню, среди которых легендарный казак Мамай, а на самом деле - реальный герой не такого уж и давнего казачьего прошлого. Мы можем сколь угодно вслед за многими историческими эссеистами ( в основном из писательской братии) отождествлять казака Мамая с золотоордынским ханом Мамаем (это делали и будут делать), но настоящий казак Мамай жил в середине XVIII века. Впрочем, нельзя не признать, что образ казака Мамая перерос себя, превратившись в выдающийся казачий архетип. С тех пор почти каждую казацкую хату Украины и Кубани украшал образ казака Мамая (его вешали, как правило, напротив красного угла) в виде открытки или малеванный в примитивном стиле каким-нибудь станичным самородком. Кстати, в 30-е годы XX века этот образ уничтожался коммунистами наряду с иконами, казачьей формой и предметами станичного быта. Но что нам известно о настоящем казаке Мамае?

Известный исследователь казачьей истории А. А. Скальковский писал в 1850 году: "О Мамае сохранилось много преданий и памятников, но самый обыкновенный из них есть одна оригинальная картина, которой лучший экземпляр можно видеть в доме князя Воронцова в Мошнах (Киев. губ.), но тысячи копий вы найдете по всей Украине...

В Киевской губернии Чигиринского уезда в Бураковском лесу по дороге из казенного селения Херсонки в с. Нестеровку есть еще дерево, называемое Мамаевым дубом; ствол его, необыкновенной толщины, весь избуравлен отыскивателями кладов..." (Порубежники. Соч. А. Скальковского, 1850. Вып. III, IV. Повесть 1758-1760 гг.).

Добавим, что на территории нынешней Кировоградской области Украины образ казака Мамая отражен сразу в нескольких географических названиях: в Знаменском районе есть речка Мамайка, балка Мамаев Яр, одноименное село с железнодорожной станцией, а в пригороде Кировограда (Елисаветграда) - хутор Большая Мамайка. 

А между тем, с 1750 по 1758 гг. восточные границы Речи Посполитой были одолеваемы гайдамаками. Особый ужас на польскую шляхту и арендаторов из еврейского населения наводил отряд запорожца Мамая, разоривший все имения князя Любомирского, что подтверждает черкасский губернатор Ростковский в своем донесении русским пограничным властям:

"Сего 1758 года месяца апреля в прошлых числах козак куреня Щербиновского в Сечи Запорожской назвиском Мамай, напавши с чатою своей гайдамацким способом на маётности здешния украинския, а особливо на местечко Мошны, и староство Черкасское разбойнически разорили. Не только людей зруйновал, худобы оных позабирал и несколько надесять человек слушных обывателей поубивал и оседлости попалил... Возвратившись байдаком, рекою Днепром плывучи вниз с чатою своей и здесь в старостве Черкасском в селе Ломоватом людям худобы позабирал и некоторых мучив мало не до смерти, и оттуда отплывши ехал тем же байдаком водою до староства Чигиринского, в котором приставши до берегов и забравши добычь оную на несколько десять возов, посреди бела дня переехал в том же старостве на Калантаевскую греблю в слободы Малороссийския мимо караула, стоящего там при Русской границе..."

Но дни лихого запорожца Щербиновского куреня были уже сочтены. В том же году вновь вторгнувшись со своим отрядом на польскую территорию и погромив изрядно маетки магнатов, Мамай попал в западню. Его с гайдамаками поджидали русские карательные части генерала Леонтьева, посланные усмирять гайдамаччину в польском пограничье. После долгого преследования по степям отряд казака Мамая был полностью уничтожен регулярными царскими войсками, а ватажок (предводитель) взят в плен, повешен и четвертован. Периодическое издание "Киевская старина" сообщает, что "голову его с шапкой и усами воткнули на шпиль и поставили на мосту в Торговице".

И буквально тут же объявился другой Мамай. Казак Андрей Харченко (мы предполагаем, что он тоже принадлежал к Щербиновскому куреню) снял с головы настоящего Мамая папаху и, надев на себя, назвал себя Мамаем. Он поступил в соответствии с древним казачьим погребальным обычаем, когда на могиле казака втыкали пику с флажком, а штоф, чарку и папаху клали на могилу, и проезжавший мимо казак мог одеть папаху погибшего и назваться его именем. Второй Мамай вскоре собрал свой отряд гайдамаков и, подобно своему предшественнику, несколько лет громил имения польской шляхты, не щадя ни панов, ни их арендаторов (4).

Современные украинские исследователи говорят о существовании двух исторических Мамаев, кроме Андрея Харченко - Марке и Федоре. В таком случае свидетельство черкасского губернатора Ростковского относится именно к Марку Мамаю. По донесениям киевского генерал-губернатора М. Леонтьева, с 1750 по 1755 гг. царские войска участвовали в десяти вооруженных столкновениях с гайдамацкими формированиями, среди которых значился отряд Марка Мамая, бывшего, к тому же, как повествует украинская дума, цибулевским сотником Миргородского полка (ныне село Цибулеве Кировоградской области). Далее Леонтьев пишет: "Сего августа 1 числа известный вор и разбойник Марко Мамай под Черным лесом пойман, в Запорожскую Сечь привезен и содержится под крепчайшим караулом". Выходит, что впоследствии запорожцы освободили Мамая, если он наводил ужас на местную польскую шляхту три года спустя. О казаке Федоре Мамае известно лишь по его допросу, произведенному российскими следователями в 1768 году.

Одно из народных преданий гласит о том, что части обезображенного тела Марка Мамая казаки предали земле на границе Вольностей Запорожских и бывших заднепровских владений Миргородского казачьего полка в балке или урочище, получившем название Мамаев Яр. Говорят, могила легендарного запорожца оказалась под железнодорожными путями в середине XIX века, отчего на данном участке случались несчастья, и железнодорожные пути пришлось переносить на несколько километров в сторону. Уже в наше время, после открытия памятника на символической могиле Марка Мамая, находящейся на противоположной стороне балки, освятили православный крест (http://www.zerkalo-nedeli.com/nn/577/52054).

Уже позднее в 1791 году среди офицеров Войска верных казаков черноморских в Приднестровье мы обнаруживаем полкового есаула и армии поручика Лукьяна Мамая, а также полкового хорунжего и армии прапорщика Герасима Мамая. Они оба - вероятные отпрыски знаменитого щербиновца Марка Мамая.

Но вернемся к судьбе родного куреня. И здесь необходимо сказать несколько слов об Иване Глобе, бывшем в середине 50-х годов XVIII века щербиновским куренным атаманом. В 1768, когда в польской Украине свирепствовала Колиивщина, и до разгрома Новой Сечи в 1775 году он занимал высокую должность войскового писаря Запорожского Коша. В 1768 году Иван Глоба разоблачил подлог с так называемой "Золотой Грамотой", датированной от 9/20 июня того же года и призывавшей от имени Императрицы Екатерины II православный люд Правобережья Днепра к восстанию против польского господства. Эту грамоту огласил игумен Мотронинского монастыря Мелхиседек Значко-Яворский во время церемонии "освящения ножей" гайдамаков. Русский исследователь А. Скальковский, автор "Истории Новой Сечи", на основе изученных документов полагает, что игумен Мелхиседек переслал "Золотую Грамоту", якобы привезенную им из Санкт-Петербурга, запорожскому кошевому атаману Петру Калнышевскому, наказав последнему со всем Низовым войском присоединиться к гайдамацкому мятежу. Калнышевский отдал грамоту писарю Ивану Глобе, который сразу определил, что она сфальсифицирована, и посоветовал кошевому атаману и запорожской старшине от участия в гайдамацком выступлении воздержаться. Тем не менее, после разгрома царскими войсками Новой Сечи в 1775 году, войсковой писарь Глоба вместе с кошевым судьей Головатым был отправлен в ссылку в Тобольск. Его сын Михаил Глобенко в 1791 году значился полковым хорунжим и армии прапорщиком Войска верных казаков черноморских, с которым в 1792 году пришел на Кубань.

В 1827 году русский офицер и начинающий писатель Алексей Стороженко, посетил на Екатеринославщине последнего запорожца Никиту Леонтьевича Коржа и оставил воспоминания о нем, вошедшие в сборник "Малорусских рассказов" Стороженко, изданный в Санкт-Петербурге в 1863 году. Корж сообщил Стороженко, что в 1766 и 1767 годах атаманом Щербиновского куреня являлся Федор Товстонос, прославившийся во время войны с турками 1769-1770 гг. Вернувшись с этой войны, весь израненый Товстонос через несколько месяцев умер. Его похоронили "на выгоне вверх по Чертомлыку", поставив крест с такой эпитафией:

"Зде преставился рабъ Божiй Феодоръ Товстоносъ, куреня Щербиновского козакъ. Погребенъ Року 1770, ноября, 4 дня".

Но в "Реестре Новой Сечи" от 1756 года в Щербиновском курене сразу за куренным атаманом Иваном Глобой следует под № 1 казак Хведир Товстониг, а Товстонос в списке казаков куреня не числится. Вне всякого сомнения Товстониг (Товстоног) и Товстонос - одно и то же лицо. Кстати, у А. Скальковского в его "Истории Новой Сечи или последнего Коша Запорожского", изданной в Одессе в 1885-1886 гг., он назван равным образом, как Товстониг. Скорее всего, составители реестра неразборчиво написали последнюю букву "с", из-за чего ее уже читали как "г". Затем случайно вкравшаяся ошибка превратилась в норматив. Подобных примеров много.

Итак, атаманом Щербиновского куреня после Ивана Глобы, избранного в войсковые писари Запорожского Коша, стал в 1766 году Федор Товстонос, в Бозе почивший от ран в 1770 году. О последнем щербиновском куренном атамане в пору, предшествующую разгрому Новой Сечи в 1775 году, мы пока сведениями не располагаем.

Любопытно, что в том же первом подробном списке казаков Щербиновского куреня из "Реестра Новой Сечи" от 1756 года, в котором значатся 307 казаков (кстати, сам реестр принудила казаков составить российская администрация, ранее весьма смутно представлявшая численность Низового воинства, что могла моментальноо возрастать, как снежный ком, и также, в мгновение ока, таять), имя легендарного казака Мамая и вовсе отсутствует. Да и понятно: куренному атаману Ивану Глобе невыгодно было сообщать властям о своем казаке, возглавившем гайдамацкий загон и пустившемся громить панские маетки. Вот почему в первый наиболее подробный реестровый список Щербиновского куреня (да и прочих куреней) не вошли многие казаки, бывшие не в ладу с российскими гражданскими и военными властями, резко ограничившими в тот период законные вольности Войска Запорожского. Тогда днепровская вольница шаг за шагом утрачивала свою природную независимость, начав постепенно, хотя и весьма болезненно, превращаться в российскую служивую касту, полностью оформившуюся на Кавказе в Войске верных казаков черноморских со своей сказочно богатой и респектабельной старшиной, войсковым дворянством, вполне образованной и массовой офицерской прослойкой, крупными оседлыми казачьими хозяйствами. А былое Запорожье сохранилось лишь в удивительном фольклоре черноморцев и бесценных войсковых реликвиях сечевиков, принесенных на Кубань. Прав Тарас Шевченко, сказавший: "Не вернуться запорожцi..."

Хотя в том же "Реестре Новой Сечи" мы находим казака Щербиновского куреня Федора (Хведира) Рашпиля, числившегося под № 121 основоположника славного рода Рашпилей, которые обессмертят себя, служа в Войске верных казаков черноморских на своей новой кавказской родине (5).

(1777-1794 гг.)

С конца XVIII века Россия приступила к своей исторической миссии по возвращению в состав Империи утерянных южных земель и оказанию помощи христианским народам Армении, Болгарии, Грузии, Румынии, Сербии, Черногории, изнывавших под игом Оттоманской Порты или ведущих героическую борьбу против поработителей. Во время 2-й Русско-Турецкой войны (1787-1791 гг.) казаки упраздненной Запорожской Сечи оказались востребованными и возродились в ином качестве - Войске верных казаков черноморских. Произошло это неслучайно и не по чьей-то прихоти. Дело в том, что регулярная Российская армия плохо знала как территорию, на которой происходили военные действия, так повадки и особенности врага - турок-мусульман, что на протяжении уже четырех веков нападали на приграничные славянские земли для захвата людей в полон, пользовавшихся большим спросом на невольничьих рынках Ближнего Востока. Недавние запорожцы имели многовековой опыт в борьбе с турками-мусульманами, но их в большинстве своем превратили в обыкновенных обывателей, плативших подати и исполнявших земские повинности. И, отнюдь неслучайно, главнокомандующий Русскими войсками в Южной России князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический просил императрицу Екатерину II разрешить ему привлечь бывших запорожцев к службе в армии.

Уже 14 января 1788 года последовал Указ Императрицы с разрешением образовать из казаков особые волонтерские конные и пешие команды. Вклад бывших запорожцев в победу над противником был высоко оценен и за свои выдающиеся подвиги им были пожалованы "пустопорожние земли" по правобережью реки Кубани. 12 декабря 1788 года командовавший пешими командами казаков полковник Антон Андреевич Головатый и командовавший конными командами бригадир Захарий Алексеевич Чепега удостоились высшей военной награды - ордена Святого Великомученника и Победоносца Георгия IV класса, что в просторечии назывался "орденом храбрых". Чепега, уже будучи кошевым атаманом Черноморского казачьего войска, 25 марта 1791 года был удостоен и ордена Святого Георгия III класса, как говорилось: "Во уважение на усердную службу и отличную храбрость, оказанную при взятии приступом города и крепости с истреблением бывшей там турецкой армии, командуя колонною". Из кубанцев больше Георгиевских орденов имел только первый наказный атаман Кубанского казачьего войска и командующий войсками Кубанской области Николай Иванович Евдокимов. Необходимо отетить, что за всю исторю ордена Святого Георгия все четыре степени получили только четыре человека.

Во время 2-й Русско-Турецкой войны, а равно и последующей в 1806-1812 гг., пешие казачьи команды использовались в качестве "морских пехотинцев". С судов Дунайской военной флотилии они высаживали десанты, брали на абордаж турецкие суда и шли на штурм прибрежных крепостей. Известно, что казак Щербиновского куреня Демьян Базеряненко "1-го июля 1788 года убит при разбитии принцем Нассау-Зиген турецкого флота под Очаковом", а казак Степан Гаркуша "20-го ноября 1790 года убит при разбитии турецкого флота под Измаилом".

Гораздо большие потери понес Щербиновский курень 11 декабря того же 1790 года при штурме турецкой крепости Измаил, когда были убиты: Мирон Петренченко, Семен Касьян, Петр Ворона, Исай Жевжик, Семен Дикий, Василий Браславский, Давыд Скороход, Филипп Гонтарь, Федор Федоренко, Савва Гречаный, Семен Палинченко, Петр Буряк, Григорий Остренко, Федор Малюченко, Тимофей Соколенко, Даниил Малый, Артем Пекельный, Корней Могилат, Василий Шевченко и Алексей Уманский.

Многие казаки скончались от ран, полученных при штурме крепости Измаил. Среди них щербиновцы - Фома Уваров, Федор Радченко, Федор Третьяк, Федор Скорый, Афанасий Бобриенко, Иван Диброва, Лаврентий Клещ, Никита Палий, Кирилл Сердюк, Никита Дубина, Савва Мартыненко и Даниил Заяц. Еще четверо щербиновцев умерли в 1790 году от ран, полученных в других сражениях 2-й Русско-Турецкой войны. Это - Федор Крамаренко, Петр Марченко, Степан Гречка и Федор Скортий (6).

Место, на котором в конце XVIII столетия возникло Щербиновское куренное селение Войска верных казаков черноморских, ранее принадлежало ногайцам Едичкульской орды и называлось Черным Бродом, через который проходил знаменитый Копыльский шлях. Вблизи станицы Старощербиновской имеется урочище Крепость, напоминающее о тех временах. Рядом с селом Ея-Укрепление находилась временная ханская ставка или Шагин-Гирейский базар, но в 1777 году дворец Шагин-Гирея здесь был разобран и перевезен в "Донской" или Ханский городок (ныне центр г. Ейска). О перенесении ханской ставки на Ейскую косу подробно сообщает современный краснодарский исследователь В. А. Соловьев: "Ханский городок был заложен в конце 1777 года, когда в Крыму начались волнения против Шагин-Гирея. Опасаясь, что ему не удастся удержаться в Бахчисарае, хан обратился за помощью к русским. Румянцев приказал Бринку построить на Кубани городок-крепость, который мог бы стать столицей автономного ханства во главе с Шагин-Гиреем.

Бринк, хорошо зная местность, заложил городок в урочище Чебаклее, где под руководством военного инженера ногайцы оседлого поколения Едичкульской орды начали земляные работы, которые были закончены только спустя два года" (7).

Ханский дворец сохранился в "Донском" городке до знаменитой зимовки черноморцев в урочище Чебаклея в 1792-1793 гг., когда стал использоваться казаками под молитвенный дом. Позднее из бревен ханского дворца была сложена Покровская церковь в Щербиновском куренном селении.

В 1778 году побывал на месте Черного Брода и гениальный русский полководец А. В. Суворов, о чем В. А. Соловьев пишет:

"... Из Шагин-Гирейского базара Суворов выехал через Ейские ворота, направляясь по ухабистой дороге к Черному Броду. Через семь верст подкатили к десятисаженному деревянному мосту, за которым возвышалось пустынное левобережье, лежащей подо льдом Еи. Справа, на высоком мысу, стояли валы небольшого двухбастионного редута, построенного ногайцами по велению Шагин-Гирея для прикрытия Черного Брода. После того как Шагин-Гирей покинул Кубань, в редуте был размещен карантин для приезжающих на базар, поэтому он и стал называться Карантинный редут. В 1793 году черноморские казаки основали здесь Щербиновский курень" (8).

Отметим, что посетивший в 1792 году и осмотревший эти места под водворение войска черноморский полковник Мокий Семенович Гулик следующим образом описывает окрестности Черного Брода:

"От Найденой косы, за тридцать верст, земляная крепость, называемая Ейское укрепление; от сего, за 4 версты, речка Ея, течение имеющая в море... От Еи, за четыре версты, гирло называемое Пашковка; оное идет с Еи и впадает в Ейский лиман, чрез который есть мост, где и карантин. От Пашковки, за тридцать три версты, Ейская коса, которая в море зашла, за семь верст, где гавань; близ сей гавани большая земляная крепость, называемая Ханская, в коей ханский дом" (9).

Но прежде, нежели вести речь о поселении здесь Щербиновского куреня, нужно сказать несколько слов о зимовке на Ейской косе черноморских казаков, пришедших из Слободзеи (Приднестровье) во главе со своим кошевым атаманом Захарием Чепегой.

30 июня 1792 года императрица Екатерина II подписала особую "вечную" грамоту Черноморскому войску, в которой говорилось: "Мы по тому желая воздать заслугам войска Черноморского утверждением всегдашнего его благосостояния и доставлением способов к благополучному пребыванию Всемилостивейше пожаловали оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию с всею землею лежащею на правой стороне реки Кубани от устья ея к Усть-Лабинскому Редуту - так чтобы с одной стороны река Кубань, с другой же, Азовское море до Ейского городка служили границею войсковой земли..." (10).

В тот же день последовал именной Указ Сенату "О пожаловании Черноморскому войску острова Фанагории с землями, между Кубанью и Азовским морем лежащими". Указ подтверждал и уведомлял, что "... Всемилостивейше пожаловали мы оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию с землею, между реки Кубани и Азовского моря лежащею и простирающуюся от Фанагории по морю до Ейского городка, по реке же приближающейся к Устью Лабы... Войско Черноморское, помещенное, таким образом на землях области Таврической, имеет относиться к тамошнему губернатору, и чрез него получать исходящие от Военного нашего Начальства повеления" (11).

15 августа 1792 года в ставку черноморского казачества, находившуюся в днестровском местечке Слободзея, вернулась из Санкт-Петербурга войсковая депутация во главе с войсковым судьей А. А. Головатым, который в торжественной обстановке огласил перед черноморской громадой "царицын дар".

Черноморские казаки принялись готовиться к походу. 2 сентября 1792 года кошевой атаман Войска верных казаков черноморских З. А. Чепега доложил правителю Екатеринославского наместничества генерал-майору В. В. Коховскому, что "... в поход с конною командою 2063 человек старшинами и казаками и войсковым правительством на всемилостивейше пожалованную войску Черноморскому землю сего числа выступил" (12).

10 сентября отряд Чепеги подошел к реке Буг и переправился через нее в Соколах. Миновав 22 сентября местечко Берислав, отряд Чепеги прошествовал северным обходным путем на Черкасск (ныне станица Старочеркасская Ростовской области). 12 октября З. А. Чепега сообщил донскому атаману А. И. Иловайскому о движении черноморцев по юртам Донского войска, попросив "ради безопасной чрез реку Дон на городе Черкаске переправы кому следует повелеть исправить мосты..." (13). Переправившись, черноморцы остановились на отдых на левом берегу реки Дон, где им заранее атаманом Иловайским было выделено место под лагерь. По мнению современных исследователей располагался этот лагерь поблизости от Батайска. 

Набравшись сил, черноморцы двинулись Копыльским шляхом на юг и достигли границы своей войсковой земли 23 октября 1792 года. На следующий день З. А. Чепега направил рапорт Таврическому губернатору С. С. Жегулину: "... я с конною верного войска Черноморского командою сего течения 23 числа прибыл на всемилостивейше пожалованную оному землю благополучно и по неимению в дальнейших местах к продовольствию казаков провиантом провиантских магазинов, а лошадям заготовленного сена и по устали у многих казаков лошадей, - в близости имеющегося такового магазейна в Ейском городку, намерен на зимовлю расположиться по левую сторону реки Еи..." (14).

По мнению многих краеведов, лагерь отряда Чепеги находился именно в урочище Черный Брод вблизи Карантинного редута, стоявшего у деревянного моста через Ею. Действительно, поначалу атаман добивался передачи в свое ведение этого редута и "казенных домов" для постоя. Но в дело вмешался комендант Ейского укрепления секунд-майор А. Н. Война, предложивший принять "в ведомство Черноморского войска состоящие на Чебакле казенные дома" в 30 верстах к западу от редута, где ныне располагается г. Ейск. 6 ноября Чепега посылает на "Чебаклейскую косу" бунчукового товарища армии капитана Ф. Бурсака для принятия тамошних строений. Через неделю Бурсак представляет рапорт о "состоящих на Чебакле ханских хоромах и Ейской косе доме и соленых амбарах с домами" (15), после чего Чепега поднимает свой отряд и уходит из урочища Черный Брод зимовать на Ейскую косу.

Рапорт Чепеги Жегулину с нового места расположения казацкого лагеря датирован 9 декабря. В нем атаман доложил губернатору: "... войска верных Черноморских конная команда в двух тысячах семидесяти пяти человеках состоит благополучно, по дозволению вашего превосходительства на зимовлю расположились при Ейской косе в Донском городку. Землянки построили в обветшалых проваленных бывших в Ейской косе двух ханских солянех амбаров, церковь походную разбили в бывшем ханском доме" (16).

Благополучно перезимовав, 10 мая 1793 года отряд Чепеги, после того, как кошевой атаман получил инструкции от вернувшегося из Санкт-Петербурга Таврического губернатора С. С. Жегулина, начинает переход к южной границе войсковой земли - реке Кубани. 19 мая Чепега уже сообщил генерал-аншефу И. В. Гудовичу о своем прибытии к Усть-Лабинскому редуту с командой казаков в количестве 1011 человек (17). Отряд Чепеги поредел почти вдвое, но по каким причинам? Очевидно, кошевой атаман еще до выступления к Усть-Лабинскому редуту предусмотрительно посылал смешанные команды из разных куреней на разведку в степь, которые, образовывая внутри степных территорий посты, способны были взять под надзор новые владения черноморцев. Можно предположить, что на месте этих постов, начиная с Ейского городка, затем возникли черноморские казачьи поселения (здесь имеются ввиду слободы, основанные не у реки Кубань, а на внутренней степной территории Черноморского войска). 

Так, краснодарский историк В. А. Соловьев считает Ейскую слободку (бывший Ейский городок?) первым оседлым поселением черноморских казаков. На наш взгляд, и основание на месте будущего Щербиновского куреня временного Чернобродского селения, где проживали казаки, в том числе семейные, из различных куреней, восходит к знаменитой "зимовле" кошевого атамана Чепеги со своим отрядом в 1792-1793 гг. (18). На 21 марта 1794 года из Щербиновского куреня проживало в Чернобродском лишь одно семейство казака Семена Небитова, 42 лет, состоящее из четырех человек.

По сути именно селение Чернобродское являлось центром Ейской полковой паланки, одной из двух первых административно-территориальных образований Войска верных казаков черноморских на Кубани. Я. Г. Кухаренко и А. М. Туренко пишут, что

"... распоряжениями по границе учреждены паланки, первая в Тамани, куда полковником назначен премьер-майор Савва Белый, а вторая на реке Ее, в карантинном строении, под управлением полковника Семена Письменного, коему в помощь определен есаулом поручик Уманец, а писарем прапорщик Герченко; в ведомство сей поступили рыболовные промыслы на приморских косах Ейской, Долгой, Камышеватой..." (19)

Безусловно, казаки Щербиновского куреня принимали участие не только в переходе кошевого атамана Чепеги, но и в десанте на Тамань с кораблей казачьей гребной флотилии, осуществленном под руководством войскового полковника армии премьер-майора Саввы Белого 10 сентября 1792 года, а также в иных сухопутных партиях войсковых переселенцев, возглавляемых представителями черноморской старшины - полковником Кордовским, войсковым судьей Головатым, полковником Тиховским, полковником Шульгой, полковником Юзбаши и войсковым старшиной Сутыкой. Об этом говорит география расселения щербиновских казаков на Кубани до получения ими места под основание куренного селения. Вероятно, какая-то часть щербиновцев присутствовала и в команде неимущих казаков, вдов и сирот, остававшейся в Слободзее на попечении полкового есаула Ф. Я. Черненко, который должен был содействовать их переселению на Кавказ. Но 7 июля 1794 года многие из них, по приказу генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева, были определены гребцами на гребной флот вице-адмирала И. М. Де-Рибаса (20). Появилась так называемая Черноморская команда казаков, составившая на начало 1795 года 1123 человека и, в основном, выполнявшая тяжелые строительные работы в одесской гавани. Часть казаков команды вымерла. В 1797 году команду расформировали, и мноие из ее казаков остались жить "в мещанах" при городе Одессе. Другие - подались на Кавказ, достигнув Кубани в количестве 247 человек в октябре того же года (21).

Первоначально черноморские казаки жили на вновь пожалованных землях в укрепленных таборах или слободках, располагавшихся вблизи кордонов и постов у реки Кубань. Хотя уже к 1794 году имелись казачьи поселения ("футора") и внутри войсковой территории, в том числе вышеназванные Ейская слободка и Чернобродское, о чем свидетельствует анализ куренных ревизских сказок и других документов. По сути "футора" являлись теми же запорожскими зимовниками или временными оседлостями сечевиков, где казаки зимовали и вели при помощи работников неказачьего происхождения хозяйство. На некоторых зимовниках жили и казацкие семьи. Известны и куренные зимовники, превратившиеся затем в села. Например, вышеупомянутая Добровеличковка Кировоградской области Украины.

Как известно, в марте 1794 года прошло распределение черноморской войсковой территории под 40 куренных селений. Этим временем датируется и первая ревизская сказка Щербиновского куреня (см. Приложение), наряду с прочими куренями Войска верных казаков черномоских. По ней мы узнаем места временного расселения, или точнее рассеяния щербиновских казаков по всей Черномории. На каких только "футорах" и в каких только временных слободках не пребывали тогда щербиновцы. Кроме недавно основанного войскового града Екатеринодара, Старого Темрюка и Тамани, мы видим их среди жителей слобод: Тимофеевки, Андреевки, Антоновки, Семеновки, Стояновки, Константиновки (Костянки), Онофреевки, Захарьевки, Терновки, Чернолесской, Канивской "при речке Ейской" и Бурлацкого Броду; а равно "футоров" при речке Челбас, при Кирпилях, при лимане Сокуровом, при "Маленьком Бейсужке", "при Бейсуге поныже Лебежого лимана" и т. д.

Между тем, казак Щербиновского куреня Федор Беркивский уже имел "футор при лимане Карантинном", находившийся вблизи Чернобродского временного селения в месте, позже вошедшем в щербиновский куренной юрт. Его вместе с семьей вышеупомянутого казака Семена Небитова можно считать первыми поселенцами Щербиновского куреня и станицы Старощербиновской.

На тот момент штаб и временное административное строение Щербиновского куреня размещались в Фанагории в городе Тамани, а куренной рыбный завод располагался у Темрюкского лимана.

В экстракте, составленном в 1793 году, о числе жителей бывшего Запорожья, поселившихся на Кубани в 1792-1793 гг. в Щербиновском курене значилось 632 мужчины и 326 женщин, разбросанных по разным слободкам и "футорам".

Что касается представителей семейства Рашпиль, то они пребывали в Екатеринодаре. Полковой хорунжий Антон Рашпиль, 30 лет, жительствовал и вел хозяйство совместно со своим старшим братом - полковым есаулом Емельяном Рашпилем, 32 лет. Оба брата еще не имели жен, а в хозяйстве им помогали двое работников, - Ефим Шкварец, 32 лет, и Степан Воронный, 23 лет. Ну а будущий весьма известный щербиновский атаман Кирилло Помещик, тогда обычный холостой казак Кирило Помещиченко, находился на одном из "футоров" при речке Челбас.

Важную роль в жизни первых черноморцев на пожалованой земле сыграли приазовские рыбные заводы, снабжавшие казаков ценным продуктом в условиях практически полной экономической пустоты на Кубани, когда еще не было нормально отлажено войсковое хозяйство.

Так, с октября 1792 по март 1794 гг. на азовских косах, позже вошедших в юрт Щербиновского куренного селения или соседних куренных юртов, возникли рыбные заводы, дававшие приют и работу бессемейным казакам разных куреней. На Ейской косе существовали заводы казачьих полковников Семена Письменного, управляющего Ейской паланкой, и Алексея Высочина, а также старшины Ивана Мулики. На Долгой косе располагались заводы Якова Кудрецкого и казака Уманского куреня Авраама Самарского. На Камышеватской косе заводы принадлежали поручикам Чубу и Салотовке. Прапорщик Демьян Письменный, младший брат вышеупомянутого полковника, имел завод в устье Бейсуга, а щербиновский казак Михайло Какунька владел заводом на Лебяжьем лимане, по-видимому там, где размещалось одно из временных селений Щербиновского куреня "на речке Бейсуге с левой стороны подле Лебяжьих лиманов", просуществовавшее до августа 1795 года (22).

(1794-1811 гг.)

Нужно отметить, что с 1792 по 1793 гг. переселение казаков на Кубань носило довольно стихийный характер. Черноморцы оседали вольно на степях между Еей и Кубанью, заводя где заблагорассудится свои "футора", мало чем отличающиеся от запорожских зимовников. Войсковое правительство даже в октябре 1793 года не знало ни точного количества переселенцев, ни мест их проживания. Посему было решено провести "вернейшую" перепись казачьего населения по куреням, поручив это полковому есаулу Миргородскому (23), которому кошевой атаман Чепега в ордере от 28 марта сообщал: "Как уже не малое количество на всемилостивейше пожалованную войску Черноморскому землю с разных Екатеринославского наместничества и других мест сего войска старшин и казаков с их семействами переселилось и поселились на оной в разных местах селениями и хуторами. О числе же оных я и войсковое правительство настоящего сведения не имеет..." (24).

Исходя из вышеизложенного, правительство постановило расселить казаков куренными селениями, что нашло отражение в его документе под названием "Порядок общей пользы", утвержденном 1 января 1794 года. В 3-м пункте данного документа определялось: "По войсковой дисциплине, ради собрания Войска, устроения довлеемого порядка и прибежища бездомовных казаков во граде Екатеринодаре выстроить сорок куреней под названием Екатерининский, Кислякивский, Ивонивский, Конеловский, Сергиевский, Донской, Крылевский, Каневский, Батуринский, Поповичивский, Васюринский, Незамаивский, Ирклеевский, Щербинивский, Титаривский, Шкуренский, Коренеевский, Рогивский, Корсунский, Кальниболотский, Уманский, Деревянкивский, Нижестеблиевский, Вышестеблиевский, Джерелиевский, Переясливский, Полтавский, Мишастовский, Менский, Тимошивский, Величковский, Леушкивский, Пластунивский, Дядькивский, Брюховецкий, Ведмедивский, Платнировский, Пашкивский. Кущивский и Березанский по плану, да и войско при границы поселить куренными селениями в тех местах, где какому куреню по жребию принадлежать будет" (25).

На собрании старшин и куренных атаманов 15 февраля того же года прошла жеребьевка мест поселения, а куренные селения было решено разместить в следующем порядке: "... начиная от Ейского городка вверх по реке Еи ... по Кугу Ейки, от устья ее за пятьдесят верст, десять, а оттоль прямою межою до Устьлабинской крепости двенадцать, да по Кубани до Черного моря восемнадцать..." (26).

Однако, как свидетельствует один документ из архива историка И. Д. Попки, опубликованный П. П. Короленко, уже в середине января состоялось решение за подписью Захария Чепеги и Антона Головатого об образовании Ейского округа с центром в Щербиновском куренном селении и сыскного окружного правления "при реке Ее, у Черного брода и где чрез реку Ею сделан мост..." (27).

Кроме того, современный церковный историк А. Вихрева в своей диссертации сообщает нам следующую любопытную подробность: "По прибытии на Кубань правительство Черноморского казачьего войска обратилось к епископу Феодосийскому и Мариупольскому Иову (Потемкину) с прошением об учреждении четырех походных церквей до постройки в куренных селениях постоянных храмов. Было разрешено поставить только две: в Копыле церковь во имя Св. Архистратига Михаила и в устье р. Еи в курене Щербиновском. Устройство церквей в селениях на Усть-Бейсуге и Челбасах было отложено до подготовки священников..." (http:// orel 3. rsl. ru/dissert/EBD_1196_vihrevaAA.pdf; с. 49).

Таким образом, Щербиновский курень было решено водворить на место временного селения Чернобродского еще до официальной жеребьевки куренных юртов.

Вся же земля Войска верных казаков черноморских, согласно "Порядка общей пользы", разбивалась на пять округов. Кроме вышеупомянутого Ейского округа были введены еще четыре, среди которых - Екатеринодарский, Фанагорийский, Григорьевский и Бейсугский. Кстати, в последнем руководили в 1796 году выходцы из Щербиновского куреня - полковник и армии капитан Герасим Кухаренко, отец знаменитого Якова Кухаренко, а также хорунжий Максим Письменный, брат Семена и Демьяна Письменных. Иными словами, с учреждением округов, очень схожих с великорусскими уездами, просто более военизированных, упразднялась старинная структура паланок, воспринятая черноморцами от их свободолюбивых запорожских предков. Руководило округом окружное правление, представлявшее собой управу земской полиции или так называемый нижний земский суд, созданный на основе "Учреждения для управления губерний", принятого 7 ноября 1775 года. Суд выполнял административно-полицейские и судебные функции на территории уезда, являясь выборным и коллегиальным органом, состоявшим из 4-5 человек во главе с земским исправником. В состав окружного правления в Черномории входили полковник, писарь, есаул и хорунжий. Хотя ни о какой выборности здесь на подобные должности речи не шло. Все члены окружного правления назначались войсковым правительством, причем его глава назывался обычно: "полковник Ейской округи". Иной раз он мог именоваться также "начальником" или "командиром" округи. Здесь возникают некоторые аналогии с прежним устройством Малороссии или Гетманщины, когда казачий полк являлся административно-территориальной единицей, а полковник вместе с полковой старшиной был облечен одновременно военной и гражданской властью.

В условиях конца XVIII - начала XIX вв. глава округа ведал всеми гражданскими и уголовными делами на своей территории. На нем лежала обязанность насаждения государственности в среде казачьего населения, всегда подозрительно относившегося к государственности, тяготившегося ей. И ежедневный труд "начальников округ" не прошел даром. К 60-м годам XIX века мы можем говорить уже о своеобразном феномене черноморской государственности, великорусской по форме и малоросиийско-казачьей по содержанию, что затем во многом передалось и Кубанскому казачьему войску.

Границы Ейского округа с центром в Щербиновском куренном селении, как и отмечалось в "Порядке общей пользы", "от реки Челбас до реки Ея, при устье ее..." простирались на восток до слияния Еи с Кугоеей и отсюда практически по прямой линии шли на юг к среднему течению реки Челбас (28). Итак, Ейский округ, упираясь на западе в Азовское море, граничил на юге с Бейсугским округом с центром в Батуринском селении, на востоке - с Григорьевским с центром в Калниболотском селении, а на севере с землями Екатеринославской губернии. Окончательно границы округов были уточнены и определены на заседании войскового правительства, состоявшемся 26 сентября 1794 года. Хотя до сентября того же года действовали лишь Фанагорийское и Ейское окружные правления. Последнее возглавлял племянник и наследник кошевого атамана Захария Чепеги полковник Евтихий Чепега, коего можно считать правопреемником полковника С. Письменного, атамана Ейской полковой паланки. С самого начала служба у полковника Евтихия Чепеги явно не задалась и его сменил к 1796 году в должности Ейского окружного начальника полковник и армии капитан Семен Сак, на которого указывают Я. Г. Кухаренко и А. М. Туренко в своих "Исторических записках о Войске Черноморском". Саку помогали назначенные в округ войсковые чиновники -есаул Николай Матяшевский и писарь Иван Замолей.

Согласно документам, курени Ейского округа во главе с Щербиновским начали планомерно строиться и заселяться с лета-осени 1794 года, хотя сбор щербиновских казаков на месте будущего поселения проходил в мае того же года. К наступлению зимы жители построили хаты и хозяйственные постройки для скота. Однако еще в августе 1795 года имелись временные селения Щербиновского куреня, среди которых одно - на левом берегу Бейсуга возле Лебяжьих лиманов (см. выше); другое - при Белом лимане, куда решением Войскового правительства от 10 марта 1795 должны были перейти от берега Кубани казаки Мышастовского куреня (29). Вместе с тем, продолжали еще существовать щербиновские "футора", рассеянные по разным куренным юртам. Правительство всеми средствами боролось с хуторянами. Свидетельство тому -Указ от 5 февраля 1797 года о переселении старшин и казаков (за исключением имевших билеты на хутора) в свои куренные селения. Указ казаки не выполнили. Тогда последовало распоряжение Войсковой канцелярии, "строжайше" приказавшее куренным атаманам и окружным правлениям: "непременно и без всяких отговоров всех жительствующих футорами старшин и казаков к переселению в куренные селения понуждать..." (30). Однако, "футора", в том числе щербиновские, еще продержались некоторое время и были окончательно ликвидированы, вероятно, около 1810 года. Кстати, "Перечень старшинам и козакам и их семействам, состоящим в курене Щербиновском" за 1801 год указывает нам "футора", принадлежащие, в основном, куренной старшине и весьма удаленные от Ейского округа. Так, семейство Рашпилей мы находим на "футоре" при речке Малый Бейсуг, а прапорщика Письменного в своей вотчине на Лебяжьем лимане... Очевидно, старшина вовремя обзавелась билетами на свое хуторское хозяйство.

Первоначально население весьма обширного Ейского округа не составляло и тысячи человек. Так, в соответствии с данными Ейского окружного правления на 25 декабря 1794 года, в шести куренных селениях округа проживало всего 474 мужчины и 349 женщин, из коих более трети в Щербиновском - 164 мужчины и 115 женщин. Самым маленьким селением округа значилось Канеливское, где население было 54 человека (32 души мужского пола и 22 женского). Еще в марте 1794 года Щербиновский курень по численности в разы превосходил родственный ему и осевший по соседству Менский курень (ныне станица Староминская), о чем говорят ревизские сказки обоих куреней, помещенные нами для сравнения в Приложении. Но ведь согласно экстракту о поселившихся на Кубани в 1792-1793 гг. в Щербиновском курене было 632 мужчины и 326 женщин (31). Куда они делись? Конечно, часть из них сгинула, неся службу на прикубанских кордонах, другая - умерла от болезней, третья - рассосалась по "футорам" и затем переписалась в другие куреня. Ну а четвертая, на наш взгляд, весьма многочисленная часть, не выдержав испытание Кавказом, подалась обратно в свои прежние малороссийские оседлости. И все же факт остается фактом - за какой-от год население куреня уменьшилось более чем в три раза.

Тем не менее, Щербиновское селение росло и развивалось. В 1795 году в курене была освящена деревянная церковь во имя Преображения Господня, построенная на "доброхотную сумму" в 15 тысяч рублей. Из рапорта черноморского войскового протоиерея Романа Порохни видно, что на 3 января 1799 года при щербиновской церкви находились: "... в дьячковской Андрей Левадный и Михайле Стояновский, в пономарской Иван Мажайский..." (http://orel 3. rsl. ru/dissert/EBD_1196_vihrevaAA. pdf; с. 72). Эта деревянная церковь простояла до 1903 года, когда для нее освятили новое строение, возведенное на средства вдовы войскового старшины Мавры Туренко и по инициативе есаула Афанасия Ткаченко, о чем в церковном справочнике начала XX века говорится: "Здание церкви - каменное, размерами незначительное, но стройное, гармоничное в своих частях. В церкви замечателен иконостас фаянсовый, с прекрасной живописью, стоимостью 1500 р.".

Уже в 1796 году, по свидетельству Я. Кухаренко и А. Туренко, "... в курене Щербиновском, по просьбе жителей, учреждено в год три ярмарки: 1-я на Фоминой неделе, 2-я - 29 июня на праздник Петра и Павла и 3-я в день Воздвижения Честного Креста, 14-го сентября..." (32). Эти ярмарки, несомненно, оказали большое влияние на зарождение и формирование экономической жизни во всем Ейском округе.

Пребывали все новые и новые переселенцы в Ейский округ и Щербиновский курень. Из Новороссии, с Приднестровья и территорий бывшей Гетманщины (Полтавской и Черниговской губерний) шли казаки к своим куреням, осевшим на суровых степях Предкавказья. В июне 1801 года в куренном селении Щербиновском числилось 1285 мужчин и 504 женщины (33). По "Переписи старшинам и козакам и их семействам, состоящим в курене Щербиновском" за 1801 год (перепись целиком не сохранилась) в курене значится 237 казачьих семейств и 371 холостой казак. Иными словами, за шесть лет курень не только восстановил свою численность, но и преумножил ее. Хотя данная перепись еще не отражает стабильный состав щербиновского населения, которое полностью сформируется и обретет присущий себе облик лишь в 1811 году. Увы, убыль населения в начале XIX столетия была обусловлена теми же причинами, что и семью годами ранее. Ибо, как свидетельствует другой документ, уже "в марте 1807 года в куренном селении Щербиновское Ейской округи Тмутараканского уезда проживало 517 душ..." Из него же мы узнаем, что в Щербиновском имелось девять ветряных мельниц (34).

Первым куренным щербиновским атаманом на Кубани принято считать полковника Семена Письменного, командира Ейской полковой паланки. В начале XIX века куренным атаманом стал Кирило Помещик, на срок которого, кроме организации казачьей службы в собственном юрте, пришлись неустанные хлопоты по приему и обустройству в Щербиновском селении казаков-переселенцев из Малороссии. В ту пору на землях Черномории куренным атаманам помогали сельские атаманы и сельские смотрители. К сожалению, имена первых щербиновских сельских атаманов и смотрителей нами пока не установлены.

В 1802 году, в возрасте семнадцати лет приняв участие в закубанском походе, получил боевое крещение Алексей Данилович Бескровный (Безкровный), в малолетстве прибывший с родителями на Кубань в Щербиновский курень и ставший в 1827 году наказным атаманом Черноморского казачьего войска. Его отец хорунжий Безкровный в 1793 году участвовал в одном из первых боев с горскими соседями у Каракубанского острова, где был взят ими в плен. Однако, вскоре хорунжему Безкровному с одним казаком удалось бежать к своим.

Анализ различных документальных и биографических сведений, дает нам основания считать, что, возможно, принадлежало к Щербиновскому куреню и знаменитое казачье семейство Кухаренко (также Жученко, Джученко), чьим наиболее выдающимся представителем стал наказной атаман Черноморского казачьего войска Яков Герасимович Кухаренко. По данным исследователя его жизни и творчества казачьего историка-эмигранта полковника Сергея Федорова (Лантуха), совсем юный Яков Кухаренко в 1814 году окончил Щербиновское окружное училище (современные историки, почему-то не доверяя источникам казачьей эмиграции, твердят о Екатеринодарском уездном училище, где якобы учился Кухаренко). В 1794/1795 гг. отец будущего атамана полковник и армии капитан Герасим Кухаренко был назначен начальником в Бейсугское окружное правление, располагавшееся в Батуринском куренном селении. В помощники Герасиму Кухаренко определили также щербиновца - вышеупомянутого хорунжего Максима Письменного. Судя по всему, в Батуринском и родился полковничий сын Яков Кухаренко, прославившийся далеко за пределами Кубанского отечества.

(1811-1827 гг.)

И Российское и Войсковое правительства всячески заботились об укреплении куренных селений, привлекая на Кубань все новые и новые казачьи семьи.

С 1809 по 1811 гг. куренное селение Щербиновское приняло переселенцев из малороссийских казаков в количестве 2178 человек, из коих 1181 мужского и 997 женского пола (35). А всего в Щербиновском на 1811 год в 982 дворах проживало 4890 лиц казачьего сословия (2509 мужчин и 2381 женщина), а также 26 иногородних (16 мужчин и 10 женщин). По хуторам было разбросано 85 дворов, а в них - 163 мужчины и 170 женщин. Всего население составляло 4916 человек. В Щербиновском имелось также куренное правление, приходское училище, почтовое отделение, почтовая станция, питейный дом и сарай для пожарного инструмента (36). Куренное правление, построенное "о трех половинах" в 1811 году на общественную сумму в 252 рубля серебром, называлось еще Общественным домом. Двор Щербиновского правления был обнесен по периметру досками длиной 20, а шириной 12 аршин (37).

Хотя на наличие в Щербиновском приходского училища указывает один документ от 1811 года, выдающийся казачий историк Ф. Щербина в своем очерке "Краткая история народного просвещения на Кубани" полагает, что оно появилось годом позже. Ф. Щербина, в частности, отмечает: "... Чтобы поддержать, впрочем, будущую гимназию (имеется в виду Войсковая гимназия в

г. Екатеринодаре - В. Т. - Г.), решено было открыть еще три училища - в Тамани, в Брюховецкой и Щербиновское. Представление об этом войскового начальства было утверждено в 1812 г. Советом Харьковского университета..." (38). Другой источник утверждает, что в 1812 году куренное общество взялось за строительство дома для Щербиновского приходского училища.

Итак, 1811 год можно считать в лучшем смысле слова переломным. Наконец-то могли перевести дух старожилые щербиновские казаки, беспрерывно находившиеся вдали от родных очагов на постах и кордонах черноморской линии, и обратить хоть немного внимания на хозяйство и развитие куреня. Их кровные братья малороссийские казаки вовремя подставили плечо, разделив с ними все "прелести" казачьей службы Кавказа начала XIX века. Именно с 1811 года Щербиновский курень, да и все Черноморское казачье войско, прекратило лихорадить из-за периодического оттока населения на прежние места проживания. С этого момента куренное население, несмотря на войны и болезни, по главным показателям перестанет сокращаться. Тогда же, на наш взгляд, в реальности была поставлена жирная точка в споре о принадлежности степей Западного Предкавказья православной Российской Империи.

Но каким образом, - спросите вы, - функционировала кавказская переселенческая система того времени? В действительности она была очень простой. Все старожилые черноморские казаки имели родственников в Малороссии, в конце XVIII века утратившей статус Гетманщины и превратившейся в две губернии - Черниговскую и Полтавскую. Были упразднены десять малороссийских казачьих полков, казачья старшина получила дворянские привилегии, а "рядовое товариство" стало либо мещанами, либо сословием свободных крестьян-собственников, ничем не отличавшихся от государственных (посполитых) крестьян, только с почетным отличительным наименованием "козаки". Конечно, малороссийских казаков не устраивало положение, когда их, в XVII веке пользовавшихся правами шляхты Речи Посполитой, сравняли с обыкновенными украинскими крестьянами или хохлами. Посему рассказы всякого посланца-вербовщика из Черномории, обращенные к своим родственникам и односельчанам, о земле, дарованной царицей наследникам Запорожского Коша, приводили в восторг малороссийские казачьи массы. И они готовы были идти на Кавказ, дабы жить и умереть казаками, вновь обретя Войско и батьку кошевого. Конечно, российские центральные и губернские власти сверху контролировали этот процесс, а потому он возымел планомерный и регулярный характер, лишенный стихийного элемента. И здесь Щербиновскому куреню была отведена одна из главных ролей, ибо он, по своему удобному географическому расположению, являлся сборным пунктом всех следовавших в земли Черноморского войска малороссийских казачьих переселенцев.

Разразившаяся Отечественная война 1812 года несколько приостановила переселенческое движение на Кубань, которое вновь возобновилось в начале 20-х годов XIX века. Известно, что в ходе кампании 1812 года щербиновские казаки мужественно дрались с французами в черноморских казачьих подразделениях. Первыми в открытом бою встретились с неприятелем казаки Черноморской конной казачьей сотни, где традиционно много служило щербиновцев, входившие в состав Лейб-Гвардии Казачьего полка. Случилось это на второй день войны, когда армия Наполеона, форсировав реку Неман, вторглась в пределы Российской Империи. Вот записи о первых боестолкновениях и стычках: "... в сражении при г. Троках 14 июня, 16 - под г. Вильною (ныне Вильнюс), 18-го - у корчмы Меро, 19-го под Повиварками, 21-го и 22-го при отступлении от местечка Свенцян в разных авангардных делах, в особенности же сотня отличилась 23-го числа при Кочержишках, где она лихо врубилась в неприятельскую кавалерию и успешно отразила неприятельскую атаку..." На заключительном этапе войны сотня участвовала 13 марта 1814 года "при г. Фершампенуазе в разбитии части корпуса, защищавшего парижскую дорогу", 17 и 18 марта в сражении под Парижем, а 19 - во взятии Парижа и вступлении в него союзных войск.

Из числа щербиновцев тогда особенно отличился хорунжий Алексей Данилович Безкровный. В его формулярном списке в графе "За какие сражения получил награды" записано:

"1. В сражении при Бородино 26 августа 1812 г. был контужен картечью в левую ногу и за отличие в этом деле награжден следующим чином (сотника).

"2. За отличную храбрость при наступлении неприятельских колонн от Можайска к Москве 28 августа, и за все бывшие до сего арьергардные дела награжден Золотой саблей с надписью "за храбрость".

3.        За атаку неприятеля в Юрбурге, захват барок на Немане с 5 тыс. четвертей овса, за участие при разбитии передовых неприятельских сил 4 декабря, а равно за храбрость в сражении при Эпинале, штурме городов Немура, Сезанна, Арса, Мелюна и других в январе. феврале и марте 1814 г. награжден орденом Св. Владимира 4 степени с бантом.

4.        По ходатайству комитета, Высочайше учрежденного, за оказанные отличия в сражениях при Бородине и Лейпциге пожалован чином Полковника..."

Пятидесятилетний щербиновский казак Яков Яковлевич Приймак, командированный в гвардию из 2-го Черноморского конного полка, имел в своем формулярном списке такую запись: "За оказанную храбрость в делах с французами награжден знаком отличия военного оредена под № 31321".

Отметим, что знак отличия военного ордена, сразу же получивший в просторечии наименование Георгиевского креста, был учрежден 13 февраля 1807 года. С 19 марта 1856 года он стал иметь четыре степени (4-я и 3-я степени - серебряные кресты, а 2-я и 1-я - золотые кресты).

Известны имена и других щербиновцев, воевавших в составе Лейб-Гвардии Черноморской конной казачьей сотни. Среди них - сорокапятилетний сотенный есаул Емельян Филиппович Шрам, командированный в гвардию из 9-го конного полка; двадцатипятилетний казак Петр Бардак из того же полка; тридцатидевятилетний казак Михаил Головко из 1-го полка; двадцатилетний казак Никифор Довбыш из 2-го полка; сорокаоднолетний казак Яков Дьяченко из 2-го полка; двадцатисемилетние братья Евмений и Семен Павленко (первый -из 7-го конного, а второй - из 8 пешего полков); двадцатипятилетний Иван Рябошапка из 2-го конного; тридцатилетний Семен Сербин из 9-го конного и возраста Иисуса Христа или Ильи Муромца - Максим Ткаченко из 3-го Черноморского конного полка.

Через месяц после начала войны, 15 июля 1812 года выступил на борьбу с французами 9-й Черноморский пеший казачий полк, находившийся в составе Дунайской армии и насчитывавший одного штаб-офицера, 18 обер-офицеров, 7 сотенных есаулов и 523 нижних чина. Только с начала декабря 1812 года, когда полк входил в состав корпуса генерал-лейтенанта графа Мусина-Пушкина, он участвовал в сражениях: 9 декабря 1812 года при вытеснении французов из местечка Окопов, 20 декабря под местечком Дубенки; в 1813 году: 1 января - при местечке Холм, 9 и 10 января под местечком Ухань, где пластуны взяли в пленодного офицера и до 100 человек рядовых; 16 и 17 января - в сражении под местечком Условичи, 2 февраля - в сажениях под Владиславичами и Красноставом. 14 февраля 1813 главнокомандующий Русской Армией Михаил Илларионович Кутузов отправил полк домой в Черноморию. Очевидно, что он пошел на такой шаг из-за больших потерь, понесенных этим казачьим подразделением. Тогда, как предполагает войсковой архивариус Иван Иванович Кияшко, боевые потери полка составили не менее 200 человек. 14 мая 1813 года 9-й Черноморский пеший казачий полк прибыл в Екатеринодар в составе 9 обер-офицеров, 7 сотенных есауов и 209 казаков. В числе возвратившихся с полей Отечественной войны нам известны следующие щербиновцы: Семен Алексеевич Камышан, 52 лет; Аким Ильич Хорольский, 45 лет; Емельян Семенович Батицкий, 42 лет; Яков Ильич Синельников, 51 года; Иосиф Павлович Павленко, 47 лет; Пантелеймон Саввич Лихацкий, 39 лет; Роман Иванович Черноус, 42 лет; Григорий Демьянович Малюченко, 42 летСемен Пантелеймонович Мовчан, 40 лет; Михаил Федорович Буряченко, 32 лет; Петр Дмитриевич Мордвиненко, 51 года; Михаил Алексеевич Кучеренко,

29        лет; Василий Иванович Тарасевич, 32 лет; Лукьян Данилович Жлудновский,

30        лет; Иван Максимович Бешлей, 62 лет; Яков Иванович Манькожа, 27 лет; Гавриил Иванович Бережный, 37 лет; Демьян Герасимович Кагадий, 38 лет; Касьян Побережниченко, 42 лет; Моисей Петрович Диброва, 50 лет, и Антон Федорович Василенко, 33 лет.

На смену 9-му Черноморскому пешему полку на Кубани был сформирован 1-й Черноморский сборный конный полк, куда откомандировывались лучшие казаки. Боевое крещение полк получил в Силезии 7 августа 1813 года. На фронт прибыло 19 обер-офицеров, 11 сотенных есаулов и 553 казака. Часть полка закончила заграничный поход 18 марта 1814 года взятием Парижа, а остальные - взятием городка Малюн 24 марта того же года.

Полковым писарем уходил на фронт в этом полку щербиновец Мирон Яковлевич Журавель, 22 лет, но затем был переведен в сотенные есаулы. В его формулярном списке читаем: "За отличную храбрость при городе Фершампенуазе 6 марта 1814 г. и 7 и 8 при Арсисе награжден знаком отличия военного ордена под № 27486". Сотенным есаулом 3-й сотни служил также щербиновец Семен Залесский, 28 лет. Известны имена и щербиновских казаков, прославивших знамя полка и переведенных в него из других подразделений Черноморского казачьего войска, среди которых - Семен Малий, 34 лет, из 4-го конного полка, Фома Прокопенко, 36 лет, и Иван Таран, 33 лет, из 2-го конного полка, Яков Нечипоренко, 30 лет, из 9-го конного полка, Григорий Вовк, 32 лет, из 5-го конного полка, Захарий Салабай, 29 лет, Иван Свистич, 35 лет, Григорий Белоус, 29 лет, Игнат Подкипный, 43 лет, и Петр Нетреба, 35 лет, из 9-го коного полка, Игнат Куриненко, 30 лет, из 1-го конного полка, а также Артем Решетило, 34 лет, из 5-го конного полка. Щербиновский уроженец казак Павел Заводовский, 30 лет, прибывший из 7-го конного полка "1 ноября 1813 г. убит в сражении", а его земляк Клим Чамандра (Чамандря), 55 лет, умер от раны, полученной в бою в 1814 году (39).

Сделав пространное отступление и рассказав об участии щербиновцев в Отечественной войне 1812 года и Заграничном походе, обратимся вновь к Черномории. 

После 1811 и до 1820 года, когда на время прервалось массовое переселение на Кубань малороссийских казаков, нам известны лишь единичные случаи приписки казаков или лиц иных сословий к Щербиновскому куреню. Приведем из них лишь два наиболее интересных и характерных.

"По Указу Его Императорского Величества в войсковой Черноморской канцелярии, слушав прошение, поданное от уволенного с Ростовской почтовой конторы служившего в ней в числе почтальонов, Дмитрия Варламова Елистратова...

Определено: как из приложенных просителем Елистратовым документов видно, что по вступлении ему в сие войско никаких препятствующих причин не имеется, для того приняв его Елистратова в сие войско причислить в число куреня Щербиновского..." (40)

Данное распоряжение датировано 31 декабря 1813 года.

О другом случае рассказывает рапорт Щербиновского куренного атамана Степана Попруги за 3 февраля 1814 года, направленный в Черноморскую войсковую канцелярию:

"Во исполнение приказа оной Черноморской войсковой канцелярии от 5 истекшего генваря № 68, последовавшего с приложением присяжного листа для продолжения воинской службы определенного в сей курень Слободской Украинской губернии Валковского уезда священнического сына, уволенного из духовного звания Александру Михайловского на верность службы к присяге приведен и в число сего куреня казаков по списку мною зачислен..." (41)

В 1816 году в сословие черноморских казаков Щербиновского куреня был принят по прошению ростовско-нахичеванский мещанин армянского происхождения Карп Назарович Назаров, поступивший на службу в Конный полк войскового полковника Голуба. Карп Назаров станет родоначальником одной из известнейших офицерских фамилий Щербиновского (Старощербиновского) куреня, а затем и станицы Старощербиновской.

1817 год считается годом начала Кавказской войны (хотя она, в общем, и не прекращалась с конца XVIII века), в которой щербиновские казаки приняли активное участие, неся службу в различных конных полках, пеших батальонах и командах Черноморского казачьего войска, разбросанных по Черноморской кордонной и Старой Кавказской линиям.

В 1818 году Щербиновское куренное селение лишилось своего статуса окружного центра, поскольку Ейское земское начальство, решением Войскового правительства, переводилось в Кущевский курень. Дом, освобожденный Ейским земским начальством, был отдан под размещение Щербиновского приходского училища (42), действовавшего с 17 августа 1812 года и находившегося в доме, подаренном ему казаком Довбышем. Кстати, Довбыш подарил под училище свой недостроенный дом, а для окончания его сроительства щербиновцы собрали в своей среде еще 600 рублей. Данное училищное здание имело три классных комнаты и особую кладовую. Текущие расходы училища покрывались доходами от трех лавок, приносивших в год до 300 тысяч рублей и одной рыболовной ставки на реке Ее, приносившей до 80 рублей дохода. Личность же самого Довбыша установить не удалось. Известно, что в 1792 или 1793 году вместе с Щербиновским куренем пришло на Кубань одно семейство Довбышей (из бывших запорожцев), состоявшее из Степана Довбыша (39 лет), его жены Марты (34 лет), сына Василия (12 лет), брата Антона (17 лет) и их матери вдовы Пелагеи (78 лет). Но кто из них - Степан, Антон или Василий - являлся дарителем, до сих пор неясно (43)

История Щербиновского приходского училища тесно связана с именами войскового протоиерея Кирилла Россинского, усилиями которого оно и открылось в 1812 году, наряду с двумя другими первыми училищами Черномории в станицах Таманской и Брюховецкой, и Якова Мишковского, автора незавершенной историко-героической поэмы "Харко, запорозький кошовий". О самом Мишковском мы знаем мало. Родился он, судя по всему, на Слобожанщине приблизительно в 1798 году. В 1818 году перевелся из Императорского Харьковского университета, где служил в чине подканцеляриста, на должность преподавателя в Темрюкское приходское училище. Поступив, очевидно, в казачье сословие по ходатайству смотрителя черноморских училищ войскового протоиерея Кирилла Россинского, он некоторое время трудился в Темрюке, а затем переехал в Щербиновское куренное селение, куда был определен на ту же должность преподавателя приходского училища. Здесь и прошла большая часть жизни Якова Семеновича Мишковского. На наш взгляд, именно в двадцатые годы, уже прочно осев в Щербиновском (затем Старощербиновском), находясь в окружении замечательных офицеров и казаков Щербиновского куреня, он приступил к созданию своей поэмы о судьбе и чаяниях запорожского казачества. В мифической стране Мишковского "Имгертин", куда попадает главный герой поэмы Харко, мы узнаем степи Северо-Западного Кавказа, пожалованные Екатериной II черноморцам, а в самом Харко - кошевого атамана Захария Чепегу, приведшего осенью 1792 года казаков в ейское урочище Черный Брод. Вероятно, Яков Мишковский работал над поэмой все тридцатые годы XIX века. Но что помешало ему закончить это произведение, в некоторых чертах напоминающее "Энеиду" Ивана Котляревского, нам неизвестно. Последнее упоминание о Якове Мишковском, в котором он назван дворянином куреня Старощербиновского, по свидетельству краснодарского ученого Виктора Чумаченко, относится к 1842 году.

Несмотря на существенное пополнение Черномории за счет малороссийских казаков в 1808, 1809 и 1811 гг., требовались новые людские ресурсы для освоения и защиты войсковых земель на степном пространстве от Кубани до Еи. По представлению заведывавшего Черноморским войском графа Ланжерона, 19 апреля 1820 года состоялось Высочайшее Повеление о переселении в Черноморию до 25 тысяч малороссийских казаков.

Кстати, накануне переселения было проведено описание населенных мест Черномории, где о казаках Щербиновского куреня, в частности, отмечалось:

"Жители здешние сверх хлебопашества и скотоводства занимаются многие рыбною ловлей, как на самом устье реки Еи, так и на приморских косах, близ сего селения лежащих, как-то: Ейской, Долгой и Камышеватской, кроме того, удобнее всех могут собирать родящуюся на Ясенских соляных озерах соль".

"В том же 1820 и в следующем 1821, - пишет дореволюционный исследователь Н. Черный, - прибыли в Черноморию переселенцы Полтавской и Черниговской губерний и были расселены по Черномории куренями (станицами)..." (44).

Как видим, переселенческая стратегия несколько видоизменилась. Теперь переселенцы направлялись для основания новых поселений на свободной или плохо освоенной старожилыми куренями войсковой земле. И только малая их часть по-прежнему шла на укрепление уже существовавших черноморских селений.

Пусть убыль населения еще и наблюдалась в старых черноморских селениях, но она уже не являлась столь критической, как в период до 1811 года, о чем свидетельствуют данные: на 1 июля 1821 года в Щербиновском курене проживало 2162 мужчины и 1544 женщин (45). А к концу того же года Щербиновский курень, являясь сборным пунктом переселенцев, вновь стал "переваривать" новые, пусть и не столь значительные партии малороссийских казаков.

Так, "30 ноября 1821 года оставлены на зимовку в Щербиновском куренном селении 9 семей (37 мужчин и 25 женщин), причисленных к Незамаевскому и Дядьковскому куреням, которых привел из Лубенского повета Полтавской губернии Прокофий Гаращенко.

В тот же день оставлены на зимовку 29 семей (88 мужчин и 77 женщин), которых привел из Переяславского повета Гордей Бесхлебный и 44 семьи (112 мужчин и 92 женщины), которых привел из Лубенского повета Илья Шульгатый.

В тот же день оставлены на зимовку 17 семей (51 мужчина и 35 женщин), которых привел из Козелецкого повета Парфен Спыльский и 24 семьи (75 мужчин и 72 женщины), которых привел из Нежинского повета Черниговской губернии Григорий Трегубченко" (46).

"8 мая 1822 года в Щербиновское куренное селение водворены 2 семьи (7 мужчин и 6 женщин) отставшие от партии Тимофея Войтенко из Черниговского повета той же губернии.

11 мая 1822 года водворены 3 семьи (6 мужчин и 5 женщин), отставшие от партии Тимофея Войтенко из Кролевецкого повета Черниговской губернии" (47).

"19 мая 1822 года водворены 4 семьи (13 мужчин и 10 женщин), которых привел из Козелецкого повета Парфентий Спильский и 2 семьи (7 мужчин и 9 женщин), которых привел из Нежинского повета Григорий Трегубченко..." (48).

"2 июня 1822 года прибыли 2 отставших от партии Фомы Терещенко семьи (6 мужчин и 3 женщины) из Лофицкого повета Полтавской губернии" (49).

"17 июня 1822 года в Щербиновское куренное селение водворено 7 семей из 15 (57 мужчин и 49 женщин), которых привел из Кременчугского повета Полтавской губернии Иван Дикан.

12 июня 1822 года водворена одна семья из 31 (93 мужчины и 79 женщин), которых привел из Золотоношского повета Полтавской губернии Павел Шут и 2 семьи из 8 (23 мужчины и 25 женщин), которых привел из Борзенского повета Черниговской губернии Петр Москаленко.

В тот же день прибыла отставшая от партии Антона Балахоненко семья (4 женщины) из Черниговского повета.

19 июня 1822 года водворено 7 семей из 23 (72 мужчины и 56 женщин), которых привел из Конотопского повета Трофим Кривенченко" (50).

"28 июня 1822 года в Щербиновское куренное селение водворено 9 семей из 23 (60 мужчин и 59 женщин), которых привел из Золотоношского повета Полтавской губернии Федор Залозный.

3 июля 1822 года прибыла отставшая от партии Саввы Гаркуна семья (4 мужчины и 2 женщины) из Лубенского повета" (51).

Из всего вышеприведенного видно, что Щербиновское селение, не только давало временный приют казачьим переселенцам, шедшим к назначенным куреням, но порой, по разным причинам, обращалось в место их постоянного пребывания, где они обретали новую малую Родину.

Между тем, малороссийские казаки все еще с трудом адаптировались к Кавказу. И дело тут даже не в том, что всякий казак нес тяжелую службу в условиях непрестанной, то затихавшей, то вновь разгоравшейся войны с закубанскими мусульманскими народностями, подстрекаемыми Турцией. Хоть отток в родные губернии и Новороссию почти прекратился, но болезни продолжали наносить значительный урон всему казачьему населению, в особенности же недавним жителям Малороссии. Согласно сообщению в Комитет по водворению от 11 апреля 1825 года смотрителя Щербиновского куренного селения сотенного есаула Назарова, в семьях прибывших в Черноморию переселенцев с августа 1821 по июль 1824 года родилось 48 детей, а умерло с августа 1821 по октябрь 1824 года 115 человек (52). Но даже превышение смертности над рождаемостью в переселенческой среде не остановили рост Щербиновского куренного селения. В 1825 году в нем насчитывалось 638 дворов, в 1826 - 728, а в 1827 - уже 774 двора (53). 

Имеются сведения и о том, что при образовании в 1821-1822 гг. Новодеревянковского куренного селения, часть семей Старощербиновского, в том числе старожилых, переселились в этот вновь созданный курень Черноморского казачьего войска.

В 1827 году произошло важное событие в жизни Щербиновского куренного селения. 9 июня, по определению Войсковой канцелярии, соседнему Ясенскому куреню, также поселенному в 1821 году из малороссийских казаков, было дано название Новощербиновский, а Щербиновский курень стал именоваться Старощербиновским (54). 

Так была перевернута еще одна страница в истории Щербиновского куреня.

(1828-1860 гг.)

В 1831 году старощербиновцы в составе казачьей команды Черноморского войска участвовали в подавлении Польского восстания. Особенно отличился храбростью при взятии Варшавы в сражении с польскими мятежниками "под пушечными выстрелами" урядник Нестор Гусак, за что Всемилостивейше был произведен в хорунжие. Потом, возвратясь в Черноморию, он служил в Афипском укреплении за Кубанью и на пограничном карауле.

В самом раннем списке черноморцев-кавалеров Георгиевских крестов, составленном в 1832 году, мы нашли только одного Старощербиновского уроженца - хорунжего 5-го Черноморского конного полка Андрея Якимовича (Акимовича) Ткаченко, когда ему уже исполнилось полных 30 лет. Как сказано в списке, он "Российской грамоты читать и писать знает". Службу Андрей Ткаченко начал 6 февраля 1820 года на пограничном кордоне простым казаком. 14 декабря 1825 года был произведен в урядники. 1 мая 1827 года он оказался за пределами Черномории, будучи командированным в числе дежурной команды черноморцев к командующему Кавказской линии и Черномории в г. Ставрополь. Но уже 7 мая 1828 года урядник Андрей Ткаченко в отряде наказного атамана Черноморского казачьего войска А. Д. Безкровного участвовал в осаде турецкой крепости Анапа. Тогда шла 4-я Русско-Турецкая война (1828-1829 гг.). После взятия Анапы Андрей Ткаченко отправился со своим полком в действующую армию на Балканы. За мужество и храбрость, оказанные 5 мая 1829 года под турецкой крепостью Силистрия, получил Георгиевский крест под   № 53391. За отличие же при взятии крепости Силистрия 29 июня 1829 года Андрей Якимович Ткаченко был произведен Высочайшим Приказом в хорунжие.

На северной стороне Балканских гор он 3 июля 1829 года участвовал в штурме крепости Сушли, а в начале августа того же года в составе 2-го пехотного корпуса перешел Балканы, где принимал участие в штурме городов Ресиса, Андроса, Моне-Бургаса, а 26 августа 1829 года, накануне подписания Адрианопольского мира, во взятии города Чорну. По возвращении с Балкан продолжил службу на пограничном карауле.

12 апреля 1833 года Андрей Ткаченко был произведен в сотники. С 4 по 21 июня 1835 года с отрядом генерал-лейтенанта Малиновского строил плотину (дамбу) через Аушедские Тлатакафижские болота. Потом до 8 ноября того же года участвовал в строительстве укрепленной линии от Ольгинского "тед-де-пона" до Геленджика. Далее вновь служба на пограничном кордоне. Весной и летом 1840 года принимал участие в строительстве Ново-Вуланского укрепления, взамен разоренного горцами в марте того же года. 22 сентября он с отрядом выступил к укреплению Святого Духа (ныне Адлер), а 8 октября находился в отряде, выдвинувшемся сухим путем в укрепление Навагинское (теперь г. Сочи). 10 октября Андрей Ткаченко был ранен горцами в левое плечо навылет. Неделю пролежал в лазарете, а 18 октября его вывезли в Фанагорийский госпиталь, где он лечился до 20 ноября 1840 года. 17 марта 1841 года получил чин есаула. В этом же году он вновь находился на черноморском побережье в отряде генерал-лейтенанта Анрепа, который пешим порядком прибыл из укрепления Святого Духа в Навагинское укрепление. Здесь есаул Ткаченко участвовал в строительстве каменной башни. За отличия в боевых действиях он    7 июня 1841 года был произведен в войсковые старшины. К этому времени уже имел сыновей Афанасия, Ивана и Тихона.

Отметим, что в Черноморском войске старощербиновские офицеры, урядники и казаки служили в различных конных и пеших частях, о чем нам рассказывает "Именной список войска Черноморского куреня Старощербиновского штаб- и обер-офицерам, урядникам, казакам и их детям за сей 1835 год"*. Так, есаул Александр Михайлович Туренко (соавтор Я. Г. Кухаренко по "Историческим запискам о войске Черноморском"), 42 лет, значился по 2-му Конному полку Черноморского казачьего войска (кстати, его отец Михаил Туренко был полковым хорунжим и армии прапорщиком в Войске верных казаков черноморских еще в Приднестровье). Урядник Елисей Иванович Литевский, 20 лет, числился по 1-му Конному полку. В 6-м Конном полку в чине хорунжего служил Петр Дмитриевич Кольбык, 23 лет, брат будущего Старощербиновского атамана Константина Дмитриевича Колебыкова, а в 7-м хорунжий Ефим Наумович Кривцов. Сын атамана Щербиновского куреня в начале XIX века Порфирий Кириллович Помещик, 26 лет, был урядником 9-го Конного полка, а 48-летний Карп Назарович Назаров, ставший впоследствии генерал-майором и командующим Конно-артиллеристской бригады Кубанского казачьего войска, нес службу сотником в 10-м Конном полку. По 3-му Пешему полку проходил хорунжий Петр Николаевич Гусак, 54 лет, а хорунжий Михаил Антонович Слабизион, 28 лет, значился по 4-му Пешему полку. В 5-м Пешем полку в чине хорунжего служил знаменитый черноморский казачий поэт, автор незавершенной поэмы "Харко, запорозький кошовий" Яков Семенович Мишковский, 36 лет, а сотник Андрей Якимович Ткаченко служил в 9-м Пешем полку. Из этого же документа узнаем, что девятерым старощербиновцам было доверено охранять Августейшее семейство в составе 7-го (конвойного) эскадрона Лейб-Гвардии казачьего полка. Среди них - урядники Григорий Антонович Лукьяненко, 32 лет, и Иван Афанасьевич Шелест, 36 лет, а также казаки: Емельян Тарасович Кучугура, 26 лет, Герасим Филиппович Михайличенко, 21 года, Василий Степанович Циганка, 31 года, Яков Игнатович Супруненко, 47 лет, Федор Григорьевич Печений, 26 лет, Захарий Яковлевич Крижань, 23 года, и Лукьян Васильевич Перерва, 31 года. Кроме того, список донес до нас имена казачьих детей - "малолеток" и "переростков", а вместе с ними казаков нестроевых, не годных к службе и состарившихся. К сожалению, данные о казачьих женах и дочерях-казачках в этом документе полностью отсутствуют.

На тот момент практически все семейство Кокунько еще пребывало в Старощербиновском курене. Документ донес нам имена двух военнослужащих казаков Спиридона Филипповича Какуньку, 22 лет, из 3-го Конного полка, и Моисея Моисеевича Какуньку, 23 лет, из 5-го Конного полка. Последний в 50-е годы XIX века в чине полковника стал первым полицеймейстером Екатеринодара. Кроме них находим среди "малолетков, годных к службе" Антона Филипповича Какуньку, 19 лет, Ивана Трофимовича Какуньку, 17 лет, Василя Филипповича Какуньку, 17 лет, Никона Филипповича Какуньку, 14 лет, Якова Трофимовича Какуньку, 12 лет, Анисима Филипповича Какуньку, 10 лет, Федота Трофимовича Какуньку, 8 лет, и Федора Филипповича Какуньку, 7 лет. Известная запорожская фамилия Шанька (она же Лях) была представлена малолетками Прокофием Михайловичем Ляхом, 14 лет, и Петром Михайловичем Ляхом, 11 лет, сыновьями войскового старшины.

В период Кавказской войны Старощербиновское куренное селение довольно эффективно развивалось в экономическом отношении, особенно если сравнивать с другими куренями Черномории. Дело в том, что оно находилось в глубоком тылу и ему не грозила участь прикубанских селений Черноморского казачьего войска и станиц Кавказской линии, постоянно терзаемых набегами немирных закубанских горцев. И все же курень от разного рода прорывов и неожиданностей, возможных в столь затяжной войне, прикрывала с уязвимых сторон Старощербиновская застава. Для нее в самом селении в 1838 году за общественую сумму в 100 рублей серебром щербиновцы выстроили простой "в одном покое" дом, служивший помещением караульных казаков (55).

С другой стороны, Старощербиновское селение, было расположено на Копыльском шляхе в относительной близости к Ростову, а это также играло свою положительную роль. По-прежнему, через Старощербиновку лежал путь многих переселенцев (казачьих и неказачьих), шедших на земли Черноморского войска или соседней Кавказской области. Значит, недостатка в рабочих силах, пусть временных, остававшихся на зимовку, не наблюдалось. Бурными темпами росли хуторские хозяйства старощербиновских офицеров и казаков. На весь Ейский округ и всю Черноморию славились за десятилетия окрепшие и расширившиеся три Старощербиновские сельские ярмарки, где торговали скотом, рыбой, хлебом, леном, лесом, шерстью, кожей и сельскохозяйственными продуктами (56).

1 июля 1842 года вышло новое Положение о Черноморском казачьем войске (за его образец было взято Положение о Донском казачьем войске), по которому все куренные селения Черномории переименовывались в станицы. Так, Старощербиновский курень стал станицей Старощербиновской, хотя еще неоднократно на протяжении, пожалуй, десятка лет селение могло называться в официальных и неофициальных докуметах и куренем, и станицей.

В соответствии с отчетом за 1847 год, в станице Старощербиновской работали на полную мощность три кирпичных завода, тогда как всего в земле черноморских казаков их имелось восемь, из которых, кроме старощербиновских, три размещались в Екатеринодаре и по одному было в Брюховецком и Кущевском куренных селениях (57).

Однако, численность населения станицы, как и ранее, колебалось на том же уровне с невеликим приростом. Так, по данным на январь 1842 года, в Старощербиновском куренном селении проживало 2246 мужчин и 1937 женщин (58). Прием в казачье сословие куреня по-прежнему продолжался, правда уже не в массовом, а частном порядке. К примеру, в 1847 году Указом Войскового правительства были приписаны к казачьему сословию Старощербиновского селения зашедший в Черноморию во время переселения 1820 или 1822 гг. вольный поселянин местечка Китайгорода Кобеляцкого уезда Осип Максимов Середа с семьей и семьей брата, а также "осужденная под арестантство от есаула Кривцова девица Марья Шальшашева" (59).

Бывало, что добирались до Черномории потомки запорожских казаков, попавшие в Малороссии или Новороссии в крепостную зависимость, а потом получившие вольную. И в этом отношении характерна и поучительна история семьи Легкоступ, принадлежавшей к Щербиновскому куреню. 4 сентября 1849 года Ефим и Федор Легкоступовы, внуки черноморского казака Даниила Легкоступа, проживавшие в деревне Павловке Мелитопольского уезда Таврической губернии, подали прошение на имя Главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом, в котором рассказали:

"Дед наш, Даниил Легкоступ, служивший в Черноморском войске казаком куреня Щербиновского по выданному ему паспорту из Черноморской войсковой канцелярии 1794 года сентября 19 за № 3088, с сыном его Федором (а нашим отцом Федором Легкоступом) отправился в Екатеринославское наместничество в местечко Койдаки для взятия оттоль оставшейся за переселением на Всемилостивейше пожалованную сему войску землю, жены его Дарьи (а нашей бабки), оттоль возвратясь в ныне наименованную Таврическую губернию, Мелитопольского уезда, деревню Павловку помещицы Бродской остался для зимовки скотоводства, где вскоре умер; отец же наш Федор Данилов сын Легкоступ, находясь несовершеннолетним, не умея грамоте, не мог понимать происхождения своего, и потому был записан в крестьянство помещицею Бродскою, по смерти же отца нашего, Федора Легкоступа, мы достигши совершеннолетия, изучась Российской грамоте читать и писать увидели из аттестата деда нашего выданного ему из Черноморского войска, 1793 года сентября 25 дня за № 314, что дед наш вступил в Черноморское войско 1789 года мая 5 числа, где продолжал службу добропорядочно и бессрочно на гребной флотилии, был в неоднократных сражениях, и поступал мужественно и храбро, так как должно быть доброму и верному подданному".

Далее выражается суть прошения:

"А посему повергаясь пред стопами Вашего Сиятельства и представляя при сем точные копии, снятые нами с документов деда нашего Даниила Легкоступа, подлинные же таковые отправлены нами в Черноморскую войсковую канцелярию сего года июля 15 числа при прошении, но и до сего времени, ни ныне не получаем на оное никакого разрешения, нижайше просим, отобрав нас с семействами из неправильного владения наследниц Бродской, предоставить права деда нашего поступить на службу в Черноморское войско.

Ваше Сиятельство, мы уверены что Ваша особа не откажите дать нам возможность пользоваться правами деда нашего Даниила Легкоступа, и представить нам возможность возвратиться в черноморские казаки и поступить на службу Его Императорского Величества, какое же последует Вашего Сиятельства разрешение дать кому следует о сем предписание, для уведомления нас по месту жительства".

Надпись на документе гласит:

"По приказанию г. Главнокомандующего и по поручению г. начальника Главного штаба, копию сего прошения, с подлинными приложениями, представляя к господину командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории, на рассмотрение и законное удовлетворение, имею честь покорнейше просить о последующем уведомления.

Свиты Его Величества генерал-майор Гогель" (60).

Несомненно, вышеизложенное желание внуков черноморского казака Щербиновского куреня Даниила Легкоступа, незаконно удерживаемых в крепостной неволе, была выполнена (в тот период российские власти неукоснительно стояли на страже сословных интересов казачества, вместе с регулярными армейскими частями покорявшего и колонизовавшего Кавказ). Но хотелось бы проследить дальнейшую судьбу братьев Легкоступовых на Кубани, каковая пока нам неизвестна. 

В середине 1848 года, как пишет Ф. Щербина, возобновил свою деятельность Главный комитет по водворению переселенцев, и первая партия переселенцев, состоящая из 35 семей, прибыла из Харьковской губернии в Старощербиновский курень. Им предстояло заселить косу Долгую, относившуюся к Старощербиновскому юрту. Хотя на самой косе с начала XIX века уже существовал Должанский поселок, основанный выходцами из Щербиновского и Деревянковского куреней. Из старожилых черноморцев и государственных крестьян Змиевского уезда Харьковской губернии (потомков слободских казаков) и образовалась станица Должанская (61).

Именно в эти годы огромное влияние на социальное и экономическое обустройство Ейского округа оказал уроженец Щербиновского куреня генерал-лейтенант Григорий Антонович Рашпиль, ставший в 1842 году с изданием нового положения о Черноморском казачьем войске начальником штаба, а также исполняющим должность наказного атамана Черноморского войска. Как отмечал И. Попка, Рашпиль "любил родные обычаи и предания, но не творил себе из них кумира, он смело дотронулся до всего, что было ветхо и непригодно, и первый подготовил почву для последовавших в войске преобразований и улучшений" (62). На наш взгляд, Г. А. Рашпиль стоял у истоков реформы по созданию единого Кубанского войска из черноморцев и линейцев, претворенной в жизнь графом Н. И. Евдокимовым. В Черноморском казачьем войске конца 40-х годов Г. А. Рашпиль видел анахронизм екатерининских времен. Замкнутый быт черноморской громады, беспредел казачьей старшины, безнаказанные взяточничество и коррупция, прикрываемые верностью родной старине, стали мешать осуществлению казачьего и российского дела на Кавказе. Рашпиль осознавал, сколь необходима была качественно новая, отвечавшая требованиям времени организация кавказских казаков. Спустя более десятилетия, реформа состоялась. Но, по иронии судьбы, первый удар ее пришелся по родному для Рашпиля Старощербиновскому куреню. И о том в следующей главе.

Пока же в 1848 году, по замыслу Рашпиля, в целях оживления хлеботорговли и экономики, на Ейской косе, входившей в Старощербиновский юрт, был основан портовый город Ейск, не потерявший своего значения по сей день. Ейский морской порт продолжает играть одну из ключевых ролей в экспорте российской сельскохозяйственной продукции в ближнее и дальнее зарубежье. С открытием Ейского порта Старощербиновский курень, стоявший на пересечении оживленных путей из Ростова, Екатеринодара и Ставрополя, сделался своеобразной перевалочной базой товаров из разных уголков Юга России и Кавказа, доставляемых купцами в этот азовский порт. Часто товар шел в порт прямо со Старощербиновских ярмарок, где купцы заключали сделки между собой или скупали необходимую продукцию у производителей.

Кроме того, в Старощербиновском курене находилось одно из трех в Черноморском войске прогонных мест, через которые проводили гурты скота в Войско Донское и Екатеринославскую губернию, а оттуда в разные губернии Российской Империи. Два других прогонных места имелись в Кущевском и Екатериновском куренном селениях. Из отчета за 1857 год видно, что прогнано скота на сумму до 500 тысяч рублей серебром (63).

Когда генерал-лейтенант Рашпиль в 1849 посетил Старощербиновское селение, то оставил следующие замечания от 1 ноября того же года:

"... Ст. Старощербиновская. При устье р. Еи. С 2056 м(ужского) и 2071 ж(енского) п(ола) д(уш) жителей, с 847 домами и 84 хуторами.

Одна из населеннейших и наилучше устроенных и богатейших станиц войска. Положение на коммерческом пути, промышленная предприимчивость и обширность земельных довольствий составляют главные источники народного довольства...

В приходском училище 44 ученика при 2 наставниках. Экономической училищной суммы 442 р. 14 3/7 к. серебром" (64).

За тот же период сохранилась "Ведомость о благосостоянии Щербиновского Черноморского приходского училища с показанием в каком месте оно существует, сколько в нем училищных чинов и учеников онаго с означением училищной суммы", подписанная "учителем наук" урядником Лавровским, который, судя по всему, был преемником знаменитого Якова Мишковского. Из нее мы узнаем, что в Старощербиновском училище служили 1 законоучитель и 1 учитель, обучавшие    3 штаб-офицерских, 14 обер-офицерских, 8 урядничьих, 10 казачьих, 3 купеческих, 5 мещанских и 1 духовного звания детей (65).

Конечно, учеников было немного, если учесть, что в селении на сентябрь 1849 года числилось 2236 мужчин и 2230 женщин (66). Правда, некоторые одаренные выпускники училищ Черномории продолжали свое образование в Войсковой гимназии, а затем и Императорском Харьковском университете. Старощербиновский казак Михайло Якименко, один из них, в 1847 году в возрасте 27 лет окончил полный курс Харьковского университета, выйдя из него действительным студентом, и, в соответствии с поданным прошением, был зачислен урядником в 3-й конный полк Черноморского казачьего войска (67). Наличие высшего образования тогда не давало права на получение казачьего офицерского чина.

Старощербиновский атаман сотник Колебыков, станичный судья казак Волга и казак Нечипоренко сообщили следующие статистические сведения о составе населения и хозяйства родного куреня. Итак, на 1 ноября 1849 года в Старощербиновском проживало: 16 лиц духовного звания из черноморских казаков, 3 штаб-офицера, 12 обер-офицеров, 57 урядников, 2 члена торгового общества, а всего мужского пола 2056 душ; женского пола 2071 душа. Имелось 28 душ крепостных дворовых людей мужского пола и 21 душа женского пола. В услужении у офицеров и казаков находилось 85 иногородних людей мужского и 54 женского пола. В селении действовали 1 церковь и 1 училище. 8 домов принадлежало духовным лицам, 17 - офицерам. У казаков и урядников было 822 дома. Работали 15 лавок и 5 кузниц. К юрту селения относились 14 офицерских, а также 70 урядничьих и казачьих хуторских хозяйств. Скота в частных подворьях насчитывалось: лошадей - 320, волов - 103, коров и прочего гулевого скота - 6751, овец - 21106. Имелось 15 пасек (322 улья), а также 32 ветряные мельницы (68).

Двумя годами позднее в январе 1852 года по Старощербиновскому куреню население составило 1932 мужчины и 1664 женщины. Данный отчет указывал, что старожилов значилось 1571 мужчина и 1441 женщина, а переселенцев - 361 мужчина и 233 женщины (69). Правда, по данным на 1855 год в курене было 835 дворов, в том числе в хуторах 83 двора (208 мужчин и 166 женщин) и Широчанском поселке 18 дворов (59 мужчин и 61 женщина), и проживало, в общей сложности, 4580 человек, из которых казачьего сословия 4493 (2428 мужчин и 2065 женщин) и 87 - иных сословий (42 мужчины и 45 женщин). В Старощербиновском располагались станичное правление, приходское училище, почтовое отделение, питейный дом и сарай для хранения пожарного инструмента. Далее источник за 1855 год отмечает:

"По делам станичного правления известно, что станица эта построена со времени пожалованной Всемилостивейше Черноморскому войску земли по указанию для нее местности, но был ли выдан на устройство план, этого в делах не найдено. Устройство домов и прочих служб произведено посильными средствами и все станичные постройки для помещения жителей довольно удовлетворительны..." (70).

В 1855 году Россия пережила тяжелую для себя Крымскую кампанию. Старощербиновские казаки участвовали в "Севастопольской страде", служа в составе 6 пешего батальона Черноморского казачьего войска. Один из них - казак Семен Бардак, совершавший с командой пластунов-охотников отчаянные дерзкие вылазки в стан неприятеля. Особенно отличился он 1 декабря 1855 года, за что 22 июня 1856 года был произведен приказом наказного атамана Черноморского казачьео войска генерал-лейтенанта Филипсона в урядники и оставлен "во внимание к понесенным им трудам и полученным от англо-французов ранам у стен Севастополя" на внутренней службе по войску (71).

После окончания Крымской войны, черноморские казаки, помимо несения пограничной службы, занимались восстановлением укреплений Черноморской береговой линии, оставленных и разрушенных из-за угрозы бомбардировок их с кораблей объединенной англо-франко-турецкой эскадры. Горцы, уже обжившиеся в этих укреплениях, сопротивлялись казакам. Случались бои как на побережье, так и на пограничной линии, в которых отличились старощербиновские казаки. Так, в 1857 году Георгиевский крест получил Акакий Максимович Максименко, а в 1858 знаком отличия Военного ордена были награждены казаки: Потап Моисеевич Залозный, Никита Федорович Пичка и Афанасий Захарович Стадник. В 1859 году Георгиевский крест 4-й степени заслужили Леонтий Саввич Зикрань и Иван Федорович Буравец. Последний в 1864 году удостоился той же награды 3-й степени.

Согласно сведениям за 1859 год, численность и Старощербиновского населения уже не превышала его уровень на

1 ноября 1849 года, что связано, прежде всего, с некоторым оттоком старожилых казаков и переселенцев во вновь образуемые места Черномории, а также с естественой убылью. В 1859 году в станице Старощербиновской имелось 877 дворов, где проживало 2016 мужчин и 1958 женщин (72).

Близилась к завершению Кавказская война. У Российского правительства зрели планы по колонизации казаками предгорий Западного Кавказа. Старощербиновский курень, служивший вратами Черномории и Кавказа для многих переселенцев, мало-помалу терял свое назначение, превращаясь в богатое и спокойное, весьма удаленное от последних событий войны, гремевших еще в Закубанье, казачье селение. Казалось, ничто не могло нарушить его благополучной размеренной жизни. Именно поэтому само существование куреня в ходе надвигающейся реформы Черноморского и Кавказского линейного казачьих войск было поставлено под вопрос.

* ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 888, лл. 1, 1-об, 17. В Государственном архиве Краснодарского края этот документ обозначен, как "Ревизская сказка" (посемейный список), хотя в действительности он - обыкновенный перечень офицеров, урядников, казаков и казачьих детей (мужского пола) Старощербиновского куреня с указанием их отношения к службе.

(1860-1870 гг.)

1860-1861 гг. на Кавказе прошли под знаком больших перемен. Упразднялись Черноморское и Кавказское линейное казачьи войска. Из правого фланга Кавказской линии и Черномории создавалось единое Кубанское казачье войско с центром поначалу в Ставрополе, а затем в Екатеринодаре. Первым наказным атаманом нового войска и начальником Кубанской области стал генерал-лейтенант граф Николай Евдокимов, взявшийся круто осуществлять план казачьей колонизации земель закубанских горцев, согласно которому в предгорья Западного Кавказа казаки должны были переселяться целыми станицами, в буквальном смысле оставив все нажитое на прежнем месте. Подобное устраивало лишь войсковую верхушку, в особенности ее часть, состоящую из вчерашних черноморцев, чересчур охочих до чинов и Высочайших благоволений. Средний офицерский слой как черноморцев, так и линейцев, пребывал в шоке и растерянности. Переселение предполагалось провести почти одновременно двумя большими партиями. Одной - с территории черноморских казаков, другой - с земель Старой Линии. В разряд переселяемых в первом эшелоне попали линейные станицы 1-го Хоперского полка, а также черноморские - Старощербиновская и Конеловская, как находившиеся в глубоком тылу.

Выдвижение станиц на передовую линию намечалось на раннюю весну 1861 года. Хотя еще 29 января того же года Старощербиновскому станичному обществу было оглашено предписание начальника штаба Кубанского казачьего войска генерал-майора Кусакова, основанное на распоряжении Главнокомандующего Кавказской армией генерал-фельдмаршала князя Барятинского и касающееся участи Старощербиновской и Канеловской станиц. Казаки заволновались. И в ответ составили рапорт Старощербиновского станичного правления от 28 февраля 1861 года на имя начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска генерал-лейтенанта Едокимова, где просили, если не отменить переселение, то существенно смягчить его условия, по возможности отсрочив исполнение предписания. Старощербиновцы ссылались на жалованные грамоты Черноморскому казачеству Императрицы Екатерины II, подтвержденные в 1842 году Императором       Николаем I. Но Черноморского казачьего войска не существовало, и сама Старощербиновская являлась уже не куренным селением, как некогда, а станицей нового Кубанского казачьего войска, уравнявшего в статусе черноморцев и линейцев. Несмотря на то, что граф Евдокимов крайне негативно воспринял рапорт Старощербиновского станичного правления, оценив его в качестве акции неповиновения, он был вынужден критически взглянуть на свой план переселения в Закубанье. События разрастались. Офицеры черноморских станиц, предназначенных к выселению в предгорья Западного Кавказа, прибыли в Екатеринодар и на сходе в Войсковом саду избрали депутацию в Санкт-Петербург. Их арестовали за неподчинение и препроводили в Ставропольскую тюрьму. Бывшая черноморская старшина, по свидетельству есаула Степана Шарапа, стараясь сохранить и упрочить свое положение в новом войске, вела себя лицемерно. С одной стороны, она утешительными речами пыталась ободрить недовольных собратьев-черноморцев, с другой - всячески поддерживала переселенческие проекты кавказского начальства.

Между тем, 2 мая 1861 года группа чиновников средней руки бывшего Черноморского казачьего войска подала письменную реляцию Евдокимову за подписью "93 панов", сформулировав в ней свои условия казачьего заселения предгорий Западного Кавказа. А тут еще возмущение казаков-линейцев 1-го Хоперского полка, предназначенных к переселению. Здесь необходимо отметить, что выступления черноморцев, вошедшие в историю под названием "Черноморского бунта", организовывались и возглавлялись их офицерами, тогда как офицеры-линейцы фактически смирились со своей судьбой и, устранившись, предоставили возможность казакам стихийно выражать свое недовольство. Что ж, черноморское офицерство всегда отличалось более высоким уровнем образования и самосознания, по сравнению с офицерами Кавказского линейного казачьего войска.

В результате всеобщего недовольства казаков, переселение, распоряжением Евдокимова, было приостановлено. К лету 1861 года в Закубанье удалось разместить лишь 8 станиц, вместо планируемых 17-ти. Из черноморских станиц, коим предписывалось водворение на новые места, в полном составе удалось переселить только Вышестеблиевскую и Темрюкскую станицы. О сложившейся ситуации начальник Кубанской области Евдокимов 27 мая донес в Тифлис. Император Александр II не одобрил распоряжение графа Евдокимова об отмене переселения и в своем Рескрипте доводил до него следующее: "Привыкши видеть в казаках искренне преданных слуг престолу и Отечеству, всегда стремящихся для чести и славы русского оружия, я был крайне удивлен таким поведением..." (73).

Но казаки уже своего добились. А сам конфликт полностью разрешился осенью 1861 года во время посещения Александром II Кубанского казачьего войска, когда Император, находясь 12 сентября в Екатеринодаре и встретившись с казачьей депутацией, дал команду освободить арестованных офицеров-черноморцев. Кубанскому войску Высочайше жаловалась земля в предгорьях Западного Кавказа, освобожденных от горцев. Условия переселения радикально менялись и груз его пропорционально ложился на все войско, а не на отдельно взятые станицы. Теперь ставка делалась на офицеров и казаков-охотников, которые должны были быть в Закубанье "наделены землею в частную собственность вечную и потомственную, в таком размере, в каком окажется по местности возможным" (74) . Кроме того, пополняли ряды переселенцев из разных станиц казаки по жребию, а также направляемые на переселение по приговорам станичных обществ.

Тем не менее, многим старощербиновцам пришлось покинуть родную станицу, выселившись в предгорья Западного Кавказа. Так, по "Ведомости о числе семейств, переселенных в 1862 году в станицы Адагумского казачьего полка" (от 15 июля 1862), узнаем, что из станицы Старощербиновской прибыло: в Анапский поселок (ныне город Анапа) 4 семейства, в станицу Раевскую - 19 семейств, в станицу Верхнебаканскую - 37 семейств (75). Старощербиновец Сидор Курило, переселившийся в Вехнебаканскую в семье брата Семена Курило, получил в 1866 году Знак отличия военного ордена Святого Георгия 4-й степени "за отличие противу горцев, оказанное в зимней экспедиции бывшего Адагумского отряда 1863-1864 годов и по решительному очищению местности от туземного населения..." (76). Казаки 9-го Пешего батальона Адагумского отряда, среди которых были старощербиновцы - урядники Мина Небавский, Иван Буравец, Поликарп Лавровский (к нему мы еще вернемся), а также казаки Федор Чумак и Логвин Козаченко, "находились в составе летучего отряда во время движения во второй половине 1863 года, подавали собою пример товарищам своими храбростью и мужеством, бойко действовали при истреблении аулов и изгнании горцев". За что все они удостоились Знака отличия Военного ордена Святого Георгия 4-й степени (77). Кстати, Мина Небавский и Федор Чумак уже имели бронзовые медали в память войны 1853-1856 гг. Кроме того, "за отличие, оказанное в делах с горцами во время зимних действий Адагумского отряда в 1860-1861 годах" был награжден знаком отличия Военного ордена 4-й степени старощербиновец Константин Литевский, юнкер Лейб-Гвардии Кавказского эскадрона Собственного Его Величества Конвоя (78).

Принимал участие в боях с горцами в составе Адагумского и Джубгского отрядов есаул Лев Фомич Прага, сын старощербиновского протоиерея и первый редактор первой на Кубани газеты "Кубанские областные ведоости", а также смотритель войсковой типографии и начальник газетного стола. Он родился 20 февраля 1828 года в Старощербиновском курене. Окончил Таганрогскую гимназию с правом на чин XIV класса и серебряной медалью. Работал учителем в Уманском окружном училище, а затем в Екатеринодарской войсковой гимназии. Перед тем, как возглавить первую кубанскую газету, Лев Прага служил управляющим канцелярии наказного атамана Черноморского казачьего войска. За мужество, проявленное во время нахождения в Адагумском и Джубгском отрядах, Прага был награжден орденом Святого Станислава 3-й степени, светло-бронзовой медалью на Андреевской ленте "В память войны 1853-1856 гг." и серебряной медалью "За покорение Западного Кавказа". Имел он и ценившийся среди русских военных крест "За службу на Кавказе".

Заметим, что окрестности   Новороссийска к тому времени уже не являлись чужими для старощербиновцев. Здесь в 9 верстах от станицы Неберджаевской по трасе на Новороссийск в "25-30 саженях влево от шоссейной дороги" располагался Георгиевский (Липинский или Липкинский) пост, где в годы Кавказской войны несли службу и доблестно сражались казаки Старощербиновского куренного селения. На памятнике, по сей день стоящем на месте поста, воздвигнутом в честь казаков, не сдавшихся на милость неприятеля и сгоревших заживо в своем укреплении, на второй доске с юго-западной стороны значатся имена старощербиновцев, - Леонтия Тицкого, Саввы Колесника, Василия Волошина, Емельяна Ильченко, Василия Подгорного, Петра Прозори, Федора Вивчаря, Фотия Скороводы (Сковороды), Феодосия Степаненко, Василия Моршука... (79). Уже в наше время каждый год в урочные дни со всей Кубани съезжаются к этому памятнику казаки и проводят у него Липкинские поминовения.

Между тем, пришло время замирения Западного Кавказа. Горцам, желающим отправиться на постоянное жительство в Турцию (а таких турецкие муллы навербовали более половины от численности горского населения), оказывалась государственная поддержка. Остальные были вынуждены выселиться из горных ущелий на равнину. Этот процесс проходил неровно, а зачастую с ожесточенными боестолкновениями, в которых активное участие принимали старощербиновцы, за что многие из них заслужили знак отличия Военного ордена. Так, в 1862 году Георгиевским кавалером стал будущий станичный атаман и хорунжий Роман Алексеевич Игнатенко. Годом спустя -Григорий Григорьевич Барилко, затем дослужившийся до есаула, урядник Демьян Минович Клименко с казаками Иваном Захаровичем Романенко и Алексеем Мокиевичем Якименко. В 1864 году Георгиевского креста удостоились урядники Федор Семенович Чумак и Кондрат Денисович Шведов, а казаки Антон Ефимович Варивода и Григорий Григорьевич Круглый получили эту награду с формулировкой: "За отличие в делах противу горцев при покорении Кавказа".

В 1864 году завершилась Кавказская война, но вплоть до 70 гг. направлялись старощербиновские семьи на заселение вновь приобретенных территорий Кубанского казачьего войска. В дополнении к Инструкции от 12 мая 1864 года, выданной войсковому старшине Камянскому, говорится, что "для водворения в станице Собер-Оашской должны прибыть 7 семейств из станицы Старо-Щербиновской" (80). Собер-Оашская теперь называется Крепостной и находится в Северском районе Краснодарского края. Есть сведения о переселении старощербиновцев в станицы 22 и 23 Конных полков Кубанского казачьего войска, ставших основой Урупского полка, среди которых - Губская, Хамкетинская, Баракаевская, Егерухаевская (ныне пос. Тульский), Махошевская, Царская и др. Есаул Иван Ткаченко 20 июля 1865 года стал начальником станицы Егерухаевской (позднее Тульской), а его младший брат урядник 9-го Конного полка Кубанского казачьего войска Мафтей (Матвей) Ткаченко, награжденный 12 мая 1863 года Георгиевским крестом 4-й степени за участие в подавлении очагов сопротивления горцев, переселился в станицу Баракаевскую (81).

Однако, переселение сотен семей из Старощербиновской в Закубанье уже резко не отражалось на численности и составе жителей станицы. На 1 января 1863 года в ней значилось 979 дворов, где проживало 4114 человек казачьего сословия. На 85 хуторах - 225 мужчин и 215 женщин. Как и ранее, Старощербиновская располагала станичным правлением, приходским училищем, почтовым отделением, почтовой станцией, питейным домом и пожарным сараем (82). А по данным на 8 ноября 1865 года, население Старощербиновской состояло из 2154 мужчин и 2193 женщин (83). Пожалуй, впервые за всю историю станицы женский пол в количественном отношении превысил мужской.

В "Именном списке отставным чинам Кубанского казачьего войска, имеющих знаки отличия военного ордена Св. Георгия, на которые получают пенсионные деньги за 1861 и 1862 годы" значатся следующие старощербиновцы: сотник Прокофий Кривцов (получает на крест 1 руб. 60 коп. в год), урядник Кирило Копинский (получает 1 руб. 15 коп. в год) и казак Федор Крицкий (получает на крест 1 руб. 70 коп. в год) (84).

Кроме того, в списке лицам, коим положены пенсии на знаки отличия военного ордена Св. Георгия, составленном 21 июня 1862 года, находим также щербиновцев, среди которых - подполковник Андрей Ткаченко, есаул Тихон Гудзь, сотник Иван Резников, урядники Корней Станица и Никифор Рябуха, казаки Феоктист Киктенко, Иван Малишевский и Федор Передерий.

Жизнь после потрясений, связанных с угрозой полного переселения станицы, постепенно входила в свое русло. В целом, мусульманское население Закубанья было усмирено, а на местах непокорных аулов в лесных предгорьях Западного Кавказа с участием старощербиновцев-охотников и по жребию основывались казачьи станицы, образовавшие Новую Линию и поставившие последнюю жирную точку на тот период в горском сопротивлении Российскому государству.

21 октября 1866 года Император Александр II Всемилостивейше соизволил присвоить Старощербиновскому станичному атаману отставному уряднику Роману Игнатенко чин хорунжего "с оставлением в отставке и настоящей должности, за отлично-усердную долговременную его службу и безукоризненное поведение" (85) . А в 1868 году казаки Василий Слипченко и Аким Марченко, избранные представлять станицу Старощербиновскую на церемонии освящения пожалованных Кубанскому казачеству Георгиевского знамени и полковых знамен, были произведены приказом по войску в урядники. Вместе с ними получили этот чин и служащие в Ейском округе старощербиновские уроженцы: Петр Перерва, Антон Мулик, Сергей Сербин, Арсентий Горб и Александр Горошко (86). А спустя некоторое время, двое старощербиновских казаков - Корней Алексеевич Рябчук и Лука Николаевич Котельва - были награждены Георгиевским крестом 4-й степени с определением: "За отличие в перестрелках с контрабандистами и разбойниками на границах с Персией и Турцией в 1868-1869 гг." (87).

Теперь необходимо ненадолго отвлечься от нити нашего повествования, чтобы поговорить о происхождении коренных жителей станицы Старощербиновской. Тем более, мы имеем такую возможность, благодаря вышеупомянутому Рапорту Старо-Щербиновского станичного правления от 28 февраля 1861 года (см. Приложения). Однако, возникает вопрос: почему бы нам не воспользоваться для этого, на первый взгляд, наиболее полным Посемейным списком станицы на 1 января 1863 года. Да потому что в данном источнике отсутствуют некоторые фамилии, еще встречающиеся в Рапорте. Очевидно, их представители к тому времени либо осваивались в Закубанье, либо, по каким-то причинам, перевелись в иные станицы Кубанского казачьего войска. Самый яркий пример с семейством Пивень. Рапорт подписали два казака с фамилией Пивень, но в Посемейном списке на 1 января 1863 года мы не встречаем ни одного из них.

Итак, в Рапорте дан весь список главам старощербиновских казачьих семейств. Но поскольку фамилии черноморских казаков к 60-м годам XIX века еще не фиксировались в документах только в одной определенной форме, как это делается в настоящее время, то одну и ту же фамилию в списке мы встречаем в самых разных орфографических вариантах с наличием патронимических суффиксов (-енко, -чук), или без них. Например, одна из самых известных коренных старощербиновских фамилий Вивчарь писалась как Вевчарь и Вевчаренко, а также Вивчар и Вивчаренко. Здесь налицо четыре исторических варианта написания одной и той же фамилии.

Что же касается этно-социального происхождения фамилий старощербиновских казаков, то большинство из них имеют исконные запорожско-малороссийские корни, как то: Батец, Белый, Безридний (Безродный), Гришко (Грищенко), Гудзь, Дахно, Довбыш, Вивчарь, Задависвечка, Иващенко, Конограй, Есауленко, Кияшко, Кравченко, Курило, Ляхно, Науменко, Рябчук, Шульга, Щербина и пр. Фамилии южно-русских однодворцев, которые, подобно малороссийским казакам, пополняли до середины XIX века Черноморское и Кавказское линейное казачьи войска, представлены Андросовыми, Кривцовыми (Кривцевыми), Колесниковыми и, судя по всему, Костюковыми, а также Стрельниками и Сидельниками (хотя последние две фамилиимогут иметь и русско-литовские корни, ведь стрельниками и сидельниками назывались в Великом Княжестве Литовском определенные разряды служивых людей). Редкая фамилия Яцевило, встречавшаяся на Кубани, пожалуй, только в станице Старощербиновской, бесспорно, литовского княжеско-дворянского происхождения и указывает на давние связи, существовавшие между казачьими землями Украины-Руси и Великим Княжеством Литовским. Также литовскими являются фамилии Сюсюкало (Сесюкало), Шамало и Голояд. Последняя на староказачьем малороссийском наречии означала принадлежность к голяди, древнелитовскому (балтийскому) воинственному племени, обитавшему как на территории нынешней Литвы, так к востоку и юго-востоку от ее пределов.

Вообще, к категории старощербиновских фамилий, данных по этническому признаку, принадлежат еще следующие: Литвиненко, Лях, Москаленко, Сербын, Турчин, Циганка (Цыганко), Шведов и Черкасский.

В перечислении старощербиновских казаков находим и древнерусскую аристократическую фамилию Борецкий (носителем ее был только один казак со своим семейством).

А ведь Борецкие известны с глубокой древности. Различные ветви их существовали еще в XVII веке в Киеве, Великом Новгороде, Литве и Польше. Немногим позднее они отмечены на территории Шведского королевства, где были утверждены в своем благородном достоинстве и введены в Шведский рыцарский дом.

Встречались в старощербиновской общине и казаки с фамилиями бессарабско-трансильванского корня, среди которых - Побигуця (Побегуце), Лакуць и Карлаш. Очевидно, их предков-бессарабов записали в казаки еще в Приднестровье, где размещалось со ставкой в Слободзее Войско верных казаков черноморских, перешедшее затем на Кавказ.

Обратимся теперь к интересной по звучанию старощербиновской казачьей фамилии Скрагель (также Шрагель - Skragel, Schragel). Она, несомненно, немецкого происхождения, и ее первый носитель в малороссийско-казачьей среде, вероятно, являлся уроженцем одного из германских государств того времени (XVIII-XIX вв.). Из других старощербиновских фамилий, бывших изначально германского корня, отметим фамилии Шпиг (нем. Spieg - сало) и Шрам (хотя последней могли наречь казака, заработавшего в бою шрам).

На первый взгляд, старощербиновская фамилия Какиер (Какаер) может показаться французской или английской. Хотя, вероятнее всего, Какиеры западно-польского происхождения и принадлежали изначально к мещанскому сословию Познанско-Гнезненских княжеств Прусской Монархии. К тому же, слово "какиер" или "какер" (польск. kakier) на городском уже давно забытом познанском диалекте означало маляра.

Загадочное происхождение и у фамилии Какунька (Кокунько). Интересно, что впервые она появляется только в Черномории и только в Ревизской сказке Щербиновского куреня за 1794 год. До сего времени ни в одном малороссийском казачьем реестре и ни в одной казачьей переписи, начиная с 1649 года, она не встречается. Иногда там находишь лишь похожие по звучанию с ней фамилии Охунько, Оханько и пр. Именно старощербиновские Какуньки переселились в 20-е годы XIX века в Новодеревянковское куренное селение Черноморского казачьего войска и многие из них потом числились по Новодеревянковской станице.

Среди старощербиновских казаков значатся и фамилии евреев-выкрестов. К ним можно отнести Менделей и, вероятно, Гарькавых (Гаркави?). Ведь по-украински слово "гаркавый" означает картавого. А кого называли картавыми, кажется, не секрет. У нас есть сведения, что казачий род Литевских (Летевских) ведет свое начало от одного еврея-выкреста из Литвы. Литевский (Lietewski) с польского переводится, как литовский. На еврейское происхождение знаменитого войскового старшины, друга Тараса Шевченко и уроженца Старощербиновского куреня Петра Ивановича Литевского ссылается в своих воспоминаниях о "Черноморском бунте" есаул Степан Шарап.  

Фамилия Могилат или Могилатый, скорее всего, происходит от слова "могила", что в Малороссии зачастую означало не просто место упокоения на кладбище, но степной могильный курган.

Такие фамилии, как Бакей, Балабий, Бардак, Бут, Кошман, Сагай (?), Гайдарь и Шабалтий, тюркского извода и, сохранив колорит своей древности, пришли к казакам либо от крымских татар, либо от караимов. Хотя, скорее всего, они достались своим носителям от стародавних казачьих предков -степного протоказачьего населения причерноморских и донских степей, которое нам известно под именем черных клобуков и у которого с караимами и крымскими татарами было много общего.

Довольно часто в перечне глав семейств старощербиновских казаков попадаются фамилии, указывающие на города, посады и села Юго-Западной Руси и Великого Княжества Литовского (Белоруссии), откуда вышли их первоначальные носители. К этой категории нужно отнести следующие фамилии: Батуринец (из Батурина), Городизский (из Городища, Градижска Полтавской губернии), Зиньковец (из Зенькова Полтавской губернии или Зинькова на Подолии), Коломиец (из Коломыи на Подолии), Котельва (из местечка Котельва на Полтавщине), Ливенец (из Ливен на Курщине или с левобережья Днепра), Лубенец (из Лубен Полтавской губернии), Полубень (живущий за Лубнами), Оболонский (из Оболони Полтавской губернии), Пинчук (из Пинска в Белоруссии). Большинство из вышеперечисленных вместе с фамилиями городов и местечек являлось ареалом давнего расселения Днепровского (Запорожского и Малороссийского) казачества.

Можно сделать вывод, что старощербиновские казаки к 1861 году представляли собой цельную войсковую общину, сформировавшуюся на основе родов бывших запорожских и малороссийских казаков, имевших древние корни, восходящие к легендарным черным клобукам, шляхетству Юго-Западной Руси, Литвы и Польши, с определенным вкраплением в их среду однодворческого элемента с засечных украинных линий Московской Руси, а также небольшого количества выкрестов (караимов и евреев), которые, порой, были незаконнорожденными детьми "матерых" безбрачных запорожцев и их сожительниц - женщин иудейского исповедания. Действительно, появление еврейских фамилий Козак и Гайдамак (Гайдамака) говорит о том же.

К сожалению, революционные бури, пронесшиеся над Старощербиновской в прошлом веке, физически уничтожили и стерли из станичной памяти многие знатные казачьи фамилии - нет в станице ни Борецких, ни Литевских, ни Менделей, ни многих других. "Черные доски", на которые была занесена Старощербиновская, довершили разгром своеобразной этно-социальной общности, ведущей свое начало от Щербиновского куреня Войска Запорожского Низового. В современной станице Старощербиновской можно встретить, пожалуй, менее пятой части от всех фамилий, присутствующих в Рапорте станичного правления от 28 февраля 1861 года. Да и оставшиеся потомки коренного населения не всегда помнят своих славных предков.

(1870-1903 гг.)

В начале семидесятых годов XIX века наступил период в истории Кубани устойчивого и относительно спокойного развития. Екатеринодар, после упразднения и удаления из него по экономическим соображениям Екатеринодарской станицы (кстати, несколько десятков семей этой станицы принадлежали к Щербиновскому куреню), начал последовательно превращаться в крупный промышленный центр Юга России. История Екатеринодара, как войскового казачьего града, к семидесятым годам практически завершилась. В городе оставались Войсковое правительство во главе с наказным атаманом, иные учреждения Кубанского казачества, но это, пожалуй, и все, что его связывало с прежним уютным черноморским Екатеринодаром. Кубани нужны были рабочие руки. И тысячи семей бывших крепостных крестьян из Центральной России и с Украины хлынули в пореформенное время в поисках лучшей доли на Северный Кавказ. Они пополняли ряды рабочего класса в крупных городах, а в станицах из них возник политически активный к началу XX века слой иногородних. Кубанское казачество мало-помалу, не желая того, втягивалось в орбиту будущих социальных потрясений. Уже тогда многие родовитые казаки, особенно из черноморцев, предвещали скорый конец казачьему племени.

На фоне постепенного изменения состава населения в Кубанской области, проходила административно-территориальная реформа в самом Кубанском казачьем войске. Так, Приказом наказного атамана генерал-лейтенанта Цакни от 7 июля 1871 года, утвержденным Главнокомандующим Кавказской армией, вводилось "расписание станиц Кубанского войска по полковым округам". По нему станица Старощербиновская с поселком Широчанским (2385 душ мужского пола) входила в Ейский полковой округ Ейского военного отдела (88). А 12 июня 1878 года стало действовать новое административно-территориальное деление Уманского (Ейского) военного отдела, в соответствии с которым станица Старощербиновская (2999 душ мужского пола), как и ранее, относилась к Ейскому полковому округу (89). Необходимо отметить, что данная структура Кубанского войска с делением на семь отделов и десять полковых округов сохранится вплоть до 1917 года.

В это время Старощербиновская продолжала славиться своими офицерами и казаками, заслужившими в Кавказской войне ордена и медали. Только знаки отличия военного Святого Георгия на 16 июня 1872 года имели следующие офицеры-старощербиновцы: отставной есаул Иван Плохий (№ 83 577), сотники Иван Резников (№ 75 840), Иосиф Орел (№ 71 228), Иван Горошко (№ 86 180), Федор Могилат (3 ст. № 772, 4 ст. № 110 729), хорунжий Роман Игнатенко (№ 13213), есаул Фотий Бублик (№ 12 018), сотник Кирилл Могилат (№ 13 049), хорунжий Поликарп Лавровский        (№ 18 806), отставной сотник Карп Гудзь (№ 2371) (90).

Из перечисленного списка кавалеров Георгиевского креста до 1901 года дожили Иван Федотович Горошко, Иван Иванович Плохий и Роман Алексеевич Игнатенко, а также старощербиновцы, получившие кресты за Крымскую или Восточную войну 1853-1856 гг., среди которых - урядники Прокофий Михайлович Горб и Василий Лукьянович Могунец, отличившийся при обороне Севастополя, а также Савва Денисович Гарькавый и Андрей Тихонович Гудзь (эти двое удостоились крестов 4-й и 3-й степеней), Гавриил Самойлович Кимлач, Василий Кононович Слипченко и Тихон Денисович Шведов.

А в 1877 году старощербиновские казаки из 7-го Кубанского пластунского батальона, прийдя в составе Русской Армии освобождать Болгарию от Османского ига, в холод и стужу обороняли от превосходящих турецких войск ставшую знаменитой на весь мир Шипку. Многие из старощербиновцев, участвовавших в освобождении Болгарии, были отмечены высокими наградами. Так, в 1877 году урядник Василий Климович Олейник получил знак отличия Военного ордена 4-й и 3-й степеней, а также Золотой Георгиевский крест 2-й степени. Урядник Роман Захарович Романенко стал Георгиевским кавалером двух степеней - 3-й и 4-й. Из старощербиновцев, в ходе этой кампании удостоившихся знака отличия Военного ордена 4-й степени в 1877-1878 гг., мы знаем: Артема Павловича Могилата, будущего хорунжего; урядников - Алексея Григорьевича Сороку, Еремея Никифоровича Кравченко, Аммоса Спиридоновича Грома, Артема Яковлевича Сабадаша, Фому Андреевича Синявского, Антона Логвиновича Буряка, Константина Терентьевича Грищенко, Тимофея Федоровича Носака, Никифора Петровича Самойлика, Федора Степановича Яценко, Анистрата Андреевича Плосского, Павла Васильевича Мищенко, Александра Ефимовича Курило, Трофима Давыдовича Евко, Федора Алексеевича Гришко, Максима Авдеевича Шляхового, Сильверста Тарасовича Евтушенко, Ефима Демьяновича Вариводу; казаков - Федота Харитоновича Прокопенко, Алексея Ивановича Шемендюка, Мартына Федоровича Белого, Ивана Алексеевича Гришко, Антона Михайловича Рябчука, Ивана Прокофьевича Горба, Трофима Никифоровича Борисенко, Тараса Лукьяновича Перерву, Якова Яковлевича Чорного, Деомида Степановича Сюсюкало, Григория Даниловича Чередника, Ивана Андреевича Кононенко, Ивана Акимовича Сотулу, Тихона Васильевича Кострицу, Григория Ивановича Черепню, Парфила Евсеевича Походило, Харлампия Андреевича Кравчину, Тимофея Егоровича Котельву, Козьму Исакиевича Полянского, Платона Тарасовича Малого, Самоила Лукьяновича Сизоненко и Павла Кондратьевича Есипенко (91).

Здесь необходимо сказать несколько слов о выдающемся старощербиновце, уже вышеупомянутом Поликарпе Ивановиче Лавровском. Отметим, что фамилия Лавровских происходит из Медведовского куреня, откуда Мартин Степанович Лавровский, дед Поликарпа, переселяется в 1817 году с семейством в Екатеринодар. В 1835 году ему исполняется 62 года. В станицу Старощербиновскую перебирается из главного города Кубани Иван 2-й Мартинович Лавровский (1813 г. р.), хорунжий и отец Поликарпа.

Сам Поликарп начинает службу в 9-м Пешем батальоне, находившемся в составе Адагумского отряда, и "за отличие в делах против горцев" его награждают знаком отличия военного ордена (Святого Георгия) 4-й степени под № 18804 от 6 декабря 1863 года.

В следующем году, 30 августа, урядник Поликарп Лавровский держит экзамен при штабе войск, расположенных в Натухайском округе и набирает 40 баллов. Генерал-лейтенант Павел Дионисович Бабыч, отец последнего кубанского наказного атамана, генерала от инфантерии М. П. Бабыча, направляя экзаменационный лист в штаб войска, писал: "Урядник Лавровский службу свою при штабе войск, расположенных в Натухайском военном округе, отличным поведением и усердным выполнением лежащих на нем обязанностей вполне заслуживает поощрения, а потому за столь похвальную службу я

полагаю наградить его чином хорунжего".

Из послужного списка Лавровского узнаем, что родился он 24 июня 1842 года в семье потомственных дворян станицы Старощербиновской. Окончил станичное училище. службу начал 4 мая 1860 года казаком в 9-м Черноморском пешем батальоне. 23 апреля 1861 года произведен в урядники. С 20 июня 1862 по 15 мая 1863 года обучался в войсковой учебной команде, по окончании которой вернулся в батальон. С 6 июня 1864 по 16 июня 1865 года служил в 3-м Кубанском конном полку. 16 июня 1865 года награжден серебряной медалью за покорение Западного Кавказа.

9 июня 1866 года с 4-м Сборным полком отправляется на службу в Закавказье. 7 сентября того же года приказом Военного Министра награждается 20 рублями. При преобразовании 1 января 1871 года 4-го Сборного полка в Полтавский конный полк, оставлен служить в этом полку. За военное отличие и "по выдержании" экзамена при штабе Кавказского военного округа (в Тифлисе) производится в офицерский чин хорунжего. 20 мая того же года назначается полковым адъютантом, а 12 ноября 1873 года награждается бронзовой медалью в память 100-летнего юбилея ордена Святого Великомученника и Победоносца Георгия.

10 декабря 1873 года по выбору офицеров полка назначен на должность полкового казначея и квартирмейстера. В Закавказье он служит на Ахалцихской кордонной линии, отделяющей Россию от Турции. 26 февраля 1874 года за отличия по службе производится в сотники. 1 марта 1877 года назначается заведующим хозяйством полка.

12 апреля 1877 года начинается очередная Русско-Турецкая война боями на Азиатском театре военных действий. 1-й Полтавский казачий полк в авангарде русских войск переходит турецкую границу у Джелат-Кагута. Продвигаясь вперед и участвуя в перестрелках и схватках с кавалерией противника, полк проводит рекогносцировку Гелявердинских высот и города Ардагана. Штурм высот с последующим взятием Ардагана начался 4 мая. 6 июня полк отличился у села Субботино, а 13 августа под горой Кизил-топа. За отличие в этих боях Поликарп Лавровский производится в есаулы 22 августа 1877 года.

20, 21 и 22 сентября Полтавский полк в составе отряда и под личным коандованием Главнокомандующего Кавказской армией великого князя Михаила Николаевича Романова участвует в трехдневном сражении с турецкой армией, а 23 сентября в составе колонны генерал-майора Шелковникова делает обходной маневр и заходит в тыл туркам, решая судьбу сражения. За боевые отличия против турок есаул Лавровский нараждается орденом Святой анны с мечами и бантом. 4 и 5 ноября часть русского отряда под командованием великого князя Михаила Николаевича штурмует турецкую крепость Карс. 30 мая 1878 года есаул Поликарп Лавровский награждается орденом Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

1 июня 1879 года четыре сотни Полтавского полка отправляются в Закаспийскую экспедицию, а командиром оставшихся двух сотен назначается Лавровский. 1 мая 1881 года Полтавский полк возвращается из Текинской экспедиции и Лавровский вновь назначается заведующим хозяйством полка. 5 августа 1882 года за отличие по службе он производится в войсковые старшины, а 10 января 1886 года назначается председателем полкового суда. 6 мая 1888 года Лавровский награждается орденом Святого Станислава 2-й степени, а 30 июля того же года назначается комндиром 2-го Урупского полка. 23 сентября 1897 года Высочайшим Приказом войсковой старшина Поликарп Иванович Лавровский становится атаманом Майкопского отдела Кубанского казачьего войска.

Он был женат на Вере Васильевне Никитиной и в браке с ней имел сына Бориса, а также дочерей - Нину, Фелицыту, Ксению и Елену (92).

В семидесятые годы уже не было массового приема в казачье сословие Кубанского войска. Случаи приписки к казачеству стали единичными. По Старощербиновской мы знаем один подобный пример: 15 июня 1873 года с соизволения Главнокомандующего Кавказской Армией зачислена непомнящая родства девица Дарья Назаренкова с потомством "в войсковое сословие Кубанского казачьего войска с водворением в станице Старощербиновской Ейского военного отдела" (93). Правда, сами старощербиновцы продолжали пополнять другие станицы. 31 декабря 1873 года перечислился из Старощербиновской в недавно созданную станицу Курчанскую Таманского отдела казак Фока Колесников с семейством (94).

Вместе с тем, расцветали офицерские и казачьи хуторские хозяйства. Старощербиновские офицерские семейства Нияких, Туренко, Назаровых, Литевских, Могилатов, Кривцовых, Ткаченко, Игнатенко, Лавровских, получившие паи в частную собственность с правом передачи по наследству, сосредоточили в своих руках сотни десятин. Кооперируясь с богатыми предприимчивыми казаками, они устраивали на своих земельных участках автономные сельхозпроизводства того времени или "экономии", куда привлекались работниками, в основном, иногородние.

"Кубанский сборник" сообщает, что "27 апреля 1875 года сотнику Кривцову Прокофию отмежевано 64 десятины удобной и 8 десятин 80 кв. сажен неудобной земли в юрте Старощербиновской станицы при Ейском лимане в 20, 5 верстах к западу от станицы" (95). А 24 октября 1875 года вдова подполковника Андрея Ткаченко Елена получила в потомственную собственность участок в размере 180 десятин удобной и 4 десятины 1200 кв. сажен неудобной земли в юрте станицы Староминской при Малишевской балке в 13, 5 верстах к северо-западу от станицы Староминской (96).

О величине офицерских земельных наделов и недвижимого имущества, находившихся в частной собственности с 60-70-е гг., рассказывает следующее объявление от 4 марта 1892 года, опубликованное в "Кубанских областных ведомостях" 22 августа того же года под № 34:

"Мировой судья 1-го участка Ейского мирового округа, на основании 1239 ст. т. X ч. 1 зак. гражд., вызывает наследников к недвижимому имению, оставшемуся после умершего 4 марта 1892 года в станице Старощербиновской отставного сотника Кубанского казачьего войска Иосифа Ильича Ниякого, находящемуся в юрте станицы Старощербиновской, Ейского отдела и заключающемуся в 152 десят. земли и трех домах с постройками, для предъявления прав своих на означенное имение, в срок, установленный 1241 ст. т. X ч. 1 зак. гражд.".

Наследники на имение покойного отставного сотника Ниякого нашлись.

Но несмотря на экономические успехи, наметившиеся после окончания Кавказской войны, Старощербиновская страдала от полуразрушенного станичного моста через реку Ею, о чем в Отзыве Кубанского Областного Правления от 10 декабря 1873 года        за № 22968 говорится:

"Что же касается до Старощербиновского моста, то он пришел уже в такую негодность, что проезд по нём становится опасным и потому капитальная перестройка его представляется ныне необходимостью, не терпящею отлагательства..."

Мост, исправив, реконструировали за сумму 3401 руб. 46 коп., позаимствованную Областным Правлением из войскового капитала, который потом пополнили из сумм земского сбора (97).

С ростом населения станицы, в 1873 году была построена вторая деревянная церковь - Покрова Пресвятой Богородицы с приделом во имя Николая Чудотворца, ставшая главным храмом в Старощербиновской. Покровской церкви и передали церковно-приходское училище. В итоге, при одной церкви оказались два училища, одно из которых, помещавшееся в каменном здании с шестью классными комнатами, сделали женским, а другое, занимавшее второе каменное здание с пятью классными комнатами, осталось мужским. При мужском приходском училище открыли "народную библиотеку-читальню". 3 августа 1877 года учителем в Старощербиновскую станицу был назначен Ефим Бурцев, уроженец станицы Ильинской и войсковой воспитанник, окончивший курс Кубанской учительской семинарии (98). Добавим, что некоторые дети из проживающих в станице семейств офицеров, чиновников и духовных лиц старались получить, помимо начального и гимназического, университетское образование. В 1891 году окончил курс в Императорском Московском университете Борис Кривцов, казак станицы Старощербиновской, родившийся 9 мая 1868 года, и затем, подав прошение на Высочайшее Имя, был зачислен на службу в 3-ю батарею конно-артилерийской бригады "с правами по образованию первого разряда" (99). Судя по всему, выпускник университета имел статус вольноопределяющегося, поступив в казачью часть. Охотно принимались сообразительные казачьи сыновья, окончившие Старощербиновское приходское училище, в открывшуюся в станице Уманской военно-ремесленную школу. В Приказе по Кубанскому казачьему войску от 1 августа 1901 года дается "список ученикам специального класса военно-ремесленных школ, окончивших курс в 1901 году", где под № 1 значится Андрей Зикрань, "присяги 1890 года, из Старощербиновской станицы Ейского отдела", получивший, после окончания Уманской военно-ремесленной школы, удостоверение слесарного мастера (100).

Раньше никто и не мог подумать, сколь искусны могут оказаться в ремеслах казаки. На пороге XX века бойко прирастала местная старощербиновская промышленность, причем если раньше казаки особо не стремились заниматься ремеслами и переработкой сельхозпродукции, то теперь они уже составляли конкуренцию купцам и мещанам, что ранее содержали свои предприятия и мастерские по станицам. Из старощербиновской Ведомости за 1900 год о промышленных заведениях и лицах, занимающихся промыслами и ремеслами, видно, что в станице 2 кирпичных завода с 18 рабочими (оба принадлежат казакам), 8 маслобоен с 8 рабочими (4 маслобойни казачьи), 32 кузнечных мастерских с 50 рабочими (25 из них казачьи; 40 рабочих трудятся на казаков), 1 колесная мастерская с 2 рабочими, 5 бондарных мастерских с 8 рабочими, 8 столярных мастерских с 10 рабочими (1 столярная мастерская казачья с 1 рабочим), охотников 4 (все они - казаки) (101).

Не всегда отношения между казаками и станичными торговцами, не принадлежавшими к казачьему роду-племени, складывались гладко. А иногда торговцы могли рассорить самих казаков, о чем свидетельствует Приказ от 25 января 1902 года по Кубанскому казачьему войску, который мы, в части касающейся Старощербиновской, передаем дословно:

"Сотник 11-го Кубанского пластунского батальона Орел, заведуя административным участком Ейского отдела, 16 октября прошлого года, по словесной жалобе содержателя вольной аптеки в станице Старощербиновской, Коллежского Регистратора Мотылевича, об оскорблении на словах этого последнего нестроевым старшего разряда названной станицы Николаем Лавровским, призвав в станичное правление и, разследуя жалобу Мотылевича чрез опрос Лавровского, нанес ему удар по лицу. За такой проступок, допущенный сотником Орлом, ограничиваюсь на этот раз арестом его при Екатеринодарской гауптвахте на трое суток.

Приказ этот предписываю на этот раз Атаману Ейского отдела привести в исполнение немедленно.

Наказный Атаман,

Генерал-лейтенант МАЛАМА" (102).

Но несмотря на экономические успехи и материальное благополучие станицы, казачья община Старощербиновской уже не являлась столь единой и монолитной, как в годы Кавказской войны, сформировавшей ее. Пришла и сюда зловещая социал-демократическая пропаганда, поначалу действуя в иногородней среде, чтобы затем перекинуться на буйные казачьи головы. Кто-то из казаков смутился. Именно на рубеже веков мы видим старощербиновцев, сосланных на каторгу в Сибирь в наказание за политические и уголовные преступления, а порой за то и другое. Вещь доселе неслыханная. Приговоренных к каторге лишали всех преимуществ, изгоняя из казачьего сословия. Одни, подобно ссыльно-поселенцу Красноярского уезда Андрею Романову Окинченко (1858 г. р.), отбыв наказание, раскаивались и возвращались в родную Старощербиновскую казачью общину (103). Другие упорствовали в своих заблуждениях, становясь заклятыми врагами Кубани и казачества. Они еще покажут себя, участвуя во всех русских революциях, опустошая родной край в 1918-1920 гг. Нам неизвестна судьба изгнанного из казачества и сосланного в Сибирь старощербиновца Мартияна Чумака, но, думается, что он впоследствии связал ее с большевиками (104).

Одни попадали на каторгу, другие - к царю в Санкт-Петербург. В 1901 году казак станицы Старощербиновской Григорий Кривошапка, пройдя положенные испытания, был "командирован на службу в Собственный Его Императорского Величества Конвой" (105). Наступило время разимых контрастов и его избежать никому не удалось.

Что уж говорить о простых казаках, когда само старощербиновское руководство более не отличалось чистотой и строгостью нравов. В 1903 году был "удален" от должности атаман станицы Старощербиновской Афанасий Куля, "ввиду небрежного отношения к обязанностям службы и несоблюдения интересов общества". В Приказе наказного атамана по Кубанской области от 14 сентября 1903 года предлагалось атаману Ейского отдела "произвести выборы кандидатов на вакантную должность и выборное производство представить на утверждение" (106). И выборы состоялись... Но избрали станичники отставного полковника Николая Лавровского, из-за которого сотник Орел успел побывать под арестом на Войсковой гауптвахте (107). Новый атаман, образованный и изощренный, будет гораздо хуже простоватого и откровенного в своем безразличии к казачьим и станичным делам Кули. Если последний в буквальном смысле вляпался в старощербиновскую историю, то Лавровский вошел в нее, и вошел, как злой гений.

Своеобразным ответом благочестивых старощербиновцев на произвол местного, ни во что неверующего начальства явилось окончание строительства и освящение нового каменного здания для старой казачьей церкви Преображения Господня, известной с 1795 года и возведенной из бревен разобранного в Чебаклее ханского дворца. А предыстория такова. В 1895 году Мировой судья 1-го участка Ейского округа Кубанской области вызвал наследников Мавры Михайловой Туренко, вдовы войскового старшины, умершей 30 августа того же года, для предъявления прав на ее наследство, заключавшееся в частном участке земли размером 114 десятин в юрте станицы Старощербиновской (108). Наследники в указанный судьей шестимесячный срок не явились. Тогда старощербиновское общество постановило продать невостребованный участок вдовы, а вырученные средства потратить в станичных нуждах. Есаул Афанасий Ткаченко предложил использовать их на богоугодное дело - строительство нового капитального здания церкви Преображения Господня. На том и порешили. В 1903 году крестовокупольное здание храма в величественном неороманском стиле, напоминавшее древние византийские церкви, было построено и освящено.

К началу XX века в Старощербиновской действовали пять станичных училищ, подведомственных Министерству просвещения, в том числе женское и иногороднее. Вместе с учениками пополнялось и учительское сообщество станицы. Времена, когда все куренное селение опекали лишь один учитель наук, да один законоучитель, канули в Лету. Учителя станицы Старощербиновской нового столетия, в основном, были выходцами из обеспеченных казачьих и офицерских семей. Газета "Кубанские областные ведомости" от 4 июля 1903 года сообщает нам о смерти учителя Старощербиновского двухклассного училища Петра Афанасьевича Ткаченко, произошедшей 24 июня 1903 года (109). Об одном из любопытных эпизодов жизни и досуга старощербиновских учителей узнаем в корреспонденции, опубликованной в том же издании 23 января 1904 года:

"Ст. Старощербиновская. В текущем 1903/4 учебном году учителя и учительницы нашей станицы образовали "кружок любителей сценического искусства". Каждый внес свою лепту на устройство сцены. Нельзя не порадоваться такому явлению, так как при таком населении как у нас (14 тыс.), нет никаких развлечений. Спектакль состоялся 7 декабря. Поставлена была "Женитьба" Гоголя и водевиль Чехова "Медведь". Почти все билеты были разобраны за несколько дней до спектакля, а в день спектакля многим отказали и только некоторым, по настоятельной просьбе, даны были подставные стулья. Играли хорошо, так как каждый отлично знал свою роль. Публика осталась довольна и все ждали нового спектакля. Но увы - новый високосный год не оправдал возлагаемой на него надежды.

Во вторник, 13 января 1904 г. было собрание "любителей сценического искусства" для подбора нового материала к следующему спектаклю, но заведующий не явился на это собрание, смотритель Назаровского начального училища тоже не явился, а второй учитель (жена заведующего двухклассным училищем) совершенно отказался от участия в спектакле и потому собрание не состоялось.

Повидимому вряд ли оно теперь и состоится - очень жаль.

Станичница" (110).

А 13 декабря 1904 года вновь открывшееся в станице Старощербиновской одноклассное училище "в ознаменование рождения Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Алексей Николаевича" Высочайшим Повелением было названо Алексеевским. Также и станичная площадь, на которой располагалось училище, стала именоваться Алексеевской (111).

(1904-1914)

В период Русско-Японской войны старощербиновские казаки мужественно сражались на сухопутном театре военных действий в Манчжурии в составе 11-го пластунского батальона Сводной кубанской бригады и, судя по всему, 1-й Кубанской казачьей батареи. К сожалению, списков этих частей пока не удалось найти. Посему вести речь о старощербиновцах, отличившихся в Русско-Японской войне, не представляется пока возможным. Но одним из руководителей обороны Порт-Артура был выходец из Щербиновского куреня, генерал от артиллерии Василий Федорович Белый. О нем даже Советская военная энциклопедия (Москва, 1976; т. 1, с. 436), совсем не жаловавшая казачество, писала следующее: "...один из организаторов и героев Порт-Артура... В Русско-Японской войне 1904-1905 гг. умело организовал артиллерийскую оборону Порт-Артура, разработал правила сигнализации и дозорной службы, впервые применил стрельбу с закрытых позиций. Высоко оценивал моральные и боевые качества русского солдата, был против сдачи Порт-Артура..."

Итак, говоря о Русско-Японской войне и героической обороне Порт-Артура, мы не можем пройти мимо личности этого выдающегося земляка, истинного патриота России и родной Кубани. Слишком уж крупным военачальником для нашей страны был представитель славного казачьего рода Щербиновского (Старощербиновского) куреня. Ныне генерал Белый занимает свое почетное место в череде наиболее замечательных щербиновцев - казака Мамая, войскового писаря Глобы, полковника Велегуры, атамана Безкровного, генералов Рашпиля и Кокунько, а также историка Федора Щербины (последний является старощербиновцем по матери).

Даже в сухих строках послужного списка Василия Белого начинаешь ощущать его характер, передавшийся от пращуров из седой запорожской старины.

Известно, что будущий генерал от артиллерии родился 19 января 1854 года в Екатеринодаре в семье обер-офицера Черноморского казачьего войска Федора Белого, отцом которого был казак Максим Григорьевич Белый, проживавший в декабре 1811 года со своей женой Зеновией Лукьяновной в Щербиновском курене и имевший двух сыновей, - уже вышеупомянутого Федора и Василия.

Именно отец прославленного генерала Федор Белый, являясь урядником 12-го Черноморского конного полка, получил от командира Отдельного Кавказского корпуса знак отличия Военного ордена Святого Георгия под № 8273 "за отличие в делах с закубанскими горцами в 1846 году во время движения нашего отряда к Абинскому укреплению и обратно" (112). Умер сотник и младший землемер Межевого управления Кубанской области Федор Белый в Екатеринодаре в 1889 году и был исключен из списков Кубанского казачьего войска приказом № 97 от 26 апреля того же года.

Службу Василий Федорович Белый начинает 26 июня 1869 года с зачислением в 3-й Кубанский конный полк и с прикомандированием к штабу Кубанского казачьего войска, а уже через полгода его произведят в урядники "за отличие по службе". 20 мая 1870 года юного урядника откомандировывают в Майкопское юнкерское училище, но через три месяца отправляют на учебу в класс Донских урядников. 28 октября 1871 года Белый становится старшим урядником (кстати, 15 июня 1873 года класс Донских урядников был преобразован в класс казачьих артиллеристских юнкеров). Через три месяца, окончив класс, Белому Высочайшим приказом присваивается чин хорунжего и он направляется служить в 5-ю Кубанскую казачью артиллеристскую батарею. Затем проходит службу во 2-й, 4-й и вновь 2-й Кубанских казачьих батареях.

С началом Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. он находится на Азиатском театре военных действий в составе Кавказского корпуса, перешедшего границу в первый день войны 12 апреля 1877 года в райне крепости Александрополь. За боевые заслуги в ночь с 18 на 19 мая 1877 года у села Беглы-Ахмет Белый производится в сотники, а за боевые отличия 6 августа того же года на Аладжинских высотах награждается орденом Святой Анны 4-й степени с надписью "За храбрость".

14 октября 1877 года Белый назначается исполняющим должность старшего адъютанта 3-й Сводной кавалеристской дивизии. За боевые отличия во время штурма турецкой крепости Карс в ночь с 5 на 6 ноября 1877 года его награждают орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. 10 ноября 1877 года он назначается исполняющим должность адъютанта 2-й бригады Кавказской казачьей дивизии. За отличие при блокаде города Эрзерума зимой 1877-1877 гг. производится в есаулы. 31 марта 1879 года становится обер-офицером для поручений в Управлении Карсской крепостной артиллерии, а с 14 апреля 1881 года он уже казначей Управления Карсской крепостной артиллерии. 17 ноября 1881 года Белый назначен адъютантом Конно-артиллеристской бригады Кубанского казачьего войска, и последующие 10 лет служит попеременно на разных должностях в управлениях Александропольской и Карсской крепостной артиллерии. За успехи в службе 6 мая 1888 года награждается орденом Святой анны 3-й степени, а 30 августа 1890 года -орденом Святого Станислава 2-й степени. 1 октября 1890 года он избирается членом суда общества офицеров (офицерского собрания).

С 16 января по 15 сентября 1891 года он состоит слушателем в Офицерской артиллеристской школе в Санкт-Петербурге, по окончании которой капитан Белый 9 октября 1891 года назначается командиром 10-й роты Карсской крепостной артиллерии. 30 декабря 1891 года он переводится в Варшавскую крепостную артиллерию, где 27 марта 1892 года получает должность командира 6-го батальона. Высочайшим Приказом от 27 сентября того же года переводится в Севастопольскую крепостную артиллерию, а уже 6 декабря Василий Белый производится в подполковники с назначением заведующим практическими занятиями Севастопольской крепостной артиллерии, иными словами, начальником боевой подготовки. 2 сентября 1893 года он избирается председателем суда общества офицеров, а 2 марта 1894 года награждается орденом Святой Анны 2-й степени. С 24 по 31 июля 1894 года находится в командировке в крепости Очаков, где испытывались навые методы стрельбы мортирной артиллерии. С 11 по 26 сентября он пребывает в Одессе, принимая участие в работе Комиссии по выработке положения о приведении береговых батарей в готовность к обороне. 26 сентября 1895 года переизбирается председателем суда общества офицеров.

С 23 апреля 1895 года Василий Белый временно командует Севастопольской крепостной артиллерией, а затем исполняет обязанности начальника штаба Севастопольской крепости. Одновременно участвует в работе Комиссии по обороне крепости Севастополь под председательством генерал-лейтенанта Боголюбова. 7 сентября 1895 года отправляется в Северную столицу для изучения новой электротехники при Санкт-Петербургском орудийном заводе. Высочайшим Приказом 14 мая 1896 года Белый производится в полковники. 8 июня 1896 года возвращается из Санкт-Петербурга, а с 14 по 20 августа 1897 года принимает участие в поедке по обследованию работы артиллерии в районе крепости. С 14 по 20 августа 1897 года присутствует в крепости Очаков, где проходят испытания шворневые приборы и вертикально-базные дальномеры. Вновь переизбирается председателем суда чести офицеров. С 14 февраля по 22 марта 1898 года он - на Балтике. Там подробно исследует устройствоприборов капитана де-Шарьера для сосредоточения стрельбы орудий. Дважды, 1 октября 1898 года и 1 октября 1899 года, переизбирается председателем суда общества офицеров, а также в комиссию по заведыванию офицерским заемным капиталом и комиссию по заведыванию офицерским собранием. За беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах 22 сентября 1898 года награждается орденом Святого Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с бантом, а 15 апреля 1900 года становится кавалером того же ордена 3-й степени. С 29 июля по 4 августа 1900 года находится в крепости Очаков при отработке стрельбы группой орудий.

5 августа 1900 года происходит новый поворот в судьбе Василия Белого. Высочайшим Приказом он назначается командиром Квантунской крепостной артиллерии (в основном, это Порт-Артур). Знакомясь с подчиненными отрядами Квантунской области, Белый посещает Печелийский и Южно-Манчжурский отряды, а также города Пекин и Тяньцзин с 6 февраля по 10 июня 1901 года. Приказом командующео Квантунской области и морскими силами Тихого океана № 5 от 9 января 1902 года, награждается светло-бронзовой медалью "За поход в Китай 1900-1901 гг." 15 ноября 1902 года он назначается членом Квантунского военно-областного совета, а 14 января 1903 года - членом комиссии по обороне Квантунской области. Высочайшим Приказом 25 октября 1903 года за отличия по службе производится в генерал-майоры, а за доблесть в боях с японцами 1 августа 1904 года награждается орденом Святого Станислава 1-й степени.

Читаем далее в его послужном списке:

"В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанные в делах против японцев в период бомбардировок и блокады Порт-Артура, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ награжден орденами: Св. Владимира 2 ст. с мечами и Св. Анны 1 ст. с мечами, о чем объявлено в Высочайшем Приказе 1904 г. октября 24.

После капитуляции крепости Порт-Артур добровольно отправился в плен с нижними чинами в Японию, где и находился с 20 декабря 1904 года по 10 ноября 1905 года.

Высочайшим Приказом 4 января 1905 года, за отличие против японцев при обороне крепости Порт-Артур награжден золотым оружием с надписью "За храбрость".  

За отличие в делах против японцев при отбитии штурмов Порт-Артура в октябре месяце и с 7 по 19 ноября 1904 г. ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ награжден орденом Святого Великомученника и Победоносца Георгия 4 ст., о чем объявлено в Высочайшем Приказе 22 марта 1905 года";

"Приказом войскам Дальнего Востока от 27 февраля 1906 г. за № 119 с согласия Его Императорского Высочества генерал-инспектора артиллерии назначен исполнять обязанности на законном основании Начальника Артиллерии Владивостокской крепости 27 февраля 1906 года...

Командирован в г. Санкт-Петербург по вызову Верховного Военно-Уголовного суда в качестве свидетеля по делу отставного генерал-лейтенанта Стесселя (о сдаче крепости Порт-Артур 8 ноября 1907 г.)"

Высочайшим Приказом от 6 декабря 1906 года произведен в генерал-лейтенанты.

3 июля 1910 г. в Пятигорске (Троицкая ул. 26) в Хирургической лечебнице профессора М. С. Субботина "ему произведена была операция -ампутация левой голени в верхней трети по случаю гангрены левой стопы..."

21 апреля 1911 года на Высочайшее имя представляется доклад "О производстве начальника артиллерии Владивостокской крепости генерал-лейтенанта Белого в генералы от артиллерии с увольнением за болезнью от службы..." На этом документе рукою генерала о инфантерии Поливанова сделана надпись: "ВЫСОЧАЙШЕЕ созволение на испрашиваемое последовало 22 апреля 1911 года". Умер Василий Федорович Белый 7 января 1913 года в Царском Селе (113).

Женат он был на дочери лекарского помощника Дарье Константиновне Проценко и в браке с ней имел трех сыновей и трех дочерей. Леонид Белый, старший сын, родившийся 10 марта 1878 года, во время Русско-Японской войны в чине капитана командовал 1-й батареей Сибирского мортирного артиллеристского дивизиона и 29 марта 1906 года стал кавалером Военного ордена Святого Великомученника и Победоносца Георгия 4-й степени (114).

Средний сын Вячеслав, появившийся на свет 10 октября 1884 года, служил в кавалерии, а 4 октября 1911 года был переведен в Собственный Его Императорского Величества конвой. Последняя должность Вячеслава Белого в 1917 году - командир 5-й Сводной сотни конвоя, есаул. В аттестации за 1916 год записано:

"Отличный строевой офицер, таковым же аттестован бывшим Командующим. Как заведывающий Офицерским соьранием вел дела и отчетность в полном порядке.

Труды походной жизни переносить не может, так как обе ноги переломаны во время железнодорожной катастрофы.

Характера ровного. Скромен. Умственно развит. Нравственности отличной.

 В общем отличный во всех отношениях офицер. Может занимать административную должность, как весьма распорядительный и толковый офицер" (115). Олег, самый младший сын, родившийся 1 марта 1890 года пошел по стопам отца и старшего брата, став артиллеристом. Служил в Лейб-Гвардии 1-й артиллеристской бригаде, участвовал в Первой Мировой войне Высочайшим от 3 февраля 1915 года он был награжден Георгиевским оружием.

Далее следы сыновей генерала от артиллерии Белого теряются.

Многим из нас, конечно, странно читать некоторые документы того времени. Как это так: воинское начальство добровольно ушло вместе с нижними чинами в плен, когда имело возможность вернуться в Россию? А в нашем случае: генерал Белый находится в плену, а его, военнопленного, награждают высшими орденами Российской Империи.

Возможно, ключ к пониманию тех событий даст небольшая заметка "Порт-Артурские отголоски", опубликованная в газете "Новое время": 

"На днях посетил нас в Нагое французский посол в Токио г. Арман и вручил нам адрес петербургских дам следующего содержания:

"Офицерам Порт-Артурского гарнизона, добровольно идущим в плен.

Богу угодно было, чтобы твердыня Порт-Артур, после доблестной, беспримерной в истории защиты ею Вами, перешла в руки врага. После неимоверных трудов, страданий и лишений, в сознании свято исполненного долга, Вы могли бы теперь возвратиться в Россию, к своим семьям, родным и друзьям, но Вы этого не сделали, Вы решили завершить подвиг воинский подвигом нравственного самопожертвования, Вы остались с Вашими солдатами в далеком тяжелом плену. С умилением преклоняясь перед таким светлым проявлением твердой вли и преданности долгу, Мы, нижеподписавшиеся, просим Вас принять от Нас, гордящихся Вашими подвигами, это слово глубокого уважения и искренного восторга, надеясь, что оно принесет Вам хотя бы малое утешение ваи от Родины..." (газета "Кубанские областные ведомости", 1905, 8 сентября).

Поистине, иные были времена, иной была наша держава.

После поражения в войне на Дальнем Востоке, Россия начала втягиваться в полосу бед и социальных потрясений. Не обошли потрясения доселе верное присяге, Царю и Отечеству Кубанское казачье войско. В 1905 году восстали распропагандированные казаки 2-го Урупского полка, отказавшись разгонять революционные выступления. Офицеров, остававшихся верными своему долгу, отстранили от выполнения непосредственных служебных обязанностей, избрав командиром полка Алексея Курганова, уроженца станицы Псебайской. 14 октября 1906 года, решением выездной сессии военно-окружного суда, заседавшего в Екатеринодаре, Курганова приговорили, исключив из казачьего сословия и лишив всех прав и реимуществ, к 20 годам каторжных работ. Но он еще будет сеять смуту в казачьих умах, вернувшись на Кубань по амнистии, объявленной либеральными вождями Февральской революции. Тревожные известия доходили до станицы Старощербиновской либо с областными газетами, либо через родственников старощербиновских казаков, служивших в Урупском полку, чьи родители оказались в Майкопском отделе во время казачьего переселения в Закубанье в 1860-е годы. В целом, станица жила своей замкнутой и размеренной жизнью, которой, на первый взгляд, ничего не угрожало. Но это только на первый взгляд. Уже и в Ейске и Старощербиновской, пользуясь попустительством и слабостью законных властей, вели подрывную деятельность большевистские ячейки. Правда, работали они пока в иногородней среде, пытаясь столкнуть ее с казачеством, но иногда в их умело расставленные сети угождали и потомственные казаки. Да и немудрено: атаман Старощербиновской престарелый полковник Лавровский на виду у всей многотысячной станицы впал в откровенный циничный разврат, а по нему судили о власть предержащих многие станичники. С Лавровским боролся священник Покровской церкви станицы Старощербиновской отец Стефан Янков, чьи нетленные мощи были обретены 29 марта 1977 года, и его тесть есаул Афанасий Ткаченко. 21 августа 1910 года приказом наказного атамана Бабыча полковник Лавровский был удален от должности атамана станицы Старощербиновской, но почти семь лет безнаказанного разнузданного правления Лавровского оставили свой след в судьбах и душах старощербиновцев. Менее чем через месяц 19 сентября 1910 года начальник Кубанской области и наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант Михаил Бабыч, по докладу Военного министра, удостоился от Николая II звания почетного старика станицы Старощербиновской Ейского отдела (116). Ранее в 1909 году почетным стариком станицы Старощербиновской стал военный министр России генерал от инфантерии Редигер (117).

И все же патриархальные казачьи устои еще не были окончательно подорваны зарвавшимися начальниками. Казаки продолжали без устали трудиться на ставшей им родной земле Северного Кавказа, направляя на вырученные средства сыновей служить в конных полках и пластунских батальонах. Многие отцы получали за это благодарности и поощрения от наказных атаманов. К примеру, 5 февраля 1905 года временно исполняющий обязанности войскового наказного атамана генерал-лейтенант Малама "произвел в нестроевые старшего разряда отставного казака станицы Старощербиновской Никифора Деревянку за исправное снаряжение им пяти своих сыновей в конные части без помощи общества..." (118). Хотя теперь среди старощербиновцев мы встречаем не только строевых казаков, обученых простейшей грамоте, но и людей иных самых разнообразных воинских и сопутствующих им специальностей, вплоть до юнкеров военных училищ. В приказе от 22 января 1908 года по Кубанскому казачьему войску сотенно-медицинский фельдшер 1-го Ейского полка Иосиф Сюсюкало из станицы Старощербиновской утверждался "в правах по образованию третьего разряда" (119). 1 ноября того же года был принят в младший класс Уманской военно-ремесленной школы старощербиновский малолетка Семен Тымченко, семнадцати лет, на седельно-шорное отделение (120). Казак Даниил Верба, строевой старшего разряда станицы Старощербиновской, служил, в качестве слесарного мастера, преподавателем Майкопской военно-ремесленной школы, за что был пожалован по Всемилостивейшему Соизволеию 13 мая 1913 года серебряной шейной медалью с надписью "за усердие" на Владимирской ленте (121). А 19 октября 1908 года казак станицы Старощербиновской Сергей Горошко стал юнкером рядового разряда, будучи зачислен в Алексеевское военное училище (122).

Большое значение в ту пору имело мнение станичного общества или станичного сбора. Сбор мог ходатайствовать перед атаманом отдела и наказным атаманом об освобождении от службы по определенным причинам такого-то казака или переводе его в другой разряд находящихся на льготе казаков. Как правило, мнение сбора являлось для вышестоящих атаманов законом. В одном из приказов по Кубанскому казачьему войску читаем:

"Вследствие ходатайства сбора станицы Старощербиновской и Атамана Ейского отдела, казак-конюх той же станицы Максим Белый, за отличное поведение и знание своих обязанностей по уходу за жеребцами-производителями, переименовывается в нестроевые старшего разряда" (123).

Иногда станичный сбор, предварительно рассмотрев дела, вступался за казаков своей станицы, наказанных на действительной военной службе в частях первой очереди:

"Казак станицы Старощербиновской Ейского отдела, Федор Волошин, присяги 1903 года, лишенный в дисциплинарном порядке звания урядника приказом по 1-й Кавказской казачьей дивизии 1909 года за № 141, ныне во внимание ходатайства о нем, как сбора станицы Старощербиновской , так и Командира 1-го Запорожского полка и Атамана Ейского отдела, производится в звание старшего урядника ..." (124).

Итак, станичное общество, подав свое обоснованное заключение атаману отдела и командиру 1-го Запорожского полка, сделало вывод, что разжаловали Федора Волошина несправедливо. А посему Волошина, как безвинно пострадавшего, войсковое начальство не только восстановило в прежнем статусе, но и присвоило ему чин на ступень выше. Родной станичный сбор всегда являлся первой и последней инстанцией для казаков, урядников и офицеров (сам Государь Император в персональных казачьих вопросах интересовался мнением станичного общества).

Но по-прежнему попадались среди подавляющего большинства лояльных власти старощербиновских станичников недовольные порядком вещей и грубо попирающие действующие законы. И их меньше не становилось.  

Так, 4 марта 1909 года Екатеринодарский окружной суд за преступления, предусмотренные ст. 1449 Уложения о наказаниях, приговорил урядника станицы Старощербиновской Ейского отдела Луку Леонтьева Шестопала "к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы   на тринадцать лет", исключив его из войскового сословия (125). Раскаявшиеся и понесшие заслуженное наказание "бывшие" казаки могли справедливо расчитывать на помилование. И помилование они получали от лица Хозяина Земли Русской, но возвращались в казачество только с согласия станичного общества: "... Государь Император по всеподданнейшему докладу в 9-й день июля 1912 года Всемилостивейше повелел даровать лишенному прав состояния ссыльно¬поселенцу с. Покровского той же волости, Ачинского уезда, Енисейской губернии, Петру Ефимову Рудь помилование. Так как названный Рудь до осуждения его в 1902 году Тифлисской судебной палатой принадлежал к числу казаков вверенного мне войска, то в силу оказанного Высочайшего Повеления о помиловании, последний   с сыном Семеном, 5 лет и дочерью Екатериной, 3 лет зачисляется обратно в войсковое сословие вверенного мне войска: в списки станицы Старощербиновской и на отчетность Управления Ейского отдела. Справка: Надпись Волостного Старшины сел. Покровского Енисейской губернии от 1 мая сего года № 4466 и приговор общественного сбора станицы Старощербиновской от 30 дек. 1913 года за № 414. Наказный Атаман, Генерал-Лейтенант Бабыч" (126).

Летом 1913 года прихожане Покровской церкви станицы Старощербиновской, где подвизался праведный иерей Стефан Янков, избирали церковного старосту, на должность которого была внесена кандидатура ... урядника Афанасия Куля, уволенного в 1903 году из станичных атаманов "ввиду небрежного отношения к обязанностям службы и несоблюдения интересов общества" (см. выше). Против кандидатуры Куля выступил отец Стефан Янков, указав, что урядник никогда не отличался набожностью, редко бывал в храме, у исповеди и Святого Причастия. Тем не менее, Куль стал старостой и был утвержден в этой должности Консисторией. Одинокий протест отца Стефана остался "гласом вопиющего в пустыне", а Куль начал плести интриги вокруг доброго имени отца Стефана Янкова, возводя мерзкую и нелепую клевету на священника. Тогда же с подачи Куля поступила жалоба в Консисторию, подписанная вымышленными именами "Соплывого, Мурого и Козы", с обвинением в том, что отец Стефан, "обходя приход с молитвой перед праздником Святой Пасхи, зайдя в дом Гудзя, в отсутствии хозяев забрал из стола, сломав предварительно замок, бывшие там пасхальные яйца". Навет быстро обнаружился, хотя отцу Стефану пришлось давать унизительные объяснения по его существу перед Консисторией, приложив справку за подписью станичного атамана от 26 августа, удостоверивавшую, что "Соплывого, Мурого и Козы в станице на жительстве не имеется".

Почил в Бозе отец Стефан 7 июня 1914 года. Отпевали его благочинный Алексий Мелиоранский, священники Михаил Хованский, Федор Бакулин, Николай Федоровский, Николай Михайлов, Сергий Пособило, диакон Гавриил Васильев, псаломщики Федор Чубов и Антоний Чубов. Похоронили отца Стефана Янкова в ограде Покровской церкви, в 1936 году разрушенной властями. В церковной метрической книге есть отметка о том, что 16 лет спустя, 8 мая 1930 года было выдано свидетельство о смерти Анны Янковой, вдовы отца Стефана, дочери есаула Афанасия Ткаченко. Но кому его выдали - не указано. О судьбах двух сыновей отца Стефана Янкова, Александра (1900 г. р.) и Виктора (1905 г. р.), ничего неизвестно (127).

Со смертью праведного отца Стефана Янкова наступил, можно сказать, новый период в жизни станицы Старощербиновской. В августе 1914 разразилась Первая Мировая война, в которой многие старощербиновские казаки примут непосредственное участие.

(1914 - 1918)

С началом Первой Мировой войны строевые части Кубанского казачьего войска окажутся в действующей армии. На тот момент старощербиновцы, в основном, служили в 1-м, 2-м и 3-м конных Запорожских и Ейском (3-м Сводно-Кубанском) полках, в 5-м, 11-м, 17-м и 23-м Кубанских пластунских батальонах, а также в разных артиллеристских батареях и Кубанских особых конных сотнях. Если 1-й и 3-й Запорожские полки, находясь в составе 2-й Кавказской казачьей дивизии, бились с турками в Закавказье, то 2-й Запорожский полк, входивший в 1-ю Кубанскую казачью дивизию, воевал с австро-германцами в Галиции. Пластунские батальоны зачастую перебрасывали с одного фронта на другой, посему многие пластуны побывали как на турецком, так и на германском фронтах.

Старощербиновцы не посрамили чести станицы, чести своих запорожских предков, о чем свидетельствуют Приказы по Кубанскому казачьему войску, послужные списки и наградные документы казаков, урядников и офицеров. 

Младший урядник 4-й Кубанской артиллерийской батареи Ефрем Квач в 1916 году был награжден Георгиевской медалью 4-й степени "За храбрость"(№ 435596) (128). Этой же медалью в 1915 году отметили "выдающиеся боевые отличия" нестроевого старшего разряда из станицы Старощербиновской Михаила Колесникова (№ 74362), служившего в 1-м Екатеринодарском кошевого атамана Федора Бурсака полку (129). Его же однополчанин старощербиновец вахмистр Александр Ильюшка заслужил в октябре 1915 года Георгиевский крест 4-й степени (№ 56074) (130). Казак 11-й Кубанской конной сотни Иван Цокур, служивший до войны в 1-м Полтавском кошевого атамана Сидора Белого полку, получил Георгиевский крест 4-й степени (№ 216585) за участие в боях под Копом в августе 1915 года (131). Зауряд-прапорщик 11-го Кубанского пластунского батальона Антон Герасименко успел повоевать со своей частью на обеих фронтах, будучи с 13 мая 1915 по 8 марта 1916 на русско-германском фронте, а с марта 1916 по 23 декабря 1917 - на русско-турецком. В августе-сентябре 1915 года он удостоился Георгиевских крестов 4-й и 3-й степеней (132). Вместе с Герасименко сражался казак 11-го пластунского батальона Василий Саран, раненный в бою с австрийцами у селения Баламуты (Баламутовка) 19 июня 1915 года и награжденный Георгиевским крестом 4-й степени (№ 279550) (133). Юнкеру Екатеринодарской школы прапорщиков вахмистру Николаю Михайличенко с 1 октября 1917 года начислялось пенсионное довольствие 9 руб. в размере оклада по Георгиевским крестам и медалям (134). Ранее Михайличенко воевал с неприятелем в Галиции. В приказе № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года объявлено о награждении вахмистра 2-го Запорожского полка Николая Андреевича Михайличенко Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635537). А в приказе № 21 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 28 марта 1915 года узнаем о награждении того же вахмистра Георгиевским крестом 4-й степени (№ 192699) за то, что "в бою 16 октября 1914 года отличился мужеством и храбростью, увлекая своих товарищей вперед и тем содействовал общему успеху". Приказ № 111 по 1-й Кубанской казачьей дивизии говорит о награждении подхорунжего 3-й сотни Запорожского полка Николая Михайличенко Георгиевским крестом 3-й степени (№ 124172) за то, что "31 июля 1915 года при атаке позиции противника у сел. Ерзовка, первым вбежал в окопы его, увлекая за собой товарищей".

Приказ № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года доносит нам о награждении Михайличенко уже Георгиевским крестом 2-й степени (№ 23699).

Порой, старощербиновцы проявляли, наряду с отвагой, не менее ценное качество - способность к ведению профессиональной разведывательной работы, пусть и на войсковом уровне. Так, старший урядник 3-го Запорожского полка Николай Дардуль "21 июня 1915 года, охраняя левый фланг Алексеевского полка, открыл наступление частей войск противника, обходивших этот полк, своевременно донес об этом, несмотря на большую опасность производил наблюдение...", за что Николай Дардуль получил Георгиевский крест 3-й степени (№ 6145), а затем чин хорунжего (135). Группа Казаков Собственного Его Величества конвоя, среди которых находился уроженец станицы Старощербиновской урядник Андрей Тицкий, выполняя 6 июня 1916 года разведывательное задание при занятии высоты 451 у деревни Каменка на Западной Украине, попала в окружение превосходящих сил противника, но умелыми действиями пробралась к своей сотне, вовремя оповестив о появлении противника с флангов. На следующий день те же казаки с урядником Андреем Тицким "при наступлении спешенного разъезда на опушку леса у дер. Андросфалва выдающейся храбростью, следуя впереди всех, ободрили товарищей, чем содействовали успеху очищения леса от занимавшей его неприятельской пехоты". Эти два дня войны на Австро-Германском фронте принесли уряднику Тицкому Георгиевские кресты 3-й (№ 62378) и 2-й (№ 31329) степеней (136).

Ныне нам удалось восстановить имена всех старощербиновских кавалеров Георгиевского креста, воевавших во 2-м Запорожском полку. Ниже мы полностью приводим выписки из приказов о награждении отличившихся старощербиновцев этого полка.

В приказе № 1385 командующего войсками X-й армии от 25 ноября 1915 года объявлено, что вахмистр вышеназванного полка Семен Гаврилович Белый награжден Георгиевской медалью с надписью "За храбрость" 4-й степени (№ 560533). А в приказе № 391 по Кубанскому войску от 17 июня оглашено, что, по сообщению командира 2-го Запорожского полка от 19 марта того же года, вахмистр Семен Белый награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536840). В том же приказе говорится о награждении приказного 2-го Запорожского полка Терентия Близнюка Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536828).

В приказе командующего войсками XXX-му корпусу № 104 от 29 апреля 1916 года объявлено, что казак Михаил Бублик награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 184911) "за то, что в бою у деревни Ключев 23 октября

1914        года, будучи начальником боковой заставы и попав неожиданно под огонь противника, засевшего в домах, выбил его, действуя совместно с урядником Василием Индыло". В вышеупомянутом приказе по Кубанскому казачьему войску № 391 сообщается уже о награждении младшего урядника Михаила Бублика Георгиевским крестом 3-й степени (№ 128 562). Затем он получает золотой Георгиевский крест 2-й степени (№ 9516), о чем говорит приказ № 378 командующего войсками X-й армии от 25 апреля 1916 года, за то, что "31 июля 1915        года у местечка Ерзовки, будучи во время атаки сильно ранен, остался в строю до конца боя, продолжая принимать участие в нем".

В приказе командующего X-й армией № 1523 от 23 декабря 1915 года говорится о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505905) старощербиновского казака Максима Прохоровича Бятеца за то, что "26 июля 1915 года при наступлении на неприятельские окопы у местечка Коварска, вызвавшись охотником, сбил пост противника и в числе первых занял его окопы".

В приказе № 1523 командующего войсками X-й армии от 23 декабря 1915 года оглашено о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505903) казака Николая Александровича Васильченко за то, что "31 июля 1915 года у местечка Ерзовки, будучи во время атаки опасно ранен, остался в строю до конца боя, принимая участие в таковом".

В приказе № 587 командующего войсками X-й армии от 29 апреля 1916 года объявлено о награждении приказного Николая Волги Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689465) за то, что "в бою 31 июля и 1 августа 1915 года у сел. Ерзовка молодецки действовал в штыковом бою при взятии офицерской заставы. А в приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску сообщается о награждении приказного Волги Георгиевским крестом 4-й степени (№ 545252).

Приказ № 1551 командующего войсками X-й армии от 27 декабря 1915 года доносит нам о награждении казака Стефана Михайловича Горба Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505915) за то, что "28 июля 1915 года у сел. Кодры, идя впереди взвода, своей выдающейся храбростью ободрял товарищей и увлекал их за собой, содействуя выбитию противника из названного селения". А втом же приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску говорится уже о награждении старощербиновского казака Стефана Горба Георгиевской медалью 4-й степени (№ 580854).

Приказом командира XXXI-го армейского корпуса № 254 от 12 сентября 1916 года приказный 3-й сотни 2-го Запорожского полка Федор Горб награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 737257) "за отличия, оказанные в разведке 30 августа".

В приказе № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря

1915        года объявлено о награждении приказного Аникия Федоровича Горбенко Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635538). А в приказе № 843 по Кубанскому казачьему войску от 20 ноября 1916        года говорится о награждении приказного Аникия Горбенко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 470198).

Приказом № 587 командующего войсками X-й армии от 29 апреля 1916 года старощербиновский казак Савва Николаевич Гордиенко награжден Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689481) за то, что "в боях 28 и 29 июля 1915 года у местечка Коварск и сел. Пуща проявил выдающееся мужество и храбрость, служа отличным примером товарищам". В этом же приказе объявлено о награждении казака Якова Грома Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689484), который "в бою 31 июля у сел. Ерзовка проявил выдающееся мужество и самоотвержение, служа примером товарищам, причем идя впереди сотни, хотя был ранен".

В приказе № 843 по Кубанскому казачьему войску от 20 ноября 1915 года сообщается о награждении азака Гордея Деревянко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 237417).

В приказе № 1523 командующего войсками X-й армии от 23 декабря 1915 года объявлено, что казак Матвей Акимович Дихтярь награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 504899). Дихтярь "во время боев с 31 июля по 2 августа 1915 года у сел. Ерзовки, вызвавшись охотником на разведку, с явной опасностью для жизни проник в расположение противника и добыл важные о нем сведения".

В приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года объявлено, что, по собщению командира 3-го Запорожского полка от 19 марта 1916 года, приказный Михаил Довбыш награжден Георгиевским крестом 4-й степени

(№ 536819). В приказе № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года говорится уже о награждении приказного Михаила Илларионовича Довбыша Георгиевским крестом 3-й степени (№ 124423).

В том же приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску оглашено, по сообщению командира 2-го Запорожского полка, о награждении старощербиновского приказного Емельяна Довженко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536830).

В приказе № 74 параграф 2 командира XXXVIII-го армейского корпуса от 17 сентября 1915 года объявлено, что старощербиновский казак Иван Гаврилович Елисеенко "награжден Георгиевским крестом (4-й степени № 479580) ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ Государем Императором в день годовщины настоящей войны вне нормы". А приказ № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года говорит о награждении приказного Ивана Елисеенко Георгиевским крестом 3 степени (№ 124420).

В приказе № 1523 командующего войсками X-й армии от 23 декабря 1915 года доводится, что младший урядник Спиридон Дмитриевич Кобидский (Кобызский) награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505901), ибо он "31 июля 1915 года у сел. Ерзовки, будучи во время атаки опасно ранен, остался в строю до конца боя, принимая участие в таковом".

Приказ № 325 командующего X-й армией от 31 декабря 1915 года гласит о награждении приказного Семена Васильевича Коваленко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 545256).

В приказе № 89 параграф 7 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 29 октября 1915 года говорится о награждении старощербиновского казака Владимира Козела Георгиевским крестом 4-й степени (№ 278788) за то, что "в бою 24 января 1915 года у деревни Ясени, под огнем противника проявил выдающуюся храбрость и мужество, подавая пример своим товарищам". А приказ № 73 параграф 1 той же дивизии от 17 мая 1916 года объявляет о награждении его Георгиевским крестом 3-й степени (№ 124020), поскольку Козел "25 июля 1915 года у сел. Ерезги личной выдающейся храбростью и мужеством служил примером товарищам, воодушевляя и увлекая их за собой".

В приказе № 843 параграф 3 по Кубанскому казачьему войску от 20 ноября 1915 года оглашается, что, по сообщению командира 2-го Запорожского полка за 6 октября, приказный Тихон Кононенко награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 470201). А приказом № 373 командующего войсками X-й армии от 25 апреля 1916 года приказный Тихон Кононенко награждается Георгиевским крестом 3-й степени (№ 124017). Кононенко "26 июля 1915 года при наступлении на неприятельские окопы у местечка Коварск, вызвавшись охотником, сбил пост противника и в числе первых занял его окоп".

Приказ № 3 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 5 января 1915 года доносит нам о награждении зауряд-прапорщика Павла Антоновича Кравченко (из хутора Широчаского) Георгиевским крестом 4-й степени за то, что "при атаке двумя сотнями под местечком Дунаевцы спешенных эскадронов австрийской кавалерии, за выбытием из строя всех офицеров, лично принял на себя командование двумя сотнями, сохранил возможный при отсутствии всех офицеров порядок в сотнях и, по оттеснении противника, присоединился к полку в полном порядке". В приказе № 118 параграф 3 по XXX-му армейскому корпусу от 18 мая 1915 года говорится о награждении его Георгиевским крестом 3-й степени

(№ 7017) "за отличия, подвиги, мужество и храбрость в боях с австрийцами -при движении в Карпатах".

В приказе № 393 командира VII-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года объявлено, что приказный Старощербиновской станицы Василий Лаврентьевич Крикун награждается Георгиевским крестом 3-й степени (№ 124422).

Приказ № 325 командующего войсками X-й армии от 31 декабря 1915 года гласит о награждении приказного Ивана Зиновьевича Кулиша Георгиевским крестом 4-й степени (№ 545253).

В приказе № 73 командира XXX-го армейского корпуса от 27 ноября 1914 года сказано, что трубач 2-го Запорожского полка Семен Кутовой награждается Георгиевской медалью 4-й степени

(№ 67605) "за отличные подвиги, храбрость и мужество в боях с австрийцами во время похода в Карпаты".

В приказе № 393 командира VII-го армейского корпуса от 28 декабря 1915 года объявлено о награждении приказного Емельяна Романовича Максименко Георгиевской медалью 4-й степени.

В приказе № 587 командующего X-й армией от 29 апреля 1916 года оглашено о награждении казака хутора Широчанского Старощербиновского юрта Ивана Малого Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689482) за то, что "в боях 28 и 29 июля 1915 года у местечка Коварск и селения Пуща проявил выдающееся мужество и храбрость, служа тличным примером тварищам".

Приказ № 89 параграф 7 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 29 октября 1915 года доводит о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 278787) казака Георгия (Григория) Маренца, который "в бою 24 января 1915 года у деревни Ясени под огнем противника проявил выдающуюся храбрость и мужество, подавая пример своим товарищам". В приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года говорится уже о награждении младшего урядника Григория Маренца Георгиевским крестом 3-й степени (№ 125381).

Приказом № 770 по Кубанскому казачьему войску от 22 декабря 1916 года сообщается о награждении старощербиновских приказных: Стефана Марченко - Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536820), Илью Мацюру -Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689466).

Приказ № 75 командира XXX-го армейского корпуса от 27 ноября 1914 года объявляет о награждении приказного Федора Муцкого Георгиевской медалью 4-й степени (№ 67706) "за отличные подвиги, храбрость и мужество в боях с австрийцами во время похода в Карпаты". А приказ № 35 командира того же корпуса от 9 марта 1915 года говорит о награждении старшего урядника Евтихия Мартиановича Нещадима Георгиевским крестом 4-й степени (№ 69061) ("Высочайше пожалован за октябрьские бои 1914 года). Тот же приказ оглашает о награждении старшего урядника Максима Носака Георгиевским крестом 4-й степени (№ 69052). Далее приказ № 85 по XXX-му армейскому корпусу от 14 апреля 1915 года доносит нам о награждении Георгиевской медалью 4-й

степени (№ 194555) младшего урядника Евтихия Нещадима, который "во время боя 23 октября 1914 года у сел. Мищин, вызвавшись охотником, отправился в глубокую чащу леса, из которого противник открыл стрельбу по посту летучей почты". Нещадим с товарищами "разогнали противника, причем, обнаружена была ими наблюдательная вышка его и открыт путь дальнейшего движения". Затем из приказа № 211 командира IV-го кавалеристского корпуса от 20 октября 1916 года узнаем, что старший урядник Партизанского отряда 1-й Кубанской казачьей дивизии Евтихий Маркиянович Нещадим получил Георгиевский крест 3-й степени (№ 206163) за то, что он с товарищами "в ночь с 19 на 20 июня с. г. у сел. Жидча, вызвались охотниками добыть сведения о противнике и его расположении, подошли к линии укреплений противника, уничтожили его проволочные заграждения и вырезали всех защитников, причем, под сильным и действительным огнем противника вынесли трех раненых офицеров и несколько убитых и раненых своих нижних чинов".

Приказ № 391 по Кубанскому казачьему войску доводит о том, что старощербиновский вахмистр Михаил Носак был награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 106164).

Из приказа № 21 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 28 марта 1915 года узнаем о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 192700) старшего урядника Андрея Олейника, который "в бою 16 октября 1914 года отличался мужеством и храбростью увлекал своих товарищей вперед и тем содействовал общему успеху". Приказ № 1523 командующего от 23 декабря   1915        года объявляет о награждении Георгиевским крестом 3-й степени

(№ 112632) того же урядника, ибо он "в боях 31 июля, 1 и 2 августа 1915 года у сел. Вревского во время атаки австрийцев своей храбростью и мужеством служил примером нижним чинам, содействуя тем успеху атаки". Кроме того, старший урядник Андрей Михайлович Олейник, исходя из приказа № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года, был награжден Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635533).

В приказе № 393 командира VII-го армейского корпуса от 28 декабря 1915 года читаем о награждении старощербиновского казака Петра Никитича Пархоменко Георгиевской медалью 4-й степени

(№ 647579). А приказ № 843 параграф 3 по Кубанскому казачьему войску от 20 ноября 1915 года объявляет, по сообщению командира 2-го Запорожского полка, что казак Сергей Пичка был награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 470218).

Приказ № 89 параграф 7 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 29 октября 1915 года доносит нам о награждении Георгиевской медалью 4-й степени (№ 338118) медицинского фельдшера Максима Пономаренко из Старощербиновской, который "в бою 24 января 1915 года у дер. Ясени оказывал помощь раненым под огнем противника". Согласно приказу главнокомандующего X-й армией, тот же фельдшер был награжден Георгиевской медалью 3-й степени (№ 94559) за то, что "в бою 31 июля 1915 года у сел. Ерзовка под сильным и действительным артиллеристским и ружейным огнем противника выносил из сферы действительного неприятельского огня раненых и делал им перевязки".

Приказ № 587 командующего X-й армии от 29 апреля 1916 года гласит о награждении Георгиевским крестом 4-й степени

(№ 689468) казака Павла Романенко, который "1 и 2 августа 1915 года у сел. Ерзовка молодецки действовал в штыковом бою при взятии офицерской заставы".

В приказе № 843 по Кубанскому казачьему войску от 20 ноября 1915 года говорится о награждении приказного Семена Романенко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 470200). А приказ № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года сообщает нам о награждении приказного Якова Тимофеевича Романенко Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635535).

Приказ № 593 командира VII-го армейского корпуса от 28 декабря 1915 года объявляет о том, что ветеринарный фельдшер Стефан Федотович Романченко (станицы Старощербиновской) был награжден Георгиевской медалью 4-й степени (№ 646577).

Из приказа № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года мы узнаем о награждении казака Дмитрия Старенького Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635534). А приказом № 770 по Кубанскому казачьему войску от 22 декабря 1916 года объявлено, что казак Павел Рожен получил Георгиевскую медаль 4-й степени (№ 627606).

Приказ № 1523 командующего войсками X-й армии от 28 декабря 1915 года сообщает о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505902) приказного Никиту Несторовича Рябчука, который "31 июля 1915 года, будучи во время атаки опасно ранен, остался в строю, принимая участие в таковой". Приказ же № 325 командира II-го армейского корпуса говорит о награждении приказного Козьмы Прокофьевича Столика Георгиевской медалью 4-й степени (№ 635536).

В приказе № 230 командира VI-го армейского корпуса от 24 июля 1915 года сказано о награждении старощербиновского казака Григория Таранца Георгиевским крестом 4-й степени (№ 237418). Приказ № 1523 командующего X-й армией от 23 декабря 1915 года объявляет о награждении Георгиевским крестом 3-й степени

(№ 112623) уже приказного Григория Таранца, поскольку он "во время боя с 31 июля по 2 августа 1915 года у местечка Ерзеван, вызвавшись охотником на разведку, с явной опасностью для жизни проник в расположение противника и добыл важные о нем сведения". А в приказе № 254 командира XXXI-го армейского корпуса 12 сентября 1916 года узнаем о том, что младший урядник Григорий Яковлевич Таранец награжден золотым Георгиевским крестом 2-й степени.

Опять же приказ № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года доносит сведения о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505904) приказного 2-го Запорожского полка Николая Тимченко.

В приказе № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года указано о награждении старшего урядника Ефима Ивановича Тихончука Георгиевской медалью 3-й степени (№ 42486). Приказ № 391 по Кубанскому войску от 17 июня 1916 года объявляет о награждении того же старшего урядника Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536824). Затем Тихончук, приказом командующего войсками X-й армии от 5 июля 1916 года, был удостоен Георгиевского креста 3-й степени (№ 124153) за то, что "в боях 31 июля, 1 и 2 августа 1915 года у сел. Ерзовки, во время атак, проявил выдающееся мужество и храбрость, служа примером нижним чинам сотни".

Приказ № 21 по 1-й Кубанской казачьей дивизии от 28 марта 1915 года сообщает о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 192202) казака Павла Ткаченко, который "в бою 16 октября 1914 года отличился мужеством и храбростью, увлекал своих товарищей вперед и тем способствовал общему успеху".

В приказе № 1523 командующего войсками X-й армии от 23 декабря 1915 года говорится о том,что младший урядник Илья Тригуб награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505877).

Приказ № 1551 командующего X-й армией от 27 декабря 1915 года объявляет о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 505916) казака Конона Ивановича Федоренко, ибо он "28 июля 1915 года у сел. Кодры, идя впереди взвода, своей выдающейся храбростью ободрял товарищей и увлекал их за собой, содействуя выбитию противника из названного селения". А приказом № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года сказано, что казак Федоренко награжден и Георгиевской медалью 4-й степени (№ 647578).

Приказ № 587 командующего X-й армией от 29 апреля 1916 года оглашает о награждении казака Захария Цокура Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689485) за то, что "в бою 31 июля 1915 года у сел. Ерзовка проявил выдающееся самоотвержение и мужество, служа примером товарищам, причем, идя впереди сотни, был ранен".

В приказе № 325 командующего войсками X-й армии от 31 декабря 1915 года говорится о награждении старощербиновца приказного Ивана Григорьевича Черкасского Георгиевским крестом 4-й степени (№ 545254).

В приказе № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года объявляется о награждении старшего урядника Сергея Чумака Георгиевским крестом 4-й степени (№ 536823). А в приказе № 801 командующего X-й армией читаем о том, что старший урядник 3-й сотни Сергей Чумак был награжден Георгиевским крестом 4-й степени (№ 124152), поскольку "в боях 31 июля, 1 и 2 августа 1915 года у сел. Ерзовка во время атак проявил выдающееся мужество и храбрость, служа примером нижним чинам сотни".

Приказ № 587 командующего X-й армией от 29 апреля 1916 года свидетельствует о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 689470) старощербиновского казака Аникия Шульгу, который "1 и 2 августа 1915 года у сел. Ерзовка молодецки действовал в штыковом бою при взятии офицерской заставы". Приказ № 770 по Кубанскому казачьему войску указывает на то, что, по сообщению командира 2-го Запорожского полка от 6 октября, казак Аникий Шульга награжден и Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689470).

В приказе № 325 командира II-го армейского корпуса от 31 декабря 1915 года говорится о награждении приказного Артема Михайловича Юрченко Георгиевским крестом 4-й степени

(№ 545255). Приказ № 391 по Кубанскому казачьему войску от 17 июня 1916 года объявляет о награждении казака Кирилла Ярошевича Георгиевским крестом 4-й степени (№ 455400).

Приказ № 587 командующего X-й армией от 29 апреля 1916 года сообщает о награждении Георгиевской медалью 4-й степени (№ 689467) казака Дмитрия Яценко, что "1 и 2 августа 1915 года у сел. Ерзовка молодецки действовал в штыковом бою при взятии офицерской заставы".

Что касается 3-го Запорожского полка, то он не входил ни в состав Кубанских, ни в состав Кавказских казачьих дивизий, будучи приданным регулярным частям Русской Армии. 24 декабря 1915 года командир этого полка прислал в штаб Кубанского казачьего войска список Георгиевских кавалеров. Так, только трое военнослужащих полка (все - старощербиновские уроженцы) получили Георгиевские кресты 4-й и 3-й степеней, - подхорунжий Никита Дордуля (крест 4-й степени - № 67837, 3-й степени - № 61405), старший урядник Игнат Мищенко (крест 4-й степени - № 221182, 3-й степени - № 42772) и приказный Яков Черный (крест 3-й степени - № 42774; о кресте 4-й степени сведений нет).

Георгиевские кресты 4-й степени заслужили следующие старощербиновцы, воевавшие в 3-м Запорожском полку: приказный Григорий Безсмертный (№ 412020), приказный Владимир Вивчарь (№ 289056), медицинский фельдшер Григорий Евтушенко

(№ 337894), вахмистр Никифор Зекрань или Зикрань (№ 211181), приказный Антон Куля (№ 289059), приказный Григорий Кутовой (№ 221178), старший урядник Захарий Маренец (№ 412002), приказный Максим Нетребка (№ 139400), приказный Иван Прозоря (№ 211180), приказный Парфентий Рудь (№ 115223), приказный Алексей Сосюра (№ 289058), приказный Федот Черный (№ 115224) и старший урядник Феофилакт Швагер (№ 221179).

Георгиевскими медалями двух степеней был награжден лишь приказный Фома Верхогляд (4-й степени - № 265704, 4-й степени - № 69950). Георгиевскую медаль 4-й степени имели старощербиновцы: старшие урядники -Алексей Малышевский

(№ 417583), Игнат Мищенко (№ 253274); младшие урядники - Ефим Надточий (№ 253274), Аким Нестеренко (№ 265713), Тарас Сидельник (№ 265554) и Семен Шуменко (№ 254580); приказные - Андрей Головко (№ 252499), Николай Головко (№ 265706), Герасим Деревянка (№ 265701), Андрей Костюк (№ 265710), Яков Костюк (№ 252500), Ермил Круговой (№ 265705) Григорий Слипченко (№ 265709), Карп Подолянко (№ 265707); казаки - Тарас Голояд (№ 417598), Федор Дарда (№ 265714), Хрисанф Муцкий

(№ 417584), Иван Небава (№ 252502), Федор Прусс (№ 265717), Василий Рудь (№ 252506), Исидор Тицкий (№ 265712), Григорий Черный (№ 265711), Тимофей Шемендюк (№ 252501) и Дорофей Шкареда (№ 252474).

Важно отметить, что в мирное время Кубаснкое казачье войско формировало шесть казачьих пластунских батальонов. В чрезвычайных ситуациях образовывались пластунские батальоны из казаков, находящихся на льготе. Так, во время Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. было сформировано двенадцать батальонов, а в период Русско-Японской войны 1904-1905 гг. -восемнадцать батальонов. В Первую Мировую войну Кубанское казачье войско выставило двадцать четыре пластунских батальона, которые все первоначально воевали на Кавказском фронте. Весной 1915 года 1-я Кубанская пластунская (батальоны № 1 - 6) и 2-я Кубанская пластунская (батальоны № 7 - 12) дивизии были морским путем из Батума переброшены в Севастополь, где прошли выучку по десантированию с различного рода судов. Командование готовило кубанских пластунов для высадки на турецкий берег и захвата Босфорского пролива. Но Англия нарушила договоренности о передачи этой территории после войны России и сама отправила свои войска на Босфор. Тогда же для Русской армии начались тяжелые бои в Галиции, куда спешным порядком весной 1915 года и были переброшены кубанские пластуны, сыгравшие значительную роль в остановке австро-германского наступления и стабилизации фронта. Поздней осенью того же года пластуны вернулись в Закавказье.

Старощербиновцы служили в 5-м, 11-м, 17-м и 23-м Кубанских пластунских батальонах. Согласно документам 5-го батальона, удалось установить фамилии свыше двухсот казаков, награжденных Георгиевскими крестами и медалями. Однако, сложнее обстоят дела с тем, к какой станице принадлежали эти казаки. Ибо весьма редко сообщалось о станице, из которой призывался казак. Тем не менее, доподлинно известно, что четверо кавалеров из двухсот - старощербиновцы.

В приказе № 11 параграф 2 по 5-му Кубанскому пластунскому батальону от 11 января 1916 года говорится, что пластун 3-й сотни старощербиновец Лука Деревянка награжден Георгиевской медалью 4-й степени. А в приказе № 200 параграф 3 командующего войсками IX-й армии узнаем о награждении Георгиевским крестом 4-й степени (№ 680540) уже старшего урядника Луки Деревянки, который "в бою 26 февраля 1916 года у сел. Лугач, будучи послан разведчиком, с явной опасностью для жизни добыл и доставил важное о противнике сведение".

В приказе № 104 командира 5-го Кавказского армейского корпуса от 23 июля 1916 года объявлено о награждении пластуна 4-й сотни Андрея Кириченко Георгиевским крестом 4-й степени (№ 646694).

Приказ № 15 параграф 5 по 5-му Кубанскому пластунскому батальону от 15 января 1916 года доносит до нас о награждении пластуна 1-й сотни старощербиновца Павла Мищенко Георгиевской медалью 4-й степени (№ 178881) "за боевые отличия в делах с неприятелем с 1 по 20 мая 1915 года". А в приказе № 137 параграф 4 от 27 июля 1917 года читаем, что пластун команды службы связи Стефан Ярошевич имеет Георгиевскую медаль 4-й степени.

Отметим, что в 5-м Кубанском пластунском батальоне получил боевое крещение прапорщик Николай Николаевич Пупынин, приписанный к станице Старощербиновской, отец княгини Ольги Николаевны Куликовской-Романовой, ныне живущей в Канаде и возглавляющей благотворительный фонд Великой княжны Ольги Александровны Романовой (сестры Николая II). Николай Пупынин родился 3 сентября 1888 года и происходил из потомственных дворян Тамбовской губернии. Он окончил 3-й Московский кадетский корпус и 1-ю Тифлисскую школу прапорщиков. Службу начал нижним чином 13 августа 1907 года. В действующем составе батальона состоял с 11 марта 1915 года, будучи младшим офицером 1-й сотни. Николай Пупынин за Первую Мировую войну имел ордена: Святой Анны 4-й степени с надписью "За храбрость" (Высочайший Приказ от 3 сентября 1916 года) и Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Приказом

№ 121 от 30 апреля 1916 года по Кубанскому казачьему войску прапорщик Старощербиновской станицы Николай Пупынин был назначен помощником начальника команды службы связи своего пластунского батальона. В Гражданскую он воевал с красными в Добровольческой армии и дослужился до чина есаула. Затем ушел с казаками в эмиграцию.

По другим пластунским батальонам есть частичные списки Георгиевских кавалеров, но определить из каких станиц награжденные, не представляется пока возможным. Что касается Кубанских особых сотен, в которых также служили старощербиновцы, то о них мы, вообще, никакими сведениями не располагаем (137).

Наш обзор об участии старощербиновцев в Первой Мировой войне будет неполным без рассказа о Георгиевском кавалере полковнике Александре Кольбикове (Колебыкове).

Он происходил из потомственных дворян Кубанской области и родился 1 октября 1885 года на хуторе Широчанском Старощербиновской станицы. Воспитывался в 3-м Московском кадетском корпусе. На службу поступил в казачью сотню Николаевского кавалеристского училища на правах вольноопределяющегося 1-го разряда, но тогда же "по климатическим условиям переведен в Киевское военное училище". С 30 мая 1908 года он - в сташем классе училища, а 5 мая 1909 года произведен в унтер-офицеры. Далее в его послужном списке читаем: "По окончании полного курса наук Высочайшим Приказом, состоявшимся в 6-й день августа месяца 1909 года произведен в хорунжие в 5-й Кубанский пластунский батальон. Однако, по прибытии в Екатеринодар 28 августа определен младшим офицером 3-й сотни 2-го Кубанского пластунского батальона".

31 августа 1909 года приказом по Кавказскому военному округу № 225 получил право (как старший из сыновей в роду) на ношение нагрудного знака в память 50-летнего юбилея покорения Восточного Кавказа. 5 октября 1912 года произведен в сотники. Назначен хозяином офицерского собрания батальона 11 июня 1914 года. А 21 февраля 1913 года награжден светло-бронзовой медалью в честь 300-летия дома Романовых. Принимал участие в Сарыкамышском сражении, где все пластунские батальоны понесли тяжелые потери. 21 декабря 1914 года командирован в станицу Уманскую для обучения маршевой команды пополнения. Вернулся в Закавказье и 6 января 1915 года назначен командиром 3-й сотни 23-го Кубанского пластунского батальона. Ровно через месяц, 6 февраля, переведен командиром 1-й сотни 21-го Кубанского пластунского батальона.

22 апреля 1915 года в составе батальона пересек Русско-Персидскую границу и через два дня прибыл в город Хой, где 4-я Кубанская пластунская бригада вошла в состав Азербайджанского отряда. 8 мая 1915 года батальон перешел Персидско-Турецкую границу и вошел в состав Башкалинского отряда. 16 мая того же года Кольбиков участвовал в бою с турками у селения Ройрек.

Тогда преследование турок закончилось 23 мая. За отличие в боях с турками в 1914 году приказом от 11 июня 1915 награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом. Батальон, в котором служил Кольбиков, затем вошел в состав отряда генерала Мудрого и с 13 июня 1915 года дислоцировался в районе города Коп. 2 июля Кольбиков был ранен и эвакуирован в госпиталь. Одним Высочайшим Приказом от 10 августа 1915 года за боевые отличия он стал кавалером орденов Святой Анны 4-й степени с надписью "За храбрость" и Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (138).

2 ноября 1915 года газета "Русский инвалид" (№ 293) отмечала: "Высочайшим Приказом, состоявшимся 15 октября сего года, утверждено пожалование Главнокомандующим Кавказской армией по удостоению местной Геориевской Кавалерской Думы ордена Святого Великомученника и Победоносца Георгия 4-й степени есаулу 21-го Кубанского пластунского батальона Александру Кольбикову за то, что командуя сотней с 28 июня по 2 июля 1915 года у сел. Коп, повел в атаку свою сотню под сильным пулеметным и ружейным огнем неприятеля на высокую и сильно укрепленную высоту и, невзирая на полученные в этом бою разновременно три раны в грудь, бок и ногу, воодушевляя свою сотню, занял три яруса окопов.

Благодаря мужеству и настойчивости Есаула Кольбикова был занят важнейший пункт позиции и бой решен в нашу пользу" (139).

Кольбиков вернулся в часть из госпиталя 12 августа 1915 года. Ровно через год он вновь получил серьезное ранение в бою у селения Рамелик. Но за это время он был представлен к награждению орденом Святого Станислава 2-й степени "за отличие, оказанное в бою с турками 21-го мая 1916 года при отбитии атак турок на высоте, чо к западу от селений Динчик, Сайдиран, Куми", орденом Святой Анны 2-й степени с мечами "за отличия, оказанные 11 и 12 января 1916 года при взятии селения Налос", Георгиевским оружием "за подвиг, совершенный в бою с турками 25 и 26 июня 1916 года при взятии высоты, что к северо-западу от сел. Банабакан и высоты 2600 (Куд-Даг)", а также орденом Святого Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с мечами и бантом "за отличия, оказанные в боях с турками с 25-го июня по 13-е июля 1916 года при взятии города Эрзинджана". Кроме того, главнокомандующий Кавказской армией великий князь Николай Николаевич Романов наградил его 18 марта 1916 года английским военным орденом.

Командир батальона войсковой старшина Подгурский, ходатайствуя о производстве Александра Кольбикова в войсковые старшины, писал: "... Кольбиков, находясь в строю вверенного мне баталиона в течение 21 месяца в должности командующего 1-й сотней, отличался своей энергией, храбростью, распорядительностью, как в мирной, так и в тяжелой боевой обстановке, благодаря чему вверенные ему люди всегда хорошо обучены и представляют цельный боевой элемент..." (140).

О дальнейшей судьбе легендарного пластунского офицера Александра Кольбикова вы узнаете ниже.

В начале 1917 года, по данным сельской переписи, в юрте станицы Старощербиновской значилось 2886 хозяйств, из которых в самой станице -2414, разбросанных по Ейскому лиману - 110, пустых хозяйств - 184 и 151 хозяйство было в поселке Широчанском. Население состояло из 18 717 человек (9373 мужчины и 9344 женщины) (141). Другие сведения говорят о том, что накануне Гражданской войны в станице насчитывалось 3556 дворов, где проживало 15 082 коренных жителя (казачьего роду) и 2122 иногородних. Юртовой надел складывался из 52624 десятин 833 квадратных саженей, в том числе пахотной - 39519 десятин 833 квадратных саженей, разделенных на 4370 паев.

Грянула Октябрьская революция, последовательно перешедшая в развязанную большевиками Гражданскую войну. В конце января - начале февраля 1918 года к власти в станице Старощербиновской пришел большевистский ревком, провозгласивший следующее:

"Сегодняшнее собрание станицы Старощербиновской казаков и иногородних, сбросив с себя бремя контрреволюционного правительства Филимоновского и компании, образовалось на принципе Советской власти и одновременно решило исполнять только волю Народных Комиссаров, как истинных защитников трудового народа Российской Советской Республики. В нашем лице гарантируется вам всемерная поддержка.

Комиссар станицы Швагер

Президиум собрания Кимаи Бугуруди" (142).

В марте 1918 большевики овладели войсковой столицей -Екатеринодаром. Кубанскому атаману генерал-лейтенанту Александру Филимонову вместе с Войсковым правительством, членами Рады и отрядом, состоящим из верных офицеров и казаков, пришлось уйти в Закубанье на соединение с Добровольческой армией генерала Лавра Корнилова.

Пока же большевики развернули на территории Кубанской области тотальный антиказачий террор. В городах и станицах свирепствовали ревкомы и органы ВЧК. Ими выносились приговоры и расстреливались как простые станичники, так и казачья интеллигенция - офицеры, чиновники, учителя. Поощрялись большевиками на Кубани и самосуды, когда иногородних и казачью бедноту подстрекали без судебных формальностей уничтожать эксплуататорский класс - зажиточных станичников, кавалеров царских орденов, да и просто образованных людей. Таким самосудом был убит 12 марта 1918 года в юрте станицы Черниговской человек самой мирной профессии, уроженец хутора Широчанского станицы Старощербиновской надворный советник Александр Исаакович Кривцов (1855 г. р.), всю жизнь проработавший учителем в разных станицах Кубанской области (143). Кстати, красные писари не без удовольствия оставляли записи о подобных расправах.

 В начале августа 1918 Екатеринодар вновь встречал прославленные казачьи знамена, а до конца месяца полностью восстановилась казачья власть и в станице Старощербиновской. В казачьих частях Добровольческой армии находим уже известных нам по Первой Мировой войне старощербиновцев -прославленного полковника и кавалера многих орденов Александра Кольбикова, прапорщика Антона Герасименко, хорунжего Ивана Цокура и хорунжего Василия Сарана. Расскажем то, что нам известно об их судьбах в период Гражданской войны.

3 апреля 1918 года войсковой старшина Александр Кольбиков, по расформированию 21-го Кубанского пластунского батальона, был откомандирован в распоряжение штаба Кубанского казачьего войска, а затем 22 мая того же года назначен командиром 3-го батальона Особого русского стрелкового полка. С 29 мая он - начальник Кубанского казачьего отряда, с которым дошел до города Туапсе. С 9 по 19 августа, уже командуя Кубанской казачьей бригадой, участвовал в боях на участке от Туапсе до станицы Хадыженской. 19 августа 1918 год войсковой старшина Кольбиков стал командиром 2-го Кубанского пластунского батальона, переименованного 16 сентября того же года в 8-й Кубанский. 28 сентября Кольбиков получил чин полковника. Этот доблестный офицер-старощербиновец погиб в бою с большевиками 21 октября 1918 года под станицей Невинномысской Баталпашинского отдела. Тело полковника Кольбикова было доставлено в Екатеринодар, где 29 октября захоронено на городском кладбище (144).

Прапорщик Антон Герасименко 7 августа 1918 года являлся делопроизводителем Временного Чрезвычайного военного участка (8-го) Ейского отдела, а 9 января 1919 года был прикомандирован к Уманской караульной сотне. Хорунжий Иван Цокур 10 декабря 1919 (перед эвакуацией с Кавказа Добровольческой армии) значился начальником 1-го района службы связи и охраны побережья Кубанского края и ожидал присвоения чина сотника. Василий Саран в составе отряда войскового атамана Филимонова ушел в Закубанье, а затем служил во 2-м Кубанском пластунском батальоне, в боях с большевиками получил ранения, лечился в эвакуации, из которой возвратился 3 июня 1919 в свой батальон, получив чин хорунжего. Известно, что числился по своему батальону еще 11 октября 1919 года.

22 апреля 1919 года в бою с большевиками под селением Средний Егорлык был убит подъесаул Кубанского пластунского по обороне Ейского отдела батальона Павел Иосифович Ниякий (1877 г. р.), в продолжение 17 лет занимавший должность старощербиновского учителя, а в 1914 году заведывавший Назаровским одноклассным станичным училищем (145).

И все же близилась гибель Кубанского казачьего войска. Сказались разногласия, возникшие между командованием Добровольческой армии и Кубанской краевой законодательной Радой. Осенью 1919 года подъесаул 1-го Екатеринодарского полка корниловец Евгений Кравченко, из казаков хутора Широчанского Старощербиновской станицы, во главе сотни юнкеров участвовал в разгоне Кубанской Рады (146). О поспешности и опрометчивости действий "добровольцев" по ликвидации Кубанского областного парламента писалось много. Но все было потеряно - вольнолюбивые кубанцы, в том числе старощербиновцы, узнав об участи Рады и ее вождей, стали оставлять фронт, предоставив сами себя в добычу большевикам. В будущем их ожидало либо непрестанное мыкание по чужбине, либо жизнь за забором советского рая. Так завершился казачий период в истории Кубани, казачий период в истории станицы Старощербиновской. Хотя последняя жирная точка на нем будет поставлена в 1933 году во время развязанного Советской властью голодомора и "черных досок", на которые занесли самые богатые и населеннейшие станицы Кубанского края. Тогда Старощербиновская практически вся вымерла, а затем засеялась уже иным, неказачьим людом под названием "плановых переселенцев".

Здесь конец и Господу нашему Слава!

Примечания

1.        Яворницкий Д. И. История запорожских козаков, том II. Киев, "Наукова думка", 1990, с. 272.

2.        Яворницкий Д. И. История города Екатеринослава, Днепропетровск, "Проминь", 1989, с. 197 .

3.        Яворницкий Д. И. История запорожских козаков, том I. Киев, "Наукова думка", 1990, с. 201.

4.        Киевская старина.

5.        Реестр Новой Сечи. Краснодар, 1994.

6.        Есаул Ив. Ив. Кияшко. Именной список генералам, штаб и обер-офицерам, старшинам, нижним чинам и жителям Кубанского казачьего войска убитым, умершим от ран и без вести пропавших в сражениях, стычках и перестрелках с 1788 по 1908 г. Екатеринодар, 1911, сс. 24, 25, 28, 38-39.

7.        Соловьев В. А. Суворов на Кубани. Краснодар, 1992, с. 23.

8.        Соловьев В. А. Суворов на Кубани. Краснодар, 1986, с. 17.

9.        Цит по: Короленко П. П. Черноморцы за Бугом. Екатеринодар, 1867. 2-я пагин, с. 19.

10.        Копии Императорских грамот и других письменных актов, принадлежащих Кубанскому казачьему войску. Кубанский сборник, том 8. Екатеринодар, 1901, с. 287.

11.        Кубанский сборник, том 8. Екатеринодар, 1901, с. 186.

12.        ГАКК, ф.249, оп. 1, д. 179, л. 88.

13.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 179, л. 94.

14.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 179, л. 95.

15.        Бельцев Н. В. У истоков станицы Старо-Щербиновской// Из истории северо-западного Кавказа. Ейск, 1990, с. 43.

16.        Дмитренко И. И. Сборник исторических материалов по истории Кубанского казачьего войска, том 3. СПб, 1896, с. 547.

17.        Дмитренко И. И. Указ. соч., с. 612.

18.        Энциклопедический словарь по истории Кубани. Краснодар, 1997, с. 197, 544.

19.        Кухаренко Я. Г., Туренко А. М. Исторические записки о войске Черноморском. Киевская старина, 1887, т. 17 (март), с. 510.

20.        Сапожников И. В., Сапожникова Г. В. Черноморские казаки и И. М. Де-Рибас// Дворяне Северного Кавказа в историко-культурном и экономическом развитии региона. Краснодар, 2002, с. 180.

21.        Там же, с. 190.

22.        ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 70, л. 71.

23.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 276 а.

24.        Дмитренко И. И. Указ. соч., с. 692.

25.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 2830, л. 2.

26.        Дмитренко И. И. Указ. соч., с. 721.

27.        Материалы по истории Кубанского казачьего войска. Доставлены П. П. Короленко из архива историка И. Д. Попки. Кубанский сборник, том 8. Екатеринодар, 1908, с. 20.

28.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 338, л. 3.

29.        ГАКК, ф. 250, оп. 1, д. 24, л. 232 об.

30.        ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 38, л. 119.

31.        Кубанский сборник, том 8. Екатеринодар, 1902, сс. 196-197.

32.        Там же, с. 28.

33.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 7976, л. 19.

34.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 539, л. 9.

35.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, л. 129.

36.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 162, лл. 160-161.

37.        ГАКК, ф. 318, оп. 1, д. 512, лл. 123-124.

38.        Щербина Ф. А. Краткая история народного просвещения на Кубани. Журнал "Кубанская школа", 1914, № 3, стр. 130.

39.        Есаул И. И. Кияшко. Заметка об участии в боевых действиях строевых частей Кубанского казачьего войска в Отечественной войне 1812 года и в последующих кампаниях 1813-1814 гг. Екатеринодар, 1911, 60 сс.

40.        ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 236, л. 149.

41.        ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 236, л. 121.

42.        ГАКК, ф. 250, оп. 2, д. 347, л. 53.

43.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 11328, л. 246-об.; ф. 427, оп. 1, д. 29, л. 7; д. 149, лл. 11-12.

44.        Н. Н. Черный. Ейский уезд. Кубанский сборник. Екатеринодар, 1883, с. 342.

45.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, л. 8.

46.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 104-106.

47.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 149-151.

48.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 152-153.

49.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 161-162.

50.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 172-174.

51.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 169, лл. 180-181.

52.        ГАКК, ф. 345, оп. 1, д. 174, лл. 564-568.

53.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1397, л. 44.

54.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1397, л. 44.

55.        ГАКК, ф. 318, оп. 1, д. 512, лл. 123-124.

56.        Куприянова Л. В. Города Северного Кавказа во второй половине XIX века. Москва, 1981, стр. 33.

57.        ГАКК, ф. 249. оп. 1, д. 1833, л. 292.

58.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1630 а, л. 360.

59.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1833, л. 17.

60.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1904, л. 3-4.

61.        Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска, том 2. Екатеринодар, 1913, стр. 69-70.

62.        О. Б. Клочков. Служба генерала Г. А. Рашпиля как пример образцового служения Отечеству. Алексеевские чтения. Краснодар, 2004, с. 84.

63.        ГАКК, ф. 318, оп. 1, д. 512, л. 170 об.

64.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1895, лл. 97-98.

65.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1897, л. 28.

66.        ГАКК, ф. 252, оп. 1, д. 1161, лл. 52-53.

67.        Библиотека ГАКК, Приказы... 1847 года; Пр. от 24. 10. 1847.

68.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1895, л. 69.

69.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 1290, л. 3.

70.        ГАКК, ф.252, оп. 1, д. 1837, лл. 128-129.

71.        ГАКК, ф. 574, оп. 1, д. 110, л. 183.

72.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 2285, лл. 253-254.

73.        Архивные материалы о Кавказской войне и выселении черкесов (адыгов) в Турцию, ч. 2. Нальчик, 2003, с. 79.

74.        Там же, с. 82.

75.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 392, л. 272.

76.        ГАКК, ф. 325, оп. 1, д. 352, лл. 241-242. Приказы ККВ 1866 года (инв. № 8012); Пр. № 57 Военного Министра по иррегулярным войскам от 7. 09. 1866.

77.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 107, л. 103-об., д. 129, л. 1-об.; ф. 325, оп. 1, д. 352, лл. 140-об., 141-об. и 150-об.

78.        Приказы КА и КВО 1862 года - ГАКК, Библиотека, инв. № 9295; Приказ № 151 по Кавказской армии от 25 марта 1862 года.

79.        ГАКК, ф. 325, оп. 1, д. 352, л. 148-об. Приказы ККВ 1866 года (инв. № 8012); Пр. № 57 Военного Министра по иррегулярным войскам от 7. 09. 1866.

 80.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 10231, л. 64.

81.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 1523, л. 162.

82.        ГАКК, ф. 396, оп. 2, д. 389, лл. 170-175.

83.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 476, лл. 169-170.

84.        ГАКК, ф. 249, оп. 1, д. 2905, лл. 126-127.

85.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 107, л. 129-об., 1-об., 3-об.

86.        Газ. "Кубанские Войсковые Ведомости" от 18. 03. 1867, 11.

87.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 634, лл. 11.

88.        Библиотека ГАКК (№ 8031), Приказы ККВ за 1868 год; Пр. № 72 от 21.05. 1868.

89.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 328, лл. 81, 54.

90.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 1078, лл. 199-200.

91.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 8063, лл. 36-37.

92.        ГАКК, ф. 325, оп. 1, д. 352, л. 31; ф. 396, оп. 2, д. 974, лл. 11-18; д. 993, л. 32.

93.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 634, лл. 9-10.

94.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 965, л. 75.

95.        Кубанский сборник, том III. Екатеринодар, 1894, стр. 128-129.

96.        ГАКК, ф. 396, оп. 2, д. 22, лл. 76-78; д. 92, лл. 147-151.

97.        ГАКК, ф. 252, оп. 2, д. 2380, лл. 374-375.

98.        Библиотека ГАКК (№ 8304), Приказы ККВ 1877 года; Пр. № 252 от 3. 08. 1877.

99.        Библиотека ГАКК (инв. № 8117), Приказы ККВ 1891 года; Пр. № 373 от 2. 11. 1891.

100.        Библиотека ГАКК (инв. № 8227), Приказы ККВ 1901 года; Пр. № 95 от 1. 08. 1901.

101.        ГАКК, ф. 454, оп. 2, д. 1236, лл. 253-254.

102.        Библиотека ГАКК (инв. № 8232), Приказы ККВ 1902 года; Пр. № 20 от 26. 01. 1902.

103.        Библиотека ГАКК (инв. № 8227), Приказы ККВ 1901 года; Пр. № 36 от 14. 03. 1901.

104.        Библиотека ГАКК (инв. № 8227), Приказы ККВ 1901 года; Пр. № 78 от 20. 06. 1901.

105.        Библиотека ГАКК (инв. № 8227), Приказы ККВ 1901 года; Пр. № 77 от 16. 06. 1901.

106.        Газета "Кубанские областные ведомости" № 207 за 21. 09. 1903, с. 1; Из Приказа № 224 по Кубанской области от 14. 09. 1903.

107.        Газета "Кубанские областные ведомости" № 279 за 24. 12. 1903, с. 1; Из Приказа № 293 по Кубанской области от 13. 12. 1903.

108.        Газета "Кубанские областные ведомости" № 160 за 24. 07. 1901, с. 4.

109.        Газета "Кубанские областные ведомости" № 145 за 4. 07. 1903.

110.        Газета "Кубанские областные ведомости" № 18 за 23. 01. 1904 (корреспонденции).

 111.        Газета "Кубанские областные ведомости" за 18. 01. 1905.

112.        Библиотека ГАКК (инв. № 8946), Приказы по Черноморскому казачьему войску 1847 года - л. 86-об.

113.        РГВИА, ф. 409, оп. 2, д. 5063, лл. 1-14, 33-48; ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 8999-б, л. 51.

114.        В. М. Шабанов. Военный орден Святого Великомученника и Победоносца Георгия. Москва, 2004, сс. 358, 409.

115.        ГАКК, ф. 332, оп. 1, д. 914, лл. 6-об., 25.

116.        Библиотека ГАКК (инв. № 8272), Приказы ККВ 1910 года; Пр. № 299 (IV) от 13. 10. 1910.

117.        Библиотека ГАКК (инв. № 8268), Приказы ККВ 1909 года; Пр. № 44 п. IX от 21. 02. 1909 (всеподданнейший доклад от 11. 01. 1909).

118.        Библиотека ГАКК (инв. № 8245), Приказы ККВ 1905 года; Пр. № 88 от 23. 02. 1905.

119.        Библиотека ГАКК (инв. № 8279), Приказы ККВ 1908 года; Пр. № 36 от 22.01. 1908.

120.        Библиотека ГАКК (инв. № 8279), Приказы ККВ 1908 года; Пр. № 376 (I) от I.11. 1908.

121.        Библиотека ГАКК (инв. № 8304), Приказы ККВ 1913 года; Пр. № 194 (3) от II.        06. 1913.

122.        Библиотека ГАКК (инв. № 8279), Приказы ККВ 1908 года; Пр. № 360 п. 5 от 19. 10. 1908.

123.        Библиотека ГАКК (инв. № 8304), Приказы ККВ 1913 года; Пр. № 236 (п. 2) от 16. 07. 1913.

124.        Библиотека ГАКК (инв. № 8275), Приказы ККВ 1911 года; Пр. № 160 от 8. 06. 1911.

125.        Библиотека ГАКК (инв. № 8268), Приказы ККВ 1909 года; Пр. № 55 п. III от 4. 03. 1909.

126.        Библиотека ГАКК (инв. № 8289), Приказы ККВ 1914 года; Пр. № 182 от 20. 05. 1914.

127.        Житие и чудеса праведного иерея Стефана Щербиновского. Санкт-Петербург, 2005, с. 15, 18, 19, 20, 21, 22.

128.        Библиотека ГАКК (инв. № 9182), Приказы ККВ 1916 года; Пр. № 323 п. II от 20. 05. 1916.

129.        Библиотека ГАКК (инв. № 9157), Приказы ККВ 1915 года; Пр. № 288 п. I от 5. 05. 1915.

130.        Библиотека ГАКК (инв. № 9157), Приказы ККВ 1915 года; Пр. № 843 от 20. 11. 1915 (сообщение от 3. 10. 1915).

131.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 355, лл. 392, 393, 395.

132.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 364, л. 408.

133.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 349, л. 321.

134.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 79, лл. 577, 501; из Пр. № 388 п. 4 по Екатеринодарской школе прапорщиков казачьих войск от 4. 12. 1917.

135.        ГАКК, ф. 396, оп. 2, д. 977, № 21, стр. 1-8.

136.        ГАКК, ф. 332, оп. 1, д. 987, лл. 349 об., 362.

137.        Приказы Кубанскому казачьему войску 1915 года - СИФ ГАКК, инв. № 9156; ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 11067, лл. 12, 17-об., 204-об., 328-329; оп. 5, д. 54, лл. 251, 259, 260-261, 271, 277.

138.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 421, лл. 51-52.

139.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 11118; Приказы по Кубанскому казачьему войску 1915 года - Библиотека ГАКК (инв. № 9183).

140.        ГАКК, ф. 396, оп. 1, д. 11249, лл. 197, 223.

141.        Алфавитный список дач станиц Кубанской области. Екатеринодар, 1907, стр. 41.

142.        Борьба за Советскую власть на Кубани в 1917-1920 гг. Краснодар, 1957, стр. 159; подлинник ЦГАОР (ГАРФ), ф. 1235, оп. 93, д. 240, л. 15.

143.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 438, л. 233.

144.        ГАКК, ф. 801, оп. 1, д. 20, лл. 144-145; ф. 396, оп. 5, д. 421, лл. 51-52.

145.        ГАКК, ф. 396, оп. 5, д. 438, лл. 65, 66.

146.        Белое движение. Энциклопедия Гражданской войны. Санкт-Петербург, издательство "ОЛМА-ПРЕСС", 2002, стр. 271.