Два этих имени неразрывно связаны с трагическим этапом в истории КАЗАЧЬЕГО народа: Петр I стал его кровавым палачом, Кондратий Булавин сознательно принес себя в жертву идее его независимости.

Российский император не нуждается в защитниках, так как «победителей не судят». Цель уничтожения древних КАЗАЧЬИХ вольностей на КАЗАЧЬЕМ присуде, грозивших самому существованию его крепостной империи, оправдывала средства (геноцид и насильственную ассимиляцию), применяемые им против КАЗАКОВ.

Имя Кондратия Булавина, наоборот, до сих пор оболгано. Его подвиг во имя своего народа предан забвению и низведен до уровня «бунта» из-за, якобы, личных меркантильных интересов. Поэтому задачей потомков является развенчание лицемерия и подлости Российского самодержавия и восстановление доброго имени истинного патриота КАЗАЧЬЕЙ земли, отдавшего за нее свою жизнь.

Примечательно, что Кондратий Булавин - единственный из народных вождей, который всю меру ответственности за восстание взял на свои плечи, не прибегая к использованию имени, якобы, стоящего за ним «хорошего царя».

*****

Рассмотрим официальную версию начала народного КАЗАЧЬЕГО восстания (по «КБТД» ~ «бунта») Кондратия Булавина и сравним ее действительно имевшими место событиями.

«Среди домовитых, верных и преданных государю и родине казаков (повествуют авторы «КБТД») на Дону было и много всякого сброда, казаков только по названию, недавно пришедших на Дон из России». Сравните их же («КБТД»), но более раннюю характеристику приходивших на Дон русских беглецов: «... наиболее сильные и мужественные, свободолюбивые, те, которые не могли забыть своей воли..., которые дорожили верою своих отцов больше, чем именем и покоем...». Получается, бежали от царя, чтобы на Дону стать его верными сторожевыми псами? Сомнительно.

Так вот, еще в 1675 году, после подавления восстания Степана Разина и вынужденной присяги Дона Москве, от КАЗАКОВ стали требовать выдачи беглых. В 1682 году последовал запрет принимать как беглых, так и свободных, и «помещичьих» людей, и старообрядцев. А в 1703 году на Дону началась перепись КАЗАКОВ, на Дон был прислан воевода для уничтожения вновь построенных КАЗАЧЬИХ городков по реке Айдару.

С 1701 года стали брать налог за добычу соли, а КАЗАЧЬИ Бахмутские солеварни было приказано отобрать в казну. Бахмутский станичный атаман Кондратий Булавин их не отдал, из-за чего между КАЗАКАМИ и Изюмским полком, проводившим экспроприацию, началась открытая война,переросшая в настоящее восстание.

«КБТД» признают, что «(войсковой) атаман Максимов поддерживал Булавина, говоря, что он творит правое дело и, в то же время, отписывал о нем в Москву» (то есть выступал в роли провокатора и доносчика).

По версии «КБТД»:

«В это время на Хопре стоял воевода князь Долгорукий с бригадой пехоты. Войска его были разделены на маленькие отряды. Эти отряды стояли по станицам и офицеры их были заняты (безобидной) переписью беглых людей.

Казаки были возбуждены против воеводы и его офицеров, пьянствовавших и безобразивших по станицам (так чем они занимались: переписью или пьяным беспределом?). В станицах шумели смутьяны (Вот неблагодарные! Вместо того, чтобы отблагодарить пьяных свиней, изнасиловавших их жен и дочерей, устаивают заговоры!), подговаривая перебить русских офицеров. В это время среди них появился Булавин. Кроме «голутвенных» казаков, к нему стали сходиться беглые крестьяне, стрельцы и раскольники, бежавшие из Москвы....

Образовалась шайка отчаянных людей, среди которых было много преступников, приговоренных на Москве к смертной казни. Глухой темной ночью, осенью 1707 года, Булавин подкрался к Шульгинскому городку, убил там князя Долгорукого, 10 офицеров и около 1 000 человек стрельцов (Ничего себе ~ отряд переписчиков! Пьяные они были «в стельку», что ли?).

И тут же (то ли по глупости, то ли из-за полного отсутствия логики): «...Зимою по Хопру, Медведице, Бузулуку и Донцу ВСЕ КАЗАКИ признавали только одного атамана - Кондратия Булавина.... Он (Булавин) готовил мятеж более страшный, нежели был у Разина».

Думаем, что читателям надоела официальная бредятина с ее постоянными противоречиями и желанием угодить царствующему дому палачей КАЗАЧЬЕГО народа и их преемникам.

Поэтому предлагаем иную, независимую версию, основанную на архивных материалах и зарубежных публикациях ученых и историков - представителей КАЗАЧЬЕГО народа, против своей воли вынужденных покинуть свою Родину, но не забывших ее до конца дней своих.

КАЗАКИ до реформ Петра I жили на Дону своим особым, отдельным КАЗАЧЬИМ миром, совершенно не похожим на жизнь Московского царства, даже несмотря на первое «крестное целование», т.е. первую свою вынужденную присягу царю в 1671 году, после которой никаких перемен во внутренней жизни КАЗАКОВ не произошло, порядков жизни на Дону она не коснулась и донцы на своем «Донс¬ком присуде» ~ территории продолжали жить по старинному, на основе своих древних «обыкновений» (обычаев), согласно Войсковому праву, своим республиканско-демокра-тическим бытом.

 Донское КАЗАЧЬЕ государство представляло из себя в XVI - XVII веках совершенно отдельную от Москвы военно-демократическую республику, имевшую свою территорию, свой народ и свою власть.

Жизнь на Дону в ту эпоху слишком разнилась с жизнью на Москве. Это были два противоположных полюса. На КАЗАЧЬЕЙ земле не было тогда ни родовитых бояр, ни богатых купцов, ни холопов-рабов. КАЗАКИ все были равны между собой, как вольнолюбивое, общее братство. Управлялась Донская Земля - «Донской присуд» по всем законам древнего народоправ¬ства. Она имела своеобразный парламент - Войсковой Круг, который устанавливал законы, выбирал Донского Атамана и других должностных лиц на определенный срок из своей же среды КАЗАЧЬЕЙ. Войсковой Круг осуществлял в современ¬ном понятии все политические свободы, включая «неприкосновенность политического убежища» на своей земле по КАЗАЧЬЕМУ, простому определению - «С Дона выдачи нет».

Б ы л у КАЗАКОВ и свой Суд - скорый и равный для всех граждан-КАЗАКОВ, без всяких пыток, правежа, застенков и пр., чем особенно отличался тогда московский суд. В каждом городке был выборный Суд. Виновного осуждали тут же и, в случае уголовного преступления, ему рубили голову саблей. В ту эпоху на Дону все должностные лица, даже духовенство, были выбор-ные и во всем подчинялись Войсковому Кругу. КАЗАКИ, создавая свои законы и порядки, гордились своим бытом, говоря: «Все земли нашему КАЗАЧЬЕМУ житью-бытью завидуют».

Совершенно другие пословицы бытовали тогда среди московского подневольного, рабского люда: «На Москве горя людского - что песку морского», или «На Москве много церквей, да богов, а правды нет», или «Москва как доска: спать широка, а везде гнетет» и другие, ярко характеризующие быт, порядки и законы на Москве.

В особенности тяжелая, ужасная была жизнь многомиллионного московского крестьянства после «Уложения» 1648 года, по которому крестьяне были окончательно закреплены за помещиками на положении бесправных рабов, но даже более того: на положении домашней рабочей скотины. А после церковного раскола к тому же началось жестокое преследование приверженцев старой веры и тем, кто продолжал держаться старых церковных обрядов, кто молился «двуперстием» или совершал молитвы по древне-славянским церковным книгам, рубили пальцы, резали носы, языки и даже сжигали на кострах, как «еретиков».

Вся жизнь на Москве была построена на деспотизме власть имущих, на праве сильного. Отсюда и поговорка: «С сильным не борись, с богатым не судись». А суд на Москве был жестокий, не равный для всех и не скорый: годами тянулось «сутяжничество». Суд этот справедливо почитался не правосудием, а «кривосудием» и при воспоминании о нем волосы встают дыбом.

О положении крепостных крестьян-рабов на Москве свидетельствует академик Шмурло: «Крепостных людей меняли на породистых собак, проигрывали в карты, продавали на ярмарках. Бывало, что на вывоз продавались иногда целые деревни».

Общую картину порядков и жизни Московского царства писует российский историк Кизиветер: «Московское царство это было государство сверху и донизу закрепощенное и недаром все там, от последнего бобыля и до первого боярина, именовались «холопами» великого Государя Московского».

«Кнут, батоги, как средство извлечения из населения службы и повинностей - так и свищут на каждом шагу в этом «идиллическом» царстве Московском. Правеж, битье батогами, кнут, ссылка в рабство - это «административные» приемы на каждом шагу».

Подобную неприглядную, более того, жуткую картину московского быта рисует неоднократно и знаменитый историк Ключевский, особенно в статье «Мысли Крижанича». О жизни Москвы как «темного царства» пишут и другие российские историки. Читали мы все эти ужасы и у российских писателей в их исторических романах.

Жуткую картину можно было наблюдать тогда и на верху московской церкви во главе с кощунственным «Синодом» Петра I.

Невзлюбил народ царя за то, что он кощунствовал, снимая колокола с церквей, и еще больше за то, что он богохульствовал в выдуманном им самим «сумасброднейшем, всешутейшем и всепьянейшем соборе», в котором, как пишет Клюневский, сам царь Петр состоял в «сане протодиакона» и далее сообщает, что в этом соборе «ящик для водки напоминал форму Святого Евангелия». Устав для собора писал сам царь, введены были им особые обряды. Сам царь «ходил Христа славить и разгулу и пьянству не было конца»,- пишет Всеволожский. Были и другие обряды, в том числе «женитьба патриарха», на которой сам царь поил новобрачных из сосудов, имевших форму больших половых органов. Сценарий и текст обрядов во всех подробностях составлял сам Петр I.

Историк Буданов пишет, что во «всешутейшем соборе» благословляли «знаменитым дикирием, выточенным самим Петром I, чем он еще более углубил неуважение к религии и церкви». Да и как же иначе, если этот «дикирий» был сделан царем в виде половых органов мужских. И. Солоневич трижды в своей книге упоминает, что на этом «соборе всесвятейшем» «был сделан порнографический, в непристойной имитации крест, сложенный из непотребных подобий», дикирий и сосуды для кощунственных целований.

За все эти кощунства над религией и церковью богобоязливый люд прозвал царя «антихристом», «богохульником» и «безбожником», что мы читаем у историков: Ключевского, Милюкова, Трачевского, Буданова и др., а также у писателей: Мережковского («Антихрист и царевич Алексей»), А. Толстого («Петр Первый»), у Мордовцева и др. И великий писатель России Л. Н. Толстой в своем «Царство Божие внутри нас» дал надлежащий отзыв о Петре I.

И если эти ужасные вести на Москве из уст в уста ползли с осторожностью, чтобы никто не услышал, ибо московский народ не забыл еще страшное «Слово и дело Государево», то на вольном Дону открыто, без оглядки назад, ширилась эта весть от городка в городок по всему Донскому Полю-степи. Ос-бенно тревожило религиозных КАЗАКОВ кощунство царя и его приближенных. КАЗАКАМИ вспоминалось предсказание вождя донских староверов Кирия Чюрносова, который пророчествовал, что «от севера, от Москвы изыдет лукавство».

В Москве в те годы появилась легенда, что «Царь Иван Алексеевич жив. И живет в Иерусалиме. Царь Петр полюбил только бояр, а царь Иван чернь любит».

 Перекинулась эта легенда с бежавшими на Дон из Москвы староверами и особенно укрепилась среди «голутвенных» КАЗАКОВ на севере Дона. И еще меньше стали слушать КАЗАКИ приказов царя. Но царь, желая прибрать в свои «ежовые рукавицы» непокорный Дон, вводил новую «старшину», поощрял ее разными наградами и подарками, чем еще больше восстановил против себя рядовых КАЗАКОВ.

Донские КАЗАКИ, принимавшие участие в войнах Москвы, наблюдали сами эту жизнь, знали ее со слов «зимовых» (посольских) станиц, которые месяцами жили в Москве, знали и по рассказам бежавших старообрядцев. Безусловно знали донцы о порядках и быте на Москве и всячески отчуждались от нее подальше, говоря: «От Москвы - хоть полы отрежь да тикай» или «Живи КАЗАК на воле, пока Москва не узнала».

Еще раньше, до Петра I, когда Москва неоднократно делала попытки «прибрать к рукам» донцов, т.е. подчинить их своему влиянию, на эти попытки Войсковой Круг всегда отвечал: «Донской КАЗАЧИЙ народ вольный и в неволю не служат». И никакие «грозные» грамоты царей и даже патриархов московской церкви об отлучении от веры не пугали КАЗАКОВ и они жили своими «обыкновениями» на своей Донской земле и никакой, тем паче московской, рабской жизни иметь не хотели, говоря: «Хоть спина гола, зато на воле живем», или «Руби меня сабля турецкая, но не бей плеть боярская», или «Сами в чужие земли «в гости» ходим, а чужих на свое Поле никого не пускаем».

«Дон действовал в своих интересах всегда по своему усмотрению и вмешательства Москвы во внутренние дела Дона до Петра I никогда не замечалось». Дон, до Петра,.... жил своим особым, отдельным от Москвы КАЗАЧЬИМ миром, на положении инородцев или, как характерно определил в 1667 году дьяк Посольского приказа Катошихин - «чужеземцев», писав: «А как они, Донские казаки к Москве приедут и честь им бывает такова, как чужеземским, нарочитым людям».

До Петра I Дон с Москвой сносился через Посольский приказ (по современному - Министерство иностранных дел), куда ежегодно приезжала ...«Зимовая (посольская) станица и этих Донских послов. По традиции их принимали во Дворце цари трижды: по приезде, в день Благовещения и накануне отъезда (сообщает Сватиков)». Об этом пишет и историк И.П. Буданов.

«Зимовые станицы» оставались долго в Москве, иногда месяцами, получая зерно, порох, свинец и пр. Царь делал богатые подарки Атаману, есаулу и казакам. Задабривали их и подарками, и угощениями бояре, по завету хитрого Катошихина: «Ласкай казаков пока надобно».

Но, как бы Москва не давила на КАЗАКОВ, они умели противостоять этому. Как одно из средств противоборства Московскому влиянию, на Дону существовал обычай: если Войсковой Атаман, в силу особой важности, сам отправлялся во главе Зимовой станицы в Москву, то он тогда переставал быть Войсковым Атаманом. По возвращении из Москвы он никогда не избирался в качестве такового вновь, в ближайшее время. Это объясняется практически установленной традицией в борьбе против московского влияния и способом аннулирования обязательств, данных атаманом Зимовой станицы в Москве.

Больше того, когда КАЗАКИ узнавали, что приехавшие на Дон из Москвы участники Зимовой станицы: атаман, есаул, толмач и казаки, получив богатые подарки, хвалят Москву, то их в течение нескольких лет не выбирали на высокие должности в Войске. Обычай этот на Дону назывался «отмоскаливанием».

Одним из средств сохранения своего быта и порядков «обыкновения» служил отбор. «КБТД» рисуют благостную картину «приема в казаки»:

«В казаки принимали всякого. Нужно было только одно непременное условие - вера в Христа. Какая - все равно. Этого не спрашивали. Старая или новая, русская или не русская. Казаки в свое товарищество принимали и смелых татар, и турок, и греков, даже немцы попадали в казаки и быстро принимали все казачьи обычаи и становились настоящими казаками.

-        В Бога веруешь? - спрашивали станичники пришлого человека.

-        Верую.

-        А ну перекрестись!

И татарин, и турок, и магометанин принимали казачью веру, веру в Истинного Бога и сливались с донцами.»

Комментарии излишни - налицо «клинический случай» злоупотребления мифами и легендами на фоне элементарного дремучего невежества.

На самом деле, КАЗАКИ с большим разбором принимали в свою среду чужих, посторонних. Чтобы стать полноправным гражданином Донской республики, требовалось заявление в Войсковой Круг и его согласие. Но далеко не все получали это. Нужно было пробыть на Дону 5-7 лет, зарекомендовать себя, предварительно быть в двух-трех походах и выявить себя честным, находчивым и храбрым воином.

Во избежание постороннего влияния чужих (не КАЗАКОВ) на дела Войскового Круга, на Круг не пускали посторонних. «И московские люди, наравне с чужеземцами, на Войсковой Круг КАЗАКАМИ не допускались». Выборное духовенство на Дону так же было устранено от участия в Круге и занималось только делами Веры. И, вообще, духовенство и Церковь на Дону подчинялись Войсковому Кругу, даже монахи в монастырях искали защиты у Войскового Круга.

Никто из чужих не мог поселиться на Донской земле без разрешения на то Войскового Круга И французский посол при Русском Дворе Масон писал: «Казачья земля - общая собственность казачьей нации, никто чужой, даже русский, не мог на ней поселиться».

КАЗАЧЬИ полки, принимая участие в войнах Москвы, бывали на ее территории, но московская рать до Петра I на Дону никогда не стояла.

Такова была в общем особенная КАЗАЧЬЯ жизнь на Дону до эпохи восстания Кондратия Булавина ( 1707 год).

*****

Царь Петр I, желая иметь выход в Азовское море, дважды пытался его взять, но безрезультатно. Полководец он, вообще, был неважный, к тому же не имел тогда ни хорошего войска, ни флота. Тогда он решил при помощи голландских мастеров в верховьях Дона построить большой флот, для чего царь в принудительном порядке согнал огромные массы рабочих из соседних к Воронежу районов. Туда же он на эти работы на верфи собрал десятки тысяч украинских, слободских и донских КАЗАКОВ.

Петр I собрал на Воронежских верфях 74 тысячи КАЗАКОВ и, очевидно, употребил их, главным образом, на самой тяжелой, бурлачной работе. Отсюда в Воронежской губернии слово «казаковать», значит - бурлачить, т.е. работать, делать как КАЗАКИ». Но и из этой новой затеи «мореплавателя», как патетически окрестил Петра I Пушкин, ничего не вышло. Корабли были построены столь громоздкими, что они не могли выйти из устья Дона в Азовское море, так и остались там на мели, пока не сгнили и не были растащены на дрова.

Так, очередной неудачей, в пустую, окончился бы и этот поход Петра, если бы он не вспомнил о донских КАЗАКАХ, которые веками на своих малых каюках громили берега могущественной тогда Турции, Анатолии и Крыма.

26 мая 1696 года донские КАЗАКИ на своих легких каюках во главе с опытным мореходом атаманом Кумшатским одержали первую морскую победу царю над турецким флотом. Царь в Черкасске устроил грандиозный пир для победителей турок - КАЗАКОВ, но и этим не расположил их к себе. КАЗАКИ никогда не работали для других на принудительных работах, на верфях воронежских их погибло масса, а главное, что все эти жертвы оказались впустую.

Донской атаман Фрол Минаев в своем курене в Черкасске устроил парадный обед царю и его свите, куда также были приглашены и КАЗАКИ - герои взятия Азова. Среди них был и молодой «сотный» КАЗАК (сотник) Кондратий Булавин, который во главе своей сотни первый ворвался в Азов. Царь, увидя Булавина, сказал: «Знаю тебя. Я тогда не наградил тебя, какую теперь хочешь награду за это?» На что Булавин ответил: «Я бился с басурманами за честь и славу КАЗАЧЬЮ!»

За обедом говорились речи. Старшина КАЗАЧЬЯ произносила хвалебные слова царю и его свите. Когда очередь дошла до Булавина, он поднял свою чарку и кратко сказал: «Здравствуй Тихий Дон - снизу доверху, сверху донизу!»

Царь строго посмотрел на Булавина, ничего не сказал, но решил, что с наградой строптивого Булавина надо повременить. Уезжая из Черкасска, Петр I в «благодарность» КАЗАКАМ за их победу 26 мая приказал уничтожить КАЗАЧЬЮ флотилию, вместо того, чтобы в будущем воспользоваться опытом КАЗАКОВ-мореходов в борьбе с могуществом турок на Черном море.

Отобрав Азов у донцов, которые сто с лишним лет боролись за обладание своей столицей Азов-городом, Петр I посадил в Азове гарнизон из стрельцов под командой воеводы, чем и закрыл КАЗАКАМ выход в Черное море для «добычи зипунов», т.е. всего необходимого КАЗАКАМ для жизни, а также оружия, одежды и утвари у турок и в Крыму. Этим еще больше возбудил царь против себя КАЗАКОВ и они открыто говорили между собой: «Нам от царя ничего доброго не ждать».

В походах на Азов деспотический царь-самовластец Петр I подолгу оставался среди КАЗАКОВ. Он подробно всматривался в их жизнь, быт, знакомился с их вольнолюбивыми порядками, с их своеобразной народной дисциплиной, с их республиканским укладом жизни и все это ему сильно не нравилось. И решил он покончить с КАЗАЧЬИМИ вольностями, а самих КАЗАКОВ прибрать в свои «ежовые рукавицы».

«Широкое государственное самоуправление ставило Донское Войско на положение свободной республики, независимой от Москвы. КАЗАКИ выбирали своих атаманов, судили своим Судом и если когда оказывали военную помощь, то исключительно по доброй воле, а не по принуждению».

И действительно, еще со времен Куликовской битвы, в которой КАЗАКИ «доброхотно» (добровольно) приняли участие, так и позже, когда донцы также «доброхотно», по уговору, за определенное жалование: деньгами, хлебом, сукнами, свинцом, порохом и пр., принимали постоянное участие во всех (до Пет¬ра I) войнах Московского царства. Об этом характерно было сказано в Войсковой отписке царю от 3 декабря 1637 года: «.. . А , если служили мы тебе, великий государь, то не за вотчины и поместья, а за веру нашу общую христианскую и токмо».

Совершенно иное, новое происходит теперь на Дону при Петре I. Царь после двух неудачных походов под Азов, наконец, и то - исключительно при участии только одних донских КАЗАКОВ с атаманом Кумшатским, взял Азов и с суши, и с моря. Убедившись в высоких качествах донцов, как боевого элемента, Петр I, не имея еще регулярной конницы, а Дворянская конница, по определению историка И.Ф. Быкадорова, «была лишь пародией на конницу», решил использовать КАЗАКОВ как природную степную конницу, в которой он так тогда нуждался.

Поэтому, после возвращения из заграничной поездки в Европу, он переводит КАЗАКОВ, которые до этого «как чужеземцы» состояли в ведении Посольского приказа, в распоряжении Военной коллегии (тогда - Военное министерство) как «казачий служилый народ», поставив этим КАЗАКОВ в положение принудительного и обязательного отбывания воинской повинности наравне с рекрутами Московского государства. Но разница была в том, что рекрутские полки отбывали службу на казенный счет, а КАЗАКИ, да еще и - как конница, должны были служить на полном своем иждивении. Произошла и другая несправедливость в отношении КАЗАКОВ.

Историк Пушкарев пишет: «Рекрутский набор при Пет¬ре I был по одному рекруту от 20 дворов. Благодаря такому набору численность регулярной армии доходила почти до 200 тысяч, в том числе иррегулярные войска, главным образом - КАЗАКИ, составляли около 100 тысяч». Московский люд, не зная до того рекрутских наборов, возненавидел царя. Историки Шмурло, Посошков, Буданов сообщают, что 10-я часть набранных Петром войск была в бегах.

Конечно, это была явная несправедливость в отношении КАЗАКОВ. Если огромное, с многомиллионным населением Московское государство рекрутским набором поставляло тогда около 100 тысяч солдат, то, не считая малочисленность башкирских и бурятских полков, остальной процент иррегулярных войск падал на КАЗАКОВ и, преимущественно, на самое большое КАЗАЧЬЕ войско - Донское Войско, имевшее по статистике Военного министерства в 1801 году толь¬ко 270 тысяч КАЗАЧЬЕГО населения обоего пола. А сколько же оно имело ровно сто лет назад, во времена Петра I?

Несправедливость была и в том, что КАЗАКИ с тех пор, как и все иррегулярные войска до 1864 года, не обслуживались государственным интендантством, а в походах вынуждены были все (и пищу, и фураж) получать от «благодарного» населения, ибо «манной небесной» Господь Бог кормил только евреев в Аравийской пустыне. Отсюда и вечный поклеп, что казаки грабили население.

И, если московский люд поставлял одного рекрута на 20 дворов, то КАЗАКИ должны были служить поголовно и, к тому же, как все тогда военнослужащие - до дряхлой старости. Безусловно, что КАЗАКИ, служившие до того «доброхотно» и выставлявшие столько полков, сколько находили для себя возможным, теперь тяжело несли это Петровское бремя.

Да разве только КАЗАКИ были недовольны «новшествами» царя? Недовольным был весь московский народ, за исключением его приближенных. Царь беспрерывно вел войны, для чего требовались бесконечные новые рекрутские наборы в армию. К тому же войны под Нарвой, Гродно, Прутом и т.д. не давали побед. А средства на содержание армии, флота, закупки оружия и обмундирования и пр. уходили огромные. Для пополнения казны требовалось все больше налогов на население. Кроме того, были введены тогда особые кадры специальных «прибыльщиков», которые придумывали новые налоги. За что только тогда не брали налог? За соль, гробы, бороды и т д. Причем, выбивали налоги у неимущего люда батогами. И стонал народ от непосильных, бесконечных налогов, которые при Петре I увеличились в пять раз против прежних. Недоволен был московский люд и тем, что царь, за неимением достаточного количества меди, снимал колокола с Храмов Божьих и переливались они на пушки. Но часто не шли они впрок, ибо в неудачных боях все они попадали в руки неприятеля. Историки Ключевский, Милюков и др. пишут, что царь часто брался за многое, но не кончал начатое, а брался за другое, а деньги, материалы и народ на этих принудительных работах пропадали сотнями тысяч безрезультатно. Примеров тому много, хотя бы - Азовский флот. Оценивая «хозяйственную заботливость» Петра, не забудем, что «...дубовые леса ныне Воронежской губернии для строительства этого флота были вырублены сплошь. Оставшиеся после этого миллионы бревен валялись потом по берегам и отмелям рек». Как известно,  флот этот сгнил в гирлах Дона. «Кроме флота (пишет И. Солоневич) гибли дубовые леса, полковые слободы, конская сбруя, пушки, корабли и Бог знает еще что».

Царь придумывал разные «кумпанства». Историк Милю¬ков пишет: «Из кумпанств не вышло ничего. Из Петровских фабрик до Екатерины дошло только два десятка», а историк Покровский приводит еще более мрачный свой подсчет - не более 10%.

Бесконечные налоги, рекрутские наборы, неудачные войны и жестокие казни приводили народ к бунтам и восстаниям. Говоря об этих бунтах, историк Ключевский в одном месте пишет: «Сколько же злобы накопил Петр у себя за спиной?» Особенно большие бунты были стрелецкие: в Москве и Астрахани. После усмирения их, только в порядке репрессий (по-советски - во время «чистки») погибло более 20 тысяч, причем сам царь лично пытал и производил казни, рубя головы топором, чего не делал даже Иван IV (Грозный). По «Уложению» царя Алексия Михайловича осуждению смертной казни подлежало тогда 60 видов преступлений, а Петр I ввел их более, чем 200.

Именно в это время КАЗАЧЬЯ старшина запятнала репута¬цию свободного КАЗАЧЬЕГО народа карательными функциями.

«КБТД» так живописуют эти события:

«Летом 1705 года поднялся бунт в Астрахани. Бывшие там стрельцы не пожелали брить бороды и надевать солдатские, новой формы, кафтаны.

...К астраханцам пристали стрельцы городов Красного и Черного Яра. Заволновались гребенские и терские КАЗАКИ. Мятежники отправили на Дон стрельца Михаила Скорнякова с семью товарищами.

...Собрался войсковой Круг. Атаман Лукьян Максимов прочел стрелецкое письмо.

Но стрельцы не смутили казаков. Изменниками царю донцы никогда не были. Они заблуждались, они разбойничали, своевольничали, но все, что они делали, они делали для большого прославления государства, для того, чтобы увеличить его земли (типа, «это, конечно, сукины дети, но это царские сукины дети»).

В награду за участие в подавлении стрелецкого восстания, царь 5 марта 1706 года «пожаловал... войску Донскому грамоту и честные клейноды», а также «жалованье, большее, нежели обыкновенно» (за кровь не хотевших быть бессловесными рабами граждан Российской империи).

И «много гуляли казаки в Черкасске по случаю получения этих знаков царской милости...», но, «вскоре после этого радостного праздника (надо полагать, что они считали эту карательную операцию воинским подвигом), страшные кровавые события произошли на Дону. Вино-ником их был Трехизбянской станицы (на реке Донце) казак Кондратий Булавин».

Но, об этих событиях - позже.

А пока народ гиб в бесконечных войнах и на принудительных работах. Историк Милюков в своем труде «История Государственного хозяйства» сообщает, что «в сравнении с последней московской переписью населения средняя убыль населения в 1709 году равнялась 40%. В Пошехонье только из 5356 дворов от рекрутчины и казенных работ запустел 1551 двор и от побегов 1366 дворов». Сами цифры говорят за себя. И у историков и в исторической литературе мы читаем, что московский народ тогда за такую убыль населения прозвал царя «мироедом».

КАЗАКИ не взлюбили царя еще с 1695 года, когда он тысячами сгонял их на принудительные и тяжелые работы на верфи под Воронежем, где они тысячами же умирали от недоедания, непосильной работы и эпидемий. Наблюдали они за действиями царя, а еще больше познали его в бытность на Дону, в походах на Азов. Видели, как он запросто участвовал в попойках с приближенными и даже в среде голландских шкиперов, когда в порыве гнева, а это случалось нередко, его пресловутая «дубинка» ходила по спинам не угодивших чем-либо ему его подчиненных. Не нравилось это донцам, видели они царей не раз в другой обстановке, когда их принимали цари и потчевали, как послов Зимовой станицы, в Грановитой палате Кремля. Не полюбили КАЗАКИ царя Петра и за то, что он не оказал им, как победителям турок под Азовом, должного в Москве, на Азовских торжествах, а все отдал своим «преображенцам» и «семеновцам», которые были лишь свидетелями КАЗАЧЬИХ побед под Азовом. Помнили КАЗАКИ, как жестоко расправлялся царь с восставшими в Астрахани стрельцами и как он сам лично пытал и казнил их. А КАЗАКОВ Елисея Зиновьева и др., которых стрельцы выбрали своими начальниками, после страшных мук на «правеже» в Преображенском приказе, всех колесовал.

Религиозные КАЗАКИ не полюбили царя за то, что снимал колокола с церквей, лил их на пушки, которые к тому же потом не пошли впрок. И еще больше отворачивались от царя и его указов после его кощунств и богохульств над религией.

Имея себе поддержку в лице старшин - «доброхотов Москвы», царь продолжает вводить новые порядки на Дону. Царство Московское не столько нуждалось в новых землях для правительственной колонизации, сколько пошло войной на самый уклад вольной жизни Дона.

Прежде всего, желая ослабить влияние Круга (раньше все КАЗАКИ могли принять в нем участие), по указу царя теперь на Круг съезжались только атаманы городков и по два старика от них. Запрещено было посылать послов без ведома Азовского губернатора к окрестным народам. Тем же указом в случае войны КАЗАКИ должны подчиняться командованию того же губернатора. Губернатору вменялось в обязанность производить разбор дел и ссор между КАЗАКАМИ и азовцами, крымцами, калмыками и т.д.

Далее запрещаются посылки «легковых» и «зимовых» (посольских) станиц к соседним народам, а также в Москву. Теперь все КАЗАЧЬИ дела разбирает Военная коллегия.

Старый донской герб - «Елень (олень) пронзен стрелой» заменен царем гербом «голый казак на бочке». Царь переселяет сотнями и тысячами КАЗАКОВ на реки Куму и Аграхань.

Для переписи всего КАЗАЧЬЕГО населения царь посылает на Дон чиновников из Разрядного приказа, т.е. делает то, чего до того никто из царей не рискнул делать. Историк Сватиков пишет: «Посылка царских чиновников для разбора и переписи на Дону была вторжением в донскую жизнь. Петр I начинает уже вольных донских КАЗАКОВ трактовать как московских служилых». Запрещается без указа царя селиться по «запольным рекам» на московскую сторону, а также без его ведома запрещается занимать «пустопорожние» места. Царь начинает насильно переселять КАЗАКОВ с Хопра и Медведицы к Азову и Валуйкам. КАЗАКОВ, живших в городках Новый Айдар, Осиновый, Ревенский и Красный, приказывает переселить на Северный Донец, а городки эти разрушить. Но КАЗАКИ, как пишет Сватиков, и половину не исполнили этого, но все больше и больше проявляли недовольство царскими указами. КАЗАКИ посылают гонцов к царю, прося об отмене этих указов, но он по прежнему наносит удар за ударом по вольностям КАЗАЧЬИМ и, наконец, наносит окончательный удар, запрещая КАЗАКАМ впредь принимать к себе беглых, чем нарушает древний обычай: «С Дона выдачи нет!». Этим самым Петр I лишил КАЗАКОВ «работных людей» из московитов, из которых они организовывали артели для соляных и рыбных промыслов. Для ловли беглых из Москвы были царем устроены специальные рогатки и заставы. В 1705 году Петр I особым указом потребовал от КАЗАКОВ: «Беглецов и никаких пришлых людей ни откуда не принимать. За укрывательство таких беглецов КАЗАКИ будут сосланы вечно на каторги, а пущие заводчики без жалости казнены будут». Приведя этот указ, Т. Стариков говорит: « Такой указ возмутил КАЗАКОВ. Наказывать их мог только Войсковой Круг».

Прибывшие на Дон царские чиновники стесняют добычу соли и рыбы, для чего присылаются специальные царские «откупщики». Этим самым нарушалось древнее «обыкновение», о котором мы уже упоминали, когда Сватиков и французский посол писали: «Никто чужой, даже русский, не мог селиться на Дону без разрешения на то Войскового Круга». На реке Иловле Петр I построил специальный для наблюдения город, поставив в нем солдатский гарнизон, а на Азовском море основал город Таганрог, также со своим гарнизоном.

Не довольствуясь нововведениями в военном и гражданском быте донских КАЗАКОВ, Петр I решил вмешаться и в церковную их жизнь, а посему приказал древние донские монастыри Борщевский, Лисогорский и Фаросановский, которые, как и другие КАЗАЧЬИ монастыри, находились в ведении Войскового Круга, изъять из Донской автокефальной церкви и подчинить их Воронежскому митрополиту. А позже - и Донс¬кую самостоятельную церковь переводит также просто как епархию в ведение Воронежского митрополита. Так постепенно, из года в год, Петр I уничтожал все то, чем сотни лет жили КАЗАКИ, что любили и чем гордились.

Донские КАЗАКИ неоднократно обращались к царю с просьбой оставить их древние «обыкновения», гарантируя своей верной службой, но царь как раз и хотел уничтожить все эти КАЗАЧЬИ «обыкновения».

Как Ивану 3 и Ивану IV (Грозному) вольнолюбивые Великий Новгород и Хлынов (Вятка) были «бельмом на глазу» рабской Москвы, то таким же «бельмом» для Петра I был вольнолюбивый Дон со своим республиканским народоправством. А посему Петр I, не обращая внимания на просьбы Дона, еще больше вводил свои новшества и для наблюдения за исполнением своих указов он посылает, в качестве своего комиссара, стольника Леонтия.

Так все больше и крепче Петр I накладывал свою жестокую руку на вольности донских КАЗАКОВ. Сначала все это вводило КАЗАКОВ «в сумление». Они открыто говорили: «Теперь нам на Дону от царя тесно.» А дальше среди КАЗАКОВ начинается открытое возмущение новыми порядками. Толчком к этому послужила передача соляных приисков в Бахмуте, где донцы еще в 1701 году открыли свои солеварни. По указу царя они должны были быть отданы Изюмскому полку, а для наблюдения за передачей был прислан отряд солдат под командой майора Шанкеева. Шанкеев, как сообщает Сватиков, не уведомил Войско и, явившись на реку Бугучар, разорил Бугучарский городок, а КАЗАКОВ же этого городка выслал в пределы Московского государства. «Донская и Московская колонизация Дикого Поля встретились лицом к лицу»,- говорит Сватиков. А в это время полковник Изюмского полка Шидловский захватил Бахмут и, тесня донцов, стал разорять КАЗАЧЬИ городки по речкам Бахмуту, Красной и Жеребцу.

Станичный атаман Бахмутского городка, КАЗАК Трехизбянского городка Кондратий Афанасьевич Булавин еще с 1701 года начал борьбу за КАЗАЧЬИ солеварни. Желая окончательно уладить вопрос законным порядком, Булавин послал гонцов к царю во главе с есаулом Бахмутского городка Григорием Банником, тем самым, который в 1701 году по Нарвой спас царя от сабельного удара шведского кирасира.

В письме к царю Булавин жаловался на самоуправство полковника Шидловского в Бахмуте и майора Шанкеева на реке Бугучар и, вообще, на самоуправство солдат. Напомнил в письме о своем подвиге под Азовом и писал царю: «Мне лично награды, Государь, как обещал не надо, а разреши наше общее КАЗАЧЬЕ дело, верни нам наши соленные прииски в Бахмуте».

Царь обещал Булавину рассмотреть его жалобу, но вместо этого прислал из Адмиралтейского приказа дьяка Горчакова с отрядом солдат (на Дон) в Бахмут. Прибывшего в июне 1706 года Горчакова Булавин посадил под караул до получе-ния ответа на свое донесение от Войскового Круга. Свати-ков пишет: «Булавин поступил как добрый гражданин Донской республики, ожидая повеления ее верховного органа, Войскового Круга, и не допустил чужого чиновника распоряжаться на Донской земле».

От Войскового Круга в Бахмут прибыли старшины для разбора дел и не позволили Горчакову произвести опись варницам. После долгих споров Горчаков уехал обратно. Тогда царь послал на Дон карательную экспедицию в тысячу солдат под командой полковника князя Юрия Долгорукого, чтобы он усмирил Дон и выслал всех «беглых» в Москву.

Прибыв на Дон, Долгорукий не стал разбирать дело о Бахмутской соли, а стал наводить свои порядки, как барин в своей вотчине. Он безнаказанно творил суд и жестокую расправу над КАЗАКАМИ. Непослушных ему атаманов городков он порол розгами, а КАЗАКАМ резал носы. Не считаясь с обычаями КАЗАКОВ, ловил и «беглых», и «новоприходцев», и  КАЗАКОВ-старожилов, без разбора заковывал их в кандалы и посылал на расправу в Москву. Солдаты Долгорукого «пьян¬ствовали, безобразничали, насильно брали к себе на ночь казачек, расстреливали казаков, детей вешали на деревьях вниз головой».

Долгорукий мало разбирался в том, кто и когда «зашел» на Дон. И вольных граждан Донской республики, которые хотя бы участием в многолетних войнах царя приобрели себе право личной свободы, Долгорукий бил, гнал и разорял без пощады. В восьми только городках по реке Айдару он схватил более 3 000 КАЗАКОВ для отправки в Москву.

Расправлялся жестоко Долгорукий и со старообрядцами. Захватив Бахмут, он оставил население без соли. И КАЗАКИ, и рабочие-московиты умирали от цинги.

Жестокая расправа Долгорукого окончательно переполнила чашу терпения КАЗАКОВ. Они открыто стали роптать, на что Долгорукий еще более усилил своеуправство. Вольнолюбивые КАЗАКИ заволновалось. Забурлил весь Дон снизу до верху и сверху до низу. И закричали КАЗАКИ открыто: «Вот теперь надо стать за собственную волю!»

Бурлил Дон... КАЗАКИ ждали вождя. И вождь явился - это был атаман Бахмутского городка Кондратий Булавин.

Карательная экспедиция, посланная Петром I с князем Юрием Долгоруким и его жестокая расправа с КАЗАЧЬИМ населением, возмутила вольный Дон. Ведь подобного этому еще никогда не было с тех пор, как «зачался Донской присуд КАЗАЧЬИМИ головами». Этого не случилось даже после восстания Степана Разина, когда впервые на Дон пришла московская рать, да и то, по приглашению старшины во главе с атаманом Корнилием Яковлевым.

Когда Степан Разин со славой вернулся домой после своего легендарного Персидского похода и устроил свой стан в Кагальнике, старшина, опасаясь, как бы Разин не оказал влияния на домовитых низовых КАЗАКОВ, попросила помощи у Москвы. Это было в феврале 1671 года, но лукавая, коварная, боярская Москва в таких случаях никогда не спешила подать помощь: «Пускай сами поубавятся, тогда легче нам будет с ними справиться».

Так было и с Ермаком. Помощь пришла «на третье лето» со стольником Семеном Волховским, когда дружина Ермака в боях и болезнях численностью поубавилась и Волховский мог оказать свое влияние на вольных КАЗАКОВ. Так не торопилась Москва и с Азовом. КАЗАКИ его взяли в 1637 году, прося Москву помочь войском, оружием, порохом и пр. Но Земский Собор, собравшийся через пять лет (1642 г.), боясь ссоры с сильной Турцией, предложил донским КАЗАКАМ оставить Азов. А когда, не получив помощи, КАЗАКИ там «поубавились», они и сами оставили Азов. И так было всегда.

Но при Разине все же «поторопилась» Москва и через 6 месяцев пришла помощь со стольником Косоговым на Дон. Никаких расправ не чинил Косогов, но дорого обошлась эта помощь - Дон принужден был впервые тогда «целовать крест» на присягу царю.

Теперь же, при Петре I, придя с войском, Шидловский, Шанкеев и Долгорукий огнем и мечем зверски расправлялись даже с женщинами-КАЗАЧКАМИ и детьми. Бурлил, глухо волновался Дон, от городка в городок ширился гневный ропот КАЗАКОВ, но за оружие еще не брались.

Все это учел Кондратий Булавин и решил искру гнева КАЗАЧЬЕГО превратить в огромный костер народного восстания.

В своем курене Булавин устроил сбор верных ему КАЗАКОВ и при помощи их решил он поднять свой «сполох» против Долгорукого. После сбора он послал есаула Бахмутского городка Григория Банника в Шульгинский городок, С. Куницына в Герасимовский, И. Лоскута в Святолуцкий, Ф. Никифорова - поднять бахмутских солеваров и т.д. и приказал все быть «на чеку» и ждать его приказа.

Даже среди КАЗАКОВ Черкасска нашлись такие, которые стали за свои вольности и, негодуя над расправой насильников, рассылали по городкам «летучки» - «бить сыщиков Долгорукого». Такая «летучка» пришла и к Булавину и попала на уже подготовленную им почву. Теперь он решил действовать открыто и решительно в защиту вольностей и древних «обыкновений» Донского присуда. Выслав своих гонцов по городкам, стоящим на Донце и «запольных» речках, сам бросился на реку Хопер, где устроил съезд, положив начало к восстанию и там.

Собрав более 350 хорошо вооруженных КАЗАКОВ, Булавин двинулся на реку Айдар, в Шульгинский городок, где со своим тысячным отрядом стоял Юрий Долгорукий. В ночь на 9 октября 1707 года Булавин неожиданно напал на спящих после непробудной пьянки солдат, уничтожил весь отряд с офицерами и самого Долгорукого. Весть об уничтожении Долгорукого молниеносно разнеслась по всему Дону и к Булавину из ближайших городков скакали восставшие с ору¬жием КАЗАКИ. Булавин собрал съезд и от этого Походного войска вольнолюбивых КАЗАКОВ выпустил свое воззвание:

«От Кондратия Булавина и всего Съезда войска Походного Донского. Всем старшинам и КАЗАКАМ.

За Дом Пресвятой Богородицы, за Иоанна Крылатого, за истинную христианскую веру и святыя Апостольские церкви и за все Великое войско Донское, также сыну за отца и брату за брата и другу за друга - стать всем нам и умереть за одно. Зло на нас умышляют, лгут и казнят напрасно. Вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают. А вы ведайте, как наши отцы и деды на всем нашем Поле (Донской земле) жили и как оно крепко держалось.

Ныне наши супостаты наше Поле все перевели и не во что вменили. А чтобы нам его вовсе не потерять, должны мы его защищать единодушно и в том бы мне твердое слово и клятву дали».

В словах этого воззвания и заключалась идея и программа борьбы Булавина.

Одновременно с этим, Булавин отправил воззвание и к запорожцам в Сечь. Жалуясь на Долгорукого, он писал: «Московские стрельцы многие наши городки разорили и пожгли и нашу братию КАЗАКОВ многим пыткам предали и нутами били, носы и губы резали напрасно. Жен КАЗАЧЬИХ брали на постель насильно. Детей наших по деревьям за ноги вешали...».

Описав все ужасы расправы, он сообщил об уничтожении им Долгорукого и просил помощи у братьев-запорожцев.

Свое воззвание послал он и в соседние московские села, где жило много старообрядцев. Описав, почему он восстал, далее Булавин обращался к старообрядцам-крестьянам -«...КАЗАКОВ не опасаться. Между собой не враждовать, а действовать заодно против злы х князей и бояр и прибыльщиков и немцев и не спускать, что они вводят в эллинскую веру и от истинной христианской отвращают своими знаменьями и чудесы прелестными. Людей напрасно не разорять и не грабить. А по которым городкам и селам по тюрьмам есть заключенные люди, тех заключенных выпустить без задержания».

Узнав о «сполохе» Булавина, верный ему Лука Хохлач стал действовать открыто на Хопре. Он поднял свой Пристанский городок, где побили присыльщиков Долгорукого, за ними восстали КАЗАКИ Федосеевского, Алексеевского и Усть-Бузулукского городков.

Так началось восстание Кондратия Булавина в октябре 1707 года, известное в российской истории под именем «Бунт Булавина».

Но был ли это бунт? Ведь не раз Булавин обращался к царю, с просьбой мирным путем уладить вопрос о Бахмутских солеварнях. По мысли Булавина Войсковой Круг посылал «легковую станицу» с Ефремом Петровым к царю, чтобы уладить этот вопрос и просили его оставить на Дону старые порядки, гарантируя царю своей службой в его войнах. Но царь каждый раз отказывал КАЗАКАМ, больше того, он твердо решил уничтожить эти вольности.

И когда московские войска стали чинить жестокую расправу, когда их стали осквернять КАЗАЧЬИ храмы, кощунствовать над верой религиозных донских КАЗАКОВ, насиловать их жен и убивать их детей, КАЗАКИ не стали дожидаться, пока их всех уничтожат, взялись за оружие, защищая не только свои обычаи-«обыкновения», но и свои курени, и саму жизнь своих жен и детей. Какой же это «бунт»?

Идеология КАЗАКОВ того времени ярко была выражена в письме сподвижника Булавина - Семена Драного к запо¬рожцам, где он писал им: «Идет с московскими полками князь Василий Долгорукий, хочет наши КАЗАЧЬИ городки свести и всю реку (т.е. Дон) разорить. И мы войском походным ныне выступили и ожидаем к себе вашей общей помощи, КАЗАЧЬЕЙ единобратской любви и вспоможения, чтобы наши КАЗАЧЬИ реки были по прежнему, как было искони... и между нами КАЗАКАМИ. И вы, атаманы-молодцы, все Великое Войско Запорожское, учините нам, походному войску всепоможение в скорых числах, чтобы нам с вами своей КАЗАЧЬЕЙ храбрости не утратить. Также мы сами рады будем с вами умирать за едино, чтобы над нами Русь не владела и общая наша сила КАЗАЧЬЯ была».

Еще неизвестно, как бы развернулись тогда события и во что бы они вылились, если бы в самом начале не раскололся КАЗАЧИЙ монолит на «булавинцев» и «старшинских» казаков, поддержали бы Булавина запорожцы, а также калмыки и крымские татары, которых звал на помощь Булавин («старшинские» казаки перехватывали гонцов с грамотами Булавина) и, наконец, если бы атаман Л. Максимов с «казачьей старшиной» не выступили бы против Булавина.

Атаман Максимов, бывший атаманом в 1700 году Илья Зерщиков, войсковые есаулы Т. Соколов и Поздеев, недовольные нововведениями царя и, в особенности, расправами Долгорукого, составили тайный заговор (убить Долгору¬кого), подтвердив его крестным целованием, благословив на то Булавина. Но вскоре Максимов одумался, боясь, что в тылу Черкасска стоит гарнизон царя и боясь, что в случае неудачи Булавина, в пытках он или другие заговорщики донесут на него. Раздумал и пошел против Булавина.

Так или иначе это было, спорить не будем, но факт тот, что Максимов не только не поддержал, а, напротив, предал Булавина., нарушив данное им крестное целование.

Узнав о восстании Булавина и что он стоит в Боровском городке на реке Айдар, Максимов со своим отрядом численностью в 8 тысяч выступил в поход и близ городка Закотный они сошлись.

К Булавину, кроме КАЗАКОВ, примкнула масса бахмутских солеваров-московитов, оставшихся без работы. Увидя стройные полки Максимова, они испугались и ночью стали переходить в его стан, другие начали разбегаться. Видя такой оборот, Булавин, не желая нести потери и без того малого своего отряда и желая для будущего сохранить КАЗАЧЬЮ  силу, боя не принял: «Нет, браты, видать толку не будет. Разве можно воевать с войском, ежели в нем нет крепкого духа? Напрасно не будем своих голов класть. Видать, повоюем после, а зараз еще время не приспело». И ночью отошел назад. Максимов его не преследовал, довольный тем, что к нему в руки попалось более ста перебежчиков.

Атаман Максимов, захватив перебежчиков, десять из них приказал повесить для устрашения, чтобы другим не было охоты приставать к Булавину. Остальных, наказав плетьми, под конвоем отправил по месту их жительства в московские города. И только 12 главных зачинщиков отправил со старшиной Е. Петровым в Москву, торжественно донося царю, что восстание подавлено.

Но Максимов торжествовал преждевременно... Восстание Булавина фактически только начиналось.

*****

В то время, как Е. Петров, как атаман «Вестовой станицы», с арестованными направлялся на север в Москву, Булавин, отправив свой отряд с Лукой Хохлачем на Хопер, скакал с группой своих приближенных КАЗАКОВ на Сечь, желая привлечь к себе запорожцев. Сначала он прибыл в крепостцу Кодак, это было преддверие Сечи, сама же Сечь находилась в нескольких десятках верст на острове Хортица.

Булавин, его родной брат Иван, Семен Драный, Тимофей Чекин, Аким Голый, Семен Куницын, Михаил Сазонов, чернец (монах) Питерим и взвод КАЗАКОВ конвоя остановились у коменданта Кодака полковника Сметаны. Комендант через гонцов известил кошевого атамана о прибытии Булавина. через два дня гонцы привезли ответ, что кошевой приглашает Булавина прибыть в Сечь, куда Булавин немедленно выехал во главе своей конной группы, как посольство от Походного войска восставших КАЗАКОВ.

Кошевой атаман Финенко радушно принял это посольство, но в помощи Булавину отказал. Запорожцы, узнав об этом, созвали Раду и «скинули» Финенко, а вместо него избрали кошевым атаманом Константина Гордиенко, старого сподвижника Булавина по походам на Азов.

 Кошевой Гордиенко также не решился идти всем войском с Булавиным, пока он не привлечет на свою сторону Акерманскую (Белгородскую) и Ногайскую орду, горских черкесов и калмыков, но все же разрешил Булавину взять к себе добровольцев-охотников, а таких нашлось более 500 человек. Булавин считал это недостаточным и, вернувшись в Кодак, решил здесь выждать дальнейших переговоров с кошевым Гордиенко.

В Кодаке он пробыл около месяца, но не сидел без дела, а рассылал отсюда свои «грамоты» (воззвания) в соседние московские и украинские города, желая обеспечить себе тыл, призывая народ к восстанию. Через татар послал свою грамоту на Кубань, к КАЗАКАМ-староверам, ушедшим с Дона с атаманом Мурзенко в 1688 году после церковного раскола на Дону. Рассылал «летучки» по запорожским поданкам, писав им: «Отаманы молодцы, вольные КАЗАКИ, кто хочет идти в поход с атаманом К. Булавиным, собирайтесь у Перекопа». Запорожцы стали прибывать к Булавину, благодаря чему его отряд увеличивался.

Описывая отношения донских КАЗАКОВ и запорожцев, «КБТД» беззастенчиво распространяют гнусную ложь о переписке Булавина с Мазепой, который «изменил царю Петру и вошел в сношения со шведским королем Карлом XII». Булавин, якобы, «объявил гетману Мазепе, что Донское войско отложилось от Москвы, получил подкрепление в 3 000 запорожских казаков».

На самом деле, гетман Иван Мазепа, узнав о восстании, направил против Булавина Кожуховского и Полтавского компанийских полков полковника Ливенца

В то время, как Булавин сидел в Кодаке, Л. Хохлач снова поднял КАЗАКОВ по Хопру и Медведице и послал к Булавину гонцов, прося Булавина немедленно ехать на Хопер.

Атаман Максимов, узнав об этом, послал против восставших конный отряд, который 8 февраля 1708 года разбил булавинцев. Казака Беляевской станицы Кузьму Акимова, выдававшего себя за Булавина и с ним пять его товарищей, и знаменщика Ивана Емельянова арестовали и послали под конвоем в Москву.

Когда компанийский полковник Ливенец со своими полками двигался против Булавина на Кодак, в это время в Кодак прибыли гонцы, посланные ранее Хохлачем. Булавин, направив 1500 запорожцев на Бахмут, сам с остальными КАЗАКАМИ двинулся на Хопер, не задерживаясь в Кодаке. Булавин спешил на помощь Хохлачу, не зная того, что тот потерпел неудачу.

В марте 1708 года на Хопре появился и сам подлинный Кондратий Булавин. Весть о прибытии из Запорожской Сечи Булавина всколыхнула Пристанский городок, где давно его ожидали и встретили радостными криками: «Слава атаману! Здорово был, атаман!»

Быстро разнеслась молва о его прибытии по городкам донского Поля, ибо имя Кондратия Булавина тогда было весьма популярно среди КАЗАКОВ. Да не только на донской земле, но и далеко от нее его «прелестные письма», посланные по соседним селам и городам Украины и Московского царства, возымели и там свое действие. Крестьяне восставали против своих помещиков, заводили «КАЗАЧЬИ порядки», другие толпами шли к Булавину, желая получить свою волю. Но это не особенно радовало Булавина, ибо они уже один раз подвели его на реке Айдаре у Закотного городка. Знал он этот неустойчивый элемент -  восставшие крестьяне подвели Степана Разина у Симбирска. Рад он был лишь тому, что ближайший тыл, благодаря этому, у него был обеспечен. Выпустив из Пристанского городка опять свою «грамоту»-воззвание ко всем КАЗАКАМ, Булавин решил продолжать свою борьбу.

Целью у Булавина было поднять КАЗАКОВ, а также склонить на свою сторону вольные народы: горцев, татар, калмыков и запорожцев. Он знал отлично, что донские КАЗАКИ в общей своей массе, за исключением «старшины», были на его стороне. В Булавине КАЗАЧЬЯ масса видела защитника Донского присуда и древних «обыкновений», заступника против жестоких самоуправств царских чиновников. Поэтому при известии о прибытии Булавина с разных городков прибывали в Пристанский городок гонцы, обещая ему свою поддержку. Булавин в Пристанском городке устроил свой стан и сюда с разных концов прибывали вооруженные люди, конные и пешие. В самом Пристанском и соседних городках все было переполнено воинством, многие стояли табором в шатрах, ожидая похода. Но Булавин не мог торопиться, надо было все это организовать, построить каюки и струги, сделать запасы боевые и продовольствия. Наконец, узнать подлинно о намерениях горцев, татар, ногайцев и др., ибо цель его была взять Черкасск, осесть там своим Походным войском. Ведь Черкасск - столица Донской земли, там Войсковой Круг, там Главное войско и донские КАЗАКИ привыкли жить так, как скажет Черкасск.

Но разношерстные отряды не могли этого понять. В ожидании похода они томились от безделья, кое-где стали роптать на Булавина, что он сидит на одном месте. Булавин, зная свое влияние и силу над толпой, сам пошел к ним. Появлялся Була¬вин - все смолкали. Он решительным взглядом обводил толпу.

-        Браты! Ай мне не верите? Ай мне не ведомо куда вас вести?

-        Верим, атаман! Верим, батько! - прорывалась толпа криками.

-        А ежели верите, то молчите... Раз ужо я заколыхал этим делом, то не отступлюсь и назад не ворочусь. Пойдем мы, братья, везде, дайте только срок...Но допреж, атаманы-молодцы, пойдем мы на Черкасск-городок. Если я не исполню того намерения, то отсеките мне голову этой саблей!

Он выхватывал из ножен кривую турецкую саблю и потрясал ею над головой.

-        Отсеките, браты!

-        Верим! Верим! - исступленно орала толпа.

Булавин бросал саблю в ножны и убеждающее говорил...» Толпа успокаивалась и терпеливо ожидала похода. В последних числах марта все было готово. Огромные толпы вооруженного народа запрудили берег реки Хопра. Монах Питирим отслужил напутственный молебен, люди сели по каюкам и стругам. В передний огромный каюк решительно вошел Булавин, снял трухменку с синим тумаком и, перекрестившись по донскому, на две стороны, громко скомандовал: «Поплыли, браты!».

 «По-плы-ли! По-плы-ли!» - протяжно повторяли ватажные на стругах. Хохлач оставлен Булавиным здесь как его помощник. Толпы людей на берегу кричали: «В добрый час, атаманы-молодцы!».

Струги каюки с пешими людьми и пушками поплыли вниз по Холру, конные отряды двинулись по берегу.

Кондратий Булавин вышел в свой поход на Черкасск, на борьбу за Волю и Долю КАЗАЧЬИ.

*****

«КБТД»: «Ранней весной 1708 года Булавин явился перед Черкасском. К нему навстречу вышел атаман Максимов. Брат шел на брата (Так и хочется сказать: «Чем иметь таких «братьев» (как Максимов), лучше быть сиротой»). Отчаянно боролись верные царю казаки, но Булавин взял их силою и атаман (Максимов) отступил к Черкасску».

А дело было так.

Азовский губернатор Толстой, узнав о движении Булавина на юг, выслал против него конный отряд в 8 тысяч сабель при 4-х пушках под командой полковника Васильева. К нему в Черкасске присоединился атаман Максимов со своим конным отрядом и они двинулись вместе на север. 7 апреля 1708 года отряды Максимова и Васильева, узнав о приближении Булавина, расположились на ночлег на берегу реки Лесковатки, выше Паншина городка. Ночью Булавин отправил лазутчиков с «прелестными письмами» к КАЗАКАМ Максимова. В них он писал: ««Атаманы-молодцы, браты, КАЗАКИ, супротив кого идете? Супротив родных братов-КАЗАКОВ, да ишшо укупно с азовскими батальщиками (регулярными солдатами). Неужто беды не чуете? Дону нашему истребление идет. Москва всем нам заместо чедыг (сапог) лапти обуть хочет. Охлонитесь (одумайтесь), браты-КАЗАКИ и зараз приворачивайте к Кондратию Булавину безо всякой шатости (колебания, неустойчивости)».

Видимо, эти письма возымели действие, КАЗАКИ в стане Максимова ночью тайно собирались кучками и решили утром собрать Круг, чтобы атаман Максимов объяснил, почему он вышел против Булавина с азовским полковником Васильевым, а также уговорились в булавинцев стрелять холостыми патронами. Чуть стало светать, заволновался стан Максимова, старшина Е. Петров стал собирать войско в Круг. Булавин зорко наблюдал за станом противника, зная их намерения и неожиданно, внезапно, бросил свою конную массу в атаку на Максимова. Рядовые КАЗАКИ Максимова, сговорившись, стреляли в казаков Булавина не пулями, а «пыжа¬ми» (холостыми патронами).

Из-за этого многие КАЗАКИ Максимова атаки не приняли, а стали переходить к Булавину. Видя это, Максимов и Васильев бросились назад и едва спаслись бегством от плена, первый в Черкасске, второй в Азове. Так, почти без потерь, Булавин одержал блестящую победу, взяв большую добычу: 4 пушки, огромный обоз с боевыми припасами, продоволь¬ствием и 8 тысяч рублей войсковой казны. Благодаря такой победе Булавина в КАЗАЧЬЕЙ массе произошел решительный перелом.

26 городков по Хопру, 16 по Бузулуку, 12 по Северному Донцу восстали и присоединились к Булавину. У атамана Максимова осталось пять городков возле Черкасска с 1780-ю КАЗАКАМИ и Черкасск с пятью тысячами населения обоего пола. В тамбовском и Козловском уездах жители деревень выбирали атаманов и есаулов.

После этой победы Булавин продолжал двигаться на юг. Пешие части плыли на стругах по Дону, а конница шла берегом. Население городков встречало Булавина с хлебом и другими продуктами. У Есауловского городка к Булавину присоединился со своим отрядом в 1500 КАЗАКОВ атаман городка Игнатий Некрасов — «односум» его по прежним походам. У Цымлянского городка к Булавину прибыли гонцы от Семена Драного, который сообщал, что городки по Северному Донцу ждут его распоряжений, а на Айдар, на помощь к нему пришло от кошевого атамана Гордиенко 4 тысячи запорожцев.

Не имея сопротивления, Булавин 28 апреля 1708 года подошел к Черкасску.

«Средняя и Нижнерыковская черкасские станицы первыми передались мятежнику (повествуют «КБТД»), открыли ему ворота Черкасского городка и булавинцы ворвались в Черкасск. Они изрубили караулы, шумной толпой рассеялись по городу. Войсковому атаману Максимову и четырем старшинам отрубили головы. Пятому же старшине, Ефрему Петрову, тому самому, который привез войску из Москвы клейноды, накинули на шею веревку и задушили.

Булавин сейчас же собрал Круг, составленный из преданных ему казаков, который избрал его Войсковым атаманом».

А было так.

Атаман Максимов попытался оказать сопротивление, открыв огонь из пушек с раскатов (башен) Черкасска по булавинцам. Пушки Булавина молчали, он не хотел бомбардировать город.

Кондратий Булавин не запятнал себя ни злоупотреблением алкоголя, ни дебошами, ни излишней жестокостью, ни деспотизмом. Осадив Черкасск, он, во избежание лишних жертв, воздерживается от бомбардировок его. Потом, войдя в Черкасск, он имел полную возможность расправиться собственной, единоличной властью со своими злейшими врагами, но отдает их на суд Круга.

И действительно, зная от лазутчиков, что только старшина против него, Булавин, будучи обстрелян из пушек Черкасска, сам сознательно огня не открывал. Видя это, черкасские КАЗАКИ возмутились поведением Максимова, сами открыли ворота Булавину и он въехал в Черкасск победителем, не разрушив его и не пролив кровь черкассцев.

Казалось бы, войдя победителем в Черкасск, Булавин мог бы самовластно, жестоко расправиться со своими врагами: атаманом Максимовым, Е. Петровым, и. Зерщиковым и др. Но Булавин был подлинным рыцарем-воином, уважавшим законы войны. С Ефремом Петровым он мог бы расправиться еще раньше, когда Петров, как посол атамана Максимова, прибыл к нему в стан накануне боя у Лесковатки. Е. Петров, как «знатный» КАЗАК, видевший в Булавине лишь «сотного» (сотника), стал говорить ему дерзости, называя «цареотступником» и «вором» и даже не поздоровался с ним при входе в палатку Булавина. Булавин спокойно переносил дерзости Петрова и, не согласившись на его условия, спокойно отпустил, сказав: «Зараз ты меня не бойся, Ефрем. Зараз ты же посол, нельзя того делать. А вот уж когда я изловлю тебя в бою, то тогда пасись (бойся, берегись), Ефрем. Пасись! Иди, Ефрем, не о чем нам боле гутарить (разговаривать). Проводи его, Сазонов и скажи моим именем, чтоб не трогали Ефрема никто».

Мог бы он теперь самочинно расправиться и с атаманом Максимовым, войсковыми есаулами Поздеевым и Соколовым, с И. Зерщиковым. Но Булавин уважал выборное начало войска, а посему судьбу их решил он отдать на решение Войскового Круга, который их выбирал.

Как великодушен был простой «сотный» КАЗАК Булавин со своими врагами в сравнении с «благородными» князьями Юрием и Василием Долгорукими, полковником Шидловским и майором Шанкеевым, другими царскими чиновниками, которые зверски самоуправствовали над мирным КАЗАЧЬИМ населением, не щадя ни детей, ни женщин.

Булавин, закаленный в боях, исповедывал древний КАЗАЧИЙ закон воина, как учили его отец и дед: «В бою, Кондратий, будь беспощадным, но с побежденными, с пленным врагом будь милостивым.»

Через день в Черкасске собрался Круг и, разобрав дело, он осудил атамана Максимова, В. Поздеева, Ефрема Петрова и с ними еще трех старшин - ярых «доброхотов» Москвы. Без пыток и мучений им войсковой саблей отрубили головы на Майдане (площадь в городке, где собирается Круг).

А второго мая собрался другой Войсковой Круг - для выбора нового атамана. Весь многотысячный Майдан без всяких споров многогласно выкрикивал: «Люб нам Кондратий Булавин!». Но, несмотря на такое всенародное желание всего Майдана, войсковой есаул, согласно дедовскому обыкновению, трижды вопрошал майдан: «Надо нам, атаманы-молод¬цы, избрать нового атамана. Кому велите пернач отдать?». И каждый раз весь майдан кричал: «Люб нам Кондратий Афанасьевич! Булавину пернач!».

... На лестнице Войскового Собора стоял Булавин. На его смуглом, с решительными и смелыми чертами лице не дрогнул ни один мускул, только на ветерке колебалась в его левом ухе большая золотая серьга - в полумесяце крест с изум¬рудом, подарок его деда.

Древний старик, самый старый по возрасту в Черкасске, седой, как степной лунь, на синей подушке поднес Булавину пернач — символ власти на народоправном Дону, сказав: «Возьми пернач, Кондратий Афанасьевич и послужи атаманом Войску Донскому честно и правдиво».

Вновь избранный атаман Булавин, взяв пернач в руки и обращаясь к Майдану, громко сказал: «Спасибо, атаманы-молодцы и все Войско Донское за доверие». И по древнему донскому обыкновению атаман Булавин поклонился на две стороны: в сторону Дона — «папеньки» и степи - «маменьки» и поднял над головой пернач. Весь многолюдный Майдан обнажил голову, сняв свои шапки - «трухменки». Атаман Булавин горячо призывал КАЗАКОВ стать на защиту «веры отцов, на защиту древних донских «обыкновений», за вольности КАЗАЧЬИ.... и сыну за отца, и брату за брата, и другу за друга - стать нам и умереть заодно ~ за Донской присуд». После того из Собора был вынесен аналой со Святым Евангелием и Святым Крестом и атаман в присутствии всего Майдана принес присягу на верность и неподкупную службу Донской Земле. А после Булавин вынул из ножен кривую старинную дедовскую саблю и на ней перед всем народом принес свою клятву: «Не отступлюсь! За правду КАЗАЧЬЮ буду стоять до смерти!»

Так на Майдане в Черкасске, Войсковым Кругом , вольными голосами атаман Походного войска восставших КАЗАКОВ Кондратий Афанасьевич Булавин 2 мая 1708 года был избран законным атаманом всего Великого Войска Донского. На этом Круге были выбраны новые войсковые есаулы: Тимофей Соколов и Степан Ананьин, другие должностные лица, а кроме того постановлено было Кругом мобилизовать верховых КАЗАКОВ по семь человек от каждого десятка на борьбу против московских отрядов.

*****

Отправив целую группу «доброхотов Москвы» из Черкасска в верховые городки к Хохлачу, чтобы тем самым обезвредить Черкасск от влияния Москвы, атаман Булавин вместе с войсковыми есаулами и другими должностными лицами решил выработать текст «войсковой отписки» (грамоты) к царю Петру. По окончании текст ее был зачитан на Войсковом Круге и одобрен. Только тогда Булавин скрепил ее Войсковой Печатью и поставил свою атаманскую подпись. В этой «отписке» (грамоте), посланной от имени Войскового Круга, в самом начале сообщалось, что: «Мы с Войском своих старшин за неправды Лукиана Максимова с товарищи 6 человек казнили смертью, а вместо их по совету, всем Войском Донским иного атамана Кондратия Афанасьевича Булавина и старшин, кто нам, Войску годны и любы выбрали, 2 мая 1 708 года». Затем подробно описывались все злоупотребления атамана Максимова и старшины в отношении КАЗАКОВ и законов Войска и оправдывали КАЗАКИ убийство Долгорукого, писав, что «убил его не один Булавин, а с ведома общего нашего, со всех рек Войскового совета». Далее говорилось, что донские КАЗАКИ от государя «не откладываются» (не отделяются) и «желают ему всем войском и всеми реками всеусердно служить по прежнему», если царь оставит КАЗАКАМ их древние «обыкновения, как были ранее». Просили царя не посылать «своих полководцев ходить на Дон», как Долгорукий и др. и далее продолжали: «...ежели они (полководцы) пойдут и насильно будут разорять Дон, то мы Войском Донским реку Дон и с запольными реками уступим и на иную реку пойдем».

Зная вероломство Петра I, атаман Булавин писал запорожцам, прося помощи, когда узнал, что царские чиновники по прежнему чинят расправу над КАЗАЧЬИМИ городками, а от беглых с севера старообрядцев узнал, что царь в Туле формирует против Дона 20-тысячную армию, из Литвы идут драгуны, а на Украине формируются слободские и компанийские полки против Булавина. Поэтому Булавин предупреждал запорожцев не забывать завет кошевого батьки атамана Серко, который когда-то по братски предупреждал и запо¬рожцев, и донцов быть «вкупе и едиными», давая помощь друг другу. «КАЗАКИ! (писал Серко) Как только мы одного выдадим, тогда всех нас Москва по одному разволочит».

Писал атаман Булавин атаману КАЗАКОВ-староверов Савелию Пахомову, прося у него помощи, где сообщал ему:

«А если царь наш не станет жаловать, как жаловал отцов наших, дедов и прадедов или станет нам на реке (т.е. — на Дону ) какие утеснения чинить, и мы Войском от него отложимся и будем милости просить у Вышнего Творца нашего Владыки, а также и у Турского царя, чтоб Турский царь нас от себя не отринул». Предупреждал письмо это держать в секрете: « А буде у вас, Савелий Пафомович, из нашей стороны какие люди московские из Азова или Троицкие, или откуда-нибудь русские люди при вас будут, про се письмо им не явить и не сказывать». И далее сообщал: «А нашему государю в мирном состоянии не верь, потому он многие мирные земли и за мирным состоянием разорил и ныне разоряет».

Царь, получив «отписку», привезенную ему «легковой станицей», не пошел на уступки Войсковому Кругу, а наоборот, как мы сообщали ранее, хотел уничтожить именно КАЗАЧЬЕ самоуправление. Вместо ответа Войсковому Кругу Петр I послал на Дон новый карательный отряд во главе с князем Василием Долгоруким. Жестокий царь-садист  знал кого посылать. Послал он брата убитого КАЗАКАМИ Юрия Долгорукого, рассчитывая, что Василий Долгорукий жестоко расправится с непокорным Доном, мстя за смерть родного брата.

В то время, как над Доном сгущались тяжелые, свинцовые тучи и надвигалась на него, как смерч, страшная гроза, а Василий Долгорукий готовил Дону очередную кровавую трагедию, Булавину улыбнулось боевое счастье. Игнат Некрасов, соединившись на Волге с Хохлачем, взял Царицын и пошел вверх, завладев старым КАЗАЧЬИМ городом Камышиным, всюду вводя КАЗАЧЬИ порядки. Частично имел успехи С. Драный на Айдаре в борьбе с полковником Шидловским. Булавин получил весть, что с Кубани выступил конный отряд КАЗАКОВ-староверов в 3 тысячи сабель от Савелия Пахомова, у которого Булавин просил помощи.

Были и другие частичные успехи на Хопре, Медведице, но это не все еще. Главное же, что так беспокоило Булавина -это то, что кошевой Гордиенко, послав 4 тысячи КАЗАКОВ, молчал. Молчали калмыки, долго ждал он ответа от татар, но потом выяснилось, что его гонцов перехватили из Азова. Сознавал он сам теперь, что зря не взял Азов в самом начале,  когда было у него много войска в Черкасске и когда у всех был тогда подъем. Занявшись внутренними делами войска, он упустил время. Сейчас же чувствовал, что гроза неминуемо надвигается на него.

...И гроза разрозилась над донской Землей. В Черкасск с гонцами приходили страшные вести. С разных сторон на Донской присуд двигались царские рати: Князь Василий Долгорукий - к городкам по Северному донцу, князь Гагарин вел свою рать из Курска, из Изюма двигался полковник Шидловский, с компанийскими полками с гетманской Украины шел полковник Ливенец, со слободскими полками - полковник Кондратьев, к Бахмуту приближался полковник Кропотов с двумя драгунскими полками, из Козлова направлялся на Дон князь Волконский, из Казани князь Шеховской вел калмыков. На Волге царские рати вытеснили Хохлача и Некрасова из Саратова, Камышина и Царицына. Со всех сторон шли царские полки, чтобы сломить вольнолюбивый Дон. Когда эти слухи дошли до Черкасска, приуныли КАЗАКИ.

В Черкасске стало неспокойно. К атаману Булавину прибывали гонцы, прося помощи для своих городков. Всего войска у Булавина, считая отряды Драного, Голого, Некрасова и др., бы ло более 30 тысяч, но они все были далеко. В самом Черкасске и ближайших городках было не более 15 тысяч. Сознавал атаман, опытный воин, что дробить силы нельзя, но как не помочь городкам, которые ждут помощи и что скажут КАЗАКИ? Атаман не дает помощи? И он посылал небольшие отряды на помощь городкам.

С каждым днем царские отряды углублялись все дальше на Донскую землю, сжигая городки и уничтожая КАЗАЧЬЕ население.

«Мятежники дрались робко. Они чуяли неправду за собой, чуяли мерзость своего поступка.... При первых же поражениях войск Булавина казаки толпами стали уходить от него. Шли в свои станицы, шли и к Долгорукому на помощь...»,- бессовестно продолжают лгать «КБТД».

На самом деле, КАЗАКИ, даже видя неминуемую гибель, бились отчаянно.

1 июля Драный на Айдаре был разбит после жестокого боя. После того Шидловский пошел на Бахмут, где были 1500  запорожцев и они все легли в бою. Шидловский с радостью доносил кратко: «Конклюзию КАЗАКАМ учинил, Бахмут выжгли и разорили».

Так всюду КАЗАКИ боролись не на жизнь, а на смерть и в других местах. Печальные эти вести быстро доходили до Черкасска, туда же бежало много бурлаков, солеваров и другого работного люда, спасаясь подальше, чтобы их не вернули опять царские «прибыльщики». В Черкасске помещений для них не было, да к тому же домовитые КАЗАКИ с этой голытьбой держали себя высокомерно, не пуская их в свои курени. Среди голытьбы начался ропот. По ночам толпы гультяев и работных людей орали перед окнами атамана: «Атаман! Побьем всех домовитых! Вели, атаман, побить всех природных черкасских КАЗАКОВ! Раздай нам их пожитки... Отдай нам их курени!».

Смелый атаман выходил к ним: «За народ я иду! (кричал он, топая ногами) За народ! За волю!» Чтобы успокоить их, атаман Булавин приказал раздать им всем поровну деньги из войсковой казны.

Учитывая создавшееся как на фронте, так и в самом Черкасске положение, атаман Булавин решил, не теряя времени взять Азов, чтобы обеспечить себе спокойное положение в тылу. Он сам хотел идти в поход и возглавить Походное вой¬ско, но его отговорили ближайшие его старшины и он назначил походным атаманом старшину Казанкина, он же был и начальником конных полков. Над пешими частями был назначен Хохлач. 2 июля пешие части с Хохлачем поплыли на каюках и стругах вниз по Дону, а конница с Казанкиным пошла вдоль берега.

Дела на фронтах опять улучшились. Семен Драный, сколотив снова отряд, успешно продвигался к Тору и Изюму. Некрасов, оправившись после неудачи, одержал победу на Волге. Неплохо шло дело и у Голого. Снова повеселел атаман Булавин и говорил дочери Галине: «Ну, донька, надобно тебе собираться в путь-дорогу, поедем скоро в Азов».

...Но, не оправдались надежды атамана, неудача постигла его у Азова, мало пошло туда войска да и пушек было недостаточно по сравнению с огромным их количеством в Азове. Первый штурм не удался, особенно большие потери понесли пешие части, которых Хохлач повел по открытой местности и много тогда булавинцев полегло от огня азовских пушек. Настроение осаждающих булавинцев упало. На следующий день, 7 июля, снова пошли на штурм и опять пешие части понесли огромные потери, пал и сам Хохлач..., не вытерпела пехота и стала отходить. А в это время раскрылись азовские ворота и конница Толстого вылетела в преследование. Тогда походный атаман Карп Казанкин с сокрушительной силой бросил свои конные полки на азовскую конницу, но в это время из ворот Азова выскочила на вылазку пехота и ударила в тыл Казанкину. Завязалась страшная битва, продолжавшаяся с переменным успехом три часа. Успех явно клонился на сторону булавинцев, когда Толстой бросил в бой свой последний резерв. Булавинцы не выдержали напор свежих сил ... и стали быстро отходить. Азов взят не был, Казан¬кин после понесенных потерь отошел от Азова.

*****

Весть о неудаче под Азовом была получена Иваном Зерщиковым одним из первых. Учитывая это, он, бывший Войсковым атаманом в 1700 году, решил снова им стать и, бросившись к КАЗАКАМ Рыковской станицы, где жило много старшины, поднял их против Булавина. По пути он поднял всех недовольных бурлаков, гультяев и вся эта вооруженная толпа бросилась к куреню атамана Булавина, где он находился со своей дочерью Галиной.

Приближаясь к куреню атамана, толпа стала обстреливать его. Конвойная сотня под командованием Дмитрия Туляя бросилась вперед на защиту атамана Булавина. Произошел кровопролитный бой, в котором КАЗАКИ конвоя и сам Туляй пали все в неравном бою.

Атаман Булавин, забаррикадировавшись в своем курене, стал отстреливаться из щелей окон из ружей и пистолетов. Галина их заряжала, а он отстреливался. Немало пало под меткими его выстрелами, но... неожиданно стрельба по окнам куреня атамана прекратилась. Булавин увидел, как толпы гультяев несут охапки сухого камыша, чтобы зажечь курень. В это же время послышались удары топоров в обитую железом дверь.

«КБТД» так преподносят трагическую гибель атамана: «Все его покинули, он один метался по горнице, ища спасения. Но спасения не было и Булавин застрелил себя сам из пистолета... И умер он подлой смертью - смертью самоубийцы».

Снова ложь! Подлая и мерзкая!

Могли закаленный в боях, не раз глядевший в глаза смерти любящий отец, оставить на поругание и позор озверевшей толпе свою любимую дочь? Мог ли, смалодушничав, зная, что ее ожидает, бросить ее одну? Не, нет и нет!

И история это доказала, раскрыв имя предателя и убийцы атамана Булавина. Имя это (Степан Ананьин) указано теперь в современных официальных справочных источниках. Истинная КАЗАЧКА, Галина предпочла умереть, нежели попасть в руки убийц своего отца.

Так погиб 7 июля 1708 года атаман Бахмутского городка, потом - атаман Походного войска восставших за Донской присуд КАЗАКОВ, и позже - выборный Донской атаман Кондратий Булавин, пробывший на этом посту чуть более двух месяцев. Но память о себе он оставил навсегда, пока живет дух вольнолюбивого КАЗАЧЬЕГО народа.

Озверевшая толпа, ворвавшись в курень атамана Була¬вина, вытащила его труп на улицу и распяла его на стене куреня. А на следующий день Тимофей Соколов, сообщник Ильи Зерщикова, повез тело Булавина в Азов к губернатору Толстому. Толстой приказал лекарю отрезать голову Булави¬на и хранить ее в спирте. Тело же покойного, без головы, приказал повесить на шест вверх ногами на берегу реки Каланчи: «Пусть проклятого клюет воронье!».

А в это время на Майдане в Черкасске собрался буйный Круг: спорили, галдели КАЗАКИ, кому быть атаманом, кому вручить пернач. После долгих споров избран был Илья Зерщиков, войсковыми есаулами по прежнему остались Соколов и Ананьин.

Зерщиков, арестовав всех ближайших соратников Булавина и посадив их под стражу, начал рассылать по всем речкам увещевательные письма, требуя принести повинную правительственным войскам. Написал он такое письмо и Игнату Некрасову. В ответ на это он получил от Некрасова грозное послание, где в одном месте тот писал Зерщикову: «...И мы, собранное войско и верховые КАЗАКИ многих городков требуем от тебя, Илья Григорьевич, учинить нам отповедь, за какую вину убили вы Булавина и стариков его. Вы же сами излюбили и выбрали его атаманом, а стариков вы же посадили старшинами при войске. Если вы не изволите отповедати нам учинить о Булавине и стариков-старшин не освободите, то мы всем войском придем в Черкасск ради оговорки и подлинного розыску, за что вы без съезду рек такое зло учинили».

Получив такое от Некрасова письмо, Зерщиков испугался, ибо после смерти Булавина и Драного имя Некрасова Игната среди КАЗАКОВ пользовалось огромной популярностью и КАЗАКИ, чувствуя к нему притягательную силу, бежали к Некрасову из разбитых отрядов.

Оказавшись между двух огней: между Некрасовым и Долгоруким, боясь за свой атаманский пост, Зерщиков написал письмо князю Долгорукому, чтобы тот спешил в Черкасск.

Петр I, отправляя гвардии майора князя Василия Долгорукого в качестве главнокомандующего всеми карательными отрядами, посланными на Дон, в своем указе повелевал ему: «Ходить по тем городкам, которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колеса и колья, дабы тем удобнее оторвать охоту к приставанию, к воровству людей, ибо сия сарынь, кроме жесточи не может унято быть...».

Приказ жестокий, но удивляться ему не приходится. Ведь писал его человек не обыкновенный, а больной садизмом в еще большей мере, каковым был на царском престоле Иван IV, наивно прозванный в русской истории «Грозным», и которого вся Западная Европа наградила еще более подходящим именем «Жан-Терибль», т.е. «Иван Страшный», «Иван Ужасный», да в сущности он и был таковым.

Не приходится удивляться такому приказу Петра Василию Долгорукому потому, что почти такой же приказ он дал раньше и графу Шереметьеву, когда тот шел на покорение маленькой Лифляндии. И Шереметьев его выполнил точно.

Уже самый факт посылки на Дон В. Долгорукого, а не другого, говорит о жестокости царя. Он знал, кого посылать и посылал его нарочно, зная, как он будет мстить КАЗАКАМ за убийство родного брата Юрия.

Долгорукий, усердствуя, « жег городки без остатку», рубил головы КАЗАКАМ, колесовал их, сажал на острые колья, и т.д., не щадя женщин-КАЗАЧЕК и неповинных младенцев. Творя жестокую расправу над КАЗАКАМИ по «расписанию» царя, Долгорукий писал ему по пути к Черкасску 15 июля, т.е. спустя восемь дней со смерти Булавина: «...пошел к Черкасскому для лучшего укрепления КАЗАКОВ. Надобно определение с ними сделать, чтоб и впредь им нельзя не токмо делать, но и мыслить и вольности у них убавить» (пишет Сватиков) И «определял» КАЗАКОВ, сотнями казня их, у мертвых «убавляя вольность», чтобы они «не мыслили».

«Вообще, у Дона с именем князей Долгоруких связаны воспоминания малоприятные. Раньше князь Ю.А. Долгорукий усмирял «разинский бунт» (сообщает тот же Сватиков). Но расправа В. Долгорукого, как говорится только «цветики», а «ягодки» будут впереди. На эти расправы Лука Хохлач писал солдатам Долгорукого в «прелестных письмах»: «Идете вы к нам, в Донские городки, для разорения. За что вам нас разорять? Нам до вас дела нет, ни да бояр, ни до солдат, ни до драгун. Мы стоим за веру христианскую, что почали Еллинскую веру веровать. Нам дело только до прибыльщиков и до неправых судей».

Не довольствуясь своим первым указом В. Долгорукому, жестокий царь, уже когда Долгорукий шел по Донской земле, послал ему дополнительные инструкции: «Как будешь в Черкасском, тогда добрых обнадежь, и чтобы выбрали атамана доброго человека. По совершении оном, когда пойдешь назад, то,....( тут начинаются страшные слова) по Дону лежащие городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу: надлежит опустошить по Хопру сверху Пристанной по Бузулук, по Донцу сверх по Лугани, по Медведице - по Усть-Медвецкий, что на Дону. По Бузулуку - все, по Айдару - все, по Деркулу - все. По Калитвам и другим Задонным рекам - все. А по Иловле - по Иловлинский, по Дону до Донецкого надлежит быть так, как было». Страшные, ужасные слова: «разорить городки - все», «опустошить городки — все»... А главное то, что это - «когда пойдешь назад», т.е. после того, как Дон усмирен уже, Булавина нет, сообщники его арестованы, КАЗАКИ приведены к присяге, выбран другой атаман - «добрый человек»..., короче говоря, избиение всех из мести, сжигание «без остатку» всех городков - опять из мести. И на этот раз не будем удивляться столь жестокому указу. Ведь писал его Петр I, тот, который уже после подавления стрелецких бунтов в Москве и Астрахани, в порядке мести (по «советски» - чистки), казнил более 20 тысяч человек, причем, как сообщает П. Шавельский, царь приказал вырыть из могилы гроб тестя боярина Милославского, который был привезен ему в запряжке на 12 парах свиней. На этом гробу царь лично отрубил голову боярину Соковнину и его сообщникам. Пытал сам и казнил лично царь и других стрельцов. Мало того, Петр I, не имея чисто человеческих чувств отца, в припадке окаянства, сам лич-но в Преображенских застенках запытал до смерти своего родного сына царевича Алексея.

Можно ли было ожидать милосердия от такого человека? Царь занимался не царским делом, обагрив свои руки, как профессиональный палач, в крови своих близких и подданных.

...Московская «история» повторяется. Повторилась она на Дону и тогда.

... 26 июля 1708 года Василий Долгорукий со своим войском подошел к Черкасску. Атаман Илья Зерщиков со старшинами встретил его торжественно со знаменами. Все было спокойно, но через три дня Долгорукий приказал выдать ему зачинщиков. Выданы ему были: 17-летний сын Кондрата Булавина ~ Никита, брат покойного атамана Иван Булавин, Михаил Драный (сын С. Драного), Кирилл Калганов и с ними 26 «пущих заводчиков», а всего было выдано 50 булавинцев. Долгорукий не казнил их, а отправил всех в Азов к губерна¬тору Толстому, наверно действовал так по инструкции царя. Видимо, Петр I, как любитель «зело» пыток и казней, предполагал прибыть лично в Черкасск позже, что на самом деле и произошло.

Гибель Булавина Петр торжественно отпраздновал молебном. Азовский губернатор Толстой повышен чином, майор Василий Долгорукий произведен в полковники, всем солдатам вперед было выдано трехмесячное жалование.

Со смертью Булавина, поднятое им восстание фактически было подавлено карательными отрядами и только на Волге отряды Голого и Игната Некрасова все еще действовали, имея временный успех.

«Наведя порядок» в Черкасске и приведя КАЗАКОВ к присяге, Долгорукий теперь решил идти на север, чтобы по «расписанию» царя выполнить его жестокий указ. По пути он арестовал Зерщикова и под конвоем отправил его в Москву, где ему «в благодарность» за его дело в предательском убийстве Булавина на Красной площади отрубили голову и по приказу царя для сохранения положили в спирт. Петр I, вообще, на такие дела был большой изобретатель. В свое время он приказал хранить в спирте для своих «дел» голову казненного им сподвижника Монса.

Долгорукий, продвигаясь на север, предавал все огню и мечу. Он жег «без остатка» городки, рубил головы КАЗАКАМ, колесовал их, сажал на острые колья, КАЗАКИ гибли в страшных пытках и мучениях, гибли не только те, кто был у Булавина, но часто предавали казни только потому, что он был КАЗАК. При этом не давали пощады ни женщинам, ни грудным младенцам, не делая ни суда, ни разбора.

В городках, стоящих по реке Дону, вешали КАЗАКОВ и виселицы, установив на плотах, пускали вниз по течению для устрашения других. Плоты, с повешенными по несколько человек на каждой виселице, днем и ночью под наблюдением солдат плыли от городка к городку, вороны клевали глаза казненных. По набату церковному выходили КАЗАКИ и, стоя на коленях, пели молитвы по усопшим. Когда же плоты дошли до «переволоки» (Дон-Волга), Игнатий Некрасов решил, что все кончено, и, забрав уцелевшие семьи, со своим отрядом пошел на Кубань.

«Усмирение» Дона носило демонстративно жестокий характер. Долгорукий с регулярными солдатами, калмыками, ходили по Дону, жгли городки, резали, вешали КАЗАКОВ, спускали плоты с повешенными по Дону. От 7 до 10 тысяч КАЗАКОВ было истреблено в порядке репрессий, не считая погибших в бою. Обозначенные в «росписи» Петра городки были сметены с лица земли.

Можно ли было назвать происходящий кошмар «усмирением»? Булавина уже в живых нет, поднятое им восстание подавлено, его сообщники арестованы, КАЗАКИ приведены к присяге. Долгорукий сейчас никого не усмирял, а просто уничтожал мирное население, мстя за брата и выполняя жестокий приказ царя-садиста. Проще говоря, на Дону повторялась старая «московская история». Так было раньше с Великим Новгородом, когда царь Иван III, желая ликвидировать все вольности новгородцев, уже после того, как Новгород был взят и новгородцы сложили оружие, «поцеловав крест» царю, произвел кровавую «чистку».

С такой же жестокостью уничтожены были рабовладельческой Москвой вольные города Хлынов (Вятка) в 1489 году и Псков в 1509 году. Эта обычная «история московская» повторилась и позже, при окончательной ликвидации Вольного Новгорода царем Иваном IV в 1552 году, когда он напал на беззащитный Новгород... «Неслыханные мучения и казни выпали тогда на долю Новгорода, а наипаче старцев монастырских. До 500 лиц духовного только чина были поставлены на правеж и потом насмерть избиты палицами, а церковные обиходы царь передал опричникам на разграбление».

Историк Буданов сообщает, что с такой же жестокостью московская рать Ивана IV расправилась и с татарским населением г. Казани (1552 год) уже после взятия города и, ссылаясь на Никоновскую летопись, пишет; «Лучшие люди казанские, их князья, мурзы и казаки все извелися ( т.е. унич-тожены), а черные люди все до одного в холопство и дани учинилися». Так было и дальше в истории Москвы.

Историк Трачевский подробно описывает, что творили карательные отряды князей Вяземского, Долгорукого и других после ликвидации восстания Степана Разина и его казни. В нынешних только Воронежской и Курской губерниях было тогда казнено в порядке «чистки» около 100 тысяч человек. Эта обычная «московская история» творилась и повторялась и «царской», и «белой», и «красной» Москвой.

В Паншинском городке при приближении Долгорукого КАЗАКИ разбежались, прячась в высоких камышах и лесах. Тогда были повешены и посажены на колья все старики. Остался один больной, дряхлый, на кровати умирающий старик. Вытащили его, но не казнили: «Не трогайте его - сам сейчас сдохнет!» - со смехом говорили солдаты. Посмотрел старик, как все его станичники висят на виселицах, на острых кольях: «Аль меня за КАЗАКА не считаете? Всех казнили, казните и меня заодно, я тоже КАЗАК!». Корчась в предсмертных муках, беззубый старик, сидя на колу, выкрикивал проклятия своим палачам. Из городка Паншина с той поры сохранились старинные КАЗАЧЬИ пословицы: «Вольному КАЗАКУ смерть на колу» , «Не тот КАЗАК, что жив остался, а тот, кто за волю КАЗАЧЬЮ на веревке болтался».

В Натовском городке также повесили всех стариков, не пощадив 98-летнего деда Кудина и калеку КАЗАКА Михаила Турка, вернувшегося недавно из турецкого плена, где он пробыл 20 лет и не бывавшего никогда у Булавина.

Долгорукий для большего устрашения КАЗАКОВ в городках, лежащих по реке Дон, приказал делать плоты и на них устанавливать виселицы. Эти плоты с повешенными КАЗАКАМИ были спущены вниз по Дону по течению. Плоты с повешенными КАЗАКАМИ медленно подходили к городку Качалинскому, по звону колокола все вышли на берег. На одном плоту, с длинными, как у женщины, седыми волосами качался в черной рясе труп... «Глядите, это батюшка отец Игнатий из Иловлинского городка!» Повесили и бывшего (на покое) священника, никому не причинившего вреда уже дряхлого старца...

Долгорукий продвигался на север, в верховые городки, а позади него оставались слезы, плачь, стон и сплошное людское горе. Дымились пепелища от былых КАЗАЧЬИХ городков. КАЗАЧЬИ курени тогда в большинстве строились с крышами из камыша и при ветре они горели быстро. В память от «долгоруковских» пожаров остался до наших дней хутор «Проносный». Когда солдаты Долгорукого подожгли его, то ветер «пронесся» огнем по крышам и вмиг городка не стало. В память об этом позже построенный на этом месте хутор и назван «Проносным». Все означенные по «росписи» Петра городки «долгоруковскими» пожарами были сметены с лица земли и таких городков, как пишет Сватиков - 44.

Не довольствуясь уже выдвинутой против атамана Булавина клеветой, «КБТД» ставят ему в вину то, что он, якобы, «лишил донцов возможности участвовать в величайших и славнейших победах России. Казаки не были в Полтавской битве 11 июня 1709 года. Они опоздали к ней и виной тому (якобы) - Булавин».

Но «КБТД» забыли или не захотели вспомнить, что в то же самое время, когда по его указу царя Долгорукий громил Дон, большая часть служилых КАЗАКОВ тогда находилась на севере на разных фронтах войны со шведами, благодаря чему спаслись они тогда от казней Долгорукого, Эти КАЗАКИ, бывшие тогда на фронте, не зная, что творится на родном Дону, одержали царю первую для него победу над шведами. В то время, когда Долгорукий зверствовал на Дону, Походное войско Донское под командой молодого, но искусного полководца Данилы Ефремова, зайдя глубоко в тыл шведской армии, напало на главный резерв короля Карла XII и на реке Соже у деревни Лесной наголову разбили шведов, взяв в бою 42 знамени, 876 пленных, всю артиллерию и 500 повозок с боевыми припасами и продовольствием, благодаря чему Карл XII при Полтаве остался без артиллерии и снарядов. 8 тысяч шведов легло под ударами КАЗАЧЬИХ «донцих» (пик) и сабель и сам командующий генерал Лавенгаупт был пленен КАЗАКАМИ.

После всех неудачных войн Петра со шведами это была первая победа, почему сам Петр битву под Лесной назвал «матерью Полтавской победы». А историк Ключевский, давая оценку этой битвы, писал: «Стыдно было проиграть Полтаву после Лесной».

Забыл царь, как в 1700 году под Нарвой КАЗАК Григорий Банник спас его (о чем мы уже писали). Забыл царь, как донской КАЗАК спас его и в другой раз - в бою под Выборгом в 1701 году, когда КАЗАКИ были в его конвое. Царь, на большом камне стоя, наблюдал за боем. Один КАЗАК, увидев летящее на царя ядро, рукой отстранил царя, тот остался живым, а КАЗАК тут же пал мертвым. История не сохранила его имени, но до революции на краю города Выборга, за железной оградой находился «Камень КАЗАКА», а русский поэт увековечил подвиг его стихами:

Камень тот священ для нос,

 Где КАЗАК царя нам спас, 

Все это забыл теперь жестокий и неблагодарный царь. Самовластец и деспот, он хотел во что бы то ни стало уничтожить все вольности КАЗАЧЬИ и всецело подчинить себе Дон. Богатейший Донской Край нужен ему был как выход к Азовскому и Черному морям. Поэтому он тогда и писал Меньшикову, что ему самому необходимо на Дон: «... «месяца на три туда поехать        дабы тот край сочинить, позже сам знаешь, как тот край нам надобен».

В этом и заключаются главные причины того, почему с такой жестокостью Петр I всецело подчинял себе вольнолюбивый и непокорный Дон.

Подвиг под Лесной русская история посчитала за главнокомандующим графом Шереметьевым, под общей командой которого были и КАЗАКИ Д. Ефремова, хотя фактически разбили генерала Лавенгаупта только одни донцы.

После трагической смерти атамана К.А. Булавина (7 июля 1708 года по старому стилю) поднятое им восстание не прекратилось, а продолжало с не меньшей силой разгораться в разных местах Донской Земли, ибо, несмотря на измену нескольких старшин и «доброхотов Москвы», оно носило характер всенародного движения за древнюю Волю и Долю КАЗАЧЬЮ.

Поэтому-то, по указу Петра 1 на Дон снова были двинуты карательные отряды. С севера шел Бахметьев, по Донцу - полковник Шидловский, с востока от Волги двигался князь Хованский, из низовья Дона на север поднимался Василий Долгорукий, сжигая по пути городки и уничтожая КАЗАЧЬЕ население.

Двадцатого июля, т.е. через девять дней после смерти атамана Булавина, царскими войсками после боя был взят занятый до того КАЗАКАМИ город Царицын. Астраханский воевода Апраксин приказал «пущих заводчиков» прислать ему в Астрахань, а остальных КАЗАКОВ повесить. Почти одновременно Шидловский снова захватил городок Бахмут, предав его огню, а жителей уничтожил.

Князь Хованский, имея два регулярных полка (Саратовский и Астраханский) и 10 тысяч калмыков, атаковал Паншин городок, где находился КАЗАЧИЙ отряд только из 4 тысяч. Несмотря на свою малочисленность, КАЗАКИ бились отчаянно. Хованский после этого боя доносил царю: «Баталия была с КАЗАКАМИ великая. Я не помню, чтобы КАЗАКИ так крепко стояли.» Русский историк Соловьев, сообщая об этом бое, в заключение торжественно добавляет: «Женщины и дети достались победителям».

Те из нас, кто помнит, что творили победители-«красноармейцы» над мирным КАЗАЧЬИМ населением в 1917-1920 годах, могут себе представить, что творили солдаты Хованского тогда, после столь жестокого и отчаянного сопротивле¬ния в бою у Паншина.

Потерпел тогда же большое поражение у городка Есауловского и отряд Акима Голого, у которого было всего 7500 человек, Василий Долгорукий, имея численное превосходство, разбил КАЗАКОВ Голого. В своих «Военных записях» Долгорукий писал: «...рубили мы КАЗАКОВ без милосердия. Ушел только Голый, да с ним два человека в лодках. Остальные были перебиты и перетоплены в Дону».

Повсеместно происходили и другие упорные бои небольших КАЗАЧЬИХ отрядов, но они жестоко подавлялись численным превосходством карателей.

Атаман Есауловского городка Игнат Некрасов еще при жизни атамана Булавина был назначен руководителем обороны района от Есауловского городка и городков вверх по Дону. Игнат Некрасов приказал Акиму Голому подготовить к обороне Есауловский городок, а сам пошел на север. Но Долгорукий напал на Есауловский и сжег дотла, некоторых КАЗАКОВ приказал «для устрашения» повесить на виселицах, установленных вокруг городка.

Некрасов, узнав о гибели отряда Голого, приказал городкам своего района забирать все, что только возможно и переходить со своими семьями на левый берег Дона, в юрты Верхнее-Курмоярского и Нагавского городков. Но это его распоряжение успели выполнить только городки Есауловский, Зимовейский, Кобылянский, Верхне- и Нижнее - Чирские и Пятиизбянский.

Послав часть своей конницы в набег в направлении г. Камышина, сам Некрасов с остальным отрядом, перейдя на левый берег Дона, стал своим станом. Узнав о гибели отряда и увидев плоты, плывущие сверху Дона с повешенными, а также узнав о разгроме других булавинских отрядов, Некрасов решил, что все окончено и, забрав свой отряд и семьи шести городков, двинулся на Кубань.

По некоторым русским документам с ним ушло на Кубань от 2 до 4 тысяч, по донским же сведениям у него было гораздо больше.

С уходом Некрасова на Кубань фактически прекратилась борьба Донских КАЗАКОВ против Долгорукого и других карательных отрядов. После этого началась еще более безжалостная расправа с оставшимся донским населением. КАЗАКИ с семьями разбегались по лесам, островам, камышам, но их вылавливали, расстреливали и предавали жестоким казням.

После уничтожения 44-х КАЗАЧЬИХ городков и массового истребления КАЗАЧЬЕГО населения Василием Долгоруким и другими карательными отрядами и после казни в Москве Зерщикова, царь решил теперь укреплять свои новые порядки на Дону, чтобы «их (КАЗАЧЬИ) вольности убавить». Для этого, как говорит Сватиков, нужен был ему атаманом «добрый человек», т.е. сторонник Москвы. Такого он нашел в лице послушного, мирного и ничем не приметного Петра Емельяновича Рамазанова (в русской истории - Емельянова). Царь приказал КАЗАКАМ выбрать его без смены, до смер¬ти. Этим царь ликвидировал прежнее значение Войскового Круга, который выбирал атамана и войсковых старшин. Теперь все дела на Дону должны были проводить назначенный царем атаман и послушная царю старшина.

Девятнадцатого апреля 1709 года Петр I сам прибыл в Черкасск, чтобы посмотреть, в какой мере приведен в поря¬док «крамольный» в дни Булавина Дон. С собой он привез специально хранившуюся для этого в Москве голову Ильи Зерщикова, а из Азова велел доставить в Черкасск голову Булавина и выкопать из могилы труп его.

В присутствии царя на Майдане были казнены привезен¬ные также из Азова булавинской эпохи войсковые есаулы, и вместе с ними третий раз произвели казнь над полусгнившим трупом Булавина.

Любитель казней и пыток, Петр I теперь был только довольным наблюдателем своей выдумки. В довершение этого он придумал еще одно: приказал на Майдане установить пики и на них воткнуть головы бывших атаманов: Булавина и Зерщикова. После этого, как ни в чем не бывало, Петр I, налюбовавшись на головы Булавина и Зерщикова, воткнутые на шесты, из Черкасска отправился в Изюмский полк, принимавший участие в подавлении восстания К. Булавина, где провел целые сутки, «много веселясь».

Неудовлетворенный жестокой расправой над КАЗАКАМИ, Петр I решил заняться еще, говоря современным языком, и их «репатриацией». Через Азовского губернатора Толстого он вошел в переговоры с Турецким султаном, требуя от него возврата ушедших с Дона на Кубань КАЗАКОВ Игната Некрасова. Но султан ответил царю отказам и не выдал КАЗАКОВ. Видимо, КАЗАКИ-эмигранты («некрасовцы») сильно волновали тогда Петра I и он с этим вопросом обращался к султану в 1711 году, ставив ему в вину, что он имеет намерение продолжать войну через бунтовщиков - булавин-цев и мазепинцев. Петр продолжал требовать выдачи ему КАЗАКОВ и после Прутского поражения.

Уезжая из Черкасска, царь сделал распоряжение впредь не делать каюков и стругов и не выходить в море, чем лишил КАЗАКОВ возможности добывать себе «зипуны», т.е. все необходимое для жизни.

Не довольствуясь тем, что вольности на Дону ликвидированы, Петр I решил теперь урезать и территорию Донской земли. Помимо последствий для политического строя Дона, Войско Донское лишилось одного миллиона десятин земли. Верховья реки Хопра были отрезаны царем к Воронежской губернии. По реке Айдар, по верховьям рек Донца, Лугани, Деркула, по Иловле, по Калитве были уничтожены 44 казачьих городка. Земли по реке Айдар отошли к Острогоршским казакам, земли по реке Донцу с Бахмутскими солеварнями к Бахмутской провинции.

После ликвидации восстания Булавина по указу Петра I была отрезана 1/3 донской земли, которая вместе с КАЗАЧЬИМ населением попала: 1 0 городков - в Курскую губер¬нию, 6 - в Воронежскую, 6 - в Екатеринославскую.

По свидетельству историков, от 7 до 10 тысяч КАЗАКОВ было истреблено в порядке репрессий Долгорукого, не считая погибших в бою. По донской истории из 30 тысяч армии Булавина в боях погибло около 17 тысяч. Только благодаря тому, что больше чем половина служилого войска со старшиной Д. Ефремовым была на фронтах войны со Швецией, Дон не потерпел от Долгорукого полнейшего истребления КАЗАЧЬЕГО населения.

Опустел Дон... Темными руинами чернели останки куреней в спаленных городках. Долго еще в разных местах, в камышах и оврагах, в степи лежали трупы убитых, не убранные... без могил.

Замолк некогда шумный майдан. О славных походах на море и вольной жизни остались лишь воспоминания. Можно себе только представить, с каким тяжелым чувством вернулись КАЗАКИ Походного войска с Д. Ефремовым - победители шведов у д. Лесной, на родимый Дон, не увидев своих родных, ни своих куреней, ни полных довольствием своих городков. И осталась от тех печальных времен тягучая, зауныв¬ная песня донская:

Характеризуя то время, знаток КАЗАЧЬЕЙ старины С. А. Федоров пишет: «Под знаком отрубленных голов, обезглавленных Донских атаманов и потекла дальнейшая история Донского казачества. Атаманы уже не выражали воли КАЗАЧЬЕГО народа, не имели и своей воли. Они обязывались действовать только по указке Москвы».

Подводя свой итог народного КАЗАЧЬЕГО восстания под предводительством Кондратия Булавина, «КБТД» еще раз «смело пинают мертвого льва» и глубокомысленно вещают:

«Так закончился мятеж Булавина... Много низкой подлости и гадкого расчета было в этом движении... (Булавин) был хуже Разина. Разин был разбойник, был гулебщик, охотник, был старый вольный казак. Идя против царских войск, он не шел против царя, а против бояр. Да и шел против них он под влиянием вина. Трезвый, он нашел бы другое место для набегов (Ну, не высшая ли форма маразма авторов «КБТД»?).

Булавин восстал против царя! (Ну, просто смертный грех!) Этого на Дону никогда не бывало... (Булавин) не понял, что сыну нельзя восставать на мать, а Тихий Дон, искони русский, не мог и не должен был идти против России. ...а донцы должны всеми силами отстаивать славу, величие и неприкосновенность России и ее Государя».

Мы же делаем другой вывод.

Жестоко подавив восстание Кондратия Булавина, Российская империя с помощью продажной КАЗАЧЬЕЙ старшины насильственным путем присоединила к себе земли вольного Тихого Дона, положив, тем самым, начало геноцида, насильственной ассимиляции и разрушения этнической основы КАЗАЧЬЕГО народа. Началось превращение КАЗАКОВ в средство обороны обширнейших границ Российской империи, интернациональное служивое сословие - «казачество», кроме поголовной военной повинности, обремененное еще пограничными и полицейскими функциями. Это особенно проявилось в активном участии донцов в репрессиях против староверов и подавлении восстания Емельяна Пугачева, направленного не на защиту КАЗАЧЬЕЙ независимости, а, ско¬рее, против тотального царского и религиозного беспредела в отношении всего угнетенного населения России.

Этот период в истории КАЗАЧЬЕГО народа продолжался более двух веков: с момента открытой военной интервенции Российской империи против независимой Донской респуб¬лики до октябрьского переворота 1917 года, когда на еще уцелевший КАЗАЧИЙ этнос обрушились испытания КАЗАЧЬЕЙ «Голгофы» XX века.

        1. Бабей.

        2. Траилин.

        3. Нижний Михайлов.

        4. Нижние Каргалы.

        5. Быстрый.

        6. Перелышный.

        7. Голубые.

        8. Паншин.

        9. Новый.

      10. Решетов.

      11. Дмитриев.

      12. Старый Сиротин.

      13. Донецкой.

       14.Бахмут.

       15.Боровской.

       16.Закотнов на Айдаре.

       17.Воровской.

       18.Новый Айдар на Айдаре.

       19.Старый Айдар на Айдаре. 20.Теплынский.

       21.Краснянский.

       22.Святолуцкий.

       23.Трех-Избянской.

       24. Сухаревской. 

       25.Яблоновской.

       26.Каширский.

       27.Средне-Калитвянской на Белой Калитве.

       28.Худояров.

       29.Обливы на Деркуле.

       30.Ново-Краснянский Юрт.

       31.Осинов Юрт (Ревене к) на Айдаре. 

       32.Беленький на Айдаре.

       33.Шульгин на Айдаре.

       34.Старо-Боровский.

         По Бузулуку:

        35.Лукьянов.

        36.Карпов Юрт.

        37.Мартынов.

        38.Черный.

        39.Березов.

         По Медведице:

        40.Тетерев.

        41.Заполянской.

        42.Муравский.

         По Хопру:

        43.Остроухое.

        44.Тежкин.

        45.Бесплемяновской.

        46.Левикин.

        47.Пристанской.

        48.Кабаний ~ на Красной реке.

        49.Красный Яр (Красноярской).

 По сведениям профессора С. Г. Сватикова Долгоруким было уничтожено 44 КАЗАЧЬИХ городка, выше приведены названия 49 уничтоженных городков по сведениям И. Ф. Быкадорова Но, здесь не указаны городки по реке Иловля, следовательно, их было уничтожено еще больше.